После вхождения в ангар ОСТ-1, и постановки гиперджетов на стояночный тормоз, я пулей подлетел к «Ворону» Петренко и схватил его за грудки. Времени было мало, минута, может две.
— Ты не слышал приказ свыше, ты слышал только мой приказ, понял? Говоришь только о том, что слышал от меня. Тебя будут допрашивать. Долго. Ты знаешь только то, что с моих уст услышал через комлинк группы Пульсар. Усёк?
Кирилл испуганно кивнул. Ещё зелёный, но смелый. Многое предстоит пройти. Я и сам в такие передряги особо не попадал. Но я точно знаю, что нужно людям наверху. Найти виноватых. Желательно несколько человек. А потом отчитаться о находке.
Кобра стояла сзади и всё слушала.
— Всё ясно? Кто тебя ждёт на Земле, Кирова?
Аня Кирова, она же «Кобра», хлопала ресницами. Кажется, пока мы были на орбите, она успела порыдать, если судить по покрасневшим глазам. Внешне казалось, что она совсем потеряна, но во взгляде читалась твёрдость. Бабам простительно жрать землю, рыдать, проситься на ручки к маме, если выполняются приказы. С мужиков требуют больше ментальной выдержки. Мужики же становятся частыми клиентами духологов. Женщины — гораздо реже.
— Никто.
— Не верю.
— Меня ждёт моя собака и…
— И?!
— И бабушка.
— Отлично, тебе тоже есть, что терять. Вы оба, будьте любезны, позаботьтесь о своей судьбе. Не тяните себя на дно, не занимайтесь бравадой, не верьте в справедливость. Делайте, как я сказал и всё будет хорошо. Это приказ.
Они кивнули. А я оглянулся по сторонам. С дальнего входа маршировал начальник станции Виктор Альман с таким лицом, как будто был готов лично расстрелять каждого, кто попадётся на пути. За ним следовала группа военных, вооружённых до зубов. Поравнявшись с нами, он заглянул в мастердек, затем оглядел всех присутствующих, затем снова посмотрел в мастердек.
— Керимов… — Альман посмотрел мне в глаза. — Объясни мне, что тут происходит вообще? Где остальные? Почему мне с Тайрис-1 поступает одна информация, а своими глазами я вижу совершенно иное? Где Артёмов?
Как хорошо, что мы давние приятели. Я надеялся, что дежурить сегодня будет именно он. В худшем случае меня ждала сошка Лемешева по фамилии Девятов. Однако, учитывая обстоятельства, Девятов вряд ли бы принял меня должным образом из-за всей этой путаницы.
— Вить, история… Мутная.
— Какой Витя?! Соблюдай субординацию Антей! — он оглянулся на бойцов. — А вы чего рты разинули? Разойтись, у нас тут не международные преступники, а наши пилоты.
Бойцы отправились по постам. Альман повернулся ко мне.
— Так, ладно, не будем тратить время на лишнюю болтовню. Вкратце, что произошло? Дальше на допрос. Ситуация сложная, Лемешев рвёт и мечет. Я не смогу вас отмазать.
— Я пойду под трибунал. — резко выпалил я.
— Сначала доложи ситуацию.
Я рассказал ему всё, как на духу.
— Понятно. Тебе повезло, что Лемешев идиот… Он перепутал тебя и Артёмова. У нас ордер на его арест… А его нет в живых… — Витя печально опустил голову. Они с Игорем были хорошо знакомы. — Ладно, об этом потом. Я вам расскажу, что будет дальше. Вы все пройдёте за мной на допрос. Затем будут подняты все полётные данные с бортового журнала, и вся информация будет перепроверяться. Примерно через трое суток здесь будет весь гарнизон наземной базы Тайрис-1. — Он прокашлялся. — По крайней мере Лемешев так сообщил. Сектор потерян. Противник пошёл в наступление. На тебя скинут если не всех собак, то очень и очень многое, Керимов. Ты готов к этому?
— Я сказал ещё пять минут назад.
— Отправляемся.
Всех троих посадили в отдельные комнаты и мурыжили около четырёх часов, пока не была восстановлена полная хронология событий. Мне уже было всё равно, что произойдёт дальше. Главное, чтобы я успел побывать на Земле и сообщить все новости моей невесте лично. Вопросы лились рекой, один за другим, сотрудники Искры допытывались так, словно я был последним человеком во вселенной. Оно и неудивительно — это их работа.
Следственные органы военной прокуратуры не имели в данный момент на нас ничего серьёзного. Когда я вышел из переговорной, я застал на месте и Кобру, и Ворона, они перешёптывались. Увидев меня, оба обрадовались.
— У них пока ничего нет. Пока. — мой голос звучал устало. Я нуждался в физическом и ментальном восстановлении. — Но, когда здесь окажется Лемешев, он подключит все связи. Помните, он загнанный зверь. Все шишки полетят сначала на него, а уже дальше всё зависит от обстоятельств. Будет раскидывать их во все стороны. Моя задача — прикрыть вас. Ваша задача — не высовываться.
— Антей, я…
Ворон попытался вставить свои пять копеек, и я даже знал какие именно. Но жестом попросил его замолчать. Пусть я и не Игорь Артёмов, но я чувствовал свою ответственность перед ребятами. Что-то щёлкнуло в голове, когда я стал командиром. Как будто у меня появились дети… Уже взрослые, сформировавшиеся, ответственные, смелые, готовые идти на риск… Но всё же дети. Я не знал, как отделаться от этого чувства.
— Тихо! Дослушайте. Если это не договорняк между Лемешевым и корпорациями, то после эвакуации начнётся подготовка к возврату сектора. Готовьтесь к худшему, вы сами видели уровень присутствия врага в секторе. Учитывая данные разведки, на которые в настоящий момент опираться нельзя, бог знает, сколько ещё формирований Сциллис на планете.
— А если это договорняк?
— Если договоняк, я даже боюсь представить… Последствия могут варьироваться от «ничего не произойдёт», до «полетят все головы». — я замолчал на секунду, затем продолжил. — Если будет возможность комиссоваться, используйте её. Не играйте в героев. Требуйте перевода, у вас есть веские причины на это.
— Бежать, как трусы…
— Послушай меня, Петренко, ты не бежишь, а ты ИЗБЕГАЕШЬ! Чувствуешь разницу?
— Уж лучше под трибунал…
— Нет, не лучше. Тебя могут отправить в ещё большую дыру, где о твоей смерти даже никто не узнает.
— Так произойдёт с тобой?
— Я не знаю, что со мной произойдёт. Моя задача сообщить вам о том, чтобы вы были начеку. Требуйте перевода каждый день. На один запрос они даже не пошевелятся. Вы слишком хорошие пилоты, чтобы сгинуть из-за дурного командования.
Кобра стояла и смотрела на меня. Строгость во взгляде серо-зелёных глаз одновременно пугала и завораживала.
— Аня… Ты спасла мне жизнь. Я твой должник.
Мы пожали руки без лишних сентиментов. У неё было крепкое рукопожатие, сильная, стойкая девка. Молодец. После я протянул ладонь Кириллу, он ответил взаимностью.
— Не распускайте сопли, бойцы. Авось судьба распорядится должным образом, встретимся на новых рубежах. Берегите себя!
Они отдали мне честь, я ответил тем же. Разошлись. Мой путь пролегал к Альману в кабинет, но прежде всего нужно исполнить долг, который не требует отлагательств.
Я остановился напротив автомата с прохладительными напитками. Внизу осталось два «Арлайтера», они-то мне были и нужны. Ещё через три минуты я сидел за столом в комнате отдыха. Напротив меня пустой стул, открытая бутылка «Арлайтера», полный стакан со звенящей белой пеной. У меня в руках такой же стакан. Лёгкий удар посудой, приглушённый звон стекла из-за того, что тара заполнена.
— Помнишь, как мы с тобой познакомились на ближнем рубеже? У тебя тогда было всего шестьдесят боевых вылетов, ха! Салаги из Гарнизона «Альфа» говорили тебе, что ты ходячий труп? Ха-ха! Придурки! Если бы они знали, что ты за последующие два года сделаешь ещё сорок…
Я говорил в пустоту. В помещении никого не было кроме меня. Меня и духа Игоря Артёмова, которого я представлял сидящим напротив. Возможно, если бы я умел плакать, я бы сейчас разрыдался. Но я не умею. Человек, который вынужден был в пятнадцать лет работать в осмиевых шахтах, не знает, что такое слёзы.
— А помнишь ту партию в бильярд на Кроносе? Ха! Они думали, что мы с тобой не умеем играть… Та ещё была ночка.
Я сделал пару глотков. Мы с Игорем были добрыми друзьями, которые даже иногда болтают по видеосвязи, рассказывая о том, как поживает их семья. Когда пересекались по долгу службы, я всегда чувствовал его поддержку. Он один из немногих людей, кто помог мне преодолеть страхи и барьеры в профессии. Я за это ему бесконечно благодарен.
— Покойся с миром, друг.
— Антей, слушай внимательно, времени мало. — тараторил Альман. — Они уже начали процесс эвакуации. Тебе повезло, что Лемешев должен выдвигаться оттуда последним, ибо, как известно, капитан корабля… Ну и всё такое.
— Хоть где-то в этом мире справедливость.
— У тебя ровно трое суток. Смотри! — он продемонстрировал свои дешёвые, но красивые механические часы на руке. — Я, как начальник станции, не имею права препятствовать перемещению между анамнионами человеку, которому ещё не предъявлены серьёзные обвинения. Но ты не можешь отсутствовать на станции слишком долго. Твоё сознание должно быть в этом анамнионе тринадцатого июня ровно в семь утра! Иначе за твою голову назначат награду, а ты знаешь какие люди занимаются подобным. Им лучше дорогу не переходить. Это я ещё не говорю о том, что все твои анамнионы уничтожат, а на Земле ты сможешь передвигаться только пешком. Одна минута просрочки и всё! Тут всё очень серьёзно и строго, Антей! Не вздумай бежать — это будет конец!
— Да не нужно мне никуда бежать, я уже принял свою судьбу.
— Далее… Предупреждаю, тебе могут подсунуть контракт, как альтернативу заключению.
— Угу.
— Ни в коем случае не соглашайся подписывать, чтобы они там ни обещали! Тебе будут рассказывать, что ты отработаешь весь срок наказания обычным транспортировщиком на дальней планете, похожей на Землю, наплетут с три короба. Не верь ничему! Дезертиров отправляют только за абсолютный рубеж и никуда больше. В какой-нибудь Гарнизон «Кассиопея» или Гарнизон «Астра». Ты там сгинешь! — он сделал паузу. — Хотя если уж выбирать, лучше на «Кассиопею» … «Астра» — это самый натуральный космический ад.
— Абсолютный рубеж?
— Да. Тёмные пятна на звёздной карте. Места, где даже нет базовой логистики. Туда прибывают на древних транспортных круизерах. — он уловил мой удивлённый взгляд. — Да, да, тех самых. Прежде, чем попадёшь в гарнизон, сначала несколько месяцев будешь лететь на этом корыте, девяноста процентов массы которого составляют топливные отсеки… Это даже не позапрошлый век. Это архаика.
— Ладно, я понял…
Но он не унимался. Витя почему-то хотел мне чётко донести мысль, что за абсолютный рубеж соваться не следует. Хотя я это уловил ещё с первой фразы.
— Если погибнешь, тебя не будут хоронить, о твоей смерти никому не сообщат. Там мясорубка, уголовники всех мастей и полная жесть. Ещё раз говорю тебе, ни за что и никогда, ни за какие деньги… А предлагать будут МНОГО! Особенно это много для обвинённых дезертиров! Не верь ничему, ты понял меня? Больше половины предложенного, они не выплачивают.
— Понял, понял, Вить, я не вчера родился.
Он посмотрел мне в глаза.
— Ни черта ты не понял, Керимов. Я знаю этот взгляд. Взгляд отчаяния. Не позволяй себя раздавить. Оставайся сильным. Держись крепко. Иначе система тебя перемелет в труху. — он махнул рукой. — Хотя чего я распинаюсь…
Он прав. Мне не стоит расслабляться. Не стоит мириться с судьбой. Но я понятия не имею, что в этой ситуации можно сделать. Только ждать приговора и надеяться, что он будет не слишком суровым.
— Не переживай за меня, всё будет хорошо.
Витя встал из-за стола и достал бутылку виски. Горячительное разлилось по двум стаканам, через мгновение в каждом из них оказалось по куску льда, он протянул мне напиток.
— Осушаешь стакан и бегом к транспортировочному узлу. Ложишься в капсулу, и чтоб до тринадцатого я тебя здесь не видел.
— Добро.
Мы опрокинули, я протянул руку в знак благодарности.
— Спасибо.
— Не забудь умыться, Антей. Ты весь в крови, страшно смотреть.
Пятнадцать минут спустя я прошёл все пункты контроля, переоделся в контактный костюм, и начал погружаться в вязкую жижу капсулы транспортировки между анамнионами. Процесс не из приятных, но является вынужденной необходимостью. В один момент межзвёздные перелёты стали слишком долгими, изнуряющими и энергозатратными.
Поэтому ученые создали анамнионов. Говоря по-простому — это оболочки, точные копии носителя, но воссозданные уже на самом рубеже. Таким образом, решалась задача транспортировки одного человека в пространстве. Зачем бесконечно возить туда-сюда, если можно создать анамнионы в ключевых точках галактики и «прыгать» между ними?
Сказано — сделано! Исследовательские крейсеры с молекулярными зародышами анамнионов на борту начали бороздить просторы галактики, останавливаясь рядом с планетами, богатыми разнообразными ресурсами. По пути крейсер оставляет за собой маячки ретрансляции. Через них и осуществляются прыжки между анамнионами.
Сам анамнион воссоздаётся крайне быстро, всего за пару недель. Через нейротрон извлекается ядро личности человека на Земле, которое можно отправить по проложенному пути из маячков-ретрансляторов прямиком в анамнион. Очень важно, чтобы он точно соответствовал земному оригиналу, иначе ядро личности не приживётся и может произойти коллапс анамниона с последующей смертью. Умер в анамнионе? Умер везде. Личность одна, оболочек сколько угодно.
Именно поэтому все желающие переместить себя в тело бодибилдера, змеи, дельфина или противоположного пола очень сильно обломались. Не получится. Закон природы. Точка. Точно такой же закон природы, как гравитация. Старикам тоже не повезло. Можно переместиться лишь в точно такой же стариковский анамнион. Да, ведутся исследования, благодаря которым можно будет воссоздавать свой «молодой анамнион», но это только исследования… Будут ли они успешны? Никто не знает.
После них обломались те, кто хотел жить вечно. Увы, не получится. Износ ядра личности и необходимость того, чтобы все анамнионы соответствовали по возрасту друг другу. Иначе не синхронизируются. А отсутствие синхронизации — это что? Правильно, смерть. Что произойдёт после износа ядра? Ничего. Просто тьма. Тишина. Отсутствие всего… Не знаю. Мы можем только гадать. По факту — это смерть. А попадает ли душа куда-либо? Этого никто не знает до сих пор.
Любые прыжки через анамнионы изнашивают ядро. Благо, у меня их накопилось не так много, я даже не приблизился к лимитам. У каждого человека, который имеет анамнионы есть специальный датчик, показывающий износ ядра. Я глянул на свой, красота. Всё зелёное, можно скакать ещё аки сайгак, не наскакаться.
Со временем датчик становится голубым, это всё ещё отличная зона, ты всё ещё не думаешь о будущем. Потом он становится жёлтым, оранжевым и уже когда ядро износилось капитально: красным. Если этот момент провафлить, то встанешь перед серьёзным выбором. Рискнуть и осуществить прыжок… Или остаться в текущем анамнионе до конца своих дней? Большинство стараются закончить свою «звёздную» карьеру, когда датчик оранжевый, и вернуться на Землю, чтобы прожить там остаток жизни. Но кто-то выбирает и иной вариант, если на Земле его ничего не держит…
Меня накрыло с ног до головы этой мерзкой полупрозрачной субстанцией, напоминающей свежую эпоксидную смолу с пузыриками. Опытный в этом деле, я даже не стал задерживать дыхание. Ибо субстанция обеспечит тело всем необходимым, в том числе и кислородом. Но по первости было страшно. Также нельзя было закрывать глаза. Если анамнион будет слишком долго оставаться без ядра, глазные яблоки высохнут, а веки могут прилипнуть. Отдирать всё потом у врача, процедура тоже не из приятных. То же самое касается рта и других отверстий на голове.
С минуту или две я просто лежал и наблюдал как мутнеет белый потолок помещения для транспортировки между анамнионами. Затем в глазах начало темнеть, и я провалился в сон.
Каждый раз пытаюсь вспомнить, что именно мне снилось во время прыжка и каждый раз не могу. Проклятье какое-то… Но это далеко не самое страшное. После перемещения мозг начинает судорожно лихорадить, он паникует. Каждую секунду новое чувство… Сначала тебе кажется, что ты умираешь и это последняя секунда жизни, потом возникает ощущение свободного падения. Затем мелькает паника в максимальном её проявлении. Она же сменяется на полный дзен и спокойствие, а после ещё целая вакханалия из чувств, эмоций, ощущений.
Раньше адаптация после перемещения проходила крайне долго… Нужно было сутки отлёживаться в камере депривации, а потом ещё ходить на сеансы к духологу. Сейчас всё иначе. После непродолжительного процесса «кипения» мозга, я начал различать полупрозрачный слой пузырьковой, густой жижи в КТА. Ещё несколько мгновений спустя сердце перестало биться с огромной частотой, я обрёл способность мыслить складно. Двигаться пока ещё было тяжело.
Немного поразмыслил о состоянии своего тела на Земле. Ничего не болит, ничего не тянет. Обычно поясница напоминает о себе, но в этот раз всё хорошо. Значит меня залили очень качественным пейленалом. Прекрасно. По запаху можно с высокой точностью определить, хороший пейленал или нет. Но это всё было так давно, что припомнить трудно.
Далее последовал крайне мерзкий и неприятный процесс. У меня в голове будто забегало огромное множество крошечных насекомых, которые семенили своими лапками прямо по мозгам. Это оттиск памяти. Вместе с ядром постепенно долетает и память анамниона, которая отпечатывается прямо в коре мозга. Надеюсь, со временем они придумают что-нибудь менее болезненное, чем наноботы, залезающие через нос… Брр!
По ощущениям прошёл где-то час, меня открыли, помогли вылезти из жижи, помогли снять контактный костюм, провели в покои для «пробудившихся». Там я уже самостоятельно привёл себя в порядок, помылся, побрился, ибо никто не отменял процесс старения оригинального тела. Бородища вымахала знатная, но из-за того, что росла она в густой субстанции, я был похож на садового гнома. Волосины торчали во все стороны и сильно пушились.
Ещё час, и я в МТЕ, лечу в город из части. Странно… Тут даже никто и не знает толком, что происходит на Тайрисе. В курсе только те, кто должен быть в курсе. Остальные же… В общем, странные чувства. Сквозь окно пробивались лучи родного, земного солнца. В галактических частях ориентировались на земные времена года, поэтому, когда Альман говорил про июнь, он имел ввиду июнь на Земле.
Хорошо, что мне довелось сюда прибыть в это время года, не хотелось бы видеть весеннюю слякоть марта или ноябрьскую депрессивную стужу. Впрочем, кого я обманываю! Я бы принял любое время года. Как же я соскучился по Земле…
Мне лишь предстояло принять тот факт, что сама Земля по мне не особо то и скучала.
Первым делом, когда прибыл в столицу, я завалился на первый же попавшийся газон. Я очень давно не чувствовал мягкость травы. Потом я отъелся до отвала борщом с пампушками. И лишь после этого решился задуматься о том, чтобы ехать домой к Лиллии… С одной стороны очень сильно хотелось услышать её голос, с другой стороны, почему бы не сделать сюрприз?
Чёрт подери! Да, сюрприз. Однозначно. Куплю цветов. Огромный букетище цветов. Когда она меня увидит, она бросится ко мне на шею, обнимет и поцелует. А после мы займёмся… Ладно, не буду слишком сильно погружаться в грёзы. Я немедля нашёл цветочный, улыбнулся продавщице.
— А вы первый, кто мне улыбнулся за последний месяц, молодой человек!
— О, вы не представляете, как я рад вас видеть!
Она засмеялась, а я пошёл дальше. Трибунал? Да и чёрт с ним! Прыжки между анамнионами давали странное ощущение эйфории, будто я под какими-то наркотиками. Ничто из прошлого анамниона мне не казалось существенным. Я отправился в другую жизнь, в другое тело и озабочен совершенно другими вещами… Где-то на подкорке мелькают печальные события. Но они такие далёкие…
Вот я вижу знакомый дом. Многоэтажка на окраине. Красивая, ухоженная, с собственным двором. Достаю из кармана ключ, что мне выдали в «центре прибытия». Поднимаюсь на тринадцатый этаж… Никогда раньше не задумывался о том, что живу на тринадцатом этаже. Держу в руках огромный букет из всевозможных цветов, начиная от роз, заканчивая хризантемами. Вижу такую знакомую дверь. Лиллия там. Надеюсь. Чёрт, а вдруг она вышла в магазин? Или уехала к матери? Как я об этом не подумал… Ладно. Постучу, а там посмотрим.
Делаю три стука и жду. Потом ещё три. И ещё три. Звонок почему-то не трогаю… Почему? Открываю дверь ключом, захожу и стойкое осознание чего-то чуждого буквально отравляет всё вокруг. Мужские ботинки. Мужской плащ. Нет. Не может быть. Мужской носок прямо на полу. Не мой.
Когда мы жили вместе, она мне готова была голову отвернуть за носок на полу. Слышу громкий звук плазмы. Моей плазмы, которую я нам купил. Ладно… Это же может быть брат. К ней иногда приезжал брат. Чёрт, да кого я обманываю?! Брат приезжал три года назад, а потом исчез с радаров. Ещё не швыряю букет, но уже готов. Внутри всё рушится. Солнце на Земле перестаёт быть таким родным и близким. Трава перестаёт быть такой приятной и мягкой, а продавщица цветов перестаёт заслуживать моей улыбки. Она здесь не при чём, но бурлящие во мне чувства обуздать тяжело. Я буквально вскипаю от бешенства.
Делаю несколько шагов, гляжу в комнату. На диване двое. Узнаю её голову. А затылок сидящего рядом человека — нет. Обхожу сбоку. Да. Я понятия не имею кто это. Какой-то черноволосый засранец, обнимающий мою невесту и целующийся с ней под сопливую мелодраму…