Эта свирепая Ева (Сборник)

Глава V. «ОКЕАН-ОКЕАННЩЕ»

Океан в это утро полностью оправдывает свое название «Тихий». «Академик Хмелевский» режет носом воду, и она ложится по бокам форштевня двумя мягкими маслянистыми полудужьями.

Жизнь на борту «Академика» начиналась рано. Впрочем, это сказано не совсем точно — жизнь на судне не прекращалась, ни на секунду. И в то время, когда ученые мужи разных специальностей и степеней и свободные от вахты члены экипажа мирно похрапывают в своих каютах, «Академик» продолжает вспарывать воды Тихого океана. Кораблю не страшны штормовые широты и тропическая жара: он оснащен успокоителями качки и установками для кондиционирования воздуха. В рубке вахтенный следит за временем и пространством. Тихонько жужжит репитер гироскопического компаса. Изредка пощелкивает электронный штурма» — всевидящий глаз корабля, и в квадратном окошечке его бесконечно тянется лента, на которой самописец показывает вычисленный машиной курс корабля, да в другом, круглом окошечке выскакивают цифры. Меняются каждые четыре часа вахты. Ни на секунду не прекращает деятельности вычислительный центр. И кажется, что «Академик Хмелевский» — это не сугубо земной научноисследовательский корабль, а огромный звездолет, мчащий пытливых астронавтов к далеким, неведомым и желанным мирам.

Такое сравнение нередко приходило на ум Кудоярову, когда он в ночное время поднимался на верхнюю палубу: четыреста восемьдесят обитателей корабля связаны с родными домами только незримой нитью радиотелеграфной и радиотелефонной связи, но, как и на космическом корабле, Родина, кусочек Отчизны здесь, с ними — это территория «Академика Хмелевского», осененная советским флагом, с могучими двигателями и множеством самых современных и совершенных электронных и радиотехнических устройств, созданных руками советских людей. И корабль стремит их к главной цели — познанию Океана, необъятного и, в сущности, пока так же мало изученного, как и Космос.

Таким образом, под началом жизни на борту «Академика» следует понимать начало рабочего дня научных сотрудников.

Кудояров не любил сонь. «Во-первых, — говорил он, — много спать в тропиках — вредно, это расслабляет. Если вам хочется днем спать — примите холодный душ. Во-вторых, есть хорошая русская пословица: «Кто рано встает, тому кок прежде всех подает».

Уже в 5.30 во всех душевых раздавались шум водяных струй, плесканье и фырканье, а вскоре научные сотрудники сидели в кают-компании за завтраком, кто хотел — за общим длинным столом, кто за отдельными столиками на четырех человек. Накормить такую большую семью было делом нелегким, и главный, кок Агафонов, поднявшись раньше всех, всегда оказывался на высоте положения, орудуя со своими подручными на камбузе, белизной и блеском не уступавшем научной лаборатории.

В шесть часов, минута в минуту, заняли места во главе общего стола Кудояров и капитан Лех Казимирович.

Этот морской патриарх восседал по правую руку от Кудоярова, облаченный в двубортный белый китель. Черный галстук подчеркивал первозданную белизну старомодных стоячих воротничков с отогнутыми уголками, какие еще во времена парусного флота назывались «лиселями».

Так как подавляющее большинство научных сотрудников было людьми молодыми, то оживленный, хотя и нешумный разговор за завтраком носил преимущественно юмористический характер. Сегодня мишенью острот оказался Лев Маркович Киперфлак, прославившийся своей скаредностью. Злые языки утверждали, что он занимается упражнениями по системе йогов и ежедневно, закрывшись в своей каюте, стоит по два часа на голове. Сам Лев Маркович, кругленький, толстенький, дипломатично помалкивал, зная по горькому опыту, что ему не под силу дать отпор завзятым острословам, и ел сладкий пирожок с таким видом, будто это был последний пирожок в его жизни.

Внезапно заговорил динамик, и все узнали голос радиста Курчавы:

— Внимание, внимание! Говорит радиоузел дизель-электрохода «Академик Хмелевский». Через пять минут мы пересечем тропик Рака. Желающие полюбоваться на него могут собраться на левом борту. Просьба тропик руками не трогать.

Попавшихся на эту удочку, разумеется, не оказалось, но шуточное объявление и зычный гудок возвестили о том, что корабль вошел в тропическую зону океана. «Батыр» поглядел на часы, поднялся и, улыбаясь, сказал:

— Ну, хватит балагурить! Пора и за дела.

В минуту кают-компания опустела. Все разбрелись по рабочим местам: кто в ионосферскую лабораторию, кто в гидрографическую, или термики моря, или по изучению космических излучений и атмосферных возмущений и так далее, и так далее (всего лабораторий на «Академике» было тридцать две). Словом, начался рабочий день «линкора науки» по программе, детально разработанной на вчерашней планерке.

В каюту начальника экспедиции постучали. Вошел старший синоптик, долговязый и мрачноватый Скобелев со свернутой в трубку картой.

— Что передает служба неба? — спросил Кудояров.

— «ОКО» вышел на связь в 5.00, — отвечал Скобелев. — Товарищ Донец сообщает: в районе островов Галапагос сложились благоприятные условия для образования циклона…

— Наша синоптическая сводка?

— Вот, пожалуйста… — Скобелев развернул второй лист, поменьше.

Кудояров с интересом рассматривал карту, испещренную разноцветными стрелками.

Циклон еще находился в колыбели, но чувствительная аппаратура на борту «Академика» на расстоянии двухсот миль уловила инфразвуковые колебания. Эти колебания, или, на образном языке науки, «голос моря», несутся со скоростью звука, обгоняя ветер и волны, и служат верным предвестником зарождающегося урагана.

— Да, да, очень интересно. Обе сводки совпадают, — сказал Кудояров, многозначительно взглядывая на Скобелева. — Знаете что, давайте сделаем рекогносцировку в этом районе. В самое пекло, конечно, не полезем, но пройдем по границе депрессии, произведем замеры. Я сам полечу. А вы как?

— Я с удовольствием, Евгений Максимович. Размяться пора.

— Лады. И корреспондента прихватим, ему интересно будет.

Кудояров снял трубку телефона, вызвал старпома и приказал готовить вертолет.

Через полчаса полетная группа собралась на корме. Утренний океан застыл в штилевой дремоте, просто не верилось, что в каких-нибудь двух часах полета начинали пробуждаться демонические силы ветра и волн. Об этом говорили сводки.

В кормовой части корабля находился большой квадратный люк, задраенный гофрированной металлической крышкой. По знаку Кудоярова старпом включил скрытый двигатель, и половинки люка плавно откатились в стороны, открыв шахту. Специальный лифт подал из нее наверх платформу с гидровертолетом.

Если «Академика Хмелевского» называли плавучим научно-исследовательским институтом, то вертолет можно смело было назвать «летающей научной станцией». Он имел специальные баллоны для посадки на воду, мощный двигатель, большой «потолок» и радиус автономного полета, «мини-лабораторию» послушный, надежный и, с точки зрения технической эстетики, красивый воздушный корвет.

— Товарищ начальник экспедиции, корабль к полету готов! по-военному доложил пилот Андрис Лепет, сероглазый и белозубый, с небольшой черной бородкой, бронзово-загорелый крепыш.

— Горючее?

— На трое суток.

— Аварийный запас?

— Тоже.

— Ну, что же, пора! — сказал Кудояров. И пока люди занимали свои места в вертолете, он обратился к капитану Леху;

— Остаетесь моим заместителем. Будем к вечеру. Прошу обеспечить постоянную связь по радио. Ну, поехали, ваше величество, — добавил он, улыбаясь и кивая Андрису. — Долгие проводы — лишние слезы.

Гидровертолет взмыл вверх, затем лег на заданный курс. Над ним стлалась безоблачная синева тропического неба, а внизу — палево-голубая гладь океана, словно смазанная маслом. Кудояров поглядывал то в иллюминатор, то в застекленный смотровой люк под ногами.

— Эх, старина Океан-океанище! — задумчиво сказал он. Сколько в тебе добра, и… зла. Не правда ли, Андрей Сергеевич? — неожиданно обратился он к сидящему рядом Апухтину. Тот готов был лететь куда угодно и когда угодно и сейчас чувствовал себя на седьмом небе, сопутствуя такому научному светилу, как Кудояров.

— Я тоже так думаю, Евгений Максимович! — несколько смущенно ответил он. — Диалектика!…

— Вот вы какие мудреные слова загибаете! — добродушно усмехнулся Кудояров. — А ведь в представлении некоторых невежд океан — всего лишь «мокрая пустыня». Какая бестактность по отношению к своей колыбели, из которой пращур наш выполз на берег многие миллионы лет назад. Кстати: знаете ли вы, что в ваших жилах бежит кровь Отца-Океана? Жидкостная среда человеческого организма по содержанию солей соответствует составу древнего Океана, из которого когда-то вышла жизнь.

Кудояров помолчал.

— Вы, конечно, читали «20 тысяч лье под водой»?

— Спрашиваете, Евгений Максимович. Это была любимая книга моей юности.

— А я и сейчас иногда перечитываю ее. Могу признаться, что именно благодаря этой книге я стал океанологом. Так вот, помните там капитан Немо поет хвалу морю? И добавляет, что глубины Океана — это зона мира.

— Помню.

— Капитан Немо говорит профессору Аронаксу: «Море не принадлежит деспотам. На его поверхности они еще могут сражаться, истреблять друг друга, повторять весь ужас жизни на суше. Но на глубине 30 футов под водой их власть кончается. Только в глубине морей человек поистине свободен, только здесь его никто не может угнетать!» Увы! за сто с лишним лет, прошедших со времен выхода в свет этого шедевра Жюля Верна, картина изменилась: отравленные щупальца милитаристов и неонацистов разных толков проникли в царство Нептуна и это, грозит планете новыми неисчислимыми бедствиями. Сегодня мы вынуждены сказать: не ищите спокойствия в недрах морей и океанов!

В голосе Кудоярова зазвучали жесткие нотки, на лице появилось необычное для него ожесточенно-суровое выражение.

— Все, чего касается империализм, оказывается как бы пораженным проказой, Я говорю о силах, которые стремятся милитаризовать недра Океана, начинить Абисс* смертоносными веществами, которые могут погубить все живое в этом резервуаре жизни.

— Вы имеете в виду затопление бетонных контейнеров с отходами военно-химических производств? — спросил Апухтин.

— Да, конечно. Доколе они будут дремать там, это еще вопрос. Как оно скажется на жизни Мирового Океана — трудно даже представить. Катастрофическое засорение океанских недр губительными химикатами огромной мощи и концентрации продолжается. Будем надеяться, что эти преступные действия все же потерпят крах. Тогда следующее столетие будет веком Океана, который беспредельно расширит возможности человека.

Вы, безусловно, имеете представление о том, что такое демографическая революция?

— Да, конечно, — ответил Апухтин, — через каких-нибудь двадцать с лишним лет население нашей планеты удвоится…

— А через сто с небольшим лет, как заверяют футурологи, достигнет сорока миллиардов. Вы когда-нибудь задавались вопросом: кто накормит эти грядущие миллиарды?

— По совести сказать, я вплотную не задумывался над этим, — признался Апухтин, — но полагаю, что это сможет сделать химия.

— Ну вот, и ответили первое, что пришло на язык, — сказал Кудояров. — Я нисколько не умаляю значения и возможности волшебницы-химии. Еще Ломоносов заметил, что она «далеко простирает руки свои в дела человеческие». Но думаю, что в первую очередь обеспечить пищей наших потомков призван Мировой Океан, великое богатство планеты, голубая житница человечества. Вы знаете, что он занимает семь десятых площади нашей планеты и содержит такие количества минеральных, растительных и животных богатств, которые при разумном их использовании могут считаться неисчерпаемыми. Но пока, к сожалению, гидрокосмос изучен хуже, чем Луна, и мы получаем от него лишь один процент наших пищевых ресурсов. Это — плохая диалектика, Андрей Сергевич! Ведь самые элементарные подсчеты показывают, что Океан способен прокормить людей в несколько раз больше, чем суша. Отсюда — огромное значение нашей науки — океанологии — для человечества.

— Вашими бы устами да мед пить, — отшутился Апухтин.

— Шутки шутками, а ведь вы доживете до того часа, когда человек прикажет Океану: «Слезам, откройся!» — и увидите города, фабрики, рудники и плантации на дне Океана. Наши пращуры вышли из Океана, и люди когда-нибудь уйдут в Океан. Вы готовы уйти в Океан, Андрей Сергеевич?

— Мне что-то не очень хочется, — засмеялся Апухтин. Особенно сегодня.

— Признаться, и мне тоже. Но нашим правнукам волей-неволей придется это сделать, потому что на суше им станет слишком тесно. Впрочем, эта тема тоже неисчерпаема, а нам нужно браться за дела. Приводняйтесь, Андрис, — обратился он к пилоту. — Будем брать пробы воды.

Началась будничная лабораторная работа: анализы верхнего слоя океанской воды на плотность и соленость, замеры температуры и влажности воздуха на разной высоте, атмосферного давления. Помогали Кудоярову Апухтин и бортмеханик вертолета Яков Найдич. Дело спорилась.

За работой неощутимо бежали минуты, и вертолет отмеривал по воздуху новые и новые мили, все больше удаляясь от корабля-матки. Это не смущало экипаж: радиосвязь с «Академиком» поддерживалась бесперебойно.

В двенадцатом часу начали готовить к постановке радио-буй. Вертолет спустился к самой поверхности океана, по которой шла еле заметная зыбь и неподвижно завис над водой.

Тут это и случилось. Из голубого марева на юговостоке вырвались три истребителя и на большой скорости понеслись к вертолету. Они шли строем треугольника и описали над воздушным кораблем большой круг. В самом факте» появления истребителей в этом районе не было ничего необычного, моряки советских торговых судов притерпелись к подобным «визитам». Но было обстоятельство, которое сразу заставило экипаж вертолета дасторожиться: ни один из самолетов не имел опознавательных знаков.

— Товарищ Фомин, связь? — обратился Кудояров к радисту, опуская бинокль.

— Есть связь! — встрепенулся радист.

— Передавайте: «В 12 часов 32 минуты появились и облетывают нас три истребителя неизвестной национальности…» Ах стервецы, что делают!

Истребители, развернувшись, пошли в лоб на вертолет и промчались над ним на бреющем полете в угрожающей близости. Провокационный смысл этих маневров был ясен: ведь на корпусе вертолета опознавательные знаки, указывающие национальность воздушного корабля и его научное назначение, были нанесены достаточно четко.

«Прошли над нами в бреющем полете, — продолжал диктовать Кудояров. — Все эти действия можно рассматривать только как психическую атаку с целью запугивания… Приводняемся, ложимся в дрейф».

Тем временем истребители снова развернулись и ушли туда, откуда появились — на юго-восток.

Экипаж облегченно вздохнул. К несчастью, это не был конец инцидента.

— Евгений Максимович, смотрите: возвращаются! — воскликнул Скобелев.

Один из истребителей, действительно, возвращался. Все так же, на бреющем полете, прошел он над беззащитным вертолетом, и экипаж услышал, как что-то забарабанило по фюзеляжу. После этого истребитель повернул и исчез, уже окончательно.

Найдич открыл дверку и полез наружу.

— Подлецы, гангстеры чертовы! — донесся оттуда его голос, — Евгений Максимович, винт, к счастью, цел. Но баки…

Радист передавал на борт теплохода: «Один из истребителей обстрелял нас из пулемета. Пробиты баки, горючее вытекло…»

— Будем давать сигнал бедствия, Евгений Максимович? спросил Апухтин.

— Нет, зачем же! — Кудояров укоризненно посмотрел на журналиста. — «Академик» подойдет сюда… Товарищ Фомин передавайте: «До вашего прихода безусловно продержимся на воде. Самочувствие экипажа бодрое. Наши координаты… Кудояров».

«Идем!» — отвечал «Академик Хмелевский».

Однако ни Кудояров, ни товарищи еще не предполагали, что им предстоит еще одна, столь же неожиданная и не менее неприятная встреча.

В последней радиограмме с вертолета, принятой на борту «Академика», было сказано: «К нам приближается яхта под тринидадским флагом. Ложится в дрейф и спускает шлюпку…»

На этом связь внезапно оборвалась, как ножом обрезанная. Это, понятно, вызвало на борту «Академика» серьезнейшую тревогу.

…Вскоре после обстрела на горизонте появилась большая морская яхта и, по-видимому, заметив вертолет, изменила курс и пошла к нему. Это было моторное судно современной конструкции тонн 400 водоизмещения, отличных пропорций и, вероятно, превосходный ходок. Легкий ветерок развевал на корме полотнище — красное с черной полосой по диагонали.

— Да, тесновато становится в Тихом океане, — сквозь зубы заметил Кудояров.

— Что поделать, Евгений Максимович, демографическая революция… — отозвался неунывающий Апухтин.

Метрах в двухстах от вертолета яхта застопорила машины и легла в дрейф. В спущенной на воду вельбот спрыгнуло несколько человек.

Через пять минут в кабину вертолета поднимались люди в синих робах, с желто-смуглыми скуластыми лицами, видимо, уроженцы Малайзии, все вооруженные. У пятерых были кольты, у шестого — новенький автомат. Недвусмысленными жестами они предложили экипажу покинуть вертолет и перейти в вельбот. Когда Андрис запротестовал и стал знаками объяснять, что им необходимо остаться, один из малайцев молча ткнул его пистолетом под ребро.

— Ладно, Андрис, не связывайтесь. Посмотрим, что из всего этого выйдет, — сказал ему Кудояров.

Малаец, покидавший вертолет последним, замешкался: прежде чем оставить кабину, он подошел к рации и несколькими ударами пистолетной рукоятки вывел ее из строя.

Когда вельбот проходил за кормой яхты, Кудояров поднял голову и прочел ее название: «Королева». Ниже было указано место приписки судна — Порт-оф-Спейн.

Пресса

МИРАЖИ МИРОВОГО ОКЕАНА

Многие напрасно думают, что миражи наблюдаются только в пустыне. По рассказам потерпевших кораблекрушение, несчастным, носящимся десятки суток на жалких обломках корабля или самодельном плоту по безбрежной равнине вод, видятся порой корабли, идущие на помощь, острова, одетые в зелень, где бьют ключи пресной воды — призраки, рожденные воображением людей.

Однако в последнее время все чаще и чаще поступают сообщения очевидцев, преимущественно моряков. отнюдь не склонных к галлюцинациям, как принято говорить в юридических документах — «находящихся в здравом уме и твердой памяти». Явления, о которых пойдет речь, наблюдались в различных пунктах Атлантики, Индийского и Тихого океанов, главным образом — последнего, при ясной, штилевой погоде и хорошей видимости.

Семюэль Уэбстер, капитан американского грузового парохода «Марк Твен» видел серо-стального цвета спину огромного чудовища, далеко превосходящего размерами крупнейшего кита. В таких же примерно выражениях рисует этот феномен второй помощник капитана с ямайского судна «Трепанг» Давид Мадраса.

Иначе выглядит это явление в рассказе вахтенного с греческой яхты «Южный крест» Христо Порфираса. По его словам, увиденное им «нечто» можно было принять за рубку подводной лодки, таких параметров, что она могла принадлежать только подводному судну гигантских размеров. С этим сходятся и свидетельства ряда других очевидцев.

В свете данных о последних находках, возможно допустить, что в глубинах океана обитает доселе неизвестное нам реликтовое существо, представитель морской фауны, живший миллионы лет назад.

Что же касается варианта с подводной лодкой, то здесь обращает на себя внимание одно подозрительное обстоятельство: странный феномен наблюдается в стратегически важных пунктах Мирового Океана…

Армян Дюверже (Журнал «Сьянс э ей», Париж).