Фатальная миссия

Глава шестая в которой у стен Кремля возникает небольшой переполох

Карл Карлович, старейший московский житель — да что московский, почитай, кремлевский! — был в это декабрьское утро удивлен, разозлен, повержен и унижен. Эти метаморфозы происходили с ним именно в перечисленной последовательности и были настолько из ряда вон, что он просто не мог припомнить, чтобы такое когда-либо случалось в его долгой, очень долгой жизни. «Diese Geschicht ist unmoglich!» — мог бы сказать этот вероятный фольксдойч, однако по-немецки он не говорил. Как, впрочем, и ни на каком человеческом языке, поскольку ему повезло родиться вороном.

Сперва ничто не предполагало особицы. Чуть забрезжил рассвет, Карл Карлович по стариковской привычке взгромоздился на крону самого возвышенного тополя в Александровском саду, — конечно, в компании с особо приближенными сородичами, а также с караулом из молодых ретивых воронов. Вскоре и на нижних ярусах стали оживать, копошиться, предприимничать прочие его обитатели — но все в рамках давно сложившихся правил и обычаев. Впрочем, не будь догляда со стороны Карлычевой команды… Хотя это уже из области невероятного: догляд всегда был, есть и будет во веки веков. Не в диком лесу живем, в столице!

Степенное рассуждение Карла Карловича завершилось было привычной зевотой, но вдруг его клюв быстро захлопнулся, а круглые глаза возымели тенденцию стать еще круглее. «Что за наглец мостится на вершину соседнего тополя, почти вровень с вороньей элитой?». Не веря своим глазам, Карл Карлович повращал головой влево-вправо: нет, все, буквально все соседи — и старейшины и охранники — вытаращились на дурную ворону, избравшую такой мучительный способ прощанья со здоровьем, а то и жизнью. Впрочем, через миг охрана ринулась на исполнение долга и жестокую забаву.

Под градом клювастых ударов дурашка кубарем низринулся сквозь крону, но молодцы не отставали и погнали его вдоль ствола к самой земле, чтобы оттрепать и там — в назидание многочисленным прочим пернатым. Но странное дело: жертва в падении умудрялась как-то цепляться за ветки и веточки и производить противоестественные контрвыпады — не только клювом и когтями, но крыльями и даже кончиками перьев! И выпады эти были столь действенны, что то один, то другой преследователь вдруг сбоил и шарахался в сторону — так что у земли наглеца прижимали лишь три-четыре охранника. А он и здесь не оплошал: вдруг совершил немыслимый вираж и взвился свечой в небо, да не абы куда, а прямо к стайке сановных воронов!

Старенький Карл Карлович еще хлопал в изумлении глазами, потом снялся было с излюбленной ветки и хотел спланировать в сторону, но тут его настигла неистовая круговерть, в которой наглец по-прежнему был ловчее всех. Карла Карловича тоже закрутило, взвихрило, он вдруг ощутил болезненный тычок и почти бездыханным полетел вниз. Удар о ветку, другую, потом шлепок и — о, счастье! — он оказался в собственном гнезде!

Переведя дух, вороний предводитель взглянул вверх и обнаружил, что битва все ширится. «Наглец против всей стаи?» — опешил он. Но нет: стало ясно, что к пришлецу явилась подмога — немногочисленная, но столь же расторопная, умелая и жесткая. Увы, сородичам Карла Карловича эти неизвестно откуда взявшиеся вороны оказались не под силу. Поодиночке и группками земляки стали покидать побоище, еще миг — и бегство стало массовым. Небо очистилось, и над кронами сада остались в кружном полете лишь победители в количестве не более двух десятков. «Что же теперь будет?» — хотелось сказать униженному Карлу Карловичу, но… говорить он все-таки не мог.

Плешивый и какой-то скукоженный Молчун сидел в кресле перед обширным окном верхнеэтажного номера гостиницы «Националь» и смотрел на круженье воронов над Александровским садом. «Ну, вроде местные с нашим присутствием смирились, — осторожно подумал он. — Пора бы героям лететь сюда, на воссоединение со мной, а то вдруг кто-то в номере появится, а я в усохшем виде…». Ментальная связь с обособленцами вблизи Кремля, гнезда резидента, была, конечно, исключена. Здесь и думать-то следовало потаенно и как можно обыденнее, — впрочем, в Школе технике ментомаскировки учили дотошно.

Словно в подтверждение его опасений дверь в номер внезапно открылась. Молчун как мог напыжился, но поворачиваться не решился, полагая, что это прислуга.

— Как все-таки неудобно без ментальной связи! — воскликнул вошедший, которым оказался Молчун сивокудрый. И добавил неожиданно: — У меня в номере была сейчас… как это: шлюха? блядь? а-а, вот: путана! С утра!

— И что, соблазнился? Или франков оторвать от себя пожалел?

— Да ты что? Ответственный момент, начинаем плести сеть — и совсем ненужная девка…

— Так уж и совсем? Мы ведь еще вчера о Кате с вожделением думали…

— Слушай, а ведь и правда есть признаки того, что наше деление прошло не вполне пропорционально… Наверно, центр сексуальных удовольствий оказался у тебя, плешивого…

— Так и должно быть! — хохотнул Молчун-2. — По местным поверьям плешивые более сексуальны.

— В том числе плешивые карлики? Вроде тебя теперешнего?

— Вот именно! Вспомни: на боте при изучении экстравагантных сторон бытия современных русских Везунчик нарыл инфу, что богатые москвички стремятся заполучить в любовники уродливых карликов…

— … у которых почему-то отросли большие члены? Что ж, мы со своими способностями можем, конечно, переплюнуть любого здешнего карлу. Только у русских есть масса полезных поговорок, в том числе: «Сделал дело — гуляй смело». Доходит?

— Ага. Но у них же есть другие, типа: «Однова живем», «Лови момент», «Куй железный, пока горячий»…

Неожиданно в дверь постучали.

— Наверно, та же путана! — свистящим шопотом выдохнул сивокудрый.

— Так ловим момент или как? — растерялся плешивый.

Тут дверь приоткрылась и в номер заглянула пригожая, хоть и не первой молодости женщина в униформе, с пылесосным шлангом в руках.

— Простите, — сконфузилась она. — На двери таблички нет, я и решила, что у вас можно прибраться…

— Oui, oui — заулыбался плешивый.

— No, no — брякнул одновременно сивокудрый. — Мы, пардон, немножко занят.

— Еще раз извините, — попятилась горничная и закрыла дверь.

— Что ты тут распоряжаешься? — неожиданно для себя взъярился Молчун-2.

— А ты, я вижу, готов уже прыгнуть на любую фемину, оказавшуюся в пределах досягаемости?

И оба в раздражении уставились друг на друга.

— «Надутый Джекил», — вспомнил один из курса английского.

— «Презренный Хайд», — парировал другой.

Какой-то шорох со стороны окна отвлек их от ссоры. Они обернулись и увидели «веревку-гусеницу», вползающую одним концом в приоткрытую фрамугу, в то время как другой конец был, видимо, еще на крыше отеля.

— Вот стану сейчас из карлы нормальным мэном и надеру тебе уши, — едко сообщил плешивый Молчун.

— Я уже в панике, — дурашливо поник головой Молчун-1 и оба расхохотались.

К вечеру стало ясно, что возможности наружной разведки Кремля невелики. Время от времени в него заезжали или из него выезжали черные правительственные авто, но кто в них прибыл-убыл, оставалось тайной: высадка и посадка пассажиров производилась, в основном, внутри комплекса кремлевских зданий. Впрочем, основное задание Молчун-«ворон» выполнил, углядев немало щелей под кровлей Сената (в котором располагались, судя по публикациям в прессе, рабочий и представительский кабинеты президента), достаточных для проникновения внутрь под видом воробьев или гусениц.

— Однако залы в Сенате большие и лучше бы по ним летать, а не ползать, — заметил «сивокудрый».

— Как комарик из сказки африканского поэта Пушкина? — снасмешничал «плешивый». — Увы, мельче шмеля мы стать не сможем, а он все-таки весьма заметен. А вот не стать ли нам тараканами? И естественными будем и быстрыми…

— Ха-ха-ха! В Кремле — тараканы! А почему бы и нет? Значит, входим, расползаемся по залам и наблюдаем…

— И все без ментальной связи… А вдруг случится что-то экстраординарное? Например, нападение, гибель кого-то из нас? Лучше бы узнать сразу…

— Про некоторых геянских насекомых что-то такое помнится… Вроде оставшиеся в живых всегда знают, где только что погиб их сородич. То ли они ультразвуковой сигнал в момент смерти испускают, то ли наоборот какой-то постоянно действующий радиоимпульс исчезает… Обладают ли таким свойством тараканы?

— Нам-то что? Достаточно того, что мы действительно можем усовершенствовать некоторые свои фотоэлементы. Пусть при разрушении одни испускают специфический радиоимпульс, а другие их улавливают.

— Лады. Но придется повозиться…