В конце недели Роланд решил отправиться за Сокровищами. По пятницам у них была физкультура, и он возвращался домой с рюкзаком, в котором лежал спортивный костюм, куда легко можно было спрятать камень и чашку. Доставить два других Сокровища трудности не представляло.
Принести Сокровища выпало Роланду, так как он один ездил в школу на электричке. Сойдет на станции у их старого дома, заберет Сокровища и следующим поездом вернется домой.
Странно было идти от платформы с обычной толпой, школьниками, а также дельцами. Пожилые и обеспеченные, они-то могли выйти из своих контор в половине четвертого, спуститься по лестнице и увидеть вдали свет за цветными стеклами их парадной двери, а не пустые окна и вывеску "Продается" за живой изгородью.
Когда Роланд поднял щеколду на калитке, он понял, какой большой кусок его жизни остался здесь, в старом доме. Неповторимые звуки: скрип этой калитки, шорох его шагов по этой дорожке. Куда бы он ни уехал, ему не удастся взять их с собой. Дом уже как-то изменился, хотя прошла всего неделя. Роландом овладела какая-то неловкость, почти смущение, оттого, что он здесь; когда он подошел к двери, ощущение это настолько усилилось, что по шее у него пошли мурашки, а ладони онемели. Ощущение это было похоже на страх, но Роланд не боялся. Он вставил ключ в замочную скважину — вдруг дверь перед ним распахнулась.
В сумрачной затененной передней стоял мужчина.
— Ты что тут делаешь, сынок? — сказал он грубым невыразительным голосом человека, всю жизнь прожившего в Манчестере.
— Ни... ничего, — пробормотал Роланд.
Одет мужчина был в комбинезон, а в руках держал какие-то электроинструменты. Разглядев это, Роланд приободрился.
— Я здесь раньше жил. На прошлой неделе мы переехали, вот я и зашел кое-что забрать.
— Что именно?
— Так, ерунду всякую.
— Ты, случаем, не радиолюбитель? — спросил мужчина. — Кое-что эти субчики умеют, но ведь то-то и опасно. Можно себе навредить.
— Нет, я не любитель, — сказал Роланд, — Мой брат очень интересуется радио, а у другого брата есть транзистор, но я в этих делах ничего не смыслю.
—Д-да, — протянул мужчина. — Что-то здесь странное происходит, это уж точно.
— А что такое? — спросил Роланд.
— Да знаешь, целую неделю нам поступают со всей округи жалобы — помехи в радиоприемниках и телевизорах и всякое такое, ну прямо засыпали нас жалобами. Так я и мой напарник выехали на машине с детектором и тут же, ясно как Божий день, получили сигнал, идущий из этого дома. Забивает на всех волнах, да и еще что-то, видно, не в порядке.
— Мы перед отъездом электричество отключили, — заметил Роланд.
— Я знаю, — сказал монтер. — Пришлось мне взять ключ у агента по продаже, я все вводы проверил и проводку. Но нет, сдается, будто здесь где-то генератор шпарит вовсю.
— А в какой комнате, вы не можете сказать? — спросил Роланд.
— В том-то и дело, что не могу. Уж очень он силен. Какподключаю, так все стрелки подскакивают, будто взбесившись. Придется утром опять приехать. Может, мы дальние сигналы случайно ловим. Хоть я и сомневаюсь в том.
Он повернулся и посмотрел на лестницу.
— И знаешь, что я тебе еще скажу? В этом доме статика хоть отбавляй.
— Чего?
— Статик — статическое электричество. И я тебе больше скажу. Я его заземлить никак не могу. Что ты на это скажешь?
— Я?.. — спросил Роланд.
— А? Не могу я его заземлить, и все тут! — повторил электрик. — Ну что ты скажешь?
— Ну и ну, — проговорил Роланд, видя, что электрик ждет ответа.
— Такого я в жизни не видал, право слово, не видал. Прямо наваждение какое-то!
Монтер уехал, оставив Роланда в передней. Он велел не включать свет — на случай, если где-то есть повреждение, которое ему не удалось обнаружить. Но Роланд и не собирался привлекать к себе внимание — он прихватил с собой фонарик.
Воздух внутри дома был такой сухой, что трещал при малейшем движении. Когда Роланд стал подниматься по лестнице, между его рукой и перилами с треском пробежала голубая искра, и волосы у него, как ему показалось, встали дыбом. Стоило ему чего-нибудь коснуться, как раздавались разряды.
Это,верно, то самое электричество, о котором говорил монтер, подумал Роланд.
Он поднялся в мезонин. Губы и нёбо у него пощипывало от сладкого металлического привкуса в воздухе. Возможно, это оттого, решил Роланд, что он поднялся на самый верх дома. Он стал на колени, чтобы открыть дверцу в стене.
Под крышей сильно пахло озоном. Сокровища лежали там же, где он их оставил. Роланд протиснулся в дверцу и боком пролез меж балками, стараясь не задеть оштукатуренную стену.
Тонкая пыль, покрывающая все, не поднялась в воздух, когда Роланд протискивался меж балками. Она была так насыщена статическим электричеством, что лежала густо, словно мех. Роланду казалось, будто он ползет по шкуре какого-то животного.
Он вытащил Сокровища и с трудом вылез сам. Камень он завернул в свою футболку, а чашку — в полотенце и повернулся, чтобы закрыть дверцу. И тут в свете фонарика увидел на стене мужские тени.
Роланд вздрогнул от испуга — и застыл на месте. Он видел стену ясно, до последней трещинки на оштукатуренной поверхности; он слышал все звуки в доме и на улице. Он не дышал; голова его лихорадочно работала.
Тени эти падали от людей, которых в комнате не было. В пустой маленькой комнате спрятаться было невозможно. К тому же эти двое должны были бы стоять между фонариком и стеной, чтобы тени упали на стену.
Эта комната была спальней Роланда. Здесь нечего бояться. Это пятна на стене. Пятна от сырости — ведь дом пустой.
Роланд подошел ближе. Тени не изменились в размере. Плоские тени на стене, неподвижные, четкие, черные.
"Это оптический обман. Закрою глаза и посчитаю до десяти. Или все это фокусы статического электричества. Прием отдаленных сигналов, как сказал монтер".
Роланд закрыл глаза, но две фигуры, словно на негативе, встали перед его внутренним взором, желтые на черном фоне опущенных век. Он открыл глаза: черные на желтом. Закрыл: желтые на черном, но такие же четкие. Роланд затряс головой — фигуры исчезли, но потом снова возникли. Он медленно повернул голову в сторону — и назад.
С закрытыми глазами он видел тени, только если стоял лицом к стене.
Роланд открыл глаза и погасил фонарик. В темноте желтые тени все так же стояли в полный рост. В воздухе вспыхивали маленькие искорки, по контуру теней их было больше — словно железные опилки, липнущие к магниту.
Какая-то сила в комнате, казалось, зажала Роланду голову так, что он не мог отвести глаз. Тело его немело, в голове и вокруг раздавался — он это чувствовал, хотя и не слышал — гул, мощный, высокий, настойчивый, и искры по контуру двух теней слились в голубое пламя.
Усилием воли Роланд заставил себя зажечь фонарик, но пламя не исчезло в свете фонаря, и чернота теней была тверже самой стены. Вот они начали отделяться от стены. Их высвобождало голубое пламя. Они зияли перед стеной и позади нее и были уже не тени, но две черные дыры в воздухе; две дыры в пространстве.
Роланд почувствовал, что, если он сию же минуту не отведет глаза, случится непоправимое, и причиной тому будет он сам.
Он прыгнул назад и скатился вниз по лестнице. В воздухе вокруг него вспыхнул холодный огонь. Роланд пролетел последние шесть ступенек в переднюю, чувствуя нависшую над головой громаду дома. Он распахнул парадную дверь и, не оглядываясь, выскочил на дорожку. Дверь захлопнулась. За дверью остались пустые, замолкшие комнаты.