Элирм VII (СИ)

Глава 10

— Проклятье… как же ты меня задрал… — выругался Белар. — Да что опять тебя не устраивает⁈

Как и я, паладин стоял на вершине холма и пристально изучал взглядом округу: далекие покатые скалы справа и слева и простирающуюся между ними долину из хвойного леса. Не мертвого и не лысого, что уже было привычно, а вполне себе вечнозеленого, да и к тому же залитого солнечным светом.

С виду безопасный оазис в царстве ржавчины и безмолвия, однако именно эта обманчивая пасторальность меня и тревожила. О чем, собственно, я и сказал эльфу, наотрез отказавшись туда идти.

И пускай злость в нем кипела, но не помогала: я оставался непреклонен.

— Не понимаю, почему бы просто не рискнуть и не пройти напрямик⁈ Мы бы уже к полудню достигли реки! А к вечеру соорудили плот и проплыли эти горы насквозь, как я и сказал! — Фройлин гневно почесал немытую щеку. — А теперь нам за каким-то хером придется сделать крюк километров в двадцать и идти по твоей гребаной тропе! — сердитым пинком Белар отправил к подножию потрескавшийся череп медведя. — Ты поэтому отказываешься? Потому что я предложил?

— Нет. Потому что опасно. Мерцание видишь? — протянув ладонь, я указал на несколько равноудаленных точек по краям долины.

— Просто отблески. Металлический мусор или битое стекло.

— Нет, это гелиографы. Сигнальные зеркала. «Точка» — «Точка» — «Тире» — «Тире» — «Точка» — «Точка». Они о чем-то переговариваются.

«Коллега» замолчал. Пару минут напряженно всматривался в горизонт и наконец спросил:

— И о чем же?

— А хрен его знает. Я азбуку Морзе не учил.

— И, по-твоему, этого достаточно, чтобы отказаться от моего плана и идти месить снег⁈ Мучиться от голода и ледяного ветра⁈

— Ну, если для тебя это выглядит неубедительно, то прошу, полюбуйся, — развернув карту, я ткнул пальцем в красный череп, нарисованный в самом центре долины. А также в еще одну метку расположенную буквально в миллиметре от первой.

— Это что? — не понял эльф.

— Значок биологической угрозы. Вирусы, бактерии, паразитические грибки и прочие инфекционные патогены, — пояснил я. — Уверен, что снова хочешь болеть? Да так, чтобы жестко и насмерть?

— Проклятье… — вновь повторил Фройлин. Недовольно поморщился и, направив стопы на восток, принялся спускаться вниз. Понял, что я отказался не из вредности, а по вполне объективным причинам.

Впрочем, места для вредности тут и вовсе не оставалось. Я намеревался добраться до выхода несмотря ни на что и, исходя из этого, самостоятельно выбирал наиболее безопасный маршрут. А вот совпадал ли он с мнением паладина мне, если честно, было абсолютно насрать. Как и насрать на тот факт, что за своим предложением он маскировал банальное нежелание повстречать рыцаря смерти. Бывшего генерала армии нежити Рамнагора, с легкой руки оставляющего после себя «хлебные крошки» из трупов.

Собственно, на этой ноте мы и продолжили наше изнурительное путешествие, огибая огромные валуны и отдельно стоящие скалы, напоминающие высоких выщербленных истуканов. Достигли едва различимой горной тропы и начали длительное восхождение по пологому склону.

Примечательно, но, как и в прошлые разы, за минувшую ночь выспаться нам не удалось. Причиной тому снова послужили Белары. Надменные самоуверенные идиоты, сдуру решившие, что в состоянии шантажировать бога морей.

Увы, в своих прогнозах я не ошибся. Бомбардировка не стихала вплоть до глубокой ночи и продолжилась ранним утром, однако мегалодон никак на эту атаку не отреагировал.

Когда мы покидали укрытие, высоко над головой по-прежнему танцевали мириады шальных огней, словно мерцающие огоньки пуль, а при каждой встряске воздух дрожал и заворачивался в пространственные складки, образующие странные визуальные эффекты. Казалось, будто бы вглядываясь в небо, я вижу внутренности самого Диедарниса. Механические аугментации, пульсирующие нити сосудов, глядящее на нас сверху призрачное лицо, искаженное гримасой боли.

Несомненно, титан пребывал на грани агонии. Но несмотря на это, он почему-то молчал. И, пожалуй, это молчание пугало еще сильнее. Хуже того, ложилось в унисон с гнетущим осознанием простой истины: мы по-прежнему пребываем в смертельной опасности, где как такового выбора у нас, по сути, и нет. Мы либо будем играть по его правилам до конца, либо навечно останемся тут. В этом мрачном заповеднике одиночества и забвения. В его личном подводном аду.

Признаться честно, это меня порядком тревожило. А затем перетекло во внешние проявления. Давление усилилось, на нас снова накатывали волны апатии и появилось очень странное ощущение, словно нас без конца пронзало нечто невидимое и неосязаемое. Эдакое «копье титанической тоски», передающее эмоции и чувства Диедарниса между всеми остальными участниками рейда. Обреченность, несправедливость, затянувшееся ожидание неизбежной кончины.

Чтобы справиться с этим, я, как и прежде, ушел в психологический «санаторий». Вспоминал Хангвила, друзей, незабываемую ночь с Адель и Линой. Забавную ситуацию, когда мы с Германом крепко напились и решили вырыть для Августа бассейн прямо в его огороде. День ограбления, во время которого Эстир блуждал по хранилищу без штанов и лез к Гундахару обниматься, и много чего еще.

Это помогло. Вскоре давление ослабло, и я позволил себе переключить внимание на менее радостные вещи. Начал воспроизводить в памяти все задачи, порученные Вольту в мое отсутствие, и долго размышлял на тему вчерашнего разговора.

Безусловно, я мог Фройлина понять. И если взглянуть на ситуацию с его стороны, то во многом именно мы стали катализатором его семейной драмы. Дважды убили в Затолисе, обрушили рейтинг, опозорили в прямом эфире. Затем проткнули задницу колом и раструбили об этом всему миру. То есть еще сильнее усугубили и без того непростые взаимоотношения с отцом, который, видимо, считал, что сын ему должен по факту рождения. И именно это являлось главной причиной его ко мне ненависти, а глупости на тему патрициев и плебеев. С чем, разумеется, я в корне был не согласен.

Да, отчасти я его понимал. Однако угрызений совести все равно не испытывал. К сожалению для него, остроухий засранец выбрал отнюдь не тех мальчиков для битья и, получив отпор, все равно продолжал усердно лезть на рожон. За что в конечном итоге поплатился. Причем не сразу, а только лишь после того, как чуть не убил меня божественной сталью. Хотя почему это «чуть»? Он обязательно бы это сделал, не окажись у нас при себе уникальнейшего козыря в лице Мозеса и его зелья Доса, о чем многие почему-то забывают.

Впрочем, если хорошенько подумать, то об одном эпизоде я все-таки жалел: не надо было продавать то видео из Натолиса Айден Клэнси. Да, деньги были хорошие и впоследствии они частично помогли нам закупить детали для цеппелина и отремонтировать «Стрижа», но, так или иначе, мы все равно перегнули.

«Ну да ладно, — вздохнул я, просунув голову в шерстяное „пончо“, или точнее — дырявое одеяло. — Это дело прошлое и его уже никак не изменить. Да и не вложишь свой разум в чужую голову».

Тем временем, мы продолжали упорно преодолевать километр за километром. Шагали мимо темнеющих буреломов. Мимо глубоких ущелий и бездонных провалов. Мимо искореженного и разбитого самолета, повисшего на выступе скального карниза. Высоко над ним завывал ледяной ветер и кружилась метель, а по левую руку от нас текла очень быстрая и холодная река.

Как нетрудно догадаться, интуиция меня не подвела. Бурное течение, крутые повороты. Мельчайшая водяная пыль, подло скрывающая от глаз острые камни, и покрытые грязным снегом высокие берега, до которых и при всем желании не достанешь рукой.

Вне всяческих сомнений, если бы мы последовали плану эльфа, то уже давно бы подохли. Тупо не справились бы с управлением и разбились о торчащие из воды камни, после чего рухнули за борт и насмерть замерзли.

Белар тоже это понял, но не подал виду. Скорчил фирменную гримасу капризного аристократа и приготовился к финальному рывку до вершины, которой мы достигли к середине дня. Постояли, отдышались и, перекусив шоколадными батончиками, тотчас же пошли дальше, прекрасно сознавая, что ночевать в горах — дело неблагодарное.

Уверен, при взгляде со стороны, у многих бы возник в голове недоуменный вопрос: «А откуда взялись на хрен батончики?» Что ж, поясню. Это было одним из последствий атаки на Диедарниса. Когда мы покинули коттеджный поселок, и бомбардировка усилилась, произошло нечто странное: на мгновение, всего на мгновение, мы будто бы переместились лет на тридцать назад и оказались прямо посреди оживленной улицы. Увидели прохожих, симпатичные домики, целующуюся за углом влюбленную парочку. Затем все снова вернулось на свои места.

Это был баг. Очередная ошибка из-за перегрузки системы.

Когда то же самое произошло во второй и последний раз, я не растерялся. Бросился в ближайший магазин, где за доли секунды успел сгрести на кассе пару сникерсов, полдюжины бульонных кубиков, а также вырвать из рук пухлого подростка пачку чипсов.

Так мы неожиданно для себя раздобыли немного калорий, столь необходимых при длительном переходе. Жаль только, что чувство насыщения прошло практически сразу, уступив место перманентному голоду. Да и стыдно, конечно. Особенно если вспомнить выражение лица того мальчика.

«Но ничего не попишешь. Мне нужнее», — думал я, осторожно спускаясь вдоль крутого обрыва.

Через пару сотен метров мы наконец-таки выбрались на нормальный участок тропы. Прошагали по ней около часа и, завернув за угол, вдруг увидели впереди путника. Одинокого старика, медленно бредущего бог знает куда.

Спустя минут десять мы подошли достаточно близко, чтобы он мог нас заприметить, но, услышав хруст веток, старик даже не обернулся и не посмотрел на нас. Лишь продолжал идти вперед, подслеповато глядя перед собой.

Это меня напрягло. Держа автомат наготове, я еще сильнее сократил дистанцию, параллельно почувствовав, как в нос ударил запах старости, немытого тела и мочи. Также я оценил его внешний вид: грязные лохмотья, спутанные клочья волос и страшная худоба. Настолько, что он напоминал мне узника концлагеря. Кожа да кости.

— Обойдемся без сюрпризов, ладно? — произнес я.

Дед не ответил. Молча шагнул в сторону и высоко поднял руки, давая понять, что не представляет угрозы. Он ничего не сказал. И только лишь после того, как мы прошли мимо, тихо прошептал:

— Пожалуйста… пожалуйста…

Я остановился.

— Еды… дайте еды… — жалобно пролепетал старик. — Я ничего не ел уже пару недель…

— У нас для тебя ничего нет, — грубо ответил Фройлин. — Ступай своей дорогой. И чтобы без глупостей.

Я, в свою очередь, подошел ближе. Заглянул в изможденное лицо, в мутные зрачки глаз и, ненадолго задумавшись, спросил:

— Сколько людей ты убил?

— А?

— Я говорю: сколько людей ты убил?

— Убил? А-а-а… да-да… — часто закивал старик. — Убивал, да… Лишал жизни. Но теперь жалею. Жалею о каждом.

— Да неужели?

— А почему нет? Убийство — это большой грех. Ты не знал? — приподняв скованную артритом кисть, дед поправил нечто похожее на грязно-желтую колоратку — специальный воротничок в одежде священнослужителя.

— Ты священник?

— Священник? — удивился тот. — Нет… нет-нет-нет… Зачем нам священники? Ведь бога нет. Тут нет.

— Тогда почему ты говоришь о грехах?

— Бога нет. Но жить надо так, словно он есть… — морщинистое лицо на мгновение озарила безумная блуждающая улыбка.

— И куда ты идешь?

— В этом мире меня ничего больше не держит. Я иду умирать.

— И несмотря на это ты просишь еды?

— Умирать можно долго. И я сказал, что иду. А не то, что хочу… — тяжело вздохнул старик. — Если у тебя ничего нет, то так и скажи. А я устал… очень устал…

Не дожидаясь ответа, дед развернулся и направился дальше, в то время как я пребывал в глубокой растерянности. Перебирал в голове увиденные ранее образы и, сопоставив несколько печальных фактов, неожиданно понял: все наше испытание — это одна большая метафора.

Схваченная бандитами Исида, обреченная на незавидную участь. Придавленный грудой мусора менеджер. Одинокий и никому не нужный старик, бредущий навстречу собственной смерти. Все эти люди — отражения самого Диедарниса. А также проверка. Проверка на наличие человеческих качеств. Сможем ли мы быть великодушными? Проявить доброту к тем, кто нам безразличен? Не имея практически ничего, поделиться едой с грязным, вонючим и уродливым стариком, пользы от которого нам никакой?

— Постой, — окликнул его я. После чего подошел ближе и протянул жестяную банку. Кильку в томатном соусе, что я старательно берег напоследок.

Странно, но получив консервы, тот не обрадовался и даже не улыбнулся. Лишь как-то рассеянно кивнул и продолжил шагать. Бубнил что-то вполголоса, удивляясь и сам себе не веря.

Затем, спустя минуту, он обернулся, а его взгляд вдруг стал глубоким и осмысленным.

— Быть хорошим человеком — это выбор. И выбор не из простых. Не так ли, Владислав Павлов?

Дед хотел сказать что-то еще. И я даже склонился, чтобы получше расслышать, что он бормочет, как неожиданно его речь прервал влажный хруст. Следом из груди старика показалось окровавленное острие ножа. Губы расплылись в довольной улыбке, и уже мертвое тело рухнуло лицом в острые камни. А прямо над ним возвышался Белар. Ловким движением убрал нож за пояс и подобрал с земли банку консервов.

— Ты что натворил, идиот⁈ — опешил я.

— Я натворил⁈ — злобно прошипел эльф. — Это ты что творишь⁈ Мы голодаем, тебе непонятно⁈ И в ближайшие сутки мы точно ничего съедобного не найдем! А что вместо этого делаешь ты⁈ Разбазариваешь нашу еду⁈

— «Нашу»⁈ С хера ли она стала «нашей»⁈

Окончательно потеряв голову, я изо всех сил врезал Фройлину кулаком по лицу. Мгновенно почувствовал отзеркаленную «Нитью» боль, однако не пожалел об этом ни на секунду. Лишь подобрал выпавшую из его рук банку и отошел подальше, всерьез опасаясь того, что на адреналине я могу хорошенько его покалечить.

— Плевать… — отхаркнув сгусток крови, паладин медленно встал. — Этому вонючему уроду жратва все равно ни к чему. Он и так собирался подыхать. А вот его камень параметров может помочь.

Склонившись над трупом, Белар вонзил клинок тому в грудь и сделал глубокий надрез, но ничего не нашел. Разочарованно покачал головой и в следующий момент испуганно свалился на задницу — старик вздрогнул. Изогнулся дугой, словно в мучительной судороге, и, снова обмякнув, тихо, очень тихо произнес:

— В крови, но не убитый… Повержен, но дышу… — разбитое о камни лицо исказилось зловещей гримасой. — Глупый… Глупый Фройлин… Несколько дней назад у тебя было все. Теперь ничего. Но ты так и не усвоил урок. Так и не понял, в чем заключается твое испытание.

Поразительно, но глядя на мертвеца, эльф пребывал в тихом ужасе. Замер на месте и даже боялся пошевелиться. Словно зверек, угодивший в ауру опаснейшего хищника. Словно мышь перед удавом, прекрасно понимающая, что в любую секунду может решиться ее судьба.

— Всю свою жизнь ты смотрел на людей свысока. Считал их чем-то навроде грязи… — продолжил старик. — Но теперь ты сам оказался на дне. Слабый, ненужный, нищий. Бесполезный придаток. Тот, кто в отличие от своего «напарника» так и не догадался, что это была проверка. Проверка на милосердие. На то, сможешь ли ты проявить доброту? Поделиться последним куском хлеба, не имея при себе ничего, и лучше понимать тех, кто в отличие от тебя не имел преимуществ. Увы. Это было очевидно. Лежало буквально на поверхности. Но ты все равно не справился. И теперь ты за это заплатишь…

Резко вскочив, старик преобразился в Эрдамона Белара. Опустил на паладина тяжелый осуждающий взгляд и грозно шагнул в его сторону.

— Жалкий, никчемный, слабак! — мрачной пугающей скалой «отец» медленно надвигался на «сына». — Я подарил тебе жизнь! Лишился бессмертия! И этим ты мне отплатил⁈ Ты — позор моего рода! Эгоистичная капризная тряпка и моя самая большая ошибка!

Содрогаясь от криков, Фройлин в ужасе искал пути спасения, сучил ногами и пытался отползти. Он будто бы не понимал, что это иллюзия. Подлый мираж, выворачивающий все его потаенные страхи наизнанку.

— Ты должен мне! Ты должен мне мою жизнь! И я заберу ее у тебя! — слова «Эрдамона» начали звучать хором тысячи голосов. Глаза стали черными, а голова принялась быстро-быстро трястись из стороны в сторону, словно крылья у мухи. — ОТДАЙ! ОТДАЙ МНЕ ЕЕ!!! Я НЕ ХОЧУ СОСТАРИТЬСЯ И ПОДОХНУТЬ В МАРАЗМЕ ИЗ-ЗА ТАКОГО ОТБРОСА, КАК ТЫ!!! ВЕРНИ МНЕ МОЮ ЖИЗНЬ!!! СЛАБЫЙ, НЕСНОСНЫЙ УБЛЮДОК!!!

Сорвавшись с места, старик резко ухватил эльфа за ногу. Ногти удлинились, пронзили кожу, паладин закричал от страха и боли. Затем «Эрдамон» с силой отнял руку, отчего кровь хлестнула так, что отдельные капли оросили деревья вокруг, и снова ухватил его за одежду, намереваясь подтянуть ближе и добраться до горла.

Я не дал ему этого сделать. Подоспев на подмогу, я выстрелил старику из обреза в лицо. Снес тому половину башки и болезненно сморщился, чувствуя жгучую практически нестерпимую боль в правой голени.

Однако это был не конец.

Спустя десяток секунд, мертвец снова встал на ноги, и на этот раз пришла очередь ужаснуться самому мне: «Эрдамон» преображался в Неприкаянного! Невероятно опасного и чрезвычайно живучего коллекционера проклятых душ, при взгляде на которого кричало буквально все мое естество! Ибо я слишком хорошо его помнил, а потому понимал, что борьба с подобным противником находится далеко за гранью наших возможностей. Нам ни за что не убить его! И не уйти!

— О боже… — прошептал я. — ФРОЙЛИН, БЕГИ!!!

Вскинув автомат, я разрядил Безликому в грудь весь магазин. Отсоединил его, защелкнул новый и продолжил стрелять, расширяя стремительно регенерирующую рану.

Когда патроны закончились, я вставил в дыру осколочную гранату и бросился наутек вслед за эльфом.

Вскоре прогремел взрыв, но, как я и опасался, Неприкаянного это не убило. Лишь ненадолго замедлило.

Где-то там, за спиной, он снова собирался воедино. С влажным хрустом сломанные и раздробленные кости вставали на место, а истекающие черной кровью куски мяса срастались обратно.

Дерьмо! Полное, твою мать, дерьмо…

Признаться честно, подобного страха я не испытывал уже очень давно. Ведь несмотря на ширму и подмену образов, я четко понимал одно: это не Эрдамон и не Безликий. Это Диедарнис! Сам хозяин «подземелья», что, вопреки установленным правилам, решил нас убить. Долго думал, наблюдал, посматривал на чаши весов и наконец вынес вердикт, разом похоронив все мои фантазии на тему того, что я зачем-то был ему нужен.

Не знаю, быть может, это было ответом за бомбардировку Доминиона? Или мегалодон изначально не планировал никого оставлять в живых? Думаю, это не важно. А важно то, что мы с остроухим засранцем отнюдь не планировали складывать лапки и подыхать.

И мы бежали. Спотыкались о горные неровности, падали, вставали, снова падали. Кубарем катились по склонам. Рассекали лица о ветви и поломанные сучья и, одновременно поскользнувшись на огромном куске наледи, чуть не свалились в ущелье с рекой.

Пожалуй, в тот самый момент смерть снова подобралась на расстояние вытянутой руки. Каждая секунда имела значение, и я искал любые способы продлить наше существование. Быстро ковылял вперед, невзирая на боль, и с ужасом содрогался, чувствуя, что наш противник уже совсем близко.

— Неприкаянные не любят воду… — прохрипел сбоку Белар.

— Что⁈ — не расслышал я.

— Воду! Это твари из самых темных глубин преисподней! Они не переносят воду!

— Проклятье! Ты разве не понял⁈ Это не Безликий! Это Диедарнис!

— Тогда он все равно нас убьет! А так хотя бы появится шанс! — проорал Фройлин и, не дожидаясь ответа, толкнул меня в пропасть. После чего сам прыгнул следом.

Я пролетел метров десять, прежде чем с силой ударился о поверхность. Ну а далее… грязная муть, пузыри воздуха, миллионы впивающихся в кожу иголок, гудящая мешанина звуков и проносящиеся над головой скальные карнизы.

Бурлящая стремнина приняла нас в свои ледяные объятья как родных. Резко подхватила, закружила и сразу же потащила дальше, со страшной скоростью унося вниз по течению.

От неожиданности и шока я был дезориентирован. Цеплялся, барахтался, обдирал ладони об острые камни. С размаху ударился о вставшее поперек течения бревно, соскользнул вниз, ободрал подбородок о сук и крепко приложился затылком о подводные камни, после чего мир затянулся тошнотворной тягучей каруселью.

На этом я окончательно потерял счет времени. Помнил лишь как нас уносило все дальше и дальше, мотало из стороны в сторону и пару раз подбрасывало в воздух бьющими друг в друга потоками. Затем случился баг. Мы пронеслись прямо сквозь завалившийся на бок небоскреб. Врезались в столы, в компьютеры, в гипсокартонные перегородки, пока не вылетели сквозь панорамное окно, из которого низвергался мощный ревущий водопад.

Не знаю, сколько продлились наши мучения. Пять минут, десять, пятнадцать. Но казалось, будто бы прошла целая вечность.

Наконец течение более-менее успокоилось, и я увидел Фройлина. Каким-то образом паладин оказался далеко впереди. Держался за осклизлое бревно у кромки берега и что-то орал:

— Руку! Возьми мою руку! Если разбросает — подохнем!

И я взял. Успел ухватиться в самый последний момент. После чего также вцепился в бревно и с невероятным усилием вывалился на берег. Лежал, пытался отдышаться, корчился от сотен порезов и сильных ушибов.

Прошла минута.

— Он прыгнул за нами… Неприкаянный прыгнул… — отхаркивая воду вперемешку с кровью, произнес эльф.

— Да и плевать…

Я чувствовал, что буквально все мое тело страшно окоченело. А руки тряслись так, что я был даже не в состоянии отстегнуть намокший рюкзак. Холодно. Убийственно холодно.

— Надо согреться. Иначе умрем, — с трудом поднявшись на ноги, я обвел взглядом округу — ничего. Ни деревьев, ни прочей растительности, сплошная каменистая степь. Лишь бетонная коробка полуразвалившегося дома без окон, крыши и дверей. — Туда.

— Проклятье… ну и чем мы тут будем согреваться? Ни лучины, ни дров, ни чего бы то ни было, что сможет гореть… Сплошной камень! — простонал эльф, тщательно осматривая каждый угол.

— У тебя были фальшфейеры.

— Что?

— Фальшфейеры! Сигнальные огни. Ты вытряхивал их на пол, когда избавлялся от стухших консервов.

— Точно! — обрадовавшись, паладин потянулся за спину, но мешка не нашел. Затем и вовсе крутанулся на месте. — Сука… дерьмо…

— Где мешок?

— А сам не видишь? Потерял! Смыло течением.

— Ясно.

Усевшись на пол, я прикрыл глаза и ненадолго ушел в себя.

«Думай, Влад, думай! Выход есть. Не может не быть. Надо только сообразить, как согреться и не умереть. Извлечь из патронов порох и поджечь зажигалкой? Нет, это идиотизм. Прогорит всего за мгновение, да и пальцы слишком сильно окоченели для мелкой моторики. Черт… Ну давай, Влад, соображай! Где же твоя смекалка!»

И она не подвела. Буквально в следующую секунду я понял, что делать, и перевел глаза на дрожащего Фройлина:

— Что предпочитаешь? Подохнуть от холода сейчас? Или от голода, но потом?

— Потом. Однозначно потом.

— Хорошо.

Кое-как отстегнув рюкзак, я бросил эльфу термоодеяло и начал раздеваться.

— Снимай с себя всю верхнюю одежду и садись рядом. Спиной к спине.

— Не понял. Ты что удумал?

— Скоро увидишь.

Послушавшись, Белар сделал все в точности так, как я и просил. Действительно сел рядом и передал мне конец термоодеяла, после чего я протянул ладонь и применил под нас руну «Ингуз».

— И зачем ты это сделал⁈ Тут ничего не растет!

— Это не важно, — ответил я. — Важно то, что после активации руна формирует магическую печать два на два и разогревает почву до тридцати — тридцати пяти градусов. Будет действовать пару часов. Немного, но достаточно, чтобы не околеть.

И я не ошибся. «Ингуз» действительно разогрела бетонный пол. Дрожь постепенно сошла на нет, а от ног и задницы выше по телу начало подниматься спасительное тепло. Оно же сушило одежду и одеяла, предусмотрительно разложенные широким полукольцом.

— А вы, «двадцать первые», умеете выживать, — произнес паладин минут через десять. — Прибить гончую «волшебным магазином». Лечить химические ожоги ингалятором. Согреваться руной «Ингуз».

— Ты еще не видел, как мы добывали воду из «ледяных шипов». В жаркой пустыне, — ответил я и, снова почувствовав острую боль, спросил: — Что с ногой?

— Все нормально.

— Дай посмотрю.

— Сказал же, нормально! — огрызнулся эльф и, чуть снизив тон, добавил: — «Отец» просто меня поцарапал. Сильно, но не глубоко.

— А выглядело так, словно он вырвал из тебя кусок мяса.

— Просто дай мне лечебный гель, и к утру нога заживет.

— Ладно.

Порывшись в рюкзаке, я протянул «напарнику» тюбик и снова ушел в себя. Кутался в термоодеяло и гадал, куда же делся этот гребаный Неприкаянный?

Так мы просидели достаточно долго. Окончательно согрелись и более-менее успокоились, прежде чем Белар снова открыл рот.

— Тот пацан нас не сдал, — сказал он.

— «Малой»?

— Да. Погиб, но не сдал. Я видел, как после начала сражения он вернулся к своим, но при этом ни разу не указал в нашу сторону.

— И?

— Давай договоримся. Если действие «Связующей нити» внезапно закончится, то мы не станем друг друга убивать. По крайней мере до утра, — предложил Фройлин. — За последние несколько дней я спал от силы пару часов. И я устал… Очень устал…

— Что ж, хорошо, — согласился я. — Я не стану тебя убивать до утра. Но где гарантии, что ты не сделаешь того же?

Произнеся последнюю фразу, я прождал ответа еще пару минут, однако его так и не последовало. И вскоре я понял, в чем дело: «напарник» уснул. Отрубился, так и не дождавшись моей реакции.

— М-да… — тяжело вздохнул я. — Удивительные все-таки дела тут творятся. Сижу в одних трусах, бог знает где. Спиною к спине с остроухим засранцем, который только и мечтает о том, чтобы отправить меня на тот свет.

А, впрочем, ладно. Всяко лучше, чем умереть от рук Безликого, которого и след простыл. Будем надеяться, что отпрыск Белара не перережет мне глотку посреди ночи, ибо что-что, но я тоже помирал от усталости. Как, впрочем, и от многочисленных ран, не оставивших на моем теле ни единого живого места.

Глотку мне Фройлин так и не перерезал.

Это была хорошая новость. А вот плохая заключалась в том, что он вообще не проснулся.

Когда я продрал глаза и в следующее мгновение скорчился от нестерпимой боли в ноге, эльф потерял точку опоры и завалился на бок. Мокрый, горячий, в полной отключке.

Какое-то время я пытался его разбудить. Тряс, тормошил, влепил пару пощечин — тщетно. Паладин лежал без сознания. Хуже того — его лихорадило. Тело бил крупный озноб, а проверка пульса показала учащенное сердцебиение.

Глядя на это, я сразу же понял в чем дело. Довернул его правую ногу вбок и, осмотрев голень, грязно выматерился — лечебный гель не помог. Рана была глубокой. Гораздо более серьезной, чем я предполагал, и очень плохой. Воспаленной, с ветвящимися в разные стороны темными, почти черными венами и источающей приторный гнилостный запах.

— Да е-мае… — покачал головой я. — Только не говори, что ты снова решил заболеть! Сукин ты сын!

Вытряхнув рюкзак, я подобрал с пола последний «Травмпак». Поблескивающий хромом двухсекционный цилиндр с целительной «глиной» первых людей. Повернул верхнюю половину цилиндра на девяносто градусов, подождал десять секунд и, достав разогретую массу, большим жирным слоем налепил ее Белару на рану.

— Чтобы ты понимал, наши похождения мне влетают в копеечку, — вздохнул я. — Да и надоело, знаешь ли, без конца спасать твою шкуру.

Шагнув в сторону, я облачился в высохшую одежду. Затем сделал то же самое с «напарником», собрал все наши вещи и принялся ждать.

Час. Второй. Третий. На четвертый я понял, что эльф, видимо, просыпаться не собирается. Побродил по округе. Достал из завалов два достаточно длинных куска арматуры и при помощи одеял и веревки соорудил примитивные носилки.

Увы, сидеть на месте и дальше было нельзя — карта уменьшалась.

Огромная, мрачная, высотой в несколько километров стена из воды уже маячила где-то на горизонте. Медленно надвигалась на горы, на лес, на целые города и словно «стирала локации», не оставляя позади себя ничего. Ничего, кроме темного и безжизненного дна океана.

Так, выбиваясь из сил и проклиная все на свете, я тащил Фройлина до самого вечера. Часто останавливался, переводил дух, дошел практически до середины степи. Подбирал попадающиеся на пути дрова и съел последнюю банку тушенки.

Когда я соорудил шалаш и разжег костер, эльф наконец-таки пришел в себя. Попросил воды и, напившись, просто молча смотрел в звездное небо.

Примерно через час его стошнило, а тело вновь начала бить крупная дрожь. Я попробовал напоить его снова, но тот отказался.

Тогда же я понял, что что-то не так.

К сожалению, пускай «глина» изначальных вылечила жуткую рану, но какая-то часть инфекции все же осталась. И теперь упорно подтачивала его изнутри.

Отправляясь спать, я возлагал большие надежды на то, что его иммунитет справится, и к утру ему полегчает. Но не судьба. Паладин по-прежнему пребывал в полубессознательном состоянии, отчего мне снова пришлось волочить его на себе.

— Да что же это такое…

Протянув руку, я приложил ладонь ко лбу эльфа — горячий как печка. И потный. Потный настолько, что буквально вся его одежда промокла насквозь. Нехорошо. Очень нехорошо. Я бы даже сказал скверно.

Глубоко задумавшись и пытаясь понять, правильно ли я поступаю, я вытащил его из спальника. Раздел, обтер сухими тряпками. Затем и вовсе оттащил от костра.

— Что ты делаешь? — жалобно промычал он. — Решил поиздеваться надо мной, ублюдок? Холодно… Мне холодно…

— Знаю, все знаю. Утихни. У тебя очень высокая температура. Надо ее сбить.

— Откуда ты знаешь, что делать?..

— Оттуда, что я человек. А еще врач. Пластический кардио-нейрохирург, — соврал я. — Хотя, судя по твоей свистульке, тебе скорее бы подошел педиатр.

Склонившись, я протянул Белару горячую кружку.

— На, пей. Это бульон. Сварил из тех кубиков.

— Не хочу…

— Пей, говорю! Тебе обязательно надо пить!

Не сразу, но паладин послушался. Выпил все до последней капли и вскоре уснул. Однако наутро ему лучше не стало. Скорее наоборот: он был невероятно бледен, начал кашлять и часто бредил.

Во время одного из дневных привалов он неожиданно обратился ко мне. Я не расслышал, что он говорит, а потому наклонился, едва не касаясь его лица.

— Эо… пожалуйста…

— Что «пожалуйста»?

— Ты говорил, что иногда можно просто спросить… — тихо прошептал он. — И я прошу… сегодня… сейчас… Пожалуйста, спаси меня… Я не хочу умирать… Не хочу оказаться на дне океана…

Я тяжело вздохнул.

Не знаю, бредил он или нет — наверное, да — но в тот самый миг в его глазах застыла искренняя просьба, идущая от самого сердца. Фройлин боялся. Боялся по-настоящему. И к сожалению, я был единственным человеком, кто мог ему как-то помочь.

— Хорошо. Что-нибудь да придумаем.

Я ухаживал за эльфом этот день и весь следующий.

Тащил, укрывал, протирал тело тряпками. Рискнув, подстрелил не пойми откуда взявшуюся чайку. Сварил из нее суп и кормил «напарника» с ложечки, а по вечерам сооружал укрытие и бродил в небольшом радиусе по окрестностям в поиске дров.

Думал, засранец выкарабкается, но нет. К утру третьего дня, когда из его рта пошла черная слизь, я понял: он умирает. По-настоящему и всерьез. А значит, иных вариантов попросту не осталось.

— Ладно, твою мать, ладно… — покачав головой, я с большой неохотой потянулся за рюкзаком. — Раз другого выхода нет, то, пожалуй, придется рискнуть…

Где-то через час я обратил внимание, что Белар лежит и смотрит на меня прямо в упор. Грустный, немного отрешенный, но в то же время абсолютно здоровый.

— И каково это? — задумчиво спросил он.

— Что каково?

— Ухаживать за злейшим врагом. Кормить, обмывать, тащить на себе. Делать все, лишь бы выжить… — во взгляде эльфа промелькнули нотки брезгливости. — Неужели ты настолько сильно дорожишь своей шкурой, что понятие чести для тебя не стоит?

— Значит, ты не помнишь, как просил меня тебя спасти?

Паладин промолчал. А я, в свою очередь, не стал ему что-либо доказывать.

— Ты не являешься моим злейшим врагом, Фройлин… — склонившись, я достал из рюкзака бутылку с водой и ту самую банку кильки в томатном соусе. И то, и другое я положил рядом с пустым флакончиком от зелья регенерации, стоившим мне целых тридцать очков, а также последней активации «волшебного магазина». — И ты, наверное, не обратил внимания, но эффект от «Связующей нити» закончился два дня назад. А на этом у меня все. Прощай.

Подобрав свои вещи, я взвалил рюкзак на спину и направился прочь. А затем долго, очень долго слышал доносящийся в спину вопрос: «Зачем⁈»

Но я не отвечал на него и даже не оборачивался.

Так я блуждал по безжизненным пустошам еще около суток, прежде чем моя доброта сыграла со мной злую шутку: я понял, что взвалил на себя слишком много. Я надорвался и был истощен.

Голодный, израненный, добровольно лишивший себя очков параметров, я продолжал с упорством маньяка идти вперед. Остановился. Выбросил разгрузку, бронежилет, топор, кучу лишних вещей. Хотел еще выкинуть автомат, но потом вспомнил, что утопил его в той холодной реке.

Избавившись от лишнего веса, стало полегче. Хватило еще километров на десять, после чего я впервые опасно пошатнулся и увидел Диедарниса.

Титан находился прямо передо мной. Более того, куда бы я ни поворачивал голову, он всегда маячил перед глазами. То сидел на бревне. То стоял, опершись спиною о большой камень. То разглядывал свое отражение в грязных лужах.

— Никак не могу решить: герой ли ты или тупой идиот, — в какой-то момент произнёс он. Затем исчез и, появившись в другом месте, продолжил: — Не поделишься, почему ты решил спасти этот мусор?

— Ты сам мне на это намекал. Разве нет?

Мегалодон удивленно вскинул бровь.

— «Спасаться или спасать». «Все обретенное вы заберете с собой». Гарпунщик и окровавленная акула, протягивающая тому трубку мира, как отсылка на нашу с Беларом встречу в рыболовецком магазине. И даже, мать его, мертвый опоссум.

— Мертвый опоссум? — усмехнулся титан.

— В некоторых культурах это не только предзнаменование смерти, но и символ перехода — знак того, что нужно оставить старое позади, чтобы перейти к новому, — пояснил я. — Именно за этим ты решил нас «связать». Чтобы я протянул ему трубку мира.

— А ты проницателен. Научился смотреть правде в глаза, — Диедарнис заинтересованно склонил голову набок. — Но сделал ты это не только потому, что его пожалел. Но еще и потому, что за последнее время ты неплохо усвоил приемы грязной драки. Следовательно, на одной чаше весов было проявление милосердия, а на другой — тонкий расчет. Я прав?

— Все верно, — не стал отпираться я. — Смерть Фройлина бы ничего не решила.

— Однако чудесное спасение может оказать влияние на его мировоззрение касательно «двадцать первых». И в будущем внести семя раздора в ряды Небесного Доминиона.

— Да. Но это не главное. В первую очередь я все-таки его пожалел.

— Я в курсе.

Мегалодон щелкнул пальцами, отчего под ногами разошлись глубокие трещины, словно следы от взрыва. Я споткнулся и с размаху грохнулся о землю.

— Поразительно… — протянул он. — Изголодавшийся, израненный, получивший смертельную дозу облучения, ты продолжаешь думать о будущем. Притом, что совсем скоро твоему телу будет просто неоткуда брать энергию и оно умрет.

— Полагаю, в этом плане мы с тобой в чем-то похожи.

— Не думаю.

Дематериализовавшись, титан возник в луже смолы. Долго шагал рядом со мной рука об руку и, спустя пару километров, снова заговорил:

— Удивительно, сколько всего нового я почерпнул в голове Ады. Скажи, ты знаешь, что такое «число Альфа»?

Я достал из кармашка бутылку воды. Хотел сделать глоток, однако внутри не оказалось ни капли.

— Одна сто тридцать седьмая. «Подпись бога».

— И что это значит?

— Погугли, е-мае…

— Надо же, у тебя еще остались силы шутить, — усмехнулся тот. — А знаешь, сколько было шансов, что все пойдет не так и Вселенная будет обречена на провал в первое же мгновение своего существования?

— Десять в степени десять в степени сто двадцать три… — вспомнил я давно прочитанный факт.

— Это же абсурдное число. Слишком большое.

— И?

— И это косвенно доказывает, что Творец существует. Не боги, оккупировавшие слои реальности, а настоящий Создатель. Тот, кто одарил тебя душой.

— И это должно меня успокоить?

— Несомненно. Это привилегия, которой в отличие от тебя я был лишен. Даже у Гундахара она есть.

— Я скоро умру. Уверен, что хочешь беседовать со мной о метафизике?

— А почему нет? Или смерть тебя пугает?

— А тебя нет?

— Когда долго пребываешь на дне, видишь обратную сторону вещей, — лицо Диедарниса озарила та самая безумная блуждающая улыбка. — Поэтому нет, не пугает. Ибо в отличие от вас я понимаю простую истину: если я сдохну — в мире ничего не изменится.

— Ты уже его меняешь.

— Тем, что впервые за три с половиной тысячи лет поймал в свои сети парочку рыб? Не смеши меня. В этом нет ничего особенного. Вы умрете. Я разрушусь. И какой в этом смысл?

— Любое кино рано или поздно заканчивается, но ты все равно его смотришь.

Щелчок пальцами, и почва под ногами стала влажной и мягкой как вулканический пепел. Ноги увязли, в спину дохнуло жаром. В воздухе стоял запах гари и разложения, а справа и слева появились глубокие огнедышащие провалы.

— Возрадуйся, бесстрашная душа! Пылающее бремя подходит по твоим стопам! — громко проорал титан. — Признай, потомок стихиалия, что в глубине души ты считаешь себя особенным. И отказываешься верить, что скоро конец.

— Возможно.

— Забавно, да?

— Забавно?

— Вы все одинаковые. Буквально каждый из участников рейда считает себя главным героем. Ключевым персонажем истории, без которого сюжет тотчас развалится как карточный домик. Но что если это ложь? Одна большая огромная ложь. Ты умрешь прямо сейчас, но ничего не изменится. И хуже того, весь остальной мир этого даже не заметит.

— Не скрою, будет обидно.

— Тогда возьми сферу от «Галинакса». Заверши испытание прямо здесь и сейчас, — мегалодон протянул мне проклятую сферу Окруса. — Сделай это. Да побыстрее, ибо окно возможностей вот-вот закроется.

— Не буду.

— Почему?

— А чисто из вредности. Потому что ты больно активно на этом настаиваешь. И вряд ли обрадуешься, если я поддамся твоему искушению.

— Но ты умрешь.

— Да и хрен со мной. Тебе-то какая печаль?

— Ты либо идиот, либо становишься похож на Гундахара, — улыбнулся Диедарнис. — Что ж, я сделал, что мог. А на этом я вынужден попрощаться. Время умирать, Эо О'Вайоми, время умирать…

Титан исчез, и в следующее мгновение я услышал позади себя яростный вой.

Собаки!

Целая стая мутировавших овчарок, которые напали на меня спустя пару минут.

Поначалу я даже умудрялся отбиваться. Действуя на автомате, как в бреду, пошатываясь и плохо соображая, я буквально вывозил на исчерпанном до дна резерве чудес. Разрядил обрез. Отстрелял оставшиеся четыре патрона «Макарова». Выхватил нож и пронзил сердца двум особенно агрессивным особям, но в конечном итоге повалился на землю. Почувствовал, как одновременно в десятках мест в мою кожу впились острые клыки и начали рвать изможденное тело на части.

В скором времени мир снова завертелся тягучей каруселью. Боль неожиданно пропала, звуки утихли, и только странное давление наравне с ощущением теплой сырости давали понять, что я по-прежнему жив. Перед глазами промелькнуло нечто синее… следом черное… ну а затем меня с головой накрыла непроглядна тьма…

Проблески света… холод в конечностях и голос, доносящийся будто издалека…

— Спи, стихиалиевый засранец, спи. Ты ведь у нас сволочь избранная, особенная. Ну а до выхода я как-нибудь сам тебя дотащу. Это же мне, черт подери, больше всех надо в Орлионтан.

Окончательно пробудившись, я медленно приоткрыл глаза. Увидел звездное небо, костер и темную фигуру напротив, которую невозможно было спутать с кем-то другим.

— Если бы я не забрал ту аптечку — ты бы подох. Говорил же: тебе нужнее, — улыбнувшись, генерал протянул руку и дважды хлопнул меня по плечу. — Ну и как тебе, испытание Диедарниса?

— Честно? Были моменты, когда я думал, что это конец. Что это последняя глава нашей истории и продолжения приключений больше не будет.

— Чушь, — насмешливо прогудел Гундахар. — До финала нашей истории еще далеко. Можешь не сомневаться. Ну а всем тем, кто со мной не согласен, я могу сказать лишь одно: Энквиэ тхон, чертовы твари!