Старик вскинулся, моргнул несколько раз, пытаясь сфокусировать взгляд, и сразу же закашлялся.
— Здрасьте, — проворчал он, привстав в кресле и шаркая ногой по полу.
— Машину надо поставить, — пояснил я. — Можно её на ночь оставить у вас?
Старик осмотрел меня оценивающим взглядом, потом начал шарить рукой по небольшой тумбочке, которую удалось притулить рядом с креслом. Там у него лежали ручка и тетрадь.
— Поставим, чего не поставить, щас место найдём… — захрипел он прокуренным голосом. — Надолго-то ставить будешь?
— На ночь точно, а там как пойдёт, — ответил я и сразу обозначил: — Только чтобы машина была на месте и никто ничего не тронул.
Старик громко рассмеялся.
— Да кто к нам лезть будет? Давай, загоняй — я цепь откручу.
Мы вышли из будки. Пока старик возился с цепью, я заметил, что на стоянке стоит немало машин. Ну, неудивительно, кстати, учитывая, что парковка в этом районе — та ещё проблема.
Старик опустил цепь и махнул мне рукой, приглашая заезжать. Я аккуратно въехал между довольно плотными рядами машин.
Старик, широко зевая, почесывая затылок и шаркая шлёпанцами по гравию, пошёл искать мне место.
— Сюда, сюда давай, — крикнул он сиплым голосом, оглядывая ряды машин.
Я осторожно покатил по гравию, хрустящему под колёсами. В стороне глухо гавкнула собака, а затем поднялся лай целой стаи.
Мест действительно было в обрез: старые «четвёрки», пара ржавых иномарок, грузовая «Газель» с облезшей рекламой пластиковых окон.
— Когда выезжать-то собираешься? — спросил старик. — А то я щас поставлю, а потом весь ряд придётся двигать.
— Думаю, до утра точно постоит, — напомнил я.
— Ну понял, — он, обернувшись, прикинул глазами.
— Тогда вот сюда встань, к фонарю, между «Фордом» и «Логаном». Тут место тихое, никто не заденет.
Я направил джип туда, куда он показал, аккуратно встал между машинами, заглушил двигатель и вышел. Коротко мигнули фонари — соседний «Форд» блеснул в отражении на стекле, и мой джип «заснул».
— Всё, — сказал я, поворачиваясь к старику.
Тот кивнул, ещё раз зевнул и, почесав щетину на щеке, назвал ценник:
— Если на ночь, то пятьсот рублей, если на сутки — тысяча. Так как будем ставить, молодой человек?
Я прикинул. Утром, скорее всего, ехать в школу не захочу — пойду пешком.
— Давай на сутки, — решил я. — Пусть постоит под присмотром.
Достал из кармана тысячу, протянул старику. Тот прищурился, взял купюру двумя пальцами и аккуратно разгладил, словно проверяя подлинность. После открыл потрёпанный журнал и дрожащей рукой записал туда номер машины и мой телефон.
— Всё оплачено, — прокряхтел он.
Я окинул взглядом стоянку. Из «охраняемого» здесь были только забор — да и тот, при желании, можно было обойти меньше чем за минуту.
— Дед, ты хоть смотришь, что тут ночью творится? — спросил я, кивая на темноту за забором.
— Конечно, — фыркнул он. — У меня помощники есть.
Он махнул рукой, и я заметил, что чуть поодаль, у мусорного бака, сидят три пса — дворняжки, но мощные. Двое настороженно глядели в мою сторону, третий лениво чесал лапой за ухом.
— Тут, если чужой сунется, — сразу оркестр начнётся, — пояснил сторож.
Он хмыкнул, махнул рукой и вернулся в будку. Спрашивать о кирпичах я не стал: если они были как-то связаны с этой платной стоянкой, то уж точно не дед кирпичи разносил.
Я ещё раз окинул взглядом стоянку: цепь на месте, фонарь тускло мерцает, собаки зевают. Всё спокойно.
Вышел за ворота, на ходу поправляя воротник куртки одной рукой, а второй набирая номер Кирилла на мобильнике.
— Владимир Петрович, я уже тут, во дворе, у детской площадки, — сказал он.
— Принято, — ответил я. — Засекай пять минут — и я на месте.
Я отключился и ускорил шаг, пару раз оглянувшись на стоянку. Вообще, блин, я думал, что за такие бабки здесь что поинтереснее будет. Ну подземная стоянка, например.
Всё-таки ценники здешние дельцы драли такие, что мама не горюй. Если прикинуть дебет с кредитом, то за такие бабки, сколько они хотели за месяц, можно было не только гараж, но и хату снять. Бизнес, блин, что тут ещё скажешь.
Я наконец зашёл во двор. У качелей на лавке сидел Кирилл. Возле него, на коротком поводке, стоял Рекс. И, судя по всему, Кирюха держал от Рекса дистанцию. Парень сидел на краешке лавки, будто рядом не собака, а тигр на свободном выгуле.
Ну да, всё как я и думал. Рекс — парень с характером. Новых людей воспринимает как потенциальную угрозу и близко к себе не подпускает.
— Опачки, — хмыкнул я, подходя ближе.
Кирилл обернулся, облегчённо вздохнул и сказал, не теряя чувства юмора:
— Владимир Петрович, мне кажется, это никакое не чихуахуа!
— А что, покусал? — усмехнулся я.
— Я думал, пока вы дойдёте, он меня сожрёт, — признался Кирилл, демонстрируя рукав с едва заметными следами зубов. — Он на меня как посмотрел — я аж перекрестился.
— Здорово, мужик, — обратился я к псу.
Рекс рычал, оскалившись, но когда я подошёл ближе и сел на присядки, звук постепенно стих. Медленно, настороженно, но всё же он меня признал.
Я протянул руку и погладил его по холке. Рекс недовольно фыркнул, но кусаться не стал — только вильнул хвостом, да и то еле заметно.
— Видишь, Кирилл, — сказал я. — Всё в порядке. Просто характер у него такой — не доверяет всем подряд.
Парень встал, облегчённо выдохнув:
— Ну и слава богу. Я уж думал, вы потом меня по кускам собирать будете.
— Не переживай, — я взял у Кирилла поводок. — Молодец, справился.
Рекс сразу потянулся ко мне, виляя хвостом. В глазах у пса блестело удовлетворение. Было видно, что тренировка дала ему приличную дозу адреналина и, похоже, уверенности в себе.
— Ты домой не поднимался? — спросил я у Кирилла.
— Нет, — ответил он. — Вы же мне позвонили, когда я только к подъезду подошёл. Я решил подождать.
— Правильно сделал, — кивнул я.
Сунул руку в карман, достал купюру и протянул ему.
— Владимир Петрович, это много, — растерянно сказал Кирилл, глядя на «пять тысяч».
— Заслужил, — сказал я и хлопнул его по плечу. — Хорошо сработал, Кирюха.
Он хотел что-то возразить, но я коротко махнул рукой — разговор окончен.
Потом поднял взгляд на окна своей квартиры, на последнем этаже. Света там не было — отлично. Значит, Аня ещё не вернулась. Есть немного времени поговорить с пацаном.
Я обернулся к Кириллу.
— Слушай, Кирилл, тут тема такая, — начал я. — Мне нужно будет на неделе снять с джипа снарягу. Лебёдку, крепления, пару деталей по обвесу — всё, что ставили прежние хозяева. Обещал ребятам вернуть, по-честному.
Кирилл кивнул, внимательно слушая. Я видел, что парень вникает, а не просто кивает для вида.
— Так вот, — продолжил я, — мне нужен гараж, где можно спокойно поработать. Инструмент тоже нужен. У тебя, случайно, нет знакомых с таким хозяйством?
Кирилл задумался, потом щёлкнул пальцами:
— У отца нет, но… у меня есть один знакомый. У него у бати гараж, как берлога у медведя.
Инструментов навалом, и всё под рукой: тиски, сварка, подъёмник даже есть. Любой ремонт можно сделать. Хотите, я ему позвоню, узнаю, пустит ли его батя нас туда?
— Вот это уже разговор, — согласился я. — Давай, звони. Если получится, то будет просто отлично.
— Договорились, Владимир Петрович. Я ему прямо сегодня отпишу, и как только узнаю — сообщу вам, — сказал Кирилл, уже доставая телефон.
Я улыбнулся и похлопал его по плечу.
— Спасибо, Кирюха. Ты сегодня реально выручил.
— Да не за что, Владимир Петрович, — смутился он.
Но видно было, что пацан гордится: я к нему обращаюсь как к взрослому. Наконец, мы дали по рукам и разошлись.
Пока я разговаривал с Кириллом, пёс успел найти себе занятие — притащил с детской площадки палку и теперь увлечённо её грыз. Дерево трещало под его зубами, щепки летели в стороны.
Вот тебе и тренировки! Раньше ему было лень даже за мячом бегать, а теперь прямо энергия прёт из всех щелей.
— Молодец, зверюга. Прямо боевая машина, — сказал я, усмехнувшись. — Завтра надо будет с тренером поговорить, узнать, как ты там показал себя в первый день.
Рекс поднял голову, глядя снизу вверх, потом снова уткнулся в палку и зажал её между клыками, будто боялся, что я отберу.
— Так, всё, бросай. Пойдём домой, палка твоя в лифт не влезет.
Пёс сделал вид, что не услышал. Я потянул за палку, но Рекс сразу вцепился сильнее и повис на ней.
— Ясно, ясно, ладно, — сказал я, подняв руки. — Убедил, берём трофей с собой. Только смотри, чтобы твоя хозяйка потом нас из дома не выставила за этот мусор.
Мы вошли в подъезд — и как раз вовремя: возле лифта стояла Аня. Рекс моментально напрягся, но хвостом вильнул — узнал. А я внутренне выругался. Вот ведь вовремя…
Аня вздрогнула, когда я вошёл в подъезд, будто не ожидала увидеть меня вообще. Но когда заметила Рекса, сразу расплылась в улыбке.
— Привет, Пончик, — прошептала она и протянула руку к псу.
Рекс взглянул на неё с той самой собачьей мудростью, где всегда есть и верность, и лёгкая доля упрёка. Но вместо того чтобы радостно броситься, лишь коротко махнул хвостом и позволил себя коснуться.
— Он какой-то странный, — шепнула Аня, не поднимая на меня глаз.
Я посмотрел на неё внимательнее — заплаканные глаза, следы туши, припухшие веки… Та же картина, что пару часов назад у Сони. Только если завуч выглядела скорее растерянно, то в Аниной печали чувствовалось другое — разочарование. Видимо, пока шла домой, половину пути ревела где-нибудь на лавке во дворе.
Лифт приехал, дверцы разошлись. Мы вошли внутрь молча. Я не стал ничего говорить — не время. Хотя, признаться, думал, что после истерики у школы, связанной с завучем, этой темы будет не избежать. Но нет, моя сожительница молчала. Больше того, Аня стояла, отвернувшись, уставившись на панель с кнопками этажей.
Рекс занял позицию у двери, гордо держа в зубах свою палку — грязную, обгрызенную, но явно трофейную. Аня, вся в своих мыслях, даже не заметила, что пёс тащит с собой в квартиру кусок древесины.
Мы поднялись на этаж, и лифт, скрипнув дверьми, выпустил нас в полумрак подъезда. Аня полезла в сумку, ища ключи, но я не стал ждать — нагнулся и достал свои, те самые, что хранил под ковриком.
Девчонка удивлённо посмотрела на меня, потом перевела взгляд на коврик. Но вопросов задавать не стала — просто тихо выдохнула.
Я вставил ключ в замок, повернул. Дверь мягко щёлкнула. Первым в квартиру влетел Рекс, гордо держа в зубах свою палку, размером почти с него самого.
Аня прошла следом, всё так же молча. Видимо, решила, что мы с псом просто вышли прогуляться и теперь возвращались домой.
Я снял куртку, повесил её на крючок и отстегнул поводок. Рекс, не дожидаясь команды, сиганул прямиком в мою комнату и с довольным урчанием устроился на ковре грызть палку.
— Голодный, небось, как волк, — пробормотал я.
Не знаю, кормили ли его на тренировке, но ничего — скоро придёт доставка с сырой говядиной.
Я повернулся к Ане. Она стояла посреди коридора, не раздеваясь, не двигаясь, смотрела куда-то в сторону своей комнаты. Взгляд был тяжёлый, даже отрешённый. Переезд, похоже, накрылся медным тазом.
Аня наконец словно очнулась — коротко вздрогнула, словно возвращаясь из глубины своих мыслей. И, не глядя по сторонам, начала снимать сапоги. Только сделала это так, что у меня аж брови полезли вверх: не садясь, не расшнуровывая, а просто зацепила один носком за другой и, криво вывернув ногу, стянула обувь.
Замша хрустнула, и я мысленно поморщился. Знал ведь, как она всегда оберегала свои вещи. Эти сапоги девчонка протирала тряпочкой едва ли не после каждого выхода, сушила аккуратно на бумаге, а тут… Значит, совсем на душе паршиво.
Потом настала очередь куртки. Вместо того чтобы повесить её на крючок, Аня просто скинула куртку с плеч, и та глухо шлёпнулась на пол. Не разуваясь толком, она прошла на кухню, опустилась на табурет, даже не включив свет, и сцепила руки в замок у лба.
Через пару секунд раздалось беззащитное всхлипывание.
Я стоял в прихожей, наблюдая за всем этим, и понимал, что вечер предстоит длинный. Очень длинный.
Тихо вздохнув, я поднял её куртку, встряхнул, повесил на вешалку. Сапоги аккуратно подвинул к этажерке, чтобы не валялись посреди коридора.
Потом взглянул в сторону кухни. Плечи Ани подрагивали, лицо было спрятано в ладонях.
В отличие от Ани, я первым делом зашёл в ванну. Хотел хоть немного смыть с себя этот день: пыль, напряжение, остатки чужих эмоций, что налипли за сутки, как грязь после дождя. Вода стекала по лицу, холодила, и с каждым движением ладоней по щекам я будто приходил в себя.
Вытерся насухо, посмотрел на себя в зеркало — усталость в глазах… но жить можно. Из кухни всё ещё доносились всхлипы.
Что ж, похоже, у нас сегодня будет вечер психологической разгрузки. Только не для меня.
Я достал мобильник, открыл музыку и включил классику, проверенную временем.
— «Плачет девушка в автомате…» — запел Евгений Осин. — «Кутаясь в зябкое пальтецо…»
Отлично.
Я выкрутил громкость почти на максимум. Песня заполнила кухню. Я нарочно не делал звук тише: иногда лучше выжечь всё сарказмом, чем утонуть в жалости.
Поставил чайник. Пока он закипал, нашёл две кружки, достал чай.
Не глядя на Аню, спросил:
— Сколько сахара?
Ответ последовал не сразу. Она всхлипнула, вздохнула и едва слышно шепнула:
— Две.
Я молча положил две ложки, размешал, поставил кружку перед ней.
— Спасибо, — шепнула она.
— Ну и долго ты ещё будешь слёзы лить? — строго спросил я.
Аня вскинула на меня свои красные, опухшие глаза, полные ожидания. Она, видимо, ждала, что я начну утешать, скажу что-то вроде «всё будет хорошо», «он не стоит твоих слёз» и прочие банальности, которыми обычно прикрывают беспомощность.
Но я не был тем, кто гладит по голове. В таких ситуациях утешать — значит соглашаться.
А я не соглашался. Ни с её болью, ни с тем, что она считала эту боль оправданной.
— Понимаешь, Ань, — я опёрся ладонями о стол, глядя на неё, — если бы ты не узнала правду, ты бы и дальше жила в иллюзии. И чем дольше, тем больнее было бы потом. Так что не плачь, а благодари судьбу, что открыла тебе глаза.
Она всхлипнула, опустила взгляд в чашку, пальцы задрожали.
— Ты так говоришь… как будто тебе всё равно, — прошептала девчонка.
— Мне не всё равно, — пояснил я. — Просто я умею смотреть на вещи трезво. Жизнь не закончилась. Ты не потеряла ничего, кроме иллюзии. А это, поверь, не потеря, а освобождение.
Аня помолчала. Смотрела на чай, потом перевела взгляд на меня. В глазах мелькнуло что-то новое — не благодарность, нет. Сейчас она меня скорее ненавидела. Но мне показалось, что в её взгляде появилось понимание. Тяжёлое, даже болезненное, но честное.
Я откинулся на спинку стула.
— Вот и хорошо. Привыкнешь к мысли — потом поблагодаришь, — сказал я.
Песня Осина всё ещё звучала где-то на фоне. «Плачет девушка в автомате…». Да, звучало почти издевательски, но зато верно по сути.
Щёки Ани уже не блестели от слёз, взгляд был уставший, но в нём наконец появилась хоть какая-то осмысленность. Рыдания прекратились. Осталась просто девочка, выжатая, но не сломленная.
— Может, ты и прав, — согласилась она. — Только ты так рассуждаешь… а ведь у тебя никогда не было отношений, Вов.
Я не сразу сообразил, что она имела в виду.
— Это ты сейчас к чему? — спросил я.
— Ну… просто. Ты всё видишь слишком в чёрно-белом цвете. Как будто сам никогда не любил, — пояснила Аня и шмыгнула носом. — Неожиданно, что ты так глубоко мыслишь, а у тебя ведь женщины даже никогда не было…
Во блин… теперь я, значит, не просто бессердечный, а ещё и девственник по совместительству.
— Вов, я хочу остаться с тобой здесь, — вдруг сказала Аня.
Я не отвёл взгляд. Примерно этого я и ожидал.
— Оставайся, — сказал я. — Но есть условия.
— Какие? — спросила она, чуть настороженно.
— Ты знаешь, — ответил я. — Для начала возьми тряпку и убери на кухне. И ещё, раз уж напомнила, — я усмехнулся, — ты мне уже какой день обещаешь приготовить ужин. А его всё нет и нет.
Аня моргнула, потом фыркнула — но скорее безобидно, даже по-доброму.
— Значит, ты просто хочешь, чтобы я работала за еду?
— Нет, — я пожал плечами. — Хочу, чтобы ты перестала ныть и начала жить. Начни хотя бы с ужина.
Она вздохнула, покачала головой, но встала и пошла за тряпкой. Вот может же, когда хочет? Может. Правда, хочет не всегда.
Я отхлебнул чай — и в этот момент послышалось дилиньканье домофона. Аня замерла, тряпка застыла у неё в руке. По лицу пробежала тень — смесь страха и надежды. Наверное, подумала, что Котя решил объявиться, извиниться и вернуть всё «как было».
— Успокойся, — сказал я. — Сиди, занимайся делом.
— А если это он?.. — спросила она шёпотом.
— Тогда тем более не дёргайся. Я сам разберусь, — отрезал я.
Подошёл к двери, нажал кнопку домофона.
— Кто там?