Фатальная миссия

Глава вторая в которой подозрение падает на арабский мир

Жители Гидры — очень выносливые существа, тем более те из них, что прошли горнило вступительных экзаменов в Школу прогрессоров. Поэтому неудивительно, что организм Молчуна поборол нервную горячку и залечил травмы, полученные при ударе о скалу. Он обрел власть над своим телом и даже преобразовал его в привычную гидру, только совсем небольшую, по размеру спасительной раковины. Следовало теперь осмыслить сложившуюся ситуацию и мизерные шансы на выполнение задания. И тут Молчун, к своему удивлению, обнаружил провалы в памяти!

Нет, то, что он прогрессор с планеты Гидра и звать его Молчун, он помнил. А это планета Гея, на которую он прилетел в космическом боте в паре (надо же!) с Везунчиком. Посадка была аварийной, они упали в воду и… И все, дальше он ничего не помнил. Куда девался Везунчик? Где этот долбаный бот? Или хотя бы его координаты в памяти… И с какой стати он залез в раковину и уменьшил себя до последнего предела? Попробуй теперь нарастить рабочий объем и энергетический ресурс…

Не было ясности и с прогрессорской миссией. Им надлежало… не то вывезти, не то устранить… президента какой-то геянской страны — но какой? И как звать этого президента? Полные потемки… Хотя… что-то такое брезжит… Имя похоже, кажется, на геянское название какого-то химического элемента… Да, так говорил Везунчик! А какие у них названия элементов? Тоже ведь толком не помню. Стой: оксигениум, гидрогениум, феррум… Не то, как то короче: гар, вар, бар? Нет, не помню!

Подведем итоги: напарника нет, корабля нет, объекта акции нет. Что же теперь делать? Видимо пока просто выживать, приходить в норму. А там, глядишь, и амнезия пройдет, вспомню все что надо.

В коралловый биоценоз Молчун вписался удачно — главным образом, благодаря панцирю раковины. Ни рыбы, ни крабы даже не пытались ее сокрушить. Вопрос с питанием тоже разрешился: лишенный возможности прямого фотосинтеза, Молчун регенерировал атавистическую пищеварительную систему гидры (увы, их род возник отнюдь не с фотоэлементами), и вскоре в венчик щупальцев, обманчиво вяло колышущихся над устьем раковины, стала попадать различная придонная мелочь: черви, рачки, мальки рыб, а потом и сами рыбешки. Охоте весьма способствовало использование Молчуном электрических стрекал: бенц! разряд и безвольная тварь тянется щупальцем в пищеварительный мешок.

Весьма скоро раковина стала Молчуну тесна. Жаль было покидать эту цитадель, но вместе со своим жильцом она расти не могла. Впрочем, к тому времени прогрессор весьма окреп и, при желании, сам мог стать грозой всех обитателей кораллового рифа. Поразмыслив, он преобразовал себя в электрического ската, — вернее, псевдоската, так как в отличие от оригинала не захотел питаться придонной мелочью, а стал охотником на рыб. Рыбы никак не ожидали от «ската» такой подлянки и так и не смогли привыкнуть к его ударам исподтишка. Масса и энергия Молчуна стремительно росли. По мере роста он предусмотрительно стал восстанавливать многоячеистость своей структуры и кропотливо исправлять многочисленные повреждения в системе подкожных фотоэлементов.

Уверовав в свою безопасность, он все чаще выбирался к береговой кромке и лез на берег, с несказанным удовольствием переходя на фотосинтетическое питание. Здесь к нему в полной мере вернулась радость бытия, энергия молодости. Еще бы рядом появился вдруг Везунчик… Куда он все-таки подевался? И когда восстановится память? Этакий могучий детина, а что делать со своей мощью — непонятно!

Как то естественно он трансформировался в привычное для себя существо — манту. Однако до взрослой особи его масса еще не дотягивала, и потому Молчун не покидал окрестностей хорошо изученного кораллового острова. Теперь его все больше тянуло небо, он даже присмотрел в качестве стартовой площадки высокий утес на юго-восточной стенке берегового обрыва. Но взмыть в небо в виде манты? Конечно, окрестности островка, в основном, пустынны, но все же Молчун заметил пару раз на горизонте силуэты рыбацких судов. А высоко в небе иногда появлялись инверсионные следы самолетов. К тому же над Геей полно спутников, оснащенных современной оптикой, а значит, всегда существует шанс угодить на фотоснимок с супервысокой разрешающей способностью. Нет, если уж летать, то максимально маскируясь под местных птиц. Желательно не из тех, кого едят, а тех, которые едят. Например, в виде того крупного парильщика, что появлялся недавно над островом — кажется, орла?

Здесь самое время сказать, что зрение гидран, изначально слабое, в ходе технофизиологической эволюции улучшилось коренным образом. Мало того, что теперь они могли различать малейшие детали предметов на расстоянии до 1 км (конечно, в воздухе), но при желании и воссоздавать увиденный образ перед мысленным взором. И в соответствии с образцом могли конструировать его подобие (хотя бы внешнее), а затем перевоплощаться в него.

Сказано-сделано. Вскоре образ орла обрел в сознании Молчуна конструктивное решение и был готов к воплощению. Загвоздка крылась в том, что орел весил всего десять-пятнадцать килограмм, тогда как гидранин набрал уже больше пятидесяти. Надо было делиться.

Молчун-2 подобрался, ковыляя, к обрыву, захлопал раскидистыми крыльями и толкнулся. Провалившись на десяток метров, он все же поймал восходящий поток и стал подниматься в небо. Техника полета ему сначала не показалась: постоянно приходилось лавировать, удерживаясь над потоком, да и скорость оставляла желать лучшего. Но со временем приноровился и даже стал получать удовольствие от кругового парения над островом при минимальных затратах мышечной энергии.

— Что, балдеешь там, под небесами? — завистливо одернул его по ментальной связи Молчун-1. — О деле и думать забыл?

— А кто мешал тебе, вернее, вам лететь тоже? — парировал счастливец. — Сейчас балдели бы вчетвером и, кстати, могли провести разведку окрестностей сразу во все стороны света. Хотя… пожалуй, перспективным является лишь одно направление: северо-западное. Там виден протяженный обрывистый берег, вероятно, материковый. А по другим азимутам — только океан без конца и края. Впрочем, кое-где есть островки, но нам, я полагаю, они не интересны?

— Будет тебе балаболить, мелкота, определился с направлением — так маши крыльями!

— Ничего-то ты в орлином полете не понимаешь, брюхан. Орлу достаточно шевелить кончиками крыльев и его несет туда, куда он пожелал. Неужто тебе осьминог зенки чернилами залил?

— Все я вижу, — примирительно буркнул Молчун-1. — Хотя и не представляю.

— Местность, я тебе скажу, преотвратная, — вел ментальный репортаж Молчун-2. — На берегу голые раскаленные скалы, а в глубине материка они перемежаются с песчаными барханами. Только в расщелинах есть какая-то растительность. Неужели здесь может кто-то жить? А ведь, пожалуй, живут — вот расщелина побольше и зелень в ней погуще, под ней видны редкие лачуги, около них копошатся дети, собаки, куры, старик что-то втолковывает ослу… Эх, люди, до чего жалкие созданья!

— Лети дальше, царь поднебесья, и молись, чтобы по курсу не оказалось менее жалкого человечка, оснащенного винтовкой с оптическим прицелом, который может сверзить тебя в пыль только из желания развеять свою скуку…

— Ну это вряд ли, я все же орел не настоящий: пропущу пулю через себя и все дела… О, вот за грядой барханов тропа и на ней цепочка из длинноногих и длинношеих двугорбых мохнатых животных с погонщиками меж горбов. Как же их называют… кэмел, дромадер, верблюд… да, верблюдов. Ну и важные твари! Не идут, а шествуют, без видимых усилий, только ходули переставляют да боками пошевеливают. А морды, морды-то какие презрительные… Чудо как хороши!

— Лучше опиши погонщиков, — пресек неуместные восторги собрат.

— Да какие-то невзрачные, закутанные с ног до головы в серые пыльные хламиды, лиц не разобрать. И все молчат, даже почти не шевелятся.

— Что ж, вероятно, надо лететь вдоль караванной тропы и она выведет к значительному поселению. Может там удастся понять, что это за народ и страна и не знаем ли мы с тобой местный язык? Если же знаем, то вполне может оказаться, что с их президентом нас и посылали разобраться. Так что вперед и вниз, а там…

— Значит, арабы… — неспешно раскидывал мозгами Молчун, колыхаясь в прибрежных водах в форме гигантской медузы, что позволяло беспрепятственно наращивать фотосинтезом массу и энергию. — Что же я знаю об арабах? Их чертовски много, они экспрессивны, а главное, расселены по многим странам. В какой же из арабских стран может находиться наш резидент-президент? Впрочем, это еще не факт: знание мной арабского языка, наша высадка возле Аравии (четко я определился по солнцу, звездам и береговой линии!), конечно, симптоматичны, но для чего надо было учить еще пять языков, среди которых периферийный русский? Ну чтоб мне вспомнить конкретное задание Центра… Или хотя бы «химическую» формулу Везунчика… Был ли в ней намек на арабское имя?

А если пойти от обратного, то есть от арабских имен — не всплывет ли формула? Какие же арабские имена на слуху: Гарун аль Рашид, аль Бируни, аль Низами… Все на аль получаются… Так ведь и в формуле что-то похожее на «аль» было! Или «эль»? Тогда к латинянам ближе: эль Доминго, эль Пасо, эль Борхес… Последнее совсем созвучно, есть такой химический элемент: бор! В то же время посадка бота была явно аварийной, то есть отклонение от курса могло иметь место. Но насколько значительное?

Так менжевался ущербный пришелец с далекой Гидры в изумрудно-аквамариновых водах, прогреваемых почти отвесными лучами солнца, менжевался и наращивал, наращивал массу. А под вечер решил, что следует действовать последовательно: с того конца, что рядом. То есть прозондировать мир арабский, а далее по ситуации. И еще решил, что лучше действовать в компании из двух-трех существ, для чего нарастить массу до 200–250 кг.