Ее бешеные звери

— Мы знаем. — Пауза. — О тебе.

О черт. Она имеет в виду, что я его Регина?

— Очень хорошо, — следует натянутый ответ.

Дверь со щелчком закрывается.

Проходит пять секунд, прежде чем дверь лифта открывается, и становится так тихо, что мы все слышим слабое жужжание, когда он спускается вниз.

Дикарь раздраженно выдыхает, и Генри выскакивает наружу, словно ему отчаянно не хватает воздуха.

Лайл немного отодвигается от стола, но я все еще нахожусь между его ног, мои руки все еще на его члене. Он смотрит на меня сверху вниз. И хотя его лицо смертельно серьезно, взгляд кипит, зрачки расширены на фоне золотых радужек.

— Что ты делаешь, Аурелия? — спрашивает он хриплым и сдержанным голосом.

— Я даже не знаю, — слабым голосом отвечаю я, снова опуская взгляд на его колени. — Но я хочу этого.

Я сжимаю его напряженный член, вспоминая, как он ощущался внутри меня. Его обхват. Боги, я хочу…

— Я хочу почувствовать его во рту, — выдыхаю я.

Руки Дикаря находят мои обнаженные бедра, поглаживая пальцами вверх и вниз, как будто он тоже ничего не может с собой поделать.

Пугающий взгляд Лайла перемещается на Дикаря, потом снова возвращается ко мне. Наступает тишина, и мы просто смотрим друг на друга. Я даже не могу объяснить, что я чувствую к нему, но надеюсь, что мои глаза передают это. Никто никогда не заступался за меня перед моей змеиной семейкой. Никогда. От этого мне хочется целовать его. Везде.

Пальцы Дикаря скользят по моей обнаженной коже, задевая ягодицы.

— Я вся мокрая, — бормочу я.

Глаза Лайла темнеют.

— Меньше болтай, принцесса, — Дикарь одним рывком стягивает с меня трусики и так сильно прижимается лицом к моей киске, что я падаю на колени льва. Я громко стону, сильнее стискивая член Лайла и прижимаясь к нему лицом.

Я сбрасываю брачный и обонятельный щиты одним махом. Когда он со мной, я хочу, чтобы он чувствовал всю меня. Я смотрю на него снизу вверх, наши метки светятся, и удовольствие от прикосновений языка Дикаря отражается в моих глазах.

Лайл стискивает зубы, мускул на его челюсти напрягается.

— Дай мне это, — отчаянно шепчу я. — Пожалуйста, Лайл.

Лицо Лайла меняется, пока он смотрит на меня сверху вниз, жар превращает эти глаза в расплавленный янтарь. Хотя его кулаки по-прежнему лежат на подлокотниках, молния на брюках волшебным образом расстегивается до конца. Он использует свой телекинез, и я в жизни не видела ничего более возбуждающего.

Он приказывает мне единственным властным словом.

— Соси.

Одним быстрым движением он высвобождает свой массивный член — красивый, длинный и толстый. Боже, неужели в прошлый раз он был таким огромным? Его головка блестит от возбуждения, а толстые голубые вены умоляют о моем языке.

Это кажется таким правильным — подчиниться его требованию. Я подаюсь вперед и со стоном вбираю его длину. Поднимаюсь и с наслаждением высвобождаю его с удовлетворяющим хлопком. На вкус он как соль, сила и что-то такое, присущее только Лайлу, от чего у меня текут слюни. Я снова принимаю его, насколько это возможно, желая, чтобы он был во мне целиком. Он упирается мне в горло, и я слегка задыхаюсь.

Мой лев запрокидывает голову и издает сдавленный стон. Дикарь пожирает мою задницу, просовывая большой палец в мою киску и облизывая тугую полоску мышц.

— Черт, ты такой вкусный, — говорю я мысленно Лайлу, снова посасывая головку и поднимая взгляд на него.

Его глаза расширяются от удовольствия. Он обхватывает мое лицо обеими руками, поглаживая большими пальцами щеки и глядя на меня сверху вниз, словно видит впервые. Я ухмыляюсь вокруг его члена, когда Дикарь мрачно посмеивается в мою киску.

— Регина, с тебя и правда капает, — бормочет он между моими половинками.

Я шиплю от вибрации, которая пронзает мое нутро. Боги, эти мужчины действительно могут убить меня удовольствием.

Я трусь о лицо Дикаря, пока провожу влажными губами по одной из толстых вен Лайла вниз по члену. Я бессмысленно стону, облизывая его от основания до кончика, потом снова заглатываю головку и сильно посасываю. Его предварительная сперма — это жидкое небо на моем языке, и я сосу сильнее, вытягивая из него еще больше. Лайл смотрит только на меня, пока я качаюсь вверх-вниз, постанывая от ощущения его вкуса и того, как Дикарь облизывает и двигает этим восхитительным пальцем внутри меня. Маленькая часть меня знает, что делает Дикарь. Он готовит меня к чему-то, что может произойти в будущем. К тому, что я хотела бы сделать. К тому, что, как я думала, никогда не произойдет до этого самого момента.

Моя анима кричит от удовольствия при мысли об этой возможности.

— Ты знаешь, как долго я хотела это сделать? — спрашиваю я Лайла мысленно. — Ты знаешь, как долго я мечтала о твоем члене у себя во рту?

Лайл рычит, протяжно и низко. Или это мурлыканье?

Потерявшись в ощущениях от обоих мужчин, я усердно сосу, когда снова поднимаюсь, выпуская его член с очередным хлопком. Я облизываю чувствительное место под его головкой, и мой лев вздрагивает, двигая бедрами, чтобы его член снова оказался у меня во рту. Я издаю звук огромного удовлетворения, представляя твердое, мощное тело, извивающееся под этим костюмом.

Не сбиваясь с ритма, я протягиваю руку, расстегивая его рубашку, чтобы лучше видеть золотистую кожу. Он позволяет мне, тяжело вздыхая. Я расстегиваю столько пуговиц, сколько могу, вытаскиваю рубашку из брюк и издаю счастливый звук при виде потрясающей плоти, которую вижу под ней. Его золотистый торс немного бледнее лица, шесть кубиков крепкого пресса перекатываются, когда он напрягается.

Потому что я заставляю его напрягаться.

Я не могу удержаться, чтобы не провести рукой по этим прекрасным, твердым мышцам, когда Дикарь рычит позади меня, погружаясь в свой анимус. Я трусь киской о его лицо, заставляя волка рычать громче, и Лайл нежной рукой убирает волосы с моего лица.

— Мой, — рычу я в его разуме.

— Аурелия, — шепчет он, глядя туда, где мы соединяемся.

Я сосу сильнее и быстрее, желая увидеть, как он распадается, теряет самообладание. Мне нужно почувствовать его сперму на своем языке и услышать, как он снова произносит это прозвище.

Лайл реагирует на мое возросшее давление. Его бедра вскидываются, и он издает стон в потолок, прежде чем снова посмотреть на меня. Я понимаю, что он теряет контроль, когда шепчет, напрягаясь всем телом:

— Ты так прекрасна, когда сосешь мой член, Ангел. Так охуено прекрасна.

Вот и все.

Дикарь вводит палец в мою киску, и я жестко кончаю, сжимая бедра Лайла и видя перед собой звезды. Звук, который я издаю, — сдавленный, хриплый крик. Дикарь не останавливается, двигая пальцем и безжалостно лаская мою сердцевину, неумолимый в своих притязаниях.

— Ты получишь мою сперму, Ангел, — цедит Лайл сквозь зубы, трахая мой рот так, что я стону от удовольствия. — И ты проглотишь ее всю, ты понимаешь?

Я вскрикиваю в знак согласия, позволяя ему получать от меня удовольствие, и радуясь, что он овладел моим ртом. Из моих глаз текут слезы.

Лайл сжимает мое лицо и ревет в воздух, когда его энергия мощной волной прокатывается по комнате, и он взрывается.

Горячая сперма брызжет мне в рот, пока он кричит, крепко, но осторожно сжимая мое лицо. Я проглатываю каждую каплю, потому что этого я и ждала. Это единственный способ утолить мою жажду по этому льву. Дикарь и Лайл стонут одновременно, и я кончаю еще раз, проглотив последнюю каплю.

Когда Лайл заканчивает, он откидывается на спинку кресла и смотрит на меня сверху вниз из-под тяжелых век. Он вытаскивает свой член у меня изо рта, и я игриво облизываю его, заставляя своего льва дрожать, и собственнически поглаживая его бедра.

Немного спермы стекает по моему подбородку, и прежде чем я успеваю стереть струйку, большой палец Лайла оказывается там и засовывает ее мне в рот.

— Все до последней капли, — рычит он. Я беру его большой палец в рот и с наслаждением посасываю. Он вынимает его у меня изо рта и с каким-то благоговейным изумлением проводит по моей распухшей нижней губе.

Дикарь крепко целует меня в обе ягодицы, а Лайл облизывает губы. Я слежу за его движениями орлиным взглядом.

— Иди сюда, — он приказывает, но очень нежно.

Дикарь отпускает мою задницу, и я поднимаюсь по телу Лайла, чтобы оседлать его колени, проводя руками по его рукам и плечам. Он прижимается своим лбом к моему, а затем властно захватывает мой рот. Рыча, он пробует на вкус сначала мою верхнюю губу, затем нижнюю, проводя языком по стыку обеих, прежде чем вторгнуться в меня своим языком.

Я всхлипываю ему в рот, и он крепко сжимает меня в объятиях. Это единственное движение говорит мне то, чего он не может выразить словами. Что он хочет меня. Что он заявляет на меня свои права. Что он… нуждается во мне так же сильно, как я нуждаюсь в нем. Он отстраняется ровно настолько, чтобы мы оба могли дышать, и тихо вздыхает.

Я шепчу ему в губы:

— Я думала, ты сказал «больше никогда».

Он отстраняется, чтобы как следует меня рассмотреть, и нежно поглаживает мою щеку большим пальцем, не сводя с меня ласкового взгляда. Этот взгляд такой новый, такой прекрасный, что я не могу не раствориться в нем. Его губы изгибаются в ослепительной улыбке, и он шепчет в ответ:

— Полагаю, я солгал.

Мое сердце увеличивается в десять раз.

Дикарь лежит на полу под столом Лайла, раскинув руки и ноги, словно он съел самую большую и вкусную порцию в своей жизни.

— Коса будет в бешенстве, — говорит он посмеиваясь.

Глава 48

Лайл

Аурелия, уютно свернувшаяся у меня на коленях, такая мягкая и теплая, только что полностью поглотившая мой член, успокаивает ревущего, неистового зверя внутри меня, словно нежная песня, спетая для измученного сердца.

Мне не следовало так радоваться, когда увидел ее на коленях под моим столом, но один взгляд на ее великолепную фигуру, на то, как она смотрела на меня с такой откровенной, распутной жаждой, привел меня в безумное исступление.

Даже всем своим существом я не мог противиться ей.

Я почувствовал, что они здесь, еще до того, как открыл дверь своего кабинета. Безумный, хаотичный запах, исходящий от Дикаря, был слишком очевиден. И теперь, когда я побывал внутри источника силы Аурелии, как ее пара, я могу чувствовать это золотое прикосновение рая, где бы она ни была в кампусе. Он мучил меня своими скрытыми обещаниями, воспламенял мою кожу и отправлял в ад.

Ослепительно-голубые глаза смотрят на меня с улыбкой, довольные и сытые. Так и должно быть. Потребность заявить на нее права, доминировать над ней была раной, которую могла залечить только она. Ее губы были бальзамом для меня, успокаивающим мою раскаленную докрасна агрессию. Теперь это коварное чудовище скользнуло по моему позвоночнику, довольное тем, что наша Регина в наших объятиях, в безопасности и сияет от счастья.

За все время, что Аурелия провела в моей Академии, я ни разу не видел ее счастливой. С друзьями она была близка к этому состоянию, но оно не шло ни в какое сравнение с той золотой силой, которая исходила от нее сейчас.

Я вздыхаю, проводя костяшками пальцев по ее оливковой коже, раскрасневшейся от возбуждения. Я понимаю, что она хочет доставить мне удовольствие. Она получала наслаждение, подчиняясь мне, точно так же, как я получал наслаждение, доминируя над ней и видя, как она подчиняется.

В груди разливается тепло, и я не могу молчать.

— Я хочу видеть тебя счастливой, — шепчу я, заправляя прядь ее длинных полночных волос за ухо. Потребность ухаживать за ней непреодолима.

Удивление мелькает на ее лице, прежде чем она застенчиво улыбается.

Эта улыбка заставляет меня замереть. Она заставляет меня смотреть на нее, на это создание, подаренное мне судьбой.

Ее тетка вывела меня из себя и лишила рассудка. Своими словами, своим очевидным флиртом. Каждая секунда разговора с ней была отравленным клыком, разрывающим мое внешнее спокойствие. Эта женщина причинила вред Аурелии. Моя пара потеряла мать, как и я. И когда она могла бы найти мать в лице своей тети, Шарлотта Нага полностью отвергла ее. Такую рану мог нанести только по-настоящему злонамеренный человек.

Но это возвращает меня к тому, почему мы вообще здесь собрались. Я бросаю взгляд на Дикаря, лежащего навзничь, наполовину под столом и с лицом, блестящим от соков нашей Регины.

Я спрашиваю:

— Что вы здесь делали?

Быстрота, с которой улыбка на лице Аурелии сменяется волнением, заставляет моего льва зарычать за дверью. Но мужчина во мне приподнимает бровь. Она оглядывается и пытается слезть с меня, но я нежно хватаю ее за шею. Она обмякает, полностью уступая.

Ничто не делает меня счастливее, чем ее покорность. От этого я снова возбуждаюсь.

— Что ты здесь делала, Аурелия? — тихо повторяю я.

Дикарь фыркает, когда я бросаю на него взгляд, и изображает, как он закрывает рот на замок и выбрасывает ключ. Интересно, знает ли Коса, кому теперь предан его брат.

Голубые глаза встречаются с моими.

— Я, эм… А это важно? — Аурелия облизывает губы, и я понимаю, что должен отпустить ее, пока не прижал к своему столу.

Я отпускаю ее шею и жестом предлагаю встать. Она быстро подчиняется.

И тут я вижу под столом папку со студенческим досье.

— Жалкие преступники из вас получатся, — бормочу я и с помощью телекинеза притягиваю папку к себе. Прочитав, кому она принадлежит, я хмуро смотрю на Аурелию.

— Я просто интересовалась другими бешеными, — быстро говорит она.

Я откидываюсь на спинку стула и изучаю ее. То, как ложь слетает с ее губ.

— У тебя растет нос, — замечаю я.

Она мило краснеет под моим взглядом, и мне приятно сознавать, что я произвожу на нее такое впечатление, но… разве она не знает, что ее сила соперничает с моей? Или она знает, но разница в наших физических размерах создает удачную иллюзию? Возможно, ее отец физически не владеет ею, но он все еще здесь, в ее сознании. Все еще владеет ее страхами.

— Я, пожалуй, пойду, — говорит она. Генри выскакивает к ней из ниоткуда. Нимпины обучены вести себя сдержанно во время полового акта. Мы с Риком не хотели рисковать и подвергать их опасности.

Дикарь грациозно поднимается на ноги.

— Я провожу тебя до общежития, Регина.

Все мои инстинкты подсказывают мне заключить Аурелию в объятия и отнести в свою кровать, где мы должны отшлепать ее за дерзость, а затем переодеть в более теплую одежду.

Я сокрушительно вздыхаю. Любые отношения с Аурелией обречены на провал. По крайней мере, пока я здесь в качестве одного из ее учителей. Существуют протоколы для случаев, когда в стае обнаруживаются отношения между учителем и учеником или медицинским работником и пациентом. Но эти протоколы подразумевают отстранение одной или обеих сторон от занимаемой должности до образования их союза. Наш вид особенно снисходителен, когда дело касается брачных уз, поскольку мы считаем их священными — важнее всего остального.

Поскольку Аурелия непреклонна в своем желании сохранить тайну своего ордена, мы не можем раскрыть, что я — один из ее суженых. Люди начнут задаваться вопросом, как у орлицы в стае оказались волк и лев. Без священных брачных уз любые другие публичные отношения с ней по праву являются незаконными.

Таким образом, мои руки связаны.

Но мой анимус уже посылает меня за ней.

— Я тоже провожу тебя, — рычу я. — И ты расскажешь мне, почему тебя интересует Титус. Он не один из твоих.

Селеста рассказала мне, кому он принадлежит. Как феникс, она знает обо всех узах в Академии.

— Это не так, — поспешно соглашается Аурелия. Я крадусь за ней, когда она выбегает из моего кабинета вместе с Дикарем. Я должен подавить свой охотничий инстинкт, пока не повалил ее на пол. — Я просто подумала, что смогу узнать больше о своем состоянии.

Еще одна ложь.

— Почему ты не спросила меня?

Она бросает на меня неуверенный взгляд через плечо, и я понимаю, что она не считает меня тем, с кем можно поделиться.

Это ранит мое первобытное «я», и я хмуро смотрю ей в спину, когда лифт издает сигнал и двери открываются.

Аурелия заметно вздрагивает, когда появляется Джорджия.

Взгляд моей секретарши перескакивает с Дикаря на Аурелию, и она кривится, прежде чем посмотреть на меня.

— Шевелись, кошатина, — нетерпеливо рычит Дикарь.

Ее брови взлетают вверх, но она выходит из лифта, при этом скользнув своей рукой по моей.

— Я почти закончила на сегодня, Лайл, — натянуто говорит она. — Но я могу остаться, если понадоблюсь.

— Не понадобишься. — Рычание срывается с моих губ чисто рефлекторно.

Джорджия удивленно моргает. Затем ее ноздри раздуваются, и она снова переводит взгляд на Аурелию.

Когда Дикарь затаскивает Аурелию в лифт, у меня вдруг появляется непреодолимое желание спрятать свою Регину. Я захожу в лифт и нажимаю кнопку, закрывая двери.

Джорджия оборачивается, чтобы проследить за моими движениями, и я смеряю ее предупреждающим взглядом.

Как только двери надежно закрываются, я беру маленькую ручку Аурелии в свою.

— Я хочу, чтобы ты приходила ко мне, если у тебя возникнут вопросы, — мягко говорю я.

Ее щеки краснеют от моего внимания, но она кивает. Я все еще чувствую в ней сомнение по отношению ко мне. Мой анимус заставляет нас погладить Аурелию по щеке. Она прислоняется к моей ладони, и мурлыканье вырывается из глубин моего существа.

Лифт опускается.

— Ты имеешь право на свои секреты, — бормочу я, хотя мой анимус протестующе вопит. — Но я здесь не для того, чтобы причинить тебе боль. Я хочу помочь.

Аурелия опускает взгляд на свои руки.

— Я знаю.

Но ее слова говорят мне одно, а язык тела — совсем другое. Она не совсем доверяет мне.

Возможно, причина в том, что я приковал ее наручниками к своей…

Я внезапно замираю от ужаса. Вернувшись, я обнаружил обрывки наручников на кровати, но в тот момент почувствовал, что она с Дикарем и не стал преследовать. Но… всю свою жизнь Аурелия боялась, что ее отправят на размножение. И я приковал ее к своей кровати.

Дикарь обращает ко мне хмурый взгляд, когда двери лифта открываются.

— В чем дело? — рычит он.

Аурелия снова смотрит на меня. Я беру ее лицо в свои руки и мягко обволакиваю своей силой. Она моргает, чувствуя меня рядом с собой и в своем сознании.

— Прости, что я приковал тебя наручниками к своей кровати.

Ее взгляд затуманивается от воспоминаний, и что-то внутри меня снова сжимается от этого зрелища.

— Мне очень жаль. Я больше никогда этого не сделаю. Никогда.

Аурелия прикусывает губу, прежде чем ответить.

— Даже не думала, что доживу до того дня, когда ты извинишься передо мной.

Я качаю головой.

— Я не выше этого. По крайней мере, когда дело касается тебя.

Она потрясенно втягивает воздух, прежде чем наклониться и прижаться своими губами к моим.

— Моя работа — защищать тебя, — говорю я властно. — Никто не заберет тебя из моей Академии.

— Никто не заберет от нас, — рычит Дикарь.

Раздается сигнал лифта, который слишком долго оставался открытым из-за того, что Дикарь держала палец на кнопке. Я вдруг вспоминаю, что мы на виду, и отхожу от Аурелии.

Я заслуживаю каждую каплю агонии, которая разрывает мою грудь при виде боли на ее лице. Но Дикарь подхватывает ее на руки и бросает на меня мрачный взгляд. Они оставляют меня стоять там, как дурака. Дурака, которому прямая дорога в ад.

Глава 49

Аурелия

— Ну что, ты нашла что-нибудь? — нетерпеливо спрашивает Стейси.

Я вытираю волосы полотенцем и бросаю взгляд на Минни, которая сидит на своей кровати и нервно грызет ноготь большого пальца. Как только Дикарь оставил меня здесь, я бросилась в душ, чтобы смыть с себя как можно больше запаха Лайла. Мои обонятельные щиты хороши, но в последнее время я склонна ошибаться из-за того, что постоянно использую свои способности. Я не могу допустить, чтобы у Лайла были проблемы из-за меня, а то, что Джорджия чуть не поймала нас, только усугубляет ситуацию. Я знаю, почему он отошел от меня в лифте, но мне было больно видеть, как он осознает это, а затем намеренно отдаляется от меня. Это было похоже на самый жестокий отказ.

— Меня поймали, — сухо отвечаю я. — Как только я взяла папку в руки, вошел Лайл с моей сукой-тетушкой.

Ракель матерится, бросая взгляд сквозь стеклянные двери нашего балкона. Юджин расхаживает по комнате с маленьким брелоком, который Стейси сделала для него и повесила ему на шею. Она нарисовала его портрет и обвела его причудливыми буквами, написав: «Клуб поклонников Юджина». Теперь все нимпины сидят перед львицей и смотрят, как она делает такие же брелоки для всех.

— О какой сучке мы говорим? — усмехается Сабрина, скрестив руки на груди.

— Она держала Лию в дырявой хижине на задворках их большого дома и морила ее голодом, так что она та еще сука, — мрачно говорит Минни, а потом смотрит на меня широко раскрытыми глазами. — Я знала, что мы не должны были так рисковать тобой, Лия. Ты уже и так у всех на прицеле.

— Знаете, — я пожимаю плечами, — могло быть и хуже. К счастью, Дикарь подоспел вовремя, чтобы спасти меня от полного провала, — не могу врать им в глаза, поэтому довольствуюсь тем, что тоже смотрю в окно.

Сабрина внимательно наблюдает за мной, но больше ничего не говорит. Вздохнув, Минни направляется в нашу ванную принять душ, захватив с собой Герти для поддержки.

Я смотрю им вслед с неприятным чувством в животе.

Правда в том, что я немного потрясена, узнав, что Титус — Клосон. Это пробуждает старые воспоминания, которые, как я думала, были давно похоронены. В месте, где слишком больно копать.

— Итак… план Б, — вздыхает Сабрина.

Ракель стонет.

— Н-не надо, п-пожалуйста.

— Ты готова к этому, Лия? — Сабрина встает с кровати Минни. — Потому что я готова.

— Т-ты уверена, Сабрина? — мрачно спрашивает Ракель.

— Я знаю, ты не хотела пополнять свой послужной список, — говорю я.

Впервые с тех пор, как я познакомилась с леопардом, я вижу проблеск неуверенности в свирепых карих глазах Сабрины. Словно для того, чтобы укрепиться в своей решимости, она лезет в карман шорт и нащупывает набор отмычек, которые она всегда носит с собой. Если у нее нет карманов, она кладет их в бюстгальтер. Это похоже на защитное одеяло. Учитывая, что в детстве ее запирали в шкафу, и мой собственный страх перед подобным, я понимаю, почему она хранит их как талисман.

Взгляд Лайла, когда он понял, что мог причинить мне боль, приковав меня наручниками к своей кровати, навсегда останется в моей памяти. В нем был настоящий ужас. И то, что он смог это осознать… Я вздрагиваю. Он переживал обо мне и, казалось, сожалел обо всем, что произошло в тот день, когда я узнала, что он мой суженый. Возможно, это было самое страшное из всего.

Сабрина решительно кивает.

— После того как я украла целую бриллиантовую цепочку из ювелирного магазина «Ягуар» прямо в центре делового района, ноутбук Титуса не составит для меня труда. Меня не поймают. Кроме того, вам пора понять, насколько я гениальна.

Стейси щелкает пальцами.

— Тогда давайте хакнем эту тварь.

— В субботу днем, — твердо говорит Сабрина, — когда он меньше всего этого будет ожидать.

Ночью я осталась одна в комнате, потому что Титус позвал Минни, и она захотела пойти, по крайней мере, так она мне сказала. Дикарь проскользнул в комнату и забрался в мою кровать. Я подвинулась, чтобы освободить место, но вместо этого он притянул меня к себе на грудь.

— Ты пахнешь, как самый вкусный торт во вселенной, — шепчет он, нежно проводя ладонью вдоль моей спины.

Я фыркаю, укладываясь поудобнее.

— От тебя пахнет старым, грязным лесом.

Дикарь только посмеивается.

— Ты обещала, что будешь в моей постели по выходным, — говорит он. — Я не могу дождаться завтрашнего вечера.

Нервничаю ли я из-за того, что буду проводить ночи выходных в комнате Дикаря, Ксандера и Косы? Черт возьми, да, нервничаю. Просто сейчас происходит так много всего, на чем мне нужно сосредоточиться, и отвлекаться на то, что я там, — это худшая пытка. Как они спят? Коса спит на боку? Ксандер пользуется маской для сна? Я хочу получить ответы на очень много вопросов.

— Какой была твоя мама? — внезапно спрашивает Дикарь. — Моя иногда была доброй.

Я вздрагиваю от его вопроса, потому что мы никогда не говорили об этом. Черт возьми, я вообще стараюсь не думать о своем прошлом. Я видела его мать в его воспоминаниях. Бледная, тощая женщина, которая никогда хорошо не относилась к Дикарю и, казалось, предпочитала Косу.

— Когда мне плохо, я представляю, что она рядом со мной, — у меня начинает щипать в глазах и вдруг хочется прекратить этот разговор. Но Дикарь медленно проводит рукой по моей спине, и мне становится легче.

— Прости, ты не обязана говорить об этом, — шепчет Дикарь. — Просто Рубен сказал, что когда ты кого-то любишь, то должен попытаться узнать о нем все.

Ну, вряд ли я могу придраться к этому, не так ли? Что-то расслабляется у меня в животе, и я провожу пальцем по черным чернилам, которыми вытатуирован край волчьего уха у него на груди.

— Все в порядке, — отвечаю я, сглотнув. — Мне было пять, когда она умерла, так что у меня не так много воспоминаний. За мной присматривала няня Розалина, но я готовила вместе с мамой. Она действительно великолепно пекла, и у нас получались самые вкусные кексы и пирожные. Она позволяла мне вылизывать миску и не расстраивалась, если я устраивала беспорядок или случайно что-нибудь проливала. Тогда разница между отцом и матерью казалась мне забавной. Маму не волновало, если все было немного… диким, но мой отец хотел, чтобы все было безупречно и в полном порядке.

— Типа как Лайл, — говорит Дикарь.

— Не такой, как Лайл, — твердо говорю я. — Мой отец мог быть… жестоким, когда что-то шло не по плану. Я всегда немного боялась его. Это делало изучение моих способностей не таким уж приятным процессом. Я стала по-настоящему хороша в них, но занятия мне не нравились.

Большинство анималия обретают свои силы, когда их зверь проявляется в период полового созревания, но ни я, ни мои суженые не являемся большинством. Волки могут общаться телепатически с детства, но другим орденам приходится ждать.

— У меня всегда были силы. С самого детства. Мама начала учить меня создавать щиты, когда мне было около трех. Должно быть, это особенность Костеплетов.

Дикарь довольно хмыкает.

— Неудивительно, что ты так хорошо с ними справляешься. С этими штучками-невидимками.

Я хихикаю.

— Ага. Однажды я воспользовалась ими, чтобы пошнырять по дому, и мой отец…

Я замолкаю, потому что в тот единственный раз, когда я использовала свой щит невидимости, чтобы незаметно побродить по дому, я хотела стащить шоколадного пасхального кролика из кладовой. Но я увидела, как плачет мама. Это так меня расстроило, что я побежала утешить ее, не подозревая, что отец тоже наблюдал за ней из тени и увидел, как я выхожу из-под щита. Я впервые в жизни почувствовала себя неуютно рядом с ним.

— Что он сделал, Регина? — голос Дикаря звучит напряженно.

Я делаю глубокий вдох, пытаясь взять себя в руки.

— Я не хочу говорить об этом, Дикарь.

Я чувствую, как Генри подлетает ко мне и приземляется на грудь Дикаря. Нимпин прижимается к моей щеке и кудахчет в своей обычной успокаивающей манере. Я смахиваю внезапные, раздражающие слезы.

К моему удивлению, Дикарь проводит пальцем по крошечной головке Генри, прежде чем крепко обнять меня.

— Со мной ты всегда будешь в безопасности, Регина, — шепчет он. — Всегда.

И тогда я плачу по-настоящему, уткнувшись в голую грудь Дикаря, размазывая сопли и слезы по его коже. Но моего волка это нисколько не беспокоит.

На следующее утро, когда я встречаюсь с Сабриной и другими анимами за завтраком, моя кровь бурлит от энергии. Я удивленно разминаю пальцы и поражаюсь тому, что сегодня у меня не так сильно болит живот. То, что у меня одновременно было двое суженых, казалось сном, и я бы так и подумала, если бы до сих пор не чувствовала на языке вкус Лайла. Мне так хорошо, что даже утреннее сообщение (Неизвестный: Не делай глупостей, змееныш) не может меня расстроить.

— Да ты просто сияешь сегодня, — обвиняющим тоном говорит Стейси, хотя на ее лице появляется кривая улыбка. Ракель прячет усмешку.

— А я-то думала, что ты из-за чего-то переживаешь, — говорит Сабрина, разрезая свою стопку блинчиков. — Ты наконец-то соблазнила Ксандера? Я слышала, что драконы должны оставаться внутри своей пары всю ночь, чтобы заявить на нее права. Можешь спросить у него, правда ли это?

Ракель рядом со мной осторожно принюхивается в мою сторону, и я надеюсь, что сегодня утром я достаточно тщательно вымылась. Она никогда ничего не скажет, если унюхает моего льва, но если все узнают, это точно станет проблемой.

Тем временем я давлюсь кофе.

— Нет, я не соблазняла гигантскую рептилию. Он ненавидит меня, и, ну… Я тоже не в восторге от него.

Мои друзья закатывают глаза.

— Так когда мы начинаем? — взволнованно шепчет Стейси. — Я уже давно не ковырялась в чьей-то технике.

— Поверить не могу, что вы так настроены, — ругается Ракель в нашем коллективном сознании. — Коннор предупреждал нас не просто так.

Вчера вечером мы решили воспользоваться моей способностью к телепатии. А поскольку Ракель могла передавать сообщения любому из нас, мы могли общаться на расстоянии, если что-то случится. Поскольку остальные наши друзья — кошки, любой разговор мог быть только односторонним.

— Расслабься, — Сабрина машет вилкой в сторону нашего волка. — Рядом с вами сидит Сники МакСник. (Sneaky — коварный и пронырливый). Мы без проблем войдем и выйдем.

Мы не сказали Коннору и Минни, что активировали план Б, но когда мы изначально упомянули об этом как о возможности, они оба прямо сказали нам, что из-за этого нас убьют и что они остановят нас, если мы попытаемся. Поскольку Сабрина, Стейси и я решили, что это хороший план, и у нас не было других идей, мы убедили Ракель не говорить им, что мы собираемся его осуществить.

На самом деле, это довольно дерьмово с нашей стороны, но, насколько я понимаю, Минни нужна помощь. Она слишком милая и добрая, чтобы придумать что-то настолько коварное.

Как только я продемонстрировала свои дополнительные способности Костеплета — невидимость и телепатию, — даже Ракель, кажется, успокоилась и пришла к выводу, что у нас все получится.

— Он ходит на обед по субботам, — продолжает Сабрина. — Мин, вероятно, будет с ним.

— Вам двоим нужно вести себя как обычно, — говорю я, откусывая от черничного датского пирога, — чтобы не вызывать подозрений.

Мы проводим утро в нашем общежитии, где Стейси и Сабрина помогают мне практиковаться в телекинезе. На самом деле очень трудно манипулировать предметами издалека, особенно если они уже движутся, но я обнаружила, что благодаря огромному приливу дополнительной энергии у меня неплохо получается. К обеду я уже без труда отбиваю лифчик, который бросает в меня Сабрина. Однако кожаный ботинок Ракель попадает мне прямо в лицо.

Мы уходим до начала обеда, чтобы занять хороший столик и посмотреть, как придут Титус и Минни.

Я сижу лицом к входной двери, вгрызаясь во второй датский десерт, когда они входят. У меня сразу встают дыбом волосы. Титус проходит первым, обнимая за плечи свою подружку-змею, которая при полном готическом параде: черные тени для век, черная губная помада, черное платье и ботинки.

Ракель издает низкое, недовольное рычание рядом со мной, когда Минни проходит следующей. Ее подбородок гордо вздернут, макияж безупречен, а розовые волосы собраны в милый хвостик, но что меня бесит, так это то, что она идет одна и позади них.

В нашем мире это язык, который говорит о многом.

— Она его гребаная девушка, — без запинки цедит Ракель. — И он ставит ее позади них!

Мы, затаив дыхание, наблюдаем, как она встает в очередь к буфету позади пары, а Титус даже не удостаивает ее взглядом. Он даже кормит ее последней.

— Ублюдок, — выдыхает Стейси.

— Неандерталец с вялым членом, — усмехается Сабрина. — Надеюсь, он подхватит сальмонеллез от всей этой сырой курятины, которую жрет.

Юджин согласно каркает, сидя между мной и Ракель.

Моя кровь кипит, сердце бешено колотится, а кулаки крепко сжимают подлокотники стула. Я не знаю, почему Минни так упорно следует за Титусом, когда он так с ней обращается. Конечно, любовь должна выглядеть не так. Сквозь стиснутые зубы я говорю в голову Сабрины:

— Давай прижмем этого ублюдка.

Глава 50

Аурелия

Сабрина кивает, ее тело тоже вибрирует от гнева, когда мы вдвоем выходим из столовой. Минни не оборачивается, когда мы проходим мимо нее к двери, но ее тело напряжено до самых плеч, и она все еще пытается взять себя в руки. На ней простое свободное черное платье, а Герти похожа на крошечный солнечный лучик, который кудахчет ей в ухо.

Черный — самый нелюбимый цвет Минни. И, судя по всему, самый любимый у Титуса.

— Ты меня слышишь? — проецирует Ракель.

— Громко и четко, — отвечаю я.

Снаружи на нас льется свет осеннего солнца, согревая мои замерзшие вены. Мы идем по тропинке к общежитиям анима, а затем проскальзываем в переулок между центральным зданием и одним из крыльев. Вокруг нет ни стражников, ни кого-либо еще, кто мог бы за нами наблюдать, поэтому я создаю вокруг себя и своей подруги-леопарда восьмой щит-невидимку.

После вчерашних занятий под столом Лайла я заряжена энергией и уверена, что щит выдержит все возложенные на него нагрузки.

— Иди быстро, — инструктирую я Сабрину. — И помни, щит не блокирует звук.

— Поняла.

Я беру ее за руку, и мы возвращаемся обратно, направляясь прямиком к общежитию анимусов и лавируя между парнями, которые идут в противоположном направлении на обед. К счастью, я не вижу никого из своих суженых, иначе это закончилось бы катастрофой. Коса слышит биение моего сердца, так что от него не скрыться, а Дикарь может… ну, черт возьми, просто чувствовать мое присутствие, верно? Он лучший следопыт из всех. Надеюсь, они уютно устроились на своем тайном этаже и едят вкусную еду, которая недоступна нам. На этот раз мне это выгодно.

Второе, из-за чего я нервничаю, — это Бастиан, горгулья общежития анимусов, который смотрит на всех сверху вниз через свой монокль. Я не знаю, как далеко простирается его магия, но оказывается, что он слишком занят, глазея на задницы анимусов, когда они покидают свое общежитие, чтобы заметить двух невидимых девушек. Сабрина фыркает, когда мы слышим лукавое бормотание:

— Попка у этого упругая, как свежий персик, так и просится в руки! — и мы успеваем проскользнуть внутрь вслед за двумя ястребами с колючими прическами.

В прохладном фойе общежития мы находим укромный уголок и переводим дух, потому что я не хочу, чтобы кто-то заметил наше тяжелое дыхание. Как только наше дыхание становится ровным и тихим, мы на цыпочках поднимаемся по лестнице на второй этаж.

В коридоре пусто, если не считать нескольких человек в конце, которые, судя по всему, дежурные по уборке и методично моют пол вокруг своих комнат.

— Третья дверь справа, — шепчу я.

Сабрина хмыкает и достает отмычки.

— Это не займет много времени.

Мы подходим к двери и обе прижимаемся ушами к черному дереву, чтобы почувствовать, есть ли там кто-нибудь еще. Ничего не услышав, Сабрина приступает к делу, очаровательно поджав губы. Наблюдать за этим увлекательно. Она даже не использует руки, только телекинез, и отмычки совершают едва заметные движения, которые я практически не различаю. Ее способность управляться с мелкими хрупкими предметами пригодилась бы во многих отраслях. В другой жизни Сабрина могла бы стать отличным ученым-анималия, работающим с опасными химикатами.

Замок со щелчком открывается. Мы оглядываемся по сторонам, прежде чем Сабрина толкает дверь. Крик в конце коридора заставляет нас обеих замереть. Я хватаю Сабрину за руку.

— Ты не можешь собирать крысиные кости в своей комнате, Рэй! — громко и отчетливо ревет Дикарь из комнаты в самом конце коридора.

— Но почему нет, сэр? — скулит самец, предположительно волк. — Я собираю их для встречи со своей Региной…

— Это не гигиенично! — кричит Дикарь.

— Я все подожгу, — сухой голос Ксандера заставляет нас с Сабриной уставиться друг на друга. — Это абсолютное оскорбление для моего носа.

Я разделяю свой щит невидимости надвое, прямо посередине. Это требует мгновения напряженной концентрации, но я справляюсь, что позволяет мне отойти от Сабрины.

— Заходи, — говорю я телепатически. — У нас мало времени. Я буду охранять дверь.

Сабрина кивает и проскальзывает в комнату Титуса.

— Пожалуйста, не надо, мой господин! — умоляет волк, бесстыдно поскуливая. — Я сложу их аккуратными кучками и…

Из комнаты вырывается свет, и волк в ужасе кричит. Раздается треск и свист. В нос бьет ужасный запах гари, и я едва сдерживаю рвотный рефлекс, но через несколько секунд он исчезает, оставляя лишь запах дыма.

— Готово, — рявкает Ксандер. — Не стоит об этом скулить, волк. Приберись здесь, или я поджарю твою задницу следующей. Дикарь, у нас есть подслушивающее устройство.

Сердце падает куда-то вниз, и я целую секунду раздумываю о том, чтобы развернуться и просто убежать. Но моя анима непоколебима. Регина во мне наотрез отказывается убегать от своих суженых и от того презрительного тона, который только что использовал Ксандер.

Итак, когда Ксандер и Дикарь выходят из самой дальней комнаты — угадайте, кто злобно ухмыляется, а кто сияет? — я скрещиваю руки на груди и сбрасываю свою невидимость.

— Как ты узнал, что я здесь? — спрашиваю я Ксандера резким тоном.

Понятия не имею на чем именно сосредоточены его неоново-белые глаза в данный момент, но шестое чувство подсказывает, что дракон подозрительно оглядывает меня с ног до головы. В принципе, плевать, но мне нужно дать Сабрине время найти этот ноутбук и уйти одновременно со мной. Я не смогу точно окружить щитом, если не смогу ее видеть.

Дикарь радостно вскрикивает и подбегает ко мне, объясняя вместо Ксандера:

— Драконья магия. Ксандер может делать всякие ловкие штучки.

— Штучки, о которых я не хочу распространяться, — неодобрительно говорит Ксандер.

Дикарь наклоняется, чтобы обнять меня за талию, потом выпрямляется и поднимает, так что мои ноги болтаются в воздухе, а грудь и живот прижимаются к его твердому, как камень, телу. Я чмокаю его в губы — отчасти потому, что мне нужно скрыть гримасу боли, а отчасти потому, что тяну время, чтобы дать Сабрине шанс.

— Ты здесь из-за меня? — спрашивает Дикарь, не отпуская меня и раскачивая взад-вперед, как на качелях. — Я тоже по тебе скучал.

К несчастью, Ксандер задерживается, неодобрительно глядя на нас сверху вниз. Его волосы сегодня распущены, шелковистые пряди ниспадают на плечи, практически полностью скрывая шнуры от наушников.

— Вообще-то, нет! — говорю я громко, надеясь, что Сабрина меня услышит.

Дикарь морщится и опускает меня на пол, засовывая палец в ухо, чтобы почесать.

— Знаешь, у меня очень хороший слух.

— Извини, — говорю я. — Вообще-то я ищу Минни.

— Я не удивлен, что она прячется от тебя со всей твоей навязчивостью, — ехидно говорит Ксандер. — Ее все равно здесь нет. Убирайся из общежития анимусов.

Мое сердце немного екает из-за его грубого отказа, но я должна ответить ему тем же.

— Анимам разрешено находиться в этом общежитие, Ксандер Дракос, хотя я уверена, что ни одна из них не приходит сюда ради твоей чешуйчатой задницы. Вообще-то, я всегда хотела спросить тебя об этом.

Дикарь вмешивается как раз в тот момент, когда Ксандер открывает рот.

— Спросить его о чем?

— Если у него чешуйчатая задница, — спокойно говорю я, — может быть, поэтому никто не хочет на нее смотреть, понимаешь? Они боятся, что это выглядит очень странно. Типа псориаза.

— Они бросаются к моим ногам, — говорит Ксандер почти с отвращением. — Каждый ебанный день и ночь. Как анимы, так и анимусы.

Я вдруг вспоминаю девушку, которую он поджег, когда мы только попали в Академию.

— Может, это те, кто увлекается садо-мазо? — я пожимаю плечами. — Это единственное правдоподобное объяснение.

Ксандер наклоняется ко мне и рычит от едва сдерживаемого гнева:

— Ты когда-нибудь слышала фразу «Не буди дракона»?

— Ты когда-нибудь слышал фразу «Не будь мудаком»?

Глаза Ксандера на мгновение вспыхивают красным, но Дикарь смеется и, схватив меня за руку, тащит дальше по коридору.

— Какое непристойное слово в устах принцессы.

Дракон крадется за нами, раздраженно поджав губы и расправив плечи.

— Я знаю гораздо больше, если ты хочешь их услышать, — сладко говорю я. — В моем репертуаре много грязных словечек.

— Это потому, что ты часто бываешь в сомнительных местах? — язвительно тянет Ксандер. — Ты бы отлично вписалась в компанию отбросов этой школы, змеючка.

— Ты бы тоже, красавчик, — я улыбаюсь ему, и моя глупая анима распушает перышки.

Дракон рычит, когда мы проходим мимо двери Титуса.

— Сабрина! — выкрикиваю я телепатически. — Выходи сейчас же, но тихо. Тебе придется идти за Дикарем, Ксандером и мной.

Дикарь останавливается на полушаге.

— С кем ты разговариваешь?

Ксандер тоже останавливается.

Встревоженная, я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него.

— Ты это слышал? — но теперь я вижу, как ручка двери Титуса медленно поворачивается.

— Я могу сказать, когда ты разговариваешь с кем-то, используя TП, — глаза Дикаря подозрительно сужаются.

Я растягиваю губы в лукавой улыбке и начинаю пятиться назад, заложив руки за спину, чтобы грудь выпирала. Мне приходится говорить громко, чтобы отвлечь Ксандера с его безумным слухом.

— А тебе что, интересно? Ой, и кстати, оказывается ты правда знаешь пару букв из алфавита. Никогда раньше не слышал, чтобы телепатию называли «ТП», это что-то на волчьем?

— Да, это так. Так кто это? — спрашивает Дикарь, но слава богам, крадется за мной, пока я иду задом наперед по коридору, Ксандер следует за нами. Два хищника преследуют газель. Сабрина выскальзывает из комнаты Титуса с серебристым ноутбуком в руке, ее красная нимпинка Черри испуганно подпрыгивает у нее на плече. Я снова окутываю их обеих невидимым щитом.

— Это мой секрет, — громко говорю я, продолжая пятиться. — У тебя могут быть секреты, и у меня тоже.

— У меня нет от тебя секретов, — рычит Дикарь. — Скажи мне, с кем из этих зверей ты разговариваешь. Ты должна разговаривать со мной.

Горящие глаза Ксандера вспыхивают, и это красно-оранжевое свечение возвращается.

— Что? — спрашиваю я.

Мы добрались до лестницы, и теперь я понятия не имею, как мне спуститься по ней задом наперед.

Ксандер подходит к Дикарю сзади и смотрит на меня сверху вниз.

— Я думаю, что не стоит доверять ни единому твоему слову, змеючка.

Дикарь закатывает глаза, и, к моему удовлетворению, Ксандер направляется вверх по лестнице, а не вниз.

— Ты тоже идешь наверх? — спрашиваю я своего волка.

Дикарь снова притягивает меня к себе.

— Пойдем со мной, я получу от тебя ответы более творческими способами.

Я искренне смеюсь над безграничными обещаниями, прозвучавшими в этих словах.

— Может быть, позже. Мне нужно найти Мин.

Он отходит от меня, направляясь вверх по лестнице, хотя на его лице все еще хмурое выражение.

— Она в столовой. Тебе следовало просто спросить Ракель через ТП.

Мне жаль, но я должна сделать это ради Минни.

— Да, я пойду туда прямо сейчас. Спасибо.

— Ты придешь ко мне сегодня вечером?

Я снова улыбаюсь.

— Да.

Как только он исчезает наверху с ухмылкой на лице, я спускаюсь обратно вниз, мое сердце колотится где-то в горле, когда я говорю Сабрине, что теперь она может безопасно спускаться за мной.

Когда она оказывается в поле моего зрения и поднимает ноутбук, потрясая им, словно это главный финальный трофей, я окружаю нас обеих общим щитом невидимости, и мы, затаив дыхание, спускаемся по лестнице.

— Не могу поверить, что мы, блядь, это сделали, — шипит Сабрина мне на ухо, когда мы достигаем фойе общежития анимусов и дверей, ведущих к нашей свободе.

Мы выходим на свежий воздух, и Сабрина взволнованно трясет меня за руку. Мы спешим обратно в общежитие анима, и я предупреждаю Стейси, что мы будем готовы к ее приходу через несколько минут.

С легким головокружением я веду Сабрину обратно к переулку, которым мы воспользовались в первый раз, и снимаю невидимость.

— Мы уже в пути, — отвечает Ракель в моей голове.

— Ладно, нам нужно поторопиться, если мы хотим вернуть его в ближайшее время, — говорю я.

Но Сабрина хватает меня за руку, ее глаза в ужасе смотрят на что-то за моим плечом. Я оборачиваюсь, сердце бешено колотится, когда вижу фигуру, стоящую в начале переулка, окутанную тьмой, как нечто из ночного кошмара.

Инстинктивно я навожу свой орлиный взгляд на его лицо.

Тонкокостное, долговязое телосложение, иссиня-черные волосы, падающие на лоб, и сгорбленная поза полубезумного змея.

Это Томас Крайт.

Прищурив свои змеиные глаза с щелями вместо зрачков, он смотрит прямо на нас. Его раздвоенный язык высовывается, пробуя воздух. Конечно, он не чувствует моего запаха. Однако его зрачки… расширяются, когда он фокусируется на моем лице.

Должно быть, он последовал за нами сюда. Должно быть, почувствовал наше тепло и вибрацию, покидающие общежитие анимусов, а мы были так увлечены победой, что не заметили, как он крадется за нами.

Я сжимаю руку Сабрины и разговариваю с ней мысленно.

— Нам нужно очень медленно уходить отсюда, иначе нам крышка.

Она не может мне ответить, но я зову Ракель.

— На помощь, На помощь! Змеиная тревога!

Ракель бормочет какие-то ругательства у меня в голове, а затем рычит:

— Мы все еще выходим из столовой. Ты должна убрать его, Лия.

Мы с Сабриной делаем несколько шагов к нему.

— Томас, — говорю я фальшиво-веселым тоном, — что ты здесь делаешь?

Томас переводит взгляд с меня на Сабрину и на то, что у нее в руках. Я внутренне съеживаюсь. Голос Томаса звучит как в страшном сне — скрипуче и шипяще.

— Прессступницы, — клыки обнажаются, и он предупреждающе рычит.

Мы почти у входа в переулок, но застываем перед ним.

— Вырубите его, вы двое! — Ракель кричит у нас в головах.

Если Томас нападет на меня, я в конце концов справлюсь, но Сабрина — нет.

Я встаю перед подругой.

— Дерьмо, — бормочет Сабрина.

Томас делает шаг вперед, и с одного из его клыков на губу падает прозрачная капля яда. Он слизывает ее. Мое сердце громыхает где-то под грудиной.

Даже одна капля этого яда убьет Сабрину за считаные минуты. Генри и Черри предостерегающе вскрикивают, но Томас когда-то был бешеным змеем и до сих пор в какой-то степени им остается. Его ментальные щиты работают на полную мощность. От нимпинов здесь не будет толку.

— Аурелия Аквинасссссс.

От ненависти, которую я слышу в этом безжизненном голосе, у меня встают дыбом волосы. Я прочищаю горло и стараюсь говорить как можно более непринужденно.

— Эй, Томас, дай нам пройти.

— Отойди в сторону, анимус, — надменно говорит Сабрина.

Томас не шевелит ни единым мускулом, даже клыки не убирает. Он так похож на Тео, что у меня скручивает живот от сходства.

Металлический стол под яркими лампами.

На руках и запястьях бликуют обсидиановые кандалы.

Голос, испуганный и рыдающий от ужасающей боли.

— Пожалуйста, — выдыхает Тео. — Пожалуйста, мой король.

Мой собственный голос, пронзительный и хриплый от слез.

— Тео, прости меня!

Мои руки сжимаются в кулаки. Шрамы на животе горят. Я заслужила их, я, черт возьми, заслуживаю в десять раз больше боли.

— Лия! — Ракель кричит в моей голове.

Но я не могу. Я не могу ударить его. Я не могу причинить ему боль или сказать Генри сделать это. В прищуренных глазах Томаса только ненависть, и я заслуживаю ее до последней капли. Я…

Из ниоткуда за спиной Томаса появляется Ракель и сильно толкает его в лопатки. Томас испуганно вздыхает и падает на землю.

— Бегите! — кричит Ракель, как раз в тот момент, когда Томас издает это безумное шипение и, перекинувшись, исчезает в своей футболке и шортах. Сабрина первой выбегает из переулка и мчится к общежитию, Ракель и Стейси за ней. Но я не могу бежать. И я не бегу. Я выхожу из переулка и смотрю, как Томас на скорости сбрасывает с себя одежду. На его черной чешуе видны белые поперечные полосы, характерные для его вида, — уникальный узор. Однажды Тео показал мне свой узор, и я назвала его красивым. Отметины Томаса почти такие же. У меня наворачиваются слезы, пока я смотрю, как он ползет в сторону столовой.

Внезапная боль снова разрывает мое сердце.

Я понимаю, что это такое. Потому что боль, которую я испытала после смерти Тео, была велика, но она меркнет по сравнению с тем горем, которое я испытаю, если мой отец убьет Дикаря.

Чувство вины стискивает мое израненное сердце. И это ужасно сбивает с толку.

Когда я возвращаюсь в общежитие, анима и нимпины в ужасном состоянии.

— Он донесет на нас? — спрашивает Сабрина, пока Черри тихо щебечет ей на ухо.

Я помню ненависть в голосе Томаса, когда он произносил мое имя. Чистое отвращение на его лице. И поэтому я с полной уверенностью бормочу мрачное:

— Да.

Глава 51

Аурелия

— Что нам делать? Что нам делать! — Сабрина ходит взад-вперед между своей кроватью и кроватью Ракель, потирая руки, в то время как Стейси сидит за маленьким общим столом и быстро стучит пальцами по черной клавиатуре ноутбука Титуса.

Пять минут спустя в комнату входит Минни и закрывает за собой дверь. Ее карие глаза перебегают с одного на другого, а мы смотрим прямо на нее.

— Что вы натворили? — спрашивает она мрачным тоном, который я не привыкла слышать от своей лучшей подруги. — Я видела, как вы выбежали из зала.

Она кивает в сторону Ракель и Стейси. Несмотря на консилер, я все еще вижу синеватые мешки под глазами моей тигрицы на ее смуглой коже. Вижу напряжение в ее теле. Вижу, как дрожит ее нимпин, когда садится ей на плечо.

Ракель и Сабрина с виноватым видом стоят над ноутбуком Титуса, а я просто безвольно стою рядом.

— Мы поступили правильно, — глухо говорю я. — Правильно.

— Ну, пока мы разговаривали, я избавилась от обнаженки, — радостно говорит Стейси, доставая из ноутбука специальное хакерское устройство и явно чувствуя себя в своей стихии. — Я просто стерла его жесткий диск на всякий случай. Все равно там в основном была одна порнушка. Ты в безопасности, Мин.

Глаза моей тигрицы расширяются от ужаса, когда она узнает ноутбук.

— Не могу поверить, что вы это сделали, — еле слышно произносит она. Ее губы сжимаются в холодную, жесткую линию, но глаза блестят. Не думаю, что она понимает, что должна чувствовать, и, честно говоря, холодный ужас внизу моего живота в сочетании с облегчением от того, что наша работа выполнена, также сбивает меня с толку.

— Я не буду извиняться, Минни, — говорю я.

Даже мне самой мой голос кажется каким-то чужим.

Внезапно Юджин хлопает крыльями и издает громкий крик. Мы дружно оборачиваемся к нему.

Пять секунд спустя по лестнице общежития раздаются шаги в тяжелых ботинках.

— Ч-черт, — нервно произносит Ракель. — А-Анимусы п-приближаются.

Я хватаю Сабрину за руку, и от вида чистого ужаса в ее глазах во мне пробуждается та часть, что скрыта под здравым смыслом. Она широко распахивается, угрожая поглотить нас обеих. Моя анима рычит, желая защитить моих друзей, но прежде чем я успеваю трансформироваться, раздается громкий, тяжелый стук в дверь. Стук, от которого у меня дрожат кости.

Мы все просто пялимся в ту сторону.

К моему удивлению, Минни откашливается и направляется к двери. Тряхнув розовыми кудрями, она открывает ее.

В дверном проеме возвышаются четверо мужчин.

Йети с еще одним парнем-леопардом, и Клюв с другим анимусом-ястребом.

Лидеры орденов кошачьих и хищных птиц Академии.

— Аурелия, — раздраженно говорит Бик, — какого хрена ты наделала?

Выражение крайнего недовольства на его красивом лице подтверждает, что мы вляпались по полной. И то, что за нами пришла не Тереза. И не Лайл.

Однако бледные глаза Йети обращены только к Минни, и он хмуро смотрит на нее.

— Ты в этом замешана, Браслеты?

— Нет, — быстро отвечаю я. — Она понятия не имела.

— Замешана в чем? — спрашивает Сабрина, пристально глядя на меня.

Упс. Такой из меня преступник.

Йети смеряет нас обеих взглядом, от которого зверь поменьше мог бы съежиться. Его волнистые белые волосы распущены по плечам, и он проводит по ним рукой, словно действительно взволнован. Тигр указывает сначала на меня, затем на Сабрину.

— Вас двоих видели выходящими из общежития анимусов с устройством. Титус только что заявил о краже своего ноутбука.

Леопард и орел действительно попались.

— Нас было только двое, — вздыхает Сабрина, указывая на меня и себя. — Больше никто не замешан.

Я чувствую, как Ракель и Стейси неловко переминаются у меня за спиной, но что бы ни случилось, я не допущу, чтобы моих друзей обвинили в том, что они поступили правильно.

— Где он? — Йети делает шаг вперед, заполняя комнату массивной фигурой. Он даже крупнее Клюва и выглядит как грозный зверь, пришедший вершить правосудие.

— Где что? — вызывающе спрашивает Минни.

Мы удивленно смотрим на нее, пока она смотрит на Йети сверху вниз — ну, в общем-то, снизу вверх — и не двигается со своего места у двери. Они почти соприкасаются. Но тигр такой высокий, что это не имеет значения, он просто разговаривает с Сабриной поверх головы Минни.

— Ноутбук. Видели, как ты украла ноутбук Титуса Клосона.

— Эм, нет, — говорит Сабрина. — Вранье. Он был бешеный, помнишь? Может быть, он вообще не понимает, о чем речь.

— Мы разнесем эту комнату в клочья, — рычит Клюв, и, клянусь, я вижу, как вспыхивают его орлиные глаза. — Отдай его. Я чувствую запах тигра.

— Это могла быть просто Минни, — возражает Сабрина, бросая на Минни извиняющийся взгляд.

Все знают, что это не так.

Между нашими сторонами возникает противостояние, пространство накаляется, как железное клеймо над огнем.

— Что нам делать? — Ракель обращается к нам. — Он под кроватью. Они, блядь, найдут его.

Затем Йети поднимает руку, и вся комната начинает содрогаться. Половицы дрожат, кровати начинают вибрировать, письменный стол тоже. Зеркало Сабрины в форме сердца сотрясается, а потом падает на пол и разлететься на сотню крошечных осколков.

— Хорошо! — кричу я сквозь шум. — Отдай его, Стейси.

Мебель в комнате резко замирает.

— Я бы продержалась дольше, Лия, — ворчит Сабрина. — Мне, блядь, нравилось это зеркало.

— Подруга, в этом нет смысла, и ты это знаешь, — отвечаю я.

— Семь лет тебе невезения, — насмехается Минни над Йети.

К моему удивлению, он наклоняется и спрашивает прямо ей в лицо:

— Это включает в себя ту часть года, которая уже прошла?

Она моргает, глядя на него, почти в оцепенении, прежде чем отвернуться. Я люблю ее за то, что она не пасует перед ним.

— Я никогда в жизни не видел более высокомерных анима, — говорит Клюв, качая головой, его темно-русый ирокез блестит в лучах послеполуденного солнца.

— Ну, ты же не мог встретить так много достойных внимания людей, — радостно замечает Стейси. — Кроме того, мы все равно собирались вернуть его.

Она перебрасывает ноутбук через наши головы прямо к Йети, и тот переворачивается в воздухе, прежде чем тигр ловит его, бросая мрачный взгляд на львицу.

— Упс, — щебечет она. — Мне очень жаль, босс.

Клюв щелкает пальцами в нашу сторону.

— Все, на выход.

— Что, куда? — спрашивает Минни.

Йети отступает от двери и протягивает к выходу бледную татуированную руку.

— К Двору для приговора, ваши высочества. Титус потребовал суда.

Вот дерьмо.

Наступает напряженная тишина и Сабрина прочищает горло.

— Ну, по крайней мере, он знает, какой титул использовать, — говорит она, затем важно выходит за дверь с высоко поднятой головой, взмахнув длинным конским хвостом.

Остальные следуют за ней, маршируя между двумя лидерами орденов и стараясь не выглядеть при этом глупо. Йети велит Юджину остаться, и, хотя петух недовольно кудахчет, он остается сидеть на кровати Ракель.

Я выхожу из комнаты последней и оказываюсь перед Клювом, когда орел рявкает мое имя, как армейский капитан.

— Лия.

— Что? — спрашиваю я через плечо.

Он бросает на меня укоризненный взгляд, как будто я не должна была так с ним разговаривать. Официально он является лидером моего ордена, и я должна проявлять к нему некоторое уважение.

— Извини, — говорю я на этот раз более мягко. — Я просто… нервничаю.

— Тебе, блядь, следует нервничать, Лия. Ты вот-вот предстанешь перед судом.

— Да, но это не то же самое, как с тем парнем, которого загрыз Дикарь. Мы просто украли одну вещь, — или как мой дерьмовый судебный процесс перед Советом Зверей.

Клюв хватает меня за руку и разворачивает к себе. На его загорелом лице написано: ты что, издеваешься?

— Лия, твой отец тоже следует Старым Законам. Что он сделает, если у него украдут?

Слова вылетают у меня изо рта на автопилоте.

— Он убьет их.

И тут до меня доходит. Кровь отливает от моего лица, когда я понимаю, что мы с Сабриной совершили кражу. Мы присвоили собственность территориального, бешеного самца. И не просто собственность. Важный предмет, который был для него разменной монетой.

Должно быть, на моем лице отразился ужас, потому что, убедившись, что я все поняла, Клюв отпускает мою руку и открывает дверь в общежитие анима, чтобы я могла выйти.

Я и мои анимы храним гробовое молчание, пока нас ведут вслед за толпой прямо в общежитие анимусов, осенний воздух внезапно пробегает холодком по коже.

Глава 52

Аурелия

Мы входим в комнату отдыха анимусов с высоко поднятой головой. Но почему у меня такое чувство, будто я иду на казнь? Лучи солнечного света, пробивающиеся сквозь высокие окна, словно разрезают воздух, отбрасывая точечные блики на старые деревянные половицы. Пылинки кружатся над головами собравшейся толпы, и люди смотрят на нас, подняв брови.

— Мы поступили правильно, девочки, — твердит нам в голове голос Ракель. — Помните об этом.

Титус уже ждет в центре комнаты со своим отрядом кошачьих и змей, собравшихся позади него в знак солидарности. Многие из них шипят на нас, скаля зубы, когда мы подходим и встаем группой на краю кольца студентов. Я замечаю Коннора в стороне. Наш друг выглядит измотанным, темные глаза полны отчаяния, когда он проталкивается сквозь толпу, чтобы добраться до нас.

— О боже мой, — шепчет он, подходя к нашей небольшой группе. — Боже мой.

Он тянется к Минни, и она берет его за руку, моргая влажными глазами. Лев-анима притягивает ее и надежно прижимает к себе. К его чести, он не говорит «Я же тебе говорил», но нимпин Коннора, Трубач, жмется к его шее.

Я становлюсь в авангарде нашей группы, и Сабрина подходит, чтобы встать со мной плечом к плечу, в то время как бормотание толпы становится громче по мере того, как в нее просачивается все больше студентов. Клюв кричит на людей позади нас, анимусы рычат друг на друга, и в воздухе стоит жуткий, возбужденный галдеж. Генри прижимается к моей шее, а Черри делает то же самое с Сабриной. Нимпины щебечут друг с другом, словно жалуясь на нас.

Обернувшись, чтобы посмотреть на мою подругу-тигрицу, я говорю:

— Я люблю тебя, Минни. Что бы ни случилось сегодня. Я ни о чем не жалею.

Сабрина кивает.

— Да, полностью поддерживаю, Мин.

Минни просто смотрит на нас из объятий Коннора, в то время как Стейси нервно заламывает руки. Ракель покровительственно стоит рядом с ней и кивает мне, сверкая пирсингом в лучах послеполуденного солнца.

— Все будет хорошо, — твердо говорит она.

Я оборачиваюсь и вижу, как Коса, Ксандер и Дикарь выходят на сцену, почти так же, как они это делали на последнем судебном процессе. Йети и Клюв встают по краям возвышения с напряженными и суровыми лицами.

Сабрина застывает рядом со мной, потому что мы сразу замечаем разницу. Волчьи глаза Дикаря в полной силе: ореховые радужки огромны, зрачки расширены. Он источает явную агрессию, и это заставляет многих волков в зале нервничать и возбуждаться.

— Он не допустит, чтобы с тобой что-то случилось, — говорит Ракель в моем сознании. — С тобой все будет в порядке.

Но именно это меня и беспокоит.

А затем Ксандер занимает свое место за кафедрой с косяком в зубах, хотя сегодня он не в костюме. Только в черной рубашке и брюках чинос. Он прикасается к телефону в кармане, то ли чтобы прибавить музыку, то ли чтобы убавить, не могу сказать.

В моей голове внезапно раздается его голос, пока он жестом призывает толпу успокоиться.

— Глупая, глупая девчонка, — тянет Ксандер. — Ты даже не представляешь, с кем связалась.

Но я представляю. Я знаю. Я знаю, что за существо Титус, потому что я знаю, что за зверь его отец.

Зверь, способный организовать убийство собственного брата. Его собственной плоти и крови. Один из суженых моей матери мертв из-за Клосонов. А теперь Титус причинил боль моей подруге. И я никогда не прощу эти преступления. Ни в этой жизни, ни во всех жизнях, что у меня будут. Только это закаляет мой позвоночник. Только это останавливает дрожь в моих руках.

Аудитория затихает, подчинившись рычащей команде Ксандера.

Мои глаза находят взгляд Косы, и его радужки ясны и холодны. Он настолько незаметно качает головой, что, вероятно, только я улавливаю это движение.

Разочарован.

Коса разочарован во мне. Я качаю головой в ответ, потому что он не понимает. От этого его взгляд становится еще холоднее и острее. Чем дольше я смотрю на него, тем сильнее он режет меня взглядом, поэтому я отвожу глаза.

— Титус Клосон, — рычит Ксандер. — Почему ты назначил это судебное разбирательство без надлежащего официального уведомления?

О, так все должно было происходить не так?

— Совершено тяжкое преступление, — отзывается тигр, стоящий рядом с Титусом. — Украдено ценное имущество.

— Он может говорить сам за себя или он слишком глуп? Или бешеный? Что из этого? — громко спрашивает Ксандер.

Со стороны кошек раздается шипение, но Титус делает шаг вперед и смотрит на Ксандера так, словно не боится его. Как будто пытается донести свое сообщение. Это доминирующий жест, и я удивлена его уверенностью в разговоре с драконом. Его речь медленная, но тон такой же уверенный.

— У меня украли ноутбук. Есть свидетель.

Змеи расползаются в стороны, и Томаса Крайта мягко подталкивают вперед.

— Скажи им, — говорит Титус, указывая на Ксандера.

Томас высовывает и вновь прячет язык.

— Я видел, как они выходили из общежития. Ссследовал за их теплом. Видел их… — он смотрит на меня, и я понимаю, что он пытается рассказать им о моей невидимости, но не может подобрать слов. — Я видел их ссс ноутбуком. Украли его и отнесссли в общежитие анимы.

Все смотрят на дракона-правдоруба, затаив дыхание.

— Правда, — невозмутимо заявляет Ксандер. — Кого ты точно видел? Укажи на них.

Томас делает шаг вперед и указывает на меня.

— Аурелию Аквинат, — затем он указывает пальцем на Сабрину, — и эту.

— Меня зовут Сабрина, — отвечает моя анима-леопард, скрещивая руки на груди и свирепо глядя на Томаса.

— Говори, только когда к тебе обращаются, — рявкает на нее Ксандер.

Сабрина делает шаг ко мне, но затем Томас указывает пальцем на Ракель.

— А потом этот волк ударил меня.

Дикарь резко поворачивает голову и смотрит на Ракель, и мой волк-аним, кажется, немного съеживается под этим яростным, испепеляющим взглядом.

— Правда, — заявляет Ксандер.

— Пусть трое обвиняемых выйдут вперед, — заявляет Ксандер, подзывая нас, как детей. Мы выходим втроем и встаем в шеренгу. Я рада, что Стейси спасена от этого.

— Сабрина Пантара, — говорит Ксандер. — Ты первая. Расскажи Суду, что ты делала с ноутбуком Титуса Клосона.

Сабрина открывает рот.

— Не лгите, — предупреждает нас Ракель. — Вы будете наказаны за это.

— Ничего, — ехидно отвечает Сабрина. — На самом деле я ничего не делала с ноутбуком. Я просто взяла его.

— Правда, — медленно произносит Ксандер. — Откуда ты его взяла?

— Из комнаты Титуса.

— Как ты туда попала?

— Взломала замок.

— Правда, — заявляет Ксандер. — Ракель Лоба, ты ударила Томаса Крайта?

— Нет, — спокойно отвечает Ракель. Я стараюсь не смотреть на нее, но она продолжает, тщательно подбирая слова. — Я просто т- толкнула его. Он упал и испугался. Перекинулся и у-уполз.

Позади нас смеется пара волков. Не над заиканием Ракель, а над тем, что произошло. Я так горжусь своим волком-анимом.

— Правда, — говорит Ксандер, и я могу сказать, что он сдерживает ухмылку. — Зачем ты это сделала?

Ракель выдерживает драматическую паузу, прежде чем ответить.

— Он выпустил клыки.

В зале раздается резкий вздох, и все с отвращением смотрят на Томаса.

Ксандер цокает языком и грозит пальцем Крайту, как будто это не федеральное преступление.

— Правда.

Томас по уши в дерьме. Ему ничего не угрожало, и в тот момент он не защищался. Из-за моего собственного преступления я совсем забыла о его преступлении, но гениальная Ракель, очевидно, нет.

И тут Титус, явно потеряв терпение, выплевывает:

— Спроси ее, — он указывает на меня уродливым пальцем, сдвинув густые черные брови.

— Говори, когда к тебе обращаются! — рявкает на него Ксандер. — Или я вышвырну тебя отсюда, Клосон.

— Это мой гребаный суд! — кричит Титус.

— А мне, блядь, плевать! — кричит Ксандер в ответ, и его глаза на мгновение вспыхивают красным.

Этого зрелища достаточно, чтобы заставить всех замолчать.

— Аурелия Аквинат. Наконец-то мы добрались до тебя, — рокочет Ксандер, и его голос сочится презрением. В моей голове он говорит: — Я, блядь, знал, что ты что-то замышляешь. — Но вслух произносит следующие: — Как ты была вовлечена в это гнусное воровство?

— Я была вдохновителем, — уверенно говорю я. — Я заставила Сабрину пойти со мной в общежитие анимусов, украсть ноутбук Титуса и принести к нам.

— Почему я не удивлен? — спрашивает Ксандер, а затем хмуро смотрит на меня. Он не может определить, правду я говорю или ложь сквозь мои щиты, и я позволяю себе слегка ухмыльнуться ему.

— Видите! — рычит Титус. — Она, блядь, улыбается! Никаких угрызений совести. Она бы сделала это снова.

— Это правда? — спрашивает Ксандер. — Ты не испытываешь угрызений совести из-за того, что украла собственность другого зверя?

Я поворачиваюсь и смотрю Титусу прямо в его жуткие темные глаза. Тигр тяжело дышит, зрачки расширены, ярость, исходящая от него — очевидная угроза. Он разорвал бы меня на части, будь у него хоть малейший шанс. Я улыбаюсь этой жестокости и отвечаю на нее собственным тихим доминированием.

— Я не испытываю никаких угрызений совести, и, честно говоря, если бы я могла вернуться в прошлое, то поступила бы точно так же.

Титус рычит и указывает на меня пальцем.

— Ты получишь то, что тебе причитается, Аквинат.

— Лия, прекрати, — умоляет Минни откуда-то позади меня.

— Хорошо, — говорит Ксандер, снова привлекая наше внимание. Я поворачиваюсь, чтобы встать вместе с Сабриной и Ракель.

— Итак, вы двое, — он указывает только на меня и Сабрину, — по вашему собственному признанию, виновны в вашем преступлении. Ракель Лоба?

Дракон поворачивается к Косе.

— Невиновна, — хрипит Коса.

— Кто лидер змей? — спрашивает Ксандер, растягивая слова.

Змеи перешептываются между собой, потому что я уверена, что Наталья была лидером их ордена. Вперед выходит круглолицая девушка. На ее щеке регистрационный номер яда, она одета в рваные черные джинсы и черную майку, под которой видны замысловатые татуировки змей на обеих руках. И у нее та же странная культовая татуировка в виде буквы «Б».

— Ты довольна вердиктом? — нетерпеливо спрашивает Ксандер.

У нее нет выбора, кроме как тихо сказать:

— Да. А Ракель хочет выдвинуть обвинения?

— Оно того не стоит, — рычит Ракель.

В зале раздается тихий смех самцов.

Мне почти жаль Томаса, которого публично объявили слабаком, но именно из-за него мы оказались здесь, так что я не могу испытывать к нему сочувствие.

— В таком случае, Сабрина Пантара и Аурелия Аквинат, вы признаны виновными…

— Нет, — быстро отвечаю я, делая шаг вперед.

— Прошу прощения? — голос Ксандера похож на низкий угрожающий рокот.

— Я беру на себя полную ответственность за преступление. Это была моя идея. Я вынудила Сабрину. Вина лежит полностью на мне. Это должно быть зафиксировано в моем личном деле. Наказание должна понести только я.

Несколько анима, включая Минни, ахают. Сабрина оборачивается и смотрит на меня с таким выражением крайнего потрясения, что я вынуждена улыбнуться ей. В ее глазах появляется благодарность, но страх все еще задерживается в них, когда она протягивает ко мне руку.

— Лия, я…

Коса смотрит на меня через ее плечо, и я едва не вздрагиваю от этого ледяного злого взгляда. Он в ярости, его ноздри неестественно раздувается от гнева на меня.

Легкий магический импульс в воздухе говорит мне о том, что братья по узам ведут безмолвный разговор. Дикарь скрещивает руки на груди и неодобрительно смотрит на меня. Ксандер озадачен моими словами, потому что его рука колеблется, когда он подносит косяк к губам.

Титус усмехается.

— Мне, блядь, насрать, ты это или она. Я хочу увидеть наказание, Коса. Я хочу увидеть, какое правосудие ты вершишь при своем Дворе.

Моя анима рычит от такого открытого вызова. Я хочу перегрызть глотку этому ублюдку за то, что он так открыто ставит под сомнение мою пару. Это не территория Клосонов. Несколько людей Косы бросают на Титуса острые взгляды за то, что он так неформально обращается к их лидеру.

Но акула игнорирует его и говорит мне своим хриплым голосом из кошмаров, от которого по коже бегут мурашки:

— Ты готова принять наказание за Сабрину?

Я пожимаю плечами, пытаясь скрыть дрожь в руках, сложив их перед собой.

— Это была моя идея. Будет справедливо, если это буду я.

Я киваю Сабрине и Ракель, чтобы они встали позади меня, и они неохотно подчиняются, почти пошатываясь, вставая рядом с Минни.

— Лия, нет, — шепчет Минни. Похоже, она вот-вот заплачет, и я ее не виню.

Но когда я делаю шаг вперед, чтобы признать свою вину, я вижу только Косу. А он видит только меня. Глядя ему в глаза, я молча бросаю ему вызов. Это его Суд. Отступит ли он, потому что это я? Или будет справедлив? К какому типу альф относится моя акула?

— Птичьей шлюхе переломают крылья за это, — усмехается Титус. — Так вершится правосудие по Старым законам. Это единственное наказание за воровство, и вы все это знаете.

Коса впивается в меня взглядом, и я клянусь, что он заглядывает прямо в мое бьющееся сердце и оценивает его. Оценивает мою храбрость. Мою решимость. Бросает мне вызов.

Он словно думает, что я собираюсь сопротивляться. Что я сбегу отсюда, буду плакать, просить и умолять. Что я могу даже вытащить свою карту Регины, чтобы избежать наказания. Они с Ксандером хотят, чтобы я показала им, насколько слаба. Что я недостойна их. Чтобы доказала им, что я всего лишь та змеючка, которой они всегда меня считали. Хитрая, но слабая.

Но я выросла, наблюдая за болью и страхом.

Поступая так, я заявляю о своей силе среди этих жестоких, злобных самцов. Здесь и сейчас, без лишних споров.

Мы все знаем, что единственным наказанием за воровство является перелом рук, лап или крыльев. Я сама видела, как за это при Дворе моего отца ломали хвосты.

Я вызывающе смотрю на Косу, пока он не произносит одно-единственное слово, и мой мир угрожает выскользнуть у меня из-под ног.

— Перекинься, — приказ нашего лидера.

Но он не мой лидер.

Я его Регина.

Я моргаю, глядя на него. Я хотела посмотреть, как он примет мой вызов. Черт, какая-то часть меня думала, что он рассмеется и прогонит нас, анима, прочь. Но он действительно собирается это сделать. Поэтому я говорю сквозь стиснутые зубы:

— Я приму наказание в человеческом обличье.

В толпе снова раздается шепот, и Клюв пытается глазами назвать меня тупицей.

Мы все знаем, что так будет больнее. Человеческие кости ломаются сложнее, чем хрупкие полые кости птичьих крыльев. Но что-то в том, что я перевоплощаюсь здесь, на глазах у всех этих анимусов, заставляет меня чувствовать себя более уязвимой. Я хочу принять это, стоя прямо, на своих собственных ногах.

— Ты приговорена к перелому обеих рук и лишению возможности исцеляться в течение трех дней, — хрипит Коса. Он даже не моргает. — Ты будешь закована в кандалы, чтобы не использовать свою способность к исцелению.

Он спрашивает меня, действительно ли я хочу это сделать. Напоминает мне о том, как это будет больно.

Твою мать. Я думала, что у меня в запасе есть исцеление. Похоже, меня ждут три адских дня.

— Я понимаю. Сделай это, — говорю я, кивая Дикарю.

Блядь, мое сердце бьется так чертовски быстро.

Но мой волк только смотрит на меня. Ксандер ничего не говорит.

Титус делает шаг в мою сторону.

— Ты его регина. Я, блядь, сам это сделаю.

Клюв делает шаг вперед.

— Нет, это моя ответственность…

— Нет, — рык неприкрытой злобы Дикаря заставляет Титуса и Клюва застыть на месте.

Тигр вскидывает руки в воздух.

— Тогда, блядь, сделай это, волк!

Но никто, даже Ксандер, не двигается с места. Они просто смотрят на меня. Я в смятении качаю головой, пытаясь донести до них взглядом: вашему Суду был брошен вызов. Мы все знаем, что вам нужно довести дело до конца.

— Сделайте это, — тихо говорю я, снимая протестующего Генри со своего плеча и передавая его Ракель.

Но когда я оборачиваюсь, ни один из моих суженых не пошевелил даже мускулом.

Мой голос превращается в рычание регины:

— Сделайте это, вашу мать!

Взрыв моей команды подобен темному ветру, который бьет и Дикаря, и Ксандера прямо в грудь.

Дикарь напрягается и слегка склоняет голову набок.

Горящие глаза Ксандера приобретают золотистый оттенок, и вулканическая энергия вокруг него начинает переливаться, искажая воздух.

Дракон пробудился.

Как один, мои суженые направляются ко мне чисто звериной походкой, подтверждая, что их анимусы полностью взяли верх. Глаза застыли. Их голоса звучат в моей голове в унисон:

— Как прикажешь, Регина.

Большие, сильные руки сжимают оба моих предплечья.

Я даже не успеваю перевести дыхание, как они одновременно ломают мне руки.

Сдавленный крик вырывается из моего горла, и я ненавижу себя за то, что проявляю слабость на людях. Но боль угрожает расколоть меня на части, колени подгибаются, а разум хочет отключиться, перекинуться, вернуться в темное место, где нет никаких чувств.

Я смутно осознаю, что в стороне Минни, Стейси и Сабрина рыдают в объятиях друг друга.

От напряжения, связанного с поддержанием моей защиты, и боли у меня кружится голова, и я знаю, что вот-вот упаду в обморок. Кто-то — думаю, Ксандер, судя по запаху дыма, — подхватывает меня на руки.

— Ужасная, безжалостная Регина, — дракон Ксандера скрежещет у меня в голове. — За все наши совместные жизни ты никогда, ни разу, не просила меня причинить тебе боль.

— Не исцеляй меня, — еле слышно шепчу я. — Таково правило.

— По всем правилам я должен отнести тебя в свое логово, положить лицом вниз на свое сокровище и напомнить тебе, кому ты принадлежишь.

Я едва успеваю съязвить:

— Это обещание? — прежде чем позволяю тьме поглотить меня целиком.

Глава 53

Коса

Я должен был догадаться, что моя Регина окажется такой же сумасшедшей, как и все мы. Нависнув над экраном компьютера Лайла, я заставляю себя снова и снова просматривать запись с камеры наблюдения, тихо ругаясь себе под нос.

Лайл вздрагивает. Заметно вздрагивает от звука, с которым кости Аурелии ломаются в обеих руках одновременно.

Она смотрела на меня вызывающе и холодно, пытаясь донести силой своего взгляда, что я должен причинить ей боль. Она понимала, как устроена политика и взяла на себя ответственность за то, чтобы это произошло.

То, как она приняла на себя всю силу этой боли за своих друзей. Редко встретишь зверя, способного на такой уровень… самопожертвования и решимости.

Я знаю то, что знают все звери в моем положении. Что есть физическая сила… и реальная мощь. И сегодня я понял, что у Аурелии есть опасное, редкое и притягательное сочетание того и другого.

— Блядь, — непривычно изможденным голосом произносит Лайл. Он отодвигается от экрана и пытается сдержать ярость, но дрожь пробегает по его руке, когда он трет глаза. — Она просто кошмар.

Он не это имел в виду.

— Она слишком красива, чтобы быть кошмаром, — бормочу я.

Он бросает на меня удивленный взгляд, и я отвечаю ему мрачным. Мы оба знаем, что это правда. Что она обладает необъяснимой притягательностью. Что даже не будь я ее парой, меня все равно бы тянуло к ней. Все равно… я искал бы ее, как рыба ищет океанские течения.

Лайл сопротивляется этому влечению, но он на грани. Глубоко на грани. То, что я видел, когда они были вместе, убедило меня в этом. Теперь она держит его за яйца. Буквально.

Прямо сейчас я борюсь с ней так же, как борюсь с безумием: с большим трудом.

Руки льва сжимаются в кулаки, когда крик боли Аурелии эхом разносится вокруг нас. Проникает под нашу кожу и в наши кости. Я сочувственно похлопываю его по спине, держась поближе на случай, если он захочет выместить на мне свою агрессию.

— Я хочу ее увидеть, — говорит он сквозь стиснутые зубы.

Но не встает из-за стола.

Он что, спрашивает совета?

Чтобы дать ему возможность побыть наедине со своей внутренней борьбой, я подхожу к эркерам и смотрю на сгущающиеся тени над овалом Академии. Один за другим включаются прожекторы, освещая территорию, чтобы охранники могли видеть в темноте.

— Это хорошая идея?

— Это хорошая идея, — повторяет он, как будто это ругательство.

— Если я почувствую запах ее крови, мне может не понравиться результат.

— Что ты имеешь в виду? — голос Лайла внезапно становится резким, как будто он рад, что я переключил его внимание на что-то другое.

— За время проведенное в Академии у нее ни разу не было кровотечения. Ты знал об этом?

Он молчит, потому что, конечно же, он ни хрена не знал. Конечно же, я единственный, кто следит и ждет этого, словно кровавого полнолуния.

— Ты хочешь сказать, что у нее не было менструаций? Совсем? Но течка…

— И настоящей течки у нее тоже не было. Не здесь.

Лайл ругается, и я слышу, как он достает телефон и отправляет сообщение. Вероятно, Терезе, чтобы та начала следить за циклом студентки.

— Я никогда не видел такого либидо, как у нее. Она совершенно здорова…

— Правда? — я оборачиваюсь и смотрю на него, потому что он, как никто другой, должен знать, что в некоторых случаях состояние разума зверя важнее его физического здоровья.

Он заметно бледнеет под моим пристальным взглядом.

— Она слишком напряжена, чтобы ее организм мог думать об овуляции.

— Я рад, что на тебя снизошло озарение, — спокойно отвечаю я.

Осознание оседает между нами ледяной глыбой, и каждый мой инстинкт, и я уверен, что и его тоже, кричит нам помочь ей, вылечить ее, накормить, спрятать и заботиться о ней, пока она снова не поправится.

Я вспоминаю лицо Аурелии, когда ей сломали кости. На мгновение мелькнуло выражение шока, прежде чем его сменила мука. Я мог бы свернуть Дикарю шею за это. И Ксандеру тоже.

Это чувство жестокости по отношению к моим братьям слегка ошеломляет меня. Ничто не может быть важнее моих братьев, никогда. До недавнего времени.

Мне приходится выдохнуть холодный, очень холодный воздух.

В сознание внезапно врывается мой психотический призрак. Существо стоит и трясется в конвульсиях, пока не начинает расплываться по краям. Он разделяется на двух призраков, и я оборачиваюсь, чтобы посмотреть на него. На них. Это плюгавые, с торчащими во все стороны волосами, истощенные существа с серой кожей, одинаковые во всем, кроме того, что они делают. Один безумно хохочет, подпрыгивает и напевает зловещую песню о смерти и разложении.

В то время как другой… просто смотрит на меня из-под черных ресниц. Жесткий, холодный взгляд. Злобная улыбка появляется на его тонких губах, когда он фиксирует взгляд на мне. С его пальцев капает кровь.

— Хватит, — хриплю я. Во рту резко становится сухо, а руки внезапно… потеют? Нет. Нет. Нет.

— Что? — спрашивает Лайл, затаскивая меня обратно в комнату и напоминая о том, что эти существа ненастоящие.

Ненастоящие. И никогда ими не были.

Меня зовут Коса Харкорус. Мой брат Дикарь Фенгари. Мой брат Ксандер Дракос. Мой брат Лайл Пардалия. Я реален. Призраки — нет. Я реален.

— Коса, — Голос Лайла резок, как игла в заднице.

Я отрываю взгляд от уставившегося на меня призрака и качаю головой в сторону льва.

— Я тоже хочу ее увидеть.

Лайл вскакивает из-за стола, убирая телефон в карман, явно не в силах сдержать желание взглянуть на свою Регину. Я направляюсь к двери следом за ним.

На улице темно и тихо, что никак не улучшает моего мрачного настроения. Включается автоматическое освещение, и, когда мы останавливаемся перед лифтом, Лайл напрягается.

— Но когда у нее начнется настоящая течка…

Я невесело улыбаюсь.

— Тогда тебе лучше подготовить все обсидиановые цепи в школе для каждого из нас.

Глава 54

Аурелия

В ушах раздается знакомый писк, а затем я чувствую запах. Дезинфицирующее средство для рук, накрахмаленные простыни, а под ними — древние леса, глубокая земля и что-то неотъемлемо мое. На лодыжках у меня холодные обсидиановые кандалы, нейтрализующие мою силу.

Я с трудом открываю глаза, изо всех сил пытаясь прийти в себя. Свет над головой ослепляет, и я стону, когда что-то холодное стекает по левой руке. Обе руки пульсируют от жара, но сильнее всего жжет предплечья. Что-то сжимает мою правую кисть.

Кто-то.

Я поворачиваю голову направо и вижу Дикаря, который сидит, вцепившись одной рукой в мою ладонь, а другой в свою голову, уставившись на линолеум медицинского крыла между ног и медленно раскачиваясь взад-вперед. Я рефлекторно поднимаю руку, и по ней моментально пробегает острая боль.

— Аргх, жжет, как сучку на вертеле, — стону я.

Дикарь вскидывает голову. Глаза покраснели, щеки мокрые.

— Почему? — голос моего волка звучит надломлено, разбито. — Почему, Лия?

Я пытаюсь дотянуться до него, но понимаю, что оба моих предплечья в гипсе.

— Прости, — шепчу я.

— Ты заставила меня сделать это, — шепчет он в ответ. — Ты заставила меня сделать это.

Мое сердце разбивается на миллион маленьких осколков при виде опустошения на его лице. Я хочу заползти к нему на колени и крепко поцеловать. Сказать ему, что я никогда больше не заставлю его делать что-то подобное.

Но затем его лицо темнеет от гнева.

— Я же говорил тебе, никогда больше не отдавать мне приказ Регины.

— Говорил, — слабо соглашаюсь я. — Но ты же знаешь, почему я заставила тебя это сделать. Лучше ты, чем кто-то другой.

Он хмурится и сжимает мою руку, словно желая убедиться, что со мной все в порядке. На ощупь это похоже на клешню омара. Мясистую клешню омара. С татуировками.

Смешок поднимается вверх по моему горлу, срывается с губ и поднимается в воздух на безумных крыльях. Он звучит как крик кукабарры.

Дикарь хмурится еще сильнее.

— Что? — я снова хихикаю. — Ты думал, тебе одному здесь позволено быть немного чокнутым?

Уголки его рта подергиваются, как будто он хочет рассмеяться.

— Теперь я, кажется, понимаю, что чувствует ко мне Коса.

— И, — чопорно добавляю я, — ты сказал мне, что я могу просить у тебя все, что угодно.

— Я сказал, что ты можешь попросить, но я никогда ничего не говорил о том, чтобы заставлять.

Насупившись, Дикарь смотрит на пакетик с внутривенным раствором, который течет через мою капельницу.

— Что там в составе? — спрашивает он себя.

— Эм-м, — пою я великолепным вибрато, изгибаясь, насколько могу, чтобы посмотреть на пакет, и покачивая ступнями из стороны в сторону, как дворниками по ветровому стеклу.

И тут я вижу второго человека, сидящего за моей кроватью. В угловом кресле, прищурившись и глядя на меня своими горящими глазами, сидит мой большой, страшный дракон.

— Привет, человек-дракон! — весело говорю я. — Я бы помахала тебе, но, ну… — я опускаю взгляд на свои неподвижные руки и надуваю губы, посылая ему воздушный поцелуй. — Не похоже, что ты рад меня видеть. И что они добавили в этот пакет с физраствором? Потому что я чувствую себя очень, очень хорошо. — Я снова смотрю на пакет и щурюсь. — Что там написано, человек-дракон? Мой человек-волк не умеет читать.

— Я здесь только потому, что хочу получить ответ на один-единственный вопрос, — говорит Ксандер, наклоняясь вперед в своем кресле. Его голос звучит бесконечно низко и опасно.

Я смотрю на него с благоговением, потому что как он это делает? Выглядит таким сексуальным и пугающим одновременно?

— Ну, ты можешь подойти сюда и спросить об этом, потому что у меня болит шея, когда я ее так выкручиваю.

Он грубо игнорирует меня.

— Как долго ты разговаривала с моим драконом без моего ведома?

— Ой-еюшки, — говорю я застенчиво.

Он откидывается на спинку кресла, ожидая ответа, весь такой мрачный и ворчливый.

Я снова выпрямляюсь, глядя на Дикаря широко раскрытыми глазами.

— Он на меня злится? Почему он всегда на меня злится? Даже злой, он все равно такой красивый. Вот почему ему все сходит с рук, понимаешь. Это ведь несправедливо, правда?

Дикарь уже собирается ответить, как вдруг открывается дверь. Я и не подозревала, что они держат меня в отдельной палате. Но я забываю обо всех вопросах, комментариях и шутках, когда в комнату входит Лайл, а за ним — ледяной Коса.

Вид обоих мужчин в этой одежде, с этими лицами, с этими фантастическими телами возбуждает меня всеми приятными способами.

— Богиня, — легкомысленно выдыхаю я. Какая я счастливая девушка.

— Аурелия, — рычит Лайл, подходя вплотную к моей кровати, наклоняясь и приближая свое лицо к моему. — Чем ты, блядь, думала?

В этих янтарных глазах кипит такой невероятный гнев, что он превращает его лицо из прекрасного в захватывающее дух. Я не вижу у него пор. Каким волшебным тоником он пользуется?

— Вау, — выдыхаю я, любуясь его лицом. — Теперь мы можем поцеловаться?

Он опускает взгляд на мои губы, а затем отталкивается от кровати и, развернувшись, подходит к изножью, красиво взмахивая светлым конским хвостом.

— Зачем ты туда ушел? — жалуюсь я, надувая губы, как настоящая принцесса. Боги, я так сильно хочу быть принцессой Лайла.

Но теперь я вижу Косу, который стоит, прислонившись к стене, засунув руки в карманы. Я улыбаюсь ему.

— Папочка-акула ду-ду-ду, — пою я. — Папочка-акула ду-ду-ду-ду. — Я облизываю губы. — Это детская песенка. Ты знаешь ее, босс мафии?

Почему-то ледяной ожог жжет приятнее, чем огненный. Его серебристые волосы всегда так идеально отражают свет. Это самое близкое к небесному сиянию, что я когда-либо видела, не считая брачных меток. Но потом он подходит ко мне, и я задерживаю дыхание, потому что очень хочу, чтобы он тоже меня поцеловал. И почему меня вообще никто не целует? Но вместо того, чтобы прижаться губами к моим жаждущим, надутым губам, он поднимает руку, чтобы рассмотреть крошечную капельницу, подключенную к большой.

— Фентанил, — мрачно бормочет он. — Им нужно заменить ей анальгетик.

Я ахаю от удивления, потому что откуда Коса знает такие сложные медицинские термины, как «анальгетик»? Я сейчас под большим впечатлением.

— Нет, мне нравится этот, папочка-акула. Я даже не чувствую переломов! И, кроме того, у меня в голове все кружится. Как будто моя мозговая лапша превратилась в бабочек, — я напеваю прекрасную мелодию, чтобы показать им, как мне хорошо.

Лайл фыркает и берет мою медицинскую карту, раздраженно листая ее. Ксандер тяжело поднимается со своего места и обходит вокруг, чтобы встать рядом с Дикарем. Четыре брачные метки горят передо мной, как прелестные маленькие драгоценности, все в ряд.

Я хихикаю, когда осознаю это.

— Мы впервые все пятеро в одной комнате. Вы похожи на четырех страшных великанов, — я снова хихикаю. — Четыре страшных, сексуальных великана. Кто первый? Потому что я готова! — я широко раздвигаю ноги, чтобы показать им, чего хочу. — Или вы можете сделать это одновременно, так даже лучше.

Лайл бросает на меня раздраженный взгляд, а Коса сверлит меня глазами. Ксандер просто качает головой с отвращением или досадой.

Дикарь стонет и откидывается на спинку стула.

— Клянусь Матерью-Волчицей, она совсем не в себе.

Я ухмыляюсь ему.

— Ты можешь принести мне еще этой дури? — я поворачиваюсь к Косе. — Папочка-акула, ты же можешь? Ну, пожалуйста-припожалуйста. Ты должен знать всех поставщиков.

Моя акула просто смотрит на меня, пока Лайл выходит из комнаты, вероятно, чтобы обрубить мне все веселье.

— Ниа-ха. Кто-нибудь, почешите мне нос, пожалуйста?

Дикарь наклоняется, чтобы сделать это, но затем колеблется.

— В последний раз, когда я пытался сделать что-то подобное, ты чуть не оторвала мне руку.

Я скалю на него зубы.

— Не могу ничего обещать, малыш.

На его лице появляется кривая улыбка.

— Ты только что назвала меня малышом?

— Ага.

Дикарь ухмыляется и нежно чешет кончик моего носа. Я наклоняюсь к нему, наслаждаясь прикосновениями.

— Ты мой любимый волк! — моя улыбка лучезарна.

— Вот только не думай, что твое милое поведение оправдает то, что ты сделала, Регина, — упрекает он, хотя не может сдержать улыбки.

— О нет, — внезапно говорю я, и в животе у меня все сжимается от страха.

— В чем дело? — спрашивает Лайл, появляясь в дверях.

Я снова сглатываю и пищу:

— И как же мне теперь пописать? — мой мочевой пузырь внезапно дает о себе знать, становясь настоящей проблемой. Я пытаюсь встать, но обе руки пронзает боль, и я вскрикиваю, прежде чем рухнуть обратно на подушку.

Лайл мгновенно оказывается рядом со мной.

— Аурелия, остановись.

— Мне нужно в туалет! — восклицаю я.

Внезапно я осознаю все. То, что я не могу пользоваться обеими руками. То, что мне нужны руки, чтобы пописать, встать с кровати, причесаться и принять душ, и мне не разрешат исцелить себя еще три дня.

— Ох, дерьмо! — плачу я. — Ох, блядь! Где Минни? Где Сабрина? И где, вашу мать, Генри?

— Успокойся, — приказывает Лайл.

Я мгновенно замолкаю, плотно сжимая губы, чтобы не разрыдаться. Возможно, я не подумала об этом, когда планировала все в своей голове.

Лайл выдыхает, и его плечи опускаются, когда он наклоняется, чтобы обхватить мое лицо ладонями. Его нежное прикосновение почти заставляет меня снова зарыдать, но затем он говорит:

— Мы позаботимся о тебе, ангел. Не волнуйся.

Я прикусываю губу, когда слова доходят до меня. Лайл заправляет прядь волос мне за ухо и выпрямляется.

— Генри был очень расстроен, — говорит Коса. — Нам пришлось вас разлучить. Он с Минни.

Я рада слышать, что Генри с Минни, Герти и Юджином. Все мои любимые.

— Все расстроены, — говорит Дикарь сквозь стиснутые зубы. — Они хотели прийти и повидаться с тобой, но я сказал им, что сначала тебя увидят твои суженые.

Я моргаю, глядя на него, а затем выпаливаю:

— Я сейчас правда обмочу штаны.

В итоге Лайл использует свой телекинез, чтобы поднять меня в воздух и перенести в туалет, на унитаз. Это невероятно неловко, но Дикарь все время держит меня за руку, и когда они с Лайлом пытаются последовать за мной в уборную, я рычу на них.

— Уединение, пожалуйста.

— Смешно, — отвечает Дикарь. — Как ты собираешься подтираться?

— Это так чертовски неловко, Дикарь! — восклицаю я драматично.

Я бы хотела, чтобы Коса и Ксандер ушли, но они не уходят, вместо этого тихо разговаривая в углу. По крайней мере, у них хватает ума не смотреть на меня.

— Я справлюсь, — рычу я. — Лайл, отпусти меня и убирайся к чертовой матери.

Лайл аккуратно опускает мои ноги на пол перед унитазом, и мне приходится держать руки прямо, иначе будет больно. Дикарь садится рядом со мной на корточки, и я бросаю на него сердитый взгляд.

— Я уже все там видел, — он указывает на промежность. — Меня не пугает немного мочи.

— Боже мой, — вздыхаю я. Но в его словах есть смысл.

— Мне вызвать медсестру? — спрашивает Лайл.

— Да нихрена ты не сделаешь. Я ее пара, — рычит Дикарь. Он кладет руки на мои икры и нежно поглаживает вверх-вниз. — Если ты будешь хорошей девочкой, я тебя вылижу, пока мы здесь.

— Серьезно, Дикарь? — невозмутимо спрашивает Лайл.

Но волк только хихикает, и я не пойму, серьезно он или нет.

— Я спущу с тебя трусики и уйду, хорошо? — говорит он с ухмылкой.

Я едва ли могу отказать своему волку, когда он стоит передо мной на коленях с таким нетерпеливым выражением лица, поэтому киваю.

Он проводит пальцами по моим бедрам, и я подавляю дрожь, когда он спускает мои трусики до лодыжек. Он приподнимает мой халат и помогает сесть, а потом добавляет:

— Кроме того, откуда ты знаешь, люблю я золотой дождь или нет? Уверен, что кто-то из нас любит.

Я смотрю на него, разинув рот.

Лайл издает звук глубокого разочарования.

— Ты слышал ее, Дик. Выметайся.

Безумно хихикая, Дикарь выходит из ванной и посылает мне воздушный поцелуй, прежде чем закрыть дверь.

Мне кажется, что я совершаю самое долгое мочеиспускание в своей жизни. Я на мгновение сосредотачиваюсь, пытаясь понять, как, черт возьми, все дошло до такого, и вспоминаю, что во всем виновата сама.

— Ладно, — говорю я себе. — Возьми себя в руки.

К тому времени, как я возвращаюсь в палату и сажусь на свою больничную койку, я понимаю, что только что получила представление о том, каково это — иметь полную стаю. Конечно, Упыря нет, но если бы я была обычной региной в больнице, все было бы точно так же: четверо моих суженых суетились бы вокруг меня, словно влюбленные, и никто из них не захотел бы покидать палату.

За исключением того, что один из них — опасный босс мафии, другой — заместитель директора этой академии, третий — вспыльчивый дракон, а четвертый — неуправляемый волк.

— Все это, блядь, ненормально, — бормочет Ксандер из угла, пока мы все зачарованно наблюдаем, как Лайл расчесывает мои спутанные волосы.

— И не говори, — бормочу я в ответ. — Подожди минутку! — восклицаю я. — Неужели мы хоть в чем-то согласны, человек-дракон?

Он вздыхает через нос, как будто это его раздражает.

Лайл аккуратно распутывает мои колтуны, а Дикарь наблюдает за ним, словно готов наброситься, если тот потянет слишком сильно. Но руки моего льва нежны, и я чувствую, как расслабляются мои мышцы, пока он работает. Наконец он заканчивает и собирает волосы в аккуратный пучок на макушке.

— Прекрасно, — говорит Дикарь, протягивая мне стакан воды с соломинкой.

Я поднимаю руку, чтобы дотянуться до него, но острая боль под гипсом останавливает меня.

— Ой, — бормочу я. — Они совсем бесполезны.

Моя сила хочет вырваться наружу, чтобы исцелить меня, она хочет…

Именно тогда я понимаю это. Я в ужасе дрыгаю ногами и смотрю на черные обсидиановые кандалы, которые были на мне все это время.

— Мне нужно их снять! — кричу я Дикарю, умоляя глазами. — Прямо сейчас, Дикарь, сними их! Я не понимала… Лекарства отвлекли меня. — Я поворачиваюсь к Косе. — Коса, мне нужно их снять. Прямо сейчас. Прямо сейчас, черт возьми!

— Успокойся, Аурелия, — говорит Лайл, обхватив ладонью мою щеку.

Я стряхиваю его руку и пытаюсь встать на ноги. Чтобы они осознали. Чтобы они поняли. Минни. Я должна убедиться, что с ними все в порядке. Возможно, мой отец уже почувствовал…

— Пожалуйста! — кричу я.

Мне не хватает воздуха, я не могу дышать, не могу думать, у меня кружится голова. Комната плывет и раскачивается.

Береги их. Береги их. Береги их.

Кто-то кричит, но я не знаю кто именно. Возможно, это я.

Руки на мне. На моем лице, на моих ступнях, на моих ногах.

Но затем внутри меня пробуждается моя магия, обжигая вены. Я посылаю ее обратно, восстанавливая все семь своих щитов и тот восьмой, который защищает всех вокруг.

Когда в мире все хорошо, я открываю глаза и обнаруживаю, что кто-то укачивает меня на коленях. Кто-то другой целует меня в щеку. Судя по запаху, первый — Лайл, а Дикарь стоит передо мной с озабоченным лицом.

— Дыши, Аурелия, — шепчет Лайл мне на ухо, заставляя меня дрожать. — Просто дыши, милая.

Я повинуюсь, вдыхая через нос, когда Коса поднимается на ноги передо мной. Это он снял кандалы.

— Извините, — говорю я, совершенно сбитая с толку. — Обычно я не…

— Ты хотела вернуть свою силу, — говорит Коса, черные кандалы свисают с его пальцев. — Все здесь это понимают.

Но я беспокоюсь не о себе.

— Кто-то должен проверить Минни и моих анима, — говорю я хрипло. — Пожалуйста, мне нужно…

— Почему ты всегда так беспокоишься о них? — спрашивает Лайл.

— Потому что, — говорю я, — мой отец придет за ними, если я не сдамся. Так мне сказали, когда похитили в тот раз.

Эти слова падают в уши каждого, как тяжелые камни в воду. От того, что я рассказала им, становится легче, но это все равно ужасная, уродливая правда.

Через мгновение Дикарь говорит:

— Ракель сказала, что с анимами все в порядке.

Облегчение разливается по каждой артерии, капилляру и вене в моем теле. Все в безопасности, и это все, что имеет значение. К счастью, повязки на моем животе все еще на месте, и раны скрыты от медицинского персонала.

Коса обменивается взглядом с Лайлом.

— Тебе нужно держаться подальше от других студентов в течение трех дней, — говорит Коса. — Все это время ты должна будешь притворяться, что на тебе кандалы. Так что…

— Она останется в моей квартире, — быстро говорит Лайл, его руки собственнически сжимаются вокруг меня. — Она никуда не уйдет.

Мое сердце учащенно бьется, киску покалывает, и я не могу сдержать своего возбуждения.

Губы Косы дергаются, и он медленно кивает.

— Очень хорошо.

— А как же правила? — осторожно спрашиваю я. — Старые законы.

— Почему у тебя сложилось впечатление, что правила устанавливаю не я, Аурелия? — спрашивает акула. — И после того, что ты сделала, ты в любом случае не имеешь права голоса.

— Подожди, ты заботишься обо мне? — легкомысленно спрашиваю я. Несмотря на то, что Лайл попросил медсестру отключить капельницу, фентанил явно продолжает свою вечеринку в моих венах.

Коса бросает на меня взгляд, который я не могу истолковать.

— У меня есть одно условие, и ты его выполнишь. Ты меня понимаешь?

Приказ заставляет мое сердце трепетать. Я все еще хочу, чтобы его губы были на моих, поэтому тихо говорю:

— Я слушаю.

— Держи свой щит брачной метки опущенным и больше никогда его не поднимай.

Я сглатываю. Коса пробил мою защиту, когда они пытались похитить меня несколько месяцев назад. Он видел все мои щиты, и, очевидно, понимал, для чего каждый из них. Но…

— Почему? — спрашиваю я. — Зачем тебе…

— Это все равно что ложь, Аурелия, — твердо говорит он. — Я не позволю тебе лгать мне. Нам.

Он сердито смотрит на меня сверху вниз, и в комнате внезапно становится холоднее.

Я удивленно выдыхаю. Значит, Коса считает ложь такой же оскорбительной, как и клевету в свой адрес. Хорошо, принято к сведению.

Я медленно опускаю свой щит брачной метки.

Три метки вспыхивают передо мной и одна позади. Мне придется привыкнуть к этому. Они потрясающе выглядят, и каждая из них заставляет меня чувствовать себя безмозглой и бескостной…

Глаза Косы с хищным интересом останавливаются на моей шее, а потом он кивает.

— Хорошая девочка.

Мой желудок несколько раз делает кульбит. Мне хочется улыбнуться ему, но вместо этого я прикусываю губу.

— Сделай дверь, — говорит Коса, указывая на Ксандера.

К моему искреннему удивлению, дракон направляется куда-то за мою спину, и в воздухе разливается магия. Сама стена на мгновение стонет, а затем в комнату врывается холодный воздух.

— Мне никогда не надоест на это смотреть, — радостно говорит Дикарь и прыгает вокруг кровати.

Кровать скрипит, когда Лайл встает с нее, увлекая меня за собой на руках. И, как вы уже догадались, Ксандер прислонился к стене, скрестив руки на груди, а рядом с ним — новая драконья дверь-обманка, ступеньки которой ведут в темноту.

Глава 55

Дикарь

Aурелия наконец-то позволяет мне заботиться о ней. Ну, мне и Лайлу.

И это безумно заводит моего волка. Я лежу с ней на кровати льва, пока он возится в ванной, а Коса и Ксандер в гостиной, вероятно, совершают набег на холодильник или обсуждают дела.

Я собственнически целую мою Регину в лоб.

— Я хочу их снять, — вздыхает она, глядя на две гипсовые повязки на предплечьях. — Но у меня пока нет сил, чтобы полностью исцелить кости.

— Ксандер не будет исцелять. Он дуется, — бормочу я. — Он расстроен из-за того, что ты разговаривала с его драконом без его ведома.

— Он может исцелять? — удивленно спрашивает она.

— Да, драконья магия способна на многое. Они просто держат это в секрете.

— Чем больше я узнаю, тем больше они напоминают змей.

— Только не говори ему об этом.

Она снова вздыхает, шевеля пальцами.

— Что ж, думаю, мне придется немного подождать. По крайней мере, это не так больно, учитывая то немногое, что я смогла вылечить. А как насчет Клюва?

Я подавляю рычание, но оно все равно вырывается из моего горла.

— Я не потерплю, чтобы здесь с нами был еще один мужчина, Регина. Я… — потирая большим пальцем мягкую кожу тыльной стороны ее ладони, я задаюсь вопросом, должен ли я сказать ей, как сильно она нужна мне самому. — Это наше первое гнездо, — медленно произношу я, указывая глазами на комнату. — В первый раз, когда мы…

— Все вместе. Ну, большинство из нас.

— Упырь не в счет. Он псих.

— Угу, — она улыбается мне.

Я наклоняюсь и целую ее брачную метку, которая теперь все время светится ярким серебристо-золотым светом. У меня практически появилось желание расцеловать Косу за то, что он заключил с ней эту сделку. Аурелия дрожит под моими губами, и я снова целую ее в шею.

— Кажется, от меня попахивает, — жалуется она так мило, что мне хочется ее укусить. — Я хочу в душ.

— Лайл собирается обтереть тебя губкой.

— Что, прости? — голос Аурелии похож на высокий птичий писк. Она собирается сесть, но морщится и ложится обратно, ее щеки приобретают прелестный арбузно-розовый цвет.

— О, будь хорошей девочкой и позволь нам, — говорю я, игриво щелкая ее по носу. Мы оба оборачиваемся, чтобы посмотреть, как Лайл выходит из ванной с тазиком мыльной воды и мочалками. Его рукава закатаны, и, судя по лицу, он настроен серьезно. Щеки Аурелии розовеют сильнее.

Лайл кладет свои вещи на прикроватную тумбочку и смотрит на нашу Регину.

— Я не думаю… — начинает она.

Но Лайл качает головой, и его голос напоминает мне о времени, которое мы все вместе провели под школой, когда Аурелии было плохо. Он нежный, и я стараюсь не ухмыляться из-за того, что лев такой дружелюбный.

— Позволь мне сделать это, — говорит Лайл. — Позволь мне позаботиться о тебе.

Что-то в его лице заставляет Аурелию сглотнуть. Кажется, в последнее время она часто так делает.

— Хорошо, — тихо отвечает она.

Я тянусь к ее больничному халату, но она останавливает меня быстрее, чем кобра наносит удар.

— Не снимай его.

— Принцесса, я уже видел твое тело, и оно прекрасно, — мне отчаянно хочется покрыть ее кожу поцелуями и избавиться от запаха медицинского отделения.

— Ты можешь оставить халат на себе, — твердо говорит Лайл. — Мы просто будем передвигать его по ходу дела.

— Всегда хотел это сделать, — взволнованно говорю я, вскакивая, чтобы проверить температуру воды мизинцем. — Давайте поиграем в докторов и медсестру. Где мой ректальный термометр, когда он так нужен?

Она хихикает, и от этого звука у меня в животе порхают всякие приятные штуки. Я смотрю, как Лайл окунает мочалку в мыльную воду и выжимает ее. Он садится на край кровати, складывает мочалку в несколько раз и протирает лоб Аурелии. Она закрывает глаза, словно ей приятно. Лев смотрит на лицо нашей Регины, и кажется, что все его тело обмякает, пока он протирает ее щеки, а затем прямой маленький носик.

Но я не хочу оставаться в стороне, поэтому беру другую мочалку, смачиваю, а затем отжимаю, как это сделал он. Я забираюсь на кровать, целясь в ее ноги, и тут Лайл рявкает:

— Обувь!

Аурелия вздрагивает, и я бросаю на льва хмурый взгляд, прежде чем сбросить кроссовки.

Я задираю ее халат, обнажая великолепные бедра, и начинаю осторожно проводить мочалкой по одному, затем по другому, пока Лайл моет ей руки.

— Приятно? — спрашиваю я, поднимая стройную ногу, чтобы поцеловать в голень.

Она прочищает горло.

— Да.

Я осторожно протираю каждый пальчик ее ноги, по очереди, когда чувствую исходящий от нее сладкий аромат ванильного кекса… и ее возбуждения.

Мой член дергается в ответ, и я гусеницей подползаю ближе к изголовью кровати. Лайл возится с повязкой на тыльной стороне ее ладони, куда была вставлена капельница.

— Можно я развяжу это, Регина? — мягко спрашиваю я, касаясь ее шеи в том месте, где завязан больничный халат.

Она смотрит на меня, приоткрыв губы, и я точно знаю, что наши прикосновения доставляют ей удовольствие.

— Хорошо, — шепчет она, и ее взгляд становится томным и нежным.

Едва сдерживаясь, я развязываю завязки, а затем расстегиваю пуговицы на плечах. Затаив дыхание, стягиваю с нее халат.

Передо мной лежит кремовая грудь с оливковой кожей, размером чуть больше горсти. Соски красивого шоколадного оттенка и слегка торчат. Я возбужден и пускаю слюни при виде моей идеальной, прекрасной Регины, находящейся в нашей полной власти.

— Кто-то украл твой лифчик, — говорю я, прочистив горло.

Она хихикает, отчего ее грудь подпрыгивает.

— Наверное, сняли для ЭКГ.

Лайл некоторое время молчал, но теперь у него в руках свежая мочалка.

— Можно? — тихо спрашивает он.

Аурелия сглатывает и кивает. Лайл осторожно проводит мочалкой по округлой груди и соску. Она резко вдыхает, и я внезапно не могу ничего с собой поделать. Я опускаюсь к другой ее груди и накрываю ртом этот восхитительный упругий бутон.

Моя Регина ахает, и я провожу языком по ее соску, затем посасываю его.

— О богиня, — стонет она, извиваясь на простынях.

Я обхватываю грудь, поглощая ее единственным желанным сейчас способом. Медленно и полностью. Она восхитительна на ощупь, кожа на вкус как сладкая ваниль, как женщина и вся моя.

Лайл застыл рядом со мной, наверное, пялится. Я бросаю на него косой взгляд и ухмыляюсь. Как я и думал, это выводит его из себя, он рычит и бросается вперед, к другой груди нашей Регины. Он стонет от ее вкуса, как и должен.

Аурелия издает звук абсолютного женского удовольствия, и я растворяюсь в ее звуках, в ее коже, в ее идеальном аромате, созданном специально для меня. Это похоже на поклонение луне, священное и правильное. Я показываю ее изображение Косе, Ксандеру и Упырю, потому что знаю, что это сведет их всех с ума от ревности.

— Блядь, — стонет Аурелия, выгибаясь и запрокидывая голову.

Я посмеиваюсь над ее соском, отпуская его, чтобы облизать и поцеловать оставшуюся часть мягкого холмика.

— Боже, как же я люблю твой вкус, — бормочу я, скользя рукой по ее бедру и отодвигая нижнее белье в сторону, нащупывая сладкую щелочку. Я сажусь, обводя средним пальцем ее центр. Она раздвигает ноги, и я погружаюсь глубоко. Она чертовски мокрая, и я одобрительно рычу, проводя пальцами по скользкой влаге. Лайл целует Аурелию в шею и жадно впивается в губы, обхватывая ее грудь обеими руками.

Поэтому я поступаю логично. Я задираю халат и ныряю между ног, пожирая ее киску. Обхватываю губами набухший пульсирующий клитор и нежно посасываю. И, клянусь богами, я мог бы есть ее сладкую щель целыми днями напролет…

Аурелия кончает, содрогаясь и вскрикивая, все тело дрожит от силы наслаждения. От звуков ее экстаза я едва сам не спускаю в штаны, как подросток, но я крепко сжимаю основание члена и умудряюсь вовремя остановиться.

Снаружи хлопает дверь, и я понимаю, что Ксандер вышел из квартиры. Я закатываю глаза от глупости дракона, потому что его желание не участвовать в этом, выше моего понимания. Я провожу языком по ее клитору снова и снова, выжимая все до последней капли удовольствия из этого прекрасного тела, пока она стонет. Лайл одобрительно рычит, все еще уткнувшись лицом в шею Аурелии.

— Ты слишком быстро кончила, Регина, — жалуюсь я, снова приводя в порядок ее одежду. — Я едва начал.

Но Аурелия лежит на подушке вялая, с сонными глазами, на ее идеальных розовых губах блуждает довольная улыбка.

— Извини, — бормочет она.

Лайл поправляет себя в штанах, затем снова накидывает на нее халат, застегивая и завязывая его на плечах, и натягивая одеяло. Он нежно гладит ее по щеке, и она наклоняется навстречу его прикосновениям, поднимая на него усталые голубые глаза.

Лев сжимает челюсть снова и снова, этот мускул работает сверхурочно. Но его глаза прикрыты, пока он смотрит на нее сверху вниз. Я знаю, что теперь он не сможет держаться от нее подальше.