Ее бешеные звери

— Скоро, брат, — успокаиваю я его. — Скоро.

Я возвращаюсь на пляж, чтобы помыться, а Ксандер тем временем забирает ключи от второго джипа у Руфуса и отправляет ягуара на его машине в путь с Джейсоном в пластиковом контейнере на заднем сиденье.

Моему брату-дракону нужно немного выпустить пар, и есть только один или два ордена, которые могут сравниться с драконом в бою. Поскольку я не феникс и не наш пятый брат, мне придется делать это в человеческой форме.

— Поехали, — говорю я, когда мы садимся в машину и направляемся с пляжа в одно из наших обычных мест для спаррингов в пригороде — туда, где мы не сможем нанести слишком большой ущерб зданиям или людям. — Думаю, ты совсем размяк из-за того, что целыми днями бездельничаешь в школе и куришь травку.

— Нихуя подобного, — огрызается он в ответ.

Когда машина наполняется дымом от ярости дракона, я просто опускаю стекло и ухмыляюсь.

— Мне нужно снова увидеться с Мардуком, затем мы вернемся в «Анимус».

Ксандер только хмыкает в ответ, но я чувствую это и в нем. Это невольное облегчение. Эта первобытная, вечно присутствующая потребность вернуться к нашей Регине.

Глава 11

Анима Аурелии

Мой лев часто навещает меня. В отличие от других, он всегда в человеческом обличье, а его анимус скован цепями из обсидиана и стали. Цепи настолько тугие, что я удивляюсь, как зверь в них не задыхается.

Но я не могу радоваться встрече с ним. Я не могу тратить на это энергию.

Лев сидит со мной, когда мой волк и сестринская стая отсутствуют. Он говорит, и говорит, и говорит. Иногда тихо, полушепотом, в другие дни громче. У него приятный голос. Глубокий и ритмичный, и часто убаюкивает меня своим рокотом, погружая в спокойный сон. Иногда я ловлю себя на том, что ищу этот голос. В нем есть непоколебимая уверенность земли. Вес тяжелого камня. Я могу прислониться к нему разумом, и он не дрогнет, пока я отдыхаю какое-то время. Это придает мне немного сил. И когда его здесь нет… Я скучаю по его мелодии.

Я не понимаю, что он говорит, и не могу тратить драгоценную энергию на распознавание слов. Потому что те клыки, которые когда-то царапали, царапали, царапали мою кожу, теперь обжигают, обжигают, обжигают.

Боль моей души отражается в животе. Я рычу, зарываясь глубже в свою защиту.

Оберегай нас. Оберегай нас. Оберегай нас.

Это моя ответная песня.

Но она едва ли уменьшает ядовитую атаку на мое тело. Эту угрозу со стороны внешнего врага.

Мне нужно больше силы, но я слабею.

Однажды, когда мой лев замолкает, я поднимаю глаза, чтобы посмотреть на него.

Рассматриваю его.

Пока он рассматривает меня в ответ.

Он — воплощение чистой силы. Любая анима может это увидеть. Разделив энергию с таким зверем, я смогу получить доступ к большей силе и, в свою очередь, к большей защите. И он мой. Мой в самом прямом и существенном смысле.

Он что-то говорит, и мелодия его голоса нежно поглаживает меня по шерсти.

Человек внутри меня бьется о свою клетку, и мне становится интересно, знает ли она что-то, чего не знаю я. Но я не могу позволить себе выпустить ее. Она должна быть защищена внутри меня. Вдали от ожогов, яда и тьмы врага. Некоторое время она лежала тихо, понимая, что поставлено на карту. Но теперь она колотит и колотит, и у меня болит голова.

Мы вытерпим это. Мы должны.

И вот я снова опускаю голову на лапу и пою свою одинокую песню.

Оберегай нас. Оберегай нас. Оберегай нас.

Глава 12

Дикарь

Примерно через две недели после того, как анима моей Регины взяла верх, возвращаются Коса и Ксандер. Я умоляю их — даже угрожаю им, — но они оба отказываются навещать ее. Ксандер много спит, еще больше курит, и Коса предупреждает меня, чтобы я не слишком его терроризировал.

— Последнее, что нам нужно, — это неуправляемый дракон, поджигающий людей, — говорит мне Коса, когда Йети, Клюв и я присоединяемся к нему в столовой за завтраком. — Отдай ему свое золото и оставь его в покое.

— Это вредно для здоровья, — резонно замечаю я, вгрызаясь в свой стейк и окидывая взглядом стол анима-первокурсниц. — В какой-то момент он взорвется.

Йети, наш любимый сибирский тигр, поднимает белую бровь, глядя на меня. Его мать была белой тигрицей, а отец — сибирским тигром, и этому везунчику досталось лучшее от обоих родителей. Массивный размер сибиряка и необычные белые волосы и голубые глаза от белого тигра. Я отвечаю ему взглядом и прикидываюсь самой невинностью. Кстати, он тоже с большим интересом разглядывает стол анима.

Все знают о судебном запрете феникса, и мы сказали нашим зверям только то, что Аурелия затаилась, и чтобы они не задавали вопросов. В первую неделю было много сплетен, но сейчас эта новость уже устарела. Только хищные птицы переживают, что одна из «их» анима пропала без вести, но я быстро положил конец всякому кудахтанью по этому поводу. Кулаки говорят лучше любого рта. Мой девиз по жизни.

Коса опускает взгляд на мое предплечье, где красуются следы от зубов нашей Регины. Я посолил их, чтобы сохранить шрамы и носить как знак почета. Эти красивые углубления навсегда останутся для меня чем-то драгоценным. Так же, как и отсутствие указательного пальца на правой руке.

Я думаю о ней каждую секунду. Как она сидит под общежитием анима, словно злобное, кровожадное, впавшее в спячку чудовище. Как ее голубые глаза смотрят на меня из темноты. Как она шипит и скалит зубы, когда я оскорбляю кого-то из ее друзей. Мой член дергается от этой мысли. Коса еще не понимает, и Ксандер тоже. Они не позволяют своему анимусу руководить ими, как это делаю я, и поэтому не видят ее должным образом.

Но я вижу. Мой волк и я, мы можем видеть ее всю. Я видел ее орлицей, волчицей и львицей. Но за всеми этими прекрасными формами скрывается женщина. Женщина, которая спланировала свой побег, избежав казни. За пределами медицинского крыла была дюжина смертоносных тварей, и ей удалось остановить их всех всего несколькими нимпинами. Блестяще. Гениально. Я бы все отдал, чтобы увидеть это в реальной жизни, а не только на записи с камер наблюдения, которые я просматриваю на телефоне через день. Вот о чем мы говорим, когда я прихожу к ней. Ну, я говорю, а она просто слушает.

Я надеюсь, что чем больше буду с ней разговаривать и кормить, тем сильнее она будет в меня влюбляться. Я нравлюсь ее аниме. Теперь она позволяет мне кормить ее маленькими кусочками курицы. Сначала я сам пережевывал пищу и пытался давать ей так, как это делают птицы, решив, что, возможно, так делала ее мать.

Но она просто посмотрела на меня очаровательным «Ты издеваешься?» взглядом. Когда я попытался сделать это снова, Стейси и Сабрина метнулись в угол пещеры с рвотными позывами, и у меня не осталось выбора, кроме как попробовать другие методы. Я пытался давать мясо сырым, потом вареным, потом жареным, но она ничего не ела, пока Коннор не принес бескостный сорт. Он сказал, что мы не хотим знать, кому ему пришлось отсосать, чтобы раздобыть его, но сам ухмылялся, так что определенно он от этого не пострадал.

— Ей не нравятся кости? — недоверчиво спрашиваю Ракель. — Все бешеные любят кости.

— Я не думаю, что она обычная бешеная, мистер Фенгари, — приходит телепатический ответ.

Это заставляет меня сиять от гордости, потому что я знаю, что моя Регина не такая, как все. Или обычная. Или заурядная. Она особенная. Костеплет. И каждый раз, когда она берет у меня еду, мое сердце становится немного больше.

Меня возбуждает, что я первый в нашей стае, кто попробовал ее. Кто насладился ею.

И когда остальные полюбят ее так же, как я, у меня все равно будет это право. Право собственности. Лайл ненавидит меня за это. Я знал это с самого начала. Его анимус думает, что он старший и, следовательно, второй в иерархии и должен был заявить права первым. Но пошли они все, потому что я был тем, кто увидел ее первым.

И я тот, кто влюбился в нее первым.

Я пропускаю второй урок, потому что не могу побороть желание быть с Аурелией. Я провел там ночь, как и всегда, но оставить ее, даже с Юджином, чтобы поесть или пойти на занятия — все равно что снова открыть старую рану. Лайл будет недоволен, но я посещаю его занятия по регине, так что он только за это должен ставить мне оценки. Напевая по дороге в общежитие анима, я посылаю Кристине воздушный поцелуй. Она бросает в мою сторону ругательства, так и не простив меня за эпизод с бомбой, но все равно впускает в общежитие. Как только я достигаю канала, я вижу, что лодка не причалена. Подозрительно прищурившись, я перекидываюсь и прыгаю в воду, прокладывая себе путь по туннелю. Вода приглушает запахи, а здесь так много людей в последнее время, что бывает трудно сказать, кто из нас сегодня, а кто вчера.

Но мое чутье на членов нашей стаи превосходит мой нюх, и я обнаруживаю присутствие Лайла еще до того, как заворачиваю за угол, и вижу его длинный светлый хвост, свисающий вдоль широкой спины, обтянутой костюмом.

Он сидит на каменном полу, а Аурелия…

Ревность вспыхивает, когда я вижу их вместе. Аурелия прижимается к Лайлу, ее тело лежит рядом с его ногой, как будто она находит там утешение. Лайл знает, что я поднимаюсь, но не оборачивается. Юджин сидит в гнезде Аурелии, наблюдая за ними через очки, как хороший мальчик, которым он и является.

Вылезая из воды, я встряхиваюсь, обдавая их обоих холодной водой.

К моему ужасу, когда я заканчиваю, я вижу, что в воздухе висит завеса из капель воды, а Лайл поднял с колена всего один палец. Он опускает палец, и вода устремляется ко мне.

Раздраженный, я игнорирую его, подхожу к Аурелии с другой стороны и ложусь, чтобы зажать ее между нами.

Она фыркает, как будто ей это нравится, а Лайл вздыхает, как будто ему это не нравится.

— Почему ты не на занятиях, Дикарь? — он говорит на удивление мягким голосом. Как будто не осмеливается использовать свой обычный властный тон рядом с нашей Региной, чтобы не напугать ее.

Я раздраженно фыркаю в ответ, давая понять, что срать я хотел на его вопросы.

— Дикарь, ты действительно должен быть в человеческом обличье, когда с ней. Ей нужно избавиться от этого бешенства.

Мой анимус протестует против того, что этот зверь указывает мне, что делать, но Аурелия важнее. И Рубен сказал, что любовь — это когда ты ставишь другого человека на первое место, отбрасывая в сторону все остальное.

Поэтому я принимаю человеческий облик, но остаюсь лежать на животе. Камень трется о мой член, и я морщусь, переворачиваясь на спину. Теперь, когда Лайл завис вверх тормашками, он выглядит не так устрашающе.

Если я закрою глаза, то смогу притвориться, что его здесь нет. Мех Аурелии приятно щекочет мою кожу, словно теплое шелковое платье, но я чувствую ее ребра под шкурой и резко сажусь, пораженный этим открытием. Я кормил ее сегодня утром, но она съела только два куриных филе.

Дерьмо. Может, этого недостаточно? Мне бы точно не хватило. Я поднимаю взгляд на Лайла, неуверенный в том, что это значит. Он уже изучает меня, глаза прищурились в подозрении. Наверняка решил, что я снова попытаюсь взорвать общежитие анимы.

Я скорее взорву его кабинет. Эта мысль все еще находится в той части моего мозга, которая отвечает за идеи.

Но мое раздражение по отношению к Лайлу перевешивается беспокойством, от которого сводит живот. Лайл, наверное, эксперт по львам, а я нет. Он, наверное, разбирается в этом.

— Она мало ест, — натянуто говорю я.

Мы оба смотрим на её прекрасное тело. Мне кажется, что она дышит слишком часто, но я не знаю, нормально ли это для львицы. Или для Костеплета.

Лайл бросает взгляд на пустые пластиковые бутылки из-под воды, которые девочки складывают в сторону. Я и не знал, что девчонки могут быть такими засранками. Не спрашивая разрешения, я встаю, подхожу к миске, из которой она пила, и наполняю водой из бутылки.

Я возвращаю полную миску и «бубкаю» пальцем Аурелию в нос.

Она выглядит недовольной, что ее отдых прервали, но делает ровно три глотка, а затем опускает голову, как будто очень устала.

Почему она все время такая уставшая?

— Я не понимаю, почему она не ест, — говорю я, отставляя миску в сторону и заглядывая ей в глаза. — Она должна есть побольше.

Я не хочу говорить это вслух. Я действительно не хочу. Но когда животные не принимают пищу и воду, это плохой, очень плохой знак.

Желудок скручивает, и мне становится жарко. Сердце начинает биться так, словно я пробежал пару километров на огромной скорости. Я никогда раньше так себя не чувствовал.

— Брат, — обращаюсь я к Косе, который, вероятно, вернулся в нашу комнату.

— Что случилось? — следует немедленный ответ.

Он моментально настораживается, и я чувствую, что Ксандер тоже подслушивает. Обычно я не говорю таким тоном, но мне приходится проглотить ком в горле.

— Кажется, Аурелия заболела.

Но мне отвечает Лайл.

— Нам нужно, чтобы она перекинулась.

— И как мы это сделаем? — огрызаюсь я.

Ненавижу задавать ему вопросы, но мое сердце так колотится, что я слышу его в ушах. Теперь, когда адреналин обострил мое зрение, я вижу, что ее мех какой-то тусклый.

— Честно говоря, я не знаю, — признается он.

Гнев разливается по моим венам, и желание разбить ему лицо почти сводит с ума. Но Аурелии нужно, чтобы мы думали, а не грызлись.

Итак, я свирепо смотрю на бесполезного льва.

— Разве ты не известен этим? — я требую от него ответа. — Разве ты не можешь ее вылечить? Разве ты не можешь сделать то, что обычно делаешь, чтобы заставить ее прийти в себя?

— Я никогда не видел такой формы бешенства. Это не совсем обычный случай. Думаю, здесь что-то другое. Мне кажется…

Затем он смотрит на меня. Смотрит прямо в глаза, словно хочет что-то понять.

— Ты можешь поговорить с ней телепатически?

Я качаю головой.

— Это первое, что я попробовал.

— Я так и думал, — вздыхает Лайл. — На самом деле, мне кажется, что это какая-то особенность костеплетов.

И мы ни хрена не знаем о костеплетах. Насколько нам известно, в стране — или даже в остальном мире — таких больше нет. И матери Аурелии давно нет в живых. Остальные члены ее семьи тоже мертвы, согласно исследованиям Мардука.

Что касается ее другой семьи…

Мы с Лайлом уставились друг на друга, поймав эту мысль одновременно.

Единственный зверь, который может что-то знать о костеплетах, — это тот самый зверь, которого мы пытаемся избегать.

— Мейс пытался договориться со мной о встрече почти каждый день, — сухо говорит Лайл. — Я каждый раз отказывал ему. Но, может быть…

— Нет, — громкий голос Косы разносится в эфире, как взрыв ручной гранаты, и даже Лайл замирает от его звука. — Ни единого шанса.

— Он ее отец, — ехидно замечает Ксандер, потому что это его любимый аргумент. — Она должна быть в чем-то на него похожа. Попробуйте заклинание для уничтожения паразитов. Может сработать.

— Я убью тебя, — говорю я ему. — Но сначала спасем Лию.

Я наклоняюсь и нежно провожу рукой по ее хорошенькой золотистой головке.

— Вернись, Лия, — воркую я. — Ты нужна нам.

Я чувствую на себе осуждающий взгляд Лайла, но мне плевать. Даже не верится, что мы вообще сотрудничаем.

— Вернись и скажи мне что-нибудь дерзкое. Пожалуйста.

Но это не работает. Она даже не открывает глаза, чтобы посмотреть на меня, и кажется, что еще глубже погрузилась в то, что ее поглотило.

Я ворчу на льва.

— Ты можешь спросить леди Феникс? Она из мифического ордена, может, ей что-то известно.

Лайл фыркает, и я воспринимаю это как согласие.

Протяжный голос Ксандера снова проникает в мой разум.

— Я тоже из мифического ордена, жопаголовый. Она сама это с собой сделала, — говорит он. — Если она сама загнала себя внутрь, то сама оттуда и выберется. А теперь отъебитесь и перестаньте ныть, как стая старых гиен.

Лайл вздыхает, и я знаю, что он тоже это слышал.

Ксандер обладает знаниями, которые недоступны нам. Он ближе всех к Костеплету, так что просто придется поверить ему на слово.

Когда я ложусь обратно рядом со своей Региной, рассуждая, может ли моя сила каким-то образом перейти к ней посредством осмоса, Лайл тихо говорит мне:

— Продолжай кормить ее, Дик. Попробуй завтра ростбиф.

Я мычу в знак согласия, потому что очевидно, что именно это я и собирался сделать. И еще больше волшебного хлеба на десерт.

Посмотрите на нас. Сотрудничаем. Наша Регина будет так счастлива.

Глава 13

Анима Аурелии

В другой день, в другое время. Не могу сказать. Не знаю, как долго я пряталась в темноте. Моя сестринская стая только что закончила течку, и сестра-тигрица вернулась ко мне.

Судя по запаху, она принесла еще еды, и от этого у меня сводит желудок. Моя сила иссякает день ото дня, но в таком виде их пища для меня бесполезна, поэтому я игнорирую ее, принимая только те маленькие кусочки, которыми мой волк кормит меня с рук.

Но сегодня моя сестра-тигрица чем-то встревожена. Я открываю один глаз, чтобы сфокусироваться на ней. Ее птенец — желтый, как спелый банан, — издает резкий звук, сидя у нее на плече. Единственный волк-аним в нашей стае тут же вскакивает на ноги, и ее зеленый птенец тоже издает резкий звук.

Я распахиваю оба глаза, когда моя тигрица прижимает руку к голове и морщится.

Мой собственный птенец тревожно пищит, после чего все птенцы начинают верещать в унисон.

Тигрица поглаживает свой мягкий округлый живот, и тонкий покров на нем немного сдвигается.

Затем она сгибается пополам и съеживается.

Я чувствую запах крови еще до того, как вижу ее. Моя голова в тревоге вскидывается. Красное просачивается сквозь ее одежду. Четыре неглубоких, но длинных и рваных пореза.

Гори. Гори. Гори.

Они не смогли добраться до меня, поэтому пришли за ней. Я так устала, что они наконец нашли брешь в моей защите.

— О Боже! — кричит моя тигрица. — Ракель! Мне больно! Мне больно!

Но волк здесь ничем не сможет помочь.

Человек во мне кричит, и голова наполняется ее агонией, мое сердце бешено колотится, а ядовитая боль обжигает внутренности.

Оберегать их. Оберегать их. Оберегать их. Оберегать их. Любой ценой.

Я вскакиваю на лапы, и вулкан извергается из клетки в самом основании моего тела.

От моего рева чистой ярости сотрясается сам фундамент пещеры.

Глава 14

Лайл

Я сижу с Титусом, пока он играет в игру на своем ноутбуке. Кажется, ему нравятся гонки, и его пальцы ловко порхают по клавиатуре. Срабатывает мышечная память, накопленная за годы игры в компьютерные игры и PlayStation в подростковом возрасте, и он раздраженно ругается себе под нос.

Титус не особо жизнерадостный тигр, скорее серьезный, задумчивый, что делает его склонным к бешенству, но он отлично прогрессирует.

Я ухмыляюсь, думая о своей новой методике и о том, что он сможет присоединиться к остальным студентам через пару дней, когда что-то сотрясает стены пещеры.

Пальцы Титуса застывают на клавиатуре, и мы оба пытаемся понять, что это такое.

Откуда-то издалека доносится рев львицы, от которого содрогаются все мои кости. Брачная метка на правой стороне шеи обжигает кожу, как новое клеймо. И то, что я слышу его здесь, означает, что за этим стоит толчок значительной силы.

Я вскакиваю на ноги раньше, чем Титус успевает что-то понять, запираю дверь и направляюсь к лифту.

У нас заканчивается трехдневный карантин из-за течек, Дикарь, Коса и Ксандер заперты в отдельных обсидиановых клетках внизу, по их собственной просьбе. Поскольку до заката и снятия ограничений остается еще несколько часов, я единственный, кто идет через территорию к общежитию анимы.

Кристина взволнованно щебечет, когда я открываю общежитие раньше времени, стальные двери поднимаются и исчезают в потолке.

— Здравствуйте, сэр! Рада помочь, сэр! — взволнованно говорит она.

Я не отвечаю ей, потому что в моей крови бушует огонь, а в голове гремят цепи.

Внутри анимы оживленно переговариваются, гадая, кто издал этот мощный рев, но предупреждающий взгляд, которым я обвожу первые два этажа, заставляет их разбежаться по своим комнатам и запереть двери.

Я добираюсь до пещеры Аурелии с сердцем, стучащим, как боевой барабан.

С ней только Минни, Ракель и их трое нимпинов. Аурелия в человеческом обличье стоит на коленях перед Минни, пока тигрица надевает новую блузку, и обнимает Минни за талию, уткнувшись лицом в живот подруги. Ее обнаженное тело покрыто грязью с пола пещеры. Она не мылась четыре недели и пахнет соответствующе, но Минни все равно крепко обнимает ее за голые плечи. Генри встревоженно пищит, нависая над хозяйкой, как наседка над цыпленком.

В воздухе чувствуется слабый запах крови, но беглый осмотр показывает, что на самом деле никто не ранен.

Облегчение. Чистота, прохлада и свет наполняют мои вены при виде ее человеческой формы, очевидно, в здравом уме, очевидно, в полном порядке. Я снова обретаю дыхание.

— Мисс Аквинат, — говорю я, засовывая палец за воротник, чтобы немного ослабить его.

Она поворачивает ко мне лицо, не выпуская Минни из объятий, и я не готов увидеть в ее глазах такую неприкрытую ненависть.

Её оливковая кожа стала пепельно-серой, а под яростными васильковыми глазами залегли глубокие тени. Бледные губы, пересохшие от обезвоживания, раздраженно кривятся.

Несмотря на то, что она выглядит болезненно, я поражен ее дикой, неистовой красотой. Легендарное существо восстало из мертвых. Что она помнит о том времени, что мы провели здесь? О том, как пришла ко мне за утешением? Но у меня такое чувство, что те тихие моменты, когда мы сидели вместе, больше никогда не повторятся.

— У-уходи, — хрипло произносит она. Ее голос звучит сдавленно из-за того, что она давно не говорила, или, возможно, из-за того злобного рева, который она только что издала. Этот рев до сих пор звучит у меня в ушах и будет преследовать меня в темных уголках души долгие годы. Эта бешеная сила. Она пробудила во мне что-то очень нежелательное. Я перевожу взгляд на ее шею, но божественной метки там по-прежнему нет. Шепот разочарования проникает в мой разум, словно яд.

— Уходи, — повторяет она. Боги, сколько чистой ненависти в этом голосе.

Хорошо. Это хорошо.

Я дважды вдыхаю и выдыхаю, ровно и медленно, размеренно, что для меня естественно, ведь я всю жизнь учился абсолютному контролю. Я тщательно очищаю свой разум. Я — заместитель директора. Она — моя ученица. Что бы ни было между ее анимой и мной здесь, в темноте и тишине, теперь все кончено.

И я благодарен за это.

— Мисс Аквинат, — говорю я решительно. — С возвращением. Жду вас завтра утром в столовой на завтрак.

Резко развернувшись, я ухожу.

Глава 15

Аурелия

— В-вот же мудак, — бормочу я, несмотря на то, что вид уходящего от меня Лайла, одного из моих суженых, пробивает в моей груди дыру. Но это просто моя анима томится, как распутная чертовка, какой она и является. Человек во мне знает, что он не имеет права здесь находиться. Ни единого шанса, когда он сыграл важную роль в моем судебном разбирательстве и отправил меня на казнь. Просто взял и передал меня моему отцу!

Моя анима протестует в ответ на эти мысли. Теперь она крадется рядом со мной, готовая снова взять верх, если мне это понадобится. Но она также знает, что мы больше не можем здесь отсиживаться, и до тех пор, пока я снова не посажу ее в клетку, она обещает вести себя хорошо. Теперь мы должны работать вместе.

Генри возмущенно взвизгивает, а Ракель фыркает, но в этом звуке слышится облегчение.

— З-значит, ты п-помнишь, как г-говорить?

Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на своего друга волка, оценивая ее своими человеческими глазами. Серебристый пирсинг в губах, бровях и перегородке носа поблескивает в тусклом свете, а темно-каштановые волосы отросли и подстрижены в новом стиле пикси, который мне очень нравится. Я пытаюсь вспомнить, как двигать человеческим лицо, дергаю губами, и они, немного неохотно, складываются в улыбку.

Забавно, что оскал зубов в облике зверя — явная угроза, а в облике человека — признак доброжелательности.

— А вот и она, — одобрительно говорит Минни. — Ты можешь стоять?

Со страдальческим стоном я поднимаюсь на ноги, используя Минни в качестве опоры.

— Словно я могла забыть, как разговаривать, когда вы целыми днями бухтели мне под ухо, — тихо говорю я, дотрагиваясь до горла и хмурясь. — Правда больно немного.

И зубы все в шерсти. Отвратительно.

— Мы достанем тебе немного меда, — говорит Минни. — Честно говоря, ты заставила нас поволноваться.

Это сделала она. Она, истекающая кровью под натиском невидимого врага, помогла мне вырваться из оков. Моя анима оттеснила меня в сторону и удерживала глубоко в моем собственном теле. Примерно так же, как я сдерживала ее долгое время. Я могла справиться с этими царапающими клыками, обжигающими мое тело, но Минни? Или кто-то из них? Никогда. Этого было достаточно, чтобы моя анима смягчилась, отступив в сторону, а я рванулась вверх, с ревом ярости обрушивая свою силу на школу, пока эти скребущие клыки не исчезли совсем. Исцеление Минни произошло само по себе. Эти следы от клыков, оскверняющие ее тело, были чем-то таким, на что я не могла смотреть. Или стерпеть ее несчастный вид.

Нимпины наконец-то успокоились. Бедняжки почувствовали психическую атаку, но не знали, как помочь. Генри устраивается поудобнее у меня на плече, издавая милые, успокаивающие попискивания, и тут я замечаю Юджина у моей ноги, который озабоченно кудахчет. Мой разум немного затуманен, как будто я бреду сквозь вязкую грязь. Но адреналин, вызванный ужасом, а затем встречей с Лайлом, помогает мне выбраться из этого состояния. Мой желудок скручивается от голода, сообщая мне, что я действительно не очень хорошо питалась последние несколько недель.

— Еда, — бормочу я. — И побольше.

— И о-одежду, — Ракель протягивает мне запасную куртку и спортивные штаны, слегка сморщив нос, подходя поближе.

Клянусь Дикой Богиней, если Ракель, выросшая в дикой коммуне, морщит нос при виде меня, значит я воняю как сам ад. Я тихо ругаюсь, пока они обе помогают мне натянуть одежду и ведут к дрейфующей на легких волнах лодке.

Одежда странно ощущается на теле без шерсти. Мне хочется сорвать ее, пока я неуклюже ковыляю к воде. От прикосновения воздуха к коже мне кажется, что я теряю одно из своих чувств. Две человеческие ноги не так устойчивы, как четыре, и я чувствую себя новорожденным жеребенком на льду, который может упасть в любую секунду. Из-за этого я слегка сутулюсь и понимаю, что мой шаг больше напоминает поступь рыси.

На ум приходит Дикарь и то, как он расхаживает по академии, словно зверь на двух ногах. Я думала, что мужчины используют эту походку, чтобы показать свое превосходство, но на самом деле это получается у них непроизвольно. Судя по взглядам Минни и Ракель, они боятся, что я упаду в обморок в любую секунду, и, по правде говоря, у меня кружится голова… и я в шоке.

Впервые взглянув на это место человеческими глазами и с высоты своего роста, мне кажется, что я наконец просыпаюсь ото сна.

Когда я спросила дракона Ксандера, может ли он открыть для меня тайник, очень похожий на потайной этаж моих суженых в общежитии анимусов, его губы изогнулись в ухмылке, и он сказал:

— Конечно, моя Регина, — но когда он открыл проход, мне уже нужно было отправляться на суд, поэтому я не смогла спуститься сюда и проверить все как следует.

Это немногим больше, чем мрачная, пыльная, сырая пещера, но мои великолепные анимы превратили ее в девичью страну чудес.

Проявив некоторую решительность, им удалось притащить сюда матрас и тонны подушек, соорудив что-то вроде крепости-полумесяца вокруг гнезда, которое я инстинктивно создала. Кто-то, вероятно, Коннор, спустил сюда мини-холодильник, а в корзине полно чипсов, шоколадок и кексов. Здесь даже есть пара фиолетовых кресел, маленький круглый столик, и я уверена, что это Минни развесила разноцветные гирлянды по всему периметру пещеры.

Грудь наполняет тепло, золотое и свежее. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Минни, и прижимаюсь к ней головой, шепча ее имя.

И тут я чувствую запах, от которого резко поднимаю голову.

Минни плачет. Она вытирает щеки рукавом, пытаясь скрыть слезы, но у нее плохо получается из-за громко шмыгающего носа.

— Я очень волновалась, Лия, — шепчет она.

— О, Мин, — говорю я своим хриплым голосом. — Мне так жаль. Все пошло по одному месту.

— Я-я так н-не считаю, — твердо говорит Ракель. — Ты, блядь, жива, Лия.

— И сорвала их планы по разведению, — добавляет Минни.

Я благодарно улыбаюсь им.

— Верно, — продолжает Минни, удерживая лодку ровно, пока Ракель помогает мне забраться в нее. — Наш план сработал, нимпины отлично справились, и теперь… мы во всем разберемся.

Мы забираемся в лодку, Юджин и его новые защитные очки запрыгивают за нами. Меня мягко убаюкивает легкое покачивание, пока лодка плывет по каналу. Я так устала, что чувствую приближение обморока. Но я не могу позволить себе потерять сознание. Я никогда не смогу себе этого позволить. Не с дистанционными психическими атаками, надвигающимися на нас со всех сторон. Генри осторожно тычет в меня клювом, как будто знает, что по краям зрения у меня все плывет. Я снимаю нимпина со своей шеи, чтобы посмотреть на него.

Он медленно моргает на меня своими влажными черными глазами, словно говоря: все будет хорошо.

Мое зрение затуманивается, но теперь уже от слез.

Надеюсь, мои глаза передают, что он значит для меня.

Ты спас мне жизнь, Ген. Ты и другие нимпины вывели из строя самых сильных зверей в стране и вытащили меня оттуда.

Генри просто нежно прижимается носом к моей ладони, и все, что я могу сделать, это прижать его к груди и молча поблагодарить. Другие нимпины тоже были со мной все это время, с моими друзьями. Не знаю, что я сделала, чтобы заслужить таких друзей, но я очень благодарна. И я понятия не имею, как отплатить им за это.

Царап. Царап. Царап.

Эти клыки поджидают по краям всего сущего. По краям меня. Я знала, что мой маленький побег не повлияет на моего отца. Королевская кобра, возможно, и не сможет добраться до меня физически, но змеи особенно хороши в ментальных войнах. Он попытается измотать меня, постепенно, безжалостно, пока у меня ничего не останется и он не получит полный доступ ко мне.

То, что ему удалось напасть на Минни, доказывает, насколько он готов использовать любой метод, чтобы добраться до меня. Каким-то образом он выяснил, что Минни была моей лучшей подругой и, следовательно, следующим лучшим способом заполучить меня.

Это была угроза, написанная кровью.

И я не позволю этому повториться. Мне нужно быть сильной и такой же безжалостной, как он, пока я решаю, что делать.

Спячка в звериной форме обеспечивала нам безопасность все четыре недели. Но такое состояние было ненадежным, и моя анима это понимала. Сейчас моя энергия на критическом уровне.

Лайл и Дикарь часто навещали меня. Могущественные, властные мужчины на пике своей силы. И одно из преимуществ пребывания в брачной группе — это… разделение силы.

Звери подпитывают свою силу двумя вещами: едой и сексом. Но просить их об этом было безумием. В конце концов, они пытались убить меня.

Когда мы проходим через картину в коридоре нашего общежития, Тереза, куратор первокурсниц, появляется из нашей комнаты. Она бросает на меня всего один взгляд, и ее рука взмывает ко рту, а серые глаза широко распахиваются. Это невысокая женщина с коротко подстриженными светлыми волосами, множеством красочных татуировок на правой руке и серебряным пирсингом в брови.

— Дорогая Богиня, — говорит она, спеша ко мне. — Лия!

— Я знаю, — отвечаю я с кривой ухмылкой, бросая взгляд на Минни, чтобы узнать, как много известно Терезе. — Мне нужно в душ.

— Меня прислал Лайл. Мы пойдем в общую ванную, — говорит она, занимая место Минни справа от меня. — Там для тебя готова ванна. Мин, ты не могла бы принести Лии какую-нибудь пижаму?

Минни спешит в нашу комнату через, по-видимому, недавно восстановленную дверь, в то время как меня медленным шагом провожают в общую ванную на первом этаже. Все собрались в столовой, раз уж Лайл пораньше снял карантин, чтобы повидаться со мной после моей вспышки гнева, так что общежитие анимы пусто, когда я, спотыкаясь, прохожу через него. Мне никогда не приходилось пользоваться общей ванной комнатой, так как в нашем номере есть отдельная душевая, но Тереза объясняет, что они используют ее специально для выведения паразитов. И, очевидно, четыре недели отсутствия душа и несколько кусочков сырого мяса, которые я съела, могли преподнести мне некоторые нежелательные сюрпризы.

Оказавшись в ванной, выложенной черно-белой плиткой, я бросаю взгляд на дымящуюся металлическую бадью и со стоном тут же срываю с себя одежду. Почти не заботясь о своей наготе или о том, что вода воняет средством от блох, я позволяю Ракель и Терезе помочь мне забраться внутрь. Тереза протягивает мне кусок мыла и то отвратительное средство от вшей для волос, и все уходят, чтобы дать мне немного уединения.

Я намыливала волосы, когда за дверью началась суматоха. И стоило мне услышать рычащий голос Дикаря, как живот пронзила внезапная вспышка жара.

Мое тело немедленно реагирует на его присутствие, и я делаю несколько глубоких вдохов, чтобы сдержать желание вскочить и пойти к нему.

Когда мы виделись в последний раз, у нас был дикий, грубый секс, который изменил наши жизни. Я не знаю, куда это нас привело. Я не знаю, что это значит. Но я точно знаю, что его нигде не было, когда меня отдавали отцу, как жертвенного агнца.

Раздаются громкие голоса, и я не сомневаюсь, что он спорит с Терезой и Минни. Мои воспоминания о проведенном в пещере времени смутные, и я не могу многое вспомнить. Я знаю, что Дикарь часто был рядом со мной, но я не помню, что делала. Я не доверяю порядочности своей анимы. В конце концов, она и в лучшие времена была потаскушкой, желающей воплотить в жизнь наши самые сокровенные фантазии по отношению к нашим суженым. Так что же, черт возьми, она делала, когда он спускался в пещеру?

Генри набирает воду в клюв и брызгает в меня длинной струей. Мой смех прерывается агрессивным стуком по моим ментальным щитам. С моей включенной защитой Дикарь не может поговорить со мной телепатически.

— Этот волк, блядь, может и подождать, — раздраженно ворчу я.

То, что он знает о наших взаимодействиях больше, чем я, серьезно раздражает и потенциально смущает.

Одна часть меня действительно хочет видеть его, а другая не хочет, чтобы он видел меня измотанной и обессиленной. Регина во мне хочет выглядеть сияющей и красивой для него, и я слишком устала, чтобы бороться с этим инстинктом прямо сейчас. Нет, лучше, если Дикарь пока будет держаться подальше….

Но от его глубокого голоса, доносящегося из-за двери, по низу моего живота разливается тепло.

Я слегка рычу на Генри, как бы намекая, что ему нужно быть в другом месте. Хороший маленький нимпин улетает, чтобы полюбоваться на себя в зеркало над раковиной.

Погружаясь глубже в воду, я откидываю голову назад, прислоняясь к краю ванны, и провожу руками по шее к выпуклостям груди. От мыльной воды все становится восхитительно скользким, и я дрожу, когда моя ладонь касается возбужденных сосков.

За последние семь лет я провела так много времени в одиночестве, что научилась доставлять себе удовольствие. Поэтому, когда я провожу рукой по животу, к холмику с мягкими завитками между ног, предвкушение заставляет меня зашипеть.

Но на этот раз, вместо того чтобы думать о каком-то воображаемом звере, я думаю о Дикаре и о том, как горели его глаза, когда он смотрел на меня в ночь перед моим судом в своей комнате. О том, как он швырнул меня на свою кровать, и мы были сплошь отчаяние, зубы и языки. Как он поглотил меня и затащил в место, о котором я даже не мечтала. Мои пальцы скользят внутрь и наружу по моему все более влажному жаркому телу, большой палец кружит по клитору под звуки сердитого голоса Дикаря по другую сторону двери.

Внезапно снаружи становится тихо, и я ухмыляюсь, гадая, может ли Дикарь учуять меня и то, чем я занимаюсь. Затих ли он от осознания или легкого шока.

Затем из-за двери ванной доносится отчетливое рычание.

— Принцесса?

Я кончаю внезапно, почти застигнутая врасплох, выгибаясь дугой от одного лишь прозвища, произнесенного с рыком, и воспоминаний о его больших татуированных руках и злом языке. Я выжимаю из себя все до последней восхитительной капли удовольствия, позволяя ему поглотить меня и утешить своим золотистым теплом.

К смеси голосов присоединяется более низкий тембр, и я думаю, что это Рубен, волк ростом больше двух метров, который здесь возглавляет службу безопасности.

Когда голоса снаружи затихают, я остаюсь лежать в ленивом послесвечении, тяжело и глубоко дыша, осознавая тот факт, что я получила крошечный прилив силы благодаря собственной заботе.

Итак, Дикаря не было рядом в ту ночь, когда мой отец приехал забрать меня. Полагаю, в его присутствии не было необходимости. Даже не знаю, что я чувствую по этому поводу. Волка явно что-то беспокоило, если он так часто навещал меня в моей пещере. Но я не могу быть уверена, что он действовал не по указке Косы, которому нужно быть в курсе всего происходящего.

В груди закипает гнев. Не просто гнев, а ярость из-за того, что они сделали. То, как Лайл вручил мне уведомление о казни. Ощущение рук Косы и Ксандера на моих плечах, когда они провожали меня к ожидающему отцу. Да, я пыталась убежать от них, но это было мое единственное преступление как регины. Я бы никогда не отправила их на казнь.

Сохранилось какое-то смутное воспоминание о том, что Лайл навещал меня так же часто, как и Дикарь. Было несколько ласковых слов и даже нежных поглаживаний руками.

Но то, что они говорили моей аниме, не было сказано мне. Все это спорно. Это не считается.

Я тру глаза, когда тяжесть пережитого ложится на меня. Враги подстерегают со всех сторон, как в этой школе, так и за ее пределами.

Но если кто-то из них думает, что я смирюсь со своей участью, то они чертовски ошибаются.

Глава 16

Аурелия

Только убедившись, что Дикаря удалось увести, я вытираюсь, чищу зубы и выхожу из ванной. Тереза и Минни стоят в коридоре и с беспокойством смотрят на меня.

— Я в порядке, — тихо говорю я. — Это Дикарь поднял шум?

Минни вскидывает брови.

— Он такой собственник и изо всех сил стремится завоевать твое расположение. Думаю, тебе следует поговорить с ним.

Я резко выдыхаю.

— Вы ведь пара, да? — прямо спрашивает Тереза.

Я смотрю на Минни. Она серьезно кивает.

— Он открыто называет тебя своей Региной.

Дерьмо. Этот ублюдок разоблачил меня? Поверить не могу. Но теперь, когда я знаю Терезу лучше, мне действительно стыдно за то, что я солгала ей в день смотрин, когда Дикарь буквально набросился на меня.

— Прости, Тереза, но, думаю, ты понимаешь, почему я хотела избежать всей этой… ситуации.

Оборотень-казуар медленно кивает, изучая меня добрыми серыми глазами.

— Да. И все же я не понимаю, почему Ксандер Дракос прикрыл тебя.

Минни корчит гримасу, показывая, что она тоже считает помощь Ксандера чем-то непостижимым.

— Он меня ненавидит, — пожимаю я плечами. — Это все, что я о нем знаю.

С этими словами Тереза направляет меня и Генри в мою комнату, где Сабрина, Ракель и Стейси ждут с целой кучей еды на моей кровати.

Боги, я люблю своих друзей.

Кошки визжат от радости, когда видят меня, и подпрыгивают как баскетбольные мячи.

— Спасибо, блядь! — выкрикивает Сабрина, держась за грудь обеими руками, пока прыгает. — А я уже думала, что в итоге мы все окажемся в одной большой жопе! — моя подруга-леопард всегда безукоризненно одета, и сегодняшний день не стал исключением. На ней облегающее платье с леопардовым принтом, а черные волосы собраны в длинный хвост.

Стейси, моя лучшая вьетнамская львица с высокими косичками и в фиолетовом комбинезоне, качает головой.

— Это дерьмо было забавным, пока ты не начала писать на стены, Лия.

— Твою мать, я этого совсем не помню.

— Все в порядке, — говорит Коннор, скидывая свои красные туфли на шпильках и расчесывая ногтями в тон длинную черную гриву. — Мы все еще любим тебя.

Я искоса смотрю на Терезу, которая внимательно наблюдает за мной.

— Заместитель директора будет консультировать тебя лично, Лия, как и всех бывших бешеных учеников. Твои воспоминания могут возвращаться урывками, но только время покажет, как быстро это произойдет.

Это слово повисает в воздухе. Бешеная. Я так глубоко погрузилась в свою аниму, что фактически стала бешеной. И по зуду на моей коже и ползущему под ней раздражению я понимаю, что это еще не прошло. Мое тело жаждет снова измениться и покрыть нас шерстью и клыками.

— Судя по тому, что рассказал мне Лайл, мы никогда еще не видели такого быстрого восстановления, — честно говорит Тереза. — Возможно, твой переход даст о себе знать в скором времени. Сомневаюсь, что ты уже оправилась.

— Я думаю, все дело в нас, — говорит Сабрина, скрещивая руки на груди, как будто это факт. — С ней всегда кто-то был. Мы не дали ей окончательно погрузиться.

Она смотрит на Ракель в поисках подтверждения, и наш волк-аним кивает, заключая Юджина в объятия.

— Мы думаем, именно поэтому волчьи коммуны остаются дикими, а не бешеными, — соглашается Тереза. Генри возмущенно чирикает у меня за плечом, и к нему присоединяются другие нимпины. Тереза смеется:

— И нимпины — это еще один фактор, который нам нужно учитывать. Я обсужу это с Лайлом, если он еще не включил их в свои исследования.

Лайл.

Также известен как моя новая тайная пара. К тому времени, когда мне вынесли приговор, мои друзья каким-то образом поняли, что Коса, Ксандер и Дикарь были моими сужеными, несмотря на то, что регина не может иметь столько пар из разных орденов. И теперь они знают всю правду.

Но как же Лайл? Даже Минни не знает о том факте, что я Регина для заместителя директора. Я стала подозревать это какое-то время назад, но мне казалось, что правда все только усложнит, поэтому просто… оставила все как есть и проигнорировала сигналы. Всякий раз, когда я скрываю свою брачную метку, я не вижу меток своих суженых. А в нашем мире? Способ, которым мы находим предначертанную нам судьбой стаю, заключается в поиске зверей, которые носят одинаковую с нами метку, — светящийся символ, уникальный и сакральный, который виден только для членов одной стаи.

Для нас это череп с пятью извивающимися лучами света. Пять лучей для пяти суженых.

Теперь, когда я увидела метку Лайла собственными глазами, увидела его на коленях в ту ночь, когда мне вынесли приговор, моя анима не позволит мне забыть его. Возможно, именно поэтому на время спячки я превратилась в львицу, вместо того чтобы оставаться в своей любимой форме клинохвостого орла.

Тереза оставляет нас в покое, и я укладываю Генри и себя в постель, пока остальные кладут еду мне на колени. Минни ставит перед Генри миску с черникой, и он с благодарностью ковыряет ее своим крошечным клювом.

Ракель кладет огромный бургер поверх горки еды, и я смотрю на нее широко раскрытыми от восхищения глазами.

— Я знаю, что такое г-голод, — тихо говорит она, поблескивая серебряными пирсингами. — Ешь… детеныш.

Они все многозначительно смотрят на меня. Ах да, та самая маленькая проблема, что они все знают, кто я такая. Что я вообще не принадлежу к определенному ордену.

— Мы уже говорили об этом, — уверяет меня Минни.

— Да, у нас было четыре недели, чтобы допросить Мин, — говорит Стейси. — Не волнуйся, мы вытянули из нее все. Одна из моих подруг… — одними губами она произносит «Костеплет» и показывает мне поднятый большой палец.

— И наши уста запечатаны, — Сабрина изображает, как застегивает молнию на губах и выбрасывает ключ. — Как я это вижу? Это преимущество для всех нас. Директриса разобралась с твоей маленькой проблемой с приговором, и теперь мы можем вернуться к нашей обычной психоделике.

Отложила, а не разобралась, хочу я сказать, но сдерживаюсь. День и так был достаточно тяжелым.

— Да, но теперь мы должны рассказать Лие о наших новостях, — давит Коннор. — У нее впереди четыре недели академических сплетен, чтобы наверстать упущенное!

Пока я запихиваю еду в рот, моя стая анима рассказывает мне последние новости о различных драмах между анимами и анимусами, включая льва, которого выбросили из окна второго этажа за то, что он съел чью-то заначку с батончиками «Марс», и гиену, которая пыталась сбежать из школы, прежде чем ее поймал Рубен со своей гвардией.

Но больше всего меня интересуют изменения, которые школа внесла в себя. Судя по всему, сама лепнина над дверями Академии обрела некое подобие разума. В нашем общежитии анимы теперь есть горгулья по имени Кристина. По словам Сабрины, она болтливая и надоедливая маленькая сучка, а по словам Минни — милое создание. Тот факт, что эти изменения совпали с моим пребыванием в спячке, вызывает у меня подозрения, но мне нужно будет выяснить больше, когда я снова начну нормально передвигаться по школе.

В конце концов наши друзья расходятся по своим кроватям, и когда мы с Минни остаёмся одни, я смотрю на причудливый узор на потолке, погрузившись в мрачные раздумья.

То, что случилось с Минни сегодня днём, больше не может повториться. Я лучше получу тысячу ран, чем причиню вред кому-то из своих друзей. Но я знаю своего отца. Он безжалостен, жесток и невероятно умен. Хуже всего то, что он всегда получает желаемое. Всеми правдами и неправдами, он в конце концов сделает так, что я не смогу его игнорировать.

Значит, я должна удвоить свои старания. Мне нужно больше сил. То есть, мне нужна еда и… кое-что еще.

Я так долго отрицала свою тягу к парам, так много лет запрещала себе даже думать о них, что сама мысль о том, чтобы обратиться к кому-то из них за помощью, кажется мне странной и неприятной. От этого по моим венам разливается адреналин, а по телу пробегает дрожь страха.

Эти мужчины передали меня на казнь. Помогли и даже сыграли решающую роль в осуществлении ужасных планов моего отца в отношении меня. Черт возьми, больше чем один из них ненавидит меня и открыто отвергает. Лайл, со своей стороны, определенно следует образу мыслей Ксандера, и то, что он является заместителем директора школы, все усложняет.

Что-то темное разливается по моим внутренностям, когда я думаю о том, что мне, возможно, придется сделать.

Когда я наконец засыпаю, сон настолько глубокий, что мне вообще ничего не снится.

Береги их. Береги их. Береги их.

На следующее утро я просыпаюсь в пустой комнате общежития, как и планировала, потому что сказала Минни, что мне нужно выспаться. На самом деле мне нужно снова довести себя до оргазма, чтобы набраться сил перед первым за долгое время посещением столовой Академии после моего таинственного исчезновения. В качестве бонуса ничто не делает меня счастливее, чем нарушение приказа Лайла Пардалия. То, что теперь мы оба знаем, что я его Регина, дает мне дополнительное право так поступать. Моя анима со мной согласна. Здесь приказы отдаем мы. Точка.

Я наслаждаюсь неторопливым утром в своей постели, думая о больших руках Дикаря и горящих глазах Косы, когда моя посторгазменная нега прерывается.

В дверь стучат, и я поднимаю голову, чтобы увидеть, что это не Тереза пришла меня допрашивать, а Стейси. Её волосы собраны в фирменные высокие хвостики, губы накрашены матовой красной помадой, а сама львица одета в облегающее черное платье макси. Она похожа на сексуальную кошечку, и на ее лице должна быть ухмылка, но ее там нет. Что-то не так. Она широко раскрывает глаза и заламывает руки, осторожно входя в мою комнату.

— Подруга, — неуверенно здоровается она.

Я немедленно прихожу в состояние повышенной готовности и вскакиваю с кровати, принюхиваясь и прислушиваясь, не доносится ли откуда-нибудь шум.

— Что случилось?

— Это Минни.

Я хватаю ее за руки.

— У нее идет кровь? Она ранена?

Пожалуйста, только без еще одной пробоины в моей защите. Только без еще одной атаки. Я так старалась всю ночь держать щиты поднятыми…

— Что? Нет, нет!

Я немного успокаиваюсь и отпускаю ее.

— Тогда в чем дело?

— У нас возникла ситуация. Я знаю, что это был твой выходной, но я думаю, тебе нужно спуститься с нами на завтрак. Ради Минни.

Я уже собираюсь вытрясти из нее всю правду, когда в мою комнату врывается Сабрина на своих шпильках, размахивая руками в воздухе.

— Сучки, это катастрофа. Минни совсем спятила, — она указывает на меня. — Лия, тебе нужно спуститься туда и вбить немного здравого смысла в эту тигрицу! Она сидит у него на коленях, ради Богини!

— На чьих коленях? — спрашиваю я, пытаясь вспомнить, упоминала ли Минни когда-нибудь о том, что ей здесь нравится какой-то анимус. Некоторое время назад была одна интрижка с анимой, но она никогда не пробиралась тайком в общежитие анимусов, как это часто делают Сабрина, Ракель и Стейси.

Вместо ответа мои кошачьи подруги швыряют в меня платьем. Я убираю волосы в неряшливый пучок, и мы спешим в столовую, Юджин ковыляет за нами.

Глава 17

Аурелия

Зал, как всегда, переполнен, и все занимают свои привычные места. Юджин спешит к нашему столику, несомненно, чтобы получить объедки от Ракель. Сабрина в своей обычной уверенной манере следует за ним.

— Не показывай виду, — говорит Стейси, задерживаясь рядом со мной. — Как бы невзначай позавтракай, чтобы мы не привлекали внимания.

План Стейси тут же проваливается, потому что на меня обращают внимание, как только мы входим, и я внезапно ощущаю на себе взгляды всех голодных и похотливых анимусов школы.

Тушение в собственных бешеных соках в течение четырех недель и спячка в недрах моей анимы обострили мои чувства. Я вдруг стала острее ощущать присутствие мужчин вокруг себя, даже сильнее, чем обычно. Их запахи обрушились на меня вихрем информации, вместе с их страхом, возбуждением и азартом. Последнее заметно усиливается, когда я поворачиваюсь к ним спиной, чтобы собрать еду, пока Стейси стоит рядом со мной. Наполнив свою тарелку не менее чем восемью круассанами с ветчиной и сыром, я использую эту драгоценную минуту у буфета, чтобы собраться с силами и подготовиться к тому, что ждёт меня теперь, когда я «вне игры».

Именно тогда я это чувствую. Властное присутствие, которое входит в зал, как хищник на охоту. Словно король, снизошедший до своего Двора.

Я замираю на месте, не зная, хочу ли я посмотреть вниз, в сторону или вверх, чтобы помолиться самой Дикой Богине. Но затем он обходит буфет и останавливается рядом со мной — как будто он здесь не для того, чтобы увидеть меня, а просто для того, чтобы посмотреть на столовую. Но меня не проведешь. Я нутром чую, что он пришел сюда, когда почувствовал мое присутствие.

Интересно, все ли мои суженые могут чувствовать, где я нахожусь во времени и пространстве, даже сквозь мои поднятые щиты? Дикарь смог выследить меня, когда я сбежала от них, но только потому, что он был внутри меня. Но теперь, очевидно, Лайл тоже может.

Мы ничего такого не делали в пещере. Я бы знала, случись с нами нечто подобное.

Моя анима умоляет меня посмотреть на него, и поскольку мы обещали сотрудничать друг с другом, я подчиняюсь.

Когда мой взгляд останавливается на нем, у меня перехватывает дыхание. Он действительно потрясающий зверь, несмотря на все цепи, которыми, по словам моей анимы, он себя сковал. Длинные волосы идеально зачесаны назад, сверкая золотом в лучах солнечного света, который струится сквозь витражи, занимающие одну сторону зала. Эти янтарные глаза пристально изучают меня, оглядывают с головы до ног, словно он опасается, что я могу взорваться в любой момент и поубивать всех вокруг.

Беспокоится. Лайл Пардалия беспокоится обо мне. Осознание этого одновременно вызывает и раздражение, и… что-то еще. Мой взгляд опускается на его шею, где, конечно же, я ничего не вижу из-за собственных щитов. Впервые в жизни я проклинаю их.

— Мисс Аквинат, — говорит Лайл. Как голос мужчины может быть одновременно и сладким как мед, и твердым как сталь?

— Да?

— Вы задерживаете очередь.

Я бросаю взгляд на анимуса-орла поблизости, терпеливо ожидающего, но явно изучающего меня.

— Точно, прошу прощения.

Я быстро разворачиваюсь, чтобы присоединиться к своим друзьям за нашим обычным столиком в центре зала, проклиная свою глупость. Наверное, мне и одной еды будет достаточно.

Пока я иду, множество глаз скользят по моему лицу, моей груди, моей заднице. Я чувствую на себе их взгляды, как прожорливых хищников, которыми они и являются, и, клянусь богами, как я могла забыть, что эти голодные ублюдки численно превосходят нас, анима, в пять раз? Приходится изображать свирепый взгляд, услышав шепотки, когда я прохожу мимо заполненных столов. Я вышагиваю медленной, уверенной походкой, чтобы доказать всем, включая Лайла, что мне глубоко наплевать на то, что они обо мне думают.

Усевшись напротив задумчивой и хмурой Ракель, я сразу замечаю три вещи.

Во-первых, никого из моих суженых нет за их обычным столом в задней части зала. Он пуст, и от соседних столиков доносится пара ехидных «Где ты была, зайчонок?», брошенных хищными птицами, которые думают, что у них есть шанс со мной, поскольку мой орден-прикрытие — орел.

Во-вторых, в спешке я забыла надеть нижнее белье. Бюстгальтер в том числе. Мои соски видны сквозь тонкий материал облегающего синего мини-платья. На самом деле мне нравится, что оно облегающее, потому что после четырех недель, проведенных без одежды, оно кажется второй кожей, и я могу легко его игнорировать.

Но я забываю о шоу, которое устраивают мои соски, когда замечаю третью вещь.

Минни нет за нашим столом.

Она сидит за столом, который занимают кошки-старшекурсники, и вокруг моей лучшей подруги ощущается плотная концентрация энергии. Этот столик предназначен для одиночек, таких как тигры и ягуары, которые не любят общаться, но и не могут сесть где-нибудь еще. У каждого есть свое место в обеденном зале «Анимус», и это один из столов, от которого все стараются держаться подальше.

Рядом с Минни сидит огромный самец, совершенно мне незнакомый.

Это, кричат мои инстинкты, опасный самец. В последний раз, когда у меня было такое чувство, я встретила Косу в подземелье Полупернатого, погруженного во тьму, закованного в цепи и обнаженного. От воспоминаний меня пробирает дрожь. Но если Коса весь бледнокожий и серебристый, то этот зверь сплошь темнота. Короткая стрижка обсидиановых волос, две черные полосы вместо бровей и легкая щетина. Его радужки — не что иное, как полуночные сферы, обозревающие зверей вокруг с холодным, режущим доминированием, которое не подлежит оспариванию. Жестокая ухмылка кривит его губы, когда он обращается к сидящим за его столом.

Самцы смеются, но как-то нервно и натянуто.

Я понимаю, почему мои анимы в смятении. Мой примитивный женский инстинкт кричит, что я должна увести от него всех наших женщин. Что он тот самый зверь, который будет выжидать, чтобы напасть из высокой травы. Он не во вкусе Минни. Ни в коем случае.

Но Костеплет во мне задает маленький любопытный вопрос.

— Выглядит как тип, который хватает за волосы и тащит в койку, да? — ехидно замечает Сабрина, ковыряя свой фруктовый салат.

Мы все хмыкаем в знак согласия, подозрительно прищурившись на парня.

Стейси внезапно откладывает вилку.

— Подождите, это же не тот бывший, от которого были одни неприятности? Тот самый член банды, из-за которого она попала сюда?

— Дерьмо, — соглашается Сабрина. — Тот, о котором она нам рассказывала во время первого карантина.

— Он альфа-т-тигр, — бормочет Ракель, оглядываясь через плечо. — Только п-посмотрите на него.

В нашем мире альфа — это зверь, обладающий такой доминирующей силой, что другие самцы следуют за ним. Они отлично контролируют дары своего ордена и являются лидерами на своей территории. И этот самец метит сейчас не только свой стол, но и соседние, как будто так и надо. Все кошачьи, как анима, так и анимусы, заискивают перед ним, энергично кивают и с вниманием поворачиваются в его сторону на своих стульях. Даже некоторые волки и птицы, сидящие чуть поодаль, с интересом наблюдают за происходящим.

Я оглядываюсь в поисках Йети, главного тигра в Академии и лидера кошачьего ордена здесь, чтобы увидеть реакцию на эту новую угрозу, но его здесь нет.

Клюв сидит за своим столом с непроницаемым лицом. Он ловит мой взгляд, и его глаза немного расширяются. Он переводит взгляд с Минни на нас, рассвирепевших анима, и, словно зная о чем я думаю, слегка качает головой.

Предупреждение. Инструкция.

И то, и другое мне чуждо.

Минни даже не заметила, как я вошла, ее взгляд был прикован исключительно к этому огромному, жестокому зверю. Моя подруга имеет полное право добиваться любую аниму или анимуса, которых она захочет, но мой первобытный инстинкт кричит мне увести сестру по стае подальше от этой опасности, скрытой в человеческом теле.

Стейси достает свой тайный телефон, вероятно, просматривая социальные сети в поисках какой-либо информации. Сабрина бормочет себе под нос какие-то проклятия, в то время как Ракель мечет глазами кинжалы по залу.

Я осознаю, что вскочила на ноги, только когда ложка Ракель замирает на полпути ко рту.

— Лия, нет.

Но я смотрю только на Минни и на явную опасность, в которой она находится, и на Герти, на ее плече, желтом нимпине, выглядящей очень неуютно. Как будто она на волосок от того, чтобы выпятить грудь и заорать ту особенную песню, которую могут петь все нимпины.

Я знаю, что люди пялятся. Я знаю, что Лайл все еще стоит позади меня, наблюдая за ситуацией издалека. Его методы обучения продолжают ставить меня в тупик. Уверена, что это с его согласия здесь присутствуют двое бывших бешеных.

Я не иду, а практически крадусь между столиками, не обращая внимания на пристальные взгляды, от которых у меня мурашки по коже, и ехидные комментарии по поводу моего отсутствия.

И, о, опасный тигр знает, что я направляюсь прямиком к его столу, но специально не смотрит в мою сторону. Будь я анимусом, он счел бы угрозой мое прямое приближение. Но поскольку я анима, это может быть неверно истолковано как приглашение.

Коннор, который сидел в группе кошачьих рядом с источником опасности, приподнимается из-за стола с другой стороны, решительно качая головой и сигнализируя мне четкое «Нет». Его оранжевый нимпин в бриллиантовой диадеме, сидит на плече хозяина и смотрит на меня как на сумасшедшую.

Я бросаю на них неодобрительный взгляд, прежде чем останавливаюсь перед столиком Минни. Генри нервно ерзает у меня на плече, без сомнения, чувствуя напряжение вокруг нас.

За столом воцаряется гробовая тишина, когда опасный тигр наконец поворачивает голову и удостаивает меня своим вниманием.

Я позволяю ему увидеть превосходство в моих глазах.

— Кто ты?

Кто-то шипит, кто-то напрягается, а Минни замирает и тихо произносит:

— Лия?

Но тигр лениво улыбается мне, откидываясь на спинку стула, его тон легкий, но слова медленные и взвешенные, словно он вспоминает, как ими пользоваться.

— Ну, и кто это прелестное создание? Хрюша, представь мне свою милую подругу.

Я едва замечаю глубину его голоса, потому что… Хрюша? Хрюша? Мне в нем ничего не нравится. Приказ в его голосе. Властность, с которой он прижимает к себе мою лучшую подругу.

Минни прочищает горло и более высоким голосом, чем обычно, говорит:

— Аурелия, это Титус. Титус, это Аурелия Аквинат.

Титус медленно и с очевидным интересом опускает взгляд вниз по моему телу, потирая большим пальцем нижнюю губу. Я только что приняла душ, но у меня моментально возникает чувство, что я вывалилась в грязи.

Я держу руки расслабленно опущенными, а язык тела открытым в явной демонстрации, что я не боюсь этого неандертальца.

— Анима-первокурсницы сидят за тем столом, — говорю я, указывая большим пальцем через плечо туда, где сидят наши друзья.

Но Титус ухмыляется, как будто находит меня забавной.

— Нет, пташка, она сидит здесь со мной. Где я могу разглядеть ее как следует.

Мое низкое рычание абсолютно рефлекторно и, возможно, это моя первая ошибка за день.

Улыбка сползает с его лица быстрее, чем скатерть с обеденного стола, глаза смотрят на меня в упор, тело напряжено и готово.

Хм. Дерьмо. Сегодня в зале больше охранников, чем обычно, но проблема в том, что они вступают в игру после начала боя, давая нам возможность нанести некоторый урон. Интересно, позволит ли Лайл случиться этому сегодня. Мне почти не терпится испытать его. Немного раздвинуть его границы. Анимы здесь обычно не подвергаются нападениям анимусов. Самцы постоянно пытаются втереться к нам в доверие и не хотят упускать свой шанс. Но этот Титус новенький. Возможно, его это не волнует.

Я собираюсь сделать шаг вперед, но огромная невидимая сила ударяется о щит, который я держу вокруг своего тела. Это не властное предупреждение, а осторожная и вопрошающая просьба.

Это телекинез не Титуса, как я ожидала, а другого кота, который находится неподалеку. Мои щиты не позволяют этой силе напрямую коснуться моей кожи, и она не пытается пробить ее.

Я здесь, говорит она.

Но я сбита с толку тем, что пытается донести до меня Лайл. Я сбита с толку этой переменой в его подходе.

Но Минни, как всегда, приходит на помощь и кладёт свою крошечную ручку на массивное голое предплечье тигра. Она лихорадочно переводит взгляд с него на меня.

— Все в порядке, Лия, — быстро говорит Минни. — Я посижу здесь немного. Я догоню тебя позже, хорошо?

Титус немного расслабляется, и Коннор облегченно выдыхает.

Кажется, в этом бою мне не выиграть. Я слегка улыбаюсь подруге и киваю

— Увидимся позже, Минни.

Похоже, я официально вернулась в джунгли, и в чаще появились новые хищники.

Глава 18

Аурелия

После завтрака Минни и Титус уходят вместе. Только они. Коннор спешит к нашему столику, хлопает меня по плечу и ругает за отсутствие чувства самосохранения.

— Кто этот анимус? — спрашивает его Сабрина. — Он похож на сплошные неприятности.

— Ну, мне кажется, он довольно горяч, — признает Коннор, слегка поеживаясь. — А еще он один из бешеных, которых лечит мистер Пардалия. Его только сегодня утром выписали. Хотя я понятия не имел, что он бывший Минни. Она вляпалась в серьезное дерьмо.

Ракель ругается.

— Я поговорю с ней, когда она вернется после того, как трахнет его, — бормочет Сабрина.

Мы разочарованно вздыхаем и направляемся обратно в общежитие анима.

Поскольку сегодня воскресенье, остальным нужно подготовиться к учебной неделе: постирать, погладить одежду, сделать домашние задания и групповые проекты. Но когда мы возвращаемся в общежитие, я замечаю кое-что, что упустила из виду, когда меня в спешке выпроваживали с утра. Точнее, кое-кого.

— Отличные туфли, Коннор, — щебечет гнусавый голос откуда-то сверху.

Я изумленно смотрю на новую подвижную горгулью, сидящую над дверью, как будто она всегда там была.

— Аурелия, познакомься с Кристиной, — Сабрина закатывает глаза. — Корга, познакомься с Аурелией Аквинат.

— Я прекрасно знаю, кто это. — Кристина с большим интересом разглядывает меня сверху. — Мы с вами станем хорошими подругами, мисс Аурелия!

— О, значит, она тебе нравится, а я нет? — Сабрина упирает руки в бока.

— У нее с чувством стиля получше будет.

— Она унаследовала свое чувство стиля от меня!

Мы начинает смеяться, а Сабрина грозит Кристине кулаком, прежде чем завести нас внутрь.

Я тащу Стейси и Коннора в свою комнату и достаю планшет, выданный Академией. У нас нет привилегий на онлайн-покупки до второго курса, но Стейси удалось взломать систему, чтобы получить доступ.

Мы целый час сидим на моей кровати, хихикая и ахая от моих покупок на огромную загадочную школьную стипендию. Жаль, что Минни с нами нет, но это еще одна проблема, с которой мне придется разобраться. Я даже купила кое-что Коннору и Стейси. Учитывая, что я вряд ли могу назвать эти халявные деньги своими, мне неловко пользоваться ими, не поделившись с другими.

Мы как раз проводим оплату, когда в нашем коридоре раздаются громкие шаги.

Коннор тут же вскакивает на ноги в полной боевой готовности. Он родился с анимой и считается гендернофлюидным, но поскольку он биологический мужчина, предпочитает жить в общежитии анимусов. Которое является более захватывающим местом для жизни из-за «приятной потенциально взрывоопасной нестабильности».

Бегущий по коридору человек, колотит в каждую дверь на своем пути. Наша дверь последняя в очереди, поэтому, добежав до нас, она останавливается, тяжело дыша в проеме.

Это волчица-третьекурсница с коричневой кожей.

— Суд начинается! — пыхтит она, заправляя за ухо непослушную прядь волос. — Только что передали по волчьей связи. Он вершит правосудие. Быстрее, вы же не хотите это пропустить!

Она убегает обратно по коридору.

Суд. Меня немедленно бросает в пот.

— Что это значит? — в тревоге спрашивает Стейси, переводя взгляд с меня на Коннора и обратно, ее миндалевидные глаза широко распахиваются от испуга, когда мы вскакиваем на ноги.

— Кто-то наворотил дел и должен за это ответить, — Коннор видит мое, без сомнения, пепельное лицо, и берет меня под руку.

Стейси делает то же самое с другой стороны.

— Не волнуйся, девочка, — тихо говорит он. — На этот раз это не твой суд.

Я киваю, когда Генри начинает медленно поглаживать мою шею, напоминая мне дышать.

— И кто такой «он»?

Коннор бросает на меня многозначительный взгляд, взмахивая своей длинной черной гривой.

— Он — половинка тебя, — Коннор фыркает от двусмысленности. — Страшный папочка-акула, конечно же.

Я сглатываю и каждый мускул в моем теле напрягается. Льдисто-голубые глаза вспыхивают в памяти, пока моя анима скулит от печали и волнения. Наша Большая Белая акула не пришла навестить меня в пещере. В глубине души я надеялась, что он придет. Что он захочет меня увидеть. Но нет. Очевидно, я не так важна для него, как думала. Мне больно это признавать. И теперь, когда я выхожу вслед за анимами, мне придется встретиться лицом к лицу с двумя сужеными, которые не хотят иметь со мной ничего общего.

Когда мы подходим к общежитию анимусов, снаружи за толпой наблюдают четверо вооруженных охранников.

— Подождите, а студенческое правосудие вообще санкционировано? — шепчет Стейси.

— Ага, — Коннор одаривает нас белозубой улыбкой. — Заместитель директора разрешает анимусам проводить собственный суд, чтобы разобраться с некоторыми междворовыми спорами. Предполагается, что это подготовит нас к жизни за пределами Академии, когда нам придется отвечать перед нашим королевским двором.

Я ворчу себе под нос, наблюдая за очередной образовательной тактикой Лайла. Пока что мероприятие проходит довольно организованно. И я вынуждена признать, что с его стороны было разумно позволить нам руководить некоторыми системами и процессами.

К моему восторгу, на верхней части стеклянных входных дверей, тоже сидит говорящая горгулья, его похожие на веточки ноги свисают с края навеса. У него круглый живот и сложенные за спиной крылья летучей мыши, а еще цилиндр и монокль. В отличие от бормотания Кристины, эта горгулья выкрикивает ругательства в адрес тех, кто проходит через дверь.

— Это место катится собакам под хвост! — кричит он, указывая похожим на палку пальцем на пару волков.

Кто-то швыряет в него черным шлепанцем, попадая прямо по горбатому носу.

— Пошел ты, леопард! — потрясает он кулаком. — Я всем покажу, какой у тебя крошечный сморчок!

Горгулья поднимает мизинец, и мы начинаем хохотать. Он поворачивает голову, чтобы осмотреть толпу, и его чугунные глаза расширяются, когда он замечает нашу троицу.

— Юху-у-у, анимы! — зовет он. Обсидиановое лицо расплывается в широкой улыбке, и он шевелит пальцами. — Так приятно видеть здесь хоть что-то красивое. Подойдите и поцелуйте нас.

Горгулья складывает губы бантиком и громко издает чмокающий звук.

— Привет, Бастиан, — отзывается Коннор, шевеля пальцами в ответ. — Я попозже поднимусь для поцелуя.

Мы со Стейси обмениваемся веселыми ухмылками, проходя через двери.

В воздухе стоит возбужденный, но напряженный гул, и когда мы проходим первый этаж общежития, Коннор крепко обнимает меня, чтобы защитить от толкотни. Общежитие анимуса в три раза больше общежития анимы, и даже с более широким коридором мы все равно двигаемся черепашьими темпами.

В конце коридора четверо самых крупных анимусов из окружения Косы стоят на страже у двух больших парадных дверей. Один из них — Йети, внушительный беловолосый лидер ордена кошачьих, хладнокровно разглядывающий проходящих студентов. Другой — Клюв, который выглядит впечатляюще со скрещенными на груди руками и идеально зачесанными наверх золотисто-каштановыми волосами. Он определенно в своей стихии, потому что ловко бьет одного из своих орлов по затылку.

— Анимусов не лапать! — рявкает он.

— Этот орел ничего не упускает из виду, — благоговейно произносит Коннор.

Действительно, карие глаза Клюва бегают туда-сюда, и он, естественно, перехватывает мой взгляд, когда я подхожу к нему.

— Мы с тобой позже поговорим, — говорит он мне с мрачным видом.

Я удивленно смотрю на него. Это из-за инцидента с Титусом в столовой?

Клюв приподнимает брови, как будто я немного торможу.

— Теперь ты под моим началом. Двор Крыльев.

— Что? — но толпа толкает нас вперед, и мне приходится войти в большую комнату с ковровым покрытием.

— Хм, это немного неловко, — говорит Коннор, придерживая меня за локоть, чтобы меня не унесло прочь. — Клюв теперь возглавляет хищных птиц, поэтому решил, что ты находишься под его юрисдикцией.

— Он теперь лидер их ордена? — спрашиваю я, оглядываясь на высокого орла.

— Неделю назад у них был бой, — бормочет Коннор, ведя нас со Стейси к Сабрине и Ракель, и первая с энтузиазмом машет нам рукой. — Он чуть не убил третьекурсника, который был боссом. Так что да… теперь лидер он.

Что ж, я под впечатлением. Клюв оказался не таким простым, как мне казалось.

Когда мы входим в зал, толпа расступается влево и вправо, освобождая место посередине. В передней части зала находится небольшая сцена высотой в три ступени с одним чёрным кожаным креслом и деревянной кафедрой.

Мы присоединяемся к Ракель и Сабрине с правой стороны, и, как бы я ни старалась, я не могу разглядеть Минни в толпе.

— Это комната отдыха, — объясняет Коннор, когда толпа расступается, чтобы вместить всех. — Мы играем здесь в бильярд и смотрим фильмы, а сцену используем для караоке.

— Это так несправедливо! — судя по тому, как сокрушается Сабрина, она говорит это уже не в первый раз. — У нас в общежитии анимы такого нет.

— Что ж, — раздается низкий голос позади нас, — если это означает, что ты все время будешь здесь, я не могу жаловаться.

Сабрина ухмыляется и разворачивается, чтобы положить руки на широкие плечи льва со второго курса. Мы оставляем их наедине, пока они шумно целуются. Пума хватает Стейси сзади, и она радостно визжит, когда узнает в нем своего друга с привилегиями. Коннор похлопывает меня по руке, как бы говоря, что не бросит, и я благодарно улыбаюсь ему. Ракель берет меня за другую руку и хмуро смотрит на анимусов, чтобы отогнать их, но они уже достаточно хорошо ее знают, чтобы держаться подальше.

Звук закрывающихся широких двойных дверей заставляет меня сосредоточиться. Толпа затихает, когда Клюв, Йети и другие охранники выходят вперед и выстраиваются у основания сцены, мрачно сложив руки перед собой.

Именно в этот момент мое сердце почти останавливается в груди.

Я не готова. И, похоже, никогда не буду.

Из-за сцены появляется Ксандер, за ним следуют Дикарь и Коса.

Прошло несколько недель с тех пор, как я видела их своими ясными человеческими глазами, но мне кажется, что прошла целая жизнь. Время словно останавливается, пока я разглядываю их, и каждая клеточка моего тела напрягается.

Они всегда были самыми пугающими анимусами, которых я когда-либо видела, даже несмотря на все мои годы наблюдения за боями в клетке и насилием между дворами.

Дикарь — потрясающее, смертоносное существо, он грациозно спрыгивает со сцены и встает в центре шеренги охранников, и любой зверь, глядя на эту ленивую, слегка сутулую походку, понимает, что его едва ли можно назвать цивилизованным и он более чем немного не в себе. На нем, как обычно, нет рубашки, глубокие линии его идеального татуированного торса все на показ. Темные волнистые волосы идеально растрепаны, почти небрежно, если бы не тот факт, что я вижу еще не отросший ежик по бокам. Татуированный волк, занимающий всю его грудь, скалит зубы на толпу, как и его хозяин сверлит взглядом собравшихся. Дикарь похож на мрачного, свирепого стража Двора, который только и ждёт, когда ему представится возможность применить силу.

Ксандер подходит и встает за кафедру, и именно его внешний вид удивляет меня больше всего. Он самый высокий зверь в комнате, и это о чем-то говорит, потому что самые крупные анимусы здесь почти все двухметровые. С появлением Ксандера раздается не один одобрительный женский вздох, и все потому, что он впервые появляется в костюме. Он черный, как самая темная ночь, сшит идеально и облегает его подтянутую, мускулистую фигуру, как мечта. Конечно, Ксандер курит косяк, словно ему наплевать на свою внешность, но стиль, которым он щеголяет, говорит о чем угодно, только не о безразличии. Золотые и серебряные кольца на пальцах сверкают в свете галогенов, когда он обеими руками берется за края кафедры, как и единственная черная серьга в виде кинжала в левом ухе. На нем любимые наушники. Белые провода, идущие от его ушей к устройству, спрятанному в кармане брюк, могут показаться чем-то обыденным, но всё это меркнет, когда вы видите его светящиеся белые глаза. В сочетании с прямыми черными волосами до груди он выглядит как дракон, который ревет: «Пока всё стабильно».

Коса садится в единственное кресло, и если два других сногсшибательны, то он… порочно красив. Мы не часто видим акул на суше, и его присутствие всегда ошеломляет. Анимы возбужденно перешептываются, разглядывая его серебристые волосы до плеч, льдисто-голубые глаза и пять строк древнего морского текста на левой стороне шеи. Его бледная кожа полностью покрыта татуировками, хотя я вижу лишь некоторые из них, выглядывающие из-под манжет его черной деловой рубашки.

Меня выводит из равновесия колоссальное притяжение, которое я чувствую к ним. Моя потребность в них неоспорима. Я сглатываю ком в горле, пытаясь взять под контроль свои эмоции. Возможно, дело в том, что в моем пост-бешеном состоянии все воспринимается более детально, что делает меня намного чувствительнее. Ксандер сжимает пальцы на кафедре, и я знаю, что он, по крайней мере, заметил мое присутствие.

Но никто из них не смотрит в мою сторону.

Я крепче сжимаю руку Коннора на случай, если моя анима решит подойти и сесть на очень соблазнительно выглядящие колени Косы. Тепло разливается у меня в животе, проникая прямо между ног.

Я уже собираюсь прошептать Коннору, чтобы он вытащил меня отсюда к чертовой матери, как вдруг Ксандер произносит глубоким официальным тоном, который я не ожидала от него услышать. Но ему это идёт. О Богиня, как же ему это идёт.

— Обвинитель, Трой Леппард, шаг вперёд. И приведите обвиняемого.

Я сама едва не сделала шаг вперед, услышав глубокий командный голос дракона, но вовремя остановилась, увидев, как из-за кулис уверенно выходит невысокий длинноволосый анимус и направляется к центру открытого пространства перед сценой.

Напряжение среди толпы начинает нарастать.

Двое мужчин выводят вперед волка, удерживая его стальными хватками на бицепсах. Он одет в выцветшие синие джинсы и куртку, покрытую старыми пятнами, и рычит на всех вокруг.

— Трой Леппард, — произносит Ксандер своим глубоким, отрывистым голосом. — В чем ты обвиняешь этого волка, Брендана Мунсаера?

Трой прочищает горло.

— Брендан использовал контрабандный пистолет, чтобы напасть на меня прошлой ночью. Я полагаю, что меня заказала банда, и он пытался меня убить.

По толпе проносится ропот.

— Предъявите доказательства, — требует Ксандер.

Еще два волка приносят деревянную доску, на поверхности которой поблескивает металл. Там лежит маленький пистолет, который можно легко спрятать, и его подносят к Косе. Акула бросает на него короткий взгляд, а затем кивает.

— Использование оружия в драке запрещено нашими законами и является уголовно наказуемым преступлением. Обвиняемый может что-нибудь сказать в свою защиту? — спрашивает Ксандер.

— Идите вы все нахуй, — выплевывает Брендан. — Я ничего не делал!

Дикарь тихо рычит, и Брендан стискивает зубы, но смотрит на него в ответ с открытым вызовом.

— Г-глупый, глупый волк, — бормочет Ракель с другой стороны от меня.

Затем наконец заговаривает Коса.

— Брендан Мунсаер, — его скрежет разносится по всему залу. — Ты признан виновным в незаконном хранении оружия и использовании его при попытке убийства. Твоим наказанием является такое же увечье, какое ты получил бы в честном поединке.

Брендан пытается вырваться из рук своих стражей, но они держат крепко.

Когда Дикарь улыбается, это совсем не мило. Он крадется вперед уверенной походкой, раскинув руки.

— Мой долг, как благородного лидера ордена — наказать тебя, — он указывает на Троя. — Поскольку леопарду трижды выстрелили в живот, я трижды укушу тебя. Недостаточно, чтобы убить, но достаточно, чтобы, — он обнажает зубы, — причинить действительно сильную боль.

— И согласно Старым Законам, — скрежещет Коса, — лечение будет приостановлено на три дня. Тебе разрешено только наложить швы.

— Да смилуется над тобой Дикая Мать, — усмехается Ксандер, и это по-настоящему холодная улыбка. — Потому что мы, черт возьми, точно не смилуемся.

Без предупреждения Дикарь принимает форму волка и бросается на обвиняемого. Толпа вздрагивает, а охранники Брендана быстро убираются с дороги. Дикарь кидается на волка, опрокидывая их обоих на пол.

Брендан кричит, и льется кровь, так много крови, когда Дикарь вонзает свои клыки ему в живот, кусая и терзая. Волк бьет Дикаря по голове обоими кулаками, но это больше похоже на кролика, пытающегося отбиться от волка, и мне становится жаль этого парня. Я и сама была под натиском силы Дикаря, поэтому понимаю, каково это — чувствовать над собой всю эту мощь. Я и раньше видела, как звери вспарывают животы друг другу, но мой волк действует иначе. Какой бы дикой и свирепой ни была атака, она точная и выверенная.

Все быстро заканчивается. Дикарь отходит от Брендана, полностью контролируя свою жажду крови.

Покалеченного волка уносят другие волки, он рыдает и давится собственной слюной. У меня скручивает живот, когда Дикарь дочиста облизывает свои окровавленные зубы. Но даже сквозь собственную тошноту я прикована к его волчьей форме. Массивный, с мерцающей полуночной шкурой и взглядом, требующим повиновения.

— Наказание приведено в исполнение. Суд завершен, — объявляет Ксандер.

Приказ разойтись. Он нежно улыбается Дикарю.

Холодок пробегает у меня по спине.

После мгновения ошеломленного молчания все спешат подчиниться.

Я не замечаю, что Ракель так сильно сжала мою руку, что у меня онемели пальцы, пока все не начинают пробираться к двери. Ракель смущённо морщится и отпускает мою ладонь, но в ответ я лишь ободряюще улыбаюсь подруге. Интересно, где Минни. Что она чувствовала, наблюдая за этим представлением? Я пытаюсь разглядеть розовую копну волос среди толпы, когда хриплый, глубокий, звериный голос разносится по залу, заставляя меня замереть.

— Лия? Регина! — я оборачиваюсь и вижу Дикаря в его обнаженном человеческом обличье, он радостно машет мне рукой, растягивая рот в широкой окровавленной улыбке на перепачканном кровью лице. — Ты вернулась!

— Н-никогда не в-видела его таким счастливым, — бормочет Ракель.

— Это немного жутковато, — бормочет Коннор, но в его тоне слышится веселье.

Несмотря на то, что Дикарь выглядит как безумный серийный убийца, я ничего не могу поделать с тем, что мое естество сжимается при виде него и этого обнаженного мужского тела, созданного самим Богом Дикой Природы.

— Тебе так повезло, — говорит незнакомый мне волк, проходя мимо меня.

Я оглядываюсь на Дикаря и вижу, что он проталкивается сквозь толпу, чтобы добраться до меня. Мой взгляд устремляется к остальным, но Ксандер уже ушел, и только Коса все еще сидит в своем кресле. Его глаза, как ловушка, держат меня в плену своих холодных глубин. Я словно приросла к месту. Поражена им и силой, которая скрывается за этим властным взглядом. Богиня, его глаза всегда были цвета самого холодного моря?

Но Дикарь приближается к нам, и Коннор хлопает меня по плечу в безмолвном вопросе. Я хватаю его за руку двумя своими и оборачиваюсь, чтобы посмотреть, где Ракель.

Но моя подруга-волк указывает глазами на Дикаря и дергает подбородком в нашу сторону, чтобы мы уходили.

— Уходите. Мне н-нужно о-остаться.

Прежде чем я успеваю возразить, Коннор выводит меня, Стейси и Сабрину из зала так быстро, как только может.

Глава 19

Аурелия

Мы бежим так, словно за нами гонятся адские псы. Коннор расталкивает более медлительных анимусов, пока мы не оказываемся на улице, под тёплым солнцем и на свежем воздухе.

Охранники кричат на нас за то, что мы выбегаем из дверей, поэтому нам приходится перейти с бега на энергичную походку, махнув на прощание горгулье Бастиану.

— Дерьмо, — бормочу я. — Это какое-то гребаное дерьмо.

— И не говори, — просит Коннор. — Это было жестко. До сих пор я видел только небольшие междворовые споры, но они обычно решаются в частном порядке. Подобная публичная демонстрация…

— Жестокое позерство, — говорю я себе под нос. — И очень показательное…

— Они должны поставить их на место, Лия, — шепчет Сабрина. — Так они поддерживают мир.

О, я знаю. Я хочу сказать ей, что видела и слышала вещи и похуже при дворе моего отца. По сравнению с тем, что я видела в детстве, это просто пустяки. Например, когда отец казнил моего первого парня с помощью яда и заставил меня смотреть на это в наказание за потерю девственности.

Я просто надеялась, что другие дворы будут лучше.

Кого, черт возьми, я обманываю? Учитывая, что Ксандер и Коса стояли во главе этого действа? Я должна была этого ожидать. Звери, которые отправляют на казнь свою собственную регину, способны на… ну, на что угодно.

— А что насчет Ракель? — спрашиваю я. — Почему она осталась?

— О, — Коннор тихонько посмеивается. — Что ж, Дикарь назначил нашего маленького волчонка командиром-стажером.

— Что? — я останавливаюсь прямо посреди бетонной дорожки, ведущей к нашему общежитию.

Остальные серьезно кивают.

— Ракель — вещатель, — объясняет Стейси, когда мы снова возобновляем путь. — И довольно сильный. Как только Дикарь это понял, он привлек ее на свою сторону.

Вещатель — это волк, обладающий настолько сильной телепатией, что способен проникать в умы большого количества людей одновременно. Точно так же, как Дикарь объявил всему общежитию об эвакуации, едва не взорвав его к чертям.

— Вот блин, — говорю я.

— Ага-а, — тянет Стейси.

Потому что мы все понимаем, в чем должна заключаться лояльность Ракель, если ее завербовал Дикарь. Нравится это ей или нет.

— Не знаю, помнишь ли ты, — говорит Сабрина с легкой ухмылкой. — Но ты позволяла ему кормить себя.

— Кому ему? — прикидываюсь я дурочкой, и весьма неубедительно.

Она толкает меня плечом.

— Девочка, ты знаешь, кому!

Генри щебечет у меня на плече, как будто согласен с ней.

Я вздыхаю.

— Возможно, иногда у меня всплывают смутные воспоминания о еде.

По правде говоря, я помню, как Дикарь сидел передо мной и предлагал мне разные виды хлеба и мяса. Из всех моих воспоминаний, смутных или нет, о пребывании в пещере, его лицо преобладает над остальными. И его, и Лайла.

— Ну, не знаю, Лия. Думаю, ты должна дать ему шанс, — говорит Сабрина. — Я бы все отдала за то, чтобы мой партнер кормил меня с рук, даже после того, как я превратилась в зверя и чуть не оторвала ему руку.

Она оглядывает меня с ног до головы, намекая на упомянутого зверя.

— Это было мило, — пожимает плечами Коннор. — Вообще-то, Дикарь, кажется, действительно сражен наповал. И он послал Юджина присматривать за тобой, пока мы все были на занятиях.

— Сражен наповал, — недоверчиво повторяю я.

— Я думаю, — задумчиво вздыхает Стейси, — ты можешь просить у него что угодно, он все для тебя сделает.

Мне трудно представить, что тот Дикарь, которого я знаю, — это тот же человек, о котором они сейчас говорят. Волк, который пришел в мою комнату и устроил там беспорядок, просто чтобы напугать меня. Но все это время я знала, что он борется с естественным желанием заботиться обо мне. В конце концов, он принес мне ту розовую сумочку и украл мои трусики, словно не мог сдержаться. Воспоминания о его объятиях перед судом вызывают у меня дрожь по всему телу. Он хотел меня с той же отчаянной страстью, с какой хотела его я.

Сожалеет ли он об этом? О том, что он и его братья пытались сделать со мной?

В тот же день Тереза приходит проверить мое психическое здоровье и приносит с собой одну из официальных визитных карточек Лайла, подписанную его размашистым каллиграфическим почерком с помощью перьевой ручки.

Я не знаю, как относиться к встрече с ним один на один.

С одной стороны, он высокомерный ублюдок, который практически преподнес меня палачу на блюдечке с голубой каемочкой. С другой стороны, воспоминания о пещере возвращаются ко мне вспышками. Моменты с ласковыми руками и глубоким, шепчущим голосом. Это успокоило мою аниму. Это утешило нас. И этот случай в столовой…

Тереза чувствует, что что-то не так, судя по тому, как она избегает моего взгляда.

— А ты не можешь меня консультировать? — в отчаянии спрашиваю я.

— Заместитель директора сам лечит бывших бешеных студентов.

Я начинаю ворчать себе под нос.

— И Лия?

— Да?

— Я рада, что ты здесь. Рада, что ты все еще с нами.

Я резко поднимаю голову и в шоке смотрю на неё. Она улыбается мне во весь рот.

— Ты начинаешь мне нравиться.

Мне с трудом удается остановить свой рот, чтобы до конца не разинуть. Мое зрение затуманивается, когда я осознаю ее слова. Что случилось бы, не прими я своевременные меры? Генри утыкается носом в мое плечо, чувствуя, что я вот-вот сорвусь.

— Спасибо, — тихо говорю я. — Я… Я очень давно нигде не чувствовала себя желанной.

— Понимаю. Знаешь, у многих здешних студентов такая же ситуация. У выходцев из криминальных семей. Может быть, волков наберется не так много, но у многих кошачьих и хищников это общее. Суровые родители. Суровая жизнь.

Я киваю в знак согласия. У Сабрины и Стейси, безусловно, похожие истории. Отец на несколько часов запирал Сабрину в шкафу, а Стейси недавно призналась, что ее заставляли голодать в наказание за то, что она не получала хороших оценок в школе.

— Но, Тереза, мой приговор всего лишь отложен. Это не значит, что все закончилось.

— Поговори завтра с Лайлом, дорогая. Мы справимся с этим.

Мои друзья приходят и уходят в течение для, но Минни не входит в их число. Сабрина упомянула, что видела ее с Титусом и другими кошачьими в общежитии анимусов. Никому из нас это не нравится, но Минни — умная девушка, которая знает, что нужно делать. Как только завтра начнутся занятия, я смогу поговорить с ней с глазу на глаз и спросить, что за чертовщина происходит с Титусом. Так что в комнате остаемся только я, Юджин и Генри, когда я устало забираюсь в постель, чувствуя, что мои кости словно сделаны из свинца. Кожа туго обтягивает мышцы, и независимо от того, сколько воды я пью, мне кажется, что ее никогда не бывает достаточно.

Я приподнимаюсь на кровати и тянусь за бутылкой с водой, когда затылком чувствую чье-то присутствие.

Я тут же перехожу в режим повышенной готовности.

Проверяю свои щиты на наличие щелей. Один, а затем и второй раз для пущей убедительности, но все они полностью функционируют, защищая меня и моих друзей от внешних сил, которые могут причинить нам вред.

Тогда… что это было?

Снаружи доносится негромкий шаркающий звук, за которым следует громкое ворчание. Ручки балконной двери наклоняются вниз, и я вижу, как тень высокого мужчины выпрямляется с другой стороны. Я закутываюсь в одеяло, когда двери бесшумно открываются.

Юджин негромко кудахчет в знак приветствия, устроившись на спинке нового фиолетового кресла, которое Минни принесла из пещеры.

— Принцесса? — шепчет Дикарь.

— Ебаный ад, — бормочу я, расслабляясь и делая глоток из бутылки с водой.

— Ты же не думала, что я позволю тебе спрятаться от меня?

Я позволяю своему орлиному зрению взять верх, чтобы лучше видеть в темноте.

Дикарь закрывает балконную дверь, и лампы системы безопасности снаружи окрашивают его обнажённый торс в серебристый цвет. Он принял душ после своего грязного нападения на суде, и его волосы все еще влажные. Прядь темных волос падает ему на лоб, когда он улыбается мне сверху вниз.

— Привет, Регина.

От его голоса у меня по спине бегут мурашки. Я ставлю бутылку с водой на пол и застенчиво натягиваю простыню до подбородка.

— Привет.

Ухмылка Дикаря нелепа, и у него хватает наглости закрыть глаза и откинуть голову назад, словно наслаждаясь моим присутствием.

— О, сердце мое, Регина. Я скучал по твоему голосу.

Я прищуриваюсь, и когда он открывает глаза, его улыбка становится чуть менее уверенной.

— Ты что, — спрашиваю я, — угрожал взорвать общежитие анимы?

— Не угрожал, — серьезно поправляет он, делая шаг вперед. — У меня уже была заложена взрывчатка, и все…

Мрачное выражение моего лица заставляет его отказаться от завершения этого предложения. Я думала, он смутится от моих слов, но я снова недооценила его дерзость.

Волк делает шаг вперед, и пространство между нами накаляется от напряжения, которое читается в его взгляде.

— Взорвать здание — это самое меньшее, что я могу сделать, чтобы добраться до тебя.

Дерьмо. Мой дневной сеанс самоудовлетворения ни на что не повлиял. Пространство между ног пронзает желание, но я это игнорирую и сохраняю яд в голосе.

— А как насчет девушек в нем? Они тебе были безразличны?

Он потирает затылок и тяжело вздыхает, как будто эта мысль доставляет ему огромное неудобство. И тут я вижу, что моя черная резинка для волос все еще у него на запястье. Он все еще носит ее.

— В конце концов, я их вытащил, Регина.

Я свирепо смотрю на него. На этого безумного волка, который пытался взорвать реальное здание, чтобы добраться до меня. Дрожь сотрясает тело, и возбуждение окутывает меня горячими, тяжелыми объятиями. Его красивые губы изгибаются в улыбке.

— Я пришел потискаться. Подвинься.

— Нет, ты этого не получишь, — быстро отвечаю я, откидываясь назад.

— Но в пещере мы все время тискались!

Я качаю головой.

Его лицо вытягивается, и я почти чувствую себя виноватой. Я хочу быть той девушкой, которая каждую ночь проводит в объятиях своих суженых, но…

Я делаю глубокий вдох.

— Тебе нужно спросить разрешения.

Дикарь изумленно смотрит на меня.

— Что ты имеешь в виду?

— Да ладно тебе. Ты ходил на те же курсы хороших манер, что и я. Согласие и все такое.

— Согласие должно быть дано добровольно, искренне и на постоянной основе, — пропевает он, словно слоган из рекламы.

— Да. Поэтому ты не можешь сказать: «Я пришел потискаться с тобой». Ты должен спросить: «Можно мне потискаться с тобой?»

— О, точно, — он чешет затылок. — Можно мне потискаться с тобой?

— Нет.

— Видишь! — он дико машет руками. — Не сработало! Вот почему я не спрашивал.

Я окидываю его раздраженным взглядом, а он просто улыбается мне в ответ.

— Я просто шучу, Регина, — он опускается на колени рядом с моей кроватью и складывает ладони вместе, как ребенок, читающий молитву перед сном. — Моя прекрасная, сногсшибательная, великолепная Регина, с глазами цвета теплого летнего вечера. Можно мне, пожалуйста, с пятью вишенками сверху, съесть твою киску и трахнуть тебя до бесчувствия?

Сжав губы, чтобы сдержать смех, который так и рвется наружу, я сухо говорю:

— Что ж, полагаю, это было мило.

— Я знаю.

Я отвожу взгляд от этого совершенного, мужественного лица и смотрю на свои руки. В глазах щиплет, когда я думаю о том, что мне, чёрт возьми, делать. Сила моего желания к нему почти душит меня. Но после всего, что произошло…

— Регина?

Он продолжает так меня называть, и я не понимаю, почему теперь отношусь к нему иначе. Почему он относится ко мне иначе. Я в замешательстве, я устала и хочу пить…

— Эй.

Мягкость в его голосе застает меня врасплох, и я внезапно не знаю, что делать. Как двигаться, как говорить.

И вот он здесь, забирается на мою кровать и прижимает меня к своему мускулистому телу. Мое лицо прижимается к теплой обнаженной груди, и его кожа становится влажной от слез, но под этим скрывается его запах. Древние леса и плодородная земля. Запах, который я знаю неделями и даже дольше. Вспышка воспоминания снова приходит ко мне, я лежу рядом с Дикарем, мы оба в наших звериных формах. Просто дышим. Просто тихо лежим вместе. Теперь это мне знакомо. Его дикая, пьянящая энергия, окутывающая меня почти постоянно. Возможно, я не помнила всего, но за все это время я привыкла к его постоянному присутствию.

Теперь его человеческие руки обнимают меня, крепко прижимая к себе, как будто он давно этого хотел. Теперь его человеческая кожа соприкасается с моей, и между нами нет слоев меха. Только… кожа сквозь тонкую ткань моей ночной рубашки. Моя анима говорит мне, что этот зверь безопасен. Человеческая часть меня в ужасе от того, что все это ложь.

Но не он преподнес меня отцу как рождественский окорок. Его не было там в тот вечер. Я должна знать, что это значит.

— Где ты был? — шепчу я. — В тот день. Куда ты ходил?

Я слышу, как он сглатывает комок мощным горлом. Он точно знает, о чем я говорю, и его объятия становятся еще крепче.

— В день суда Ксандер усыпил меня и запер в кабинете Лайла, чтобы я не смог добраться до тебя. Я очнулся там уже после того дерьма, которое произошло возле медицинского крыла. Если бы я был там… — он выдыхает. — Я бы не отдал тебя, Аурелия.

Они знали, что он попытается добраться до меня. Из всех моих суженых только он мог позволить своим инстинктам взять верх. Но даже в этом случае…

— Ты дал клятву на крови, — шепчу я ему в грудь. — Моему отцу.

— Ты не хотела меня, — говорит он, и от болезненных эмоций у него перехватывает дыхание. — Все, чего я когда-либо хотел, — это ты, а потом, когда ты меня нашла… — он снова сглатывает, — я оказался тебе не нужен.

Я хочу рыдать и кричать. Меня тошнит от того, во что превратилась моя жизнь. Вместо этого я вырываюсь из его объятий и вытираю лицо, чтобы как следует рассмотреть волка. Он сидит на моей кровати, скрестив ноги, с мрачным лицом, стиснув челюсти от нахлынувших воспоминаний. У меня сжимается сердце.

— Я не могла… — я смахиваю еще больше слез. — Я не могла быть с тобой, Дикарь. Даже если хотела.

Он берет мою руку большими ладонями, захватывая мое внимание своим взглядом.

— А ты хотела? — выдыхает он. — Ты пришла ко мне той ночью. Когда я отрезал себе палец ради тебя. Ты хотела меня тогда, да?

Я киваю. Это изменило меня. Тот единственный момент в его постели, с ним внутри меня. Ничто не могло стереть это из моего существа. Это чистое, абсолютное, опустошающее чувство, когда мы переплетались телами.

Но мне все еще были нужны ответы.

— А как же тюрьма Полупернатого? — шепчу я. — Ты так и не рассказал мне, почему вы все там оказались.

Дикарь облизывает губы.

— У всего, что мы делаем, есть причина.

— Ты хочешь сказать, что вы специально попались?

— Порой лучше позволить врагу раскрыть свои карты. Иногда необходимо идти навстречу опасности, чтобы получить то, что ты хочешь.

Я хмуро смотрю на свои руки, пытаясь понять, о чем он говорит. Мне всегда было интересно, как и почему они оказались в цепях. Таких людей, как Коса, Ксандер и Дикарь, просто так не поймаешь.

— Моя Регина, — шепчет Дикарь. — Моя пара. — Он кладет палец мне под подбородок и приподнимает его, чтобы я посмотрела на него. — Я хочу тебя больше всего на свете. Позволь мне показать тебе. Позволь мне загладить свою вину. Позволь мне обладать тобой.

— Дикарь, я…

— Даже когда ты просто произносишь мое имя, это завершает что-то во мне, ты понимаешь?

Мне хочется сказать «да». Правда хочется.

Я убираю его руку от своего лица и хмуро смотрю на кончик его указательного пальца. Целитель во мне оценивает то, как я вылечила его в момент чистого вожделения.

— Больно? — тихо спрашиваю я, слегка касаясь новой, зажившей кожи.

Дикарь вздрагивает.

— Я бы не только палец себе отрезал, чтобы быть с тобой.

Он продолжает говорить подобные вещи. Я отпускаю его руку.

— Ты меня даже не знаешь.

— Знаю.

Разбитое сердце сменяется раздражением, особенно когда он снова начинает ухмыляться.

— Я знаю, что ты любишь круассаны с ветчиной и сыром и что раньше ты каждый вечер пила горячий шоколад. Я знаю, что ты любишь Минни и Ракель и, к сожалению, Генри, Сабрину, Коннора и Стейси. Я знаю, что ты рисуешь забавные картинки на уроках, но почему-то все равно слушаешь лекции. Я знаю, что ты пользуешься гелем для душа с персиком и манго. Я знаю, что тебе нравится читать любовные романы о ведьмах и вампирах. И! — драматично произносит он. — Я знаю, что нравлюсь тебе.

Он кладет руку себе на грудь, чтобы подчеркнуть это.

— Я знаю, что могу заставить тебя кончить, Аурелия. Одними пальцами.

Немного шокированная, я прикусываю губу.

С рычанием он бросается вперед, впиваясь в мою нижнюю губу своими губами. Я пищу от неожиданности. Но его губы на моих были всем, чего я хотела, и этот писк превращается в томный вздох.

Прижимаясь к нему всем телом, я беру его лицо в ладони и открываюсь ему.

Дикарь стонет со всем отчаянием зверя, который неделями ждал меня — на самом деле месяцами — и целует меня, глубоко и страстно.

Это не лихорадочно, как в наш первый раз. Он не торопится, его движения целеустремленные и расслабленные. Это обжигает меня, его пылающие губы медленно и чувственно завладевают моими. Я издаю довольный стон, и мое одобрение подстегивает его. Язык Дикаря скользит по моим губам, а руки находят мою талию, притягивают меня вперёд и помогают оседлать его. И я не могу не ответить. Я прижимаюсь к его лицу, щетина покалывает мои ладони, когда я забираюсь к нему на колени, обхватывая ногами, и наш поцелуй становится глубже. Он наслаждается моим ртом, моими губами, моим языком, как будто ждал этого всю жизнь. Он нежен со мной, и все же под нежностью я чувствую нарастающий жар внутри нас, который только и ждет разрешения вырваться наружу.

И мне кажется, что этого недостаточно, когда он отстраняется, совсем чуть-чуть, чтобы заговорить.

— Аурелия, — шепчет он мне в губы глубоким и хриплым голосом. — Ты нужна мне, и я больше не могу с этим бороться.

Он сглатывает.

— И я не буду бороться. Это была худшая ошибка в моей жизни — держаться от тебя подальше.

Мое сердце колотится о ребра. Я хочу наброситься на него. Хочу сорвать с него одежду, схватить его за член и оттрахать до полусмерти. Но это опасно. Дикарь… несомненно, все так же опасен, как и несколько месяцев назад, когда я с ним познакомилась. И у меня такое чувство, что, как только я позволю себе в него влюбиться, как только я полностью отдамся ему, мое сердце и душа навсегда останутся с ним.

— Н-нам нужно двигаться медленно, — шепчу я. — Я не должна была… Я не могу…

— Я знаю, — говорит он, нежно целуя меня. — Я сделаю все, что ты скажешь. Я сделаю все возможное, чтобы ты была счастлива. Чтобы ты чувствовала себя в безопасности, и чтобы тебе больше никогда не пришлось делать то, что ты делала в пещере…

От его искреннего, нежного тона меня обволакивает теплом, и я провожу пальцами по его сильной линии подбородка. Я дорожу его словами, его нежностью ко мне.

Но он не знает. Он не должен знать, в какой опасности мы все находимся, пока мой отец стоит по другую сторону барьера Академии и ждет, когда я проявлю хоть каплю слабости.

Глава 20

Аурелия

Я просыпаюсь под звон тигриного будильника Минни и чувствую на себе тяжелую руку Дикаря.

— Гребаные тигры, — он шепчет мне в шею.

Гребаные тигры, в самом деле. Мне нужно поймать Минни этим утром, но рука Дикаря только крепче стискивает мою талию, прижимая к своему твердому телу. Я чувствую его эрекцию напротив своей задницы, ночью ночнушка задралась, и теперь моя кожа горит от соприкосновения с его спортивными брюками и внушительным достоинством.

Богиня, я прекрасно помню, каким он был огромным во мне, и приходится сопротивляться желанию прижаться к нему теснее.

— Дикарь, — зову я строгим голосом.

— Да, Регина? — отвечает он, касаясь губами чувствительной кожи под ухом.

Внизу живота зарождается трепетное чувство, мягкое, как крылья бабочки. Дерьмо.

— Мне нужно встать.

Он драматично вздыхает и отпускает меня. И только поднявшись на ноги, я понимаю, что мы даже не помещаемся на этой кровати. Каким-то образом мы умудрились заснуть, оставив огромное тело Дикаря практически подвешенным в воздухе.

Волк, о котором идет речь, трет глаза и разглядывает меня с явным интересом, прежде чем широко улыбнуться.

Взъерошенный и с сонными глазами, он просто неотразим по утрам. Я должна быть осторожна. Прошлой ночью у нас не было секса, мы только обнимались, как он и обещал.

Я указываю на него.

— Границы.

Он закладывает руки за голову, демонстрируя красивые бицепсы и предплечья.

— Я волк, Регина. Я не знаю, что это такое.

Я роюсь в шкафу в поисках одежды, чтобы решить, что надеть сегодня.

— Это значит, что ты ешь за своим столом, а я — за своим.

— Но стаи едят вместе, — от огорчения в его голосе я морщусь, но сейчас мне нужно сохранять видимость нормальности. Вчерашние слова Коннора и Стейси все еще звучат у меня в голове.

Итак, я вздергиваю подбородок и поворачиваюсь с платьем в руках.

— Чтобы загладить свою вину, ты будешь у меня на побегушках. Все, что я захочу. Когда я захочу.

Я почти в шоке от того, что вылетает из моего рта, и еще больше в шоке от того, что он с энтузиазмом кивает.

— Сексуальные услуги, любые услуги, я согласен, — и словно внезапно вспомнив что-то, он наклоняется к полу и поднимает какой-то предмет, который, должно быть, выпал у него из кармана прошлой ночью. — Держи.

Это абсолютно новый, гладкий черный телефон в фиолетовом чехле.

— Это для тебя.

Что-то неприятное шевелится в моей груди из-за того, что он знает мой любимый цвет, но я быстро хватаю вещицу. Боги, я скучала по своему телефону. Этот ублюдок Лайл так и не вернул его мне, когда он выскользнул из моего клюва во время моей первой попытки сбежать от льва.

Глаза Дикаря следят за моими движениями, и на долю секунды на его лице вспыхивает голод, и я перестаю дышать.

Его адамово яблоко подскакивает вверх-вниз.

— Мой номер уже там. Просто напиши мне, хорошо, Регина?

Я не привыкла к такой версии Дикаря. К этому… нежному волку, который хочет доставить мне удовольствие. Я смотрю на него, все еще неуверенная в том, что, черт возьми, я делаю. Он захватывает мой взгляд своим и не отпускает.

Меня встречает мягкий ореховый оттенок, смесь зелени и коричневого, в которой играют лучи утреннего солнца.

Я стряхиваю с себя наваждение, потому что мы стоим как полные идиоты и смотрим друг другу в глаза.

Я прочищаю горло.

— Что угодно?

К моему огромному удовлетворению, Дикарь выглядит немного обеспокоенным, но все равно отвечает:

— Что угодно, моя принцесса.

— Отлично! — схватив свой новый телефон, я практически бегом ухожу в ванную.

Когда я заканчиваю принимать холодный душ, Дикаря уже нет, остался только его стойкий, пьянящий аромат. Я заправляю постель, глажу Юджина по голове, выношу лоток Генри, наполняю его поилку и ещё раз проверяю, все ли в порядке с моей внешностью. Я не могу взять с собой телефон, потому что, покупая одежду, я думала только о сексуальности, а не о вместительности. К тому времени, как я готова выходить, остальные анима уже отправились завтракать.

К моему удивлению, когда я подхожу к столовой, я вижу Минни, выходящую из общежития анимусов, в том же черном мини-платье, что и вчера.

Мои брови взлетают вверх, и я останавливаю себя, чтобы не забросать ее вопросами.

— Путь позора, — признается она. Застенчивая улыбка украшает ее губы, когда она заправляет розовый локон за ухо.

Повинуясь инстинкту, я тянусь к ее руке, и она тут же тянется ко мне и пожимает ее в ответ. Я помню свой первый день в Академии, во время смотрин, когда схватила ее за руку. В тот раз она была для меня незнакомкой, но с радостью позволила держаться за нее. Минни никогда не осуждала меня. Преступницу-поджигательницу, бегущую от правосудия. Она проявляла ко мне одну лишь доброту.

— В хорошем сексе нет ничего постыдного, — резонно замечаю я.

Она хихикает, и мы вместе входим в столовую.

Минни была рядом со мной в худшие времена, в моменты моей наибольшей уязвимости. И меньшее, что я могу сделать, это поддержать ее, когда ей будет нужно.

— Я всегда на твоей стороне, Мин, ты это знаешь, — шепчу я, когда мы становимся в очередь к буфету. Теплый, успокаивающий запах яичницы с беконом, тостов и кофе наполняет мой нос.

Когда она поднимает на меня взгляд, на ее лице играет мягкая улыбка, а глаза… сияют. Она прикладывает ладонь к сердцу, и я изумленно смотрю на нее.

— Ты влюблена в него! — шиплю я, хватая ее за плечо.

— Угу, — признается она, хватая меня за руку, как будто ей не терпится наконец кому-нибудь рассказать. — Это была любовь с первого взгляда, нам просто суждено снова быть вместе. Для меня было большим потрясением узнать, что он тоже здесь, но, думаю, это судьба! И я очень рада, что ты с ним познакомилась.

Я смеюсь, но смех получается неловким.

— Он кажется довольно серьезным.

Она бросает взгляд через плечо и бегло осматривает анимусов, стоящих в очереди позади нас. Я делаю то же самое.

— Его здесь нет, — быстро говорит она. — Обычно он не завтракает. Эти бешеные парни часто едят раз в день.

Я похлопываю себя по животу, чувствуя легкую тошноту. Мне приходится заставлять себя есть, чтобы набраться сил, но мой организм протестует против такого количества пищи. Львы и тигры в дикой природе едят нечасто, и мой желудок все еще приспосабливается к этому.

Минни игриво толкает меня локтем.

— Ты-то знаешь.

— Да, знаю, — я улыбаюсь ей. — Итак, какой он? Как вы познакомились? Мне нужно знать каждую маленькую грязную подробность.

— На самом деле мы познакомились в прошлом году возле моего универа. Титус забирал своего младшего брата и случайно заметил меня. Он сразу же подошел и потребовал, чтобы я поехала с ним домой и познакомилась с его отцом.

— Да ладно! — говорю я, не веря своим ушам.

Но Минни смеется, подбирая один грейпфрут и кладя его себе на тарелку.

— Это было действительно забавно. Но я чувствовала себя с ним как дома, и между нами просто… щелкнуло.

Я хмуро смотрю на ее поднос, пока Минни наливает себе чашку чёрного кофе из кофейника, стоящего рядом со мной.

— Титус способен затмить толпу мужчин, клянусь, — смеется она. — К тому же, он такой же собственник, как и Дикарь.

Я накладываю себе на тарелку круассаны и наливаю кофе, добавляя молоко и сахар.

— Собственник, да? Девочка, я скучала по тебе. Постарайся, чтобы я виделась с тобой хотя бы пару раз в неделю

Хрюша. Прозвище эхом отдается в моей голове. Титус не похож на Дикаря, понимаю я. Ни капли.

— Сегодня никакой яичницы с беконом? — осторожно спрашиваю я, когда мы подходим к концу очереди в буфете.

Минни смущенно похлопывает себя по маленькому животу.

— Не сегодня. Но я согласна, — она закатывает глаза, — нам определенно нужны регулярные встречи. Ты была вчера на суде? Срань господня, Лия.

Она меняет тему, когда мы подходим к нашему столику. Я прерываю свою проверку ее здоровья и поднимаю взгляд от Минни и ее канареечно-желтой нимпинки Герти, чтобы обнаружить, что Коса и Ксандер уже сидят за своим столом в конце зала. Клюв, Йети и еще несколько парней тоже там. И едва не роняю свой бамбуковый нож, когда замечаю аниму, сидящую на месте Дикаря напротив Косы.

Все помнят Сару с нашего первого дня, когда Ксандер поджег ей волосы за то, что она без приглашения уселась к нему на колени. Но, очевидно, она вернулась к своим обычным выходкам. Девушка наклоняется над столом, заставляя свой красный бюстгальтер с эффектом пуш-ап работать сверхурочно. Анима выпендривается, проводя красными ногтями по своим каштановым волосам, которые теперь доходят до плеч, в то время как блестящие розовые губы быстро шевелятся, явно что-то щебеча.

Стейси сильно толкает меня локтем, в то же время Генри резко клюет в щеку.

— Ой! — вскрикиваю я от неожиданности.

Многие анимусы оборачиваются и пялятся на меня, включая Клюва, который одаривает меня хмурым взглядом. Похоже, в моем списке появился еще один зверь, которого стоит избегать.