ЭТНОС. Часть вторая — ’Догма’

Глава 2. Экспансия на юг

Тоннель пробили, когда в Меровии уже лёг снег. В ожидании эпохального события в графство примчался Император, и мы с Нагмой неделю выхаживали простуженную едва не до пневмонии Катрин. У неё не та масса тела, чтобы скакать часами по морозу верхом, а Перидор с момента покушения, кажется, не доверяет каретам. Девочка всё время порывалась подняться с кровати и идти к отцу, чтобы встать у трона маленьким стойким оловянным солдатиком, но я её не пускаю, а она слишком ослабла, чтобы настоять.

— Я опять умираю, как тогда? — спрашивает она.

— Ничего ты не умираешь, — шипит на неё Нагма. — Выдумала тоже! Пап, скажи ей!

— Твоя жизнь вне опасности, моя принцесса!

— Ты снова спасаешь меня, мой паладин! За это я позволяю тебе один поцелуй!

Я наклоняюсь над постелью и очень серьёзно целую ребёнка в сухие, потрескавшиеся горячие губы. Я паладин, у нас любовь, нам можно.

— Ты любишь меня? — требовательно спрашивает Катрин.

— Я люблю тебя, — отвечаю я без малейшей иронии.

Для неё это очень важно сейчас. Наверное, я единственный человек, который говорит ей о любви. От Перидора хрен дождёшься. А, нет, не единственный.

— Я тоже тебя люблю, мелочь! — чмокает её в ухо Нагма. — А теперь давай тебя вылечим!

— Ой, у меня же в ухе теперь звенит! — возмущается принцесса.

— Любовь требует жертв! — решительно отвечает моя дочь.

Бронхит принцессы вполне вылечивается средствами традиционной медицины, но я всё же рисую её — из интереса. Сейчас мир совершенно не возражает против того, чтобы Картин выздоровела. Возможно, Теконис прав, и Нагма что-то серьёзно поменяла в нём. Теперь это мир живой принцессы и мёртвого принца, а не наоборот. Но может быть, это просто череда совпадений. Во всяком случае, ускорить выздоровление удалось без проблем, и на церемонию торжественного открытия она отправилась вместе с отцом. Стояла такая трогательная, в шубке, рядом с делающим вид, что её нет, Перидором. Вот же он жопа венценосная!

Технически тоннель функционирует уже почти месяц. Я выезжал на ту сторону полюбоваться — там тепло, почти жарко, горы служат климатическим разделом. Субтропическая растительность, буйство красок, феерия жизни, не то, что суровая наша Меровия. Что? Я сказал «наша»? Забудьте. Ещё немного потерпеть — и домой.

Сейчас в тоннеле уже проложен одноколейный железнодорожный путь, на той стороне организована наспех фактория, и Его Величество ждёт небольшой сюрприз.

Свистит паровозик, над жерлом тоннеля разворачиваются, как занавески, два флага, Меровийский и графства Морикарского. Раздвигая их, из тоннеля выезжает в облаке пара локомотив. За ним открытая платформа, заваленная дарами тропической природы — экзотическими фруктами, плодами местной разновидности хлебного дерева, бананами-бататами, или как оно тут называется. Это продовольствие, это хорошо, это нам надо. Но куда важнее то, что выглядит совершенно не впечатляющие — большие, метра полтора в диаметре, серые невзрачные шары, сложенные пирамидой, как пушечные ядра. Это полимеризованный сок гевеи — натуральный каучук. Справим к весне принцессе калошики, чтобы не мочила ножки и не простужалась. А ещё это прорезиненные плащи солдатам, покрышки коляскам, прокладки для паровых машин… Многое, многое меняет в этой жизни каучук.

Перидор смотрит на изобилие строго, но одобрительно. Он прекрасно понимает, что это лишь первая платформа из тысяч и тысяч тонн товарных потоков, которые сформируют совершенно новый для Меровии рынок колониальных товаров. То, что поступало крошечными партиями втридорога через Багратию и Киндур, обогащая целую цепочку посредников, теперь хлынет потоком в эти холодные земли. И каждый заштатный барон с родовыми землями, до границы которых можно доплюнуть со стены замка, захочет себе к завтраку какаву, к обеду — манго, а на ужин — омлет из страусиных яиц. Для этого ему понадобятся деньги, в которых он ранее не нуждался, потому что вилланы его и так кормят, в рамках натуральной ренты. Возникнет мотивация к вступлению в товарно-денежные отношения, а значит, к развитию не только натурального, но и товарного хозяйства. Так, шаг за шагом, будет формироваться внутренний товарный рынок, на котором возникнет спрос на логистику с её мощёными дорогами и на финансовую систему с её банками. И мы им это всё дадим, у нас давно готово. Успешные и хитрожопые бароны разбогатеют, большая же часть аристократии разорится к чертям. Первых мы обложим прогрессивным налогом, вторых сначала прокредитуем под залог земель, а потом выкинем на мороз… То есть, простите, на государеву службу. Пусть жалование получают, раз хозяйственники из них никакие. Титулы их превратятся в громкие, но пустые ярлыки, зато у Перидора не будет проблем с формированием офицерского корпуса и занятием административных должностей в колониях. Кстати, о колониях…

— Ваше Величество, прошу, — делает приглашающий жест Мейсер.

Товарный составчик с дарами тропиков уже отогнали в тупик, где ударными темпами строится перевалочная станция «Морикар-товарная», а к платформе, тихо пыхтя, подкатывает первый в этом мире пассажирский поезд. Всего три вагона, но каждый — класса люкс. Специальный Императорский Литерный, называет его в шутку Фред.

Вслед за Императором в вагон упрямо направилась принцесса, и тот снова сделал вид, что не замечает девочку, но я отметил, как он чуть-чуть, почти незаметно, посторонился, давая ей безопасно перешагнуть слишком большую для коротких детских ножек щель между платформой и ступеньками.

Не безнадёжен, может быть.

Паровозик свистнул, дёрнул, лязгнул. Завешенный флагами тоннель поплыл навстречу и поглотил нас. На составе зажглись карбидные фонари, осветившие грубо обтёсанные стены, укреплённые кое-где деревянными распорными конструкциями. Да, не столичный метрополитен. Мрачновато, но впечатляюще — километр скалы проковырять.

Состав вынырнул на солнце — это ещё не конец пути, просто попутное ущелье. Условно попутное, но проще сделать небольшой крюк, чем долбить камень.

— Красиво, Кать, да? — спросила Нагма у принцессы, но та лишь кивнула коротко.

Рядом с отцом она лишь безмолвная статуэтка, обозначающая присутствие. Все чувства — потом. В ущелье действительно очень живописно — каменные склоны, заснеженные вверху и серые внизу, а по земле цветочный ковёр — там, где его не попрали грубо проложенные рельсы. Увы, хрупкую замкнутую экологию этого места мы порушили навсегда — с южного тоннеля тянет тёплый воздух тропиков, с северного — морозное дыхание Меровии. Если здесь обитала какая-нибудь эндемичная горная выхухоль, то ей не повезло. Станет жертвой прогресса. Но пока красиво.

Восемь километров извилистого пути — и второй тоннель. За ним, как мокрая, горячая, облитая духами подушка на лицо — атмосфера новых возможностей.

Перидор нетерпеливо перешагивает на временную дощатую платформу, оглядывает бревенчатые стены фактории «Форт Док». Клянусь, это не моя идея. Само как-то. Забывшись, поддерживает за локоток перепрыгнувшую принцессу. Девочка застыла, не веря своему счастью, — первый тактильный контакт с того самого дня. Император и сам не заметил своего жеста, но я бы сказал, что лёд треснул. Что по здешней жаре и неудивительно.

— Ваше Величество, — торжественно объявляет Мейсер. — Соблаговолите лично поднять флаг Меровии над этими землями?

Простые времена. Пришёл, воткнул палку с тряпкой, сказал: «Моё!» — и оно твоё. Если сможешь удержать, конечно. На стенах, выстроенных в три наката из меровийской сосны, стоят небольшие, но уже казнозарядные картечные пушечки, а в наскоро сооружённых щитовых казармах расположились экспедиционные войска графа Морикарского, набранные из иммигрантов с военным опытом. Так что мы сможем. Туземцы тут пока всё больше с копьями и стрелами тусуются, да и нет им большого резона на нас нападать. Не сейчас, когда они ещё до усрачки рады стеклянным бусам и дешёвым железным ножикам — или что там им впаривают наши эмиссары в обмен на фрукты и прочее. Для решительной борьбы с проклятыми колонизаторами надо сначала пару поколений потусоваться в метрополии, получить там образование, натурализоваться среди её элит… Тогда, конечно, придёт осознание, что ты по жизни второй сорт, и станет обидно. А сейчас они счастливы прийти под руку императора Перидора. Потому что фруктов и какао у них как говна, а такие прикольные бусики не каждый день предлагают.

Флаг рывками пополз вверх, а когда он достиг верхней точки флагштока и затрепетал на ветру, Мейсер громко и торжественно заявил:

— Отныне и впредь это земли Меровийской Империи, да стоит она вечно!

Пушки на стене грохнули холостым зарядом, и Перидор заметно вздрогнул, резко побледнев. Нет, долго ему ещё то покушение икаться будет. Принцесса Катрин тихо взяла его за руку и сжала её. Он даже взглядом её не удостоил, но и руку не отобрал. Так и стояли вместе, пока Мейсер речь толкал. Про прирастающее новыми землями величие.

С почином нас. Точнее, меня. Как будущего генерал-губернатора колоний. Не, ну а кто ещё? Не Джулиана же будет за меня отдуваться?

Его высочество граф Михаил Док Морикарский, промышленник, меценат, спаситель Императора и вообще гений эпохи, отбыл в своё свежепожалованное генерал-губернаторство в колониях. Оставил графство на управляющих, а сам, значится, устремился к новым свершениям. Потому что кому ещё доверить такое важное дело? Шутка ли, за сутки Меровия более чем удвоила свою территорию! Мы щедро, хотя очень приблизительно, нарисовали границы новых владений, благо оспаривать их некому. Карта-то всё равно только у Перидора на стене, у остальных нет аэрофотосъёмки с высотных беспилотников, поэтому даже у Багратии с Киндуром от южной части материка только приблизительно прорисованные побережья. В ближайшее время это никак не освоить, так что на вырост взяли.

В общем, графья Морикарские отбыли в джунгли кормить москитов во славу Империи, а мы с Нагмой, отделившись от их виртуальных шкурок, направились домой.

Странно представить, что здесь прошло времени всего ничего. По нам даже толком соскучиться не успели. Только Онька немедленно повисла на прибывшей с нами Лирании, требуя отчёта в подарках, которые та обязана привезти любимой младшей сестричке. Уложить в голове все эти разнонаправленные «таймпроекции» и «временные лаги» получается, наверное, только у Текониса. Но он слепой и жуткий. Возможно, это как-то связано.

— Тебя тут… Ждёт, — сказал Дмитрий кисло. — Сделай с ним что-нибудь, а то он уже всё выпил и всех достал. А если он не перестанет клеиться к Альке, я ему морду разобью.

И кто же у нас такой симпатичный? Ну, да. Вариантов немного.

— Здравствуй, доченька! Ах, как выросла! Ах, какая красавица стала! — засюсюкал совершенно отвратительным неестественным тоном Калеб. Он вообще живых подростков видел когда-нибудь?

— Отстань, — мрачно бросила Нагма и быстро ушла в дом.

Испортил настроение, мудила рыжий.

— Чего тебе надо? — спросил я неласково. — Говори и проваливай.

— Вижу, мне тут не рады! — ненатурально обиделся он.

— Угадал.

— А я, между прочим, о вас забочусь! Всё бросил, примчался, сижу тут, скучаю, и ради чего?

— И ради чего же?

— Предупредить вас! Вы в большой опасности!

— Дай угадаю… Ты, гандон штопаный, кому-то трепался про Нагму?

— Что за выражения? — возмутился Калеб. — «Гандон», «трепался»… Я, в конце концов, отец твоей дочери!

Я молчу и смотрю на него.

— Да, «отец твоей дочери» в данном контексте звучит странно, — признал он. — Но так уж получилось. Нагма — твоя дочь, ты её растишь, я не претендую. Но я же её отец, хотя ей от этого одни неприятности.

— И насколько серьёзные на этот раз?

— Чертовски, — признался Калеб. — Но я не «трепался», как ты выразился. У меня тупо не было выбора. Я облажался и встрял в неприятности из-за того, что…

— Мне плевать. К делу.

— Уверен? Ладно, я был вынужден рассказать про Нагму.

— Вынужден.

— Именно! Извини, но я не герой со стальными яйцами, а там вообще без вариантов. Если за тебя взялись, то узнают всё.

— Тогда почему ты здесь, а не… Не знаю, на колу сидишь? Или что там у вас делают с теми, кто облажался?

— У нас их отправляют ликвидировать последствия.

— Ликвидировать?

— Да, ты правильно понял. Именно в этом смысле.

— То есть ты приехал убить свою — и мою — дочь? И что мне мешает прострелить тебе башку и утопить тело в море?

— Это непедагогично! Что ты скажешь дочери?

— Скажу: «Упс!» Куплю мороженого в утешение. Думаю, пары порций шоколадного хватит.

— Эй, ты же не всерьёз, да? — Калеб косится на мою руку, лежащую на кобуре.

— Ещё как всерьёз. Дочь мне дорога, ты — нет. Последние слова будут?

— Не стреляй!

— Неоригинально, но сойдёт…

— Я серьёзно! Я же не собирался её убивать! Сам подумай! Иначе зачем бы я тебе рассказал?

— И что же ты хочешь? — соблазн избавиться от него велик, но это действительно непедагогично. Кроме того, есть ещё Анахита, мать Нагмы, которая от него зависит.

— Вам лучше свалить отсюда. Я сделаю вид, что не нашёл девочку, буду весь такой искать-искать, а потом проблема, может быть, и сама собой рассосётся…

— Это в каком смысле «рассосётся»?

— Согласись, вы ведёте довольно опасный образ жизни…

— То есть ты надеешься, что Нагму убьёт кто-то другой?

— Да, звучит не очень, но блин, таких как она всегда быстро убивают! Я вообще удивляюсь, как она жива до сих пор. Может, в тебе дело? Признайся, ты ведь не простой доктор? Что-то есть у тебя за душой? — Калеб хотел панибратски хлопнуть меня по плечу, но передумал. Поэтому остался с обоими целыми руками.

— Экое ты говно.

— На себя посмотри! — обиделся он. — Да ты вообще приложение к Нагме! Паразит при дочери! Она чего-то стоит, а ты так — пассажир! Скажешь, не так?

Я секунду раздумывал, а не разбить ли ему харю, и в который уже раз решил, что не стоит руки марать.

— Проваливай, — сказал я. — Ещё раз увижу, буду считать, что тебя опять нагнули, и ты пришёл за Нагмой. Поэтому стрелять буду без предупреждения.

— Ну и пожалуйста, — пожал он плечами, — я, между прочим, жизнью ради вас рискую! Если узнают, что я её нашёл и отпустил, мне не поздоровится!

— Очень сочувствую. Сам уйдёшь, или нужен вдохновляющий поджопник?

— Иди на хер! — он развернулся и пошёл к дороге, ведущей в город.

Пешком туда далековато чапать, но это его проблемы. Сюда-то он как-то добрался?

— Как твои рейтинги? — спросил я уткнувшуюся носом в ноутбук дочь. — Высок ли градус восхищения?

— Прикинь, — смеётся она, — все решили, что я переключилась на фэнтези!

— С чего это?

— Ну, я повыкладывала кое-что из того, что рисовала в Меровии. Не могу же я сказать, что они правда там так одеваются?

— Покажи.

Она развернула ко мне экран с виртуальной галерей.

— Отличная подборка, — похвалил я. — А Теконис тут зачем?

— Ну, он фактурный дядька, согласись. Зловещий такой. Похож на героя стимпанк-комикса.

— Это из-за очков. Но вообще хорошо получилась, очень похоже.

— Агась. Там в комментах уже пристал какой-то душнила, спрашивает, с кого я это рисовала.

— И что ты отвечаешь?

— Что это мой внебрачный внук. Не, ну а чо он? Ишь, любопытный какой…

— Правильно. Чем меньше о тебе знают, тем лучше. Кстати, если хочешь собрать урожай восхищения, коси его интенсивнее.

— Чего это?

— К сожалению, отпуск наш будет короче, чем я думал.

— Это из-за Калеба, да? — догадалась Нагма. — То-то я чувствую какой-то напряг. В Меровии отвыкла от этого чувства — как будто кто-то на тебя смотрит из темноты, — а здесь снова навалилось. Жаль, но что делать. И куда мы?

— Я позвонил здешнему контакту Слона, он пересечётся с ним завтра и попросит нас забрать. Сначала на базу, а потом как получится.

— На базе скучно. Я там всё нарисовала. Даже Джаббу.

— Поскучаешь немного, ничего страшного. И учёбу ты совсем забросила, нехорошо. Не всю жизнь же тебе быть графиней Морикарской?

— А мне, знаешь, даже понравилось! — смеётся она. — Все мной восхищаются, как в интернете — и ни одного хейтера! А если какой вылезет, так его и казнить можно! Наверное. Я не пробовала. Я же могу кого-нибудь там казнить? Ну, теоретически?

— Пока только моим именем. Но если у нас в графстве действительно заведутся интернет-тролли, мы, так и быть, объявим награду за их головы.

— Только небольшую, ладно?

— Почему?

— Не надо поощрять их ЧСВ.

— Быстро вы в этот раз, — пеняет мне Дмитрий.

— Боюсь притащить в ваш дом неприятности.

— Это и твой дом, отец.

— Кстати, надо переписать его на тебя.

— С чего бы?

— Чтобы ты не ждал, пока меня признают погибшим, если что.

— Я чего-то не знаю?

— У меня опасная работа, ты забыл?

— Раньше тебя это не смущало.

— Взрослею, наверное.

— Чёрт, это же из-за Нагмы, да? — сообразил Димка. — Её не оставили в покое? То-то этот рыжий говнила тут ошивался…

— Похоже, что так.

— И ты жизнь положишь, чтобы её защитить.

— Она в этом нуждается.

— Знаешь, Ярку пригодился бы дедушка. И мне отец не лишний, и Алька тебя очень ценит. И даже Онька, хотя она та ещё балбеска, конечно, вся в сестру.

— Лирания останется с ней до конца отпуска, только мы с Нагмой уедем. К Лирке ни у кого претензий, вроде, нет. Я бы с удовольствием побыл подольше, но, увы, ни на грош не верю Калебу. Может быть, он уже бежит, теряя тапки, нас сдавать.

— И что, мы тебя теперь совсем видеть не будем?

— Не знаю, Дим. Всё когда-то заканчивается. Наверное, однажды закончится и это.

— Смотри, не закончись раньше, — буркнул Дмитрий. — Я уже был сиротой.

— Пап, пап, проснись, — тормошит меня Нагма.

— Что такое, колбаса? Который час?

— Полтретьего. Мне почему-то страшно!

— Приснилось что-то?

— Не знаю. Не помню. Но страшно не во сне, а сейчас.

За окном ярко светит луна, я вижу, что дочка одета и очень напугана.

— Успокойся, милая, никому не дам тебя обидеть.

Интуиции Нагмы я вполне доверяю, поэтому сразу оделся и прицепил пистолет. В коридоре тихо поскрёбся в комнату Лирании, она открыла почти сразу.

— Что-то случилось? — стоит в одном белье, но глаза уже как прицелы. Натаскал её Слон. В её кровати сопит Ония, а она ко всему готова.

— Не уверен, но не исключаю.

— Принято, сейчас оденусь.

Димку пришлось будить, он человек гражданский.

— Собери своих и вниз.

— Что такое, блин?

— Быстро.

Ну, хоть спорить не стал.

— Пап, — дёргает меня за рукав Нагма, а у самой лицо белое, как бумага, — что-то уже здесь.

Я осторожно, прикрываясь стеной, выглядываю в окно. Луна серебрит дорожку на воде бухточки, Луна освещает наш маленький пляжик, Луна кидает резкие тени деревьев на дорожку в саду. Одна из этих теней чернее, чем должна быть. И она движется.

— Будьте готовы бежать, — командую я. — Через заднюю дверь. Не к городу, там открытое место, а в сторону гор. Дим, веди их к маминой могиле, и дальше наверх, там оторвётесь.

Говорю тем командным голосом, с которым не спорят. Сын кивает и бросается собирать детей. Я спускаюсь на первый этаж и выхожу на крыльцо. Рука на кобуре.

— Кто ты, и что тебе надо?

Пришедший делает шаг вперёд, и меня охватывает ощущение совершенно иррационального ужаса и омерзения. От него как будто невыносимо смердит — не то падалью, не то гнилым лежалым говном, но это не запах, который воспринимается носом, просто мой мозг так переводит ощущение, воспринимаемое каким-то другим органом чувств, существования которого я в себе даже не подозревал. Рука сама выдёргивает оружие.

— Ещё шаг, и я стреляю, — сдерживаюсь каким-то запредельным усилием.

Надо дать время детям. Как можно больше времени.

Фигура делает этот шаг, потом ещё и ещё — я держусь. Некто в чёрном глухом балахоне. Или нечто.

— Что тебе нужно, уёбище ты ночное? — спрашиваю я безнадёжно, уже догадываясь, что ответа не будет, что сейчас придётся стрелять, и отчего-то я уверен, что толку от этого будет немного.

Поэтому тяну время. Ещё шаг или два, это секунды, которые исчезают у меня и появляются у детей. Оно приближается медленно, не идёт, а как будто плывёт над дорожкой, и ощущение… — «вайб», вспомнил я Нагмино слово, — от него такое, что сердце моё начинает давать пропуски. Значит, пора — пока я ещё могу нажать на курок.

«Бах!» — первый выстрел не мой.

Где-то сзади-сверху грохнула винтовка. 338 Lapua Magnum. Специальный снайперский, 8,6×70. Значит, Лирка не ушла со всеми. Для неё это выстрел в упор, чёрный силуэт дёргается от попадания, на секунду застывает и возобновляет движение. «Бах!» «Бах!» — если винтовочные ему нипочём, то от пистолета тем более толку мало, но я открываю огонь, целясь под срез капюшона. Он уже достаточно близко, чтобы дульные вспышки осветили лицо, но они почему-то не освещают.

Я меняю магазин, роняя пустой на землю, трижды тяжело бьёт винтовка. Прошло всего несколько секунд. РПГ бы сюда. Почему у меня нет РПГ? На базе их полно…

Силуэт застывает и как бы задумывается. Ну, давай, что же ты? Вали отсюда! Чёрт с тобой, потом убью. Когда РПГ под рукой будет. Я теперь даже срать без РПГ не пойду!

Вспыхивают фары, взвывает двигатель, верещат тормоза, раздаётся гулкий удар — и вместо инфернальной фигуры, сотканной из тьмы и ужаса, на дорожке стоит мятый чёрный пикап.

— Вы охерели тут совсем? — раздаётся знакомый голос. — Мне что, больше заняться, сука, нечем? Что тупишь, папаша? Хватай своё белобрысое чучело и в машину бегом! Я его вышвырнула недалеко и ненадолго! Он же вернётся, сука! И, сука, быстро! И, будет, сука, злой!

— Ты уверена, что остальным ничего не угрожает?

— Уверена, сука, как в своей заднице. Заткнись. Ему нужна девочка.

— Что это вообще такое?

— Это, сука, нахрен, Чёрный. И в душе не ебу, что они такое. Сука.

— А можно поменьше сук? — я прижимаю к себе сидящую на коленях Нагму, в кабине тесно, машина мчится в туманном ничто дороги, Аннушка привычно перекрикивает рёв мотора.

— В жопу иди, сука! Ненавижу!

— Меня? — удивился я.

— Тебя, себя, Чёрных, всех. И особенно того рыжего долбоёба, который меня в этот блудняк втравил. В следующий раз уебу ему с ноги по яйцам. Чтобы не плодил проблемы по всему Мультиверсуму.

— Эй, я хорошая! — возмущается Нагма.

— Все мы тут офигенные. Убивать пора.

— Куда мы едем?

— Не куда, а откуда. Драпаем от неприятностей. Ваших неприятностей, которые с какого-то хрена стали моими. Сука. Сука. Сука. Кастрирую Калеба нахрен! Ржавыми маникюрными ножницами!

Туманное марево дороги моргнуло, по глазам врезало полуденным солнцем, автомобиль подпрыгнул, пошёл юзом, но Аннушка легко поймала его поворотом руля. Мотор взвыл, и пикап помчался по пыльному пустому шоссе.

— Что этому Чёрному от нас надо?

— Этим. Их много. И если одного завалить, то просто придёт следующий.

— А его можно завалить?

— Я не пробовала, но брешут, что да. Они крепкие, но можно. Только без толку. Это же не люди.

— А что?

— А хрен пойми что. Типа судебных приставов, но от законов природы.

— И что мы нарушили?

— Нарушил-то Калеб, рыжее хуепутало, а она — его нарушение, — Аннушка бесцеремонно ткнула пальцем в Нагму. Чёрные устраняют нарушения.

— Все?

— Нет, только те, которые угрожают целостности Мультиверсума.

— Эй, я никому не угрожаю! — сопит обиженно Нагма.

— Да пофиг, — отмахивается девушка за рулём, — кто-то их натравил, сука, известное дело. Сами они, говорят, слишком тугие. Выпердыши Ушедших. Но если их грамотно навести, то хрен отстанут.

— И кто же это у нас такой грамотный?

— Да какая, сука, разница? Держитесь!

Машина завизжала тормозами, клюнула носом, заюзила и снова провалилась с дороги на Дорогу.

— Чего ты туда-сюда прыгаешь? — удивился я.

— Ты ещё меня по Мультиверсуму ездить поучи! — огрызнулась Аннушка. — Держитесь!

И снова по глазам солнцем. Хорошо ей в очках этих сварочных, а нам каково?

— Вот, всё, вытряхивайтесь.

— Спасибо тебе.

Аннушка доставила нас на базу, и от корпуса уже трусит, переваливаясь как утка, недовольная Джабба.

— В жопу иди. Надеюсь, вижу вас в последний раз. Бенза пожгла — уму нерастяжимо, а зачем?

— Может тебе, ну, не знаю… Заплатить?

— Сдурел? Кто же за такое платит? Ладно, до Терминала дотяну, а там у меня безлимит. Всё, покедова.

— Погоди!

— Чего ещё?

— Так эти, Чёрные, и сюда за нами припрутся?

— Без понятия, папаша. Скорее нет, чем да, но могут ведь и навести снова добрые люди.

— Добрые?

— А какие же ещё? Предобрейшие, сука, куды бечь. Короче, валите в свою ортогональ, там вас таймлаги прикроют. И учтите, это была моя последняя услуга Калебу. Дальше вы сами по себе.

— Что здесь делает эта зараза? — кричит издалека Джабба, но Аннушка уже прыгает в пикап, обдаёт нас песком из-под колёс и уносится вдаль, пропадая из этого мира через сотню метров.

Только пыль, вонючий выхлоп да чёрные следы резины на асфальте.

— Ты вернулся, — сказала удовлетворённо Олли.

— А как к тебе такой было не вернуться? — улыбаюсь я в темноту.

На базе мы не задержались — уже к вечеру прибыл злой и растерянный Слон, которого сначала сорвали ехать за мной к морю, а потом нагрузили там историей непонятного нападения. При этом никто не мог объяснить, что это было и куда мы делись. Хорошо хоть, Лирания опознала пикап Аннушки, и командир сразу вспомнил, что та знает, где база. И рванул сюда. Прикинули мы с ним хрен к носу, да и решили последовать совету. Свалить в ортогональ. То есть сюда, в Берконес.

— Ко мне какой? — серьёзно, совершенно без кокетства спрашивает Олландрия.

— Красивой. Доброй. Умной. Понимающей. Я по тебе скучал.

— Я красивая, — согласилась она, подумав. — Но всё остальное неверно. Я не добрая, не умная и не понимающая. Я просто другая. Поэтому не соверши ошибку, не полюби меня случайно.

— Какая интересная подача, — я приподнялся на локте и теперь смотрю на её тело чуть сверху. Оно черно и совершенно. — Не то, чтобы я собирался, но всё же, почему нет?

— Мы отличаемся гораздо сильнее, чем цвет нашей кожи. Сильнее, чем ты можешь себе представить. У нас даже детей с тобой быть не может!

— Серьёзно? — я сел на кровати в изумлении. — Да ладно, не может быть! Мы же один биологический вид!

— Вовсе нет, драгоценный друг, мы очень разные. Нам может быть хорошо вместе, и нам ещё будет хорошо сегодня. Но не принимай свой страх смерти и одиночества за чувства ко мне. Не обижайся, я чувствую, что ты близок к этой ошибке и предупреждаю тебя, сейчас, пока это не доставит излишних страданий.

— Откровенно, — признал я. — И странно. Я не обижен, но очень удивлён.

— Ты стар, драгоценный друг, и, хотя ты ещё крепок, но твоё тело и твой разум знают, что жизненный срок подходит к концу. В твоей жизни было очень много боли и очень мало любви. Сам того не замечая, ты ищешь, чем заполнить эту пустоту. И спешишь, зная, что времени у тебя немного. Не пытайся заполнить её мной, пожалуйста.

— Ты не первая женщина, которая говорит мне: «Нет, не люби меня, ни в коем случае! Найди получше! А я тут пока сама как-нибудь, спасибо за внимание», — сказал я задумчиво. — Начинаю думать, что дело не в женщинах…

— Я обидела тебя?

— Нет, Олли, просто заставила задуматься о том, о чём думать не хочется.

— Тогда я отвлеку тебя от грустных мыслей! Иди же ко мне, драгоценный друг!

И я, конечно, пришёл.