— И вы будете. Только старшие, как бы вам сказать, они не выздоровели, а усугубили.
Она уставилась недоверчиво:
— То есть вы хотите…
— …сказать, что эта шняга навсегда. Вы, что ль, думали, я вас притесняю? Потому, что вы младше? Или что?
— Мы думали, что вырастем и справимся.
— А с этим не справляешься, а живешь.
Надо отдать ей должное — она не плакала, хотя глаза слезами и наполнились. Да объяснял же это все не один раз, ну почему они так быстро забывают? Хотя теперь, наверное, не забудут. Леди пыталась еще что-то сказать тонким голоском, у нее даже что-то выходило, пусть с запинками:
— Нам кажется, твоя кандидатура… не способствует нашему развитию.
— Ты имеешь в виду, что я все порчу?
Она поджала дрожащие губы и кивнула.
— Нету… условий, — она все еще держалась, — надлежащих…
И все-таки расплакалась — отчаянно, с прямой спиной, прижав ладони к щекам, смотрела жалко, жалобно. Устала, что ли, с непривычки? Или осень?.. Шумно вздыхали Александр с Я Вам Клянусь, Леди все рассыпалась в мелком плаче.
Рысь принялся гладить ее по голове:
— Ну ладно, ладно. Да капец кандидатура, я б сам такого не назначил никогда. Все образуется, серьезно. Все получится. И книжки, и условия, и все это…
Она плакала, кажется впервые в жизни столкнувшись с чем-то, что нельзя исправить. До сих пор списывала все на тупость Рыси — мол, до них просто не дошло, как надо сделать, взрослые вечно тормозят, им объяснить бы… Рысь встретился взглядом с Я Вам Клянусь и показал глазами на угловой шкафчик. Я Вам Клянусь зазвенел ложечкой в стакане, Александр извлек свою тетрадку и хмуро принялся что-то черкать.
— На самом деле все прошло довольно гладко, — поделился, не отрываясь от занятия, — просто все эти ложные надежды создали почву для разочарований. Мы понравились мэру. И судье.
Рысь проглотил нервный смешок на слове «судья» и поддержал беседу:
— Что они сказали?
— Госпожа мэр отметила, что мы забавные, а господин судья — что заметен потенциал к развитию. Там, правда, был еще священник, и вот он… — Александр покачал головой.
— Ну я понял, что он.
Когда-то этот дядя делал отметку в церковной книге об их с Роуз браке, так полагалось для приезжих, и Рысь тогда едва с ним не подрался. Потому что он говорил примерно следующее: «А дети ваши будут противоестественны. Зачатые не то что во грехе, но в сердце, так сказать, природной странности». Бледная Роуз молча кивала. Она уже успела осознать, что дети, пока Рысь — глава Приюта, им не светят. Рысь примерился, вспомнил мастера, разжал кулак. Священник с аккуратностью захлопнул свою книгу, сдул пылинки с обложки и ушел.
Я Вам Клянусь тем временем наконец подсунул Леди мятную успокоительную дрянь, которую Рысь держал специально на такой случай, но Леди так тряслась, что не могла пить.
— Ну тихо-тихо, — завел Рысь шарманку снова, — ты же смелая. Ты же герой у нас, да? Ты у младших главная?
— «Пример для тех, кто разделял сей образ мыслей…» — Она процитировала сквозь всхлипывания строчку из стихотворения «На смерть одного из скандальных баснописцев», некоторое время чрезвычайно популярного в хороших домах в качестве назидательного чтения, а также для заучивания наизусть.
— У нас тут речь пока что не про смерть. Ты донесешь до остальных, что тут и как?
— До остальных?
— Ну, для кого ты там пример.
Она отхлебнула успокоительного:
— Я постараюсь, только к вам тоже придут.
Рысь мысленно застонал: только не все сразу. Сколько их плакало уже на его веку, а каждый раз как в первый. Курить хочется. Я Вам Клянусь залпом допил успокоительное, сказал вполголоса, пока Леди затихла:
— Это же мастер им внушил, понимаешь? Разрешил им приходить в любое время.
— В город или к нему?
— Кто ж его разберет… Мне кажется, он ляпнул… это как жест вежливости, небось от радости, что на сей раз легко отделался, прощальные слова, пока, друзья, рад был знакомству, до свиданья, до свиданья…
— Я понял, можешь дальше не расцвечивать.
— Да я как лучше…
— Да я понял, понял.
«Братец-братец, ну что же ты такой урод».