И вот настал тот волнительный день, когда Молчун положил себе выйти на берег и внедриться в людское сообщество. К берегу он придрейфовал в виде группы медуз, но прежде чем начать трансформацию в арабов, создал «чайку», взмывшую над побережьем в качестве разведчика. И не напрасно! С высоты птичьего полета «чайка» обнаружила мчащуюся в облаке пыли именно к данному участку берега кавалькаду. Сначала ни состав, ни смысл ее были Молчуну непонятны. Наконец он разглядел, что впереди на верблюде, вцепившись в горбы, мчатся два седока и что это мужчина и женщина в европейских одеждах. А следом галопируют шесть арабов в черных бурнусах, на черных конях, которые постепенно настигают европейцев, охватывают их в полукольцо и гонят к берегу. Молчун вспомнил основные сведения об арабском менталитете и посочувствовал обреченным беглецам: если они были уличены в прелюбодействе или просто нарушили какие-то приличия, кара их ждет несуразно жестокая.
Тем временем погоня почти завершилась: верблюд выбежал на береговой обрывчик и встал — как ни понукали его седоки. Тут же, гортанно крича, подскочили арабы, и двое из них, прыгнув с коней, поспешили к беглецам. Вдруг европейцы стремглав кинулись на шею верблюда, с нее на кромку обрыва, с обрыва на пляж и, схватившись за руки, бросились в воду! Арабы дружно выругались, погарцевали на обрыве, но в океан сигать не стали, а рассредоточились вдоль берега в ожидании неминуемого конца: либо пловцы повернут где-то к берегу, либо выбьются из сил и утопнут.
Плыть бедолагам пришлось как раз через омедузенного Молчуна. Ядовитых стрекал у него, конечно, не было, но пловцы инстинктивно пытались уворачиваться от студенистых тел.
— Андрюша! — слабо воскликнула по-русски молодая женщина. — Какой в этом смысл?
— Плыви, Катенька! — отозвался ее сотоварищ, мужчина лет сорока. — Если дадимся им в руки, тебя забьют камнями, а обо мне и говорить нечего…
— Мне так жаль, — покаянно молвила Катя. — Ведь это я тебя совратила…
— Полно Катенька, я не мальчик и жалею не о том, что тебя встретил, а что встретил так поздно и неуместно. Но плыви, не разговаривай, береги силы и верь, что они нам еще пригодятся…
Катя в ответ испустила стон, но поплыла молча.
«Что же, — встрепенулся Молчун, — так и дать им утонуть? Я прогрессор или кто?»
Дальше он стал действовать стремительно: собрал свои студенистые тела в две массы, в которых начались невнятные сперва трансформации, но через минуту-другую в воде явственно обозначились два «дельфина». Они попрыгали из стороны в сторону, порезвились, осваивая только что неведомую технику движений, и бросились вслед упрямым пловцам. Вот уже догнали, одновременно поднырнули под них и, ощутив касания человеческих животов, слегка приподнялись. Женщина инстинктивно шарахнулась в сторону и соскользнула со спасителя. Мужчина же ухватился за шею «дельфина» и, не ощутив противодействия, умостился основательнее — хотя и был в недоумении. Обернувшись, он увидел барахтающуюся спутницу, второго дельфина возле нее и, сжав ногами бока своего, попытался руками повернуть его назад. И о чудо! — у него получилось: дельфин повернул обратно!
— Катя! — во весь голос крикнул неведомый Андрей. — Не бойся, хватай дельфина за плавник и седлай его! Им, видно, захотелось нас спасти!
— Ишь, какой догадливый попался, — пробурчал про себя Молчун-1, а Молчун-2 нырнул под женщину повторно. В этот раз и она ухватилась, умостилась, рассмеялась и разрыдалась.
— Что за реакция у этих женщин? — ментально подивились Молчуны, слаженно двигаясь в открытое море. — А, впрочем, и наши гидранки сильно от гидран отличаются…
— Андрюша, — позвала сквозь слезы и улыбку Катя. — А они нас там не бросят?
— Сколько я слышал про такие случаи, не должны, — заверил храбрящийся Андрей. — И в добре и в зле животные последовательны…
— Может, распадемся для смеха и поучения на шары? — хохотнул Молчун-1.
— Моя не выдержит, сердце лопнет, — предостерег Молчун-2. — Да и дешевка это.
— Сам ты дешевка, — обиделся близнец. — А далеко мы собрались?
— Давай у «чайки» нашей спросим: что-то она самоустранилась…
— Да здесь я, здесь, отслеживаю всю картину. Арабы на колени повалились, Аллаху молятся, глаза выпучив. Все, отмолились, на коней садятся, пятки им в пах и поскакали от берега, словно дэвы за ними гонятся. Так что можете поворачивать.
— А скажи, — спохватился Молчун-1. — Где находится верблюд беглецов?
— Ну, хоть арабы и спешили, но верблюда с собой захватили — видно, они здесь на дороге не валяются…
— Вот и хорошо, — порадовался Молчун-1. — Давно хочу верблюдом стать.
— А ты у товарищей спросил?! — в один ментальный голос рявкнули «чайка» и Молчун-2.
— Ты как была в дозоре, так в нем и останешься, — парировал Молчун-1. — Только, наверное, во что-то другое превратишься, столь же мизерное. А что касается тебя, товарищ «дельфин», то так надо для дела. Усек?
— Андрюша, — вновь подала голос Катя. — Наши дельфины к берегу поворачивают…
— Вижу, вижу, — сквозь зубы отвечал Андрей. — Но идут по большой дуге… Может, хотят подальше от того места высадить?
— Нет, нет, я то место запомнила, во-он по той скале, красной на желтом фоне — прямо к ней мчат!
— М-да, действительно. Но куда с берега подевались арабы?
— Может быть, залегли? И нас подкарауливают?
— Да вроде нет… Видишь, там к океану есть небольшой уклон, поэтому обрыв и подходы к нему более-менее просматриваются. В общем, рискнем. Если же они откуда-то выскочат, вновь бросимся в воду. Больше нам ничего не остается…
— Это чудо, Андрюша, — счастливо шептала Катя, стоя обнявшись с любимым мужчиной на пустынном обрыве над Индийским океаном. — Наверное, есть Бог на свете, мы с тобой ему приглянулись, и он нас спас.
— Я всегда считал себя атеистом, — отозвался Андрей с виноватой ноткой в голосе, — и жить в атеизме мне было просто и уютно. А теперь все усложнилось, не знаю, что и думать…
— Не надо все время думать, просто живи и чувствуй, как хороша жизнь. И мы с тобой хороши, а жизнь нам сохранена, чтоб мы и дальше любили друг друга. Вот ты меня сейчас обнимаешь, и я уже почти забыла все страхи. Все во мне к тебе льнет, просит твоей ласки: и губы, и груди, и бедра и лоно… Все мое — твое, все для тебя. Возьми же мои прелести, сомни, разнежь, зажги страстью…
— Эк они возбудились, — взбодрился тож Молчун-«чайка». — Счас смогу узреть половой акт между людьми… Меж крабов, рыб и черепах видел, а эти как? Ага, предварительные ласки: объятья, потискивания, поцелуи, поцелуи, поцелуи… Всю зацеловал, буквально всю. О, еще и кусает… Теперь грудь высасывает: одну, другую. А лоно вовсю жмет, пальпирует… Интересная техника и вполне действенная: вон как она выгибается, трепещет… Наконец и семяввод задействовал… Тут техника обычная, почти как у черепах, только почему-то животом к животу. Сдается мне, что черепаший метод все же удобнее.
Замечание в скобках: по сравнению с гидранами возможности у людей скудноваты: мало того, что гидранцы могут трансформироваться и, соответственно, переживать все виды совокуплений, но в своей естественной форме, имея столько щупалец и стрекал, способны создавать буквально симфонии чувственных ощущений, что подлинные умельцы и делают. Вот только чтобы стать таким умельцем, необходимо долгое общение с опытными и тоже виртуозными самками, терпеливо подсказывающими самцам последовательность, интенсивность и совокупность воздействий на их чувственные органы. Однако для подобных экспериментов необходима уйма свободного времени. Да и самки такие нарасхват, простым гидранам они практически недоступны.
Впрочем, у Молчуна было несколько сексуальных контактов с гидранками, в том числе с одной взрослой и относительно опытной, но единичные контакты в этой сфере — ничто. В итоге даже вкуса, стремления к сексу у него еще не появилось. Но вот сейчас, наблюдая всю технику, а затем апогей человеческого полового акта, Молчун — «чайка» непроизвольно ощутил нарастание в теле томления, затем жар и сильный, частый пульс. Он стремглав ринулся с высоты к ленивым волнам и стал носиться над ними хаотично и даже издавать крики.
— Что ты разнервничалась, трясогузка? — запросил по ментальной связи Большой Молчун, только что трансформировавшийся в верблюда и потому не воспринимавший любовный акт.
— Да так, рыб гоняю, — смалодушничала «чайка».
— Во дури-то у тебя еще… Давай, лети к влюбленным и дай знать, когда мне можно будет к ним подойти.
«Чайка» взмыла над обрывом, зависла и сообщила: — Уже можно, лежат рядом без сил и чувств.
— Андрей, я слышу шаги, — всполошилась Катя. — Тяжелые. Ой, это наш верблюд! Точно наш: вот пятно белое на боку, залысины и копыта все сбитые! Где же он прятался? И надо же, нас нашел! Наверно, есть бедняга хочет…
— Катя, верблюды долго могут обходиться без пищи, а нашего мы из стойла увели, где его наверняка и поили и кормили. Странно, почему арабы его с собой не забрали… И где он на самом деле был: мы, вроде, все окрестности с тобой оглядели.
— Наверное, под обрывом. Спрыгнул за нами и лег в расщелину, вот его и не приметили. Или приметили, но не смогли, не успели назад вытащить: что-то ведь их спугнуло?
— Это да, спугнуло. Пожалуй, что наши дельфины. Арабы же видели, как мы лихо помчались в океан. Приняли за вмешательство Аллаха, испугались и убрались. Может и вообще от нас отстанут…
— Хорошо бы… Только Азиз вряд ли успокоится: как же, ведь его оскорбили и ограбили, первую жену увели… Трех оставшихся ему, конечно, мало. Хоть не такой он и самец, с одной кое-как управляется. В студенчестве, правда, ко мне пылал, ласки, слова и подарки расточал. Тем и пленил. Да еще экзотикой этой долбаной: море, пальмы, фонтаны, гарем… Вот и попала в настоящий гарем: туда не ходи, сюда ходи, в глаза мужчинам не смотри, будь незаметной на людях. Еле умолила его разрешить быть переводчицей на больших приемах в русском консульстве в Адене. Ведь совсем от безделья и невостребованности измаялась…
— Тут он промашку дал, твой Азиз. Если быть жестким собственником, то до конца.
— Ты тоже, тоже такой собственник?
— Нет, Катенька, я это, увы, стеоретизировал. А свою жену тотчас оставил, узнав, что у нас уже любовь a trua…
— Так ведь и это проявление собственничества, то есть мужского шовинизма, Андрюша, — ласково пожурила любовника неверная жена. — Разве в вашем кругу не считается, что у нормального современного мужчины кроме жены должна быть любовница? Этому вы находите и объективную причину: мол, образованных сексапильных одиноких женщин полно, а мужчин им под стать гораздо меньше. Но статистика, поверь, существует для дураков. В жизни все сложнее или наоборот, проще: если женское сердце всколыхнулось навстречу мужчине, то никакие цепи, даже супружеские, его не удержат. Вот как мое потянулось навстречу тебе…
— Ты права, Катенька, — целуя женщину легонько в губы, смирился Андрей. — Так что, действуем по прежнему плану? То есть прощай Йемен, да здравствует Оман? Слава богу, документы, кредитки и даже деньги все еще в кармане рубашки, в пластике, и ничего вода с ними не сделала. Только обуви мы с тобой лишились. Но если верблюд согласится вновь везти нас на себе, то это не страшно.
— Какой интересный симбиоз: человек-верблюд… — подумал Молчун, продолжая перетаптываться возле людей. — А вот с конями не так: арабы явно не спрашивали их о согласии, просто вскочили на спину, ударили по бокам и те рванули с места…
— Слушай, а правда, он же не взнуздан, — прошептала Катя. — Как мы его поймаем и уговорим?
— Ну, у тебя такой шепот трогательный, — улыбнулся Андрей. — Подойди к нему и пошепчи: ты согласен, кудлатый, отвезти нас туда, не знаю куда?
— Что-то мне его улыбка и словечки не нравятся, — решил Молчун. — Вот Катя — сама приятность. Пожалуй, отвезу их в Оман, а то в Йемене ее камнями закидают. Однако надо бы вспомнить или как-то узнать, есть ли в Омане президент? А в Йемене? Ведь было же, было в памяти!
Тем временем Катя, в самом деле, смело подошла к «верблюду», взялась за шерстистую шею и, глядя в прищур верблюжьих век, негромко попросила:
— Голубчик, ляг на землю, дай нам на тебя забраться…
И на глазах ошеломленного Андрея гордый «корабль пустыни» пал на колени и прилег, смиренно ожидая седоков. Со словами «Так что ж, нам теперь все звери и твари будут, по мере надобности, подчиняться?» бывший атеист полез к заднему горбу, потому что за передним уже примостилась шустрая Катенька.
— А теперь, голубчик, — потянулась Катя к верблюжьему уху, — поднимись и иди вперед, а я тебе хворостинкой буду путь указывать.
Андрей теперь почти не удивился, что и эта просьба взбалмошной дамочки была верблюдом выполнена. Хотя еще пару часов назад сей зверь в его руках не был столь покладист.