Фронтир

Глава III. Выход. Часть 4

В этот раз всё было иначе.

Казалось, он уже избороздил эту Галактику вдоль и поперёк, да и интергалактические прыжки вместе с Легионом во чреве боевых транспортов КГС по первому требованию командования с «Инестрава-шестого» многие годы были для него обычной рутиной службы. Но теперь всё стало иначе.

После той метаморфозы, что произошла с ним на Альфе, после того, как за левым плечом у него поселился тяжёлый взгляд Духа, а в толщу информационных сетей проникло юное любопытное бессловесное существо, названное Эхом, всё изменилось раз и навсегда. Самые обычные вещи вокруг приобрели для него какое-то дотоле сокрытое измерение. Как будто он не просто ежесекундно пребывал в том состоянии всеведения, что было знакомо по пугавшим с детства приступам, но вдруг начал интересоваться не просто колючей, шитой грубой нитью изнанки вселенной, а самой её сутью, корнем всего сущего, подбираясь уже к самому главному — смыслу и цели существований его самого, Рэдэрика Ковальского.

И предстоящий им интергалактический бросок пугал не столько отсутствием на борту настоящего Избранного, что страховал бы шалопаев-пилотов, сколько всё растущей в нём с каждой секундой уверенностью — что-то их всех ждёт там, на том конце космического моста. Этот прыжок должен был стать для них всех, для экипажа «Эмпириала» и самое главное — для самого Ковальского не просто очередной проверкой на прочность, но главным экзаменом, после которого уже не будет пути назад.

Иначе зачем он здесь?

Нет, не так.

Иначе зачем его здесь оставили — одного?

И корабль словно чувствовал важность предстоящего. Во время локальных переходов жизнь в этой самоходной космической крепости не замирала ни на секунду, обычные человеческие чувства не позволяли заметить момент трансгрессии поля, так что укладывать каждый раз весь экипаж в защитные коконы и тем более в гибернационный сон не было никакой необходимости. Да и сам Ковальский научился не обращать внимания на едва заметный фазовый переход разом всей его внутренней вселенной.

В этот раз корабль вымирал целыми огромными секциями, пока, кроме погружённых в пилотажный транс Элементалов, на борту не остался лишь один человек, способный оценить всю грандиозную мощь того, с чем им придётся иметь дело на пути в точку промежуточного финиша, где можно будет скорректировать курс и сразу же совершить прицельный локальный прыжок непосредственно к месту прибытия.

Даже оставайся кто-нибудь на борту «Эмпириала» бодрствовать, вряд ли он бы смог во время пряжка почувствовать что-то особенное, фазовый выверт пространственной метрики в локальном балбе не искажал ни единого из фундаментальных взаимодействий, иначе корабль неминуемо прибывал бы к месту назначения облаком кваркового бульона или вырожденного нейтринного коллоида. Но для того, чьё чувство реальности простиралось далеко за пределы внешней силовой оболочки корабля-прим, этот прыжок становился чем-то иным, чем просто микросекундой ярчайшей вспышки.

Сейчас в реку континуума иной браны предстояло нырнуть с головой, уйти на самое её дно, чтобы оттуда выплыть в совсем ином месте и вообще говоря ином времени. Туда, где они окажутся, световой луч будет двигаться ещё сотни тысяч лет. Для наблюдателей Галактики Дрэгон человечество ещё носило шкуры, но, одновременно, уже отправило туда свои корабли. Таков главный парадокс межгалактического сообщения.

Огненная река сметает горизонты событий, как могучее извержение мантийного плюма не глядя уничтожает порождённый ею супервулкан, оставляя на месте некогда величественной горы зияющий рубец, кровоточащий лавой. Только энергии, что там бушуют, на много порядков выше всего, с чем человек имеет дело в самых грандиозных своих начинаниях.

Иная брана — совершенно чуждый мир. И сейчас человек впервые самостоятельно совершит управляемое планирование в этой геенне. И Ковальский, словно нарочно приставленный наблюдателем, продолжит безучастно следить, как случится это чудо, величие которого оценят только их далёкие потомки.

Наблюдателем, который потом сможет обо всём рассказать. Других способных на это на борту просто не было. Сам же Экипаж… возможно, в его памяти и останутся какие-то смутные образы, но это будут лишь визуализации напряжения внешних полей в гиперпространстве тактической гемисферы.

Давайте же. Ожидание стало невыносимым.

Команда ушла в управляющие цепи, и корабль, застывший на грани, послушно ухнул в никуда.

Это было похоже на грандиозную битву, чей эпизод удалось подглядеть неосторожному пилигриму, к несчастью своему не вовремя спустившемуся в долину со своих пустых и тихих гор. Там, где в нашей проекции континуума царила пустота и неспешность, в которой перемигивались безмерно далёкие и потому вечные звёзды, здесь приливными валами и ударными волнами неслись друг навстречу другу сгущения чуждой квазиматерии, её закрученные в спирали ленты скользили в пространстве-времени стремительными, непредсказуемыми, почти живыми, почти разумными движениями размахом на тысячи парсек, грозя поймать беспомощный корабль в свои гиблые объятия, не дать уйти, сокрушить, разом убив всё живое, что сокрылось в его стенах в тщетной попытке противостоять неведомому.

Громада чуждой человеческому сознанию проекция иной браны жила вокруг своей непостижимой жизнью, и меж этих титанических стен огня предстояло проскользнуть слабой искоркой «Эмпириалу». Экипаж из глубин своего транса вслушивался в горнило проносящихся вокруг них с чудовищной скоростью сигналов, чутко реагируя на континуальное эхо, тот слабый зов собственного будущего-прошлого самого «Эмпириала», что обозначал для Экипажа долгожданную точку выхода. Там, только там, на ничтожном участке пространства, они должны вывести самих себя в «физику», вернуть метагалактике отобранную у неё собственность — гигатонны массы «Эмпириала». Тикали тягучие тысячелетние секунды. Таяло некогда неодолимое защитное поле, таяли силы у Экипажа.

Неужели?..

Вот, вот он, долгожданный зов!

Словно огромная птица, корабль-прим ринулся со своих безумных высот на этот зов, призрачные его крылья изогнулись в напряжённом усилии. «Изабелла Гриер» и «Аолла», две сестры-близнеца, пели свои громогласные хоралы на привычно басовитых нотах, стремительные и беспощадные, они видели свою долгожданную цель, и их теперь ничто не могло остановить.

Рывок!!!

Чернота и спокойствие окружающего пространства опрокинулось на него безумной дрожью.

Чувство облегчения было непередаваемым. Он дома, он снова дома, хотя и безмерно от него далеко. Вот, что он позабыл, вот, о чём ему напомнили те, кто позвал его на борт «Эмпириала».

Вокруг — пустота родного пространства, безопасность и свобода. Теперь — к финальной точке их путешествия, там отдохнуть, забыть, выбросить из сознания этот кошмар…

Только что-то мешает расслабиться, царапает воспалённую роговицу, свербит где-то там, за гранью сознания.

Ты кое-что забыл.

Да, он что-то забыл, только не подсказывайте, он сам вспомнит. Какой-то крошечный эпизод в недрах этой геенны, перед самой обратной трансгрессией, сожравшей остатки энергии во внешнем коконе. Какое-то ничтожное отклонение от континуального эха «Эмпириала», словно корабль решил выйти в физику разом в нескольких точках.

Или так, в это же пространство-время здесь выбросило в наш мир что-то ещё. Что-то настолько большое, чтобы создать достаточной силы эхо, но недостаточно умело сконструированное, чтобы управлять своим падение сквозь бездну. Прыжок вслепую, кажется, это нечто вернулось в наш мир буквально по частям, большей частью оставшись там, на съедение иной фазе. То, чего не могли позволить себе люди, но могли позволить…

Нет.

Основной канал был пуст, его переполняла единственная тянущая внутренности нота боевой тревоги. Оживали одна за другой подсистемы вторичных цепей управления, бросались к своим постам флотские, словно нехотя разворачивались наружу хищные жала излучателей поля, заново возводя на месте угасшего несокрушимого «прыжкового» щита свежие оборонительные форпосты. Что за противник, откуда он оказался у самой точки выхода, точные координаты которой не мог просчитать никакой церебр, даже если бы Экипаж дал ему для этого все необходимые данные, не эти вопросы сейчас волновали Паллова, вновь и вновь досылающего запрос в наполовину живой от перегрузки сетей терминал.

Это нельзя было запланировать. Значит уже что-то идёт не по плану. Опыт многочисленных трансгалактических рейсов подсказывал Паллову — после выверта обратно в «физику» никто бы даже не стал будить людей, а штатно заглушил бы камеры и на остаточной энергии в накопителях совершил корректирующий микропрыжок в точку финиша. Генераторы продолжали сверкать на общих схемах состояния корабля, что транслировал ему терминал, а значит, это всё-таки промежуточный финиш. Где-то в глубинах чужой Галактики, под аккомпанемент тянущей жилы сирены, корабль экстренно готовился к бою. И Паллову нужен был человек, который объяснит, что вообще, тьма побери, тут творится.

Но Ковальский не отзывался, по данным терминала, в его каюте вообще никого не было.

Нужно двигать туда ногами, самому. Одна проблема — все транспортные системы «Изабеллы Гриер» сейчас работали с одной целью — спешно доставляли навигаторов в доки. Остальные либо приступали к своей вахте непосредственно из своих «коконов», либо просто должны были оставаться на своих местах. Никуда он так не попадёт.

Продолжали упорно молчать Элементалы, не выпустив даже краткого сообщения в злосчастный воющий канал. Это тоже было плохим сигналом.

Флотские только что успешно доказали себе, Совету и, видимо, лично Ковальскому, что им не зря доверили полноценный галатрамп. Но этого им показалось мало. Неведомый враг, появившийся на внешних сенсорах, должен быть немедленно уничтожен. Огромная огневая мощь «Эмпириала», не погасившего ни одну из камер, была в их руках.

Предчувствия у Паллова были самые скверные.

И тут он почувствовал первый толчок.

Лёгкая дрожь, прошедшая через все эксаватты инерционных гасителей и силовых ячеек и достигшая самого нутра модуля-спутника.

Неведомый враг?! Вполне ведомый.

На «Эмпириал» во всей доступной мощи обрушился удар флотилии рейдеров R-x. И удар этот, кажется, достиг своей цели.

Ковальский приказал обоим страд-драйверам остаться. И они молча подчинились. Толку от них в грузовых доках было мало, на боевые палубы вызова не поступало. А у кого на борту действительное старшинство, у них сомнений уже не возникало.

Если бы он ещё сам понимал, зачем ему двое перепуганных, с трудом ориентирующихся в пространстве после гибер-сна юнцов. Горизонт событий был оглушающе пуст, даже эти двое, кажется, впервые смотрели на него не оценивая, а дожидаясь. Ему нужно решить эту загадку, ему, а не им. Потому что это его мир. И его загадка.

Мгновенная потеря ориентации. Удар! Ещё удар!

Мир затрясся, в отчаянии дробясь сонмом осколков. Осколки резали, крушили на своём пути тончайшие слои инфопотоков. Оборонные фаги, защитные поликонструкции энкодеров инфосферы «Эмпириала» тотчас ожили, принялись за работу, не слыша приказов, в отчаянии посылаемых им Экипажем. Что-то глубинное, какая-то слишком большая для осознания информационная матрица, на которой базировалась вся структура метаинтеллекта Экипажа, призванная заменить отсутствующего на борту Избранного, она сама предала их, подчиняясь океану шумов, грохотом и шёпотом бит за битом проникающих сейчас через все сенсоры «Эмпириала» в самое ядро бортового навигационного церебра и, через него, к Экипажу.

Что-то было причиной сбоя, нараставшего, всесокрушающего. Нечто, находящееся вне корабля.

Происходящее казалось сном, бредом, неправдой… Но как же легко им оказалось преодолеть самое прочное в корабле-гиганте — его непроницаемую ни для чего, кроме информации, броню!

В уши скрежетала децибелами тревожная сирена, раз за разом приходил от терминала запрос контакта из каюты Паллова, но Ковальский не отвечал. Не сейчас, старый товарищ. Некогда тебе объяснять то, что Ковальскому и самому не до конца ещё понятно.

Нужно решить простую, совсем простую задачу.

Ответить на вопрос, как они на выходе в «физику» очутились в самом эпицентре огненного смерча.

Снова удар!

На этот раз он был чувствительным даже здесь, в центре всех основных пассивных оборонных комплексов «Изабеллы Гриер». Время уходило, нужно было срочно принимать решение. Почему «Эмпириал» втянуло в вортекс чужого фазового перехода? Была ли это ошибка неверно проинтерпретировавшего выходной «зов» Экипажа, или это сам Ковальский невольно вмешался в гиперпрыжковые курсограммы и топологию внешнего поля, которые ему не нужно было уметь читать, он их просто чувствовал? Или это новая ловушка давнего врага, который научился приманивать человеческие трансгалы неким неизвестным до того способом?

Или так. Всё проще. Они должны были встретиться. Ковальский помнил слова ушедшего на покой инвестигейтора Кенстриджа. Кандидат найдёт себе цель. Он всегда её находит.

Что связывает бывшего Небесного гостя с флотом врага?

Ничего, кроме гибели Пентарры. Ничего, кроме возможной гибели «Эмпириала». Его сюда позвал Совет. Зачем он это сделал? Зачем?!

В недрах инфосетей корабля-прим, где-то совсем рядом с Экипажем, где всё это время мирно дремал спящий клубок непроницаемого чужого Эха, вспыхнул яростный свет. Посреди пустоты окружающего мрака, пронизанной лишь слабыми искорками уже приближающихся к колоссу полчищ крошечных на его фоне штурмовиков, прокатился грохочущий лязг, словно схватились одна о другую две титанических бронеплиты. Триединое нечто, почувствовавшее, наконец, горизонт событий, будто выпускало наружу излишки гнева, сдерживая самоё себя. Нужно подождать, не нужно бросаться навстречу зарвавшемуся врагу раньше времени, пусть думает, что ему снова удалось обойти судьбу, не нужно давать ему лишнего шанса… на этот раз он не уйдёт.

Вы двое, за мной.

И только тогда он ответил, наконец, на вызов Паллова.

Суилия продолжала неподвижно лежать в недрах персонального «кокона» последи толщи агонизирующего галатрампа, и это было единственное, что ей удавалось осознать с достаточной долей уверенности.

Вокруг разверзалась бездна хаоса, спутанный клубок квазиреальности, окутывающий её погруженное в транс сознание, дрожал от напряжения, грозя погрести под бурей обрушившейся на неё информационной лавины. Коллективный разум Экипажа рассыпа́лся, обрывались связи, уходили в никуда пилоты, сам корабль, их громадный эффектор, срывался на визг, словно готовый разорвать себя на части без помощи сторонних сил, вновь и вновь посылая Суилии топограммы царящего в его недрах безумия. Умоляя избавить его от этого кошмара.

Кто-то из Элементалов уходил со сцены тихо, теряя сознание от перегрузки, не в силах больше обрабатывать обрушивающуюся на них лавину сигналов. Некоторые предпочитали пассивной сдаче гибель, не желая покидать своё место в Экипаже, достаточно сильные, чтобы продержаться на пару мгновений дольше других, но недостаточно — чтобы восполнить собой зияющие в цепочках управления бреши.

Суилия краем срывающегося сознания помнила, как вдруг закричал в канале от боли второй пилот «Аоллы», помнила его искажённое лицо, на короткое время проступившее посреди россыпей звёзд. Суилия же, волей случая оказавшаяся в самой спокойной гавани среди информационного шторма, раз за разом совершала последние беспомощные рывки, пытаясь не то дотянуться сознанием до управляющих цепей ходовых камер, не то наоборот, ничего не трогать, избавиться наконец от потока запороговых импульсов, пронизавшего её насквозь. Пилотажный транс не избавлял Элементалов от осознания творящегося вокруг, но реальность в нём искажалась настолько, что вот этот энегровод казался ей сейчас более реальным, чем воздух, которым она дышала. Внешние оборонные комплексы рывками поднимали мощности, и им, энергетической секции, оставалось только держать канал, уже не думая о том, чтобы зацепиться сингулярностью за ближайшую звезду, держать, держать ходовые камеры.

Это было подобно тому огненному шторму, что царил в иной проекции, только вместо контролируемого полёта тут было хаотичное падение в бездну. Обезумевшие системы предавшего их корабля отвечали на её попытки вернуть контроль лишь этим чудовищным, невероятной силы набатом, что бил и бил по оголённым нервам. Казалось, она сама, её физическое тело, заживо спекается в этом аду, то, что обычно ощущалось её мозгом подобием тактильных паттернов, сейчас казалось плещущим ей в лицо расплавленным свинцом.

Настоящая, физически ощутимая дрожь огромного корабля уже добралась даже сюда, во внемерное пространство потоков информации, где последние не сдавшиеся члены Экипажа боролись с нежданной атакой. Это был конец, но Суилия, кажущаяся самой себе древним парусником, вышвырнутым за ненадобностью на прибрежный песок и заливаемым огнём грохочущего чуть в стороне вулкана, всё ещё пыталась совершать какие-то попытки восстановить контроль, чтобы можно было обернуться туда, к сходящему с ума Церебру, туда, где был эпицентр битвы за контроль над кораблём.

В конце концов, отрешённо подумала она, лучше гибель на посту, чем медленная смерть в толще мёртвого уже корабля, когда вновь и вновь бьёшься головой о невидимую стену, не в силах ничего изменить, пока не придет за тобой тот безумный ледяной мрак.

И — от этих мыслей — снова рывок, удар! Уже почти бессознательно она вдруг почувствовала чью-то волю, что грубо, но уверенно выдирала её ослабевшее в борьбе «я» из цепких объятий информационного потока, затопившего полумёртвые теперь недра сетей «Эмпириала». Это ощущалось как надёжное плечо, подставленное неведомым спасителем, крепкое пожатие посреди беснующегося моря. Она невольно дёрнулась, попыталась отмахнуться…

Новое ощущение казалось частью атаки, безумным порождением завывающего от тоски потока. Но нет, шаг за шагом, всё легче и стремительнее, она уже не ползла, она летела куда-то вослед удивительно детским глазам, которые обещали ей что-то беззвучное, но убедительное.

Он побудет за неё на посту. Она нужна в другом месте. Не здесь.

«Оставь! Я должна… должна держать канал!»

«Уходи, пилот, ты нужна кораблю, а я останусь… здесь».

И она подчинилась.

Марево, что плыло перед её глазами шумом ненастроенного канала, не давало толком понять, что происходит в сплюснутом сфероиде рубки галатрампа.

«…глаза, кругом глаза во тьме… некоторые лишены какой бы то ни было мысли, другие просто мертвы… Уже никто не борется. Это конец, Экипаж сдал вахту…»

— Пилот, очнись. Нет времени!

Голос, один только голос… где же она его слышала? В этом голосе была неожиданная нежность, даже ласка. Эти звуки, сквозь гром эха в ошарашенном мозгу, они подчиняли, одновременно даруя силу. Обязывали, словно вместо тебя произносили священную клятву.

— Пилот, вставай, ты нужна кораблю!

— Апро, сорр…

Она постаралась придать своему тоненькому девичьему голоску уверенность, которой не чувствовала. Куда ей встать, она же рухнет на пол и будет лежать так, ожидая свой близкий конец.

Встать.

Как удар хлыста, как наркотическая волна эйфории воли к жизни. Той, что, казалось, уже была утеряна навсегда. Да, она теперь пойдёт. Куда угодно.

— Апро, сорр! К вашим услугам, сорр!

Теперь она увидела лицо — их непонятный «пассажир» стоял пред ней, и лицо его блестело от пота, словно он сюда бежал долгие километры. Впрочем, судя по тому, что творилось с кораблём, возможно, так оно и было.

А потом снова возникло ощущение силы тяжести. Её ноги сами собой сделали положенные несколько шагов, свет в тамбуре был невыносимо ярок, но он давал хоть какую-то возможность прийти в себя, почувствовать реальность происходящего.

Фигура десантника больше не была расслабленно-отрешённой, каким этого человека чаще всего видели до этого, и тем более он не был насуплено-грозным, как тогда, в Секторе ирнов. Теперь он с видимым усилием держал себя в кулаке чудовищной воли, но вместе с тем он выглядел… заинтересованным. Его склонённая чуть набок голова вслушивалась во что-то, чрезвычайно его захватившее, глаза смотрели сквозь стены несущейся в толще корабля лифтовой кабины, будто могли видеть, что там происходит. Именно тут у Суилии зародилась в душе настоящая живая надежда. Он — может.

— Я попробую, не сомневайся.

Она вздрогнула, как от порыва ледяного ветра.

— Но и ты должна постараться, девочка-пилот. Тебе в одиночку придётся выводить «Эмпириал» из этой западни, пока я буду разбираться с врагом.

«С врагом?!! Ах, да, с врагом».

— Прыжок мне одной не одолеть, расчёт всё равно делает Церебр, а он сейчас… что происходит, Майор?

— Я от тебя не требую невозможного, обойдёмся реалистичными планами. Необходимо активировать маневровые генераторы «Изабеллы Гриер» и «Аоллы», пока ваши камеры свободного хода не сорвало. Вытащи всех слепых мышат, как есть, за шкирку, подальше от затопленной норки.

— Но атака…

— Атака ни при чём. Да, контрольные цепи перегружены, но физически — корабль цел, по крайней мере пока. Не думай об этом. Сейчас «Эмпириал» по сути своей — медленно тикающая огромная мина, гипернова, но она ещё даёт энергию, и даёт её с лихвой. Пробой сингулярностей и уход на форсаже возможен даже без задействования маршевых генераторов корабля-прим… Да, возможен. Главное — утащи отсюда этот неуклюжий трансгал и дай мне свободу для манёвра. Враг тебя преследовать не станет.

Она поверила, от всего сердца поверила, как пилот пилоту.

— Каким курсом мне уходить?

Кивок поддержки в ответ.

— О, приходим в себя. Вы, пилот, сильны не по годам. Сперва послушайте пару слов о том, что случилось с вашим кораблём. Сразу после выхода в «физику», когда был обнаружен приближающийся ударный кулак врага, Экипаж совершенно правильно положился на остаточную мощность трансгрессионного поля, так что боевые шлюзы остались блокированными, а навигаторы Пространственных Сил даже не были подняты из гибер-сна. Вот только враг оказался куда умнее, чем рассчитывала пилот Скайдре. Впереди врага на нас шла информационная стена, как нож в масло вошедшая во внешние сенсоры корабля-прим. Она пришлась на единственную цель — ваш самонадеянный Экипаж, который банально не справился с возникшей лавинообразной перегрузкой цепей. Одна маленькая ошибка. И ею умело воспользовались. Но как только мы отведём часть инфопотока, фаги расчистят сети и мы можем повернуть против врага то, что уже почти погубило Экипаж. Большая часть их мощностей сейчас взламывает наши сети, им некогда планировать физическую атаку.

Он пару секунд снова к чему-то прислушивался.

— Один мой хороший знакомый, который очень любит задавать вопросы, сумел изолировать для нас целый сегмент «Аоллы» вокруг её пусковых портов. Мы сядем в штурмовик, и небольшая часть флота стартует вместе с нами. В этот момент настанет ваш черёд. В глубине сетей блоки будут слишком долго, будем обходить их через всё те же внешние сенсоры. Ваша задача — перехватить управление оживающими цепями, подключиться к остаткам Экипажа и удалённо вывести «Эмпириал» из боя.

— Это безумие, нас сметут. Там минимум четыре рейдера тоннажом…

Ковальский криво усмехнулся.

— Не всё так уж просто, согласен, однако подумайте сами, человек вполне способен противостоять подобного рода атакам, если бы тот хаос, что сейчас творится на корабле, случался каждый раз, когда мы сходимся с врагом, нас всех бы не было на свете — мы бы просто не родились. Простая случайность, выход из прыжка, эйфория, Экипаж во все свои миллионы сенсоров смотрел на звёзды. И ни единого Избранного на борту, чтобы напомнить вам о банальной информационной безопасности. Глупость, какая глупость…

Она поняла, она уже — до боли в ногтях, впившихся в ладони — поняла всё.

— Расстыкуй вы физически «Изабеллу Гриер» и «Аоллу» при первой же опасности, даже банально насильно разъединив три инфосферы, вы сумели бы избежать самого главного — атака не накрыла бы весь комплекс. Но вы же Экипаж, вы же сильнее всех только в едином кулаке, вы должны оставаться Экипажем… Мы все тут как дети, не наигравшиеся в Большой космос. И нам с вами прямо сейчас придётся сделать так, чтобы запоздало полученный опыт не пропал даром. У нас просто нет другого выбора.

— Я готова вести «Эмпириал».

Он снова усмехнулся.

— Или погибнуть, да? А вот готов ли я сразиться с врагом этой жалкой кучкой малотоннажников?

— Со стороны Второго Барьера сюда уже идёт подкрепление, позывные ушли в «физику» ещё до обратной трансгресии.

Капитан Ковальский кивнул так, словно хотел сказать «нет».

— От шести до девяти часов… Забудьте про помощь. Хотя, знаете, не станем по этой причине упрощать врагу задачу. Теперь вы знаете, пилот, куда вести «Эмпириал», туда, откуда нас придут спасать. Если, конечно, ещё будет, кого спасать.

«Судьбу не обманешь… однажды на твоей памяти помощь уже не успела».

Больше они не разговаривали.

Третья стартовая палуба «Аоллы» была пуста. Непонятно почему, но это её удивило. Подсознательно она рассчитывала встретить здесь шум предстартовых работ, деловитый рокот голосов под зеркальными н-фазными сводами, толпу флотских, «защитники» которых посверкивали бы при резком свете аварийного освещения. Ничего этого не было. Только сияющие вдоль шлюзов зелёные огни готовности говорили о том, что флот прикрытия «Эмпириала» решил взять на себя то, с чем не справился Экипаж — судьбу корабля.

Лифтовая шахта отгородилась от них броневой плитой, и мембрана ближайшего к ним шлюза сама собой распахнулась. Последняя не взведённая пусковая шахта.

Встретило их лицо заметно нервничающего флотского, простого страд-драйвера, совсем мальчишки. Мальчишки. Суилия, кажется, была младше него на пару лет.

— Джим, всё готово?

В ответ на вопрос десантника флотский кивнул, неуверенно глядя в сторону приближающейся к нему пары. Суилия неожиданно для себя осознала, что именно её присутствие здесь Джиму и не нравится. «А ты чего хотела? Именно Экипаж сделал всё, чтобы провалить полётное задание, так как же теперь к тебе относиться?»

— Всё, что смогли. Но у нас на борту почти нет тяжёлого вооружения…

— Я знаю.

— …и ещё проблема. Вся линия командования Пространственных Сил недоступна. А это, — кивнул он вглубь шлюза, — самый мощный штурмовик, который есть в нашем распоряжении. Всего пятнадцать килотонн.

— Этого вполне достаточно. А с командованием… потом разберёмся. У нас мин-сорок-сек до старта.

Флотский опять кивнул и жестом, как показалось, особо пригласил пилота внутрь. Суилия молча тронулась с места, тихий разговор позади был едва слышен.

— Это всё?

— Остальные Элементалы блокированы или не дееспособны, эту я выковыривал из недр самого корабля-прим. Кто сможет — присоединится к нам позже. Изнутри. Сейчас главное выиграть время, пока там у всех мозги окончательно не спеклись.

— Так точно, сорр. Проходите, я задраю люки.

«Я готова вести "Эмпириал". Я готова вести "Эмпириал". Я го… верьте мне, ребята».

Рубка штурмовика напомнила ей о тех временах, когда ещё зелёных, только начинающих помышлять о карьере пилота юнцов ярые инструкторы Галактума пытались заставить чувствовать подобную скорлупку продолжением собственных горячих пальцев, стать с ней единым целым, слиться… Тогда, на Силиконе, всё было до смешного просто. Кажется, теперь придётся повторить этот урок набело.

Ей снова предстоит кое-чему научиться.

Почти век ГКК залечивает раны, нанесённые его структуре катастрофой в Секторе Пентарры, которая повлекла за собой уничтожение крупнейшей Базы Корпуса в Галактике. Почти столетие кроваво-красные отныне крейсера косморазведки обшаривают приграничные области Галактики с одной лишь целью — разыскать скрывающиеся в чёрной бездонной пропасти пространства бесформенные туши рейдеров из мёртвой микро-галактики R-x.

Волею случая именно тому единственному, кто выжил в катастрофе начала века, выпал шанс поквитаться с врагом, быть может, именно тем, что ушёл от возмездия сил КГС после атаки на Пентарру. В конце концов, этим враг и отличается от других разумных рас Метагалактики. Он безлик и потому неразличим. Ты дерёшься с многоголовой гидрой террианских легенд, и это не новые головы вырастают во след обрубленным, это всё та же одна единственная смертельно опасная механоидная голова Железной армады.

Потому и нет радости в душе, нет ощущения, что довелось, вышло, получилось… Победы приходят и уходят, и только поражения навсегда остаются с тобой. Прошло слишком много времени, мой личный, карманный ад возмужал, стал глубже, плотнее, в нём уже нет места лишним чувствам. Врага тоже стало куда больше. Он ширился и рос всё это время, мой личный враг, я сталкивался с ним сотни раз в сотне воплощений, и уже позабыл то, самое первое. Где ты, мой гнев, где, моя ярость — одни воспоминания, отчётливые, но холодные. Зачем расходовать отведённые крохи эмоций на бездумное железо, что ярится сейчас за бортом «Эмпириала». Я иду к вам, но учтите, но в этот раз я не смогу проиграть, как бы вам и мне этого не хотелось.

Как не способен и выиграть. Чего так хотелось бы Совету. И не всё ли равно, очередная это изощрённая, нечеловеческая проверка или очередная превратность судьбы. Для тебя в том нет никакой разницы. Ибо твой враг, он внутри тебя, внутри твоей непогрешимой памяти, он остался там, где его не достанешь из главного калибра — в далёком невозвратимом прошлом.

Ковальский в последний раз оглядел тесную кабину штурмовика. Слева замерла, сжалась в комок девочка-пилот, которой вскоре предстоит совершить невозможное. Чуть позади ребята настраивали внешние каналы на работу прямыми импульсами. Им тоже будет сложно, но главное бремя — бремя решения досталось другим.

— Флот?

— Крыло ждёт команды.

Крыло… три десятка звеньев, а не крыло. Жалкая горстка ребят, идущих на верную смерть.

— Последовательность включения. Расчёт катапульт товсь. Паллов, не прозевай момент, вытащи столько, сколько успеешь. Пусть собирают Экипаж заново и помогают уводить корабль. Остальные крылья выпускайте сразу по мере готовности систем «Аоллы».

Ковальский почувствовал, как разом зажглась в черноте вокруг него россыпь тёплых огней. Раскрытых, дрожащих, голых нервов, едва слышно трепещущих под его взглядом. Они верили ему. «Вы уверены, Капитан?» — спросил его Борис. Капитан… он впервые назвал его Капитаном.

— Экипаж?

— Полная готовность.

Тонкий голосок, чуть дрожащий, с нечаянными детскими интонациями. «Ничего, девочка, после этого полёта ты станешь настоящим пилотом». Она тоже ни в чём не уверена. «Эхо будет тебе помогать. Там, в первые мгновения боя, ты проявила слабость, но не кори себя за это — никто из вас не смог бы совладать с такой лавиной. Ты правильно поступила тогда, справишься и сейчас».

— Церебр?

Мин-пятнадцать-сек готовность.

Ответ был слабым, с ним теперь едва могла говорить лишь та малая толика гигантских ку-тронных сетей корабля-прим, что его Эхо сумело выцарапать из лап врага. Ну, что ж, от церебра многое и не требовалось.

Пора.

Избранный сделал ход.

Пронзительный вопль пространства ударил по ушам, вбирая в себе дрожь материи и цунами силовых полей. Схватка, что разом ударила в пространство огненным ливнем, теперь стала для него лишь малой частью мира, требовавшего переварить всего себя в домне его сознания. Нечто вновь стало рядом с тремя витязями. Нечто неведомое, чего не понять человеку, да и не сможет человек пережить те мириады оттенков чувств, что стегали сейчас по его обнажённому «я». И тогда белый витязь в латах из света, чёрный витязь в латах из гнева и эхо витязя в латах из пустоты слились в одно целое, погружаясь в неведомое.

Хочешь править — перестань служить.

Хочешь познать — отринь в себе человечность.

Хочешь одолеть — забудь о победе.

Трое — одно.

Холод, отрешённость и безграничная мощь сознания.

Именем Совета — открыть шлюзы.

Целое пело Песню глубин.

Сотни тел, сотни глаз, тысячи килотонн, тераватты мощности стали единым целым.

И кулак ударил.