Ее бешеные звери

Я превращаюсь в заикающееся, дрожащее месиво.

— Блядь, Лайл, — выдыхаю я, когда он вводит свой крупный палец внутрь, а затем вынимает. Я такая влажная, что мы оба слышим это, когда он добавляет второй палец и двигается медленными, томными движениями, как будто наслаждается ощущением меня.

Он низко рычит, и внезапно его рука исчезает. Звук расстегивающейся молнии приводит меня в неистовство, и я пытаюсь развернуться, но он удерживает меня на месте своим массивным телом.

— Ты оказалась не такой, как я ожидал, — цедит он сквозь зубы. — Все должно было быть не так.

Его пальцы снова находят мой вход, и он растягивает меня, словно проверяя, смогу ли я принять его.

— Мне это нужно, — тяжело дышу я, прижимая ладони к стене. — Я слишком долго в этом нуждалась. Просто дай это мне.

Рука обвивается вокруг моего горла, и он приподнимает мой подбородок, чтобы заставить меня снова посмотреть на него. Его красивое лицо светится от напряжения. Как будто он вот-вот воспламенится.

— Лайл…

Он наклоняется и грубо целует меня в губы, и от этой властности я теряю голову.

— Я не маленький, Аурелия, — выдыхает он. — Надеюсь, Дикарь подготовил тебя для меня.

Лайл все еще в костюме, его обнаженный член упирается в мою задницу, и я почему-то знаю, что по-другому и быть не могло. Я раздвигаю ноги и протягиваю руку назад, чтобы обхватить его член.

У него перехватывает дыхание, но он позволяет мне прикоснуться к себе, наблюдая, как я впервые исследую его. Такой большой идеальный член, толстый и длинный, и я сразу понимаю, что скоро он окажется у меня во рту. Он огромен, больше, чем я думала, но не настолько, чтобы я волновалась. В конце концов, я приняла Дикаря.

Я наблюдаю за лицом Лайла. Оно раскраснелось от напряжения, сдерживаемой агрессии, и я знаю, что он все еще борется со своим анимусом и проигрывает битву. Я располагаю его член у своего входа, постанывая от того, как его влажная головка требует проникновения.

— Я твоя Регина, Лайл. Я создана для твоего члена.

Его горящий взгляд на мгновение встречается с моим в удивлении, а затем он подается бедрами вперед, чтобы наконец войти в меня.

Я вскрикиваю, вдыхая его запах.

Лайл издает сдавленный стон, когда проникает внутрь, медленно растягивая меня, потому что моя киска хочет сжаться вокруг него.

Богиня, это обжигает, и я вижу звезды, но это сладкая пытка — быть с ним, чувствовать, как его плоть вторгается в мое самое интимное место.

Затем он входит в меня полностью, и мы просто слушаем дыхание друг друга, ощущая его интенсивность. Я так наполнена Лайлом, что у меня кружится голова. Единственное, что удерживает меня на ногах, — это его рука, обхватившая мою шею, и другая рука, обнимающая меня за талию. Он отстраняется, и я протестующе всхлипываю, тут же желая снова ощутить его внутри себя.

Его трясет от силы собственного желания, когда он говорит:

— Ты не давала согласия, Аурелия.

— Что? — шепчу я в замешательстве.

Он замирает у самого входа, и я так раздражена тем, что его снова нет во мне, что хмуро смотрю на него в ответ.

Янтарные глаза горят тяжелым золотом.

— Ты должна согласиться на это.

Неужели моей извивающейся задницы и страстных стонов недостаточно?

— Скажи это, — выдыхает он мне на ухо. — Скажи мне словами, что хочешь меня внутри себя.

Я молчу в шоке из-за того, что ему нужно это услышать. Но он же Лайл. Конечно, нужно.

Затем я ухмыляюсь и говорю низким, хриплым голосом:

— Лайл Пардалия, мне нужно, чтобы ты трахнул меня своим голым членом и кончил в меня прямо, блядь, сейчас.

Он закрывает глаза, как будто это все, что он хотел услышать, и, уступая силе своего желания, снова погружается в меня.

Я стону, пока внутри меня танцуют световые пятна, а фракталы складываются в нечто новое.

В этот момент что-то меняется и внутри моего льва.

— Ты этого хотела? — его голос срывается, когда он рычит мне на ухо и снова входит в меня. — Это то, чего ты, блядь, хотела? Чтобы я потерял контроль и умолял тебя принять меня? Чтобы я снова и снова нуждался быть внутри тебя?

— Да, — отвечаю я сквозь стон. — Срань господня, Лайл, да.

В ответ он издает звук чистого мужского удовольствия, крепко обнимая меня, утыкаясь лицом в нашу брачную метку и трахая меня. Я дрожу и хнычу под силой его члена, интенсивность угрожает поглотить меня, но в то же время наполняет до краев, моя сила ласкает его, наслаждаясь единением с частью моей души.

Я шепчу его имя, и это заставляет его вздрогнуть, наполняя меня глубоким, золотым удовлетворением. Его рычание злое и напористое, но он инстинктивно защищает меня своими руками, осторожными движениями бедер. Плоть ударяется о плоть, и удовольствие нарастает во мне, как шар света, только и ждущий, чтобы заставить меня кончить.

— Ангел, — шепчет он.

Именно это новое прозвище заставляет меня взорваться. Свет пронзает мое тело, начинаясь в моей киске и устремляясь в живот, в легкие. Я выкрикиваю его имя, пока удовольствие разливается и золотит каждую частичку моего существа, и это единственное в этом мире, что кажется хорошим, правильным и истинным.

Глава 38

Лайл

— Ангел, — это слово вырывается из моего горла против моей воли, рожденное той частью меня, которую я долгое время держал взаперти. В том, как зверь прижимает ее к моему телу, чувствуется благоговение. Он льнет к ней, будто она мой чистый оазис на унылой, безлюдной равнине.

Но затем Аурелия начинает подрагивать вокруг моего члена, ее внутренние стенки пульсируют, сжимаются, трепещут.

Я полностью растворяюсь в ней. Есть только она. Моя Регина, мой свет во тьме. Ее сила окружает мою, лаская, взывая ко мне с отчаянной, абсолютной потребностью. Это занимает всего несколько секунд, но ее сила предстает передо мной во всю свою мощь. Она золотая, сверкающая и такая необъятная, что я могу только восхищаться. Сила пульсирует вокруг нас, вокруг комнаты — вокруг всей Академии. Пульсирует в такт песне, которая звучит глубоко в первобытном существе моей Регины.

Я никогда не видел зверя, обладающего такой мощью.

Более, чем равная мне.

Это ужасающая концепция. Мой собственный анимус — это чудовище, которое нужно держать на цепи, чтобы я мог выжить в цивилизованном мире.

И все же ее сила воздействует на эту безумную, смертоносную силу внутри меня, как на родственную. Страха нет, только тихая, нежная уверенность. Иди сюда, шепчет ее сила. Мы бежали бок о бок на протяжении многих жизней.

В ответ я кончаю с этим душераздирающим осознанием, что мой член заполняет ее самое интимное место.

Аурелия громко стонет, когда я наполняю ее горячими струями своей спермы, и принимает их, принимает меня с выражением абсолютного удовольствия на лице. Я прижимаю ее к себе, и она откидывается на меня, словно доверяет мне. От вида того, как она обмякает и принимает мое семя, у меня перехватывает дыхание, и мой анимус радуется, что мы отдаем ей часть себя. Радуется, что она подчиняется.

Впервые за десять лет мой анимус не рвется из цепей. Впервые с тех пор, как он пробудился на залитой кровью пустынной равнине, мне не нужно с ним сражаться.

Это кажется таким правильным. Я обнимаю ее, и какое-то время мы тяжело дышим, прижавшись друг к другу, все еще соединенные.

Но воспоминания о скрытой силе Аурелии напоминают мне, что мы играем в опасную игру. Жутко, как будто смотришь в зеркало.

Осторожно я выхожу из нее, и она издает тихий звук разочарования. Мой член дергается от этого, но я отступаю, заправляя себя обратно в брюки.

Она медленно поворачивается, чтобы посмотреть на меня, и на мгновение я могу лишь любоваться своей Региной. Не думаю, что она осознает, насколько прекрасна. Как ее лицо, даже ее взгляд, воздействуют на меня на глубинном уровне. Как мягкость ее рта манит меня даже сейчас, спрашивая, почему мы должны ее отпускать. Спрашивая, почему мы заслуживаем ее, когда она настолько совершенна.

Я заслуживаю гореть в аду за то, что прикасаюсь к ней вот так, хотя не собираюсь оставлять ее себе.

Я не могу оставить ее себе.

Я не могу оставить ее себе.

Я не могу оставить ее себе.

Я не хочу от нее уходить. Никогда, если возможно. Все мое тело кричит, чтобы я уложил ее в постель, чтобы мы могли свернуться в клубок рядом с ней и помочь залечить ее раны. Чтобы она могла спать и быть в безопасности там, где мы сможем защищать ее вечно.

Но мне нужно оставить эту женщину, пока я снова не поддался.

— Аурелия, — даже ее имя, произносимое моими устами, действует на меня. Но я стискиваю зубы и полагаюсь на решимость, которая однажды спасла меня от безумия. — Иди сюда.

Я не могу удержаться и протягиваю руку. Ублюдок во мне хочет, чтобы ее кожа снова коснулась моей.

Громко сглотнув, она подчиняется и вкладывает свою ладонь в мою. По моей руке пробегают искры, но я игнорирую их и веду ее к своей кровати.

Моя кровать. Та, в которой она уже спала. Та, которую я хочу ей подарить.

— Ложись, — приказываю я.

Она с радостью подчиняется. И это так приятно.

Пусть моя душа будет брошена во тьму и отправлена гнить в глубинах самой черной ночи. Это единственная судьба, достойная такого человека, как я. Человек, который видит совершенство и должен отбросить его в сторону.

Я открываю третий ящик прикроватной тумбочки и заслоняю от нее содержимое. Внутри лежит набор фиолетовых пушистых наручников, которые Селеста подарила мне на прошлое Рождество в шутку. Я беру ее за руку и застегиваю на ней один из наручников.

Она недоверчиво моргает, глядя на него, а затем пытается встать. Я молниеносно пристегиваю второй к внутренней стороне одной из чугунных спиралей в изголовье моей кровати.

— Мне нужно знать, что ты здесь в безопасности, — натянуто говорю я. — Иначе я не смогу оставить тебя.

Иначе я не смогу перестать ощущать ее запах.

Она смотрит на меня снизу вверх, все еще находясь в состоянии легкого опьянения от оргазма. Ее кожа сияет от нашей близости. Губы распухли от силы моего желания. Ее киска все еще полна моей спермы.

Я ненавижу себя за то, что собираюсь сказать. За то, что я должен сказать. Это нужно, чтобы защитить ее. От меня и от всего остального. Поэтому я все равно это говорю и едва не падаю на колени, когда вижу, как ее пузырь блаженства окончательно лопается.

— Аурелия, мы больше никогда не сможем этого сделать.

Я отхожу от нее, даже когда моя душа бунтует, кричит и бьется о мои внутренности, обещая смерть и разрушение.

— Коса, — взываю я в эфир. Силы трех разумов поднимают головы. — Нам нужно поговорить об Аурелии.

— Ты назвал ее «Ангелом», — следует ответ. В его обычно ледяном голосе нет злобы. Просто любопытство.

Они все видели.

Я останавливаюсь в гостиной. Затем оборачиваюсь, беру один из черных стульев и ударяю им по столешнице из старинного дерева. Стол раскалывается надвое. Две половины сталкиваются друг с другом, как враги на старом поле боя, уставшие от бесконечной битвы.

Этот вид нисколько не уменьшает моей агонии.

Глава 39

Ксандер

Мы с Косой сидим возле кафе «Лунная прогулка» в студенческом городке, курим сигары хорошего качества, чтобы прийти в себя после встречи с обезумевшим Лайлом, когда замечаем нечто необычное.

Минни вприпрыжку бежит по дорожке, розовые кудряшки подпрыгивают, балетки пританцовывают, и она совсем одна, без других анима. Этим кафе управляет одна из волчиц Дикаря, которая закрывает глаза на то, что мы курим, поэтому мы приходим сюда чаще всего. Здесь приятное оформление: гирлянды, крошечные подсвечники и нарисованные вручную волки, бегущие под полной луной вдоль гипсокартона.

В последнее время Минни часто покидает Аурелию, чтобы отправиться навстречу своим приключениям. Оставляя Костеплетшу совсем одну по ночам.

Мой желудок странно сжимается, и я делаю еще одну затяжку, чтобы попытаться избавиться от этого чувства. Коса приподнимает бровь, когда видит тигрицу, потому что она явно одета для свидания в длинное струящееся розовое платье, открывающее плечи, а макияж тщательно дополнен блестящими тенями. Мы с моим братом-акулой осматриваем окрестности, чтобы понять, не собирается ли кто-нибудь присоединиться к ней, потому что анима, бродящая по ночам без сопровождения, — это ненормально. Но больше никто не спешит к ней присоединиться. Минни оборачивается, смотрит на нас, затем продолжает путь и снова оборачивается, когда осознает увиденное, после чего делает раздраженный вздох, и демонстративно игнорируя нас, заходит внутрь, чтобы сесть за двухместный столик. Когда подходит студент-официант, она заказывает чай со льдом, а затем начинает болтать короткими ножками и напевать себе под нос.

Все это выглядит романтично.

Проходит пятнадцать минут, а она все еще сидит там одна и старается не выглядывать в окно. Ее раздражающе позитивный настрой дает трещину, возможно, впервые за все время, что я наблюдаю за ней в этой Академии, и она начинает нервно теребить множество серебряных браслетов, которые носит на обоих запястьях. Дракон во мне оценивает их качество, и я инстинктивно понимаю, что это чистая платина и белое золото. Согласно нашим исследованиям, Минни из богатой семьи. Ее отец — управляющий сетью банков, принадлежащих анималия. Вполне логично, что она здесь инкогнито, учитывая, что она оказалась в Академии из-за мелкого преступления.

— Все костры потушены, — Йети пододвигает стул рядом со мной и усаживает свое большое тело. Белые волосы припорошены черным пеплом, и от него пахнет силой и копотью.

Я предлагаю ему сигару, и он берет ее татуированными пальцами.

— Мы собрали прах в отдельные коробки.

— Хорошо, — говорю я, прикуривая его сигару от пламени, высеченного пальцем. — А о последней позаботились?

В его светло-голубых глазах пляшет веселье. Безжалостный ублюдок, такой же, как и все мы.

— Да. Она без сознания.

Шлейф дыма от Йети добавляется к нашему, и я наслаждаюсь серебристым облаком. Наталья пыталась сохранить свои секреты, но благодаря небольшой дозе ее же лекарства и безжалостной руке Косы мы получили немного больше информации. Хорошо, что Дикарь заперт в изоляторе, иначе он бы разорвал ее на части так быстро, что мы ничего бы от нее не узнали.

Йети бормочет себе под нос еще какие-то новости, а мы с Косой тихо слушаем, делая небольшие комментарии по ходу его рассказа.

В конце концов свеча перед Минни гаснет, когда заканчивается воск. Она смотрит на нее, слегка нахмурившись, и только когда я вижу, что нижняя губа тигрицы дрожит, я вздыхаю и снова зажигаю свечу от своего источника энергии. Она оживает, и Минни вздрагивает от неожиданности, а затем в замешательстве смотрит на нее.

Клара, студентка и владелица кафе, приносит ей кекс в знак сочувствия. Минни пытается отказаться, но волчица лишь улыбается и оставляет кекс на столе. Тигрица несколько раз моргает, глядя на него, а затем демонстративно отодвигает. И тихо шмыгает носом.

Йети внезапно замирает рядом со мной.

Он молча встает, тушит сигару и входит внутрь. Мне хотелось бы думать, что у меня есть какие-то манеры, учитывая мое воспитание, но я хочу это услышать и планирую подслушать все.

— Браслеты, — приветствует Йети, выдвигая сиденье напротив нее и нагло усаживаясь.

— Преступник, — натянуто приветствует Минни. — Что ты здесь делаешь? Помогаешь избавиться еще от какого-то бедолаги?

— Вообще-то, на сегодня я закончил, — он хватает ее кекс и впивается в него зубами.

— Эй, это было мое! — возмущенно восклицает она. Ее щеки ярко-розовые, но я не могу прочитать ее ауру. Я уже несколько месяцев не могу. Энергия Йети, однако, пульсирует розовым в тон волосам Минни, затем красным, затем зеленым.

— Мне показалось, что ты его не хочешь.

Она сверлит тигра взглядом, крепко сжав маленькие кулачки на коленях.

— Что ты здесь делаешь одна?

— Не твое дело, анимус.

— Так вот значит как, — Йети осматривает ее с ног до головы. Его зрачки расширены, и он не упускает ни одной детали. Сила пульсирует серым.

Минни поджимает губы.

— Думаешь, сможешь убить меня взглядом?

— Может быть.

— Не сработает. У тебя слишком красивые глаза.

— Пошел ты.

— Я бы хотел.

Минни усмехается и ерзает на стуле.

Йети запихивает в рот остатки кекса и, жуя, смотрит на Минни сверху вниз. Тигрица просто смотрит на него в ответ, не разрывая зрительного контакта. Между ними танцует жар и неожиданное количество похоти.

— Теперь ты должен мне кекс.

Голос Йети внезапно становится таким злобным, что в нем слышится что-то звериное.

— Я дам тебе пятьсот гребаных кексов, если ты скажешь мне, какой ублюдок тебя сегодня кинул.

Минни краснеет и отводит взгляд, чтобы поиграть с розовым блестящим телефоном, который Аурелия потребовала для нее. Но Йети безжалостен. Быстрый, как хлыст, он набрасывается на нее и выхватывает телефон прямо у нее из рук. Минни вскрикивает, но ничего не может поделать, пока Йети листает, вероятно, ее приложение для обмена сообщениями.

Его лицо становится все более разъяренным, и даже если я не вижу в его черно-серых клубах жестокости, мой дракон чувствует, как она исходит от него. Внезапно он кладет телефон, скрещивает свои большие руки на груди и смотрит на Минни, сжав губы в тонкую линию.

Она ярко-красная, как будто ее застукали за чем-то неправильным, и злобно огрызается:

— Что?

Сибирский тигр медленно встает, расправляя все свои 195 сантиметров и протягивает ей руку в знак предложения.

— Нет! — недоверчиво произносит Минни.

Он возвращает ей телефон и кладет обе руки на стол, наклоняясь, чтобы вторгнуться в ее личное пространство. Большинство анима, возможно, испугались бы такого явного проявления доминирования, но Минни, глупый котенок, на самом деле облизывает губы. Я бы посмеялся, если бы это не было так интересно.

— Тогда, котенок, — рычит Йети, — возвращайся в свое общежитие.

Прямой приказ от лидера кошачьих в этой школе не может быть оспорен одним из его сородичей, и в его голосе звучит чистая команда.

Любая другая кошка уже бежала бы в обозначенном направлении.

Но Минни просто сидит, и я тихонько посмеиваюсь над выражением растерянности и гнева на ее круглом лице. Как раз в тот момент, когда я думаю, что тигрица подчиниться, как и должна, она скрещивает руки на груди и прищуривается на него.

— Нет, ты, снежный кот-переросток, — усмехается она. — Иди сам в свою общагу и притворись, что ничего здесь не видел.

Она указывает на свой телефон.

Они смотрят друг на друга, ни один из них не отступает. Самый большой тигр в Академии против самого маленького.

К моему огромному, мать его, удивлению, Йети выпрямляется. От него волнами исходит возбуждение, и Коса издает забавный звук. Йети проводит рукой по гладко выбритой челюсти, а затем выходит из кафе и направляется по мощеной дорожке… явно в свою общагу… как и было приказано.

Что ж, да будет так.

— Это… довольно интересно, — бормочу я, бросая взгляд на Косу.

Мой брат-акула с клинической пристальностью изучает Минни, как будто она какой-то особенно интересный вид морских звезд.

Наконец он хрипло произносит, поднимаясь на ноги:

— Это точно, брат.

Глава 40

Лайл

Десять лет назад

Шеф полиции Анималия, мощный лысый тигр, смотрит на меня с недоверием.

— Ты… сдаешься?

— Да, — говорю я серьезно. — Меня нужно посадить.

— Я не понимаю, — говорит он категорично, оглядывая меня с ног до головы. — В каком преступлении ты признаешься?

Я сглатываю.

— В преступлениях, которые я даже не помню. Моя память отключается. Я даже понятия не имею. Зверские убийства, которые я видел в новостях. Думаю, это я их совершил, но не могу быть уверен.

Он вздыхает.

— Сынок, мы постоянно слышим, как люди признаются в том, чего они не делали. Ради внимания, ради славы, ради…

— Мне нужно показать вам, — настаиваю я. — Что происходит, когда я…

Я даже не могу это произнести.

— Перекидываешься?

— Да.

— Хорошо, сынок. У нас есть врачи для таких случаев. Специалисты. Я организую встречу с подразделением.

И он это делает. Верный своему слову, начальник полиции собирает команду. Они помещают меня в обитую войлоком комнату с шестью охранниками-анималия, одетых в тюремную форму для подавления массовых беспорядков. Тяжелые пластиковые щиты, шлемы, дубинки. Электрошокеры для скота.

Это происходит снова. Мой мир погружается во тьму, и мне кажется, что я слышу крики людей откуда-то издалека, словно через туннель. Когда я прихожу в себя, я весь покрыт горячей липкой жидкостью, а на полу лежат только разорванные тела, ткань и пластик.

— Что я сделал? — кричу я, уставившись на свои красные руки, на красные ноги. — Что я сделал?

Через раздвижную панель в комнату выбрасываются обсидиановые кандалы. — Надень их, мальчик.

— Пожалуйста, — шепчу я, вытирая лицо, — скажите мне, что я сделал.

Тишина.

Затем открывается дверь, и входит женщина в белом. Я никогда раньше не встречал такого зверя, как она. Словно золотой огонь, воплощенный в человеке.

— Твой анимус поврежден, Лайл, — ее ровный голос звучит мягко, но полон силы. — Мы думаем, что он, возможно, сошел с ума. Когда он выходит, чтобы защитить тебя, то… ничего не видит. Он только сражается.

Я смотрю ей прямо в золотистые глаза.

— Вы меня казните?

— Я не буду тебе лгать. Это вопрос, требующий рассмотрения.

Тем не менее, я не отвожу взгляда от ее глаз. От ее приговора.

— Я заслуживаю этого.

Когда она внимательно рассматривает мое лицо, я не чувствую себя насекомым под стеклом. Я не чувствую себя животным в клетке. Я чувствую себя мальчиком. Человеком.

— Дело в том, Лайл, что ты этого не заслуживаешь. Ты очень хорошо осознаешь свою человеческую сторону. Даже на клиническом уровне.

Я знаю, что это еще один способ назвать меня бесчувственным.

— Мне не нужен мой анимус. Я ненавижу его. Есть ли способ избавиться от него?

Я бы разорвал его на куски, если бы мог.

— Это все равно что просить забрать твою душу. Но мы можем сделать кое-что другое.

В моей голове всплывают образы казни на электрическом стуле, пыток водой, других издевательств. Всем тем, что я изучал с тех пор, как сбежал из поместья Ульмана в город.

— И что же это?

— Мы делаем твою человеческую сторону сильнее твоего анимуса.

Я громко смеюсь.

— Невозможно.

Но она качает головой.

— Просто очень сложно. Если ты захочешь это сделать, тебе придется отдать все, что у тебя есть. Это может даже сломить тебя. Ты готов?

— Уже сломан, — тихо говорю я. У меня ничего не осталось. — Давайте сделаем это.

Она улыбается мне.

— Увидимся в тюрьме Блэквотер, мистер Пардалия. Тогда и начнем.

Она называет меня моим новым именем. Так называют львов, которые не знают своей семьи. И все же «мистер» звучит по-человечески.

Это звучит так, словно однажды я мог бы стать кем-то другим.

Глава 41

Аурелия

Этот ублюдочный лев на самом деле приковал меня наручниками к своей кровати.

Как только дверь его квартиры захлопывается, я дергаю за пушистый манжет. Хотя в прошлом Сабрина и научила меня вскрывать замки для моего грандиозного побега после суда, у меня нет ни заколок, ни отмычек, которыми я могла бы воспользоваться.

Более того, после этого сумасшедшего, страстного, умопомрачительного секса раны на моем животе горят еще сильнее. Мне нужны обезболивающие и… пописать.

Лайл явно не в себе, если он разгромил что бы это ни было в своей гостиной, и планирует держать меня здесь неизвестное количество времени. Я обдумываю свои варианты, но дело в том, что я невероятно устала. После секса с одним из моих суженых я чувствую себя ошеломленной. Мне кажется, что он все еще внутри меня, это фантомный ожог, напоминающий, что Лайл проник глубоко в мое тело.

Я удовлетворенно вздыхаю и даже с поднятой рукой начинаю дремать.

Минни. Несколько часов спустя я резко просыпаюсь, хватая ртом воздух, потому что паника снова душит меня.

Береги их. Береги их. Береги их.

Это бесконечный гимн, который моя сила поет с того дня, как я спряталась под Академией. Мне нужно убедиться, что мой отец не напал на Минни или кого-нибудь из моих друзей, как и обещал, если я не выполню его приказ.

Наталья сказала, что он будет здесь через две субботы. Типичная змеиная драма. Все должно быть по тройкам или семеркам, не так ли? Но, зная моего отца, он добьется своего не только пустыми угрозами. Он захочет показать мне, что говорит серьезно.

Лайл наверняка обмолвился бы, случись с кем-нибудь беда, но опять же, не думаю, что он вообще выходил из своей комнаты, пока я была здесь.

Мне нужно избавиться от этого гребаного наручника.

Попытки потянуть за него ни к чему не приводят.

С яростным криком я взрываю наручник со всей силой, которую мне дал мучительный трах с Лайлом.

Мы больше никогда не сможем этого сделать.

Хрена с два.

Металл дрожит, вибрирует, затем разлетается на куски.

В гневе я вскакиваю с кровати и бегу прямо к каминной двери. Но на полпути останавливаюсь как вкопанная.

Обеденный стол Лайла лежит в руинах. Как будто великан взял его обеими руками и сломал пополам. Один из обеденных стульев тоже разбит.

Так вот что за жуткий звук я слышала. Я сглатываю, рассматривая свидетельства гнева Лайла из-за того, что он овладел мной. Я знаю, что он не собирался трахать меня, но такая реакция немного чрезмерна. Моя анима стонет при виде этого. Он настолько расстроен из-за того, что был со мной?

Но затем моя анима каркает на меня. Она не чувствует здесь никакого сожаления. Это что-то другое. Что-то более болезненное и зловещее. Воспоминание, которое не принадлежит мне, вспыхивает перед моим внутренним взором. Воспоминание о ненависти к себе.

Гнев снова разгорается в моих венах.

Медленно, осторожно я подхожу к камину.

Замираю и злобно смотрю на него. Я в ярости из-за жестокого мира, который причиняет маленьким детям такую боль, что они становятся монстрами.

— Открой, — рычу я.

Металл и дерево издают усталый стон, прежде чем сбоку от каминной полки появляется трещина, я открываю ее и спешу вниз по холодной каменной лестнице.

Оказавшись в своей комнате, я не утруждаю себя переодеванием или душем. Но мне действительно нужно задержаться на минутку, чтобы с облегчением опорожнить мочевой пузырь. После этого я выбегаю из своего общежития и сразу на улицу.

Уже стемнело, и я, совершенно точно, пропустила ужин, но сейчас я чувствую себя физически заряженной, как будто могу пробежать марафон налегке. Гнев делает это с человеком. Страх тоже.

Нам с Лайлом нужно чаще заниматься сексом. Никаких «больше никогда».

Прямо сейчас мое сердце бьется из-за Минни… и садистского голоса Юрана в моей голове. На Минни уже однажды напали, когда я была слаба, и хотя я перенаправила любую ментальную атаку на себя, мой отец знает, что Минни для меня особенная, и существует множество ран, которые не так легко залечить исцеляющей магией птиц. Я не смогу успокоиться, пока собственными глазами не увижу, что с ней все в порядке.

Я проверяю столовую и нигде не вижу ее розовых кудряшек, поэтому бегу в общежитие анимусов. В последнее время она всегда после занятий встречается с этим ублюдком Титусом, так что, скорее всего, она там.

Я бегу по мощеной дорожке к общежитию, шлепая босыми ногами по голому бетону, пока не останавливаюсь у высокого здания анимусов.

— Миледи! — горгулья Бастиан окликает меня, размахивая своими пальцами-палочками.

— Я спешу. Не мог бы ты впустить меня?

— Любая анима может быть допущена в общежитие анимусов, миледи. Однако я не могу гарантировать беспрепятственный выход. Сегодня вечером там довольно шумно, вы уверены…

— Да! Да, пожалуйста!

— Очень хорошо, — он взмахивает рукой, обе двери резко распахиваются, и я врываюсь внутрь. Повсюду толпятся самцы. Пятеро из них играют в карты в фойе первого этажа.

— Мне нужно найти Титуса! — выпаливаю я. — Где он?

Кот с идеально уложенной гривой, способной соперничать с прической Элвиса, насмешливо произносит:

— Почему все анима охотятся за ним? Тебе нужен кто-то более утонченный, птичка Аурелия.

Тот факт, что он знает мое имя, а я его нет, нервирует, но анима так мало, что самцы знают нас наперечет, нравится нам это или нет.

— Просто скажи, где он, — требую я.

Они оглядывают меня с ног до головы, и я внезапно понимаю, что на самом деле на мне нет никакой обуви, только заляпанное кровью мини-платье и, вероятно, растрепанные «только что из постели» волосы. Я тихо ругаюсь из-за своей поспешности, но отступать уже нет смысла.

— У него компания, — протяжно произносит один из волков. — Попробуй кого-нибудь другого. Мы все свободны.

— Я не хочу видеть его, — кричу я. — Я ищу Минни.

Кошки корчат недовольные рожи, прежде чем один из них говорит:

— Второй этаж, третья дверь направо.

Не поблагодарив, я трусцой поднимаюсь по лестнице на второй этаж. На этом уровне обитают кошки и хищные птицы, и наступает минута тишины, прежде чем меня окликают.

— Эй, Рискованный полет, зайди в мою комнату! — кричит кто-то.

Фу, только не это прозвище.

Но я игнорирую взгляды и крики и отсчитываю пальцем три двери справа. Я сжимаю кулак, готовясь постучать, но обнаруживаю, что дверь уже открыта.

Абсолютно голый Титус сидит на кровати, а обнаженная анима скачет на его члене. Она кричит от преувеличенного удовольствия, пока он толкается ей навстречу. На ее груди огромная татуировка в виде змеи. Пахнет травкой и потом.

— Отвали, Аквинат, — выдыхает она.

Титус скалит зубы через ее плечо.

— Птичка может присоединиться, если хочет.

Змея перестает подпрыгивать и свирепо смотрит на меня.

— Я искала Минни, — многозначительно произношу я, не сводя с них глаз и не отступая ни на сантиметр.

Они оба смеются, и от этого у меня волосы встают дыбом.

— Она не захотела участвовать, — говорит Титус, и его взгляд внезапно становится жестким. — Она сама виновата.

Взгляд, которым он одаривает меня, вызывает неприятную дрожь. От этого доминирующей регине во мне хочется вцепиться ему в горло, чтобы преподать урок. Нахмурившись, я отворачиваюсь.

Для анималия нормально поддерживать отношения с несколькими людьми, учитывая тот факт, что нам суждено спариваться группами. Неудивительно, что Титус трахается с несколькими анимами. Удивительно то, что он не пользуется презервативом. Здесь свирепствуют ЗППП, и он подвергает риску их всех. Интересно, знает ли об этом Минни. Расстроенная, я скрещиваю руки на груди, собираясь уходить. Они расстались, а я об этом не знала?

Я выхожу из оцепенения, когда несколько анимусов начинают кричать и свистеть в мою сторону. Из комнат выходят полуодетые люди, пытаясь понять, из-за чего весь этот шум. Запах самцов, мыла, одеколона и секса густеет в воздухе, когда я ускоряю шаг.

Но как только я добираюсь до лестницы, снизу поднимается группа кошачьих, преграждая мне путь. Они смотрят на меня расширенными зрачками и облизывают губы.

Я ругаюсь себе под нос.

— Привет, певчая птичка, — раздается низкий голос позади меня. Я оборачиваюсь и обнаруживаю группу орлов, собравшихся на лестничной площадке, словно на просмотр захватывающего фильма. — Похоже, ты застряла с нами вместо Титуса.

— Э-э, нет, — я нервно смеюсь, когда один из них действительно имеет наглость потирать руки. — Это вряд ли.

— Не-а, — щебечет один из них, поглаживая свой подбородок. Они раскраснелись и на взводе, без сомнения, чувствуя возбуждение от того, что другие анима трахаются поблизости. Стейси, Сабрина и Коннор, наверняка, тоже где-то здесь. — Не будь такой, детка. У нас здесь уже сто лет не было новой орлицы. Мы хорошо проведем время. У нас есть еда и все такое.

Часть меня испытывает к ним жалость. Их инстинкт подсказывает им ухаживать за самкой, приносить ей еду… а еще трахать ее.

— Ты была полностью в распоряжении Дикаря, но он до сих пор в карцере, — первый наклоняется вперед и оглядывает меня с головы до ног.

Я делаю шаг назад, но натыкаюсь на твердый, потный торс. Оборачиваюсь и вижу, что ко мне со всех сторон прижимаются кошки. Я скалю зубы, но они только смеются.

Внезапно я снова оказываюсь на стуле, скованная обсидиановыми кандалами, а надо мной возвышаются пять змей. Паника разливается по моим венам, пульс отдается в голове. Мир вокруг меня накреняется.

Бежать. Бежать. Я должна бежать, пока меня не убили. Пока они не содрали с меня кожу и не срезали брачную метку. В глубине моего существа разливается первобытная тьма. Я снова оборачиваюсь, пытаясь подсчитать, сколько урона я могу нанести за короткий промежуток времени…

И тут кто-то начинает петь внизу лестницы, его голос эхом разносится вверх в ритмичном напеве.

Глава 42

Аурелия

— Семь птичек сидели на заборе. Одна из них упала и шею поломала. И вот вам результат — шесть птичек на заборе…

Хищные птицы разлетаются по коридору, даже не оглянувшись, а кошачьи поспешно проскальзывают мимо меня, стараясь не зацепить и не оставить свой запах на моей коже и одежде.

Конченные идиоты.

Я закрываю глаза, чувствуя, как в груди разливается чистое, абсолютное облегчение, а ноги в ботинках стучат по лестнице, приближаясь все ближе и ближе. Я могла бы воспользоваться телекинезом, но мне действительно не стоит так открыто демонстрировать свои способности.

— В итоге на заборе осталась лишь одна! — Дикарь знаменует свое появление прыжком через перила и аккуратно приземляется на корточки передо мной.

Я наблюдаю за ним как в замедленной съемке. Он выпрямляется во весь свой внушительный рост, напрягая и перекатывая мышцы великолепного обнаженного торса. Без футболки, с растрепанными волосами и татуированной грудью, блестящей от пота, он — услада для глаз. Дикарь смотрит на меня серьезным взглядом и говорит низким голосом:

— Отличная здесь акустика, ты не находишь, Регина?

Рыдание вырывается из моего горла, когда я бросаюсь к нему, и он подхватывает меня сильными руками, кружа, словно принцессу из диснеевского мультфильма.

— Я так рада тебя видеть, — шепчу я ему в шею. От него пахнет потом, сосной, далекими лесами и… моим.

— Подожди, что это было? — Дикарь опускает меня на пол и смотрит горящими глазами. — Скажи это снова.

Я прячу улыбку, опустив взгляд, но он приподнимает мой подбородок, и я вынуждена смотреть на него и в эти хитрые ореховые глаза. Они мерцают от жара, и его голос наполняется опасной властностью.

— Скажи это снова, Регина.

Я сглатываю.

— Я рада видеть тебя, Дикарь.

Дикарь вскрикивает и хватает меня за талию, перекидывая через плечо, как будто я ничего не вешу, затем шлепает рукой по заднице, чтобы платье не задралось. Слова сыплются из него, как из пулемета, потому что его явно рвало по швам от желания быть со мной, пока он сидел в изоляторе.

— Я больше никогда не спущу с тебя глаз. Я был готов сворачивать шеи, как только вышел и узнал, что произошло, но Лайл меня остановил. Лев держал в руках четыре урны и сказал, что все уже сделано и он собирается отправить их останки обратно родителям. И тут я почему-то подумал: «Так вот на что это будет похоже, когда мы станем полноценной стаей?». Потому что, знаешь, Регина, он отлично вписывается. Лайл такой же псих, как и все мы. Возможно, его анимус, даже хуже наших. В общем, не знаю, время покажет. Он считает Академию своей территорией, властный ублюдок, и поэтому принял все это слишком близко к сердцу. Вероятно, он даже разозлился на Ксандера за то, что тот сам с ними разобрался. Короче, как только я вышел, я охотился за тобой всю дорогу сюда, и теперь мы собираемся пойти и заняться любовью, чтобы я мог избавить тебя от их змеиной вони.

У меня кружится голова, в основном из-за прилива крови, потому что свисаю вниз головой, но также и из-за того, что Дикарь… Дикарь говорит жестокую правду. Эти змеи погибли из-за приказа моего отца. И Лайл действительно считает эту землю своей территорией, поэтому имеет право расправляться с нарушителями его приказов так, как посчитает нужным. Согласно Старым законам, архаичным обычаям зверолюдей, смерть или пытки — единственное справедливое наказание за столь серьезное преступление.

Но мне интересно, как отреагирует мой отец. Будет ли он мстить после этого еще хуже. Потому что, с другой стороны, Академия — нейтральная территория. Предполагается, что молодые звери нашего сообщества должны быть здесь в безопасности.

От чувства вины у меня сводит желудок, а к горлу подступает желчь, когда я думаю о последствиях, которые принесут действия моего отца, в попытках добраться до меня. Я не могу не чувствовать себя виноватой из-за этого.

Я сдерживаю слезы, потому что они ничего не исправят.

— Мне нужно найти Минни, — возражаю я, хлопая его по крепким мышцам пониже спины.

Но Дикарь просто продолжает идти по коридору, слишком увлеченный обнюхиванием моего бедра и низко порыкивая.

— После того, как мы трахнемся, я вырву клыки у каждой змеи в Академии.

Я сглатываю, потому что это буквально самая страшная пытка, которую можно придумать для змеи. Мой отец приберегал ее для особо тяжких преступлений, и сама я никогда не видела, как ее применяли.

— Ты не можешь так поступить, Дикарь, — быстро говорю я. — Это неправильно. Смертей и так уже слишком много.

Он снова рычит, как будто не согласен. Мы быстрым шагом поднимаемся на скрытый этаж, и я успеваю разглядеть брюки и деловые туфли Косы, прежде чем Дикарь бережно опускает меня на пол, скользя моим телом по своей груди, пока я не оказываюсь на ногах.

— Подожди минутку! — Дикарь наклоняется и нюхает мою шею, быстро перемещаясь на другую сторону, а затем вниз, под грудь. Он опускается на колени и прижимается лицом прямо к моей промежности, глубоко вдыхая. Его нос трется о мою щель, пронзая меня острым ощущением удовольствия, но я понимаю, что в комнате есть и другие люди.

Помимо сидящих Косы и Ксандера, по комнате разбросаны Клюв, Йети и несколько волков со стаканами и сигарами в руках.

— Эм, Дикарь…

— Лайл, — рычит Дикарь в мою вульву приглушенным голосом. — Ебанный Лайл был в этом месте.

— Я человек, а не место! — говорю я, хлопая его по плечу и бросая взгляд на других мужчин. Они отводят глаза. Очевидно, Дикарь доверяет им, раз говорит открыто.

Дикарь смотрит на меня снизу вверх, обнимая за ягодицы и упирается подбородком в мой лобок.

— Я знаю, ты — мой человек.

Мой желудок слегка сжимается, и кровь приливает к лицу. Я не ожидала, что он вызовет у меня такие чувства. Совсем не ожидала.

— Значит, он наконец сдался. — Коса говорит так, словно уже знал об этом.

Его хриплый голос приятно щекочет мои барабанные перепонки, и я невольно поднимаю голову и смотрю на него. У меня щемит сердце, как будто я не видела его много лет. Он ни разу не спустился ко мне в пещеру и пропустил уже несколько занятий.

Коса сидит как король, закинув одну руку на спинку черного кожаного дивана, в другой руке стакан с виски. На его деловой рубашке расстегнуты три пуговицы, позволяя мне увидеть великолепный изгиб его искусно татуированной груди. Там есть цветы, а также череп. Под татуировками его кожа почти светится, словно подсвечена изнутри. Возможно, он недавно плавал.

Ледяные глаза впиваются в меня, а затем устремляются влево, словно он что-то там увидел, и снова возвращаются ко мне.

— Ты пытаешься заставить меня ревновать, Регина? — рычит Дикарь, поднимаясь на ноги. — Что ж, это охуено работает.

— Мне нужно найти Минни, — настаиваю я. — Кто-нибудь видел ее?

— Почему ты беспокоишься о ней? — спрашивает Коса, и застает меня врасплох этим вопросом, потому что в его голосе звучит неподдельный интерес.

— Мне просто нужно ее увидеть.

— Она была в деревне, — ворчит Йети, развалившись в кресле с очень недовольным видом. — В своем обычном язвительном настроении.

Коса ухмыляется ему, но затем снова переводит взгляд на меня, и улыбка исчезает. Он оценивает меня, и мне это не нравится. Сейчас я выгляжу не лучшим образом, да и чувствую себя так себе.

— Где ты был? — мой голос звучит более обвиняюще, чем я хотела.

— Ты не имеешь права спрашивать, — огрызается Ксандер.

— Ну, вообще-то, имею, — огрызаюсь я в ответ. — Если это как-то связано со мной.

— Не все связано с тобой.

Я сжимаю челюсть и свирепо смотрю на дракона. Он забыл, что меня сегодня похитили?

Коса делает жест, и Клюв, Йети и остальные выходят. Я удивлена, что они так открыто разговаривают с этими самцами. Должно быть, они действительно им доверяют.

Я отхожу от лестницы, чтобы дать им возможность уйти. Дикарь вскакивает, чтобы сесть на обеденный стол, болтая ногами и сияя мне, как будто я его спасительница.

— Иди сюда, — говорит Коса.

Мое тело замирает, словно в меня целятся из пистолета, и я моргаю, как ошеломленная идиотка. Сегодня было… слишком много всего. Слишком много всего, черт возьми, а теперь еще и это. Еще и… Коса.

Большая Белая акула грозит мне пальцем, как будто я непослушный птенец в начальной школе.

— Иди сюда, Аурелия.

Я смотрю на Дикаря, и он все еще сияет. Что ж, это означает, что ничего плохого не произойдет, не так ли?

Но я не могу просто делать то, что говорит Коса. Не так давно они пытались отправить меня на эшафот, а теперь ведут себя так, будто сегодня ничего не произошло.

Голос Косы становится тише, и он перестает моргать, когда говорит:

— Если тебе нужен ответ, Аурелия, подойди сюда.

Ну, я действительно хочу получить ответ, так ведь? Коса обладает неотразимой, врожденной привлекательностью и смотрит на меня так, словно в комнате нет ничего и никого, кроме нас. Его серебристые волосы сверкают в свете люстры, а кожа — соблазнительное чудо, к которому так и хочется прикоснуться. Я не виню других анима за то, что они безрассудно предлагают ему себя.

Не только из любопытства я позволяю его соблазну увлечь меня, и делаю робкие шаги вперед. Дикарь не допустит, чтобы со мной случилось что-то плохое, но что важнее для него — преданность брату или преданность мне?

Я останавливаюсь прямо перед Косой, который наклоняется вперед, пристально вглядываясь в мое лицо. Я чувствую его запах отсюда, даже сквозь свои щиты. Этот мощный поток силы. Как море под полной луной. Соль и лунный свет.

Его хриплый голос вырывает меня из задумчивости.

— На колени.

Клянусь Богиней, я без вопросов опускаюсь на колени, мои глаза не отрываются от его глаз, сосредоточенные на этой леденящей голубизне.

Я вздрагиваю, и в этот момент Коса хватает меня за лицо одной рукой, сжимая мои щеки и заставляя губы сложиться бантиком. Я настолько застигнута врасплох, что могу только смотреть на него.

— Ты не имеешь права задавать мне вопросы, Аурелия Костеплет, — хрипло произносит он.

Потрясение охватывает множество уровней моего ошеломленного мозга, но оно также пробуждает что-то во мне. Что-то дикое и необузданное, порожденное неделями бешенства, когда я защищала своих друзей и семью. Что-то, что вырвалось в тот момент, когда змей попытался срезать мою брачную метку.

Я вырываю свое лицо из его хватки, и он позволяет мне это, и тогда я наклоняюсь вперед, оказываясь прямо перед его лицом, нос к носу, демонстрируя свою власть. Коса не сдвигается ни на сантиметр, но его взгляд опускается на мои губы, а затем снова поднимается. Это все, что мне нужно.

Мой голос становится глубоким и ядовитым, словно клыки, вспарывающие нежную плоть.

— Для тебя я — «Регина», Коса Харкорус, и никак иначе.

Он прищуривается, взгляд становится острым, как нож, и я едва слышу, как Дикарь тихонько посмеивается.

Но отвечает мне Ксандер в своей насмешливой манере.

— Отойди, Костеплетша, или пожалеешь об этом.

Я запрокидываю голову, чтобы посмотреть на анимуса Большой Белой акулы, который сидит передо мной, до боли красивый и беззастенчиво опасный. Внешне он выглядит невозмутимым, но я чувствую, что сейчас он… напряжен, и его аура опасности только усилилась.

Как можно медленнее, чтобы показать, что никто из них меня не пугает, я поднимаюсь на ноги и говорю приятным, размеренным голосом:

— Увидимся завтра на занятиях.

С этими словами я поворачиваюсь на пятках и ухожу.

Когда я спускаюсь по лестнице, за мной следует отчаянное кудахтанье. Юджин бежит по пятам, перья торчат во все стороны. Я молча раскрываю объятия, и он прыгает в них, хлопая черными крыльями. Бедная птица, должно быть, испугался анимуса Лайла, когда тот забрал меня из больницы и пришел сюда, чтобы дождаться моего возвращения. Сердце Юджина колотится быстрее моего, и мы вместе покидаем общежитие анимусов.

Глава 43

Коса

Мне следовало повалить Аурелию на пол и отшлепать ее по заднице за то, что она так со мной разговаривала. Попытка любого другого зверя показать свое доминирование закончилась бы тем, что он лежал бы на полу бездыханный и истекающий кровью.

Но ее откровенное доминирование… Клянусь луной, она действительно меня прикончит. Я откидываюсь на спинку дивана, взбалтывая виски, в то время как призрак стоит на коленях на полу, весь мокрый, и молится какому-то темному богу в эфире.

— Ее регинтство растет, — шутливо замечает Дикарь, опрокидывая в горло воду и громко причмокивая. — Сами видите!

— Нет такого слова, — огрызается Ксандер. — И тебе нужно принять душ. От тебя воняет бездомной псиной.

— Я больше не бездомная псина, — еле слышно произносит Дикарь, уставившись на лестницу, как будто все еще может видеть там Аурелию. — Совсем нет.

Ксандер бормочет ругательства себе под нос, раскуривая новый косяк. Последние пять минут прокручиваются в моей голове снова и снова. То, как она появилась здесь, истекающая спермой Лайла, в поисках Минни. То, как она посмотрела на Дикаря в поисках поддержки, когда я позвал к себе. Какая-то часть ее теперь ему доверяет. Это меня удивляет. Это пробуждает что-то нежелательное в моем холодном, черном сердце.

Но какая-то часть Аурелии хочет заявить права и на меня.

И большая часть меня тоже хочет заявить на нее права. Соревноваться с братьями, которые уже заявили на нее права, вытрахать из нее их сперму и наполнить ее влагалище и матку своим семенем.

Стакан с виски в моей руке трескается.

На самом деле я этого не хочу, но и Лайл не хотел, и этот ублюдок-лев сдался. Для таких доминантных членов стаи, как мы, естественно соперничать друг с другом. И если она станет более уверенной в себе, сколько времени у нас будет, прежде чем мы все окажемся у нее под каблуком? Я был прав, держась в стороне. И я был прав, отправив Аурелию обратно к отцу, когда мы думали, что ее казнят.

— Я люблю ее, — тихо говорит Дикарь.

Ксандер выплевывает виски.

— Ты продолжаешь это повторять! Снова и снова, но ты даже не знаешь, что это значит. Это все ее манипуляции. Просто твои гребаные гормоны…

Но Дикарь качает головой из стороны в сторону с уверенной улыбкой на лице, словно ничто не может его поколебать.

— Нет, знаю. Ты не знаешь ее так, как я. Она милая, и добрая, и даже невинная во многих отношениях. — Ксандер недоверчиво усмехается. — И когда я узнал, что ее похитили, я…

Я едва могу дышать, когда вижу, что глаза моего брата блестят так, как не блестели с тех пор, как мы были детьми. С той ночи, когда я убил нашего отца и его мать…

— Я должен был прийти в ярость, — продолжает Дикарь. — Но это было не первое, что я почувствовал. Первым, что я почувствовал, был, — он сглатывает, — страх. Страх, что ей было больно, что она была ранена или напугана.

Ксандер разбивает свой стакан с виски об пол, словно пытаясь шокировать Дикаря и вывести его из состояния тупости.

— Видишь! — кричит дракон, указывая пальцем на Дикаря. Жар исходит от нашего брата-дракона волной резкого гнева. — Это именно то, чего мы избегали. Именно это и происходит. Дик, тебе нужно избавиться от ее чар. Она собирается держать тебя на поводке своей киской, и тогда нам всем крышка. Тебе нужно контролировать свой блядский волчий член!

Но мой брат, самый неуравновешенный и неуправляемый член всей моей организации, качает головой, как будто ему жаль Ксандера.

— Я не чувствую этого здесь, — он указывает на свой член. — Я чувствую это здесь, — Дикарь поднимает палец к груди. К своему сердцу.

Ксандер рычит, отворачивается от него, скрещивая руки на груди и смотрит в окно на сгущающуюся ночь.

Акула внутри меня бьется, протестует, бушует и отказывается горевать из-за проигранного дела. Я знал, что Дикарь может сдаться, но не думал, что это произойдет так быстро. Мой младший брат не из тех волков, которых можно переубедить в своих желаниях. Все эти годы я старался изо всех сил, не для того, чтобы приручить его, а для того, чтобы перенаправить.

Но здесь не на что перенаправлять.

Нет эквивалента его регине.

— Я не позволю им забрать ее, Коса, — говорит Дикарь, впиваясь в меня немигающим взглядом. — Ты знаешь, что я разнесу в клочья все дворы один за другим, если они заберут ее для… размножения.

Мы все это знаем. У нас на руках будет бешеный волк, которого не будут волновать последствия любой бойни. Это будет настоящая резня.

Но именно это слово запускает во мне опасную, психопатическую жажду крови. Размножение.

Я не позволю, чтобы ее оплодотворил кто-то, кроме меня или одного из ее суженых. Только у нас есть это ебанное право. В этой жизни и в любой другой.

От одной лишь мысли о других мне хочется притащить Аурелию сюда, приковать ее к моей кровати и овладеть ею.

Увидев самодовольную физиономию Мейса Наги сегодня на заседании Совета, моя акула насторожилась. Я проголосовал за продление судебного запрета Двора Феникса, но после этого мне пришлось плавать в подземном бассейне, просто чтобы успокоиться. Я не думал, что был настолько взвинчен, пока она не появилась здесь.

С этим ошеломляющим, свирепым лицом и дикой силой, которая затронула древнюю нить прямо в моей душе. Сегодня она что-то пробудила во мне. Что-то опасное, потенциально катастрофическое, но правдивое.

В своей жизни я ценю многое. Но больше всего — правду.

Внезапно мои пальцы жаждут ощутить ее. Внезапно мои глаза жаждут увидеть ее. Я жажду услышать звук ее сердцебиения, ее дыхания. Мне нужно знать, как она будет выглядеть, когда я буду трахать ее на пляже среди разбивающихся о берег волн или прямо в воде. Моим членом. Моим…

— Брат… — голос Дикаря почти заглушается моими мыслями, но в его тоне слышна осторожность.

Осторожность?

Я возвращаюсь к реальности.

— О-о-о, — Дикарь улыбается во все зубы, его взгляд падает на мою окровавленную руку и разбитое стекло на коленях. Ксандер оборачивается и смотрит на меня, но в его неоновых глазах читается разочарование

— Не говори этого, — говорю я низким и опасным тоном. — Даже, блядь, не начинай.

Дикарь поднимает руки, зная, что это успокоит Великого Белого.

— Мне что, достать эти чертовы цепи, Коса? — рычит Ксандер. — Мне что, увести тебя от нее?

— Нет, — отвечаю я, пульсируя кровожадной решимостью.

Ксандер закрывает рот, чувствуя, что я говорю серьезно.

Я не могу быть вдали от нее. Больше не могу.

Глава 44

Аурелия

Когда я возвращаюсь в общежитие анимы, до меня доносится аромат пара и геля для душа Минни. Я нетерпеливо врываюсь в нашу комнату, но обнаруживаю, что там темно, а Минни всего лишь маленькая кругленькая фигурка, свернувшаяся в постели, как котенок, лицом к стене. Усадив Юджина поудобнее в фиолетовом кресле в изножье кровати Минни, я подкрадываюсь к своей подруге и слышу, что ее дыхание глубокое и ровное. Герти спит, прижавшись лбом ко лбу Минни, а это значит, что Минни нуждалась в ее утешении сегодня вечером. Мое сердце сжимается от грусти и вины. Моя лучшая подруга накрыта одеялом, так что я не могу видеть ее тело, и мне приходится принюхиваться к воздуху вокруг нее.

Я не чувствую запаха крови или чего-либо еще, что могло бы указывать на то, что ей был причинен физический вред.

Почувствовав облегчение, я направляюсь в ванную. Я подумываю о том, чтобы принять душ, но дело в том, что от меня все еще пахнет Лайлом. Я хочу, чтобы это длилось как можно дольше, поэтому в итоге просто смываю грязь с босых ног и умываю изможденное лицо, прежде чем расчесать спутанные волосы и прыгнуть в постель на ночь. Я поворачиваюсь, чтобы по привычке проверить кровать Генри, и, обнаружив, что она пуста, чувствую, как у меня падает сердце. Уверена, что за ним присматривают, но я действительно скучаю по нему. По крайней мере, я слышу время от времени сонное кудахтанье Юджина, пока он устраивается поудобнее в кресле.

Мой телефон дзынькает, и я хватаю его. Пришло сообщение с пожеланием спокойной ночи и кучей смайликов с поцелуями от Дикаря и второе с неизвестного номера.

«Запрись, змееныш. Ты же не хочешь, чтобы преследователи добрались до тебя посреди ночи»

Я встаю и дважды проверяю, заперт ли балкон, а затем убеждаюсь, что автоматический замок на нашей входной двери активирован на время комендантского часа. С бешено колотящимся сердцем я забираюсь обратно в постель и смотрю, как на экране мигают три точки, а затем исчезают. Я не свожу глаз с этих точек, но они появляются только для того, чтобы снова исчезнуть. Проклиная этого неизвестного парня, я бросаю телефон под кровать, чтобы не было соблазна проверять его в неурочное время, и засыпаю.

Посреди ночи я вздрагиваю и просыпаюсь, мои инстинкты вопят, сердце, кажется, колотится без остановки, а шея горит от раны, которую у меня не было сил залечить. Хватая ртом воздух, я смотрю в темный потолок и пытаюсь сосредоточиться, но мои чувства напряжены.

Шепот чего-то большего, чем я, требует моего внимания.

Осторожным, медленным движением я поворачиваю голову в сторону кровати Минни.

Мое сердце превращается в лед.

Я нахожусь в кошмарном сне наяву.

Потому что в фиолетовом кресле Минни сидит чудовище, которое может преследовать человека только в самых страшных снах.

В пульсирующих, клубящихся тенях, в непринужденной позе, сидит крупный мужчина. Там, где должны быть его глаза, в темноте пылают красные точки, устремленные на меня, как лазерные лучи военного оружия.

Я ползу на спине, забираясь в изголовье кровати, умудряясь выдавить:

— Кто ты?

Он не отвечает, просто сидит и смотрит на меня с ужасным, леденящим душу вниманием.

Эти тени движутся вокруг него, обвивая его ноги, торс, большие предплечья, бицепсы, поднимаясь по плечам и шее, окружая голову. Мое сердце бьется неровно. Это все равно что смотреть в пустоту. Это все равно что смотреть в лицо настоящей смерти.

В их мрачном ритме есть что-то знакомое. И они взывают ко мне ужасающим гимном.

И тут до меня доходит.

Я уже видела подобные тени.

— О, милостивые боги, — мой голос срывается, когда холодное осознание пронзает меня с силой открывающейся стальной двери в темном подземелье. Тень в форме змеи, обвившейся вокруг спинного мозга, пробуждает мои воспоминания.

В темноте холодного подземелья, принадлежащего Чарльзу Полупернатого.

Как бы я ни была потрясена, в глубине души я понимаю, что это значит. Только один человек может пройти через мою защиту вокруг Академии и остаться незамеченным мной. Только пять мужчин могут вызвать такой душераздирающий отклик у моей анимы.

Затаив дыхание и чувствуя, как по коже пробегают мурашки, я снимаю защиту с брачной метки.

Воздух вокруг меня становится немного холоднее.

Она появляется на правой стороне его шеи, сияя древним небесным светом. Череп с пятью извивающимися лучами света.

Мой пятый суженый. Последняя часть моей брачной группы. Тот самый неизвестный зверь, которого я исцелила в подземелье Полупернатого много месяцев назад.

Быстрый взгляд говорит мне, что Минни все еще крепко спит в своей постели. Сглатывая, я позволяю своим глазам принять орлиную форму. Теперь, когда мое зрение улучшилось, я вижу… не так уж много. Он покрыт движущимися тенями, как будто состоит только из них. На ум приходит мое брачное пророчество, сделанное семь лет назад и произнесенное глубоким, мрачным голосом леди Селесты:

— Приближаются пять черных дьяволов. Пять черных сердец жаждут. Пятеро поют мрачную и одинокую песню, призывая свою королеву. Лев, акула, дракон, волк и… тень.

— Покажись, — шепчу я.

Я не видела его человеческую форму в подземелье Полупернатого.

Он медленно качает головой, словно разочарован во мне. Эти красные точки света, кажется, просвечивают меня насквозь. Моя анима приказывает мне двигаться вперед. Чтобы разглядеть его получше. Провести пальцами по этим обсидиановым теням и выяснить, что за чудовище скрывается под ними.

Но внутренний инстинкт подсказывает мне, что этот монстр невероятно опасен. Возможно, дело в том, как он сидит — с неестественной неподвижностью, но с непринужденной, почти беспечной грацией, закинув ногу на колено. И хотя он носит облик человека, я знаю, что это не так.

— Кто ты? — шепчу я.

Он шевелится и поднимает руку. В ней что-то светится.

Телефон. Свет от экрана должен был осветить густые тени, покрывающие его лицо, но ничего не происходит. Он лишь показывает, что клубящаяся тьма настолько глубока, что поглощает весь окружающий свет.

Тень, сквозь которую не проникает свет? Я вздрагиваю, внезапно промерзнув до костей.

Красные лазерные лучи на мгновение исчезают, когда он смотрит вниз, затем появляются вновь, заставляя меня снова вздрогнуть.

Телефон под моей кроватью вибрирует. Взволнованная, я тянусь вниз и беру его. Мне не хочется выпускать из поля зрения этого монстра, но мне нужно посмотреть, что он говорит.

Я подношу телефон к лицу.

«Я проклят»

У меня перехватывает дыхание, и я снова смотрю на него. И тут мой телефон опять пиликает.

«Ты прекраснее реальности, когда спишь. А сейчас, когда я вижу твою метку, ты еще прекраснее»

У меня поджимаются пальцы на ногах. Но потом я беру себя в руки и бросаю на него сердитый взгляд, гадая, видит ли он это в темноте. Но если он — порождение тьмы, то его ночное зрение, вероятно, идеально.

«У тебя что, глаза большие, как у опоссума? Поэтому ты не показываешь лица?»

Темные пальцы шевелятся, и ответ приходит через несколько секунд.

«Осторожнее, прелестный змееныш. Люди, как правило, умирают, когда я показываюсь»

— Почему ты здесь? — раздраженно шепчу я. И я оставляю за кадром свой вопрос: «Почему все пятеро моих суженых первоклассные мудаки?» — Из-за чего ты оказался в темнице Полупернатого?

«Возможно, я хотел увидеть мою Регину. Возможно, я хочу снова услышать твои стоны»

Та тень, от которой я его освободила, была очень похожа на эти тени. Неужели он… Он ведь не мог сам с собой это сделать, верно?

Я краснею, вспоминая, как пять астральных форм моих суженых смотрели на меня сверху вниз, пока я мастурбировала, а потом за дело взялся Дикарь.

— Очевидно, я учусь на своих ошибках, — шиплю я ему в ответ.

Я беспокоюсь, что мы разбудим Минни, но, похоже, она спит достаточно крепко.

— Ты же здесь не для того, чтобы похитить меня или что-то в этом роде? — кричу я шепотом. — Потому что я тебя отпизжу, если это так.

Он снова поднимает телефон, и через несколько секунд:

«Если я захочу тебя забрать, я это сделаю. Ты не сможешь меня остановить»

Вот же наглец сранный! Мне хочется швырнуть в него чем-нибудь, но мне действительно кажется, что это будет плохой идеей. Сила, исходящая от него подобно ядовитому ветру, на самом деле заставляет меня думать, что он прав.

— Ну, если ты собираешься похитить меня, то валяй, потому что я устала от этого разговора.

Я сбрасываю с себя одеяло, чтобы подчеркнуть свою решимость.

Он не отвечает и не пишет, а просто смотрит на меня глазами, которые могут дать фору Ксандеру.

Я громко и протяжно вздыхаю. С меня хватит.

— Что ж, если это все, то я возвращаюсь в постель, — шиплю я, откладывая телефон и собираясь снова зарыться под одеяло. Вот честно, да пошел он. — Если ты не в курсе, у меня был довольно тяжелый день по многим причинам.

Так медленно, что у меня слезятся глаза, он распрямляет ноги и встает из кресла. То, как он поднимается, напоминает мне кобру, вставшую на дыбы и раздувшую свой капюшон.

Я пытаюсь сохранять спокойствие. И терплю неудачу.

Легко заметить, что он такого же роста, как и Ксандер. Он просто гигант в этой комнате. Страшный, кошмарный гигант, от которого у меня колотится сердце и… твердеют соски.

Глаза-лазеры движутся. Они лениво изучают мое тело от пальцев ног до лица. Я едва могу дышать, наблюдая, как он оценивает меня.

Без предупреждения этот теневой монстр бросается на меня. Я хочу закричать, но он уже наваливается всем телом, придавливая к постели, а красные точки света парят в нескольких сантиметрах от моего лица. Мозолистая рука зажимает мне рот.

Я опускаю один из своих ментальных щитов и бью в него телепатически.

— Ах ты ублюдок!

Я брыкаюсь под ним, но моя анима распознает, что это наша пара, мурлычет и прихорашивается, как настоящая потаскушка, которой она и является. Брыкания сменяются извиваниями под его явно крепким, мускулистым телом.

Низкий, рокочущий смешок соблазнительной лаской проникает в мой разум. Его голос едва ли можно назвать человеческим, и я думаю, что он погрузился в своего анимуса. Или он и был анимусом все это время.

— Мой анимус и я — одно целое, змееныш, — шепчет он в моей голове. — Я монстр, и монстр — это я, к несчастью для моей прекрасной маленькой Регины.

— И что это значит? — отвечаю я, в то время как он все еще прикрывает мой рот своей прохладной рукой.

— Это значит… — он опускает голову и убирает руку с моего рта. Легким, как перышко, касанием его губы приникают к моим, когда он говорит в моей голове низким, соблазнительным голосом, растягивая слова. — Что я слишком долго ждал, чтобы прийти и украсть поцелуй.

У меня поджимаются пальцы на ногах от неприкрытой силы и похоти в его глубоком голосе.

Тогда я опускаю обонятельный щит, отчаянно желая ощутить больше этого монстра. Моего монстра. Он вздрагивает, словно от неожиданности, а затем опускает нос к моей щеке и глубоко вдыхает. Искры разлетаются по всему моему телу. Я свожу ноги. Его запах глубокий и темный, как ночь. Как будто все могущественные, соблазнительные существа, скрывающиеся во тьме, достигают кульминации в единой божественной ласке через мой нос.

— Как мне тебя называть? — спрашиваю я, стараясь не поддаваться собственному распутному желанию. Но я хочу знать все, что только можно знать об этом существе.

Тень проводит носом по моей щеке, а затем запрокидывает голову и касается губами моей шеи. Он приоткрывает рот, и его очень острые зубы нежно царапают мою кожу. Это похоже на грубый, первобытный поцелуй, и я чувствую, что за ним стоит сдерживаемая страсть.

О, дорогая Богиня.

— Я известен под многими именами, змееныш. Бугимен, дьявол, король… пожиратель змей… — я чувствую, как он ухмыляется, пока его зубы целуют мою шею, обжигая меня своим дыханием. — А как бы ты меня назвала?

— Раздражающий, — шепчу я. — Ненормальный. Сплошная неприятность.

Рокочущий смешок вызывает дрожь прямо в моей киске.

— Скажи мне, что я тебе нужен, и я возьму тебя прямо здесь.

Во имя всех известных и неизвестных богов, я хочу закричать «да». Но я крепко сжимаю губы. Я играю в чертовски опасную игру с тем, кто, кажется, может в одно мгновение разрушить все это здание.

— От тебя несет низшей змеей. Мне хочется вытрахать с тебя этот запах. Хочется смыть его с тебя языком.

Сохраняй спокойствие, Аурелия. Сохраняй гребаное спокойствие. Чем больше он говорит, тем больше раскрывается. Значит, он ненавидит змей? Убивает их? И у него есть клыки. Он какой-то вид драконов? Но многие ордена ненавидят змей, не только драконы.

Когда я не отвечаю, он поднимает голову и смотрит на меня сверху вниз. С такого близкого расстояния красные лазеры режут мне глаза.

— Я чувствую запах твоего возбуждения, мой прелестный змееныш. Дай мне то, что я хочу, и скажи это.

Это моя пара. Его аромат заполняет мой мозг, пьянящий и роскошный. Он делает мое тело томным и податливым. Я тянусь к его твердому телу, прижимаясь грудью к его жесткой груди. Он тренируется. Он сильный. Слова срываются с моих губ в распутном стоне.

— Мне нужно, чтобы ты был внутри меня.

Этот рот прекращает свое восхитительное движение, и все его тело замирает. Слова повисают в тихом, темном пространстве, которое лежит между нами.

— Они называют меня «Упырь», Регина. Ты не заслужила моего настоящего имени.

Это имя кажется мне знакомым, но я не могу вспомнить, откуда его знаю. Но прежде чем я успеваю задать следующий вопрос, его вес ослабевает, и красные точки света исчезают в тени. Все его тело растворяется в темноте, рассеиваясь по комнате, словно дым. Он превращается в ничто, полностью исчезая.

Как будто его никогда здесь не было. Как будто его никогда и не существовало.

Вот ублюдок. Он приходит сюда, доводит меня до белого каления, а потом уходит?

Тяжело дыша, я бросаю взгляд в сторону Минни, но мои глаза прикованы к ее фиолетовому креслу. В нем сидит Юджин и, судя по ровному дыханию, крепко спит.

Я тихо достаю один из своих вибраторов. Мне нужно сбросить безумный уровень возбуждения, который только что вызвал во мне Упырь.

Но я отчасти благодарна ему за уход, потому что чистая сила, исходящая от него холодными волнами, настолько опасна, что секс с ним может полностью меня разрушить.

У меня такое чувство, что я только что встретила свою самую опасную пару.

Глава 45

Аурелия

На следующее утро я просыпаюсь от того, что Дикарь крепко прижимается ко мне сзади, а Минни ныряет в душ. Юджин все еще сидит в фиолетовом кресле. Я не знаю, что с ним случилось прошлой ночью, когда здесь был Упырь, но, кажется, с ним все в порядке, если не считать тонкого золотого бантика, повязанного вокруг его клюва. Я хмурюсь, глядя на скрученную ленту, похожую на ту, которой моя няня перевязывала подарки на мой день рождения и Рождество. Она блестящая и завязана бантом, который не дает клюву раскрыться, но Юджин тихонечко спит, и нет никаких признаков, что Упырь причинил ему вред.

Упырь.

Словно почувствовав, что я думаю о другом суженом, Дикарь тихо рычит мне в шею, щекоча вибрацией.

— Регина, — сонно бормочет он.

Я удовлетворенно вздыхаю и поворачиваюсь, чтобы поцеловать своего волка. Все еще с закрытыми глазами он ворчит мне в губы:

— Он был здесь прошлой ночью, да? — я замираю. — Я чувствую его запах на тебе.

Я сажусь и взволнованно толкаю его, желая получить информацию.

— Ты знаешь Упыря? Кто он? Что это за тени? Почему у него такие глаза?

Дикарь протирает глаза и моргает, чтобы прогнать сон.

— Ты узнала его по подземелью Полупернатого?

— Я почувствовала это. Но тогда я не видела его лично.

Он скатывается с моей кровати и встает на ноги, выпрямляясь, чтобы посмотреть на меня сверху вниз.

— Он опасен. Мне не нравится, что он здесь. Но мы не можем его остановить.

Когда Дикарь называет кого-то опасным, это вызывает у меня интерес.

— И никто не может его остановить?

Дикарь пожимает плечами.

— Он… тот еще тип.

Ирония ситуации заставляет меня рассмеяться.

— Ладно, увидимся позже. Мне нужно поговорить с Минни наедине о ее личной жизни.

Он наклоняется, чтобы поцеловать меня, и я удивляюсь, когда поцелуй приходится в лоб.

— Я просто не могу упустить тебя из виду после того, что случилось, — Дикарь хватает меня за подбородок большим и указательным пальцами. — Этого никогда больше не повторится. Только не в мое дежурство.

— Юджин спас меня.

Он слабо улыбается.

— Но я должен был быть там. Прости меня, моя принцесса.

Я сомневаюсь, что эти слова когда-либо слетали с его губ так часто, как за последние несколько недель.

— Я знаю, — тихо отвечаю я. — Все в порядке. Я прощаю тебя.

В конце концов, он угодил за решетку, защищая мою задницу.

Дикарь наклоняется и оставляет серию поцелуев на левой стороне моей шеи, противоположной той, где у меня метка. Упырь поцеловал меня в то же самое место прошлой ночью, и теперь я гадаю, не является ли это волчьим способом заменить запах своим. Кожа немного горит.

— Прикрой это, — говорит он хриплым голосом. — Это взбесит остальных. Черт, это и меня бесит.

Я смотрю, как он выходит из моей комнаты, угрожающе указывая на Юджина. Ядовитые клыки все еще нависают надо мной, готовые нанести удар. Я должна все время быть в состоянии боевой готовности.

Я хватаю маленькое зеркальце, перед которым выщипываю брови, и проверяю шею на наличие засосов. Но, увидев кожу на шее, я раздраженно вздыхаю. Синяков нет, но есть кое-что похуже. Две длинные темно-красные полосы тянутся вдоль шеи. Следы от клыков. Этот ублюдок пометил меня — поставил мне засосы клыками! Придется замазать это консилером, пока все не увидели.

Когда Минни выходит из душа, я внимательно наблюдаю за ней. У нее опухли глаза, и когда она смотрит на меня, я просто подбегаю и обнимаю ее.

— Нам нужно поговорить, Мин.

Она громко шмыгает носом.

— Ага, — затем она смотрит на меня с диким выражением лица. — Но сначала тебе нужно принять душ. От тебя странно пахнет, Лия. Опасная смесь запахов, — она хмурится. — И один из них — мистер Пардалия. И это следы от клыков? Святая всемогущая Богиня.

— О, черт. Ага, — я прикусываю губу. — Лайл — один из моих суженых, Минни. Я узнала об этом в ту ночь, когда приходил мой отец.

— Я так и предполагала, — тихо говорит она. — Четыре, Лия? Я думала, что мне придется туго со своими тремя, но, полагаю, это имеет смысл, поскольку ты всемогущий Костеплет. По одному суженому от каждого ордена!

— Пять.

— Прошу прощения?

— У меня пятеро суженых. Это другой запах, который ты от меня чувствуешь.

Она смотрит на меня выпученными глазами.

— Думаю, тебе понадобится психотерапия, Лия.

— К счастью, Лайл этому обучен.

Она фыркает, прежде чем трезво оценить ситуацию.

— Иди и смой с себя их обоих. Сегодня нам предстоит разобраться с кучей кошачьего дерьма.

Глупая, эгоистичная я хочу, чтобы его запах задержался на моей коже, но тогда каждый анимус узнает, что я неплохо провела время с главным львом. Прошлой ночью я пробежала через общежитие анимусов, но, надеюсь, они были слишком очарованы моим собственным запахом, чтобы заметить это.

Не проходит и получаса, как я привожу себя в порядок, и мы со Стейси, Ракель, Сабриной, Коннором и Минни собираемся в библиотеке на экстренное совещание перед завтраком. Единственный, кого не хватает, — это Генри, которого все еще осматривают в ветеринарной клинике. Но Юджин настаивает на том, чтобы сидеть у меня на коленях, очевидно, всерьез воспринимая угрозы Дикаря.

— Где, черт возьми, ты была вчера, Лия? — спрашивает Сабрина. — Я волновалась, и Коннор услышал, что вас с Генри положили в больницу, но мы не знали почему! Нам даже навестить вас не разрешили.

— И! — Коннор указывает на меня длинным ногтем с красным кончиком. — Я слышал, что Дикарь нес тебя через общежитие анимусов!

Весь стол поворачивается, чтобы посмотреть на меня.

Я откидываюсь на спинку стула, без необходимости поправляя маленькие очки Юджина.

— На меня напали пять змей.

Коннор кивает, как будто догадался об этом. Ракель ругается, когда Минни хватает меня за руку. Стейси громко ахает, прежде чем Сабрина крестится.

Я поднимаю брови, глядя на Сабрину, но она пожимает плечами.

— Моя бабушка католичка. Не меняй тему.

— Послушайте, у нас с Генри все хорошо, потому что Юджин нашел помощь и спас меня, — быстро говорю я, похлопывая своего маленького петушка по спине. — Мой отец пытался добраться до меня, и он угрожал использовать местных змей, чтобы причинить вред моим друзьям. Вам, ребята, — я делаю глубокий вдох, когда все они оглядываются через плечо, но в этот ранний час библиотека пуста. — Я полностью пойму, если вы больше не захотите общаться со мной. С этого момента дружить со мной будет опасно.

Рука Минни прижимается к животу, как будто она вспоминает травму, которая вывела меня из спячки. К горлу подступает желчь. Только не снова. Никогда больше.

— Змеи искусны в ментальных войнах, — продолжаю я. — Я делаю все возможное, чтобы остановить их, но…

— Но использование этих способностей незаконно, — многозначительно говорит Стейси. — Действительно незаконно, Лия! Со времен Зачистки!

Ракель усмехается.

— Им н-н-наплевать на это.

— Вот именно, — говорю я, готовясь к худшему. — Поэтому не обижусь, если вы захотите порвать со мной.

Сабрина показывает язык, сопровождая это неприличным звуком.

— Я живу ради драмы, Лия, ты же знаешь. Я никуда не уйду.

— Я тоже, — поддакивает Стейси. — Иначе мои навыки и привлекательная внешность пропадут даром.

Ракель криво усмехается и пожимает плечами, как будто это ее не беспокоит.

Коннор закатывает глаза.

— И ты забываешь, что твои психосуженые, живущие в общежитии анимусов, защитят тебя, Лия! Дикарь признается в любви к тебе буквально каждому, кто готов слушать! А еще есть мистер Пардалия, — в идеально подведенных глазах Коннора появляется озорной блеск, который заставляет меня прикусить губу.

Мои друзья умнее, чем я думала.

— Боже, я и не знала, что мои друзья такие крутые, — говорю я.

Я не ожидала этого. Я думала, они откажутся от меня, если представится такая возможность.

— Ты не знала? — спрашивает Сабрина, изображая сильную обиду. — Мы последовали за тобой в таинственную темную пещеру после того, как ты сбежала от чего-то худшего, чем смерть, и узнали, что ты из мифического ордена, которого не видели десятилетиями! Мы в деле, женщина. Мы собираемся войти с тобой в историю!

Мое сердце переполняется. Но, черт возьми, я действительно не хочу, чтобы они пострадали. Если на меня снова наденут обсидиановые кандалы, моя сила отключится, и тогда мой отец получит свободный доступ. Мне нужно быть действительно осторожной. Здесь все еще полно змей, и все они верны моему отцу.

— И посмотри, какой храбрый Юджин! — говорит Стейси, поглаживая нашего петуха тыльной стороной пальца. — Он заслуживает быть талисманом нашего клуба за то, что спас тебя.

Какое-то время мы все воркуем над Юджином, без необходимости поправляя ему очки и поглаживая перья.

— Ладно, с этим разобрались, — говорит Сабрина, выпрямляясь на стуле. — Мои новости: я рассталась с Эштоном и в настоящее время трахаюсь с тигром со второго курса. Вот и все. — Она откидывается на спинку стула, показывая, что закончила. — Теперь Минни.

— Верно, — говорит Минни хриплым голосом. На ее глазах выступают слезы.

— Что случилось? — шепчу я, беря ее за руку и страшась того, что за этим последует.

В ответ она утыкается лицом мне в плечо. Все, что я могу сделать, это обнять ее.

— Нет, я в порядке, — шепчет она, отстраняясь от меня и вытирая глаза. — Не хочу добавлять веса ситуации своими эмоциями.

— Хорошая девочка, — говорит Коннор. — Покажи ему, что он не сможет причинить тебе боль.

— Титус? — шиплю я на нее. — Я видела его вчера, когда искала тебя, и я видела, как он… — я пытаюсь сказать ей это глазами. — Я знаю, что ты влюблена в него, Мин. Прости меня.

— Мне невыносимо это слышать, Лия, — говорит она. — Но я могу догадаться, что ты видела.

— Он довольно откровенен в своей сексуальной жизни, этот Титус, — криво усмехается Коннор.

— М-мудак, — бормочет Ракель. — Д-давайте называть в-вещи своими именами.

— Ну, в том-то и дело, — мрачно говорит Минни. — Наверное, я была немного ослеплена. Вчера он должен был встретиться со мной на небольшом свидании, — она опускает взгляд на свои руки. — Но так и не появился.

Коннор с отвращением хлопает ладонью по столу.

— Я сказала ему, что, по моему мнению, нам следует заниматься чем-то большим, нежели просто сидеть в его комнате, и он ответил: «Да, конечно, прекрасно». Но когда он не пришел, я пошла, чтобы найти его и сказать о своих чувствах, но… — она вздрагивает. — Я даже не могу этого сказать.

— Он трахал ту змею с татуировкой вокруг сисек, — говорит Коннор. — Она хвасталась этим весь вечер.

— А потом? — настаивает Сабрина.

— А потом Титус попросил меня трахнуть одного из его последователей, чтобы он мог посмотреть. Шелби был очень заинтересован, но…

— Шелби?! — вопит Коннор во всю глотку. — Да как он посмел!

— Кто такой Шелби? — требую я, ударяя кулаком по столу.

— Маленькая засаленная гиена, которая любит ковыряться в носу, — с отвращением говорит Стейси. — Он пытался заставить меня взломать систему заказов на школьной кухне, чтобы купить ему сырое голубиное мясо.

Мы вздрагиваем как один. Юджин вскрикивает от возмущения.

Какое-то время мы молчим, переваривая сказанное.

— И что ты ответила, Минни?

— Конечно, я сказала «нет», — отвечает она. — Но, кажется, это действительно его разозлило, потому что он написал мне…

— Ты переписывалась с ним? — спрашиваю я, хватая ее за руку. По телефону, который я выпросила для нее у Дикаря.

Она поворачивает ко мне лицо и виновато кивает.

— Титус увидел телефон, который ты мне дала, и я начала ему писать. У него есть ноутбук, который ему выдала Академия, и он пользуется им для переписки.

Чувство вины — это яд в моем желудке.

— Хорошо, и что?

— О, Минни, нет! — Стейси внезапно в ужасе прикрывает рот рукой.

— Да, Стейси. Я полная идиотка.

Коннор хлопает себя по лбу.

— Что я упускаю? — я бегаю взглядом между кошками.

Сабрина бросает на меня насмешливый взгляд.

— Минни слишком вежлива, чтобы сказать, что вела секс-переписку с Титусом.

— С обнаженкой, — добавляет Стейси.

— Да я бы ни за какие деньги не отправила бы обнаженку этому тигру, — ехидно говорит Сабрина.

— Я доверяла ему! — голос Минни срывается от напряжения. — Я должна была доверять ему! Он мой… — она обрывает себя и сердито вытирает щеки.

— Он собирается слить их, да? — Коннор каменеет, бледнея лицом.

Я в ужасе смотрю на свою подругу.

Минни качает головой.

— Пока нет. Но он это сделает, если я не сделаю то, о чем он просит.

— Вот же дермоед, — ругается Сабрина. — Чего он хочет?

Наша подруга заламывает руки, пока Герти что-то тихо щебечет ей на ухо. Остальные нимпины кудахчут, понимая, что она на грани.

— Минни, — мягко говорю я, — я думаю, пришло время рассказать нам, как ты сюда попала. Это из-за Титуса, не так ли?

Она кивает и делает глубокий вдох.

— Да. Хорошо. Ну, все началось на моем первом университетском балу. Титус пришел с другой девушкой и привел нескольких своих друзей. Он привлек мое внимание, и, полагаю, я привлекла его. Мои родители были очень строгими и не разрешали мне заниматься ничем, кроме учебы, поэтому, когда он приехал на своей крутой тачке и был очень мил со мной, я подумала, что это мой рыцарь на белом коне.

— Да, — мрачно говорит Сабрина. — Мы все это слишком хорошо понимаем.

То же самое было со мной и Тео Крайтом. Он появился в нужном месте, в нужное время, и я влюбилась в него. За исключением того, что Минни не была ответственна за смерть Титуса.

— Итак, когда он попросил меня «перевезти немного денег», — Минни изображает воздушные кавычки, — я действительно захотела помочь, понимаете? Я хотела быть полезной, а не просто ходить в университет и изучать скучное банковское дело и финансы. Я хотела заниматься чем-то значимым. И я действительно хотела показать ему, что предана ему и что я ответственный… взрослый человек. Так что я взяла деньги, которые он мне дал, и перевезла их через границу, но по дороге меня остановила полиция, и, ну… — щеки Минни краснеют. — Сумка была набита фальшивыми деньгами.

Сабрина испускает стон, в то время как Ракель и Стейси сокрушенно качают головами. Меня начинает тошнить.

— Поскольку это поставило под угрозу банковскую работу моего отца, — говорит Минни, — ему пришлось заплатить Совету, чтобы они держали это в секрете. Они просто сказали, что, если я поступлю в Академию Анимус, с меня снимут все обвинения.

— Ну и подонок, — вздыхает Коннор. — И почему все горячие парни такие злые?

— Да, вот почему никто не должен об этом знать. И послушайте, я знаю, как это звучит, но Титус чувствовал себя очень плохо после этого, вы же видели, в каком состоянии он был, когда попал сюда! Он впал в бешенство, и ему потребовалась реабилитация и все такое. Это действительно повлияло на него, понимаете? Произошло недоразумение с сумками. Он не хотел, чтобы все так вышло.

В моей голове звенят тревожные колокольчики. Я не могу сопоставить свою умную, начитанную подругу с этой девушкой, которая по уши влюбилась в человека, который манипулирует ею. Но у Титуса есть очарование. Он настолько притягателен для всех анима, что даже змеи трахаются с ним, а ведь они редко выходят за рамки своего ордена. Все это кричит о том, что здесь что-то не так.

— И что он сейчас от тебя хочет? — спрашиваю я.

— Он хочет договориться о встрече с моим отцом, — признается она. — Поговорить о финансах или что-то в этом роде. Но я не могу допустить, чтобы они с отцом оказались в одной комнате. Он может захотеть шантажировать и его! Мне нужно защитить отца. Он уже и так стыдится меня.

— А если ты этого не сделаешь? — я с ужасом жду ответа. — Что он сделает?

Лицо Минни морщится.

— Он собирается выложить мои обнаженные фотографии.

Меня охватывает ярость, какой я никогда не испытывала. И отчасти я сама виновата, что дала ей этот телефон.

Минни дергает себя за волосы.

— Это убьет моих родителей! В буквальном смысле, это убьет их! И, вероятно, разрушит репутацию моего отца тоже. Они никогда мне этого не простят.

Некоторое время мы сидим в тишине, обдумывая все это. На кону честь Минни. Она заслуживает гораздо большего.

— Нам нужен компромат на него, — говорит Сабрина. — Это первое, что нам нужно сделать. Шантажировать его в ответ.

— Что? — Минни ахает. — Нет, это жестоко.

Опускается тишина, тяжелая и неумолимая.

Моя добрая, любящая, прекрасная тигрица опускает голову.

— О, точно.

Мы все смотрим на Коннора.

— Я знаю не намного больше вашего, — признается он. — Он не разговорчивый, понимаете?

Меня осеняет идея.

— Итак, нам нужна информация, верно? А где хранится вся информация о студентах? Например, файлы со всеми нашими данными?

Минни смотрит на меня широко раскрытыми глазами.

— Лия, ты же не думаешь о том, о чем я думаю?

— Да, я на тропе войны и вооружения, — говорю я с ухмылкой. — Пришло время шпионить. Только Сабрине придется научить меня взламывать один конкретный замок.

Сабрина достает набор отмычек, которые носит в кармане как талисман.

— Сучки, мы справимся.

К тому моменту, как мы добираемся до столовой, там уже полно народу. Я чувствую на себе взгляды Косы, Ксандера и Дикаря, пока стою в очереди за круассанами с ветчиной и сыром. Я наполняю тарелку Минни, и она безучастно позволяет мне это сделать. Когда мы берем кофе и направляемся к нашему столику, я украдкой бросаю взгляд в «змеиный угол». Они сидят там без пяти человек и выглядят мрачными. Томас Крайт тоже сидит с чашкой кофе, демонстративно не обращая на меня внимания. И тут я замечаю, что у всех, кроме него, на лодыжках надеты обсидиановые кандалы. Я перевожу взгляд на Дикаря, и он подмигивает мне, хотя и не улыбается.

Сглотнув, я смотрю налево.

Титус сидит за одним из кошачьих столиков, и у него на коленях новая девчонка. Тот факт, что он открыто выставляет ее напоказ перед Минни, только заставляет меня ненавидеть его еще больше.

Минни обходит стол и садится напротив меня, чтобы ей не приходилось смотреть на Титуса и его дружков.

И тут происходит нечто такое, от чего каждая клеточка моего тела замирает.

Кто-то за столом гиен издает хрюкающий звук. Остальные подхватывают, и хор поросячьего визга заполняет заднюю часть зала.

Они тыкают пальцами в мою лучшую подругу, мерзко гогоча сквозь хрюканье.

Минни напрягается и быстро моргает, словно пытается взять себя в руки. Герти прижимается к ее уху, кудахча, чтобы помочь выровнять дыхание.

Сабрина, Стейси и Ракель тоже останавливаются перед нашим столиком.

Моя кровь кипит, огонь обжигает артерии, моя анима требует мести когтями.

Я с такой силой опускаю свой бамбуковый поднос на стол, что он трескается.

Я сканирую дальнюю часть зала в поисках виновных, и мой орлиный взор сужается, когда я их нахожу: сальные, мерзкие самцы, у всех одинаковые вьющиеся черные татуировки на бровях. Я помечаю свою добычу и иду дальше по залу, моя сила пульсирует вокруг меня жаром, льдом и электричеством. Моя анима умоляет меня трансформироваться и спикировать вниз, чтобы свернуть им шеи и выклевать глаза, но я пока держу ее на поводке.

Я чувствую, что Сабрина и Ракель стоят у меня за спиной, прикрывая меня с флангов, словно стражники. Гиены видят, что мы приближаемся, и смеются еще громче, сгибаясь пополам и продолжая хрюкать.

Мы останавливаемся перед их столиком.

Когда я указываю на них, мой палец тверд. Их сковывает мощная сила моего едва сдерживаемого телекинеза. Они застывают на своих местах, ощущая давление моей силы, и им ничего не остается, кроме как молчать и смотреть на меня выпученными глазами.

И когда я заговариваю, мой голос напоминает глубокое, злобное рычание, которое я едва узнаю.

— Если вы хотя бы пискните в сторону моей подруги, я вырву ваши ебанные глотки и сожру их.

Они в ужасе смотрят на меня, и зал наконец погружается в тишину.

— Вы. Меня. Понимаете? — я сжимаю все восемь глоток для пущей убедительности.

Они хрипят и отчаянно кивают.

Будем надеяться, что они спишут сдавливание глоток на целительскую силу орла.

— Отлично, — рычу я, отпуская их.

Они кучей оседают на своих местах.

Я разворачиваюсь на каблуках и иду обратно к нашему столику, Ракель и Сабрина останавливаются, чтобы смерить их взглядом, прежде чем топать за мной.

Минни остается неподвижной на своем месте, и Стейси успокаивающе обнимает ее.

Затем в наступившей тишине раздается обомлевший голос Дикаря:

— Она — Богиня моего черного сердца, моя Регина. Разве она не совершенство?

Я тяжело дышу после охватившей меня ярости, но мой взгляд переключается на Дикаря. Он подзывает меня, прежде чем заправить салфетку за ворот черной футболки и положить руки с ножом и вилкой на стол, как будто готов приступить к еде.

— Иди сюда и дай мне съесть твою киску на десерт, Регина!

— Позже, — грубо говорю я.

Но это, кажется, успокаивает мою аниму, и она начинает мяукать, призывая нашего волка.

— Я люблю ее с каждым днем все больше и больше, — вздыхает он.

Мы садимся за наш столик, и Сабрина со Стейси изо всех сил пытаются не рассмеяться.

— Сегодня вечером, — бормочу я нашему столику. — Мы сделаем это сегодня вечером, вашу мать.

Глава 46

Аурелия

Во время группового консультирования этим утром Дикарь удивляет меня, обнимая и усаживая задницей к себе на колени.

Он нежно целует меня в губы.

— Регина, — бормочет мой волк и улыбается, продолжая прижимать меня к своей груди.

Я осторожно перемещаю руки Дикаря так, чтобы они не слишком давили на болезненные раны, все еще покрывающие мой живот. Мне также приходится игнорировать хихиканье Сабрины и Коннора, потому что я нахожусь рядом с Косой, который обращает на меня свой ледяной взгляд. Я подавляю желание задрожать всем телом под прицелом этих убийственных, хищных глаз — как будто то, что я сказала ему вчера, почти прижавшись к нему лицом, все еще свежо в его памяти. В моей памяти это тоже чертовски свежо.

— Дикарь, — ругается Тереза, заставляя меня оторвать взгляд от Косы. — Мы в классе. В свободное время ты можешь делать все, что захочешь, но сейчас нам нужно сидеть на своих местах.

Я киваю и пытаюсь встать, но руки Дикаря сжимаются вокруг меня, и из его груди вырывается низкое рычание.

Тереза вздыхает.

Но что-то заставляет меня вернуться к Дикарю, и я нежно провожу пальцем по его щеке, а затем наклоняюсь и шепчу ему на ухо:

— Границы. — И мысленно добавляю: — Я обещаю, что сегодня вечером мы сможем обниматься столько, сколько ты захочешь.

Его руки неохотно разжимаются, и я соскальзываю с его колен обратно на свое место. Он все еще зол из-за случая со змеями и готов наброситься на любого, кто посмотрит на меня хотя бы искоса. Поэтому я придвигаю свой стул поближе к нему и крепко сжимаю его руку в своей, чувствуя, как он сжимает мою в ответ.

Дикарь — мой угрюмый, рычащий, чрезмерно опекающий телохранитель на весь день, пока не заканчиваются занятия и я не говорю ему, что мне нужно заняться своими делами. Ксандер хватает моего волка за загривок и тащит его в общежитие, требуя, чтобы они пошли в спортзал. Коса следует за ними своей обычной невозмутимой походкой.

— Они такие очаровательные. — улыбается мне Минни.

— Они кровожадные психи, — бормочу я, но на самом деле нам с моей анимой нравится, что Дикарь открыто заявляет на меня права.

Минни, Юджин и я идем забирать Генри из ветеринарной клиники. Нимпин не спит и сидит в большом аквариуме с бабочками для развлечения и другими насекомыми, которых может съесть, но как только он замечает нас с Юджином, то прилипает к стеклу и раздраженно пищит.

— Прости, Ген, — шмыгаю я носом, поднося руку к аквариуму. — Но ты жив, и это главное.

Медсестра открывает резервуар, и мой любимый голубой пушистик вылетает оттуда, бросается мне в лицо, облизывает и чирикает так, словно я бросила его в пустыне на долгие месяцы.

Медсестра вкратце рассказала мне, что произошло. Змеи использовали небольшую дозу анестетика, которая могла легко подействовать неправильно. Генри, по сути, повезло, что он остался жив. Я заплакала, потом заплакал Генри, и я накормила его свежей, сочной черникой, которую принесла из столовой.

У нас произошло счастливое воссоединение в нашем общежитии, с моими анимами и другими нимпинами. К нам присоединился Коннор, и мы устроили всем пятерым птенцам ванну с пеной и груминг крошечными щеточками.

Мы ждем до окончания рабочего дня, когда ни Джорджии, ни Лайла, скорее всего, не будет в офисе. Это потребует от меня некоторых усилий, но после последнего секс-раунда с Лайлом я чувствую прилив сил, так что мне не составит труда окружить себя и Генри восьмым щитом-невидимкой и пробраться в административное здание. Юджин не хочет оставаться один, но Ракель прониклась к нему состраданием и прижимает его к груди, чтобы проводить нас взглядом.

Генри не терпится выбраться на улицу, и я окутываю его собственным пузырем-невидимкой, чтобы он мог шнырять за углы и сообщать мне, если кто-то приближается.

Мы заходим в лифт, и, к моему удивлению, он без проблем поднимает нас наверх. Когда двери плавно открываются на третьем этаже, я вижу, что в офисе темно, а за столом Джорджии никого нет. Как только я выхожу из лифта, загорается свет, и я отпрыгиваю назад с бьющимся в горле сердцем.

Но Генри облетает помещение, чтобы показать мне, что там никого нет. Это просто автоматическое освещение.

С шумом выдохнув, чтобы успокоиться, я спешу к двери кабинета Лайла и звоню Минни по видеосвязи. Пока я опускаюсь на колени перед дверью, то вижу только грудь Сабрины в ее новом бюстгальтере с эффектом пуш-ап.

— Хорошо, я здесь, — говорю я, доставая из своего лифчика ее второй комплект отмычек.

— Ладно, покажи мне товар, — хихикает она, как будто это очень весело.

Стейси и Минни спорят на заднем плане, пока Сабрина, прищурившись, смотрит в телефон. Я показываю ей замок.

Он так же прекрасен, как и остальные элементы отделки старинного особняка драконов. Массивная дверная ручка из желтого золота выполнена в форме головы дракона. Замок тоже золотой, но выполнен в современном стиле.

— Хорошо, — мурлычет Сабрина, — входи, как я тебе показывала. Очень аккуратно и медленно.

Стейси фыркает у нее за спиной.

— Ты забыла смазку, Лия!

— Грязные анимы, — бормочу я.

Генри клювом подбирает один из моих инструментов и протягивает мне. Я беру его и посылаю нимпину воздушный поцелуй, потому что это тот самый инструмент. Я вставляю первую отмычку, чтобы зафиксировать штифты замка, а затем беру вторую, чтобы продолжить свои манипуляции.

Сабрина проводит меня через весь процесс, точно так же, как мы практиковались на ее тренировочных замках. После пяти минут возни с отмычкой ничего не происходит.

— Дерьмо. Думаю, тебе придется прийти сюда и сделать это за меня, — говорю я.

Я все время поглядываю на лифт, чтобы убедиться, что наверх никого не поднимается. По крайней мере, я получу предупреждение, если лифт отправится вниз.

Сабрина ругается.

— Я действительно не хочу, чтобы в моем послужном списке было что-то еще.

Она права. На счету нашей подруги-леопарда несколько мелких уголовных преступлений за взлом и проникновение, а также за кражу. Она назвала себя одной из лучших воровок драгоценностей в штате, и попалась только потому, что на нее донесли бывшие бойфренды.

— Открывайся, ублюдок! — бормочу я, хлопая по золотой ручке.

Замок щелкает, и дверь широко распахивается, открывая взгляду темный, пустой кабинет.

— Что случилось? — кричит Стейси.

— Мне пора! — отвечаю я, быстро заканчивая разговор.

С безумной ухмылкой на лице я осматриваю дверь. Мы с Генри осторожно заглядываем в дверной проем, прислушиваясь к возможному шипению магии. Я очень хорошо усвоила урок, когда попалась в ловушку Ксандера, поэтому мы врываемся в комнату только после того, как убеждаемся, что путь свободен.

Это все равно что находиться в спальне Лайла, только ощущения более коварные, потому что сейчас я на самом деле проворачиваю незаконные делишки. От адреналина и волнения у меня кружится голова, поскольку я впервые свободно осматриваю помещение, не отвлекаясь на босса.

Каждый раз, когда я бывала в кабинете Лайла, пространство было неизменным: очень чисто и организованно, ни бумаги, ни ручки не на своем месте. Справа и сзади расположены книжные полки от стены до стены, и, взглянув на названия книг, я понимаю, что все это академические тексты и пособия для школы.

Но мне нужны студенческие досье, особенно о бешеных студентах. Он должен хранить их здесь, где ему будет легко получить к ним доступ. Я нетерпеливо плюхаюсь в его кресло и ерзаю, оценивая вид под этим углом, прежде чем посмотреть на рабочий стол. Монитор компьютера расположен слева, и я с огорчением замечаю, что даже клавиатура у него безупречно чистая. Честно говоря, это неестественно. При нажатии на одну из клавиш на экране появляется страница для входа в систему. У меня нет шансов угадать пароль, поэтому я двигаюсь дальше. На столе стоит органайзер с парой модных перьевых ручек, которыми он пользуется, а рядом — резная фигурка, которую я узнаю с содроганием.

Вырезанный неуклюжими руками ангел, покрытый облупившейся голубой краской, выцветшей почти добела. Крылья округлые и маленькие. В ней едва ли можно разглядеть женскую фигуру, настолько она затерта.

Я бережно беру ее обеими руками, баюкая, как младенца. В глазах щиплет, когда в голове всплывает старое воспоминание, которое мне не принадлежит.

Я быстро ставлю фигурку на место.

— Сосредоточься, Аурелия, — бормочу я.

Генри согласно пищит, постукивая клювом по ящику справа от стола. Я пытаюсь рывком открыть его, но обнаруживаю, что он заперт.

Мы с Генри опускаемся на пол, и у меня действительно получается взломать этот современный серебряный замок. Он открывается с приятным щелчком, и я поздравляю себя с хорошо проделанной работой. В ящике лежат студенческие досье, разложенные по годам обучения, а затем в алфавитном порядке. Я провожу по ним пальцем, проверяя имена, но файлы расположены по фамилиям. Я пролистываю свою папку и, когда вижу имя Титуса, быстро вытаскиваю ее.

Она огромная, более ста страниц документов, в которых подробно описывается его повседневная жизнь, пока он находился в «бешеном» отделении, предположительно в специальных камерах Лайла под землей. Там расписано все, вплоть до каждого акта дефекации.

Мое лицо краснеет, когда в голову приходит короткая мысль о Лайле, наблюдающем за моим собственным опорожнением кишечника. Я отмахиваюсь от этой картинки и просматриваю остальные сведения о Титусе.

Его фамилия заставляет меня вытаращить глаза. От нее у меня мурашки бегут по спине, а от узнавания скручивает кости.

Титус Клосон.

Я знаю эту фамилию. Руки начинают дрожать, когда я провожу по ней пальцем и понимаю, почему Титус показался мне знакомым. Быстро пролистывая до первой страницы, где перечислены его личные данные, я провожу пальцем по его возрасту и адресу, пока не добираюсь до его ближайших родственников.

Ближайший родственник: Кейн Клосон

Родство: Отец

Я все смотрю и смотрю на бумагу и вспоминаю тигра, которого однажды видела крадущимся по лестнице в поместье моего отца. Я только что вернулась из детского сада и на полной скорости каталась на трехколесном велосипеде по фойе. Он появился на пороге, и я врезалась прямо в его босые ноги, задев голени, прежде чем мой велосипед покатился назад. Я смотрела вверх… и вверх… и вверх. Он был высоким. Таким же темным и диким, как Титус, но его взгляд и близко не был таким жестким.

Я решила, что его вид оскорбит моего отца, потому что он был каким-то диким, с грязью на груди и в мятых спортивных штанах. Можно было бы подумать, что парень бездомный, если бы не высокомерная развязность и очевидная угроза, которую он излучал.

Но он знал мое имя.

— Аурелия, — поздоровался он гораздо нежнее, чем я ожидала. — У тебя красивые глаза, как и у твоей матери. Интересно, заметил ли это твой отец.

— Кассиус? — голос моей обычно мягкой матери прозвучал резко, когда она вошла в фойе. Я помню, как испугалась ее тона. — С каких это пор лидеры других территорий начали вторгаться в чужие земли без предупреждения?

— Афина, — ответ тигра заставил меня смотреть на него во все глаза. Тогда я не знала, как описать то, как он с ней разговаривал, но теперь знаю. С благоговением. Другого слова и не подобрать.

Я не помню, что произошло после, за исключением того, что моя няня Розалина увела меня. Но часть меня почувствовала, кем он был. Кем он был для моей матери.

Мне очень хочется взять этот файл и сбежать, чтобы изучить его вдоль и поперек, но Лайл, скорее всего, перевернет всю школу, пока не найдет преступника, а я не хочу подставлять своих друзей. Вздохнув, я пролистываю скучные записи ветеринаров, медсестер и смотрителя зоопарка Рика. Записи Лайла сделаны от руки и представляют собой длинные подробные абзацы. Я пролистываю их все быстрее и быстрее, пока не слышу звук, от которого мы с Генри замираем.

Характерный звук лифта.

— Генри! — выдыхаю я.

Мой нимпин зависает у компьютера Лайла и резко разворачивается, в тревоге устремляясь ко мне.

Я медленно беру папку, закрываю ящик и отступаю в угол кабинета, прикрывая нас с Генри своим невидимым щитом. Если я останусь совсем неподвижной, тогда…

Но из-за деревянной двери выглядывает не голова Лайла. Это голова с копной темных волнистых волос и озорными ореховыми глазами.

— Регина, — тихо поет Дикарь. — Я следил за тобой по всей школе. Мы что, играем в какую-то игру?

— Блядь, — произношу я вслух.

Дикарь резко оборачивается в мою сторону, и его лицо озаряется.

— Попалась!

Он входит, пинком закрывает дверь и крадется прямо ко мне.

— Думаю, здесь мы и займемся любовью, чтобы выбесить Лайла.

Генри собирается подлететь к Дикарю, но я хватаю нимпина и качаю головой. Но волку этого достаточно, чтобы заметить меня, подбежать и прижать к стене.

— Регина, — воркует он.

Генри воркует в ответ.

Дикарь корчит гримасу.

Я вздыхаю и опускаю свой щит невидимости, показывая нас обоих, прижатых к стене.

— Ты замышляешь что-то нехорошее, — упрекает Дикарь. — Непослушная девчонка.

Я толкаю его в твердую грудь.

— Убирайся отсюда. Я занята.

Он прищуривается на меня, затем замечает папки, которые я прижимаю к груди, как сокровище.

— Что это? — Дикарь выхватывает папку с делом Титуса у меня из рук, но, конечно же, не может ее прочитать.

— Тух, — произносит он, пытаясь разобрать буквы. — Ти… — он хмурится.

— Мне правда нужно научить тебя читать, — бормочу я. — В любом случае, тебе не обязательно знать, что там написано.

— Тогда ты не получишь ее обратно, — он отходит за пределы моей досягаемости.

— Ты рушишь мои планы, — огрызаюсь я. — Верни ее, пока нас не поймали.

— Слишком поздно, — Дикарь склоняет голову набок, глаза горят от возбуждения. — Лайл только что вышел из лифта… но он не один.

Я хватаю Дикаря и накрываю нас щитом.

— Кто второй? — шепчу я.

Мы оба замолкаем, когда с другой стороны двери доносятся приглушенные голоса.

Он качает головой, как будто не может разобрать. Затем целенаправленно нюхает воздух.

— Джорджия и змея.

Мои брови взлетают вверх. Змеи могут видеть инфракрасное излучение тепла! И его я не могу спрятать за щитами.

— Дерьмо! — вытаращив глаза, я тащу Дикаря за собой и оглядываю комнату, но спрятаться негде.

Мой взгляд падает на массивный дубовый стол.

Подтащив к нему Дикаря, я толкаю его вниз, под массивную раму, как раз в тот момент, когда открывается дверь кабинета.

Дикарь ухмыляется от уха до уха, как будто проводит лучшее время в своей жизни, и единственный способ, которым мы можем поместиться, — это втолкнуть большое тело Дикаря в самый дальний угол, с вытянутыми вперед ноги, а мне сесть на него сверху, наклонившись вперед, чтобы моя голова не касалась нижней части стола. Волк пользуется случаем, чтобы обнять меня и прижать к себе. Генри прячется в тени на противоположной стороне, его влажные глаза блестят в темноте, пока мы прислушиваемся к двум голосам.

— Что ж, я ценю ваше время, мистер Пардалия, — произносит скользкий, приторно-сладкий женский голос.

Этот голос.

Я поворачиваюсь и обхватываю лицо Дикаря одной рукой, пытаясь заставить его понять без слов. Он смотрит на меня с беззаботной улыбкой, а потом хмурится. Я прижимаю палец к губам, и он закатывает глаза, как бы говоря: я и так знаю, что нужно молчать.

— Вы с братом довольно настойчивы, миссис Нага, — по голосу Лайла я понимаю, что он улыбается. — Полагаю, мы и так слишком долго тянули.

— О, пожалуйста, зовите меня Шарлоттой.

Моя тетя смеется, и это знойный, подобострастный смех. Какого черта она здесь делает? Я так и вижу ее в фирменной блузке с глубоким декольте, с трепещущими накрашенными ресницами и с улыбкой на ярко-красных губах.

Лайл садится за свой стол, и я не свожу глаз с его больших блестящих ботинок и брюк, обтягивающих длинные ноги. Мне вдруг отчаянно хочется прикоснуться к нему. Заявить на него свои права. Я сжимаю руку Дикаря, чтобы сдержать свою аниму.

— Шарлотта, — говорит Лайл, и я слышу в его голосе улыбку. Он что, блядь… флиртует с моей тетей Шарлоттой?

Глава 47

Аурелия

Ярость воспламеняет мою кровь.

— Итак, поскольку приближается день семейных визитов, — говорит тетя Шарлотта, — я надеялась, что ты замолвишь за меня словечко перед Аурелией?

О, она хороша. Она даже умудряется скрыть обычную насмешку в своем голосе, когда произносит мое имя. И тот факт, что отец пытается связаться со мной через нее, приводит меня в ярость. Он думает, что Шарлотта может соблазнить Лайла? Мне приходится затаить дыхание, пока мы слушаем.

— Что ж, — серьезно отвечает Лайл, — боюсь, если мисс Аквинат не согласится встретиться с вами, я мало что смогу сделать.

Черт возьми, да. Я еще в первый день поставила жирную галочку напротив пункта «Нет» в бланке согласия на посещение.

— Наверняка можно сделать исключение в ее программе по охране психического здоровья? — мурлычет Шарлотта. — Я знаю, что в этом плане она никогда особо не блистала.

Тетка хихикает, как будто это их общая шутка.

— Она делает успехи, пусть и медленно, — говорит Лайл.

Я с отвращением смотрю на его колени. Он широко расставил ноги под столом, и я не могу отвести взгляд от его промежности.

— У нее есть маленькие кузены, которые скучают по ней, — тоскливо вздыхает Шарлотта. — И я просто уверена, что как только она их увидит, ей значительно полегчает. Сейчас я дома совсем одна, оба моих мужа уехали работать в шахты.

Огонь разливается по моим венам от неприкрытого подтекста в ее голосе. Моя анима вопит в моей голове о необходимости заявить о нашем господстве в этой ситуации, требуя, чтобы я вылезла из-под стола и предъявила свои права на Лайла очевидным способом.

Мой. Этот лев — мой. Дикарь обводит крошечные круги на тыльной стороне моей ладони, словно утешая. Но это совсем не помогает мне успокоиться, а только усиливает потребность, которая вопит в нижней части живота. Я дрожу от его силы.

— У Аурелии много удивительных способностей, — медленно и нарочито говорит Лайл. Мы с Дикарем замираем. — Например, она очень хорошо умеет скрывать всякое прямо у меня под носом.

Он знает, что мы здесь. Дерьмо.

Шарлотта смеется, совершенно ничего не замечая.

— О, да. Она прожила со мной семь лет, и я едва знаю эту девушку.

— Но она ведь не жила с тобой, верно? — тихо спрашивает Лайл. Даже с другой стороны стола я чувствую, как тетя Шарлотта замирает. И чувствую обвинение в голосе Лайла. — Она жила в ветхом, продуваемом всеми ветрами доме, на мизерное пособие, которого едва хватало на еду и горячую воду. Разве не так, Шарлотта?

Мое сердце бьется в пугающем ритме, и мне кажется, что я вот-вот потеряю сознание от изумления. Лайл говорит так, будто отчитывает ученицу.

Тетя Шарлотта издает звонкий, пронзительный смех.

— О, Лайл, ты немного драматизируешь, — воркует она. — На самом деле это была забавная шутка, которая ей очень нравилась. Это было в ее стиле.

— Я лучше обращаюсь со своими бешеными учениками, — голос Лайла становится опасно тихим. — Я передам ей твое предложение, и если она не захочет встречаться с тобой, то не встретится.

В моей груди зарождаются надежда и благодарность. Когда мы выберемся отсюда, я вскарабкаюсь на этого мужчину, как на дерево.

Наступает напряженная тишина, и я представляю, как они сверлят друг друга взглядами.

Интересно, осмелится ли моя тетя попытаться подчинить его себе. В конце концов, она сестра Короля Змей и высокопоставленный член его Двора.

Шарлотта отвечает так же тихо.

— Ты не был привлечен к ответственности за пять змеиных жизней, которые забрал у нашего Двора четыре месяца назад.

Она угрожает ему. Я не могу дышать. Я не могу удержаться и протягиваю руку, нежно касаясь вытянутой ноги Лайла. Он делает вид, что не замечает. Дикарь предупреждающе сжимает мое бедро, но я игнорирую его.

Лайл наклоняется вперед в своем кресле.

— Им была дарована милосердная смерть. Они вторглись на мою территорию.

Мне это кажется? Нет, не кажется. Этот хриплый голос говорит обо мне.

Я ничего не могу с собой поделать. Охваченная эмоциями, я провожу рукой по его ноге, рот наполняется слюной, жар разливается по позвоночнику. От благодарности, от вожделения… От всего.

— Они были уважаемыми членами нашего Двора, — обвинительным тоном говорит Шарлотта. — Это тебе еще аукнется.

Лайл холодно усмехается.

— Если дело дойдет до суда, я с удовольствием поделюсь наблюдениями за змеями, находящимися под моей опекой. Свидетельства извлечения яда, интересные методы пыток, посттравматический синдром, который, как ни странно, не имеет объяснения… Мне продолжать, миссис Нага?

Я вся мокрая и дрожу от желания, мое дыхание становится тяжелым и прерывистым, пока я слушаю, как он обвиняет Змеиный двор в ужасных вещах, которые там происходят. Поддавшись безумной потребности в нем, я снимаю щит невидимости и отодвигаюсь от Дикаря. Он позволяет мне это сделать, и я устраиваюсь между ног Лайла. Я хочу, чтобы он увидел меня. Мне нужна его кожа у меня во рту. Мне нужен его голос, шепчущий мне на ухо. Мне нужно увидеть, как эти холодные янтарные глаза покоряются мне. Я провожу ногтями по его мощным, мускулистым бедрам, и он слегка вздрагивает.

Это бесконечно радует меня, и я вздрагиваю в ответ, едва сдерживаясь. Теперь я вижу его. Квадратный подбородок, прекрасный, идеальный, пока он смотрит на мою тетю с явным, холодным превосходством. Его длинные ресницы красивого темно-русого оттенка не двигаются, даже не моргают.

Я нежно провожу пальцами по выпуклости между его ног. Он становится тверже, когда я глажу его вверх и вниз по всей длине. О, дорогая Богиня, он напрягается под тканью брюк. Единственный признак того, что я на него влияю, — это то, как он сжимает руки в кулаки на подлокотниках своего дорогого кожаного кресла.

Шарлотта отодвигает стул, встает и дерзко заявляет:

— Вы о нас еще услышите, мистер Пардалия.

— Я в этом не сомневаюсь, миссис Нага. Джорджия проводит вас.

На мгновение тетя Шарлотта недоверчиво замолкает, затем шпильки глухо стучат по ковру, и дверь открывается.

— О, и Лайл? — окликает тетя Шарлотта.

Я расстегиваю брюки Лайла и тяну молнию вниз, наклоняясь вперед и облизывая кусочек твердого, идеального члена, который мне доступен.

— Да, миссис Нага? — голос Лайла блаженно напряжен.