3

Кто-то вошел и уколол меня еще раз. Боль вскоре исчезла, и я уснула.

Я думаю, что спала очень долго. То ли мне снились страшные сны, то ли я время от времени просыпалась, но не полностью. Часть всего этого должна была быть сном — многие собаки действительно говорят, но ведь они не читают лекций о правах живых артефактов? Шум, гам, люди, бегающие туда-сюда, могли быть настоящими. Но воспринималось это как кошмар, потому что я попыталась подняться с кровати и обнаружила, что не могу поднять голову, не говоря уже о том, чтобы встать и присоединиться к веселью.

Потом в какой-то момент я решила, что на самом деле не сплю, потому что на запястьях не было наручников и с глаз исчезла клейкая лента. Но я не подпрыгнула и даже не открыла глаза. Я знала, что первые несколько секунд после того, как я открою глаза, могут быть лучшим и, возможно, последним шансом убежать.

Не двигаясь, я напрягла мышцы. Все, казалось, было в порядке, хотя некоторые части тела довольно сильно болели. Одежда? Забудем — я понятия не имела, где может быть моя одежда, и к тому же нельзя тратить время на одевание, когда спасаешь свою жизнь.

Теперь надо составить план. Похоже, в комнате никого нет, но есть ли кто-нибудь на этом этаже? Замереть и слушать. Как только я буду уверена, что осталась одна на этаже, я тихо встану с кровати и тихо, как мышка, поднимусь по лестнице, мимо третьего этажа на чердак, и спрячусь. Дождусь темноты, потом на крышу, вниз по стене и в лес — если я доберусь до леса за домом, они меня никогда не поймают… но до этого момента я буду у всех на виду.

Шансы. Один против девяти. Возможно, один против семи, если меня крепко помяли. Самым слабым местом в этом плане была высокая вероятность быть обнаруженной до того, как я окажусь достаточно далеко от дома… потому что если меня заметят — точнее, когда меня заметят — мне придется не просто убивать, но убивать предельно тихо…

…потому что иначе мне придется ждать, пока они не уберут меня… что произойдет вскоре после того, как Майор решит, что из меня больше ничего выжать не удастся. Хотя эти болваны были так неуклюжи, они не были настолько глупы — точнее, Майор не был настолько глуп — чтобы оставить в живых свидетеля, которого мучили и насиловали.

Я навострила уши и прислушалась.

Ни звука. Не было смысла ждать: каждая секунда промедления приближала момент, когда кто-нибудь все-таки начнет издавать звуки. Я открыла глаза.

— Я вижу, ты очнулась. Хорошо.

— Босс! Где я?

— Как неоригинально. Фрайдэй, ты могла бы сказать что-нибудь более умное. Попробуй еще раз.

Я осмотрелась. Спальня, возможно, больничная палата. Окон нет. Неяркий свет. Характерная могильная тишина, подчеркиваемая тихим пением вентилятора.

Я снова посмотрела на босса. На него было приятно смотреть. Все та же старомодная повязка на глазу — почему бы ему не потратить немного времени и регенерировать его? Его костыли стояли у стола, в пределах досягаемости. На нем был привычный мешковатый костюм из натурального шелка, по покрою похожий на плохо сшитую пижаму. Я была ужасно рада видеть его.

— Я по-прежнему хочу знать, где я нахожусь. И как здесь оказалась. И почему. Где-то под землей, это ясно, но где?

— Под землей, конечно, на несколько метров. «Где» — когда тебе нужно будет это знать, тебе скажут, по крайней мере, как войти сюда и выйти. Это было недостатком нашей фермы — приятное место, но слишком многие знали ее местонахождение. «Почему» — очевидно. «Как» может подождать. Отчитывайся.

— Босс, вы самый противный человек из всех, кого я знаю.

— Долгая тренировка. Отчитывайся.

— И ваш отец встретил вашу мать на пьянке.

— Они встретились на пикнике баптистской воскресной школы, и они оба верили в Фею Зубов. Отчитывайся.

— Черт с вами. Поездка на Эл-Пять прошла без происшествий. Я нашла мистера Мортенсона и передала ему содержимое своего фальшивого пупка. Обычная процедура была прервана по самой необычной причине: в космическом городе началась эпидемия респираторного заболевания неизвестной этиологии, и я подхватила его. Мистер Мортенсон был сама доброта; он приютил меня дома, и его жены заботились обо мне с большим умением и нежной любовью. Босс, я хочу, чтобы их за это вознаградили.

— Я запомню. Продолжай.

— Большую часть времени я была не в себе. Поэтому я и задержалась на неделю сверх плана. Но как только я почувствовала в себе силы путешествовать, я смогла немедленно уехать, и мистер Мортенсон сказал мне, что вещь, которая предназначается вам, уже у меня. Как, босс? Снова карман в пупке?

— И да, и нет.

— Ну и ответ!

— Был использован искусственный карман.

— Так я и думала. Хотя там, по идее, нет никаких нервных окончаний, я могу чувствовать что-то — наверное, давление — когда он загружен.

Я нажала на живот вокруг пупка и напрягла мышцы живота.

— Эй, он пустой! Вы его разгрузили?

— Нет, это сделали наши противники.

— Значит, я все провалила! О, Господи, босс, это ужасно.

— Нет, — мягко сказал он. — Ты выполнила задание. Ты замечательно выполнила задание вопреки огромной опасности и значительным препятствиям.

— Да? — (Вас когда-нибудь награждали крестом ордена Виктории?) — Босс, прекратите болтать чепуху и подробно все опишите.

— Обязательно.

Но, наверное, лучше сначала я все опишу. У меня есть карман, как у опоссума, созданный при помощи пластической хирургии за пупком. Он не велик, но в пространство в один кубический сантиметр можно впихнуть целую кучу микропленки. Его нельзя увидеть, потому что клапан сфинктера, который служит для этого, держит разрез закрытым. Мой пупок выглядит нормально. Непредвзятые судьи говорят, что у меня симпатичный живот и красивый пупок… что в некотором смысле лучше, чем симпатичное лицо, которым я не обладаю.

Сфинктер — это синтетический силиконовый эластомер, который все время держит пупок напряженным, даже если я без сознания. Это необходимо, так как там нет нервов, при помощи которых можно было бы его сознательно напрягать и расслаблять, как в случае с анальным, вагинальным и, у некоторых людей, горловым сфинктерами. Чтобы загрузить карман, возьмите немного желе K-Y или любую другую техническую смазку, и нажмите пальцем — пожалуйста, никаких острых предметов! Чтобы разгрузить его, я раскрываю насколько могу, всеми пальцами, искусственный сфинктер и напрягаю мышцы живота — и груз выскакивает наружу.

Искусство тайной перевозки предметов в человеческом теле имеет давнюю историю. Классическими способами являются укрытие груза во рту, ноздрях, желудке, кишечнике, заднем проходе, влагалище, мочевом пузыре, глазнице отсутствующего глаза, ушном канале, а также экзотические и не очень полезные способы использования татуировок, иногда покрытых волосами.

Все эти классические способы известны каждому таможеннику и каждому государственному или частному специальному агенту на Земле, Луне, в космических городах, других планетах и остальных местах, куда добрался человек. Поэтому о них можно забыть. Единственный классический способ, который может оказаться не по зубам профессионалу — это Украденное Письмо. Но Украденное Письмо — это настоящее произведение искусства, и, даже при идеальном использовании, должно быть помещено на ничего не подозревающего человека, который не выдаст ничего под наркотиками.

Присмотритесь к следующей тысяче пупков, с которыми столкнетесь в своей жизни. Теперь, когда мой карман обнаружен, возможно, что один или два из них будут скрывать хирургически имплантированные потайные места, подобные моему. Вскоре можно ожидать их широкое распространение, потом это прекратится, поскольку любое новшество, касающееся тайников, становится бесполезным, как только о нем узнают многие. Через некоторое время таможенники начнут ковыряться пальцами в чужих пупках. Я надеюсь, что многие из них получат за это по лицу от сердитых жертв — пупки очень чувствительны к щекотке.

— Фрайдэй, слабым местом твоего кармана было то, что при умелом допросе…

— Они были бездарны.

— …или жестоком допросе с использованием наркотиков тебя можно было бы заставить упомянуть о его существовании.

— Может быть, после того, как в меня ввели сыворотку правды. Я не помню, чтобы говорила о нем.

— Возможно. А может, они узнали по другим каналам, так как о нем знали несколько человек: ты, я, три медсестры, два хирурга, анестезиолог, возможно, кто-то еще. Слишком многие. Неважно, как узнали наши противники, но они удалили то, что у тебя там находилось. Но не будь такой мрачной; они получили всего-навсего микрофильмированный очень длинный список всех ресторанов, упомянутых в телефонном справочнике бывшего Нью-Йорка за 1928 год. Несомненно, сейчас где-то над этим списком работает компьютер, пытаясь расшифровать код… что займет очень долгое время, потому что никакого кода нет. Пустышка. Расслабься.

— И из-за этого я должна была проехать всю дорогу до Эл-Пять, есть помои, страдать от тошноты на Стебле и быть изнасилованной грубыми ублюдками!

— Извини меня за последнее, Фрайдэй. Но неужели ты думаешь, что я рисковал бы жизнью моего опытнейшего агента из-за бесполезной работы?

(Понимаете, почему я работаю на этого надменного негодяя? Лестью можно достичь чего угодно.)

— Извините, сэр.

— Проверь свой шрам после аппендицита.

— Что? — Я засунула руку под одеяло и нащупала его, потом сдернула одеяло и посмотрела на шрам. — Какого черта?

— Разрез был меньше двух сантиметров и сделан прямо по шраму; мышцы затронуты не были. Мы извлекли груз примерно двадцать четыре часа назад, сделав новый разрез в том же месте. С использованием методов ускоренного заживления, как мне сказали, через два дня ты уже не сможешь отличить новый шрам от старого. Но я очень рад, что Мортенсоны так хорошо о тебе заботились, так как уверен, что симптомы, искусственно вызванные в твоем организме для того, чтобы скрыть операцию, не были приятны. Кстати, там действительно произошла эпидемия катаральной лихорадки.

Босс замолчал. Я упрямо отказывалась спросить его о том, что я несла — он бы мне все равно не сказал. Через некоторое время он добавил:

— Ты рассказывала мне о дороге домой.

— Спуск прошел без происшествий. Босс, в следующий раз, когда вы пошлете меня в космос, я хочу ехать первым классом, в антигравитационном корабле. А не лазить по этой дурацкой факирской веревке.

— Технический анализ показывает, что небесный крюк безопаснее любого корабля. Кабель в Кито был потерян в результате диверсии, а не отказа оборудования.

— Скукотища.

— Я не собираюсь кого-то смешить. Теперь ты можешь пользоваться антигравом, если позволят обстоятельства и время. В этот раз были причины воспользоваться именно кенийским Стеблем.

— Может, и так, но кто-то стал следить за мной, когда я вышла из капсулы Стебля. Как только мы остались одни, я убила его.

Я замолчала. Когда-нибудь я все-таки сделаю так, что на его лице появится удивление. Я решила подойти к вопросу с другой стороны:

— Босс, мне нужен курс переподготовки, с аккуратной переориентацией.

— Да? В какую сторону?

— Мой рефлекс убийства слишком быстр. Я не преувеличиваю. Этот человек не сделал ничего, что заслуживало бы смерти. Конечно, он следил за мной. Но мне нужно было бы или оторваться от него, там или в Найроби, или, самое большее, отключить его и убраться подальше.

— Мы позже обсудим, что тебе нужно. Продолжай.

Я рассказала ему о Следящем Глазе, счетверенной личности «Белсена» и о том, как я отправила его на все четыре стороны, потом я описала свою поездку домой. Он поправил меня:

— Ты не упомянула о разрушении этого отеля в Найроби.

— А? Но, босс, это не имеет ко мне никакого отношения. Я была на полпути в Момбасу.

— Моя дорогая Фрайдэй, ты слишком скромничаешь. Большое число людей и огромная сумма денег были истрачены на то, чтобы помешать тебе выполнить твое задание, включая отчаянную попытку на нашей бывшей ферме. Ты можешь принять как самую вероятную гипотезу то, что единственной целью взрыва в Хилтоне было твое уничтожение.

— Гм. Босс, очевидно, вы знали, что все будет так непросто. Вы не могли предупредить меня?

— Была бы ты более внимательна, более решительна, если бы я напичкал тебя неясными предупреждениями о неизвестных опасностях? Женщина, ты не сделала ни одной ошибки.

— Как же, не сделала! Дядя Джим встретил мою капсулу, хотя он не должен был знать время моего прибытия; от этого в моей голове должна была включиться вся сигнализация, что там есть. В тот момент, когда я его увидела, я должна была прыгнуть назад в дыру и умчаться на первой же капсуле.

— Что предельно осложнило бы нашу встречу, и это было бы равносильно потере твоего груза. Дитя мое, если бы все прошло как надо, Джим встретил бы тебя по моему повелению; ты недооцениваешь мою разведывательную сеть и те усилия, которые мы прикладываем, чтобы присматривать за тобой. Но я не послал Джима забрать тебя, потому что в этот момент я убегал. Точнее сказать, ковылял. В большой спешке. Пытаясь спастись. Я предполагаю, что Джим сам принял сообщение о времени твоего прибытия — от нашего человека, или от наших противников, или от обоих.

— Босс, если бы я тогда это знала, я скормила бы Джима его лошадям. Я любила его. Когда придет время, я хочу сама его прикончить. Он мой.

— Фрайдэй, в нашей профессии нежелательно таить злость на кого-то.

— Я не особенно злюсь на других, но с дядей Джимом особый случай. И есть еще кое-кто, с кем бы я хотела разобраться сама. Но об этом я поспорю с вами позже. Скажите, это правда, что дядя Джим был папистским священником?

Босс выглядел почти удивленным.

— Где это ты слышала такую чепуху?

— Там, сям. Слухи.

— Распространять слухи — это грех. Позволь мне все прояснить. Пруфит был мошенником. Я познакомился с ним в тюрьме, где он сделал для меня кое-что, достаточно важное, чтобы я нашел для него место в нашей организации. Моя ошибка. Моя непростительная ошибка, потому как мошенник всегда остается мошенником; это неизлечимо. Но я пострадал от желания поверить, отрицательной черты, которую, как я думал, я искоренил. Я ошибался. Пожалуйста, продолжай.

Я рассказала боссу, как меня схватили.

— Я думаю, их было пятеро. Возможно, только четверо.

— По-моему, шестеро. Описания.

— Их нет, босс, я была слишком занята. Ну, один. Я кинула на него один взгляд как раз тогда, когда убила его. Примерно сто семьдесят пять, высокий, вес около семидесяти пяти или шести. Возраст примерно тридцать пять. Светловолосый, чисто выбрит. Славянин. Но мой глаз сфотографировал только его. Потому что он не двигался. Не по собственному желанию. У него была свернута шея.

— А второй, которого ты убила, был блондин или брюнет?

— Болсен? Брюнет.

— Нет, на ферме. Ладно, забудь. Ты убила двоих и троих ранила, прежде чем они навалились на тебя в достаточном количестве, чтобы удержать за счет веса. К чести твоего инструктора, позволь мне добавить. Спасаясь, мы не смогли уничтожить людей достаточно, чтобы они не смогли тебя взять… но, по моему мнению, ты выиграла бой, во время которого мы отбили тебя, заранее отключив столько их оперативников. Даже хотя ты в это время была закована и лежала без сознания, ты выиграла последнюю схватку. Пожалуйста, дальше.

— Это, в общем, и все. Потом групповое изнасилование, за ним последовал допрос, прямой, затем под наркотиками, потом с применением пыток.

— Мне жаль, что так вышло с изнасилованием, Фрайдэй. Обычная премия. Ты увидишь, что она увеличена, так как я нахожу обстоятельства необычайно оскорбительными.

— О, это было не настолько плохо. Меня вряд ли можно назвать девственницей. Я могу вспомнить случаи в обычной жизни, которые были почти настолько же неприятны. За исключением одного человека. Я не знаю его в лицо, но я смогу узнать его. Мне он нужен! Мне он нужен так же, как дядя Джим. Может быть, даже больше, потому что я хочу его немного наказать, прежде чем дать ему умереть.

— Я могу только повторить то, что сказал ранее. Для нас личная неприязнь является неприемлемой. Она уменьшает вероятность выживания.

— Я рискну ради этой сволочи. Босс, я не обвиняю его в том, что он меня изнасиловал; им приказали сделать это, исходя из глупой теории, что меня после этого будет легче допрашивать. Но этой свинье нужно помыться, вылечить зубы, и он должен их чистить и полоскать рот. И кто-то должен сказать ему, что бить женщину, с которой он только что совокуплялся, неприлично. Я не знаю его в лицо, но я знаю его голос, запах, телосложение и кличку. Рокс или Роки.

— Джереми Рокфорд.

— А? Вы его знаете? Где он?

— Однажды я встречал его и недавно мог на него взглянуть, достаточно, чтобы убедиться. Requiescat in pace.

— Да? Вот, черт. Я надеюсь, его смерть не была тихой.

— Его смерть не была тихой. Фрайдэй, я не сказал тебе всего, что знаю…

— Вы никогда этого не делаете.

— …потому что я хотел сначала услышать твой отчет. Им удалось нападение на ферму, потому что Джим Пруфит отключил всю энергию как раз перед началом атаки. Поэтому у нас было только личное оружие тех немногих, кто носит его на ферме, а большинство не имело ничего, кроме собственных рук. Я отдал приказ на эвакуацию, и большинство из нас скрылось через туннель, вырытый и замаскированный во время переоборудования дома. Я скорблю и горжусь тем, что трое наших лучших людей, те трое, кто был вооружен, когда на нас напали, вызвались сыграть Горация на мосту. Я знаю, что они погибли, потому что я держал туннель открытым, пока не определил по звуку, что в него вошли преследователи. Потом я его взорвал.

Несколько часов ушло на то, чтобы собрать достаточно людей и организовать контратаку, особенно на поиски достаточного числа машин. В принципе, мы могли бы атаковать и без них, но нам нужна была хотя бы одна, чтобы вывезти тебя.

— А как вы узнали, что я жива?

— Так же, как и то, что в эвакуационный туннель вошли, причем не наш арьергард. Аппаратура для слежки. Фрайдэй, все, что сделали с тобой, что сделала ты, все, что ты говорила и что говорили тебе, было перехвачено и записано. Я не мог следить за передачей лично — я был занят подготовкой контратаки — но самое важное прокрутили для меня, как только у меня появилось время. Позволь мне добавить, что я горжусь тобой.

Зная, откуда какой идет сигнал, мы выяснили, где они тебя держат, что ты закована, а также сколько человек в доме, где они, когда они успокоились и кто не ложился спать. Вся информация передавалась на командную машину, и я знал, что происходит в доме, до самого начала атаки. Мы напали — то есть, они напали — наши люди. Я не вожу людей в атаку, ковыляя на костылях; у меня в руках дирижерская палочка. Наши люди напали на дом, вошли внутрь, четыре специально назначенных человека подобрали тебя — у одного из них в руках были только кусачки — и через три минуты одиннадцать секунд все были снаружи. Потом мы подожгли дом.

— Босс! Вашу замечательную усадьбу?

— Когда тонет корабль, никто не спасает скатерти из кают-компании. Мы никогда не смогли бы пользоваться этим домом снова. Мы сожгли дом, и тем самым уничтожили множество секретных и полусекретных приборов. Но, что самое важное, уничтожив здание, мы быстро избавились от тех, кто узнал его секреты. Наш кордон был на месте до того, как мы использовали зажигательные средства, а потом все, кто пытался выйти из дома, были убиты.

Именно тогда я и увидел твоего приятеля Джереми Рокфорда. Ему подпалили ногу, когда он пытался выйти через восточную дверь. Он двинулся назад, передумал, снова попытался бежать, упал и оказался в ловушке. Судя по звукам, которые он издавал, смерть его не была тихой, будь уверена.

— Гм. Босс, когда я сказала, что хочу его наказать, прежде чем убить, я не имела в виду, что сожгу его живьем или сделаю что-то настолько же ужасное.

— Если бы он не вел себя, как лошадь, бегущая назад в горящую конюшню, он бы умер как все остальные… быстро, от луча лазера. Стреляли без предупреждения, потому что пленных мы не брали.

— Даже для допроса?

— Сама по себе эта идея неверна, я требую брать пленных. Но, дорогая моя Фрайдэй, ты не знаешь, какая была эмоциональная атмосфера. Все слышали записи, по крайней мере изнасилования и третьего допроса, с пытками. Наши ребята и девочки не брали бы пленных, даже если бы я приказал. Но я и не пытался. Я хочу, чтобы ты знала о том глубоком уважении, которое питают к тебе твои коллеги. В том числе и те, кто никогда тебя не встречал и вряд ли когда-нибудь встретит.

Босс протянул руку за костылями, с трудом поднялся на ноги.

— Я сидел на семь минут больше, чем мне разрешили врачи. Мы поговорим завтра. Теперь ты должна отдыхать. Сейчас придет медсестра, которая поможет тебе уснуть. Спи и поправляйся.

Несколько минут я была наедине с собой. Я провела их, сияя от радости. «Глубокое уважение». Если вы никогда не были одним из них и никогда не сможете стать, подобные слова значат все. Они меня так согревали, что я не особенно переживала из-за того, что я не человек.

Загрузка...