Фатальная миссия

Глава четвертая в которой все начинается и кончается хорошо, а середина беспросветная

«Большего обалдуя наша спецшкола, наверное, еще не выпускала, — угрюмо размышлял Молчун, мерно вышагивая под лучами неистового солнца по узкому галечному пляжу вдоль все более высокого берегового обрыва. Из сообщений „чайки“ он уже знал, что пляж вскоре исчезнет и берег на многие километры вперед будет только скальным. — И что тогда я смогу предпринять? Снова обернуться „дельфинами“? Это уж будет чересчур. А плавают ли верблюды? Я то в образе „верблюда“ смогу, а вот натуралы плавают? Впрочем, через час наступит ночь, а люди ночью привыкли спать. Тем более эти птенчики…»

— Стой, Катя, — резко встрепенулся Андрей. — Здесь должна быть вода!

— Где?! — закрутила головой изнывающая от жары и жажды погонщица.

— Во-он расщелина в скале, по ней вьется зелень, а прилегающий участок пляжа влажный. Будем рыть, — спрыгнул с верблюда Андрей. И вскоре галька полетела из-под его полусогнутых ног.

«А он довольно смекалистый, — одобрил Молчун. — Может и добудет желанную воду».

— Есть! — возрадовался водоискатель. — Правда, чуть сочится, придется сосать.

— Что придется? — переспросила Катя. — Во что мы ее наберем?

— А вот увидишь. Подставляй ладошки. — И Андрей, припав губами к влажной гальке, стал терпеливо всасывать в рот скудную воду. А потом пустил струйкой в Катину горсточку. Та похлопала ресницами, но воду выпила. Потом еще и еще…

— Себе, — сказала она, наконец. И спохватилась: — А потом Голубчику нашему надо набрать. Правда, ему много надо…

«Вишь ты, — умилился Молчун. — Вспомнила, заботится. Хоть и ни к чему мне эта вода».

— Ему набрать не смогу, — отрезал Андрей. — Этому битюгу ведер десять надо. Да и ни к чему ему пока вода: я же тебе говорил, его запасы в горбах.

«Вот мерзавец! — вскипел Молчун. — Специалист выискался по верблюдам. А то, что я верблюд особенный, ему невдомек. Может, как раз меня надо трижды в день поить!»

— Андрюша, миленький, ну хотя бы немножко, — стала канючить Катя. — Ведь ему же обидно…

— Этого Азиза я начинаю понимать, — проворчал Андрей, но вновь припал к источнику. Катя стала по горсточке носить воду «верблюду» и тому ничего не оставалось делать, как эту ненужную воду пить. Впрочем, горсти на пятой Молчун мотнул головой и отошел в сторону.

— Правда не хочет! — обрадовалась Катя. — Кончились твои мучения, мой Квазимодо.

— Вот уже и Квазимодо, — хохотнул Андрей. — Давно ль еще Ромео был?

— И снова скоро будешь, — припала к нему Катенька. — Не пройдет и часа, как над нами раскинется звездный полог, взойдет сияющая луна, и мы забудем обо всем, кроме любви…

И вдруг добавила более прозаически: — Но пока неплохо бы чем-то перекусить. Ты такой умный, воду нам добыл, может, и рыб с крабами добудешь? А я бы их напекла-нажарила…

«Действительно, товарищ умелец, — заинтересовался Молчун, — давай, напрягись! Я бы, конечно, мог вас морепродуктами завалить, но погожу».

Только Андрей и тут не сплоховал: походил-походил по берегу и по воде вдоль берега, поотваливал камни и принес-таки несколько крабов. Потом снял рубашку и, заводя ее пузырем за валуны, поймал две рыбки.

— Хватит, Андрюша, — крикнула Катя, уже соорудившая костерок из скудного хвороста и пристукнувшая крабов. — Тащи сюда, я сделаю опалишку!

— А что, верблюда рыбой кормить не будем? — не удержался от колкости Андрей.

«Н-ну, погоди! — осатанел Молчун. — Вот приму я человеческий облик и так тебя отделаю!»

— Иди сюда, глупый, и сооружай спальное место, — улыбнулась Катя. — А то солнце через двадцать минут уйдет за горизонт и наступит тьма кромешная.

«Куда б мне деваться, пока они любовью этой будут заниматься, — затосковал Молчун. — Ведь доймут опять…»

«А ты разделись на верблюда и верблюдицу, — съерничала из неведомой дали „чайка“ — глядишь, тоже скоротаешь ночку в радостях любви».

«Отстань, паршивка! — взъярился Большой Молчун. — В саранчу превращу!»

Беглецов настигли наутро. В этот раз не было ни черных коней, ни бурнусов, а была современная яхта и мощная оптика. Яхта шла вдоль берега в сторону Омана со скоростью десять узлов в час и скрыться от ее окуляров было практически невозможно. Молчун преследователей откровенно прошляпил, потому что не сообразил создать вторую «чайку» для обозрения тыла. Андрей и Катя как раз заканчивала завтракать (мужчина вновь проявил завидную ловкость в рыбалке), когда их окликнули с моря в мегафон. Они кинулись было к отвесному обрыву, потом в воду, но от яхты уже мчался катер с вооруженными людьми. Сначала Молчун хотел вмешаться и устроить нападавшим большой тарарам, но вовремя спохватился: уши, инопланетные уши! А потом понял и выгоду складывающейся ситуации: вряд ли Катю и Андрея казнят немедленно, это должно быть сделано по мусульманским законам публично — в назидание потенциальным прелюбодеям. Значит, их транспортируют в Аден, где произошло преступление или даже в столицу (как бишь ее, Сана что ли?) пред светлые очи президента или все-таки короля? Вот там я и вмешаюсь — если лже-резидента в Йемене нет. Если же это именно он… то, простите ребята, я ведь на задании.

Так что «верблюд» остался лежать на берегу. Но тут Андрей и Катя, поглядев друг на друга отчаянными глазами, испустили прощальные крики и дружно нырнули, открыв воде доступ в легкие. С катера нырнули следом, ухватили уже вялые тела, вытащили и, оценив ситуацию, стали удалять из легких воду, делать искусственное дыхание и массаж сердца. Откачали…

Молчун лежал, вытаращив глаза и не дыша, потрясенный попыткой двойного самоубийства. И перевел дух лишь заметив признаки жизни у спасенных. «Какое счастье, какое счастье…» — тупо повторял он, глядя, как его подопечных перегружают на яхту и уносят во внутренние помещения, как яхта разворачивается и уходит к мысу, потом за мыс… О нем же никто и не вспомнил.

Яхта шла к Адену уже вторые сутки. Невысокий, полноватый Азиз, безостановочно мотавшийся по палубе, встрепенулся, завидев выходящего из санузла доктора.

— Так что, хабиб, я могу, наконец, поговорить с женой?

— Теперь можешь, она в состоянии разговаривать. Но стоит ли, Азиз? Ведь ее участь предрешена?

— Стоит или нет, позволь мне решать. Я должен посмотреть в ее лживые, змеиные глаза!

С этими словами обманутый муж вошел в санузел — не заметив, что в притвор двери успел юркнуть и корабельный кот, тотчас скрывшийся под койкой, на которой лежала почти неузнаваемая Катенька.

Куда подевались ее сияющие глаза, нежные щеки, лукавые губы и чувственная грация? Из нее словно вынули душу, а вместе с душой и часть плоти, отчего Катя враз осунулась, померкла. Впрочем, в глубине глаз, обратившихся на него, Азиз различил металлический холодок, от которого его гнев вернулся.

— Хороша ты, Катя, нечего сказать, — заговорил он по-русски. — И вот такой ты мне сейчас очень нравишься. Тощей, черной, безобразной, никому не нужной.

Не дождавшись ответа, он продолжил: — Хочешь, верну тебя к себе, первой женой? Посажу в почетный угол и буду показывать остальным женам: видите, как сладостно любить чужого мужчину? Какие от этой любви получаются черные очи, впалые щеки и синие губы?

— Хватит паясничать, Азиз, — прервала его жена. — Ничего ты не вернешь и сердце свое не утолишь. Не спорю, я ошиблась, только не с Андреем, а когда-то с тобой. Но что об этом говорить, пустое дело. Моя участь мне известна, и ты не в силах ее изменить, даже если бы захотел. Ваш мир — душный мир. Жаль, что я этого вовремя не поняла.

— Наш мир — справедливый мир. Это вы живете как попало и с кем попало, то сходитесь, то расходитесь и плодите безотцовщину. У нас же каждый ребенок знает своего отца, дедов и прадедов. У нас все защищены законами шариата. Но если ты изменила мужу, то по тому же закону неминуемо понесешь кару и посмей мне сказать, что она не заслужена.

— Я уже все тебе сказала, Азиз.

— Но я не все сказал. Я ли тебя не любил? И тогда, в Москве, и здесь, в Адене. Знаю, тебя не смущали мои другие жены, потому что ты продолжала чувствовать мою любовь именно к тебе. Эта любовь меня и подвела, из-за нее я позволил тебе бывать с русскими, позволил им любоваться тобой, говорить с тобой, увлечь тебя. И вот теперь из-за своей любви я совсем тебя потеряю. Как мне жить после твоей смерти?

— Я верю, что ты горюешь искренне, Азиз. Но ты переживешь это горе. Напомню тебе французскую поговорку: лучшее лекарство от любви — другая любовь.

Азиз смешался, помолчал и вновь окрысился: — Значит, другая любовь? Как у тебя к тому шакалу? Внезапная, развратная? Как он тебя имел на этом приеме: стоя за пальмой? Или на перилах балкона? А может, ты минет ему сделала, сучка?

Ответом ему было полное молчание, только в глазах Кати, упертых в экс-мужа, усилился металлический холод. А еще за беснующимся арабом следили другие глаза: круглые, с вертикально-линзовидными зрачками, отсвечивающими в сумраке подкоечного пространства.

«Ну, давай, попробуй ее ударить, — почти умолял Молчун. — С каким удовольствием я вцеплюсь в эти толстые щеки и воловьи глаза!».

Но гнусный Азиз лишь смачно плюнул на пол и, колыхнув животом, вывалился из каюты на палубу. «Кот» в этот раз за ним не шмыгал, рассудив, что к Кате может зайти еще какой-нибудь гад.

Андрей был помещен в другую каюту, палубой ниже и потеснее. Он быстрее оправился после клинической смерти, но это вышло ему боком: сейчас он был прикован наручниками к какой-то вертикальной трубе и сидел на рундуке с руками, вывернутыми к затылку. Ступни его были опутаны цепью. Кто-то из почитателей шариата к нему недавно заходил, так как губы Андрея были свежеразбиты, а под левым глазом наливался синевой «фонарь».

Тут дверь открылась, и в каюту вновь зашел недавний посетитель: коренастый, с грубым лицом матрос. «Вот сволочь, мало ему показалось, добить, что ли, пришел?» — невольно съежился Андрей. Но, вопреки ожиданиям, матрос лишь внимательно осмотрел узника, затем его скрепы, и присев на корточки, стал вдруг распутывать цепь на ногах. Дверь опять ушла в сторону, и в ее проеме нарисовался Азиз.

— Ты что делаешь, сын собаки?! — вскричал он по-арабски. В ответ матрос, не вставая, необыкновенно ловко пнул босса в пах и затем в разгибе хлестко пробил ребром ладони в горло. Азиз упал мешком через порог, без признаков жизни. Матрос тотчас втащил его внутрь и закрыл дверь.

«Что за ерунда? — опешил Андрей. — Какие-то разборки?». Матрос же продолжил освобождать его ноги. Затем обшарил труп, нашел в кармане ключ от наручников и открыл их. Андрей молча стал массировать запястья, недоверчиво вглядываясь в недавнего обидчика, ныне освободителя.

— Я плехо не делать, — на ломаном русском сказал Молчун. — Твой враг — мой враг.

— Ладно, — скрепя сердце, согласился Андрей. — Что дальше?

— Ты лучше ждать здесь. Мочь попасть под пули. Мы все делать сами. Нас много.

— Я не согласен, — мотнул головой опекаемый. — У русских не принято прятаться за чужие спины.

«Молчун-2, как там у тебя?» — ментально обозначился Молчун-1.

«Все штатно, — отозвался „матрос“. — Куда теперь?»

«Блокируй кубрик, мы идем к рубке. Каюту с оружием изолировали, но у кэпа и вахтенных есть пистолеты».

Молчун-2 сунулся к выходу, но обернулся, с сомнением посмотрел на русского и мотнул головой: — Идем. Строго за мной. Не слушать — возвращать в каюта.

Едва они вышли в пустой коридорчик, где-то наверху грохнул выстрел, и что-то упало на пол, потом еще. Тотчас в конце коридорчика отъехала дверь, из которой повалили свободные от вахты матросы.

— Что там? — крикнул навстречу коренастому «матросу» передний и вдруг увидел Андрея. — А этот откуда?

Молчун-2 молча влепил ему в торец и, не глядя на повалившегося, влепил с обеих рук второму и третьему, последнего же достал ногой. Андрей только диву давался, глядя на новоявленного Брюса Ли. Упавшие и не думали подниматься. Молчун взял последнего за ноги, втащил в кубрик и вернулся за вторым. Андрей через силу поволок оставшегося. Уложив всех, они закрыли дверь, и Молчун заклинил ее башмаком с ноги одного из поверженных. «Выстрел без последствий?» — запросил он Молчунов-1 и 3. «Дыра была, — ответил Молчун-1. — И было больно. Сейчас кэп таращит глаза и, наверное, хочет помолиться да нечем — руки связаны. А ты тоже, вроде, шумнул?» «Пришлось махнуть конечностями. Матросы в кубрике, но скоро очухаются. Пойду гляну на кубриковый иллюминатор».

— Андрей, — сказал Молчун-2. — Смотреть на дверь и башмак. Я скоро приходить.

— О'кей, — отозвался тот. — Других тоже блокируют?

— Тоже. Я проверить иллюминатор в кубрик.

— О'кей, — начал верить в свою удачу бывший зэк. — А где Катя?

— Катя в порядке. Она под защитой. Как и ты.

«Зачем же ты тогда меня уродовал полчаса назад?» — хотелось спросить Андрею, но он благоразумно промолчал.