Физрук: на своей волне 3

Глава 1

Мы вошли в коридор, и директор снова принялся вещать об истории школы — о первом камне, о заслуженных учителях, о щитах и знамёнах. Я слушал вполуха, потому что в голове уже промерял следующий ход. Чем скучнее будет начало, тем ярче сработает кульминация.

Аля шёл, сдержанно зевая и время от времени поглядывая в телефон. Ему действительно казалось важнее то, что там писали, чем рассказы Лени об истории учебного заведения.

— Владимир Петрович, мы можем начинать? — шепнула мне физичка.

— Начинаем, — кивнул я.

Физичка прикрыла рот кулаком и кашлянула. Это был наш завуалированный сигнал.

Директор заговорил про достижения:

— Наша школа выиграла немало олимпиад, в советские времена у нас учились…

И всё в таком духе. Набор формальных фраз по заученной канве.

В этот момент из дверей одного из школьных кабинетов вышла математичка. Мне пришлось малость поуговаривать Эльвиру во время подготовки, чтобы она подключилась к представлению. Уговаривать пришлось не потому, что она не хотела участвовать, нет. Препона возникла из-за внешнего вида училки… и надо признать, выглядела она эффектно!

На Эльвире были лосины и короткий топ, явно не из педагогического гардероба.

Конечно, килограммов двадцать лишних у неё имелось, но грудь была — будь здоров, а филейная часть могла бы стать примером женской уверенности.

На плече Эльвира несла полотенце, волосы собраны в пучок, походка решительная, а на лице — невозмутимое выражение.

— Также наш педагогический коллектив неоднократно признавался лучшим как на районе, так и в городе, — продолжал между тем Лёня.

Теперь его точно никто не слушал, в школе появилась новая звезда. Математичка шла прямо к нам навстречу, будто не замечая делегации.

Аля, который до этого демонстративно скучал, поглядывал в телефон, вдруг краем глаза заметил Эльвиру. Поднял взгляд, мельком увидел её фигуру и на секунду даже замер. Потом снова опустил глаза в телефон, но уже не так уверенно. Экран мигал, вибрировал, но теперь он отвлекался всё чаще.

Я видел, как угол его рта чуть дёрнулся — Аля явно клюнул и заглотил крючок. Нужен был контраст, и мы его дали.

Аля аж задержал дыхание и даже перестал притворяться, что интересуется телефоном.

Экран погас, а взгляд буквально прирос к Эльвире. Жадный, прожигающий — тот самый, который я видел у него не раз в девяностые.

Я-то прекрасно знал его вкусы.

Рыжие-бестыжые, пышные, с формами, которые не спрячешь никакой одеждой. Такие женщины действовали на него, как приманка на зверя — выключали голову напрочь. И сейчас всё совпало: цвет волос, фигура, даже манера двигаться. Математичка шла уверенно, чуть покачивая бёдрами, и Аля просто не мог отвести взгляд.

Откуда у него пошла эта тяга — можно было только гадать. Но, по моим наблюдениям, всё началось ещё тогда, когда один наш партнёр, человек серьёзный и состоятельный, привёл на встречу жену. Рыжая, с осанкой, с таким взглядом, что Аля потом неделю ходил как под током. Он тогда сорвался на пустом месте, едва не устроил драку… А всё потому, что не мог смириться с тем, что такая женщина досталась другому.

С тех пор он словно потерял покой. Искал таких повсюду, под копирку, будто хотел доказать себе, что теперь он «тоже может».

И вот теперь перед ним стояло живое напоминание.

Только не жена партнёра, а наша математичка, ставшая «орудием» в моей игре. Аля смотрел, а я видел, как его пальцы медленно сжимаются в кулак.

Да, всё шло именно так, как я задумал.

Крещенный буквально свернул шею, провожая взглядом Эльвиру. Она жевала жвачку, листала что-то в телефоне и даже не посмотрела в сторону делегации.

Я видел, как Аля сглотнул и провёл языком по губам. Когда дверь спортзала за ней закрылась, он вздрогнул, будто из сна вынырнул.

— Слышь, Леонид Яковлевич, — вдруг защёлкал он пальцами, обращаясь к директору.

Голос у него стал деловым, но в глазах по-прежнему хищно блестело, я хорошо помнил этот блеск.

Аля, кстати, прекрасно знал Леню. Но до сих пор делал вид, что видит его впервые. Не скажу — узнал ли Крещенный Леню, которого помнил ещё пацаном. Хотя… не мог не узнать.

Директор мгновенно вытянулся по струнке.

— Да-да, слушаю внимательно, — выпалил он.

— Куда мы сейчас идём?

— Э-э… ну, мы как раз планировали пройти в столовую, — начал лепетать Лёня. — Чтобы… так сказать… накормить вас, а заодно показать наше меню для детишек…

Аля хмыкнул и расплылся в улыбке.

— Это, конечно, всё правильно, — сказал он, — кормить людей надо. Но можно и подождать. Ничего страшного, если остынет — подогреем.

— Конечно, — тут же закивал директор, — без проблем…

— А вот там у вас что?

Все, как по команде, повернули головы туда, куда кивнул Аля. Он указывал на дверь спортзала.

Я не удержался от внутренней усмешки. Всё шло, как по нотам.

— Это… спортзал у нас, — пробормотал Лёня, видимо до сих пор не веривший, что моя приманка сработала. — Там проходят уроки физической культуры.

Директор растерянно вытирал ладонью пот со лба.

Я почувствовал на себе взгляд завуча — цепкий, настороженный, почти ревнивый. Стоило мне повернуться, как Мымра поспешно отвела глаза, будто рассматривала что-то на полу.

Да, Соня понимала, что всё идёт именно так, как я и рассчитывал. Но признать это? Никогда. Для неё проще было проглотить собственную указку, чем признать, что «этот хам» оказался прав.

— Ну и отлично, — сказал Аля, почти по-дружески хлопнув Лёню по плечу. — Давай тогда туда для начала и заглянем. А то потом ещё круги нарезать по вашей школе.

Улыбка у Али была вроде бы добродушная, но я видел, как директор напрягся, как будто его пригласили не в спортзал, а на расстрел.

Лёня судорожно облизнул губы и мельком взглянул на меня.

— Конечно, пойдёмте, — заискивающе сказал он, нервно поправляя галстук. — У нас, правда, в спортзале ремонт не делался уже давно… Но это нисколько не мешает детям активно заниматься физкультурой. В разные годы здесь учились призёры районных соревнований, правда… они, э-э… были освобождены от физры, — сбивчиво добавил Лёня, пытаясь сгладить неловкость.

Но Аля его уже не слушал. Он будто, пружиня от пола, двинулся к спортзалу. Я видел по его лицу, что интерес у него теперь был совершенно другой.

Мы вошли в спортзал.

И вот тут начался второй акт моего действа… прямо посреди зала занималась наша математичка. Из телефона Эльвиры громко пел Том Джонс — хрипел на весь зал свою легендарную Sex Bomb.

Математичка же лежала на гимнастическом мате, поднимала и опускала таз, выгибаясь медленно, с нарочитой плавностью. Топ натянулся на груди, лосины блестели, а волосы, выбившиеся из пучка, прилипали к вспотевшей шее.

Аля остановился как вкопанный. Я даже услышал, как он втянул воздух — коротко, шумно, будто ударили под дых. Глаза впились в Эльвиру на мате.

Наконец, Аля закашлялся и пошёл густым румянцем. Математичка, услышав шаги, подскочила с мата и сделала вид, будто ужасно смутилась.

— Ой, я… я не знала, что сюда кто-то зайдёт, — затараторила она, торопливо хватая полотенце. — Простите, пожалуйста, если мешаю, я сейчас… уйду…

И начала вытираться — неторопливо, с тем самым наигранным стыдом, который только сильнее притягивает внимание. Эльвира вытирала шею, ключицы, потом, будто случайно, провела полотенцем по груди. Её рука замедлилась…

Аля сглотнул, опустив глаза, потом снова поднял и уставился взглядом, в котором читалось чистое, животное желание.

— Что вы, милая, — прохрипел он, — вы нисколько нам не мешаете… Я, признаться, не знал, что у вас прямо сейчас проходят занятия. Можете… продолжать, конечно.

Директор выдавил натянутую улыбку. Что ж… а крючок-то вцепился глубже, чем я ожидал!

Я видел, как остальные учительницы, стоявшие чуть поодаль, едва сдерживали смешки. Им-то уже всё было известно — план, детали, даже то, как именно должна себя вести Эльвира. И сейчас каждая из них отчаянно пыталась сохранить на лице выражение вежливого интереса, но уголки губ всё равно дрожали.

— Продолжайте, Леонид Яковлевич, — сказал Аля, не сводя взгляда с нашей рыжей приманки.

Математичка, едва заметно подмигнув мне, улыбнулась. Ну и грациозно двинулась к гимнастическим козлам. Там Эльвира начала делать растяжку, аккуратно выгибаясь именно так, как я ей и объяснял на репетиции.

Выгибалась она с чувством, с толком, с расстановкой, подчёркивая каждое движение. И, конечно, свои манящие формы.

— Вот, — наконец продолжил директор дрожащим голосом. — У нас, как видите, просторный спортзал. Занятия проходят регулярно, дети довольны…

Он достал платок и стал вытирать вспотевший лоб, будто стоял не в спортзале, а в сауне.

— Дадим слово нашему замечательному преподавателю физкультуры, Владимиру Петровичу, — Лёня кивнул в мою сторону.

Аля перевёл взгляд на меня, чуть вскинул бровь. Его глаз я не видел из-за солнцезащитных очков, которые он не снимал.

— Так это ты физрук, значит? — протянул он с лёгкой усмешкой, скользя по мне взглядом, будто оценивал.

— Да. Я, — ответил я.

Разумеется, любой здравомыслящий человек на месте Али должен был испытать лёгкий когнитивный диссонанс. Толстоватый паренёк и преподаватель физкультуры? Да уж, в моём облике было куда больше от участника соревнований по поеданию пончиков, чем от учителя физры.

— Между прочим, — с напускной гордостью добавил Лёня, — именно Владимир Петрович готовит наш 11 «Д» класс к предстоящей олимпиаде. Очень талантливый педагог, с прекрасными результатами.

Я еле удержался, чтобы не фыркнуть. Лёня-то, похоже, всерьёз решил, что если громче хвалить, то Аля проникнется любовью к школе. Наивный. Крещенному было глубоко наплевать и на школу, и на весь наш коллектив.

Я, честно говоря, думал, что Аля вообще не слушает директора. Однако при словах про олимпиаду он едва заметно дёрнулся. Медленно повернулся ко мне, и во взгляде Крещенного мелькнуло лёгкое беспокойство.

— Олимпиаду, говоришь? — уточнил он.

Аля смерил меня тяжёлым, прожигающим взглядом. И на этот раз в его глазах мелькнул хищный отблеск, что всегда появлялся у Крещенного перед тем, как начиналось настоящее месиво. Тогда, в девяностые, я видел это выражение десятки раз… Примерно за секунду до того, как он доставал ствол и решал, кто будет жить, а кто нет.

— И как проходит подготовка, Владимир Петрович? — спросил он холодно.

— Лучше всех, — спокойно ответил я.

Директор зачем-то решил вставить слово, будто его кто-то спрашивал.

— Ну… не совсем… то есть… подготовка пока только начинается, но мы, я вас уверяю, сделаем всё возможное…

— Ясно, — отрезал Аля, пресекая блеяния Лени. — Я правильно понимаю, что 11 «Д» — это у вас тот самый экспериментальный класс?

— Да, — подтвердил я.

Аля молча снял свои чёрные очки, в которых щеголял с самого начала встречи. И я почувствовал, как по моей спине пробежал холодок.

Левый глаз у Али был полностью выгоревшим, с мутной радужкой. Тот самый взрыв в машине, когда я бросил гранату… тогда ему просто чертовски повезло.

Мы встретились взглядами. Второй, живой глаз Крещенного буквально смотрел мне прямо в душу.

Я не отвёл взгляда.

Секунда, две… и воздух будто сгустился между нами, натянулся как струна.

— Ну… удачи вам с подготовкой, — сухо бросил Аля с ленивой издёвкой.

Понятно, что никакой удачи он мне не желал. Эта фраза звучала так же искренне, как благословение от палача. По глазам Али было видно, что он не верит ни на грош. Ни в меня, ни в школу, ни тем более в то, что я способен добиться чего-то значимого с экспериментальным классом. Для него я был просто ещё один неудачник, которого Крещенный проглотит даже не жуя.

Мне же было забавно происходящее. Аля ведь не понимал, кто перед ним… Он ведь даже не догадывается, что сейчас стоит лицом к лицу с Володей из девяностых.

Тем, кого он предал и кого считал мёртвым.

Честно?

Жаль, что я тогда не добил Крещенного. Он оказался живучий, как крыса. Хотя, пожалуй, сравнение даже мягкое и для крысы оскорбительное.

Но ничего… Так-то на каждую крысу найдётся своя ловушка.

Быстро потеряв ко мне малейший интерес, Аля снова начал бросать взгляды в сторону математички.

— А можно я скажу, Леонид Яковлевич? — вдруг подала голос завуч.

Директор приоткрыл рот, явно собираясь вежливо отказать Мымре, чтобы не сболтнула лишнего. Но Аля опередил Лёню буквально на долю секунды, чуть приподняв ладонь:

— Говорите, — разрешил он.

Завуч будто расцвела от предоставленной возможности.

— Вы знаете, — затараторила она, — наш спортзал, конечно, требует ремонта. Мы стараемся, поддерживаем как можем, но без финансирования… ну посмотрите сами!

Мымра сделала выразительный жест рукой, обведя спортзал по периметру.

— Этот паркет… хотя паркетом язык не повернётся назвать! Доски здесь лежат с конца восьмидесятых! Мы их красим, подновляем, шпатлюем, но они уже прогибаются, ходят ходуном! А дети ведь здесь бегают, прыгают… один неосторожный шаг — и можно получить травму.

Я покосился на неё, поражаясь тому, как ловко завуч выстроила речь, словно готовила её заранее. Конечно, интересно она всё-таки баба, своевольная. Я ведь просил никому не открывать рот…

Ну да ладно. Мымра, похоже, нюхом чуяла, где власть. Ну и стоило появиться кошельку в лице Али, и тут она как лиса перед курятником начала заискивать перед ним…

Аля, между тем, слушал и не перебивал.

— А ещё посмотрите на наши баскетбольные кольца, — не унималась завуч. — Они давно нуждаются в замене! Сетки так уже лет десять оборваны, щиты треснутые, а ведь дети занимаются ежедневно!

Мымра всплеснула руками, показывая своё искреннее возмущение этим «безобразием».

Аля продолжал делать вид, что слушает. Стоял, слегка покачиваясь, сунув руки в карманы. Но по выражению его физиономии мне было видно, что Крещенному чхать на школьные проблемы. Ему вообще не до школы.

Но завуч, словно не замечая этого, продолжала тарахтеть. Упрямая баба.

У неё этот внутренний стержень, или, как она сама говорила, «гражданская позиция», срабатывал в любой ситуации. Даже когда напротив стоит человек, который одним движением пальца может оставить Мымру без работы, а то и без здоровья.

Наконец Соня закончила свой монолог пафосно, как на педсовете:

— В общем, я вас очень прошу, по возможности, выделить финансирование для нашего спортзала. Оно действительно необходимо, сами видите.

Аля помолчал секунду, смотря на Мымру своим живым глазом. И снова надел очки.

Тишина висела слишком долго, и чтобы хоть как-то её разрядить, наша физичка неловко закашлялась.

Наконец Аля ответил, чуть растягивая слова:

— Ну… если школа выиграет олимпиаду, — он медленно перевёл взгляд на меня, — то, конечно, финансирование появится. И всё будет. И паркет вам поменяют, и кольца, и даже потолок подкрасят. Обещаю.

Вот тут, судя по тону Али, он начал закипать, и Соне следовало бы заткнуться. О чём, кстати, ей вовсю сигнализировал директор, хмуря брови. Но завуч девчонка непослушная и восприняла «обещаю» Али как зелёный свет.

— Вы только представьте, — снова затараторила завуч, не замечая, как у Али на лице всё явственнее проступает раздражение. — У нас даже футбольное поле… вернее, одно его название! Там ведь и уроки проводить невозможно! Вся трава вытоптана, одна глина. Настолько спрессованная, что уже годами ничего не растёт! А асфальт на беговых дорожках весь пошёл трещинами, дети спотыкаются, падают…

Аля слушал молча, пока в его глазах не появилась лёгкая скука, смешанная с брезгливостью. Потом коротко махнул рукой:

— Я вас услышал, — процедил он. — Как я уже сказал: если выиграете олимпиаду — получите финансирование. Всё будет. И поле, и трава, и асфальт новый постелим, хоть резиновый.

Он сделал паузу, а потом добавил с ядовитой ухмылкой:

— А если не выиграете… ну, тоже ничего страшного не произойдёт. Всех ваших детей распределят по другим школам.

Завуч вздрогнула, видимо наконец поняв, что добродетель из этого урода так себе.

Причём сказаны были эти заверения с таким тоном, будто Аля, улыбаясь, вытер ноги о Мымру.

Всё как двадцать лет назад.

Только теперь Крещенный делал это в строгом костюме, а не в малиновом пиджаке.

Друзья, не забывайте ставить лайки, пожалуйста!

Вам не сложно, а мне приятно!