Телефон затрещал, когда мистер Уотсон завтракал.
— Звонили Броуди, — сказал он, вернувшись к столу. — Двадцать девятого они устраивают елку для своих ребят и приглашают наших. Они пошлют нам приглашение почтой, но Джон Броуди позвонил, чтобы спросить, подойдет ли нам это число.
Он повернулся к детям.
— Двадцать девятого вы идете в гости, а под Новый год — мы. Нас с мамой Гринвуды звали потанцевать.
— Да я как-то не знаю, — протянула миссис Уотсон. — Рано их еще дома одних оставлять.
— Они достаточно взрослые, чтобы о себе позаботиться, — сказал мистер Уотсон. — Правда, ребята?
— А нам обязательно на эту елку идти? — спросил Николас.
— Конечно, надо пойти, — сказала миссис Уотсон. — Там будет очень весело. А Броуди все такие милые. Надо почаще с ними встречаться.
— Да мы их совсем не знаем, — не отступался Николас. — Скучища, верно, будет ужасная. "Кольцо-кольцо, ко мне" и прочие игры. Я их просто не выношу.
— Но мы уже дали согласие, — возразил мистер Уотсон. — И разъезд у них в полдвенадцатого, совсем как у взрослых.
— Да, влипли, — протянул Николас.
— Надо внести их в список рождественских поздравлений, — сказала миссис Уотсон. — Не забыть бы!
В эту минуту вернулся Дэвид.
— Пап! Ты видел нашу парадную дверь? Здорово кто-то над ней потрудился!
В дубовой двери на крыльце зияли три раны. Две из них были глубиной в дюйм, но третья походила скорей на царапину, словно на нее уже сил не хватило.
— То-то мне ночью казалось, что я слышу какой-то стук, — сказала миссис Уотсон. — Но потом я, верно, опять заснула.
— Но это хулиганство! — вскричал мистер Уотсон. — Нас преследуют. Это... Это невыносимо. Подумайте, на что они только не идут, чтобы нам отомстить! Да, тут били топором, не иначе!
— Вот что происходит, когда в хороший район переселяют жителей трущоб. Зачем только это разрешают? Они же не изменятся оттого, что уедут из города. Бог знает, к чему это приведет.
— Это чистое хулиганство, — повторил мистер Уотсон.
Однако днем он замазал выбоины специальным составом и укрепил дверные петли и замок. Дверь как будто перестала вибрировать.
— Я так и думал: стоит подкрутить шурупы, и вибрация исчезнет, — сказал мистер Уотсон.
От елки отвертеться не удалось. Броуди жили в большом доме, который раньше стоял одиноко среди полей, но теперь муниципалитет построил там новые дома. Дженнифер и Роберт Броуди учились в частной школе и домой приезжали только на время каникул.
— Да, вот влипли, так влипли, — мрачно проговорил Николас, когда они вышли из дома.
— А что такое? — встревожился мистер Уотсон. — О чем ты? Небо чистое. Морозец. Дня два по крайней мере продержится. Барометр не падает.
— Я об этой елке говорю, — сказал Николас.
Дженнифер и Роберт Броуди встретили гостей, как полагается, в дверях. В гостиной десяток гостей уже пили крюшон с фруктами. Они во что-то играли, чтобы, как говорили родители, "немного расслабиться". Толкали носами спичечный коробок; девочки сбрасывали туфли в кучу, а кто-то потом отгадывал, которая — чья.
Танцевали под граммофон. Но из нашей четверки танцевать умела только Хелен. Николас посетил два урока, которые ужасно ему не понравились. Сначала танцевали "Извините", потом — "Новинку", а затем — "Танец с фантом". Тех, у кого не было партнера, заставляли танцевать с половой щеткой.
В девять часов сели ужинать. Разыграли карточки с именами, чтобы установить, кому где сесть, но Николас схитрил, и Уотсоны оказались вместе в самом конце стола.
—Как здорово! — воскликнула Хелен.
— Еще два с половиной часа, — заметил Дэвид.
— А нельзя нам сейчас уйти? — спросил Роланд.
Но ужин был вкусный. Броуди звали своего отца Джо-Джо, и он все время рассказывал всякие смешные истории. А потом все стали тянуть хлопушки. Роланд тянул с Хелен. Он вынул бумажный колпак, прочел надпись и перевернул хлопушку, чтобы проверить, не осталось ли в ней чего. На стол что-то выпало.
— Что с тобой, Роланд? — заволновался Дэвид. —Тебе плохо?
— Ты что вытащил? — спросил Роланд.
— Колпак с девизом, как и ты.
— А еще что?
— Еще какая-то ерунда, какую всегда кладут в хлопушки.
— И что же у тебя?
— Застежка на галстук, что ли... Какой-то меч из розовой пластмассы. С фирменной пометкой: "Сделано в Гонконге".
— A y меня копье, — сказал Роланд.
— А у меня крошечный кубок из пластмассы, — прошептала Хелен.
— А у тебя, Ник? — спросил Роланд.
— Роланд, умоляю! — воскликнула Хелен. — Умоляю, не продолжай.
— Что у тебя в хлопушке? — настаивал Роланд.
— Успокойся, — сказал Николас — Все подумают, что ты с ума сошел.
— Скажи, что у тебя в хлопушке, кроме колпака с девизом?
— А-а, ты об этом, — протянул Николас. — Розовый кирпичик. Хочешь, подарю?
— Кирпич? Ты хочешь сказать — камень?
— Ну хватит, Роланд! Опять ты об этом! И вообще, это кубик для игры в лото. Только очень неважный. Даже кружочки на нем не закрашены.
— Но форма у него, как у того камня. Хоть это и кубик. Он мог бы быть и каменный.
— Только он не каменный, а пластмассовый, как и все остальное.
— Знаешь, это уж слишком! — воскликнул Дэвид. — Ты что, хочешь сказать, что Мэлиброн шлет нам сувениры из Гонконга?
— Я сам не знаю, что я хочу сказать...
— Это уж точно, — заметил Николас.
— ...но только это не просто совпадение.
— Конечно, совпадение, — произнес Николас решительно.
— А если совпадение, — сказал Роланд, — то оно должно с чем-то совпадать. Оно не может быть просто так, само по себе. А совпадение вот с чем: с Сокровищами. Они настоящие.
Дэвид скосил глаза к переносице, а потом снова посмотрел нормально.
— Что толку паясничать? — воскликнул Роланд. — Этим делу не поможешь. Все связано. Так Мэлиброн говорил. Пусть это всего лишь сувениры из хлопушки, но они часть общего замысла. От этого вам не отвертеться.
— Да хватит болтать-то! — прикрикнул Николас.
— Ну, как на этом конце стола, все в порядке? — спросил мистер Броуди, внезапно возникнув за плечом у Дэвида. — Все довольны? Еще пудинга? Крюшона?
— Спасибо, у нас всего довольно, — сказал Николас.
Остаток вечера Роланд провел как в тумане. Он не участвовал ни в играх, ни в танцах, которыми снова занялись после ужина. К одиннадцати часам всем надоело танцевать, а новых игр никто уже не мог вспомнить. Все расселись по комнате; казалось, что последние полчаса пройдут в унылом ожидании.
— А я знаю, — воскликнула вдруг Дженнифер Броуди. — Давайте устроим спиритический сеанс! Как на прошлое Рождество! Пожалуйста, Джо-Джо!
— Да, да! Давайте! — поддержал еще кто-то.
— Прекрасно, — согласился мистер Броуди. — Только уговор — не пугаться! Это всего лишь игра, не забывайте! Ничего особенного в ней нет.
— А что такое "спиритический сеанс"? — спросила Хелен.
— Это когда крутят столы, разговаривают с духами и все такое, — объяснил Николас.
— Не нужно мне этого, — заявил Роланд. — Глупость какая-то.
— Да ладно, — сказал Дэвид. — Это же Рождество. Ты же слышал, он говорит, что это всего лишь игра!
— А можно, мы возьмем бабушкину планшетку? — спросила у матери Дженнифер. — С ней все гораздо лучше выходит. Ты ее вчера вынимала для своих гостей.
— Только следи, чтобы с ней обращались аккуратно, дорогая, — сказала миссис Броуди.
— Хорошо, мамочка.
Мистер и миссис Броуди о чем-то пошептались у двери, но Роланд только услышал:
— ...они уже не маленькие... пишет... ничего страшного...
— Наша бабушка увлекалась спиритизмом, — сказал Роберт Броуди. — Она этой планшеткой пользовалась, когда хотела, чтобы покойный дед ей что-то сказал. Но он только повторял: "Похорони меня под рекой".
— И вы это сделали?
— Поди попробуй, — хмыкнул Роберт. — Посмотрим, что у тебя выйдет.
Миссис Броуди вернулась с небольшой дощечкой в форме сердца. В отверстие, проделанное у заостренного конца, был вставлен карандаш. Внизу к дощечке были приделаны шарниры, так что она могла ехать в любую сторону.
— Значит, так, — объясняла Дженнифер, — мы все садимся вокруг стола, кто-то один кладет, только не нажимая, правую руку на планшетку, и она катится по бумаге. Карандаш касается бумаги — и получается так называемое Автоматическое Письмо. Только не надо смотреть, что получается, потому что пишете не вы, а Та Сторона.
— Бред какой-то, — заметил Николас.
— Вовсе нет, — возразила Дженнифер. — Если попытаться самому что-то написать, планшетка вырывается. Ну, кто первый?
— По-моему, юному Роланду пора чем-то заняться, — сказал мистер Броуди. — Он что-то весь вечер молчит.
— Нет уж, я лучше не буду, — возразил Роланд.
— Да это только игра, — сказал Роберт.
Роланда подтолкнули к столу, на который уже кто-то положил планшетку и рулон бумаги.
— Буквы будут крупные, — заметила Дженнифер, — так что тебе понадобится много бумаги. — Положи кончики пальцев на планшетку, только не дави на нее. Так, верно. А теперь тихо! Не разговаривать! Не думайте ни о чем. Если планшетка поедет, Роланд, не смотри на нее. Лучше, если глаза у тебя будут все время закрыты. Я сама тебе все скажу. Так. Начали.
Все уселись вокруг стола. Полной тишины, конечно, достичь не удалось. Кто-то из девочек почти тут же захихикал.
— Ш-ш, — повторяла Дженнифер.
— У меня рука занемела, — сказал Роланд. — Можно мне отдохнуть?
— Нет, — ответила Дженнифер. — Ш-ш!
Прошло две минуты, и Дженнифер откашлялась.
— Есть здесь кто-нибудь? — спросила она, глядя в потолок. — Кто-нибудь здесь есть?
Планшетка дернулась, словно руку Роланда скрутила судорога, и карандаш начертил какую-то загогулину.
— Здесь кто-то есть? — повторила Дженнифер, радостно кивнув и указав большим пальцем вверх.
Планшетка снова что-то черканула.
— Кто здесь?
Планшетка пошла по бумаге петлями, словно кто-то учился писать.
— Неплохо, Роланд, — сказал Николас.
— Я ничего не делаю.
— Ш-ш, — шепнула Дженнифер. — Кто здесь?
— У меня рука занемела, — пожаловался Роланд. — Я ничего не чувствую.
— Молчи, а то все испортишь, — сказала Дженнифер. — Смотрите!
— Что там происходит? — спросил Роланд.
Хелен тихонько вскрикнула. Николас откашлялся.
— Чего ты хочешь? — спросила Дженнифер. Карандаш задвигался.
— Что это такое? — спросила Дженнифер строго.
— Амеба, — предположил Дэвид.
— Не понимаю, — сказала Дженнифер. Карандаш снова зачертил по бумаге.
Потом —
— Все равно не понимаю, — сказала Дженнифер. Пожалуйста, объясни.
Карандаш забегал по бумаге.
Карандаш подписал:
— Финдгорн! — воскликнула Хелен.
— Что? — вскричал Роланд. — Что?
Планшетка вырвалась из-под его руки.
— Это она написала? "Финдгорн"? "Мэлиброн"? И единорога нарисовала она?
— Ах, зачем ты остановился! — пожаловалась Дженнифер. — Так хорошо получалось.
— Ну, хватит, — сказал мистер Броуди, — наигрались.
— Он пытался нам что-то сказать о Финдгорне, — произнес Роланд. — Песнь Финдгорна, помните? Финдгорн — это единорог! Он все время пытался...
— Ладно, — сказал Николас, — здорово это у тебя получилось.
Гости смотрели на Роланда с изумлением.
— Почерк у тебя не очень-то хороший, но рисовать ты всегда умел, — не унимался Николас. — Попрактиковаться, конечно, не мешает.
— Это не я писал! Сам попробуй!
— Ладно, — согласился Николас, — попробую.
Он положил пальцы на планшетку, как это делал Роланд.
— Попробуй, напиши свое имя!
— Хорошо, хорошо, успокойся.
Но как Николас ни старался, справиться с планшеткой он не мог. Она то и дело уходила из-под его руки. Кто-то из ребят засмеялся.
— Дай-ка сюда, — попросил Роланд. — Может, он хочет нам еще что-то сказать. Ну же!
— Гм... ну что ж, на сегодня довольно, по-моему, а? — спросил мистер Броуди. — Разъезд в половине двенадцатого, помните?
Он говорил решительным тоном, не допускающим возражений. Миссис Броуди унесла планшетку. Все пошли в холл одеваться и благодарить за вечер. Кто-то ждал своих родителей, других должен был развести по домам мистер Броуди. Он включил свет на дворе и отворил дверь, чтобы вывести автомобиль из гаража. С улицы в дом вполз белый туман.
— Ну вот, только этого не хватало, — охнула миссис Броуди. — В таком тумане вести машину невесело. Тем, кто не едет с Джоном, лучше снять пальто. Ваши родители могут задержаться. Ну-ка, Джон, поставь еще пластинку, можно еще потанцевать.
— А мы, пожалуй, пойдем, так будет быстрее, правда? — сказал Николас. — Нам недалеко.
— Да, — подхватил Дэвид, — спасибо, но нам ждать ни к чему.
— Можно мне позвонить домой, предупредить отца, чтобы он не выезжал? — спросил Николас.
— Разумеется, — разрешила миссис Броуди. — Если вы уверены, что так лучше.
Николас бросился к телефону.
— Алло, отец, — сказал он. — Это я, Ник. Слушай, не надо тебе ехать за нами, мы пойдем пешком. Нет, честное слово, пока ты сюда доедешь, мы уже будем дома. Мы пройдем прямиком мимо новых домов, а потом по улице Баундери. Ну, знаешь, там еще такая беговая дорожка. Да, конечно, дорогу я знаю. Хорошо, мы попросим фонарик. Договорились. Минут через тридцать будем дома.
Они попросили фонарик, но он оказался ненужным. Туман лежал на земле, верхушки домов, деревьев и луна были хорошо видны.
— Все что угодно, только не танцевать, — сказал Николас, идя по дорожке от дома. — Молодец, Роланд. Здорово ты положил всему этому конец! Старик Джо-Джо думал, что у тебя сейчас истерика будет.
Роланд не отвечал.
— Как это ты смекнул, каким образом с этой доской управляться? — спросил Николас.
— Заткнись, — сказал Роланд.
— Что?
— Я сказал: заткнись.
— Не хочешь говорить, не надо.
Они шли молча. Бетонированное шоссе, идущее через новый микрорайон, хорошо просматривалось, если не считать боковых ответвлений и объездов. Прямо за участком Броуди шли дома, в которых пока никто нежил. Окна на вторых этажах были замазаны белым. Дальше тянулись дома, в окнах которых зияли дыры, а сквозь крыши светила луна. А потом уже не было никаких зданий — один туман. Они зашагали по шоссе, идущему через еще не застроенное поле.
— Красивого... красивого единорога ты нарисовал, — сказала наконец Хелен. — Точь-в-точь как на моем кувшине.
— Я его не рисовал, — возразил Роланд.
— Да хватит тебе, — бросил Николас.
— Это Мэлиброн его нарисовал, — заявил Роланд. — Он хотел нам что-то сказать, а ты ему помешал.
— Слушай, — разозлился Николас. — Пора тебе бросить эти детские игры. Знаешь, в чем дело? Тебя на этом Мэлиброне заклинило. Хорошо, ты нас не разыгрывал, ты писал бессознательно, а единорога ты нарисовал потому, что Хелен нашла кувшин, когда вы с ней рыли яму в саду. Так у людей голова и работает. Если б ты читал об этом, то сам бы увидел, что ты немножко рехнулся.
— Заткнись, — сказал Роланд.
Шоссе уперлось в калитку-вертушку, которая вывела их на беговую дорожку, идущую через участки. С одной стороны дорожки шла деревянная ограда, а с другой — живая изгородь.
Дорожка петляла по пустырю между двумя застроенными участками и выходила прямо к дому Уотсонов. В одном месте ее пересекал ручей, через который был переброшен дощатый мостик.
Дорожка была такая узкая, что им пришлось идти по двое. Вокруг царила мертвая тишина.
— Поосторожней на мостике, — предупредил Дэвид. — Там перил нет. Мы уже совсем...
Но тут их оглушил треск взрываемого, словно ткань, воздуха. Он прогремел внезапно, словно гром среди ясного неба. Загрохотали копыта — внезапно, безо всякого предупреждения, совсем рядом, чуть впереди. Миг — и яростный скок настиг детей.
— Берегись!
Они отскочили в стороны, валясь в кусты, на ограду, а между ними, в клочья разрывал туман, пронесся белый конь, возникший из лунного света. Мелькнули копыта, грива и хлопья пены — конь пролетел по дорожке и прыгнул через калитку, ведущую в поле.
Дети прижались друг к другу.
— Никто не пострадал? — спросил Николас.
— Нет.
— Я пальто разорвала.
— Еле отскочили, — сказал Дэвид. — Я его только на мостике услышал, а вы?
— Это, верно, из школы верховой езды, — предположил Николас.
— Нет, на нем не было седла, — возразил Дэвид.
— Он из своего стойла сбежал, — сказала Хелен. — Его бы зимой на улице не оставили.
— Да, — согласился Николас. — Заметили, в каком он был виде? Будто через колючую проволоку прорывался.
— Но какой красавец! — воскликнул Дэвид. — Грива-то, грива!
Дети перешли через мостик и зашагали дальше.
— Я испугалась, — сказала Хелен. — Но он, бедняжка, был еще больше напуган.
— Он бы не остановился, — заметил Николас. — Если бы мы не отскочили, он бы нас затоптал. Родителям ничего не говорите — а то они с ума сойдут.
— Д-да, я чуть не умер со страху, — признался Дэвид.
— Он меня хвостом по лицу хлестнул, — сказала Хелен.
— Забавно, каким он показался большим в лунном свете, — продолжал Николас. — Конечно, дорожка там совсем узкая.
— Надеюсь, ему не больно, — проговорила Хелен. — Он может что-нибудь еще разнести, если не успокоится.
— Он нас убить мог, — воскликнул Дэвид.
— Да, но об этом молчок, — сказал Николас. Они вышли на улицу.
— Роланд, приведи себя в порядок. А то отец с матерью подумают, что нас избили.
Но Роланд встал на мостовой как вкопанный.
— Поторапливайся, Роланд, не отставай.
— Зачем вы все это говорите? — закричал Роланд. — Вы же все видели! Зачем вы притворяетесь? Вы же видели — у него на голове рог!