Физрук: на своей волне 3

Глава 3

Я быстро направился к мастерской, где проходили уроки труда. Беспокоился я не безосновательно. Дело было в том, что трудовик заявил, что хочет лично встретить бизнесмена — «всё по уму показать, чтобы впечатлить».

И вот теперь я шёл проверить, что он там «впечатляет». Потому с моей стороны трудовику было чётко обговорено — инициатива здесь не нужна.

Подойдя к двери кабинета, я увидел, что она закрыта. Перед ней стояли трое парней из продлёнки, которые должны были изображать на мнимом уроке активную деятельность.

— Что такое, мелюзга? — спросил я, останавливаясь рядом. — Почему не заходите в кабинет?

— Так трудовик сказал выйти, — охотно ответил один из пацанов, энергично почесав затылок. — С кем-то разговаривает там. Сказал не мешать.

— Понятно, — я посмотрел на закрытую дверь.

Как говорится, хочешь, чтобы дело было сделано хорошо — сделай сам. Я дёрнул ручку двери — не заперто. Осторожно открыл, вошёл внутрь и прикрыл за собой. В самой мастерской не было ни души. Голос трудовика доносился из подсобки. Он разговаривал с кем-то по телефону.

Не имею привычки подслушивать, но разговаривал этот мутный товарищ слишком громко. Если бы и хотел не услышать, так не получилось бы.

— Да подожди ты, не сахарная — не растаяешь! — говорил трудовик раздражённо. — Ты же видишь, у меня сейчас важные дела… Да знаю я, знаю, что обещал, но не могу сейчас всё бросить и уйти. И знаешь почему.

Судя по всему, на том конце провода была не завуч. Но разговаривал трудовик со своей женщиной… тот ещё жук — пока другие стараются, этот тут решает сердечные вопросы с любовницей. Ну или не с любовницей… короче, хрен поймёшь.

Я громко откашлялся, чтобы не подслушивать дольше, а заодно дать ему понять, что не один.

Из подсобки донёсся резкий шорох — будто трудовик едва не выронил телефон.

— Э-э… да, потом перезвоню, жди, короче, — буркнул трудовик в трубку и быстро нажал на отбой.

Следом вышел, стараясь изобразить деловой вид. Телефон сунул в карман и, не скрывая раздражения, спросил:

— Тебе чё надо?

— Пришёл тебя проконтролировать.

— Меня контролировать не надо, — огрызнулся трудовик, — ты лучше себя контролируй!

Я чуть приподнял бровь.

— Себя я уже проконтролировал, теперь твоя очередь. У тебя ничего не готово, а наш гость придёт с минуты на минуту.

Трудовик скривился, как будто я ему на ногу наступил.

— Да я бы с удовольствием отдал тебе это представление, — выпалил он. — Тем более ты такую дурь придумал в качестве встречи этого мужика, что самому стремно смотреть будет. Но уж нет… хочу поучаствовать. Посмотреть, как ты облажаешься на полную катушку.

Я медленно выдохнул.

— Тон сбавь при разговоре со мной, — предупредил я.

— А то что? — трудовик усмехнулся. — Побежишь жаловаться руководству? Или заедать своё горе выпечкой и конфетами?

Он с демонстративным видом сунул руку в карман и достал оттуда шоколадную конфету.

— На, покушай, — сказал он с издёвкой, протягивая конфету мне. — Хоть успокоишься. А то на тебе лица нет. Ну а потом катись к чёрту, идёт?

Я посмотрел на него молча. Он явно ждал, что я вспылю… Но я просто перевёл взгляд на дверь, понимая, что пока время есть, стоило бы провести с трудовиком воспитательную беседу.

— А конфетка-то вкусная? — уточнил я.

— Конечно вкусная, — ухмыльнулся тот, перекатывая конфету по ладони.

— Слушай, ну давай, я попробую, — сказал я тем же ровным тоном. — С удовольствием съем.

Трудовик хмыкнул, довольный собой, и, не подозревая подвоха, протянул руку с конфетой.

— Бери, — сказал он с издёвкой.

Я подошёл ближе, как будто действительно собирался взять сладость. Рука потянулась вперёд… и в следующий миг я нанёс короткий, чёткий удар под дых.

Ровно в солнечное сплетение.

Трудовик согнулся пополам, судорожно хватаясь руками за живот. Лицо побледнело, изо рта вырвался болезненный сип.

Он инстинктивно рванулся к верстаку, схватил киянку и поднял её, пытаясь перехватить инициативу.

— Ты… сука… — прохрипел он, шипя сквозь зубы.

Я увернулся от замаха киянкой и моментально перехватил его запястье. Тотчас схватил вторую руку, и, пока трудовик не понял, что именно я хочу, кисти оказались в тисках на верстаке. Я зажал губки так, чтобы пальцы и запястья оказались прочно зафиксированы.

Трудовик задыхался, корчил обличающие гримасы и впивался глазами в меня. Но выбраться он не мог — механизм держал крепко.

— Отпусти, козёл, ты охренел! — шипел он, вся его маска уверенности тотчас улетучилась.

— Отпущу, — пообещал я, — но сначала уясни для себя одну простую вещь. Так себя вести я тебе не позволю. Ни теперь, ни в следующий раз.

— Так раньше я шутил, и ты нормально реагировал, — зашипел он.

— Раньше было раньше, — сказал я, — а теперь, дружок, время изменилось. И я предупреждаю, что в следующий раз я не просто зажму тебе руки в тисках, а сломаю на хрен твои куриные косточки.

Трудовик плюнул на пол, оскорблённо ругаясь. Правда, в его голосе слышалась уже больше испуганная злоба, чем храбрость. Я же чуть сильнее зажал тиски.

Нет, кости я ему ломать не собирался… Хотел сделать так, чтобы он ясно почувствовал, что не прав.

И боль предсказуемо победила гордыню. Взгляд трудовика стал растерянным и уже менее вызывающим.

Он стонал, двигая плечами, пытаясь найти удобное положение. Его глаза метались, и на секунду мне показалось, что он осознал — игра закончилась.

Я же не торопился отпускать. Пусть сам попросит.

Трудовик застонал, скривился от боли, но терпел — порог его боли оказался выше ожидаемого.

— Отпусти, с-сука… ты мне кости переломаешь.

— Ты о своём поведении подумал? — как ни в чём не бывало спросил я.

Наклонился, подобрал с пола конфету и медленно, почти церемонно развернул обёртку. Следом протянул конфету этому товарищу.

— Съешь. Если что, сладкое заставляет мозг работать лучше, а тебе сейчас надо думать. Может, додумаешься, что так поступать нельзя?

— Пошёл ты на хрен. Отпусти, я тебя сейчас убью, — в его словах слышалась попытка скрыть страх.

— Ладно. Раз по-хорошему не хочешь — будем по-плохому.

Я начал подкручивать тиски. Трудовик сжал зубы, глаза у него метались, внутри боролись гордость и расчёт. Молчание длилось несколько секунд — этого времени было достаточно, чтобы он осознал последствия.

Трудовик ещё поупирался, похрипел и подёргался, пытаясь вырвать руки. Но я держал тиски крепко, понимая, что долго он не выдержит. Упрямство таких держится на показной браваде, а не на характере.

— Рано или поздно ты всё равно откроешь рот и скажешь «а-а». И заодно скушаешь свою же конфету. Раз она такая вкусная, пусть идёт на пользу делу.

Всё это, конечно, выглядело жёстко — со стороны, возможно, даже чересчур. Но подобные «шуточки», как позволил себе отпускать этот тип, нужно выжигать каленым железом.

— Володя, отпусти, я так…

— Что?

— Я так не…

Он не договорил — дверь мастерской распахнулась. На пороге стояли трое мальчишек из продлёнки — те самые, что торчали под дверью.

Все трое замерли, уставившись на нас, глаза сделалися как блюдца. Один из них пискнул:

— А… а что вы делаете?

— Да мы вот с товарищем трудовиком обсуждаем нормы техники безопасности. Практическое занятие.

Я улыбнулся и отпустил руки трудовика. Тот, шипя, отпрянул, глядя на свои кисти.

Пацаны переглянулись — то ли поверили, то ли решили, что лучше не лезть. Трудовик, красный от злости и унижения, молчал, потирая руки, а я медленно повернулся к ребятам:

— А вы чего стоите? Давайте, молодые, готовьтесь к уроку. Сейчас начнём.

Они послушно пошли к столу, а я покосился на трудовика.

— Видишь, как хорошо вовремя прервали. А то вдруг бы действительно сломал тебе пару пальцев — неудобно бы вышло перед детьми.

Трудовик, массируя ладони, попытался выдать привычную ухмылку, но вышло откровенно так себе.

— Я тебе так это не оставлю, — процедил он.

— Обязательно сочтёмся, — я подмигнул в ответ.

Подошёл к пацанам, которые уже сидели за партой, с нетерпением ожидая, что будет дальше. Один из них держал в руке колоду карт. Таков был наш сегодняшний «инструмент».

— Так, пацаны, — начал пояснять я, — у нас задача на сейчас простая: собираем карточный домик. Кто в курсе, как его выставлять?

— Надо посмотреть, как это делается в интернете, Владимир Петрович, — ответил один из них, уже доставая телефон.

— Ну вот и смотрите, у вас есть пару минут, чтобы разобраться и начать собирать. Когда гость зайдёт, надо, чтобы уже было на что посмотреть.

— Хорошо, Владимир Петрович, всё сделаем! — почти хором ответили пацаны и сразу включились в работу.

Телефоны замелькали в руках, включили видеоурок.

Конечно, это было не совсем то, чему обычно учат на трудах… Но это сейчас было неважно.

Трудовик стоял в стороне, прислонившись к верстаку, и с кислой миной наблюдал, как пацаны сооружают карточный домик. По лицу было видно, что происходящее ему не нравилось.

— Бред предлагаешь, — фыркнул он. — Я даже готов пятёрку поставить, что ты обосрёшься, и наш гость покрутит пальцем у виска.

— Деньги побереги, — ответил я, не оборачиваясь.

— А чё, ссышь поспорить? Или денег нет, чтобы со мной поспорить? — съязвил он.

— Деньги есть, — сказал я, выравнивая карту на верхнем уровне домика, который рос на глазах. — Просто спор должен иметь вес. Ставка должна быть существенной для обеих сторон, иначе смысла нет.

Трудовик напрягся.

— Что ты имеешь в виду?

— А то и имею, что пять тысяч для тебя не деньги. Потеряешь и не расстроишься. А спор без риска — это уже не спор.

— Хорошо, — оживился он, — давай поднимем ставки. На что спорить предлагаешь?

Я выдержал паузу, делая вид, что обдумываю.

— На музыкального лося.

— Это на что ещё?

Я едва удержался, чтобы не усмехнуться. Молодой вроде, а не знает.

— Узнаешь, — ответил я. — Посмотри в интернете.

Трудовик, хмурясь, достал телефон и начал искать в интернете, бормоча себе под нос:

— Музыкальный лось… интересно, что ещё ты выдумаешь…

Пока он возился с телефоном, я повернулся к ребятам:

— Пацаны, вы запомнили тот фокус, который я показывал?

— Да, Владимир Петрович, — ответили они почти одновременно.

— Отлично. Тогда работаем по сигналу.

Пацаны кивнули, готовые действовать.

Трудовик так и не успел открыть видео — дверь кабинета распахнулась. На пороге выросла делегация из директора, учителей и, конечно, Али — главного гвоздя сегодняшнего дня.

— А вот и наш класс труда, — объявил директор, жестом приглашая Алю войти. — Здесь мальчики познают, как становятся настоящими мужчинами.

Крайне сомнительное утверждение, если судить по субботнику, где половина не знала, с какой стороны держать кисть, а другая половина впервые взяла в руки грабли. Да и сам трудовик, если уж честно, вряд ли способен чему-то мужскому научить. Отбывает номер, и всё.

Я перевёл взгляд на трудовика. Он опустил телефон и сделал вид, что полностью готов к демонстрации.

— Так что, спорим? — шепнул я.

— Я еще не посмотрел, — так же тихо ответил трудовик, пряча телефон в карман.

— Так ты же уверен в своей победе, или нет? — я посмотрел на него с усмешкой, нарочно беря на слабо.

Трудовик вскинул подбородок.

— Да, уверен. Целиком и полностью.

— Ну тогда спорим, — я протянул ему руку.

Трудовик, не раздумывая, пожал, демонстрируя показное мужское достоинство.

— Я полагаю, что о кабинете труда и о наших успехах лучше всего расскажет наш уважаемый преподаватель! — послышался голос Лёни.

Трудовик заговорил напыщенно.

— Уроки труда — это основа воспитания настоящего мужчины. Именно здесь мальчики получают первые навыки, которые формируют характер, дисциплину и умение работать руками.

Вещал то как… заслушаешься, блин. Аля, стоявший чуть позади директора, вполголоса заметил:

— Ну да, так и есть… труд сделал из обезьяны человека.

Аля медленно прошёлся по кабинету, глядя по сторонам. Его взгляд скользил по верстакам, по висящим на стене инструментам, по стопкам фанеры, аккуратно сложенным в углу.

Он взял в руки киянку, которой трудовик собирался меня отласкать, и покрутил её. Улыбнулся краешком губ, скорее с ностальгией.

Видно было, что вспомнил что-то из прошлого. Наверное, как сам когда-то работал подобной киянкой… только по пальцам тех, кто ему задолжал.

Аля аккуратно поставил киянку на место.

Заметив трёх пацанов, сидящих чуть поодаль и сосредоточенно возящихся за столом, подошёл ближе.

— А у нас сейчас урок труда? — спросил он, глядя то на них, то на трудовика.

— Ага, — ответил один из мальчишек, не поднимая головы.

— И чем молодёжь занимается? — поинтересовался Аля, скрестив руки на груди.

— Ну… — протянул трудовик, замявшись. — У нас, скажем так, экспериментальный урок…

— Какой? — уточнил Аля.

Трудовик молчал, явно не зная, что сказать, начал мямлить что-то невнятное. Но Аля уже не слушал. Сам подошёл к столу, где сидели пацаны, и посмотрел, что они делают.

В мастерской повисла тишина. Все следили за Алей, который подошёл к столу, где пацаны, склонив головы, осторожно ставили очередную пару карт, чтобы завершить верхний ярус карточного домика.

— Фига… какие у вас тут уроки труда, — хмыкнул он, не то с удивлением, не то с иронией.

Тон был двусмысленным, непонятно, ему понравилось или нет.

Трудовик бросил на меня торжествующий взгляд. Мол, всё, проспорил, Володя, сейчас этот твой цирк с картами при всех разнесут в пух и прах.

— Ребята отрабатывают ловкость рук, — объяснил я.

— На трудах? — уточнил Аля.

— Именно, — заверил я.

Аля глянул на карточный домик. Лёня напрягся, а завуч, не удержавшись, подошла ко мне ближе и зашипела:

— Владимир Петрович, с такими вот фокусами школу можно и закрыть. Спасибо вам за такую «помощь». С такими друзьями и враги не нужны!

Я повернулся к ней.

— Раз доверилась — смотри молча.

Тем временем Аля смотрел на карточный домик, и в глазах его мелькнул знакомый блеск.

— А я, пожалуй, попробую вытащить одну карту… Сделаю это так, чтобы домик не упал.

Все вокруг начали переглядываться, не ожидая такой реакции.

Я же прекрасно знал, почему Алю зацепило.

Крещёный всегда любил карты, причём в любых их проявлениях. Когда-то он мог часами сидеть за игрой, а в девяностые считался шулером высокого класса: читал выражения лиц, блефовал, выигрывал у кого угодно. У него азарт был в крови, и сейчас Аля снова почувствовал знакомый вкус риска.

— Давайте посмотрим, есть ли у вашей школы шанс, — довольно продолжил он. — Представим, что карточный домик — это школа?

— Давайте представим, — ни жив, ни мёртв заблеял Лёня.

— Если я вытащу карту, а домик не рухнет — значит, шанс у вас есть. А если упадёт… ну что ж, на нет, как говорится, и суда нет.

Директор сильнее побледнел. Завуч прикрыла рот рукой, а трудовик довольно потирал ладони. Пацаны-ученики замерли, боясь дышать, чтобы домик, не дай бог, не рухнул. Конструкция-то хлипкая.

Аля медленно протянул руку, точно шулер перед решающим ходом. Пальцы скользнули к середине домика, нащупали карту. Он чуть потянул, останавливаясь каждый раз, когда конструкция едва заметно дрожала.

Я сложил руки за спиной, нацепив на лицо спокойствие и выражение каменной невозмутимости.

Аля, сосредоточенно прищурившись, ловко и точно потянул одну из карт. Его движения были выверены до миллиметра — как у опытного шулера, кем он, по сути, и был.

Карта мягко вышла из середины конструкции. Все, кто стоял рядом, инстинктивно задержали дыхание, ожидая, что домик сейчас рухнет.

И конструкция, чёрт её возьми, начала ходить ходуном…

— Господи, Владимир Петрович… что вы такое придумали, — прошептал Лёня, обращаясь ко мне. — Теперь мы точно пропали…