Экспедиционный корпус (Георгий Лопатин) читать бесплатно онлайн полную версию книги

Глава 6

Весь следующий день немцы обстреливали позиции бригады. Утром вдарили на полчаса массированным налетом словно перед наступлением, а потом долбили в беспокоящем режиме, постреляют пять минут и перестанут по полчаса, еще пять минут и пятнадцать минут перерыв и так далее. В общем нервы действительно помотали и убитые появились, пять человек, плюс два десятка раненых и контуженых из числа наблюдателей.

Климов весь день писал представления на награды отличившимся в вылазке.

— Вашбродь, а что делать со старыми касками? — спросил фельдфебель Анисимов.

Следующей ночью стали завозить различные грузы, закупленные штабс-капитаном, помимо доспехов, завозили печки для вошебоек с мини-банями и бетонные кольца для колодцев. К счастью, в пробных отрытых колодцах вода появилась и люди не страдали ни от жажды, ни от плохой воды. Пока хватало только на питье, но сейчас рыли дополнительные колодцы и вскоре воды должно хватать уже на помывку и стирку. А то от людей, занятых тяжелым трудом — откапыванием окопов, разило потом так, что аж глаза резало, а в убежищах так и вовсе не продохнуть.

Что до касок, то у человека в отличие от гербового орла одна голова и две каски ему ни к чему. Запасные тоже как правило не требуются, ибо если основную каску сильно повредило, то и черепу скорее всего тоже доставалось с летальным исходом.

— Хм-м… есть у меня идея на их использование, так что пусть сносят все ко мне.

Фельдфебель ушел собирать старые каски, а Михаил опять засел за стол заниматься писаниной. На этот раз он для разнообразия решил пойти по официальному маршруту добычи нужных материалов и подал рапорт командованию на выделение ему необходимого количества взрывчатки и шрапнели.

Бумаги на представление к наградам приняли без разговоров, а вот с запросом таковые возникли.

— Для чего вам потребовалось столько взрывчатки, господин штабс-капитан? — спросил полковник Нечволодов.

— Хочу сделать из ненужных касок мины направленного действия, господин полковник.

— Что это такое?

— Заряд с картечью, но только устроенный так, что картечь разлетается не во все стороны, а в одном направлении, этаким конусом. Как у того же картечного снаряда, если уж на то пошло. Для чего в каску закладываем взрывчатку, шрапнель, ставим запал от гранаты, выдергиваем колечко с помощью веревочки, ну а дальше вы сами понимаете, ба-бах и все убиты.

— Понимаю. Не понимаю только чем вам обычные гранаты не угодили.

— Недостаточно эффективны и слабоваты, господин полковник… особенно если упали в какую-нибудь ямку или наоборот враг заметил бросок и вовремя залег, тогда мы еще и в ответ получим. А так у врага никаких шансов на спасение. И нужны эти мины особенно в первые минуты обороны, когда в окопах сражается лишь боевое охранение, чрезвычайно. Особенно сильно они требуются в местах прорыва проволочного заграждения, где концентрация противника будет максимальной, а вот наши силы, наоборот, невелики. По своему опыту отражения атаки под Верденом вам говорю, господин полковник.

Командир первого полка поджал губы вновь посмотрев на приложенные к запросу рисунки со схемами самой мины, так и ее применение. Хоть и не задались отношения у него с этим наглецом, но и вот так отмахнуться от сей новации тоже нельзя, личное не стоит смешивать со служебным, а то ведь с него станется поднять бучу и дойти до комбрига который ему явно благоволит. Ну и надо признать, что штука действительно должна получиться дюже эффективной.

Пленный опять же… Много немецкий лейтенант не знал, но все слухи какие ходили в офицерской среде выложил и были они для бригады не самыми воодушевляющими. Может и врал, чтобы попугать этих славянских недочеловеков и заставить их совершать лишние телодвижения плюс тратить ресурсы, но могло быть и правдой. Так что его слова еще требовалось проверить по другим каналам, ну и еще кого прихватить… Но исходить лучше сразу из худшего, а значит надо действительно предпринять все возможные усилия для повышения своей обороноспособности, и тут все средства хороши.

— Хорошо… но сначала надо провести испытания, чтобы удостовериться в действенности этой вашей мины направленного действия.

— У меня все готово, нужно только запал, немного взрывчатки и горсть шрапнели.

И о чудо расчудесное! Не прошло и трех дней, как взрывчатка, шрапнель и запалы для испытаний были получены. Климова отозвали для проведения испытаний на импровизированный полигон неподалеку от полевого штаба бригады, где присутствовал и сам генерал-лейтенант Лохвицкий.

Испытания прошли более чем успешно так что Климов обратился к комбригу с просьбой:

— Ваше превосходительство, прошу вашего дозволения для поездки в Париж. Нужно это все это дело запатентовать как можно скорее. А то французы ребята ушлые, глазом моргнуть не успеешь, как они все на себя перепишут, — при этом Михаил кивнул головой в сторону представителя французской армии при штабе бригады капитана Лелонга.

Тот и впрямь вел себя как кот, подбирающийся к жирной добыче. Все ходил вокруг да около.

— Будет совсем хорошо, если вы его еще и задержите при себе денька на два-три, пока я подам все документы. А то сколько раз бывало так, что русские изобретатели не считали нужным подать заявку на авторство и потом Россия вынуждена была закупать изобретения своих подданных у иностранцев за большие деньги или платить за лицензию. Вот и здесь может случиться так же…

— Что ж, с этим нет никаких проблем, Михаил Антонович. Посол просит вас отпустить на двенадцатое число на празднование дня рождения его дочери… — чуть заговорщицки улыбнулся генерал-майор Лохвицкий. — Потом вас снова требует княгиня Юсупова к себе на очередной благотворительный вечер, что она назначила на тринадцатое число. А далее на четырнадцатое назначен парад. Вы в нем хоть и не участвуете, но после парада так же состоится торжественный ужин, где вы не станете лишним. Думаю, вы сможете в промежутках между всеми этими мероприятиями устроить дела с патентами.

— Благодарю за содействие, ваше превосходительство.

Тут к ним энергично, словно у него пружины в ногах, подошел капитан Лелонг и начал вещать с патетикой в голосе:

— Господа, это изобретение необходимо как можно быстрее принимать на вооружение! Я немедленно подам рапорт…

— Не так быстро с рапортами, господин капитан, — притушил его восторги Климов. — Сначала получим патент, потом французская армия выкупит его…

— Но это же долго! А эти мины нужны уже сейчас! К тому же мы союзники и…

— И это не мешает Франции обдирать Россию, продавая свои товары втридорога даже военного назначения… так что выходит такая странная штука, что Россия спасает вас, да еще за свои же деньги. И сдастся мне, что благодарности в виде списания долгов мы не дождемся. Хорошо устроились, — уже прорычал Михаил, не сдержавшись, и наговорил бы лишнего, если бы не предупреждающе кашлянувший Лохвицкий.

Француз обиженно поджал губы, а Климов, взяв в себя в руки, уже с улыбкой добавил:

— Как говорят американцы: ничего личного, только бизнес.

— В связи с военным положением патенты, связанные с производством военной продукции, не оплачиваются, — мстительно произнес французский капитан.

«Мрази…» — мысленно сплюнул Климов, но потом все нейтральным тоном произнес:

— Ничего, оплатите после войны.

Француз резко развернулся и ушел куда-то к себе.

— Вот так вот, ваше превосходительство, на ходу подметки рвут. У них лицензии не оплачиваются, а мы продолжаем платить. А уж сколько всякого французского у нас на вооружении…

Тот кивнул, с хмурым видом глядя в спину французского капитана.

Забегая немного вперед можно сказать, что ничего с этого изобретения Климов не получил кроме сомнительного по своей ценности морального удовлетворения от фиксации его первенства в разработке нового вида оружия. Патент французы легко обошли. Оказалось, достаточно внести в конструкцию какое-нибудь незначительное изменение, вроде иной формы чаши, поставить другой детонатор, и все — это уже другое изделие на которое так же можно получить патент. А сам принцип действия запатентовать невозможно. Собственно этот момент ему популярно объяснил специалист по патентному праву.

— Это как с огнестрельным оружием, месье, принцип один — удар бойка по капсюлю патрона и вылетом пули из ствола за счет взрыва пороха, но сколько же разных конструкций придумано для того, чтобы спустить этот боек!

В общем заработать на идее он при некоторой удаче получения заказа мог только в России и при этом имея собственное производство, чтобы самому производить эту продукцию. Отечественные дельцы не дурнее французских и тоже знают, как обходить патентные ограничения, тем более что изделие проще не придумаешь.

«Так что пролетел я как фанера над Парижем, — с грустной самоиронией подумал он. — Что ж, ладно, запомним на будущее и как говорится: не забудем, не простим и при случае жестоко отомстим…»

— Рада вас видеть Михаил Антонович! — подала руку именинница.

— С днем рождения, милая Елена Александровна. Вы обворожительны.

Та действительно выглядела шикарно.

— Благодарю! Но зачем так официально? Зовите меня просто Елена.

— Тогда и вы называйте меня просто Михаил.

— Проходите, Михаил…

— Вот мой подарок, — протянул он красиво перевязанный бантом большой конверт с тетрадью внутри.

— Благодарю!

Народу в особняке снимаемом семейством посла Извольского оказалось довольно много и надо думать большая часть заявившихся на празднество к Елене никакого отношения не имело и пришли они скорее к самому послу, чтобы порешать какие-то вопросы в неформальной обстановке и просто навести мосты.

Елена провела своего нового гостя к группке молодых людей, коих насчитывалось человек пятнадцать и представила его им.

— Да-да, мы много о вас слышали Мишель! — произнесла какая-то девушка по-французски из-за того, что часть гостей были явно из числа аборигенов. — Вы если не Пушкин нашего времени, то определенно Лермонтов!

Климов снова с недоуменным видом заозирался по сторонам, на что Елена рассмеялась.

— Зовите его Михаилом, как его папа с мамой назвали, а то на другие имена он не реагирует.

— Главное, чтобы меня какой-нибудь Дантес не шлепнул на дуэли или как, Лермонтова не сослали в какие-нибудь горы и не порешили уже там.

— Да, я слышал, что вас уже попытались вызвать на дуэль, — сказал один из аборигенов.

А второй, уже отечественного производства, добавил:

— А так же попытались предать суду и как минимум сослать по примеру Лермонтова.

Гости посмеялись, а дальше Климову пришлось дать пояснения друзьям Елены, как по поводу не состоявшегося вызова на дуэль, так и по причинам, по которым князь Юсупов попытался предать его суду.

Не могла в таком молодом и горячем обществе не зайти речь о политике.

— Так какая форма правления на ваш взгляд более предпочтительна для России? Как в Англии может?

— А чем Английская форма правления отличается от Российской? — включил дурачка штабс-капитан.

— Ну как же, у них демократия и парламент, а монарх не вмешивается в законотворчество, — как маленькому объяснял ему хлыщ.

— Григорий, мой старший брат, — с некоторым смущением представила хлыща Елена. — Учится в английском университете…

Выглядел Григорий Александрович типичным мажором, был в гражданском костюме, и разговаривал с Климовым через губу, явно подражая в манере общения своему отцу, чем разительно отличался от более живой и непосредственной сестры.

«Все с тобой ясно Гриша, — подумал Михаил. — Типичный агент влияния вскормленный заграницей».

— Ну у нас тоже парламент есть.

— Только царь постоянно вмешивается в его работу и разгоняет по малейшему поводу.

— Не научились еще работать с новым органом управления, как и наши парламентарии парламентарствовать. Дело новое, это как с машиной, пока освоишься столько раз заглохнешь да заедешь куда-то не туда… В истории английского парламентаризма тоже много темных пятен с разгоном королем и наоборот попыткой согнать короля.

— И все-таки, вы считаете, что нам не нужна Конституция?

«Похоже транслирует мысли своего отца, своим-то неоткуда взяться, за счет чего и пытается выглядеть значимым», — понял Михаил.

— А разве в той же Англии есть конституция?

— Там есть хартия о правах…

— Дворянства. Ну и у нас есть нечто подобное. В чем проблема?

— И все-таки, не уходите от ответа… — насупился Григорий.

— Хорошо. Принципиальной разницы между монархиями в России и в Англии нет. И там, и там она абсолютная.

— Что вы такое говорите⁈ В Англии избираемый парламент и король в его работу не вмешивается!

— Ну да, ну да… только назначает премьер-министра…

— По представлению парламента…

— Все так Григорий Александрович, все так, — покивал Михаил Климов. — Только вот какая закавыка… партии, чтобы быть избранными и заседать в парламенте должны перед этим принести присягу на верность монарху. Без этого они к выборам даже не допускаются. По вашим лицам, господа и месье, вижу, что о такой маленькой, но все меняющей мелочи, многие не в курсе или в курсе, но отнеслись к этому моменту как к пустой формальности. Но это не формальность, поверьте, все очень серьезно. Ну а теперь подумайте так ли уж свободны в своих решениях все эти партии от мнения короля, когда чуть что не так и, их могут обвинить в измене со всеми вытекающими? А каторги для политических заключенных в Англии, как к слову и во Франции, это ни разу не царские санатории, где осужденные живут в деревенских избах, получают книжки, пишут письма и жандармы с полицией относятся к ним со всем вежеством. Да-да месье и мадемуазели, именно так. Никто их в цепи не заковывает и вкалывать, как на каторгах Англии и Франции до изнеможения от рассвета до заката не заставляет. Потому и бегут они в Швейцарию и ту же Англию с легкостью неимоверной. Так что власть монарха в Англии столь же абсолютна как и в России, просто английские монархи после нескольких бунтов сделали финт ушами и поставили между собой и народом прокладку в виде пресловутого парламента и теперь все недовольство населения обращено именно на эту прокладку, а монарх каждый раз говорит: это не я, это все парламент вами же избранный начудил, сами во всем виноваты, смотрите кого выбираете, но так и быть, давайте я для начала поменяю премьера и если он не исправит ситуацию, то назначу новые выборы в парламент, куда вы изберете новых парламентариев, на этот раз более достойных. Правда удобно? Король в любом кризисе как бы ни при чем, в стороне и над схваткой, выступает судьей. А теперь представьте себе такую же ситуацию в России, и вообразите какая буча поднимется если заставить партии еще перед выборами принести царю присягу верности так же, как в благословенной Англии.

Друзья Елены стали несколько растерянно переглядываться между собой.

— Тогда может как во Франции и прочих республиканско-демократических странах вроде САСШ? — спросил молодой, но при этом бородатый француз.

Хотя борода по молодости росла жиденькой и выглядела как драная мочалка.

— Мой друг, Андре Бретон… поэт и писатель.

— Не знаю, как во Франции, месье, а про демократию в САСШ даже не заикайтесь, — насмешливо фыркнул Климов.

— А что там не так с демократией?

— Да все не так. Для начала, там только две партии, что могут быть избраны. Демократично? И если вы гражданин САСШ и хотите создать свою партию, назовем ее для примера… «Аппл», то создать вы можете, только вот избраться уже не получится, как обособленной политической силе. Система-то двухпартийная! Так что либо примыкай к демократам, либо к республиканцам, а тут и там уже свои руководители, своя повестка и вообще все поделено и занято, и ты в самом низу, и ни на что не в состоянии повлиять. Демократично? Как-то не очень да, ведь ограничивает политическую свободу о которой они так орут на каждом углу. Но что-то никто об этом ограничении свобод в самих САСШ не говорит, все молчат в тряпочку. Второе. Демократия, если я ничего не путаю, это равенство граждан между собой? Так?

— Верно… равенство граждан между собой — это альфа и омега демократического общества.

— Так вот, месье, выборы там не прямые, а идут через некую прокладку называемых «выборщиками», что как-то хитро распределяют голоса граждан по партиям выдавая условные единицы. Я если честно эту кухню не знаю… Но дело даже не в них и их мутных схемах, а в том, что по этой системе голос жителя штата скажем условно Вирджиния стоит десять голосов из штата Алабама или Юта. Вот представьте Андре, что при выборе в ваш парламент, голос жителя Шампани стоил бы десять голосов скажем бретонцев или корсиканцев. Это признали бы демократичным?

— Нет… это привело бы к политическому взрыву…

— А в САСШ вполне себе считается демократичным и никто не возмущается, никто им этого не пеняет, дескать нарушаете основы основ избирательных прав и демократических свобод. Все довольны. Демократия-с. Выборы есть? Есть! Так какого рожна еще надо⁈

— То есть вы против демократии? — спросила девица, что назвала его Мишелем.

— Когда я такое успел сказать? Проблема в том, мадемуазель, что демократия заканчивается на уровне относительно небольшого поселения, где все друг друга знают, как облупленных и дело при выборах не доходит до денег, как на агитацию, так и для прямого подкупа избирателей. То есть все как в древней Греции во время полисов-государств, кандидат выходит на форум и начинает задвигать согражданам свою политическую платформу, обещая сделать то-то и то-то если его изберут. Его все знают, это не какой-то хрен с горы, коего они вообще в первый раз в своей жизни видят. Как только происходит расширение географии с выдвижением неизвестных лиц и в дело вступают деньги для выпуска тех же листовок и оплаты статей в газетах, управлять начинает не тот, кого в итоге выбрали, а тот, кто дал деньги на избирательную кампанию победителю. Ибо кто в ресторане платит за ужин, тот девушку и танцует…

— Фи, пошляк!

Несколько девушек активно замахали веерами. Елена только ехидно улыбнулась.

— То есть по факту, любая нынешняя демократия на государственном уровне — это скрытая олигархия, то бишь власть денег. Даже плохо не то, что это олигархия, а то, что она скрытая. Мы ведь даже не знаем, кто дает деньги политикам, и кто в итоге в своих руках держит поводок от ошейников на их шеях, а главное — какие у них цели и задачи. Мы можем, конечно, догадываться о личностях…

На этом все понятливо фыркнули. О главном банкире Франции — Ротшильде не слышал только глухой, но даже глухой и тот знает, ибо прочел.

— Но догадки, господа, как известно к делу не пришить. Вот и получается, что страной управляет не избранный президент, а некий… банкир. Понятно, что основная его цель — обогатиться еще больше за счет принятия нужных ему через свою марионетку законов и это полбеды. А если не только? А если они проводят политику в пользу совсем других государств? Той же Англии например…

Помолчали. Климов же удивлялся реакции этих молодых людей. Вроде прописные истины озвучивает, а для многих судя по лицам — откровение.

— Тогда какая система управления должна быть по-вашему? — спросил все тот же бородатый Андре.

— Не знаю, — признался Климов. — На низовом уровне определенно демократия. Наверное, ее все же можно как-то вытянуть до городского с выбором квартального депутата в Горсовет. Но это люди должны друг друга хорошо знать, что в городе уже не всегда работает. В больших городах даже соседи по этажу друг друга уже не всегда знают. А вот выше… Губернаторов уже должен назначать глава государства и они должны перед ним держать ответ.

— Осталось понять, как выбрать главу государства, чтобы за ним не стоял с поводком в руке банкир, — закончила Елена.

— Именно. Наследственная форма правления тут тоже не подходит. Слишком уж ненадежно, раз на раз не приходится и правитель может оказаться как откровенно дураком, так и моральным слабаком…

Тут снова все улыбнулись, понимая в чей огород камень. Ну да, более слабого правителя чем Николай Второй это надо еще поискать, по крайней мере в истории России. Так-то подобных случаев в истории любого государства хватает, только не везде это привело к катастрофе.

Дальше разговор потерял свою остроту, новичка прокачали на политику, взвесили и в целом признали за своего, так что стали обсуждать способы того, как привести к власти независимого от банкиров главу государства, но естественно ни до чего не договорились, слишком ж тема сложная, а они все ни разу не академики. Да и наивняк выдавали такой, что Михаил лишь с трудом заставлял себя не засмеяться.

Климов в свою очередь более-менее разобрался с политическими взглядами друзей Елены. У большей части было что-то наивно-возвышенное и аморфное, в общем за все хорошее против всего плохого и только у нескольких человек что-то относительно структурированное. Тот же Андре Бретон похоже являлся социалистом и тогда становилась понятна его борода в столь молодом возрасте (сейчас не принято косплеить кавказских горцев и выглядеть а-ля абрек и конечно никто не косил под мужичье), а значит он подражал своему кумиру — Карлу Марксу.

Что это ему давало?

В данный момент — ничего. Собственно, даже и не задумывался над идеей как-то это использовать, но зарубочку на всякий случай сделал.

А вот на братца Елены у него некоторые планы появились. Во время разговора с компанией именинницы Михаил посматривал в сторону посла и тот выделывал с некоторыми из гостей некие ритуальные движения (условно говоря приседал перед вышестоящими и разводя руками говорил «ку»), на первый взгляд жесты незаметные, но если знать, что искать и обращать внимание на мелочи, то… то причастность Извольского к масонам подтверждалась.

Что с того?

С того, что Михаил Климов хотел через Извольского как-то повлиять на то, чтобы Четвертую особую бригаду оставили во Франции, а не погнали дальше. И тут мог пригодиться его сынок, как элемент давления.

Зачем?

Постараться подмять и ее, помимо первой и третьей, под себя. А там глядишь и со второй что-то получится сделать. Пока что он и с первой-то находился в самом начале пути, но надеялся, что все удастся.

Или кто-то думал, что он заботился о солдатах, предпринимая шаги к улучшению их быта и сохранения жизней только лишь из своей природной доброты? Не только и не столько… и предстоящая революция с ее лозунгом: «Кто был никем, тот станет всем!» давала ему такую возможность.

Ну а не получится, то, что ж… значит не получится и придется разрабатывать план «Б».

Днем тринадцатого, перед благотворительным вечером, прогуливаясь по Парижу с Еленой, кою он пригласил, чтобы дать понять, как поются подаренные ей песни, услышали впереди какой-то многоголосый гул с отдельными визгливыми выкриками требовательного тона, смысл которых было невозможно разобрать на общем шумовом фоне.

— Что это? — удивился Михаил.

— Скорее всего очередное шествие рабочих, — сказала Елена. — Требуют повышения зарплаты и улучшений условий труда… Незадолго до вашего прибытия, в марте и начале апреля Париж просто захлестнуло подобными демонстрациями. Чуть ли не каждый день митинговали. Да и на фронте случалось. Оттуда информации поступало мало, но говорят даже были мятежи целых полков, а то и целых бригад с дивизиями. Поговаривали о случаях братания французов с немцами. Солдаты отказывались идти в атаки… Были казни… ввели заградительные отряды. Но потом сняли нескольких генералов… один из них даже вроде как приказал артиллерии стрелять по окопам собственной пехоты, что перестали повиноваться, сменили премьера и все затихло. Но вот похоже снова начинается. Идемте отсюда… могут случиться погромы и побить всех, кто им не понравится.

Климов возражать не стал, встречаться с обозленными демонстрантами не имелось никакого желания. Хотя информация о мятежах во французской армии и тем боле случаях братания с немцами для него стала новостью. Как и то, что у франков оказывается тоже имеется практика с заградотрядами. Думал это только на Русском фронте было и еще будет.

«Интересно, а как с этим у немцев дела обстоят?» — подумал он.

О наступлении на Сомме газеты писали в патриотических тонах, но достоверно пока ничего понять было невозможно. Дескать наступление идет успешно, немцы гнутся и прочее в том же духе. Кроме того, Климов припомнил, что это сражение в конечном итоге закончится если не поражением союзников, то все останутся при своих, сдвиг фронта на несколько километров ничего не решал, только потеряют кучу людей.

«Но это снова должно привести к упадку боевого духа», — подумал он.

В его голове металась какая-то постоянно ускользающая мысль, что не получалось четко оформить, но возникло понимание, что этим обстоятельством можно, а точнее нужно воспользоваться в своих интересах. Осталось понять: как и что в итоге это ему даст.

Климов встряхнул головой, окончательно прогоняя «мысленный туман», по опыту зная, что позже нужная мысль придет сама в самый, казалось бы, неожиданный момент. Сейчас она уйдет в глубину сознания, но не растворится, а наоборот начнет обрабатываться в фоновом режиме и в итоге кристаллизуется в рабочий план.

«Надо только больше информации собрать», — подумало он.

Но тут же возникла проблема, а где ее собственно брать? Как?

Засели в небольшом кафе на одной из второстепенных улиц.

— Я в сестры милосердия вступила, буду работать в госпитале, — сказала Елена, отпив кофе.

— Хм-м, похвально и достойно, но надеюсь там мы с вами не встретимся. Это конечно все выглядит романтично, раненый герой и сестра милосердия за ним ухаживающая… но я предпочитаю нынешнюю прозаичность.

Елена слегка покраснела, что позволяло думать, что она действительно о чем-то подобном если не мечтала, то рассматривала и такой вариант. Климов, кстати, обратил внимание, что табаком от нее больше не пахнет. Но тут или испугалась преждевременного старения либо… к страху добавились и иные причины связанные с ним.

— И правда…

Климов же подумал в этот момент о том, сколько дочерей министров и прочих высокопоставленных чиновников поехали волонтерами на СВО? А то народ постоянно призывают стать волонтерами, провели мобилизацию, а вот с личным примером что-то не заладилось, кроме совсем уж единичных случаев. Вроде даже царские дочери в госпиталях работали, то бишь и сейчас работают. А как дочки ВВП? Может тоже в каком-то госпитале раненым помогают, а мы и не знаем из-за их природной скромности и не желания публично афишировать свою гражданскую сознательность?

Он попробовал представить всех этих инстаграмщиц из «высшего света» с внешностью словно они все клоны Кардашьян с надутыми губами, сиськами и жопами в медицинском халате и не получилось. В латексных нарядах для сексигрищ — легко, а в реальном медобмундировании — нет.

— Что-то случилось? — спросила Елена, смотревшая на помрачневшего ликом своего спутника.

— Нет, все нормально. Расскажите о своем брате. Если не секрет.

— Вы, наверное, удивлены, что он не в армии?

— Есть такое, — признался Климов.

— Он учился в английском университете и хочет продолжить отцовское дело, став дипломатом…

«Интересно, его там в жопу только драли или и ему дали отодрать какого-нибудь англичанина? — с презрением подумал Михаил, ибо слышал, что закрытые английские учебные заведения славятся культивированием всяких извращений среди студентов. — Да нет, вряд ли кого-то ему подставили — только драли, чтобы сразу привык, что и дальше будут только драть и даже думать не думал, поиметь кого-то из них».

— … Так что через месяц снова поедет в Англию. Ему остался последний курс.

— Понятно.

В отдалении снова раздались крики, свистки, даже бахнуло несколько выстрелов и через какое-то время по улице пронеслась небольшая толпа рабочих, среди которых хватало женщин, на лицах некоторых виднелась кровь. Полиция не сильно миндальничала с протестующими и разгоняла их весьма жестко, охаживая всех, кто под руку попадется дубинками. Опять же парад русских войск скоро, так что все должно пройти чинно и благородно.

«Вот вам и демократия в действии», — мысленно хмыкнул штабс-капитан.

Второй благотворительный вечер так же прошел без нареканий в организационном плане, но вот с финансовым результатом все оказалось гораздо печальнее, чуть больше двухсот тысяч. Тем не менее Климов дал в газеты новые восторженные статьи превознося сознательность и щедрость российских подданных, что не щадя кошелька своего помогают русским солдатам.

Ну а четырнадцатого июля состоялся парад. Прошел батальон второго полка и пулеметная рота. Климов только улыбнулся, глядя на бодро марширующего молодцевато выглядящего ефрейтора Малиновского с Георгиевским крестом на груди из-за которого его наверное и не отстранили от участия в шествии.

Не забывал Михаил и о своих делах.

Сначала он хотел просто грабануть магазин или даже склад с шелковой тканью с целью изготовления облегченных бронежилетов для разведывательных вылазок, но в городе царила довольно нервозная обстановка из-за вновь начавшего набирать обороты протестного движения, полиции нагнали кучу и потому решил, что засыпаться на такой мелочи будет совсем уж глупо. Если уж рисковать, то реально ради крупного куша. Потому просто купил на вырученные деньги пять рулонов ткани. Этого с лихвой должно было хватить на броники. Ну и ткани попроще прикупил, тот же брезент.

Как и планировалось, после парада состоялся торжественный ужин. Присутствовала на нем и дочь посла, вокруг которой, как всегда, вилось полно офицеров, что русских, что французских. Завидная ведь невеста, богата и родовита. Приударяли за ней и англичане. Итальянцы и вовсе были прилипчивы как репей.

«Вот отличный источник информации», — осенило штабс-капитана, даже удивившись, что сразу об этом не подумал.

— Милая Елена, не могли бы вы оказать мне небольшую услугу? — с вопросом подошел к ней Михаил Климов, оттирая от нее очередного чернявого ухажера.

— Благодарю вас Михаил, вы меня просто спасли, — вымученно улыбнулась она.

— Не за что.

— Так о какой услуге идет речь?

— Как вы сами мне говорили, вы увлекаетесь журналистикой, и я прошу, чтобы вы собирали для меня все о протестах, кто ими руководит и тому подобное. Сам я этим заняться не смогу из-за того, что большую часть времени буду проводить на фронте. Сможете?

— Смогу… — произнесла она в явном удивлении если не сказать сильнее. — Но зачем вам это?

— Хм-м… прежде чем ответить на этот вопрос, скажите, как вы отсеетесь к возможности революции в России? Причем не буржуазной, а социалистической, когда все сословия будут упразднены, а вместе с ними и привилегии, а имущество будет конфисковано.

— Даже не знаю… Вы считаете, у нас возможна революция? — с тревогой во взгляде спросила она.

— Считаю.

— М-м… не знаю Михаил. Признаться, никогда всерьез не думала на эту тему и затрудняюсь сейчас сказать что-то определенное… но если и впрямь так случится, то это конечно ужасно.

— Вы правы — ужасно. Дворянству такие перемены в своем статусе конечно не понравится, как это так, встать на один ревень с сиволапым быдлом? Обратно в стойло его! Быдло, почувствовав вкус свободы конечно будет против снова одевать ярмо и становиться бесправным скотом, и как результат начнется кровопролитная гражданская война. И как итог, всех дворян, а нас всего около пары тройки процентов населения, или перебьют, или выгонят на чужбину, где мы с вами будем влачить жалкое существование, ибо работать не умеем. Разве что таксистами стать.

— Вы говорите страшные вещи Михаил… но скажите наконец, к чему этот вопрос?

— Видите вон того пожилого дядечку? Невысокого роста, полненький, лысоватый с седой бородкой и усами…

— Вы говорите о президенте Франции?

— О нем.

— Вижу…

— Так вот, этот дядечка, что рассыпался перед вами комплиментами и сказал о нас столько хвалебного, но да язык не отвалится, как говорится трындеть — не мешки ворочать, поддерживает одну из революционно настроенных партий в России.

Елена Александровна уставилась на Климова с широко раскрытыми глазами.

— Правда?

— Абсолютная. Англичане, что вам так мило улыбались, кстати, тоже финансируют одну из партий подобного толка, вроде бы эсеров, но может путаю… их у нас много. Вот такие вот у нас союзнички, с позволения сказать. Мы тут будем подыхать на их полях, а они у нас революцию разжигают.

— Но зачем?

— Чтобы добычей не делиться. Оная на два делится куда лучше, чем на три. Ну и черноморские проливы обещанные не отдавать.

— Откуда вы это знаете?

— Знаю. Армия — это еще и разведка. У меня товарищ, с которым я вместе учился, стал разведчиком. Мы с ним как-то встретились перед мой отправкой во Францию, и он, выпив лишку, пожаловался мне, что помимо немцев, что финансируют революционеров, что объяснимо, ибо мы с ними враги и они хотят нас разрушить изнутри, деньги революционерам дают франки с англами, а так же американцы финансируют еврейскую БУНД. И что печальнее всего, ничего с этим не сделать, ибо если обвинить этих так называемых союзников в сих неподобающих деяниях, то они разыграют оскорбленную невинность и перестанут поставлять оружие, что кстати и так часто срывают поставки, чтобы мы не могли воевать эффективно и не смогли побеждать, а значит несли большие потери и революционная ситуация образовалось еще быстрее. Вот такие дела, милая Елена.

— Понятно…

Дочь посла выглядела потрясенной и растерянной. Не верить собеседнику причин нет.

— И что вы хотите с этой информацией, что я для вас добуду, сделать?

— Помните, как в библии сказано? Око за око, зуб за зуб. Ну или какой мерой меряете, такой вам и отмеряно будет. В общем если просто, то хочу, если вдруг подвернется возможность, устроить им что-то подобное.

— Революцию⁈ — ахнула Елена.

— Ага.

— Но как это возможно одному человеку⁈

— Почему одному? У Франции богатый опыт революций и я уверен, что еще немного и тут сложатся подходящие условия для новой заварухи, особенно если немного воздействовать на ситуацию, то тут, то там… поэтически говоря: подбрасывая дровишек. Иногда достаточно одного камешка чтобы спустить лавину. И кто знает, может я стану этим камешком? А я уж постараюсь, стать не просто камешком, а здоровенным булыжником, — оскалился Климов, так что Елена аж отшатнулась от него. — Просто не могу передать вам милая Елена, как я хочу им отомстить за эту их двуличность и то, что они готовят для нас.

— Я… я подумаю… мне нужно подумать…

— Подумайте Елена и когда станете разговаривать с кем-то из этих милых на вид людей, что вам улыбаются в лицо, помните, что за спиной они прячут отравленный революцией кинжал, что готовы всадить нам в спину.

Елена ушла в растрепанных чувствах, аж отшатнувшись от какого-то французского офицерика, а Климов стал гадать, завербовал он ее, фигурально выражаясь, или нет. Все-таки опыта такого не имел, да и та теория, что он знал, тут не применима.

В пользу того, что получилось (или вскоре дойдет до кондиции) служило то, девушка она не глупая и умеет думать, кроме того деятельность отца не могла совсем уж пройти мимо ее внимания и должна хоть сколько-нибудь разбираться в вопросе. Так же должен в его пользу сыграть фактор юношеского максимализма. Опять же, она наверняка попытается своими силами разобраться в вопросе, начнет копать и если найдет хоть что-то, что послужит подтверждением его слов, то… то все, она его с потрохами.

Но даже если и не надет, то опять же скажется ее высокий интеллект, то есть пойдет логическим путем и придет к неутешительным выводам, что некий штабс-капитан прав. Англичане ни за что не отдадут проливы и не захотят делиться добычей. Ведь сколько раз такое было в истории, а историю она должна знать, домашнее обучение, если оно качественное, скорее в плюс.

В ночь с пятнадцатое на шестнадцатое Климов вернулся в расположение роты.

Быт постепенно налаживался. За невысоким холмиком устроили вошебойку и баню, через которую каждую ночь проходил процедуру помывки один взвод, так что люди перестали вонять так ядрено. И даже проблема со вшами пока находилась под контролем особенно после того, как второй полк отвели на вторую и третью линии обороны.

Солдаты из «крестьянского» полка, как это ни печально, в отличие от солдат из рабочих, воспринимал вшей как-то слишком уж пофигистично и особо с ними не боролись. Так что доходило до ужаса ужасного, когда в волосах какого-нибудь совсем уж запустившего себя бойца копошились десятки насекомых. Жесть в общем. Но офицерам второго полка было на это плевать, а вслед за ними и унтерам, ибо таких солдат не исправить сколько ты их не прессуй.

К утру банно-прачечный комплекс тщательно маскировался (чтобы не натаптывалась тропинка сделали деревянные дорожки), а для залетных немецких разведчиков что время от времени пролетали над позициями в стороне, за еще одним чуть большим холмом, специально создали ложный БПК возле которого то и дело копошились люди имитируя различную хозяйственную деятельность и показательно панически прятались в укрытия при появлении воздушного разведчика.

Пока уловка работала, и немецкая артиллерия время от времени остервенело долбила именно по засвеченному «уловителю снарядов». Пару раз, показывая, что обстрел не прошел без последствий, разжигали дымные костры, дескать разбили там что-то важное и вот оно догорает. А на следующий день подгоняли людей для ремонтных работ, кои так же фиксировались с воздуха противником.

Проспав до обеда, Климов заслушал доклад своего зама — поручика Бодько о состоянии дел в роте в его отсутствие. По итогу рота временно не досчиталась двоих, одного ранило осколком, второй чем-то заболел, подозрение на аппендицит.

— МНД сделали? — спросил Климов.

Аббревиатура МОН по его мнению не слишком годилась, ибо она все же не осколочная, а шрапнельная, а потому остановился в обозначении на МНД.

— Так точно! Привезли черный порох и шрапнель. Я лично с парой унтеров всем занимался. Провели испытание одной, все отлично работает. Так же провели с выделенными саперами учения.

— Молодец.

Хотя, конечно, черный порох не лучший вариант, зато его могли привезти сразу и много, так что Михаил дал согласие на такую взрывчатку, чем ждать неопределенное время более подходящую по мощности и в нужном количестве ибо все уходило на производство гранат и конечно же снарядов, коих на этой войне требовалась просто прорва.

После обеда занялся шелковой тканью. Для начала просто взял этот рулон и выстрелил в него с дистанции в пять метров из «нагана» и «маузера», чтобы понять, есть вообще хоть какой-то защитный эффект, а то слухи слухами, а практика практикой.

— Что это вы делаете, вашбродь? — поинтересовался фельдфебель.

— Бронежилет будем делать.

— Из ткани⁈

— Из ткани.

— И что, она действительно может защитить от пули?

— Удивишься, но да. Еще древние греки из-за дефицита бронзы, а с железом тогда дело было швах, делали доспехи из множества слоев льняной ткани. Но лен использовали только потому, что шелка не знали или он был совсем уж безумно дорог, по весу золота или еще дороже. И ничего, в таких доспехах царь Александр Македонский завоевал половину известного тогда мира и дошел до Индии.

— Хм-м…

Практика показала, что таки да слухи не врут. Не кевлар конечно, но три сантиметра шелковой ткани останавливали пулю. Повторил опыт, со стрельбой в рулон через стальную пластину миллиметровой толщины. Итог — деформированная пуля углублялась не больше, чем на сантиметр.

«В итоге для гарантии нужен слой в пару сантиметров и стальная пластина снаружи», — сделал он вывод.

Нужные стальные пластины он, кстати говоря, тоже успел заказать. Собственно, ему их на заводе сразу и нарезали, ведь заказ-то небольшой, простой, да и заплатил Михаил вдвое за срочность.

Со своими помощниками где-то за час ему удалось намотать шелк нужной ширины и толщины, после чего прошив шелковой же нитью, чтобы не расползалось все при нарезке, раскроить получившиеся жилеты, что закрывали не только живот и грудь, но и с боков, плюс на спину.

Стальные пластины, как и сами шелковые жилеты вложили в пошитые для них из брезента чехлы снабженные необходимыми брезентовыми же ремешками для скрепления между собой. Возни со всем этим вышло до вечера. Климов не то, чтобы торопился, но и не откладывал работу из опасения, что командир полка может, как в прошлый раз, подложить ему свинью в виде очередной вылазки за языком, так что хотелось бы к ней готовым.

Ба-бах!!! Раздался мощный взрыв, в небо подняло несколько десятков кубометров земли и обрушило все на людей.

— В укрытия!!!

Далее взрывы звучали не переставая.

— Похоже наступление будет, — сказал поручик Бодько после получаса обстрела.

— Похоже на то…

Обстрел длился еще час. Перед этим наблюдатель доложил о копошении немцев на своих позициях, значит шло быстрое накопление живой силы противника. Заработала французская артиллерия, но прямо сказать не сильно впечатляюще. Оно и понятно, значительную часть артиллерии переместили в район наступления у Соммы, так что на остальных участках фронта остался лишь необходимый минимум.

— Атака!

— Сигнал!

Выдали свои пронзительные трели свистки и солдаты стали выбираться из убежищ и занимать свои боевые посты. Застучали пулеметы. Дистанция все же небольшая, при этом немецкая артиллерия продолжала давить и в какой-то момент после очередного взрыва где-то позади замолчал пулемет.

Обернувшись, Климов увидел вместо пулеметного ДОТа торчащие во все стороны бревна.

«Прямое попадание… и так бывает», — подумал он.

Но вот немцы сократили расстояние вполовину и немецкая артиллерия наконец замолчала, чтобы не смешать с землей своих.

— Ставить мины! — приказал Климов.

Приказ пошел дальше. Вот только обиходное название МНД солдаты несколько переиначили, да так что он пожалел, что не дал им другое название и понял, почему в советское время ее не назвали так же.

— Ставь манду! Ставь манду! — дублировали его приказ унтера.

Солдаты с минами, перебравшись через бруствер втыкали МНД имевшие три сошки в землю перед прорывами проволочного заграждения.

— Огонь! — сплюнув, приказал Михаил, увидев, что немцы из-за отсутствия на данном участке атаки пулеметного огня, вырвались вперед и добрались до дистанции эффективной стрельбы из «мексиканок».

Затрещали выстрелы.

Бах! Бах! Бах!

Первых немецких солдат буквально скосило даже эффективнее чем от пулеметного огня, ибо скорострельность бойцы из-за адреналина развили просто бешеную.

Но немцы все-таки упорные ребята и продолжили навал, некоторым даже удалось прорваться на дистанцию метания гранат и многочисленные воронки им в этом способствовали. А немецкие гранаты за счет ручки все-таки бросаются гораздо дальше «лимонок». Так что полетели «толкушки».

Бах! Бах! Бах!

Зазвучали взрывы и в этот момент немцы рванули в последний рывок. Снова затрещали выстрелы.

«Тут вам не там», — подумал Климов, глядя как валятся, словно скошенные фрицы.

Гранаты не произвели на обороняющихся того опустошительного действия, на которое они явно рассчитывали. Доспехи уберегли солдат от большей части осколков.

Бух! Бух!

Гулко взрывались МНД на разных участках линии обороны, где немцы добрались до разрывов в проволочной линии заграждения и там в небо поднимались густые облака сизого дыма.

— Ракета! Господин штабс-капитан! Ракета! — привлек внимание к сигналу со стороны штаба командира батальона поручик Бодько.

— Ну зачем?!! — взбесился Климов, ибо ракета означала переход в контратаку.

Но делать нечего.

— Бросай гранаты!!!

Полетели гранаты очищая ближайшее пространство от противника.

— Свисти! — сказал поручику, ибо сам свистеть в свисток терпеть не мог.

Бодько задул в свисток что есть дури, Михаил аж уши заткнул.

— Вперед! В атаку! За мной!

Климов первым взобрался по лесенке и перемахнул через бруствер. За ним практически в едином порыве, больше на адреналине и кураже рванули остальные солдаты.

— Стреляйте мать вашу! Никаких штыковых!!!

Михаил сам открыл огонь из дробовика и его поддержали остальные солдаты. Снопы картечи десятка солдат коих Климов вооружил за «свой» счет буквально опрокидывали ближайших врагов, а дальних выбивали стрелки из «мексиканок».

Большая плотность огня за счет скорострельности сделала свое дело и врага буквально выкосило, а те что оказались вдали, резво рванули назад, не выдержав такого избиения, даже гранаты напоследок кинуть забыли.

Но это на участке роты Климова. У остальных дела обстояли похуже, все-таки главный удар пришелся на вторую и третью роту первого батальона, так что штабс-капитан повернул своих солдат на помощь соседям. Но им она оказалась не сильно-то и нужна, хотя и не помешала.

Немцы, не выдержав контратаки, да еще штыковой, вторая рота в этом особо отличилась, стали сначала отступать, а потом и откровенно побежали.

К счастью приказа на преследование не поступило, и солдаты поспешно вернулись на свои позиции, таща как своих раненых, так и немцев, тем более что немцы вновь открыли артогонь чтобы отсечь своих солдат от возможного преследования и в итоге перепахали пространство перед окопами смешав с грязью тех из раненых немцев кого забрать русские с собой не смогли. По самим отступившим дополнительно отработали французы, так что какие итоговые потери оказались со стороны противника оставалось только гадать, но в минимум пять сотен точно.

Климов понятия не имел, как случилось в реальной исторической последовательности, а сейчас противник пробиться в окопы так и не смог.

— Отбились…

На следующий день началась процедура смены полков. Первый полк отводили на вторую и третью линию обороны зализывать раны. Потери на самом деле оказались не слишком велики, можно сказать, что и вовсе незначительны, десять убитых и три десятка различной степени тяжести раненых. При этом рота Климова потерь убитыми вообще не имела, а раненых три человека и то легко. Бронежилеты уберегли как минимум от одной смерти и двух тяжелых ранений.

Из допроса пленных выяснилось, что при поддержке обычной пехоты атаковали солдаты двенадцатого батальона егерей, куда набирали лучших из лучших — предтеча штурмовиков. С другой стороны на полноценное наступление эта атака как-то не тянула, слишком малы задействованные силы для прорыва. В итоге сошлись на том, что это была разведка боем. Но генерал Дюма командующий всей Западной группой считал эту атаку более значимой, возможно попытка отвлечения внимания. Но генералам издали виднее…

Прежде чем вселяться в жилые помещения на новом месте обитания, Климов приказал провести санобработку.

— Вскипятить воды и развести на одно ведро брусок дегтярного мыла… и еще какой-нибудь гадости добавить не мешало бы. Я бы там вообще все керосином залил и спалил все на хрен, но ведь дышать нечем будет…

— Это да вашбродь, лучше тогда химическую гранату бросить, быстрее выветрится, — улыбнулся в ответ фельдфебель.

— А это мысль! Думается не только люди дохнут от этой пакости, но и вши с прочими паразитами задохнутся!

— Эм-м… лучше все-таки мылом их потравить, вашбродь…

— Да шучу я… А пока будет проводиться инсектоидный экстерминатус давайте покопаем немного, а то что-то второй полк развел тут свинарник. Грязища, вонища…

Воняло действительно отвратно. Такое впечатление что не только ссали, где ни попадя, но еще и срали, где придется. Блевотиной еще воняло тут и там. Вот и верь после этого в крестьянскую чистоплотность.

— Даже боюсь представить, что от наших позиций останется, кода во время очередной пересменки назад вернемся…

— Засрут вашбродь, как есть засрут…

— Ладно, нечего причитать… За работу.

За два дня привели позиции в порядок, даже значительно их улучшив и тут двадцатого заявился генерал-майор Лохвицкий со свитой и французскими гостями, что решили посмотреть, как устроились русские солдаты.

Впрочем, заявились они не только позиции посмотреть и себя показать, сфоткавшись на память (на первую линию кстати так и не пошли потом, да и правильно, нечего перед немцами сверкать, да провоцировать их на артобстел), но и наградить отличившихся.

Как бы ни относились к штабс-капитану неприязненно, но обойти с наградой его не могли, разве что дать самую низкую из возможных, так что получил Михаил из рук командира бригады орден Святого Станислава третьей степени, ниже просто некуда. Комбриг это и сам понимал, так что улыбнулся несколько виновато, но похоже, что пройти против остального высшего офицерского общества не смог, а там у Климова хватало недоброжелателей. Хотя, не испорти Михаил себе карму, и Анну той же степени отхватить или даже святого Георгия все той же третьей степени (правда для этого надо было бы откровенно жополизом стать). Но на награды ему по большому счету было до фонаря.

Поручик Бодько получил свой вожделенный Георгиевский крестик четвертой степени и теперь радостно сиял, как начищенный пятак. Солдатам выдали медали святого Георгия «За храбрость» низшего достоинства с ликом нынешнего императора. В общем постарались их в штабе бригады спустить как можно ниже.

Это было особенно заметно на фоне награждения точно за такое же дело в первой роте, где награды давались на ступеньку, а то и две выше. Это при том, что не обошлось без раненых среди «охотников». Кого пулей задело, кого штыком пропороли, а на отходе и вовсе потеряли бойца.

Но так придраться конечно не к чему. Дескать разведчики из первой роты ходили на дело в уже «растревоженный улей» и значит им было сложнее оттого и награды серьезнее.

— Ничего, заработаем еще награды, — попытался он приободрить остальных, когда вышестоящее начальство наконец свалило в закат.

— Ничо вашбродь, мы все понимаем…

И действительно понимали. Авторитет командира четвертой роты первого батальона в солдатской среде рос, что называется не по дням, а по часам. Причем не только в его роте, но и в целом в батальоне, так что солдаты в других ротах завидовали сослуживцам из четвертой.

И конечно все за счет «солдатского радио» оказались в курсе из-за чего остальное командование так сильно невзлюбило их штабс-капитана — деньгами делиться не стал, что потратил на доспехи для простых солдат. Ну и поведение разительно отличалось, что тоже много значило в глазах рядовых. Увольнительные опять же не зажимал.

Вот и сейчас выдал график увольнительных, согласно которому за оставшиеся шесть дней вся рота должна была отгулять в Реймсе. А не как у остальных, хорошо если треть отпустят.

Не забыл Климов и про свои дела.

— Готовьтесь, завтра на дело поедем… — шепнул он фельдфебелю.

Тот понятливо кивнул в ответ.

Стали поступать новые партии доспехов для прочих рот батальона. Но если командиры третьей и второй роты оснастили своих солдат доспехами без вопросов, то капитан «роты великанов» Генроз встал в позу.

— Не нужны моим богатырям эти железки, только тяжесть одна. В атаке все решает скорость, а от пули эти скорлупки, как ты сам говорил они не спасут.

— От осколков уберегут…

— Ерунда!

— Хм-м, ну ладно, — не стал лезть в бутылку Климов. — Только вы Виктор Францевич, вам мой совет, напишите загодя родным прощальное письмо, что ли…

— Зачем?

— Ну, если для вас это секрет, то значительная часть офицеров погибла от выстрела в спину. Можно, конечно, подумать, что это случилось в момент отхода после неудачной атаки… но что интересно, в первую очередь в таких «отступлениях» погибли, скажем так, не очень хорошо относившиеся к солдатам офицеры, что всячески над ними измывались. Выводы, как говорится, делайте сами.

Командир первой роты побледнел, поняв куда клонит штабс-капитан.

— Все хотят жить Виктор Францевич и наши солдаты не исключение, и вы своим самодурством лишаете их лишнего шанса на выживание. Как вы думаете, долго вам после такого останется коптить небо? Лично я более чем уверен, что вы день так на второй-третий после того, как мы вернемся на первую линию, словите пулю от немецкого снайпера. Дистанции плевые для мастеров меткой стрельбы. Ну а то, что пуля будет от «лебеля», так может немцы трофейными винтовками пользуются для такого дела? Патрон ведь у нее дюже мощный, не то, что у немецкой…

В общем облачились «богатыри» в доспехи. А потом и в остальные батальоны доспехи пошли. Там уже никто из офицеров не артачился.

— Дерзкое ограбление в Орлеане! Тройное ограбление банков в Орлеане! — на всю улицу пронзительно орал мальчишка, продававший газеты.

Климов купил экземпляр, чтобы почитать о своих художествах. Ну да, на этот раз ограблению подверглись банки в Орлеане. Доехали туда к вечеру даже на таком «быстром» грузовике, благо недалеко, всего-то сотня километров, переночевали и в обед пошли на дело.

Полиция в Орлеане жила обычной жизнью, тут с выступлениями рабочих пока оставалось тихо, чинно и благородно, это в столице бурлило, оно и понятно именно в Париже заседает правительство, ему и претензии тут проще выдвигать. Так что ничего удивительного что в Париж откуда только можно, в том числе и из Орлеана стянули дополнительные силы на разгон митингов.

Отметив этот момент Климов решился на двойное ограбление стоящих по соседству банков, сначала взяли один, а потом сразу заскочили во торой. Уходили снова со стрельбой, но на этот раз обошлось без раненых, ибо борта угнанного на месте грузовика хорошо забронировали и сами были в шелковых бронежилетах.

Полиция побегала как ужаленная пчелой в жопу, но к вечеру успокоилась. Дескать чего теперь суетиться, грабители взяли куш и залегли на дно. Вот этой логикой правоохранителей, а так же банкиров, что продолжили работать, как ни в чем ни бывало, думая что больше опасаться нечего и воспользовался Михаил, совершив под вечер третье нападение на банк.

Все-таки не даром говорят, что наглость города берет. Вот и он пусть не город, но банк взял причем практически идеально, ушли тихо, тем более что уезжали на этот раз не на грузовике, на что полицейские нет-нет да могли «сагриться» в порыве бдительности, а на легковушке, коих по улицам каталось в избытке.

Взяли правда не сильно много, чуть больше шести миллионов франков, при этом половину этой суммы в третьем банке.

Журналист, писавший об ограблениях, задавался двумя вопросами, а именно действует ли это та же банда, что и в Париже и, кто эти грабители — немцы? Климов сделал все, чтобы навести франков именно на немецкий «след».

Дочитав статью, Михаил вошел в госпиталь, где работала дочь российского посла.

— Здравствуйте… Елена…

Слово «милая» Климов невольно проглотил, потому как выглядела Извольская не то, чтобы ужасно, но как-то посерела и осунулась вся, при этом от нее убойно разило табаком и это не впитанный окружающий ее запах, а видно что сорвалась и курила как паровоз будучи под воздействием сильного стресса, оттого и землистый цвет лица и темные круги под глазами.

— Здравствуйте Михаил…

— Вас просто не узнать… Вы не заболели часом?

— Нет, со здоровьем у меня все хорошо.

— Тогда с чем связано ваше… состояние? Девушкам такое говорить не принято, но выглядите вы — краше в гроб кладут. Может на вас сильно повлияли раненые?

— Нет… не в раненых дело. Просто, после того нашего разговора о том, что Франция дает деньги революционером в России я пошла поговорить на эту тем с папа… Сказала ему, обо всем этом и спросила его, знает ли он что-то об этом и если все так, что предпринимается…

— И?

— Он сказал мне, что это все глупости…

— Тогда что вы так себя изводите, что на вас лица нет?

— Потому что он соврал! — вдруг выкрикнула Елена, так что на них обернулись окружающие.

— Тише-тише…

— Он соврал… — повторила она вновь безжизненным голосом. — Я хорошо знаю своего папа… и вижу, когда он говорит неправду, когда просто не хочет беспокоить или считает, что это пустяк и можно сказать неправду. А тут… он аж заледенел, насторожился… весь как-то подобрался словно хищник перед прыжком. Потом стал выпытывать из меня откуда я «взяла все эти глупости». Миша… он знает, что французы дают деньги революционерам и… и мне, кажется, он в этом даже участвует! — снова перешла она на повышенный тон.

Климов чуть сжал ее руку, успокаивая.

— Он как-то, несколько лет назад сказал дома, что страстно желает стряхнуть с России последние остатки несвойственной нам монгольщины и всей душой приобщиться к светлому арийскому миросозерцанию…

«Занятно», — мысленно хмыкнул Михаил.

— Но ради этого устроить революцию… по-моему это несколько перебор.

— Ну, он, наверное, надеется на буржуазную революцию с сохранением аристократических привилегий, только вот франки и англы настроены более радикально, с полным разрушением нашего государства на несколько частей с последующим захватом их в качестве колоний.

— О, мой боже… Но неужели он этого не видит? Я не верю… он же умный. Михаил, мой папа действительно очень умный человек… я это говорю не как любящая дочь, что не видит недостатков в родителях…

— Я вам верю Елена, но при этом не вижу ничего странного и удивительного в… зашоренности взгляда вашего отца.

— Почему?

— Вы ведь знаете, что ваш батюшка состоит в масонской ложе? По крайней мере слухи об этом ходят упорные, а как известно дыма без огня не бывает.

— Да, знаю… состоит.

— Вряд ли он на высокой ступени посвящения… русских высоко не поднимают.

— К чему вы это говорите?

— Просто на разных ступенях посвящения у состоящих в этом обществе членов разные цели и задачи… собственно озвучивают то, что вступивший в общество хочет услышать. Так что его просто убедили в том, что готовится именно буржуазная революция и все действия направлены именно на это, а потом просто разведут руками и скажут, что что-то пошло не так и получилось так, как получилось. Дескать, никто ни в чем не виноват, просто произошел досадный форс-мажор. Звезды не сошлись. Бывает.

— Разрушение России — досадный форс-мажор? — не столько спросила, сколько произнесла с какой-то злостью и угрозой в голосе Елена.

— Именно. Возможно даже вашему отцу в качестве награды и в то же время некой моральной компенсации за случившееся при его участи страной, назначат генерал-губернатором какой-нибудь части, что станет колонией той же Франции. Скажем Поволжья…

Лицо Елены стремительно преображалось. Из затравленного и растерянного оно как-то заострилось, губы поджаты, глаза сузились… теперь на него смотрела не потерянный щенок, а злобный горностай, что готов порвать на части любого врага даже превосходящего его по размерам.

— Форс-мажор значит… звезды не сошлись… — с шипением и напряжением в голосе произнесла она. — Будет им форс-мажор… Михаил, вы говорили, что хотите отомстить и в ответ устроить во Франции свою революцию….

— Да.

— Я тоже этого хочу… всей своей душой! — уже откровенно прорычала она ему в лицо, схватив за лацканы кителя. — Что для этого нужно сделать⁈

«Однако⁈» — даже несколько опешил Климов от того результата что он добился, и более того даже испугался той бурлящей фанатичной ненависти, что в этот момент увидел в ее глазах, ибо стоит только сделать одну ошибку и она может обернуться против него самого.

Казалось, что дай он ей сейчас оружие и скажи убивать всех встречных-поперечных, она возьмет и пойдет стрелять.

«Фурия!» — мысленно, даже с оттенком восхищения, воскликнул он.

Климов даже сначала не понял такой острой и ожесточенной реакции Елены, ведь если посмотреть, то вся ее сколько-нибудь сознательная жизнь прошла за границей. Но потом до него стало доходить, что Россия для нее — это якорь самоидентификации. Кроме того, люди, особенно молодые, переехавшие жить за границу не по своей воле, как правило идеализируют покинутую Родину, а тут еще накладывается фактор того, что детство Елены прошло все же в России и было оно надо думать вполне счастливым. И вот этот мир счастливого детства кто-то решил разбить…

Елена отпросилась с дежурства, в конце концов она не на зарплате, а волонтер, и переодевшись, вышла из госпиталя.

— Может заглянем в кафе и перехватим чего-нибудь?

— Нет… не сейчас. У меня ощущение, что стоит мне съесть кусочек и меня вырвет.

— Тогда просто прогуляемся в ближайшем парке и подышим воздухом?

— Хорошо.

По улицам шли молча и стоило только войти в парк, как она потребовала подробностей. Климов тянуть не стал.

— Как я уже отмечал, первым делом, требуется наладить тщательный сбор информации о происходящих событиях, как на фронте, так и в тылу, чтобы уловить тот самый момент, когда нужно нанести тот единственный удар, что перевернет ситуацию во Франции. Сделать это нужно не раньше и не позже…

— Это я понимаю. Но, как этот удар должен выглядеть?

— И вот это один из тонких моментов. Нам еще предстоит создать тот инструмент, которым мы ударим. Нужно создать некое общество, виртуальное, но к голосу которого прислушаются в нужный нам момент, для чего за оставшееся время создать ему авторитет в обществе.

— И что это за общество?

— Назовем его… ну скажем Французский революционный фронт — ФРФ. Для чего нам нужен печатный станок для печати листовок. Можно достать?

— С этим сложно… Купить не проблема, были бы деньги, но его надо зарегистрировать, а потом станок станут регулярно проверять…

— Это нам не подходит. Наверняка в литерах сделают спецметки, по которым спецслужбы смогут отследить на каком из станков печатаются листовки… Такой след к себе мы оставить не можем. Значит придется умыкнуть чей-то станок…

— Для этого потребуется много людей и транспорт…

— Люди как раз не проблема, у меня есть надежная команда, как и транспорт, — улыбнулся Климов. — Остается только подобрать помещение, но и с этим я думаю больших сложностей не возникнет. За городом полно особняков сдающихся в аренду… Главное, было бы что на станке печатать, потому как я вряд ли осилю что-то дельное, да еще в больших количествах, не владея в полной мере внутренней обстановкой. Да и вообще все эти политические статьи нужно уметь писать, а я надо признать сильно плаваю в этой философско-революционной тематике. Могу только общие тезисы-темы дать, по которым нужно развернуть статьи… А как у вас этим делом, милая Елена? Есть у вас дар к написанию политических статей?

— Одну-две осилю… и то не уверена, так как на самом деле тоже не сильна в революционных учениях, — призналась она.

— Значит нужно привлечь писунов со стороны…

Елена невольно фыркнула и немного оттаяла лицом, чего Михаил и добивался. А то в таком режиме она могла и сгореть быстро.

— Кстати, ваш друг… как же его… бородатый такой… поэт и писатель, Андре…

— Андре Бретон?

— Да, он. Как по мне, типичный марксист. Так что можно связаться с ним от имени ФРФ с просьбой написать обличающие капитализм и войну статьи. Ничего сверхрадикального, чтобы сразу не заклеймили германскими выкормышами… А он может еще знать кого-то из этих марксистов-революционеров, привлечем так же и их.

— Это может сработать, — после короткой паузы согласилась Елена.

— Значит сработает.

— А я кажется знаю, где можно разжиться печатным станком, да так чтобы не тратить время на разборку…

— Где?

— Как вы знаете, по инициативе Поля Думера создано Общество друзей русского солдата и прямо сейчас окончательно решатся вопрос с изданием на русском языке газеты для солдат, а значит будет куплен и поставлен станок…

— И мы его умыкнем еще в упакованном виде! А на счет литер, можно любое другое газетное издательство обнести. Хотя надо бы найти пару человек для работы на станке…

— Текст могу набирать и я…

— Тогда я выделю солдата непосредственно для работы на станке.

Елена похоже отошла, потому как завидев небольшое кафе, сказала:

— Давайте по пирожному съедим?

— Конечно.

Пока ели сладости и пили кофе, от Елены не укрылось сосредоточенное состояние собеседника.

— Что вас так тревожит, Михаил? Мы вроде все распланировали…

— Не обращайте внимания, милая Елена, — улыбнулся Климов. — Это я так, о своем немного задумался… это не связано с нашим делом.

— Расскажите… Может я смогу чем-то помочь?

— Скоро во Францию прибудет Четвертая особая бригада, кою потом переправят в Македонию и вот я думаю над вариантами, как бы ее оставить у нас, а туда франки пусть всяких негров да индусов отправят.

— А зачем оставлять?

— Две причины. Первая — три бригады можно реформировать в дивизию, что сделает ее более эффективной в боевом плане, а вторая — эта дивизия не помешает нам, когда во Франции начнется спровоцированная нами заваруха.

— И что, нет совсем никаких способов?

— Есть, но не уверен, что этот вариант вам понравится…

— Говорите, Михаил, — потребовала Елена и ее лицо вновь обрело хищные черты.

— Я подумал, что можно как-то поспособствовать этому через вашего отца. Но поскольку сам он вряд ли что-то будет делать без дозволения вышестоящих масонских руководителей, то значит его нужно к этому принудить, чтобы он начал действовать по собственному почину без оглядки на своих хозяев.

— Как?

Климов, немного помолчав, все же решился:

— Устроить похищение вашего брата от имени, скажем Революционного фронта России — РФР, коему для какого-то черта понадобилось, чтобы солдаты четвертой бригады остались во Франции и имитировать членовредительство с фотодокументальным подтверждением.

— Это как?

— Ну, например, согнем ему на руке палец, немного грима на сгиб и вот вроде как пальца у него нет, а вашему отцу отправить посылку с пальцем какого-нибудь трупа…

Елену явно слегка замутило.

— А вместе с пальцем отправить послание, что так мол и так РФР нужно чтобы Четвертая бригада осталась во Франции, выполните наше требование в течении десяти дней, а не то в следующий раз отправим ухо, а еще через пять дней — глаз.

Штабс-капитан внимательно следил за реакцией Елены. Все-таки то, что он сейчас предложил это несколько радикально по нынешним временам. Хотя может и нет, не в курсе в общем, как в это время с похищениями ради выкупа.

Хотя не задействуй он Извольскую, то Григорию реально пришлось бы расстаться с частями своего тела, тут бы он действовал без всякой жалости.

— А почему не меня? — наконец спросила она.

— Тут несколько причин. Нужно чтобы вы понаблюдали за отцом. Действительно ли он приложит все силы для того, чтобы выполнить требования и не свяжется ли с полицией или разведкой. В послании конфиденциальность будет одним из главных требований. Так как вас на время всей этой кутерьмы, скорее всего заставят сидеть дома, то вы дадите условный знак о том, что все идет по плану или есть нарушение требований, скажем выставив цветок в тот или иной угол окна или подвесив определенного цвета кусок ткани. Этот вопрос мы еще дополнительно обсудим… Ну и если все идет не по плану или идет затягивание, то я отправляю следующее послание с ухом. Ну а почему похищаю не вас, то потому что Григорий все-таки наследник и ради сына он проявит гораздо большую активность чем ради дочери…

— Ясно…

Лицо Елены при этом стало еще более хмурым и Михаил понял, что угадал. Александр Извольский больше любил именно сына, чем дочь. Оно и понятно, продолжатель династии и все в том же духе. Дочери даже у дворян воспринимались как отрезанный ломоть, уйдет в другую семью и все отсюда и несколько отстраненное отношение. Понятно, что не так все ярко выражено, как в крестьянских семьях, но все же, все же… нет-нет да проскользнет, и дочери это чувствуют. Кто-то принимает как должное, а иные — обижаются и затаивают неприязнь, как к родителям, так и к причине такого… пренебрежения к себе — братьям.

Климов терпеливо ждал. Привлечь Елену к этому делу он решил именно из-за острой нужды в своих глазах и ушах в доме посла, чтобы контролировать ситуацию.

— Я согласна, — решительно сказала она.

— Кстати, вы умеете обращаться с фотоаппаратом, а главное проявлять пленку?

— Конечно!

— Тогда идемте покупать фотоаппарат.

— Не нужно. У меня есть свой.

Ну а дальше все было делом техники. Елена прекрасно знала все привычки брата, где он предпочитает проводить время, в каких ресторанах и публичных домах. Вот на выходе из одного такого борделя его и прихватили вечерком в компании пары товарищей и Климов даже думать не хотел на тему ходили ли они к разным проституткам или втроем «жарили» одну одновременно. Всех троих огрели по головам мешочками с песком и сноровисто закинули в кузов грузовика.

Пленников доставили в одну из полуразрушенных ферм и посадили на собачью цепь в подвале. Немцы много их пожгли во время наступления на Париж и большую часть хозяева восстанавливать не торопились, дожидаясь окончания войны.

Там Григория засняли на пленку, поработали с пальцем, благо снимки черно-белые и качество не ахти, так что бутафорию никто не разберет, да и не станет вглядываться при наличии пальца.

Что до пальца то оным «поделился» один из его приятелей по походу в публичный дом коего потом ночью прикопали в саду. Второй тип остался на случай, если потребуется ухо.

Что до выполняемости требования оставить Четвертую бригаду во Франции, то, как считал Климов это вполне реально. Дело в том, что с самого начала появления бригад шли разговоры о сведении их в дивизию, но для этого требовалось больше войск и главное — собственная артиллерия.

И одно из условий для такого решения — больше войск, можно выполнить оставив четвертую бригаду во Франции и дождаться прибытия артиллерийской части о посылки которой решение уже приняли. В общем все упиралось в политическое решение и волю этого решения добиться. Все это мог обеспечить Извольский особенно при наличии личной заинтересованности.

Что до пленников, то для их контроля Климов оставил одного из солдат.

— Дарт Мол, придется тебе остаться тут и приглядывать за этими телами. С пленниками не разговаривать, ни слова, ни полслова. Появляться только в маске. Принес еду, вынес парашу и все. Сам будешь числиться дезертиром. Потом будешь работать за печатным станком.

— Сделаем, дарт Сидиус.

Судя по условным сигналам оставленной Еленой, ее отец все понял правильно, фотографии и отрезанный палец на него произвели сильное впечатление, чуть ли не до инфаркта, глупостей делать не собирался и развил бурную деятельность, чтобы через десять дней не получить еще и сыновье ухо.

По возвращении в роту Климов занялся тем, чем давно хотел заняться, а именно созданием более мощных гранат, как осколочных, так и светошумовых, а также дымовых в двух вариантах: ручных и для стрельбы из «слонобоев». Благо прикупил для этого все необходимое в том числе готовые корпуса в виде банок из-под консервов разных размеров и специальную ручную закаточную машинку. А чтобы бойцы не попутали, где какие гранаты, даже этикетки ему специальные напечатали с изображениями дыма, горошинами и встающим из-за горизонта солнцем.

Смешать ингредиенты дело недолгое, так что вскоре выбранные в качестве стрелков солдаты начали учебные стрельбы, но сначала конечно масса-габаритными учебными болванками, а потом и реальными.

И если максимальная дальность стрельбы штатными гранатами из «лебеля» составляла до ста восьмидесяти метров, то из «слонобоя» можно было закинуть самопальную гранату на дистанцию до двухсот пятидесяти метров. Почти миномет.

— Может, вашбродь, снизить вес гранаты вдвое, чтобы из нашего окопа до вражеской позиции можно было добросить? — предложил фельдфебель.

— Смысла нет. Мы всяко успеем пробежать половину дистанции, прежде чем противник очухается. А просто кидать гранаты в окопы противника… ружья эти тоже не вечные и быстро от таких нагрузок выйдут из строя, так что в нужный момент могут просто развалиться.

Порадовал полковник Игнатьев, что в конце июля сам прибыл на передовую, а с ним пять арендованных грузовиков набитых ящиками.

— А я к вам с подарками Михаил Антонович!

— Неужто помповые «винчестеры» привезли, Алексей Алексеевич⁈

— Именно! И боеприпасы к ним.

— Благодарю от всей души! А что там с «мексиканками»?

Сразу после первого благотворительного вечера Климов передал необходимые для закупки этих винтовок полковнику Игнатьеву, чтобы он оплатил заказ и перевозку.

— Их стоит ждать не раньше середины августа, — развел военный агент руками.

— Подождем. Немного осталось…

Деньги со второго благотворительного вечера Климов потратил на приобретение пяти тракторов «холт», но их прибытие он ожидал еще позже, в конце августа, начале сентября. Тем не менее заказ на броню он сделал сразу как появились деньги после ограбления банков в Орлеане. Благо размеры тракторов известны и ничего сложного в самой конфигурации бронелистов нет, просто коробка с клиновым носом под углом девяносто градусов со скосом назад под углом шестьдесят градусов.

Война меж тем шла своим чередом и в частности наступление у Соммы.

Климов порасспрашивал Игнатьева о том, как там, собственно, идут дела. А то получали лишь невнятные слухи в стиле: «проблемы есть, но в целом, все хорошо, прекрасная маркиза», а газетам Михаил в этом деле в принципе не верил. Свобода слова? Ха! Пропаганда почище советской. Продвинулись там-то на столько-то километров, взяли то-то, боши бегут роняя портки и все в том же духе. В общем, ликуй народ, победа близка, осталось совсем чуть-чуть и дорога на Берлин будет открыта!

Граф Игнатьев только головой покачал, сказав:

— В первый же день только англичане потеряли больше двадцати тысяч убитыми и пропавшими без вести и около тридцати пяти тысяч ранеными. Данные по французам я не получил, но думаю они сопоставимы.

— Ну ни хрена себе…

— У англичан большие потери в офицерах от снайперского огня из-за того, что их форма сильно отличается от формы солдат и унтеров…

«Ну ничему не учатся скоты! — с ненавистью подумал Климов о советском командовании. — Вот ведь отличный пример того, что не надо выделяться и попугайничать! И что же? Во время Финской войны комсостав облачали в белые полушубки, дескать вот они мы, стреляйте в нас! Да и потом…»

Михаил только тяжело вздохнул.

Но в целом поначалу наступление развивалось удачно, местами даже слишком удачно.

— Части 35-го корпуса сходу взяли Барле, но столь стремительное движение не предусматривалось графиком наступления, и решением генерала Файоля солдат отвели назад. Французы возобновили наступление пятого июля, но немцы уже укрепили оборону пятью свежими дивизиями, восстановили систему сплошного огня и заграждений. Сейчас французы его все еще штурмуют, но… все говорит в пользу того, что взять его уже не смогут… наступление постепенно выдыхается.

Климов в изумлении выпучил глаза и зажал рот рукой, чтобы не начать грязно материться. Его мнение об общей относительной вменяемости французского генералитета рухнуло куда-то на дно. Такого дебилизма он вообразить просто не мог. Однако же нате…

Про танки Климов спрашивать не стал, все-таки секретная техника, ему знать пока не положено. Раз Игнатьев о них ничего не сказал, значит до их применения дело еще не дошло.

— А как там слухи про сведение Первой, Третьей и Четвертой бригады в дивизию? — поинтересовался он, как бы, между прочим. — А то вновь разговоры на эту тему активизировались.

— Да… посол Извольский надо сказать неожиданно развил по этому поводу весьма бурную деятельность и ему в этом активно, что удивительно, стал помогать Жилинский, — скривился граф Игнатьев у которого с этим генералом рабочие отношения явно не сложились. — Так что на фоне больших потерь в наступлении на Сомме французы встретили это предложение с очень большим воодушевлением. И, судя по всему, насколько я успел понять, положительное решение будет принято. Все-такие боевая ценность русских солдат французами оценивается гораздо выше всех этих колониальных войск из Индии и Африки… Сейчас идет переписка с Петербургом на эту тему, но как вы понимаете, император противиться такому изменению планов, по разным причинам, не станет…

«Отлично!» — мысленно воскликнул Михаил Климов, что до последнего момента сомневался в том, что его авантюра сработает.

Но все же чего не отнять у франков, так это развернутой системы обучения. Весь получаемый на передовой практический опыт тут же перерабатывался в теоретический материал и распространялся среди младшего и среднего комсостава. Даже проходили сборы офицеров, где им читали лекции с демонстрацией как фото, так и видеоматериалов для наглядности.

Побывал и Климов на такой лекции посвященной тактике «огненного вала», что был разработан и впервые широко применен именно при битве на Сомме. До этого артподготовка имела статичный вид. То есть артиллеристы обстреливают вражеские позиции и после прекращения ее работы в атаку идет пехота. Для себя он ничего нового не узнал, но для остальных это стало откровением.

Правда и артиллерия должна работать четко и не накрыть свою пехоту, что движется вслед за «огненным валом». Но французы уже насобачились стрелять из пушек. Все-таки половина ее армии это именно что артиллерия и за эти годы опыт накопился изрядный.

С тридцать первого на первое августа первый полк вернулся в первую линию окопов.

— Могло быть и хуже… — пробормотал Михаил, осматривая свой участок траншеи.

Загадить не загадили, все-таки офицеры находятся на передовой на постоянной основе, а не пропадают черт знает где многими днями, но все же ссаниной несло густо. Плюс часть досочного крепления траншей пустили на дрова.

— Они что, собаки, вошебойками совсем не пользовались, что ли⁈ — воскликнул один из младших унтеров, буквально выскакивая из убежища с глазами полные ужаса, ибо помещение просто кишело вшами.

Выяснилось, что не пользовались. Солдаты второго полка оказались недостаточно аккуратны и в первые же дни, несмотря на все данные инструкции по маскировке, засветили перед немцами холмик с банями и вошебойками. В итоге немцы перепахали там все «чемоданами». Так что вновь пришлось заняться санобработкой помещений.

— Скоты… Теперь придется на вторую линию таскаться, чтобы от вшей избавиться и помыться…

— А чего это вы тут делаете, а? — тоном одного стукачка из фильма, спросил Климов у солдат.

Михаил после случившейся заварушки в ночь со второго на третье августа во второй роте второго батальона, когда группа немецких диверсантов вплотную подобралась к окопам, но звякнули банками при перерезании колючей проволоки… Были услышаны и командир роты послал несколько человек во главе с рядовым Ющенко проверить, кто там шебаршит. Ну и проверили. Устроили небольшое побоище, причем снова на штыках.

«Вот бросить гранату и выстрелить им что, религия не позволяет?» — в который раз подумал штабс-капитан, когда им описывали произошедшее в штабе полка.

В общем отбились, положили несколько немцев, двое сами в свою очередь получили колотые раны.

«И вот тоже интересно, а немцы чего не стреляли и гранат не бросали, когда стало ясно, что обнаружены?» — подумал штабс-капитан.

Климов даже ходил посмотреть на этого Ющенко. Вдруг предок одного окраинского президента? Может грохнуть этого героя по-тихому, так на всякий случай? Но нет, ничем не походил — нормальное круглое, можно даже сказать: рязанское лицо, а не вытянутая лошадиная морда, как у того.

«Наверное, все-таки однофамилец… — подумал он. — В конце концов он москвич, а предки того, не к ночи будь помянутого нацика, из западенцев должны быть».

В общем после той заварушки Климов проявлял повышенную бдительность, ведь немцы ребята упертые и если не получилось раз, могут попытаться снова в другом месте…

А тут засек шум в одном из убежищ, где солдаты вообще-то спать должны, два часа ночи как-никак, а они колобродят. Закурили все, что опять настоящая грозовая туча под потолком собралась.

Импровизированный столик из оружейных ящиков в центральном проходе оказался пуст, очистить его игроки его бы не успели, штабс-капитан спустился тихо и быстро.

— Так, не в карты играете… Значит проводите ночные чтения. Это конечно хорошо, это прекрасно… Вопрос в том, а что это мы такое читаем, что надо прятать от своего любимого командира?

Кто-то хмыкнул.

— Точно не порножурналы разглядываем… все ж не прыщавые юнцы пубертатного периода, чтобы при виде меня, как от родителя такое поспешно под подушку прятать, краснея как вареный рак застигнутыми за непотребством рукоблудным над картинками голых тёть.

Несколько солдат уже откровенно хохотнуло.

— Да и зачем вам эти порножурналы, когда, пусть за денежку в публичном доме, можно вживую посмотреть и сиськи руками пощупать… да и не только пощупать, и не только руками.

Большинство солдат уже откровенно смеялось.

— И значит если идти логическими умозаключениями как Шерлок Холмс, то почитываете вы тут какую-то не совсем разрешенную литературу.

Смех тут же заглох.

— А если и так⁈ — прозвучал с вызовом голос какого-то молодого солдата.

— Оба на! Малиновский! Заблудился что ли и забежал на огонек погреться?

— Нет, специально пришел к товарищам!

— В гости значит зашел, посмотреть, как товарищи тут устроились, не сожрали ли их тут вши… Ну и заодно надо думать немного пищи для ума принес. Дай хоть и я полюбопытствую. Тоже знаешь ли почитать люблю на досуге.

Малиновский насупился.

— Вот вашбродь, — протянул тоненькую брошюрку один из солдат.

— Ага…

Климов быстро просмотрел содержимое. Отпечатано было латинскими буквами, но понять можно, хотя для едва грамотных солдат это стало бы проблемой, потому и занялся чтением революционной литературы ефрейтор Малиновский, как знающий французский язык и для кого «инородные» буквы в тексте так же не доставляло больших неудобств.

Впрочем, о чем тут речь и так понятно из названия на обложке «Основные идеи „Капитал“ Карла Маркса в социалистическом движении».

— Знакомо… Что вы так на меня уставились? Читывал я этого Карлу Марксу…

— Правда, вашбродь⁈

— Правда. Молодой был и глупый. Как вон тот залетный ефрейтор…

Малиновский при этом вспыхнул, но его под тихий смех удержали соседи.

— Большей чуши, если подумать, представить сложно. Так что вы эту бумазею на самокрутки пустите, ну или в качестве подтирочного материала в сортире используйте…

— Чего это глупость⁈ — вскинувшись, воскликнул Родион Малиновский.

Климов, вздохнув, чувствуя, что ночка, судя по всему, выдастся длинной, присел на импровизированный столик, подложив под жопу плащ. Можно конечно было и забить на это, но так поступил бы глупец ибо эта ситуация еще и возможность еще сильнее привязать солдат к себе. Главное все правильно сделать.

— Ладно мужики, поясню кое-что, что сам для себя в свое время уяснил и вам головы всякие агхитаторы не засирали почем зря и вы могли понимать, где правда, а где кривда… Как я уже сказал, в свое время прочел я этот «Капитал» немецкого еврея…

— А он разве еврей?

— Ага, богоизбранный, правда надо признать, что при этом сам антисемит, еще почище наших черносотенцев.

Несколько солдат хрюкнули в клак.

— Ну так вот, был я молодым и глупым как наш бравый пулеметчик, и по юношеской горячности тоже возжелал мира всеобщего равенства и братства.

— Вы?

— Я.

— Но вы же дворянин!

— Если вы не в курсе, то я дворянин лишь во втором поколении. Мой дед, забритый на службу по рекрутскому набору, дослужился до унтер-офицера, получил три «Егория» и за героический поступок произведен в прапорщики, награжден четвертым солдатским Георгиевским крестом и заслужил личное дворянство. Отец, дослужившийся до капитана так же за счет героизма и награждение «Владимиром» как у меня, стал уже потомственным… Так что свои корни я помню потому идеи обозначенные в «Капитале» стали мне близки…

Солдаты переглянулись, а Михаил продолжил:

— В общем стал для меня этот Карлу своеобразным кумиром, так что захотел я узнать о нем как можно больше… Узнал и как-то образ этого человека для меня, мягко говоря, потускнел.

— И что же вы про него такого узнали, вашбродь? Или дело в том, что он еврей?

— Нет, дело не в его национальности. В общем был у него папа, успешный делец, настоящий буржуй коих вот этот вьюнош со взором горящим ненавидит с дворянами до кучи, а померев, как полагается оставил он свое дело стало быть своему сыну, а сын возьми и разорись. Бывает. И вот, разорившись, решил этот сыне написать книжку о капитале… То есть, для сравнения представьте себе, ну скажем сына печника. Вот он строит вместе с отцом печку, отец помирает и сыну надо ее самостоятельно достроить…

— Да только строит криво, так что она ломается! — воскликнул кто-то понятливый.

— В точку. И вот этот криворукий сын-печник, думает, да чего я буду домашние печки эти обогревательные строить, все равно не получается, дай я лучше книжку напишу о том, как правильно строить целые заводские домны для выплавки десятков тысяч тонн стали!

Солдаты заржали как кони.

— Так что после того, как я несколько переоценил личность этого Карлу, стал я перечитывать его «Капитал» на основе которого всякие социалисты строят свои социальные и экономические программы для целых государств. С первого прочтения вроде все верно кажется, но начинаешь разбирать вдумчиво по пунктам и такая ересь всплывает…

— Например? — с вызовом спросил Малиновский, глядя на штабс-капитана исподлобья.

Климов снова взял в руки брошюру и пролистав остановился на одном из постулатов. Там в основном лишь лозунги написаны с кратким пояснением, по-настоящему ничего сложного нет, про тот же труд рабочего и образования цены и стоимости. Оно и понятно, печатали под почти неграмотный контингент, так что все на самом примитивном уровне.

— Ну вот, например, тут написано, что должно быть достигнуто правовое и имущественное равенство. Все верно? Хотите такого равенства?

— Ну да… правильно ведь… — загудели солдаты.

— Ну хорошо… с правовым равенством у меня вопросов нет. А как быть с имущественным? Каждый должен иметь определенное количество вещей? Посуды, одежды, транспорт. Ни больше, ни меньше. Согласны?

Кто-то кивнул, кто-то неуверенно пожал плечами.

— А если я захочу иметь второй дом? Ну вот хочу жить летом в Крыму, а зимой еще где-нибудь, да хоть на Сахалине. Как быть? Всем делать второй дом? Чтобы значит равенство имущества соблюсти?

— Кхе-кхе!

— Или легче запретить?

— Частная собственность будет запрещена, — сказал Малиновский.

— Оп-па! То есть у меня не только второго дома не будет, но и первый отберут?

— Нет… вы в нем будете жить, но принадлежать он вам не будет.

Климов с усмешкой наблюдал как закаменели лицами рабочие. Ну и не удивительно, все люди те еще собственники и вытравить из них это нереально. Сколько подобных обществ было в прошлом, где все принадлежало общине и где они теперь?

— Ну ладно… идем дальше… Общественная собственность на средства производства. То есть имеется у меня к примеру сенокосилка…. Ан нет, уже не имеется, частной собственности-то больше нема, была у меня сенокосилка да сплыла, теперь она общественная и ею может пользоваться кто пожелает, в крайнем случае график пользования составят при большом количестве желающих. Вопрос только в том, как долго она проживет в рабочем состоянии, ибо общая значит ничья и с ремонтом надо думать никто особо заморачиваться не станет… О! Тут сказано, что не будет денег! А что будет? Ага, некий чек выпишут в конце рабочего дня и по нему в пункте выдачи можно получить необходимую еду и какие-то вещи. Ну и чем это отличается от денег? Тоже яйцо, только вид сбоку…

Солдаты снова засмеялись шутке своего командира и злое сопение Малиновского их смешило еще больше.

— Так, что тут еще? Государство выступает главной производственной и распределяющей силой. Красиво сказано, вот только на практике все это практически нереализуемо.

— Почему?

— Просто представьте сколько десятков если не сотен тысяч позиций надо спланировать, от швейных иголок до количества паровозов. Сколько трусов надо пошить, носков, рубах, курток, кепок, сапог, ботинок, валенок, шляп, молотков, гвоздей, подков, соткать ковров. Конечно же постараются уменьшить модельный ряд к двум-трем моделям пиджаков, плащей, туфель и представьте, что по городу ходят братья близнецы. Ну мужики еще ладно, а бабы? Они же взвоют! Ибо одной бабе быть похожей на другую это просто немыслимое дело.

Солдаты снова засмеялись.

— А теперь представьте мужики, что эти социалисты, для которых «Капитал», что «Библия» для истого верующего христианина, возьмут власть в свои руки и начнут строить по нему царствие божие на земле. Много такие «печники» настроят? Вы действительно хотите этого? Ведь по факту социалисты предлагают вам мир-казарму, с работой, практически форменной одеждой и пайковым питанием без выбора блюд… Хотите например пирог с яйцом, а тебе суют щи, дескать жри что всем дают и не воняй. Вам так всем понравилось жить в казарме, по распорядку, что вы и дальше на гражданке так же хотите?

Солдаты явно призадумались над не самыми приятными перспективами.