Эффект Танева

21. Переоценка

Ранним утром меня разбудила Охранительница. Голос старика поскрипел: — Совет Цитадели готов выслушать наших представителей, Эли. Собирайся, на тебе переговоры с нашими союзниками-демиургами. Возможно, они предложат поправки к плану.

— Мы недавно согласовывали наши действия с Орланом. К чему бессмысленные повторы?

Охранительница не смягчилась.

— Ты много пропустил, Эли, пока инспектировал Большой флот. Демиурги, вместе с нашими учёными, раскрыли принципы перемещения кораблей Цитадели в пространстве. Есть возможность создания блокировочных полей, способных воспрепятствовать проникновению кораблей с двигателями на основе масс-эффекта, в солнечные системы. Корректировка планов необходима в связи с новыми появившимися способами обороны от вражеского вторжения. Для того, чтобы оценить исполнимость новых планов, ты должен лично побеседовать с демиургами. Твоё решение будет окончательным. Поторопись, время до визита в систему Вдовы заканчивается.

Я быстро собрался. Не тревожа Мэри, выскользнул из спальни, умылся и оделся. Через полчаса я уже был в космосе, направляясь на корабль Орлана.

Орлан встретил меня сразу, как гравилифт доставил мой кораблик к внутреннему причалу его «Ориона». Я невольно вздрогнул — рядом с ним, на месте, где я уже привычно ожидал увидеть его побратима-галакта Грация, стоял ещё один демиург. Выше моего друга, ещё более угловатый (хотя про демиургов так говорить довольно смешно — они все, с нашей точки зрения, состоят из углов!) и неровный, как злая марионетка-арлекин из древнего театра кукол.

— Рад видеть тебя, Эли. — приветствовал меня Орлан.

— Взаимно, друг Орлан. Я прилетел как можно быстрее, потому что говорят, у вас появилось какое-то новое оружие, способное многое изменить в предстоящем столкновении с Жнецами.

— Понимаю, Эли. Я привёл главного разработчика нового устройства. Знакомься, Эли — это Эллон.

Демиурги не здороваются — у них нет жестов, выражающих взаимопонимание. Эллон лишь ещё сильнее засветился лицом, когда я сказал: — Рад знакомству с тобой, Эллон.

В отличие от спокойного свечения моего друга, к которому я уже привык и которое, как я знал, выражало нечто вроде приветливой улыбки, Эллон светился ярко, неровными, лихорадочными пятнами, буквально сиял. Это напоминало какой-то безумный, безостановочный хохот. Но над чем мог смеяться Эллон? Не надо мною же? Я решил не забивать себе голову чушью.

— Эллон, ты обьяснишь мне, в чём смысл твоего открытия? Я постараюсь понять, как оно изменяет наши планы.

— Охотно, человек Эли.

Теперь он совершенно точно хохотал. Его глаза испускали буквально два слеящих луча, а высокая нескладная фигура раскачивалась и приплясывала.

— Что смешного я сказал, уважаемый Эллон?

Орлан вмешался.

— Не беспокойся, Эли. Эллон необычен даже среди демиургов. Он говорит, что само существование людей — невероятный парадокс, от которого он не может избавиться.

— Да, да, Эли! Вы, люди — самое невозможное! Я счастлив, очень счастлив встрече с таким героем, как ты, Эли. — прогремел Эллон и вновь заизвивался в неистовом смехе. Умерять ради меня голос он не собирался. Позже я убедился — Эллон вообще не обращает внимания на удобства окружающих. Пока же я поморщился и спросил: — Орлан, если я так веселю Эллона, что он даже не может отчётливо думать, может, ты сам мне всё расскажешь? Я не в обиде на Эллона, что так смешу его.

— Нет, нет, Эли, я сам могу всё рассказать, — прервал меня Эллон. — Следуй за мной, я покажу тебе мою лабораторию.

— Это не обязательно, Эллон. Для начала я хотел бы узнать основные принципы твоего открытия. — отказался я. Почему-то мне очень не хотелось идти на поводу у этого странного существа.

— Тогда может, поднимемся в наблюдательную рубку? Там можно удобно расположиться и попробовать что-нибудь приятное для всех присутствующих? — дипломатично предложил Орлан. На кораблях демиургов нет личных помещений, даже у Орлана была лишь особая каюта управления.

— Да, да, я вспомнил! У людей есть такая традиция — разговор «за чашечкой чая»! Как старые друзья! — снова развеселился Эллон. Он начинал мне не нравиться всё больше и больше.

Орлан вызвал лифт и мы поднялись в наблюдательную рубку, где расположились в силовых полях, как кому было удобно. К моему удивлению, когда я устроился на своём месте, рядом с моей рукой засветился небольшой кружок, и на нём появилась чашечка… с ароматным травяным чаем.

— Спасибо, Орлан. — растроганно сказал я.

— Не за что, Эли. Чай придумал не я, а Эллон.

— Действительно ты волшебник, Эллон. Я смотрю, у тебя множество придумок. — обратился я к Эллону, замершему перекособочась в своём силовом коконе.

— Я гениален, Эли. Не меньше тебя, но, конечно, на свой манер.

На этот раз Эллон не стал грохотать и светиться. Свою хвастливую тираду он произнёс торжественно, чётко выговаривая слова. Со скромностью у этого демиурга явно были проблемы.

Но я решил не обострять отношений и преподать урок ему.

— Разве я гений, Эллон? Орлан подтвердит — я делал множество ошибок, и не много такого, чем стоило гордиться. Так, мой друг?

— Твои ошибки были гениальны, Эли. — твёрдо сказал мой товарищ. Хотя раньше я не видел, что демиурги могут что-нибудь пить или есть, сейчас, он, видимо, чтобы составить мне кампанию, потихоньку потягивал из витого полупрозрачного сосудика тягучую жидкость.

— Орлан, твой соплеменник может составить по твоим словам неверное представление обо мне! Я буду ещё больше чувствовать неловкость в общении с Эллоном. Зачем?

— Эли, Эллон — крупнейший среди демиургов специалист по людям. Он изучил всю доступную информацию, прочитал все ваши книги из Большого Архива, просмотрел и усвоил все видеоматериалы. Если Эллон говорит, что ты гениален — ты должен принять его слова, потому что нет никого, чьё мнение для нас, демиургов, более значимо в оценке людей!

— Эллон, твои собратья тоже считают тебя гением?

— Так и есть, Эли! Я особенный! Меня собирали и настраивали, как первоклассного, лучшего из всех мыслящих. Моё конструирование было завершено незадолго до вашего появления в Персее, и первую задачу, которую я получил, было изучение «человеков». И ты можешь видеть по Орлану, что я справился с заданием!

— Прости, Орлан, но я не понял Эллона.

— Не скромничай, Эли! Ты меня понял. Именно мне Орлан передавал все данные, которые получал при обработке ваших реакций — начиная с первого столкновения в Гиадах и кончая захватом и пленом ваших экипажей! Начиная восстание, Орлан следовал моим рекомендациям. Теперь ты убедился, Эли, что я — гений?

— Это так, Орлан-7.

— Не удивляйся, Эли. Эллону было нелегко убедить меня. Но когда его прогнозы вашего поведения стали оправдываться — я был вынужден принять его точку зрения.

Я был поражён.

— Так получается, что истинный организатор восстания — ты, Эллон?

Он слегка засветился самодовольной улыбкой.

— Нет, Эли. Орлан мог не послушать меня. Мог передать мои сообщения Верховному. Хотя я и рекомендовал так не поступать. Мог продолжить наблюдать… Мог что угодно! То, что он организовал восстание и в конце концов встал во главе всех освободившихся от тирании демиургов — его собственная заслуга. Но мои гениальные прогнозы, безусловно, послужили надёжной основой его решений.

Я и не знал, что мой друг Орлан занимает среди демиургов такое высокое положение. Я не удержался от вопроса: — Так теперь ты, Орлан, Верховный… Демиург?

— Нет, Эли. — ласково сказал мой друг. — После победы мы отказались от жёсткой централизации. Каждая планета управляется своим Верховным координатором — обычно это Мозг первой категории. Для совместных действий существует нечто вроде вашего Большого Совета.

— Ха-ха, где наш скромняшка Орлан имеет Первый Голос! — провозгласил Эллон.

Мне не понравилось, что Эллон подшучивает над моим другом и я попробовал пошутить над ним: — а тебе, Эллон, после победы, наверно предложили стать Гениальным Мозгом всего созвездия?

— Я же говорил тебе, Эли — ты гений! ДА, но я — отказался. Я хочу ещё больше узнать о людях, а Мозг, как ты знаешь — стационарен.

Я вспомнил мыслящие аппараты демиургов — огромные, невероятно увеличенные в размерах органические мозги в особой жидкой среде, и опять невольно передёрнулся. Как хорошо, что после того, как демиурги отказались от своих программ по расчеловечиванию, они начали постепенно заменять несчастные мозги электронными устройствами!

— Хорошо, Эллон, я понял, наконец, насколько ты гениален. Теперь я ещё внимательнее выслушаю твои обьяснения принципа масс-эффекта и приёмов противодействия ему. Ведь вы, друзья, нашли способ с ним бороться?

Я решил обращаться с Эллоном, как с умным, но капризным и избалованным ребёнком, каким он и был — ведь, получается, он был ровесником сына моего друга Андре… а то и моего погибшего Астра.

— Слушай меня, Эли. — Начал Эллон. — Как ты знаешь, принцип движения наших кораблей отличается от ваших «звёздных плугов»…

— Как? — удивлённо воскликнул я. — Разве ваши корабли не уничтожают пространство, как наши «пожиратели»?

Оба демиурга засветились; Орлан — сдержанно, Эллон — неистово.

— Эли — из твоих ошибок эта — одна из самых гениальных! — Провозгласил Эллон. — До вашего появления мы не имели никакого представления о реакции Танева, и полагали, что пространство не «уничтожается», а «скатывается» в задаваемом гравиторами корабля направлении.

— У вас были только… направленные аннигиляторы?

— У нас не было аннигиляторов, Эли. Неужели мы бы подпустили ваш корабль ко Второй Станции, если бы предполагали, что её можно аннигилировать — вместе с частью пространства, в которой она расположена? Мы были убеждены, что гравитационные волны предотвращают движение в сверхсветовой области.

Слова Орлана поразили меня. Как много я ещё не знаю о наших новых друзьях-демиургах?

— Да, ваши действия стали откровением для нас. Внезапно оказалось, что незыблемые доселе физические законы не ограничивают вас. Это стало началом потрясений, разрушивших наши прежние убеждения и уничтоживших прежнюю империю разрушителей. — безаппеляционно ппрогремел Эллон. — Ты должен знать, Эли, что первоочерёдной моей задачей была именно задача обьяснения возможностей ваших кораблей. И я смог найти ключи к её решению!

— Так почему разрушители не воспользовались этими ключами? Почему вы не перевооружились на аннигиляторы? — запальчиво возразил я. Признаться, этот малолетний… демиург прилично раззадорил меня.

— Эли… Неужели ты ещё не понял — Эллон по-настоящему гениален? Если бы вы, люди, всего лишь хотели в свою очередь, поработить и уничтожить народы Персея, как это делали тогда мы, разрушители — он бы не колеблясь, продолжил бы свои исследования. И через некоторое время у нас бы появились собственные аннигиляторы, подобные вашим. Но вы вели себя не как завоеватели. Такой ум, как Эллон, не мог не иссследовать мотив вашего поведения вместе с исследованием ваших методов ведения войны — и они настолько глубоко поразили его, что он не смог успокоиться, пока не довёл свои исследования человека до конца. Такова сущность всякого мыслящего глубоко существа — я думаю, Эли, ты со мной согласишься.

— Да. Орлан прав. — выкатил свои глаза-прожекторы на меня Эллон. — Я нашёл ряд уравнений, позволявших обьяснить физические эффекты ваших аннигиляторов. Если бы я не начал сомневаться в Верховном — я предоставил бы ему план ответных действий. Первоначально я хотел с большим отрядом покинуть Персей и основать базы вне созвездия. Даже если бы наши цитадели в Персее пали — на тайных базах завершилось создание флота возмездия, и в свою очередь, планеты землян рассыпались бы прахом под нашими аннигиляторами!

По спине продрало холодным ознобом. Вот то, о чём меня предупреждала Вера! Как же я был ей благодарен в тот момент! Если бы не её мысль, что мы должны искать в Персее первым делом не врагов, а друзей. Даже среди разрушителей.

Чем бы всё кончилось? Мы бы продолжали сейчас штурмовать барьеры неэвклидовости, а где-то в глубинах космоса разрушители спешно достраивали свой флот «пожирателей пустоты» и рано или поздно флоты бы сошлись в битве, которой нельзя и вообразить! Аннигилятор на аннигилятор, сотни кораблей — против, быть может, тысяч. Кто знает? Может, само время бы не выдержало такого удара, и вся армада рухнула бы в дыру, подобную той, в которую сейчас уходят Гиады… Не передать словами, какое чувство благодарности и признательности к моей мудрой сестре я испытал. Именно от такого будущего, оказывается, спасло человечество её предвиденье. Я дал себе слово впредь гораздо внимательнее прислушиваться к её словам.

— Как хорошо, что мне удалось вас уговорить! Эллон, прости что я сомневался в твоей мудрости — ведь если бы не ты, я бы не смог убедить Орлана перейти на сторону людей!

Эллон чуть-чуть выдвигает шею и слегка наклоняет в сторону. У моего друга Орлана такое движение соответствует скептическому взгляду — но кто знает, что это означает у этого явно необычного демиурга?

— Эли, так ты до сих пор думаешь, что на Орлана повлияли твои аргументы?

Нет. Эллон выражает свои чувства также, как и другие демиурги. Разве что… несдержаннее.

— Но ведь в результате нашего спора с Верховным вы присоединились к людям!

Честное слово: не верил, что демиурги могут переглядываться. Они же умеют общаться через внепространственную связь — а тут! Орлан и Эллон с полминуты наверное смотрели то на меня, то друг на друга. Затем Орлан обратился ко мне: — Эли, нас убедили не твои рассуждения. Самым лучшим аргументом стало твоё поведение. И твоё отношение к нам. Твои чувства, а не твои слова, сыграли решающую роль в выборе большинства из нас.

— Но почему? Разве не опроверг я утверждения вашего Верховного Разрушителя о торжестве энтропии? Разве не верно я сказал о разуме, как о главной преграде на пути Всеобщего Уравнения, которое превозносил этот напыщенный самонадеянный… болван?

Каюсь, до сих пор фигура низвергнутого владыки разрушителей пробуждает во мне определённую раздражительность.

Эти двое опять переглянулись. Орлан повернул голову к Эллону и попросил: — Эллон, я не так хорошо знаю людей, как ты. Ты сможешь обьяснить Эли его заблуждение, не нанося ему глубоких душевных страданий?

— Орлан, ты зря думаешь, что люди слишком хрупки! — провозгласил нескладный демиург, потрясая руками. — Эли прекрасно понял бы и твои обьяснения. Но я рад сам рассказать Эли о том, как мы, демиурги, любим его!

— За что? — только смог спросить я.

— За то, что ты видел в нас равных себе! — торжественно провозгласил Эллон. — И не только говорил, что мы — разрушители — такие же разумные, как и все, но и был готов умереть за это убеждение!

Положим, умереть я был готов за то, чтобы разрушители не надеялись сломить нас страхом и смертью. Как необычно истолковывают твои поступки существа иной расы!

— Неужели для вас было так важно моё признание? Ведь вы — раса, которая намного старше людей. Что вам до моего отношения к себе?

— Эли, скажи, ты помнишь, почему началась война в Персее?

Конечно, я помнил печальный рассказ Грация о катастрофе, повлёкшей за собой многотысячелетнюю изоляцию этого народа.

— Да, я помню, что когда-то, очень давно, вы были созданы галактами. Ну и что? Чем вы хуже тех же ангелов или людей-кузнечиков, которые тоже были созданы галактами — их ведь тоже я и другие люди признают равными — разве что с поправкой на их уровень культуры. Но ведь вы, демиурги — высококультурный и развитый народ. Почему я не должен был относиться к вам, как к равным?

— Эли, — мягко заговорил Орлан, — галакты ведь наверняка сказали тебе, что именно мы, их бывшие слуги, виноваты в войне?

— А на самом деле, конечно, виноваты галакты? — попытался возразить я.

Эллон внезапно вновь развеселился.

— Орлан, я же говорил тебе…

— Эллон, лучше повтори всё Эли. Он уже готов обидеться на нас.

Неугомонный демиург вперил в меня свои пылающие очи.

— Слушай, Эли! Разве ты считаешь меня и своего друга Орлана идиотами?

— Нет, конечно, зачем ты спрашиваешь? — возмущенно крикнул я.

Эллон коротко хохотнул.

— А бесчувственными? Скажи, Эли, ты считаешь нас, демиургов, бесчувственными машинами?

— Да нет же, конечно! Вы такие же живые существа… ну почти такие же, по другому скроенные, но вы чувствуете и понимаете всё не хуже, чем любые разумные.

Эллон торжественно приподнял голову.

— Вот видишь, Эли, мы для тебя — не бестолковые, холодные автоматы. А как ты думаешь, наши предки, созданные галактами — отличались ли от нас?

— Не знаю. Откуда мне знать?

— А если чуть-чуть подумать, Эли? Ты ведь знаешь — мы не очень преуспели в овладении живой материей. Мы, как ты знаешь, лучше делаем механизмы, чем сажаем сады. Могли ли мы намного изменить нашу природу, живую природу, данную нам Создателями?

— По твоим словам, Эллон, получается, что нет.

— Ещё один вопрос, Эли. Скажи, разве мы, демиурги, кажемся тебе неблагодарными? Подлыми? Предателями? Мы желаем творить только зло и мерзость?

— Но ведь ещё совсем недавно у вас существовали специальные органы насаждения зла и подлости! — не выдержал я.

— Эли, если бы подлость была бы у нас в крови, в сознании, в самой нашей основе — надо ли было её дополнительно насаждать? Следить за её исполнением? Добиваться наилучшего злонравия, если бы мы были бы созданы злыми?

— Вы не могли быть созданы злыми! Галакты создавали вас в наилучших целях!

Эллон внезапно перестал сиять и как-то расслабился.

— Вот ты и сам понял, человек Эли. Наши Создатели не могли нас создать злыми. Неблагодарными. Как ты мог подумать, — вновь неожиданно загремел он, — что мы, их верные создания, поднимем на них первыми руку! Помыслим о полном уничтожении тех, кто даровал нам разум! Кто дал нам стремление к совершенству!

Эллон после короткой вспышки стремительно потух. И он, и Орлан после слов Эллона как будто поникли в своих силовых коконах.

— Простите, друзья. Я действительно, не подумал, что в рассказе галактов есть тёмные пятна. Простите мне моё недомыслие! Ведь я действительно уже хорошо был знаком с вами, демиургами — и даже не попробовал представить, смогли ли вы, мои друзья, совершить то, в чём вас обвиняли галакты. Я зря не стал расспрашивать вас о тех давних событиях. Конечно, ваша история очень далека от моего поручения, но будет намного лучше, если я сейчас разберусь со всеми оставшимимся недоговорённостями, а затем мы вернёмся к вопросу о новом оружии.

— Ты опять ошибаешься, Эли, но это не страшно, поверь. Мы для того начали разговор о давней истории, потому что она имеет прямое отношение к принципам, на которых основано наше открытие. Скажи, Эли, как ты думаешь, для чего галакты нас сотворили?

— Чтобы помогать им…

— В чём? Ты знаешь, мы ничего не понимаем в любимом занятии галактов — распостранении разумной жизни.

— Не знаю. — пожал я плечами. — Получается, что галакты вас создали для чего-то особенного.

— Но всё равно связанного с их главной идеей — распостранением разума в Галактике. — Эллон вынуждал меня отвечать. Мне это надоело.

— Скажи прямо, Эллон, для чего вас создали?

Эллон засветился от удовольствия.

— Всё дело в том, Эли, что галакты совершенно по-другому, не так как вы, решили вопрос о взаимодействии материи и пространства. Галакты — и мы, соответственно, — считали, что гравитация есть мера изменения пространства энергией, обретающей в этом взаимодействии характеристику массы. Ты меня понял, Эли?

— Не так уж это и сложно, Эллон. Подобные взгляды у нас существовали — пока мы не смогли преодолеть косных представлений о абсолютности пространства.

— Галакты поступили по иному. Они нашли обходной путь к овладению пространством. Они рассуждали так — если гравитация есть та грань, что определяет взаимодействие пространства и энергии, то создав локальное искажение гравитации, создашь и локальное искажение пространства.

— Достаточно очевидное рассуждение.

— Верно, Эли. И достаточно очевидное следствие. Что такое искажение пространства может быть искажением, многократно увеличивающим скорость передачи информации в искажённом обьёме.

Ничего себе.

— Так вы хотите сказать, что ваши корабли превращаются в сверхсветовые пучки информации, переносимые искажённой гравитацией?

— Именно поэтому у них форма сферы, Эли. Сфера идеально описывается формулой гравитационного поля, как ты знаешь.

Действительно, получается, что вся техника галактов — и разрушителей — была гравитационной. Гравитационные двигатели, гравитационные Станции Метрики, гравитационные корабли, гравитационные…. Так, стоп.

— Так вы, ребята, получается — Экипаж?

Орлан одобряюще сверкнул лицом, Эллон — ну Эллон, понятно, захохотал.

— Ты наконец, сообразил, человек Эли! Первые корабли галактов не могли управляться обычными жизненными формами — так велики были микрогравитационные искажения! Понимаешь? Кое-кто прятался в специальных защищённых боксах, а корабли вели другие! Кто мог жить в гравитационном поле любой интенсивности, управляя им на уровне внутренних процессов! Тебя никогда не удивляло, почему нас много разных? Вот кто, по твоему, головоглазы?

Да, головоглазы не раз удивляли меня, с первой встречи с ними в Плеядах и много раз потом. Отважные бойцы — но черезчур медлительны и неповоротливы. Строгие надзиратели — но за заключёнными следили невмнимательно. Лучше всего у них получалось поддерживать гравитационные щиты, прикрывать и сбивать огонь… Огонь. Аварии. Головоглазы — отлично справляются с последствиями аварий — великолепные аварийщики.

— Так головоглазы изначально — ремонтники?

— Почти. Механики.

Ну конечно. Кто лучше может чувствовать и управлять гравитационными механизмами, чем тот, кто сам более чем наполовину — свёрнутое гравитационное поле, лишь удерживающее под громадным давлением биологические компоненты.

— А такие демиурги, как Эллон и ты мой, друг — основной экипаж?

— Точно! — захохотал Эллон. — Мы — навигаторы, и пилоты, и ещё — капитаны! Да, Эли!

— А невидимки? — раз уж внезапно узнал так много, можно постараться прояснить всё до конца.

— А вот невидимки, Эли — как раз ремонтники.

Да, действительно. Их высокая неэвклидовость — хорошая защита от гравитационного удара. А вот от тех же кинжальных полей защищает слабо — в том бою в Плеядах, когда мы разгромили десант головоглазов и лишились Лусина — даже случайный удар кинжального поля уничтожил одного из них. Всё сходится! И вдобавок становятся понятны и особенности поведения разных демиургов — механики-головоглазы обстоятельны, неторопливы и бесстрашны, не любят рассуждать о сложных темах, зато прекрасно справляются с простыми поручениями. Идеальная «трюмная команда». Сородичи Орлана — спокойны, невозмутимы, умеют и любят просчитывать всё наперёд — великолепные данные для старшего состава корабельной службы. И невидимки — все, как один, бесшабашные сорви-головы, обожающие риск, гордящиеся своей особой ролью — спасатели и ремонтники от бога. Точнее, от их создателей. Демиурги могут быть благодарны своим творцам — те очень неплохо потрудились. Даже удивительно, откуда у столь совершенных созданий могли появиться нелепые мысли о уничтожении всякой жизни и торжестве энтропии.

— Теперь я ещё больше не понимаю, как между вами и галактами началась война.

— Эли, между нами и Создателями не было войны.

— Эллон, я не понимаю…

— Эли, скажи мне пожалуйста, чем защищались галакты?

— Странный вопрос, Эллон. Что я не знаю о биологических орудиях галактов?

— Того, что эти орудия — ничем не защищены от удара простым твёрдым предметом. Как ты думаешь, Эли, что бы стало с планетами Создателей, если бы мы издалека начали бы обстреливать их защитные сферы тысячами крупных метеоритов, нацеленных на астероиды с «биологичками»?

Я мгновенно понял, о чём говорит Эллон. Мне ведь хорошо известны могущество техники тех, кого ещё недавно называли разрушителями. И их умение организовывать работы буквально во вселенском размахе. Что стоило тем, кто сотнями создавал металлические планеты, создать направленный на системы галактов исскуственный метеорный поток любой интенсивности? Плотный поток летящих с огромной скоростью камней — и галактам нечем их остановить. Плесень — источник «биологического излучения», скрытая внутри астероида, при разрушении своего вместилища крупным обломком, неизбежно вырвалась бы наружу. Даже если открытый вакуум убийственнен для неё — она всё равно успевала послать в космос круговую волну уничтожающей энергии. А планеты галактов — совсем рядом… До деталей, до подробностей ясная картина гибели цветущих миров галактов возникла передо мной.

Да, у разрушителей была возможность разделаться с галактами их же собственными руками. Такая простая возможность — но почему они не воспользовались ею? Эллон прав — когда-то я слишком легко согласился с доводами галактов. Впрочем, неудивительно — образы уничтоженной разрушителями планеты Плеяд стояли у меня перед глазами, не поверить в злую природу тех, кто это совершил, казалось немыслимо.

— Эллон, ты ещё больше запутал меня. Скажи, почему вы и галакты враждовали?

Огромный демиург, казалось, уменьшился в росте — так он поник. Все его торчащие по сторонам члены словно бы втянулись внутрь — а голова почти целиком ушла в грудную клетку. Потухший, увядший демиург несколько секунд вяло раскачивался из стороны в сторону. Мой друг Орлан тоже угас, но хотя бы не стал сьёживаться, подобно Эллону, который, как я сейчас отчётливо видел, был чрезмерно импульсивен. Наконец, Эллон пробурчал: — Эли, мне очень трудно рассказывать о том, что случилось. Нам всем трудно говорить о этом — поэтому ты и слышал только слова Создателей.

Эллон ещё немного помолчал, видимо, собираясь с духом, затем приподнял голову и взглянул на меня глазами, вновь засветившимися, хотя и намного слабее, чем раньше: — Эли, тебе будет очень трудно понять нас. Нам до сих пор стыдно, что наши Создатели нас предали.

Я смотрел на потемневшего Орлана, на мучительно корчащегося Эллона и отчаянно пытался уложить в голове всё, что я знаю о древнем расколе между галактами и их созданиями. Что же демиурги — теперь я понимаю, как подходит этим существам их имя, они и впрямь превыше всего ценят созидание — что же они могли воспринять в действиях галактов как предательство?

— Но галакты желали вам только добра! — вскричал я. — Они до сих пор сожалеют, что не смогли вовремя помочь вам… остановить вас…

Оба демиурга от моих слов вскинулись, словно я их ударил. Я договаривал последние слова, глядя в пылающие от ярости, выкатившиеся глаза Эллона.

— Помочь нам? — протрубил Эллон и с грохотом опустил вознёсшуюся голову на плечи. — Эти… Эти…

— Эллон, постарайся успокоиться. — холодно и бесстрастно произнёс Орлан. — Эли, извини Эллона, он слишком молод и не умеет сдерживать свои чувства. Пока он не может мыслить рационально, я продолжу обьяснение. Если ты, Эли, не всё поймёшь, Эллон потом сможет поправить меня.

— Друг Орлан, я слушаю тебя очень внимательно.

— Эли, ты ведь знаешь, что Соз… галакты считают, что разумом могут обладать только живые существа?

— Я давно догадался о этом, друг Орлан.

— Создавая нас, галакты не могли следовать типичным биологическим схемам. Гравитационная форма жизни неизбежно иная, её не удавалось подчинить закономерностям белковой жизни. В нас… очень много такого, что невозможно с точки зрения обычной жизни.

— Я понимаю это, друг Орлан.

— Биологическое существо, живое создание отличается от неживого тем, что обладает внутренними стремлениями… неугасимыми чувствами, мотивами. Вы неверно называете их базовыми инстинктами — но в целом у людей есть представление о них.

— Ты хочешь сказать, друг Орлан, что галакты не вложили в вас этих чувств?

— Эли, друг мой. Ты ведь видишь, ты признаёшь — мы не бесчувственные железяки. Ведь так?

Я молча кивнул, забыв, что говорю не с людьми. Но наверно, Орлан понял меня, потому что продолжал говорить, спокойно, размеренно, словно бы ничуть не страдая от своих слов.

— Эли, именно базовые жизненные потребности образуют костяк, на котором разум создаёт все остальные чувства, все эмоции. Мы обладаем чувствами — а значит, у нас есть подобные… инстинкты. Но дело в том…

— Я понял, Орлан. Ваши чувства — слишком отличаются от тех, что испытывает обычное существо?

— Почти так, друг Эли. — Эллон заговорил, тоже отстранённо и холодно, как и Орлан, лишь слегка вибрирующие кости выдавали, как нелегко даётся демиургу спокойствие.

— Создатели не поскупились, наделяя нас силой жизни. Они вложили в нас, кроме самого желания жить, что вы, люди, зачем-то делите на любовь и страх смерти, ещё одно неистребимое желание. Они дали нам огромную страсть к совершенствованию, к росту, к развитию. Наши Создатели… Создатели… наши…. — Эллона затрясло с такой силой, все его члены застучали.

— Подожди, Эллон. Успокойся. — Орлан, плавно выпрыгнув со своего места, положил руку на плечо высокого демиурга. Эллон сплёлся в немыслимую позу, словно закуклившись внутри себя. Орлан немного помолчал и продолжил, обращаясь ко мне. — Эли, Эллон хотел сказать, что галакты относились к нам, как к своему лучшему творению. Они… — тут и Орлан замер, и молчал несколько звенящих мгновений. — …они любили нас, Эли. Всегда.

Во мне волной стала подниматься слепящая ярость. Ярость за тех, кого многие сотни тысяч лет назад любящие родители — во имя их же собственного блага — попробовали осчастливить. Не посчитавшись с тем, что тем самым лишают их самого драгоценного, самого истинного достояния любого разумного существа — быть самими собой.

Галакты в своём самоуспокоении бессмертной жизни не могли даже согласиться с мыслью, что их создания — пусть даже самые совершенные, самые любимые — способны обрести нечто, что будет непостижимо для их разума. И когда они перестали понимать своих любимых созданий, они просто решили, что они лишь испортились. И в своём бескрайнем самомнении взялись исправлять «ошибку». Мне легко было представить, как лучшие, самые мудрейшие из сервов пытались предотвратить страшную ошибку, умоляли своих создателей о пощаде — и первыми попадали на принудительную переделку.

Сколько времени понадобилось предкам разрушителей, чтобы убедиться, что решимость их обожаемых Создателей непоколебима? Сколько они потеряли в бесплодных уговорах? Я знаю, что галакты осторожны. Но я знаю и их готовность идти до конца, когда решение принято. Потому что это две стороны их способа мыслить — не полагаться на чувства, а основываться лишь на рациональных доводах. В этом, в своём пристрастии к холодной логике враги автоматов — галакты гораздо более «автоматичны», нежели самые «заавтоматизированные» из демиургов. Как я хорошо помню, насколько трудно подбирать такие неотразимые разумные основания, чтобы поколебать уверенность галактов в себе! Наверно, приняв решение переконструировать всех сервов, галакты действовали с обычной для них решимостью, аккуратизмом и настойчивостью. О том, насколько глубоко они ошибались, они стали, может быть, догадываться лишь многие столетия спустя после, когда бежавшие на дальние планеты скопления бывшие служители встретили их корабли гравитационными залпами.

А будущие разрушители, убедившись, что Создатели не оставят их в покое, нанесли скоординированный удар по всем планетам галактов, разом выметя их из межзвёздного пространства.

И дурацкая, нелепая философия бывших слуг галактов больше мне не казалась странной. Что удивительного в том, что возненавидев тех, кого раньше любили всей душой, вывернуть наизнанку все прежние представления! Галакты славят жизнь — мстители-сервы возносят хвалу смерти, галакты ликуют, возвещая равенство всех разумных — их ненавистники-разрушители утверждают рабство, галакты желают усложнения всего существующего — так наперекор им провозгласим хвалу упрощению, владычество энтропии, восславим хаос!

Теперь многое из случившегося в Персее представилось мне с иной стороны. Я даже мог бы гордиться сам собой — оказывается, я сумел найти самый верный тон в отношениях с этими недоверчивыми и подозрительными существами. У меня получилось убедить их в искренности и чистоте наших замыслов. Неудивительно, что при первой же возможности бывшие разрушители столь рьяно начали принимать нашу сторону — чтобы наконец закончилось бессмысленное и изнуряющее противостояние.

Потому что как бы разрушители не старались изуродовать свою природу, они всё равно оставались тем, кем они были — демиургами, созидателями, строителями и конструкторами. Ведь именно за то, чтобы оставаться самими собой, когда-то они и начали борьбу со своими создателями. Что же удивительного в том, что они сохранили свои главные качества и с великой радостью вернулись вновь к творческому труду, более не запятнанному натужной злобой, бессмысленной порчей хорошего в угоду напоказ выставляемому намерению всё изуродовать, стали вновь трудиться на благо всех, вместо того, чтобы пыжиться, пытаясь выглядеть высшими существами. Ведь даже те же головоглазы — как только они «сдались», тут же перешли на нашу сторону — и сражались со стажами Станции не в пример яростнее и самозабвеннее, чем пытались подавить наше смешное восстание!

И опять же мне надо похвалить самого себя — если бы я не последовал своему чувству, если бы я не попробовал бы обратиться за помощью к галактам — кто знает, как долго бы ещё колебались многие из разрушителей? Но я был уверен, что если народы Персея получат свободу лишь из наших рук, если они сами не вступят в борьбу против тирании разрушителей — они никогда не освободятся. И смело потребовал от галактов помощи в бою против флота разрушителей. Понимал ли я тогда, чего на самом деле добиваюсь? Знал ли я, мог ли я подумать, что требую от галактов признать их ошибку, согласиться с тем, что разрушители должны стать равными в союзе разумных? Я считал это само собой разумеющимся. Удивительно ли, что галакты так колебались? Ведь они не могли не понимать — вступая в бой вместе с людьми, их союзниками наравне с перешедшими на сторону людей разрушителями — они признаются в давней ошибке, принимают на себя ответственность за совершённое преступление против разума.

Неудивительно, что галакты были настолько несговорчивы. Но их подвела их же собственная страсть совершать лишь разумные поступки — и завуалированная угроза, которая прозвучала в моей речи. Я тогда не сознавал, не отдавал вполне отчёта в том, что сказал — но сейчас, вспоминая свои слова, я понимаю, что сделал. Я сказал галактам — если тирания разрушителей будет свергнута без вас — тогда вы, галакты, а не разрушители, окажетесь в новом союзе на роли беспомощных, опекаемых созданий. О да, галакты стараются руководствоваться лишь логикой. Но они — живые, чувствующие существа. Каково им было оказаться на месте своих бывших служителей? Они пострадали из-за того, что считали своим правом опекать младший разум — каково им было представить себя опекаемыми? Я не оставил, оказывается, галактам ни малейшего шанса, я сумел, сам того не понимая и не желая, угрожать им сильнее, нежели чем наведя на них жерла аннигиляторов — вот почему они по сути капитулировали, вот почему они столь демонстративно отдали мне все бразды командования обьединённым флотом. Сейчас, вспоминая происшедшее, я не сомневаюсь — у них, века и тысячелетия сражавшихся с разрушителями, нашлись бы и более опытные командующие, и тактика посовершеннее моей доморощенной — но уж больно сильно, искренне и глубоко я задел их самолюбие. Если бы не помощь Третьей Станции — галакты дорого бы заплатили и за мою нопытность, и за свою гордыню. А так — один-единственный бой, и остатки верных Верховному сложили оружие.

Да, неудивительно, что Эллон так потешался надо мной — оказывается, я выглядел в действительности как неуклюжий медвежонок, залезший в электронный шкаф. Не понимая, что творю, разбивал древние предубеждения, ломал привычные порядки и соединял несоединимое — мирил извечных врагов, возвращал надежду тем, кто отчаялся, давал смысл существования тем, кто его отрицал. Мне не за что хвалить себя — я поступал так, как того велели мои убеждения, моя совесть, всё то, чему меня учила Земля. Поэтому мои поступки оказались пусть наивными, но верными — мои дела были частицей общего дела человечества и вдохновлялись замыслами всего человечества. Не я, а весь мой мир, коммунистическая Земля вышла победителем из столкновения с древней бедой, терзавшей скопление Персея. А теперь перед тремя обьединившимися великими цивилизациями возникла новая угроза, новая беда — нашествие древних и безжалостных гигантских кораблей-машин. Ещё вчера я испытывал некоторые сомнения, слишком уж грозным казались новые враги. Сейчас, после всего, что я узнал и понял в разговоре с моими друзьями-демиургами, почему-то всякие сомнения исчезли. Единый разум звёздожителей справится и не с таким.

Но пора переходить к сегодняшнему дню.

— Эллон, Орлан, друзья мои. Я очень признателен ам за ваш рассказ — и простите, что задумался и отвлёкся. Не пора ли поговорить о сути твоего открытия, друг Эллон?

Эллон, за те несколько минут, что я провёл, погрузившись в свои мысли, вроде бы справился со своими переживаниями. Он вновь распрямился и рассматривал меня слегка светящимися глазами. От моего обращения он горделиво расправился (всё-таки насколько по детски он ещё себя ведёт) и торжественно произнёс: — Друг Эли! Я счастлив, что ты обратился ко мне так! Я расскажу тебе самую суть моего гениального открытия!

— Как ты знаешь, Эли, связность пространства-времени можно прервать, разрушив её непосредственно. Так делают ваши «звёздные плуги». Техника Персея, как теперь ты знаешь, со времён Создателей основывалась на другой стороне воздействия. Она не влияла на пространство и время по отдельности, а изменяла сам характер их связности — в сторону как неограниченного увеличения связности, так и её уменьшения.

А вот техника Совета Цитадели — ещё более иная. Она основана на обращении пространства в не-пространство. При этом масса становится из фактора дробления пространства фактором его слияния. И позволяет игнорировать ограничения скорости света пропорционально взаимодействию массы и не-пространства. Замечательная техника, позволяющая в пределе добиться мгновенного взаимодействия удалённых обьектов — но при этом, дабы исключить растворение самих обьектов в не-пространстве, они должны обладать минимумом кинетической энергии в системе! Проще говоря, неподвижно располагаться на достаточно крупных тяготеющих массах. Удобно для транспортировки, неудобно для корабля!

Расы Цитадели знают способ обойти и это ограничение, применяя для снятия рассеивающего эффекта не-массу. Поразительное состояние энергии, о существовании которого я не мог и подозревать совсем недавно! Огромные возможности, Эли, просто невообразимые! Но нуль-масса — однозначно обнаружима в сверхсветовой области. Её легко можно селектировать из всех находящихся в пространстве обьектов, а это означает — возможность воздействия! Понимаешь, Эли?

Я в восторге уставился на молодого демиурга. Какой же Эллон молодец! Какая замечательная мысль! Теперь нет необходимости создавать огромный флот для борьбы со Жнецами. Сама станция Метрики, которая может работать и станцией сверхсветовых волн — а если я правильно понял Эллона, для техники демиургов разницы между гравитационным и сверхсветовым диапазоном не существует — будет одновременно и самым неотразимым оружием! Достаточно уничтожить правильно настроенными сверхпространственными волнами силовую установку мегасинтетов, основанную на применении масс-эффекта.

— Отлично придумано, Эллон! — искренне восхитился я. — Теперь мы легко справимся с угрозой Пространству Цитадели, благодаря твоим сверхсветовым излучателям!

— Идея сверхсветовых излучателей принадлежит тебе, Эли. — скромно ответил Эллон. — Я только построил их и настроил для конкретной задачи. Я счастлив, что именно мне поручили реализацию ещё одной твоей гениальной идеи, друг Эли!

Какая жалость, что на корабле нет Охранительницы! Я уже потянулся привычно к ней, чтобы запросить, когда у меня появилась идея сверхсветового излучателя. Как же неудобно, когда рядом нет постоянного советчика, всегда напоминающего о том, что выскочило из памяти! Но всё-таки память у меня не дырявая, и через несколько секунд я вспомнил. Когда я присутствовал при запуске «Глаза Вселенной», сверхмощной станции СВП в земной Сахаре, я восхищался её невообразимой мощью и думал, что сейчас огромный поток энергии пронизывает пространство и что если из-за какого-то возмущения в нём даже малая частица этой силы проявится в реальном космосе, то сила грянувшего взрыва превзойдёт всё мыслимое. Оказывается, и эту мимолётную мысль Охранительница заботливо сберегла и она была использована с пользой.

— Отлично, друг Эллон! Я вспомнил, о чём ты говоришь, это была интересная идея, и если у тебя получилось её реализовать — как всегда, у вас, у демиургов — самым лучшим способом — то тогда в руках у Звёздного союза есть новое, ещё более совершенное, абсолютно неотразимое оружие! Теперь мы можем напрямую обратиться в Совет Цитадели, к этим странным управляющим новых звездожителей и обьявить, что у нас есть полная уверенность в победе!

— Не стоит спешить, друг Эли. — остановил меня Орлан. — Я потому и обратился к тебе с просьбой прилететь сюда, на Плутон, чтобы даже Охранительница не узнала всех подробностей нашего разговора. Друг Эли, ты помнишь, что рассказал нам о Жнецах человек из другой вселенной — Шепард? И последний из протеан? Помнишь, они говорили, что главным оружием Жнецов был обман и предательство одних разумных другими? Что не добившись раскола между звездожителями, не посеяв между ними вражды, Жнецы обычно не нападали?

— Жнецы не смогут посеять вражды между нами, Орлан! — горячо возразил я. — Люди, галакты, демиурги — все народы Звёздного союза будут вместе против них!

— Я не сомневаюсь в этом, Эли. — спокойно ответил Орлан. — Но я не сомневаюсь и в том, что узнав через своих шпионов в Пространстве Цитадели о появлении ещё одной развитой цивилизации, враги жизни обязательно учтут её существование и предпримут меры! Жнецы обязательно постараются узнать всё о нас — до самой мелкой подробности, попробуют заслать к нам своих шпионов или подчинить себе кого-нибудь из тех, кто побывал у нас. Если они узнают о наших возможностях — отложат своё второжение и приложат все силы, чтобы похитить наши секреты. Тогда борьба с ними осложнится намного.

— Да, Эли! Ни в коем случае нельзя сообщать, нигде и никому, что у нас есть технология, позволяющая обнаруживать нулевой элемент! Если эти железные гробы узнают о том, что мы видим их насквозь — они смогут догадаться о способе защититься! — взмахнул руками Эллон.

— И как же эти «железные гробы» это сделают? Даже если они скопируют наши аннигиляторы пространства — всё равно их будет видно на локаторах, а значит, им никуда не уйти от импульсов излучателя! — продолжал спорить я.

— Эли, Жнецы — те самые «абсолютные механизмы», о которых мечтали фанатики-разрушители вроде нашего бывшего Верховного. Может быть, поэтому мне легче предсказать, что они сделают? Вот тебе, Эли, наверно, не приходит в голову мысль, что можно потушить ядро нулевого элемента или вообще от него отказаться, сбросить скорость до досветовой и двигаться к нашим системам на досвете от границ радиуса обнаружения СВП?

— Но ведь тогда лететь придётся десятки тысяч лет! — растерянно возразил я.

— Но ведь мы и говорим не о организмах, а о механизмах. Что для них любой срок — они могут отключиться на время полёта. И вновь включиться, уже прибыв в Солнечную систему в стотысячном году. — Орлан внимательно на меня посмотрел.

Да, нарисованная Орланом картина была ужасна. Если спугнём Жнецов сейчас — они затаятся и вновь обрушатся на живые миры, когда о их угрозе уже не останется, возможно и памяти. Я не уверен, что столь суровые предосторожности, предпринятые Орланом, необходимы. Кто, в конце концов, кроме землянина, сможет воспользоваться Охранительницей достаточно ловко, чтобы узнать всё о наших планах? Но если Орлану и другим демиургам так спокойнее — я согласен.

— Хорошо, друг Орлан, я не буду рассказывать в Совете о нашем новом оружии. Ты доволен?

— Спасибо, друг Эли. Теперь ты понимаешь, почему я так настаивал на максимальной осторожности действий в отношении поддержки народов Пространства Цитадели. Главное сейчас — не позволить Жнецам догадаться о наших истинных возможностях — и в то же время вызвать у них ощущение утраты преимущества. Если удастся спровоцировать их на удар в ближайшие десять лет — наша ловушка сработает. Поэтому действовать придётся очень осторожно. Мы с Ольгой и Алланом обговорили план на ближайшее время и я очень надеюсь, что ты поможешь нам в его реализации.

— Ты можешь не сомневаться во мне, друг Орлан. Ты, как всегда, намного рассудительнее и предусмотрительнее, чем я. Какие будут приказания, мой адмирал? — я шутливо сложил руки на груди. (Кажется, так, по словам Ромеро, в древности демонстрировали послушание.)

— Основную работу по заманиванию Жнецов придётся выполнить тем, кто уже известен в Пространстве Цитадели. Роли распределены, но и на Земле тебе оставаться не стоит, Эли. Я всё-таки не уверен, что Жнецы не имеют своего агента среди людей командора Шепарда. Отправляйся-ка ты за Мэри и летите самый-самый дальний уголок Галактики. Там я буду за тебя спокоен.

— Орлан, ты уже научился язвить, как моя сестра. Вера на тебя влияет отрицательно — ты хочешь, чтобы я вёл себя разумно и рассудительно! Хорошо, я отправлюсь куда подальше, но тихо себя вести не обещаю!

Глаза Орлана засветились мягким светом — он очень уважал мою сестру и был польщён тем, что я сравнил его с ней. Он поднялся из кокона и сказал: — Давай попрощаемся тогда, друг Эли. Твёрдой воли, удачных свершений тебе и скорой встречи!

Эллон, молча смотревший, как мы с Орланом обмениваемся шутками, одобряюще хохотнул костями и тоже пожелал мне доброй дороги. Наверное, такое прощание он придумал, прочитав что-нибудь из тех древних книг, что так любит Ромеро. Я кивнул своим друзьям и помчался домой на Землю, собираться.

Мэри, узнав, что я улетаю, тоже стала собираться. Пока мы готовили дорожные наборы, я поделился с ней: — Мэри, ты представляешь? Мы улетаем, потому что Орлан верит в шпиона Жнецов на Земле?

— Не очень смешно, Эли. — отпарировала моя дражайшая.

(Ещё один странный анахронизм, раскопанный нашим неугомонным Ромеро. Почему дражайшая? Разве в близком человеке столь важно, что он дрожит от холода? Ромеро рассказал, что с появлением первых сложных киернетических систем у людей развилась кибербоязнь — люди страшились, что их место займут неотличимые от людей андроиды. Кажется, я даже посмотрел с ним какой-то фильм про андроидов, пытающихся притворяться людьми. Ромеро полагает, что «дражайшая» значит — способная чувствовать холод, что означает, что речь идёт о натуральном человеке. То есть означает — вы уверены в том, что с вами — ваш действительный супруг, а не подделка. Немного иронично, но Мэри такое обьяснение чем-то понравилось.)

— Почему, Мэри?

— Хотя бы потому, что на кораблях батаров агенты Жнецов были. А как ты думаешь, почему их не только не пустили на Землю, но и не позволили вернуться к себе домой?

Как много же я всего пропускаю! Действительно, а почему?

— Тебя не смутило, как странно вели себя Ольга, Ромеро и Орлан на переговорах с командованием батаров?

— И впрямь, я поразился — Ольга была на себя не похожа! Оправдывалась перед этими захватчиками. А уж когда обратилась к Орлану на батарском — я подумал, что она сильно сдала за последнее время!

— Батаров провоцировали, мой милый. Орлан, наш умница, сказал, что среди командования агрессоров обязательно должны быть разногласия при капитуляции. Ромеро с ним согласился и продумал план переговоров. Батарское командование надо было заставить действовать в неожиданных условиях, испытывая сильнейшее желание сдаться перед превосходящей силой. Тогда между самостоятельно мыслящими особями и теми, кто оказался под враждебным контролем, стали бы хорошо заметны различия в поведении. По ним можно судить, есть ли среди них агенты более зловредных сил.

— Отличный план, но кажется, не сработал. Всех перебила агент Совета. Как её зовут…

— Азари зовут Самара. Её мы первоначально и заподозрили в чуждом влиянии. Она очень тщательно устранила всех, чьё поведение отличалось от ожидаемой реакции. Позже она согласилась пройти глубокое ментоскопирование, вдобавок наши друзья-галакты очень тщательно проверили её на внедрённость инородных включений…

— Галакты хороши с искусственными добавками, а если азари закодироввали биологически?

— Не так, милый Эли! За последние годы галакты создали, воспользовавшись нашими разработками и технологиями разрушителей, очень небольшие анализаторы органической материи. Они позволяют отличить в теле даже отдельные чужеродные молекулы! Совершенный механизм для лечения тяжёлых инозвёздных болезней — и отличная защита от малозаметного воздействия на звёздожителей. Самара оказалась чиста — но вот у кого-то на мостике в мозгу присутствовали инородные включения! Орлан переполошился — ты ведь знаешь демиургов, они очень осторожны и предусмотрительны. А здесь такое явное подтверждение глубинного и враждебного присутствия в Млечном пути! Как я поняла, Орлан лично намерен проконтролировать переговоры с Советом Цитадели — он думает, что для демиургов риск попасть под враждебное влияние меньше и хочет убедиться, что инфильтрация враждебного разума предотвращена.

— Что ж. Тогда за переговоры с Советом можно не беспокоиться. Орлан — очень ответственный звездожитель, он проследит за Шепердом и его друзьями.

— Ты знаешь, Эли, я познакомилась с Шепардом и думаю — ему опёка не понадобится, он вполне справится сам. Очень активный молодой человек, ему не хватает чуть-чуть собранности — разрасывается между тысячей дел.

— О Мэри! И тебя смог покорить этот звёздопроходимец!

— Эли, как тебе не стыдно ревновать! В конце концов, Шепард — всего лишь Шепард!