Было странно вернуться к прежней жизни, и жить так, словно, ничего не произошло. Но в том-то и дело, что за те несколько часов, что прошли в Лионе, Габи пережила невероятное приключение. Почти пятнадцать дней, проведенные ею в другом мире, очень сильно повлияли на неё, на её мировоззрение и видение собственных перспектив. И даже более того, путешествие между мирами позволило ей найти баланс между тем, кем она была прежде, до встречи с Трисом, кем являлась теперь, благодаря чуду преображения, и кем хотела бы стать в будущем, если конечно не превратится в злобного монстра или бездушного охотника. В остальном же, жизнь продолжалась, и это означало, что ей не следует забывать ни о своих обязанностях, ни о том, что мир отнюдь не вращается вокруг неё одной.
Несмотря на то, что разговор с Трисом затянулся практически на всю ночь, Габи позволила себе уделить на сон всего лишь жалких три часа. Слишком много всего ей предстояло сделать в этот день. Поэтому даже утренний моцион был сокращен до минимума, и завтракала она тоже на скорую руку. А затем, в течении двух часов помогала брату в его лаборатории. Задача была не из легких: надо было придумать и собрать систему для подзарядки компьютера, телефона и читалки. Будучи человеком предусмотрительным Вероника Акиньшина буквально заставила Габи взять с собой разные кабели, переходники и трансформаторы. Все это теперь надо было разобрать и совместить с тем током, которым пользовались в империи. Спасибо ещё, Василий позаботился сунуть ей в её многострадальный баул несколько совершенно необходимых для этого дела приборов: амперметр, вольтметр и даже комбинированный тестер. Так что, в конце концов, они построили-таки в четыре руки вполне надежный трансформатор, от которого могли уже подзаряжать доставшиеся ей электронные «девайсы».
Следующим этапом их «наполеоновских» планов, станет полная ревизия книжных богатств, принесенных Габи из другого мира. К сожалению, Трис не читал ни по-русски, ни по-английски, так что заниматься этим им предстояло вдвоем, но явно позже, поскольку сейчас тана ожидала прогулка с невестой, — погода стояла солнечная, и грех было этим не воспользоваться, — а Габи должна была посетить императорский дворец. Эва Сабиния, оказывается, искала её накануне вечером и, не найдя, оставила сообщение, что хочет видеть свою подругу Габриэллу Э’Мишильер. Отказывать принцессе было нельзя, — да и не хотелось, если честно, — так что воленс-ноленс пришлось отрываться от одних дел, чтобы заняться другими. И это, не говоря уже о том, что надо было повидаться с Марией, то есть, посидеть с ней и обсудить тет-а-тет массу животрепещущих вопросов, начиная матримониальными, — все-таки две свадьбы на носу, — и заканчивая уголовными, имея в виду все ещё не раскрытое покушение на Марию и Эву Сабинию. И, наконец, на вечер Габи запланировала ужин при свечах с господином де Ламот-Уданкуром из Сентонжа. И ужин этот просто обязан был завершиться ночью безумств, о которой Габи мечтала уже вторую неделю подряд. Так что, планов было много, и все дела — неотложные. Пришлось даже оставить на время «хозяйственные заботы», которых у Э’Мишильер было, выражаясь языком иного мира, «до хрена и больше».
Итак, её секретарь-референт Натали де Вюйяр связалась с секретарем Эвы Сабинии, и встреча была назначена на полдень. Однако, знаменитое полдничное чаепитие во дворце начиналось обычно не «в двенадцать ноль-ноль», а «не ранее часа и не позднее двух», и значит принцесса хотела с ней поговорить о чем-то наедине. Тем для подобного рода разговоров было немало, но Габи полагала, что речь пойдет о чем-то ей до сих пор неизвестном. О том, о чем Эва Сабиния предполагала поговорить с ней в их последнюю встречу, но реализовать свои планы не успела. Её отвлекли, и, удя по тому, как это выглядело, принцессу позвал императорский Источник, и, значит, дело было неотложное и напрямую связанное с императорской семьей. Однако поговорить по душам не получилось и в этот раз. Из дворца сообщили, что принцесса занята неотложными делами и предложили связаться с ней завтра.
«Ну, завтра, так завтра, — мысленно пожала Габи плечами. — Вряд ли она от меня бегает, сама же хотела пообщаться. Но должность у неё такая, что никогда не знаешь, какие ещё императивы[122] могут всплыть по ходу дела».
Впрочем, поговорить тет-а-тет не удалось ни на следующий день, ни через неделю. Сначала Эва Сабиния была занята исключительно важными государственными делами, — принимала посольства сразу трех европейских стран и королевства Бенин[123] в придачу, производила смотр гвардейским полкам и вручала награды ветеранам, — а затем, заменяя своего отца-императора, вылетела с краткосрочным визитом в Неаполитанское королевство. И, наконец, и опять же от имени Карл II провела подобие Малого императорского приема, на котором среди прочего объявила об окончательном закрытии Турнира. Такое странное окончание состязаний не могло не разочаровывать и, разумеется, многих разочаровало. Но, с другой стороны, Турнир себя явно исчерпал. Он затянулся, и в условиях неопределенности, вызванной тем, что заговор против Эвы Сабинии и Марии Перигорской до сих пор не был раскрыт, продолжать его, и в самом деле, было более чем рискованно. Впрочем, все «финалисты» Турнира получили ценные подарки и «окончательный расчет», поскольку Эва Сабиния официально объявила, что уже нашла себе жениха, имя которого будет обнародовано несколько позже. Заявление это Габи непросто удивило, оно сбило её с толку, поскольку кто-кто, а она точно знала, что нет у принцессы ни жениха, ни кандидатуры в женихи, ни желания такового подыскивать. Но снова, как и прежде, поговорить об этом никак не получалось. Однако в народе не зря говорят, что сколько веревочке не виться, а конец будет. Год, — если исчислять его по григорианскому календарю, завершился, и в первый день нового года, они все-таки встретились и поговорили. И да, это была судьбоносная встреча и для Габи, и для Эвы Сабинии, и, вообще, для всех, всех, всех…
Первого января во время бала в императорском дворце, — он был приурочен к празднику Юноны, — князь Зандер Трентский сделал официальное предложение руки и сердца принцессе Брабантского дома графине Гелдерна баронессе Анаис д’Антиньи. Анаис предложение приняла, специальный посланник герцога Брабантского граф Бентхейма Готье засвидетельствовал это событие от лица брабантской родни, а отец Зандера герцог Ноэн — от себя и своей супруги. Таким образом, формальности были соблюдены, и все присутствующие бросились поздравлять жениха и невесту. На самом деле, никто никуда не бросался, — ещё не хватало уронить свою честь излишней поспешностью, — но по сути так все и обстояло: гости императорского дворца считали не только честью и долгом, но и острой необходимостью, поздравить Зандера и Анаис, а заодно и Триса с Марией, о помолвке которых было объявлено восемь дней назад. Однако тогда обстоятельства сложились таким образом, что поздравить их лично смогли лишь самые близкие родственники и мизерное число их самых близких друзей. Остальным до сегодняшнего дня приходилось довольствоваться букетами цветов или элегантными подарками, поскольку просто так, не прикрепив её к чему-нибудь подходящему, записку с поздравлениями в палаццо Коро не отправишь. Вот и слали: оранжерейные розы и тюльпаны, доставленные самолетами экзотические цветы из Азии и Африки и, наконец, колдовские цветы, созданные магами Земли и Воды здесь же в Лионе. Впрочем, кое-кто пошел иным путем, прислав вместо живых, пусть и наколдованных с помощью магии цветов, хрустальные и фарфоровые розы и лотосы из цветного стекла, а граф д’Артуа подарил невесте бутоньерку на руку — великолепный браслет, выполненный из серебра, зеленого золота и драгоценных камней пяти разных цветов. Если же говорить о подарках, то чего там только не было: и седло из Кордовы, и грузинский кинжал «кама», и, одни боги ведают, что ещё. Сама Габи к подаркам никакого отношения не имела, но, демонстрируя «непереносимую» дружественность, выдержала почти часовую экскурсию по внезапно возникшей в замке оранжерее и немного повосхищалась полученными Марией в подарок драгоценными безделушками, типа готского гребеня-пейнеты из перламутра или аграфа[124] из русских изумрудов.
Однако все это были заочные поздравления, и сейчас в императорском дворце все желающие получили возможность лично засвидетельствовать обеим брачующимся парам свою «бесконечную любовь и дружбу». Ну, а поскольку дело касалось клана Мишильеров, — не говоря уже о Перигорах, — присутствие сестры тана, носящей между прочим, как и он сам, двойную фамилию Мишильер-Перигор, было необходимо и обязательно. Так что Габи, исполняя сестринский и дружеский долг, честно отбывала номер, но при этом не забывала смотреть по сторонам. И вот что она сразу же подметила. Во-первых, она не увидела на балу самого императора, и сразу же вспомнила, что Карла II нигде не видели с того самого дня, когда некое срочное дело прервало их с Эвой Сабинией разговор по душам. Напротив, именно после этого, его везде, где только возможно, замещала именно принцесса-наследница. Она же объявила сегодня о прекращении Турнира. Вроде бы, уже не новость, но публично и в присутствии цвета франкской аристократии эти слова были произнесены только сегодня, и произнесла их принцесса Эва Сабиния, а не император Карл II.
Разумеется, никто ничего пока не знал, — во всяком случае, никто из тех, с кем общалась Габи, — но интуиция подсказывала, что дела в империи обстоят не так, чтобы очень хорошо. Возможно, и даже скорее всего, император был болен. В это было сложно поверить, ведь он являлся одним из сильнейших магов империи, но другого объяснения в голову не приходило. Вопрос сводился лишь к тому, чем конкретно он болен, и насколько серьёзна его болезнь? Не будучи ни целителем, ни академически образованным медиком, Габи не могла и даже не пыталась развеять свои недоумения, но интуиция подсказывала, что вопросы заданы верно, а значит, император действительно серьёзно болен. Настораживало, однако, что ни принцесса, ни статс-секретарь двора, — не говоря уже об императорской канцелярии, — не выступили по этому поводу даже с самым лаконичным заявлением. Но, по-видимому, родня Карла II была так или иначе осведомлена о состоянии дел либо же просто почуяла запах беды и оценила значимость момента.
На празднике Юноны неожиданно появились близкие родственники Эвы Сабинии, которых Габи видела впервые. Из Лотарингии прибыли сестра императора герцогиня Филиппа де Берлемон со своим супругом Гиллисом маркизом Антена, Гондрена и Монтеспана и, разумеется, герцогом, раз уж он на ней женился. Красивая, следует отметить, пара: оба высокие, сухощавые и все ещё достаточно молодые, несмотря на то, что маркиз много воевал в африканских колониях и по слухам был неоднократно ранен в магических поединках, а его жена в тщетной попытке произвести на свет подходящего наследника родила ему пятерых дочерей. Старшая из них, приходившаяся Эве Сабинии двоюродной сестрой, сопровождала родителей. Ещё недавно эта молодая красивая брюнетка носила титул графини дю Фе, но год назад император даровал ей герцогский титул и право именоваться принцессой императорского дома.
«Ещё одна принцесса…»
Габи эта семейка сразу не понравилась. Вот, вроде бы, все в порядке, — люди, как люди, в смысле, аристократы, — и нет в них ничего такого, что вызывало бы у неё антипатию или идиосинкразию[125], но ощущение, тем не менее, нехорошее. И особенно ей не пришлось по душе то, как они смотрели на Эву Сабинию. Впрочем, на представителей младшей ветви императорского дома — графа Валуа и его родичей, которых сегодня здесь собралось общим числом восемь персон, Берлемоны вообще смотрели волками, но и те, правду сказать, отвечали им взаимностью. Но все это Габи никак не касалось. Ей была дорога одна лишь Эва Сабиния, а её присутствие этих людей явным образом раздражало. Принцесса, разумеется, умела держать лицо, и держала его, как и положено официальной наследнице престола, но Габи слишком хорошо знала теперь свою подругу, чтобы обманываться на её счет. Принцесса нервничала, хотя и не показывала вида. Напротив, она демонстрировала радушие и даже «сдержанную радость» по случаю приезда «милых родичей», которые, как поняла Габи из шепотков, пробегавших тут и там среди гостей, были в последние годы отнюдь не частыми гостями в столице и, уж тем более, при дворе. В особенности, после того, как два года назад император Карл официально объявил Эву Сабинию наследницей престола.
«Зашевелились, змеюки… — отметила Габи, увидевшая сейчас во дворце ровно то, что не раз и не два видела в Пойме, когда у кого-нибудь из соседей начинался дележ наследства. — Серпентарий!»
Она сделала круг по залу, шла, не торопясь, обменивалась улыбками и репликами с теми, кого знала, а те уже, в свою очередь, представляли её тем, с кем она была ещё не знакома. Таких было немного, но они, тем не менее, были. Баронесса Икс, граф Игрек, виконт Зет…
— Принцесса, позвольте представить вам княжну Мишильер, — приторно улыбнулась виконтесса д’Алансон, любившая Габи просто-таки неземной любовью.
— Очень приятно, Ваше высочество, — чуть склонила голову Габи. Получилось уважительно, но не более того. В конце концов, принцесса — герцогиня, а она княгиня, во всяком случае, до тех пор, пока Трис не женится на Марии. Да и тогда велика вероятность, что она будет «рулить» кланом внутри объединенного герцогства. Тогда она и вовсе станет полноценной княгиней.
— Рада знакомству, — неожиданно улыбнулась герцогиня д'Ив де Баве. — Это ведь вашего брата поздравляют с помолвкой?
— Да, ваше высочество! — подтвердила Габи. — Все так и обстоит. Мой старший брат тан Мишильер женится на герцогине Перигор.
— Но, если так, — продолжила свою линию принцесса, — вы — Габриэлла, Э клана?
«Знает мое имя, значит сделала уроки… Молодцом!» — отметила Габи, но это было единственное, что ей понравилось.
«Что за панибратство! — возмутилась она. — Я ей, кажется, не разрешала обращаться ко мне по имени!»
— Не думаю, Кларисса, что это хорошая идея называть коннетабля клана по имени, — очень вовремя вмешалась Эва Сабиния, оказавшаяся, как это с ней обычно и случалось, в нужном месте в подходящее время. — Или я что-то упустила, и вы с Габриэллой близкие подруги?
— Ох! — якобы, смутилась герцогиня д'Ив де Баве. — Я проявила вопиющую бестактность! Прошу простить меня, княжна!
В сущности, согласно общему правилу Габи была именно княжной, но традиция требовала обращаться к коннетаблям, как к главам семей. То есть, если во главе клана стоит тан или по имперской табели о рангах светлейший князь, то и к ней, Габриэлле Мишильер, следовало обращаться как к княгине. И кроме того, пока Трис не женат, она первая дама клана, то есть опять-таки, по существу, княгиня. И «двоюродная принцесса» не знать этого не могла. Значит, просто решила потоптаться на чужих мозолях. Другое дело, что, не будучи знакома с Габи, принцесса предположила, что заденет её за живое. Вот только ей самой это было неважно. Не оскорбление, и слава богам! Габи даже улыбнулась для приличия и пошла дальше, рассчитав траекторию движения таким образом, чтобы оказаться рядом с братом тогда, когда он на пару минут остался один.
— Что скажешь о принцессе Клариссе? — тихо спросила Габи, оказавшись наконец рядом с Трисом.
— Первая Нереида[126], - тихо ответил он. — Одиннадцатый ранг, не дотягивает до двенадцатого всего на две десятые.
«Сильная стерва! — признала Габи. — Оттого, наверное, и стерва…»
— Она может претендовать? — предполагалось, что брат поймет, на что именно могла бы претендовать Кларисса, если, не попустите боги, что-нибудь случится с Эвой Сабинией. Вот это и был тот самый вопрос, который Габи хотела задать, но, как оказалось, у Триса не было однозначного ответа.
— Не знаю, — чуть пожал он плечами. — Но думаю, что теоретически может. Родная кровь и сильная магия.
— А её мать?
— Герцогиня точно нет, её Дар в стихии Воздуха едва дотягивает до седьмого ранга. К тому же, она замужем и у неё пятеро дочек и ни одного сына. Я бы скорее поставил в этом смысле на графа Валуа, — осторожно указал Трис на невысокого худощавого мужчину с абсолютно седой головой и темным от загара, изрезанным морщинами лицом.
— Каким образом? — момент для разговора был просто замечательный, поскольку на некоторое время их обоих оставили в покое, переключившись на принцессу Клер, герцогиню д'Ив де Баве.
— У прадеда Эвы Сабинии был младший брат Людовик, носивший титул графа Валуа. Графы Валуа, таким образом, это младшая ветвь императорской семьи, но родство это кровное, по мужской линии. К тому же граф имеет одиннадцатый ранг в стихиях Огня и Воздуха и у него трое одаренных сыновей. А это уже готовая династия…
— Мне как-то тревожно, — призналась Габи.
— Ну, если ты что-то чувствуешь, то дела действительно плохи, — Трис намекал на её интуицию, но Габи и сама понимала, что чувство тревоги на пустом месте возникнуть у неё не могло. Не тот случай.
— А что с нашими «не пойми кем»?
«Не пойми кем» в недавнем разговоре Мария Перигорская обозвала мужа своей тети барона д’Эрваля и жениха Анны Марии шевалье Рене де Марбёфа. Оба, хотя и по разным причинам, могли быть искомым телепатом, но кто именно из них двоих было непонятно.
— Не знаю, — признался Трис. — Я их сегодня близко ещё не видел, а издалека мне ничего не видно. Попробую подобраться ближе.
— Пробуй! — усмехнулась Габи и пошла навстречу Зандеру и Анаис. Они то и дело встречались тут и там, то в одной части зала, то в другой. Самой Габи ситуация напоминала модель Солнечной системы, в которой Трис, Мария, Зандер и Анаис — планеты, а они с Эвой Сабинией — свободно движущиеся кометы. Лети куда хочешь, встречай кого придется! И сейчас была очередь Зандера и Анаис. Но до них Габи на этот раз не дошла. Откуда-то слева и вовсе неожиданно появился тот, кого она меньше всего ожидала встретить этим вечером в императорском дворце.
— Здравствуй, дедушка! — вполне искренно улыбнулась она Сковья. — Уже не чаяла увидеться, а ты тут как тут.
— И тебе не хворать, внучка! — вернул ей улыбку волк. На самом деле, ощерился, но такая уж у него была улыбка.
— Вы что, родственники? — возникла за её правым плечом Эва Сабиния.
— Нет, к сожалению, — поклонился ей Сковья. — Принцесса!
— Мне просто интересно, — призналась Эва Сабиния. — Вы ведь приезжали как-то к отцу?
— Да, — подтвердил «дедушка». — Около года тому назад. Но позвольте представиться, принцесса! Филипп д’Аренберг, 9-й граф д'Арсхот, — снова поклонился он. — Когда-то приятельствовал с дедом этой красавицы. И в этот приезд в Лион постарался её найти.
— Вы приятельствовали с отцом Августа Мишильера? — удивилась Эва Сабиния. Отчего-то все замыкались именно на Мишильере и забывали, что, если есть отец, то должна быть и мать. Причем, мать в первую очередь.
— Нет, я был знаком с дедом Габриэллы по материнской линии, с шевалье д’Астараком.
«Надо же, помнит!» — удивилась Габи.
Прямо сказать, она от волка ничего не ждала, он и так сделал для неё так много, что до сих пор не верилось. Поэтому, когда на следующий день после возвращения из другого мира, Габи его на месте не нашла, она ничуть не удивилась и, тем более, не обиделась. На кого обижаться и за что? Но, если честно, и расстроилась, и обиделась. Бывает так, знаешь ведь, что не имеешь на что-то никаких прав, но все равно и хочешь, и надеешься.
А в тот день, она заехала в отель «Рекамье», но Сковьи там уже не нашла. Граф д'Арсхот, сообщил ей портье, съехал ещё ранним утром, никому не сообщив, разумеется, куда держит путь.
«Что ж, — решила тогда Габи, выходя из отеля, — может быть, так даже лучше. Пересеклись по случаю и разошлись, чтобы никогда больше не встречаться. Так даже лучше!»
Отчего-то она была уверена, что, сделав доброе дело и обучив её магии разделенных джа, Сковья нарушил не столько обычаи своей стаи, — хотя их он тоже наверняка попрал, — сколько собственные правила, что, возможно, было для него куда важнее всего прочего. Судя по тому, что увидела и поняла Габи, в отличие от настоящих волков, волкиджа являлись отпетыми индивидуалистами. Одиночки, они жили каждый наособицу, — сами по себе и без оглядки на кого бы то ни было, — и, естественно, не ощущали потребности в общении с себе подобными. Тем более, с кем-то вроде Габи. Полукровки вообще не считались в их среде «людьми». Даже не второй сорт, а нечто вроде швали подзаборной. Есть и есть, потому что случается порой, если ты регулярно спишь с человеческими женщинами. Однако существовал другой и крайне важный вопрос, который она так и не задала своему деду: сами-то волки способны к размножению? И, если способны, как это у них происходит? Есть ли вообще среди них женские особи, — то есть, суки, разумеется, если уж они все-таки волки, — и, если есть, испытывают ли волчицы потребность в создании семьи, рожают ли и выхаживают малышей, заботятся ли о ком-нибудь кроме самих себя? Возможно, и даже скорее всего, ответ на все эти вопросы сугубо отрицательный. Нет, нет, и ещё раз нет. Но в этом случае, позаботившись о своей внучке-полукровке, Сковья, и в самом деле, совершил нечто из ряда вон выходящее. После такого грехопадения ему действительно не стоило оставаться в Лионе и снова встречаться с той, к кому он проявил несвойственную его виду «человечность». К девушке, которая, к слову сказать, равна ему теперь по силе, встав вровень с другими волками. Впрочем, если придется с кем-нибудь из них бодаться, она ещё долго им не соперник, потому что всё ещё уступает любому из них в опыте. Впрочем, опыт — дело наживное. Всё ещё будет, если она не свихнется раньше времени. У темных охотников жизнь коротка, и в любом случае, превратившись в чудовище, она перестанет быть самой собой. Так что запас времени невелик, а сделать предстоит ещё так много.
Брат и принцесса, порталы и империя, неизвестный враг и растущее не по дням, а по часам «боевое тело». Как со всем этим справиться?
— Нет, — сказал Сковья, отвечая на вопрос Эвы Сабинии, — я был знаком с дедом Габриэллы по материнской линии, с шевалье д’Астараком.
— Тогда не стану вам мешать… — и принцесса исчезла среди гостей.
— Ты здесь как? — спросила тогда Габи. — У тебя какие-то дела?
— Угадала, — хмыкнул «дедушка», и Габи подумала, что, чем дольше она знакома со Сковья, тем более человечным он становится. Ну или это она к нему начала привыкать.
— Пойдем-ка, отойдем! — позвал он её, кивнув в сторону боковых дверей. — Надо поговорить.
— Я вся в предвкушении, — ирония, переходящая в сарказм, но, тем не менее, она повернулась и пошла за Сковья.
Эта часть дворца предназначалась для больших приемов. Здесь было расположено несколько больших залов, — четыре, если быть точным, расположенных по сторонам самого большого — пятого, — и множество небольших гостиных, альковов, прикрытых тяжёлыми тканными портьерами, и глубоких оконных ниш. Все было устроено так, чтобы гости могли не только танцевать, угощаться яствами и напитками, и, разумеется, «разминать ноги», переходя от одной группы родичей и знакомцев к другой, но и пообщаться наедине. Тет-а-тет, так сказать. При этом степень приватности зависела только от желания тех, кто предпочитал остаться наедине, и от того, для чего именно они желали это сделать. Кое-кто умудрялся даже заниматься во время бала сексом, что было небезопасно, так как одному из двоих, — и это наверняка, — но чаще сразу обоим обнаружение за столь предосудительным занятием грозило компрометацией.
Однако у Сковьи и Габи цели были куда скромнее, хотя и намного интереснее секса, во всяком случае для неё. То есть, на самом деле, она этого не знала, поскольку с волком никогда нельзя быть уверенным в его истинных целях и мотивах, но интуиция подсказывала, что искал её «дедушка» неспроста. Поэтому Габи без колебаний следовала за мужчиной, не роняя, впрочем, своего достоинства. Здесь, в этих стенах, у неё была особая репутация, и портить её по пустякам — быстрыми шагами, например, или бурными чувствами — она не собиралась. А Сковья между тем провел её через несколько гостиных и коридоров, и они оказались, наконец, в довольно большом алькове, отделенном тяжёлым гобеленом от небольшого зала с «географической тематикой»: фрески-карты на стенах и несколько старинных глобусов тут и там. Людей в этом помещении сейчас не было, а гобелен, к слову, был повешен так, что, не имея дара заметить, что он висит не на стене, а прикрывает собой альков, было бы сложно. Стена и стена, и всех дел. Однако, как только они зашли за гобелен, Сковья тут же перекрыл вход в альков материальной иллюзией каменной стены. Такие иллюзии не только выглядят чем-то, чем не являются, но этим и становятся, пусть и ненадолго.
— Помнишь, как строится портал? — спросил Сковья, когда они наконец остались одни.
— В мир Суворина?
— Да, к озеру в горах, где мы тренировались.
— Могу, наверное, — пожала Габи плечами.
— Тогда строй! — приказал волк, и Габи без возражений занялась порученным ей делом.
Если честно, практически любое дело, когда делаешь его впервые, представляется трудным. И плетение портала ничем в этом смысле от любой другой работы не отличается. В общем, Габи, в конце концов, справилась, но сплетала портал чуть больше пяти минут, тогда как Сковья завершал работу секунд за сорок-пятьдесят. Впрочем, главное, что у неё все получилось, и ещё через десять секунд они уже стояли на берегу холодного озера.
— Разницу во времени помнишь?
— Не успела забыть.
— Хорошо, — кивнул «дедушка». — А теперь я покажу тебе один хитрый трюк. Следи за плетением.
Что ж, эта конструкция портала была несколько иной, чем та, которую Габи называла «универсальной». Не сложнее, нет, но другой, запомнить которую, впрочем, не представляло труда.
— Пошли! — позвал Сковья, открывая портал, и Габи шагнула в неизвестность.
Неизвестность, однако, оказалась довольно любопытной: древние развалины замка на поросшем деревьями мысу, далеко вдающемся в воды горного озера. Горы вокруг были довольно высокие, у парочки из них имелись даже покрытые льдом вершины, но климат был явно не северный, как, впрочем, и растительность по берегам озера. Юг империи, где-то так.
— Это Европа, — объяснил Сковья. — Где-то в районе Доломитовых гор. Но здесь, как ты, наверное, догадываешься, другие не только названия, но также климат и рельеф местности. Пойдем!
И они пошли по тропе, ведущей к замку. К счастью, дорожка была вымощена гранитными плитами, так что Габи, одетая в вечернее платье и туфли на высоких каблуках, шла по ней без проблем.
— Раньше эта долина соединялась с другой, — рассказывал между тем Сковья, — но после землетрясения стала практически изолированной. Остались лишь горные тропы, но я проследил за тем, чтобы люди сюда без моего ведома не приходили.
— Это твой замок? — спросила тогда Габи, с интересом рассматривавшая руины и заметившая уже, что не так уж значительны были разрушения. Больше видимость, чем объективная реальность.
— Мой.
— Зачем мы здесь?
— Есть дело. — И все. Лаконично и не по существу вопроса. Что хочешь, то и думай. — Пойдем!
«Иду!»
Они прошли через ворота, миновали внутренний двор и, поднявшись по ступеням парадного крыльца, вошли в палас[127]. Приемный зал, лестница на второй этаж, коридор и, наконец, комната, по-видимому служившая хозяину кабинетом. Эркерное окно с видом на сад, разбитый рядом с рухнувшей стеной, стол и полукресла из полированного красного дерева с инкрустациями из черного дерева и перламутра, большой старинный глобус на бронзовой подставке, два застекленных шкафа и изящный столик, чем-то напоминающий ломберные столики империи франков, между ними. На полированной столешнице странная вещица, от которой так и тянет магией разделенных джа. Три вертикально поставленных золотых солнечных диска, проходящих один через другой, образуя, — если смотреть сверху, — шестилучевую звезду.
— Возьми «агарах» в руки, — кивнул Сковья на артефакт.
Габи подошла к столику и взяла вещицу в руки, и только в этот момент почувствовала истинную силу артефакта. Он содержал в себе невероятную мощь и был, по-видимому, по-настоящему могущественным. Но в чем выражалось его могущество и для чего он был предназначен, Габи не знала.
— Агарах держит всю долину и замок, — объяснил Сковья. — Без моего позволения никто не проникнет в долину и не войдет в замок. В чужие руки агарах тоже не дастся.
— Но я же взяла… — посмотрела Габи на своего деда.
— Взяла, потому что я позволил.
— И что теперь?
— Теперь тебе открыт доступ в это место, — усмехнулся Сковья. — Приходи, когда хочешь, делай, что пожелаешь. В замке есть библиотека и много чего ещё. Недавно я установил на донжоне спутниковую антенну, поэтому теперь здесь есть телевидение, интернет и телефон. Техника здесь несколько иная, чем в мире Максима Суворина, но принципы те же. Думаю, разберешься без труда. Что ещё?
«Ещё что-то?» — подумала Габи, ошеломленная свалившимся на неё богатством.
— Других волков в этом мире нет, а, если и появятся, сюда не придут. Это мое личное пространство. Местные про эту долину не помнят, а спутники её не видят. В этих шкафах артефакты. В правый, — показал он рукой, — пока не лезь. Нечего тебе там делать, а вот левый будет тебе весьма полезен.
— Посмотри! — он открыл створки шкафа и повел рукой, показывая ей полки, уставленные странными, ни на что не похожими предметами, от которых, как и от «агараха» несло силой разделенных джа. — Это «вонги». Если простыми словами, то каждый из них — это отдельный язык и, прилагающиеся к нему базы данных. Культура, наука, история и прочее, что связано с языком. Эти три, — указал он на верхнюю полку, — язык разделенных джа. Наш язык, наша культура и немного нашей истории. В этом, — коснулся он пальцем следующего артефакта, — несколько основных языков этого мира, а в следующем — данные о десятке близлежащих миров. Как только усвоишь наш язык, будет достаточно коснуться пальцем любого из этих артефактов, чтобы узнать, какую информацию он содержит. А чтобы получить эту информацию в собственность, надо взять его в руки и захотеть.
— А током не ударит? — осторожно поинтересовалась Габи, хорошо помнившая, что случилось, когда она ограбила то ли эгрегор, то ли ноосферу, как говорят тамошние аборигены.
— Ударит, конечно, — усмехнулся в ответ Сковья. — Только не током. Будет откат. Поэтому подходить к делу надо осторожно и по-умному. Заранее приготовить место, где будешь отлеживаться. Тут дальше по коридору есть несколько гостевых спален. Бери любую. Нужны так же питье и еда. В подвалах есть кое-что для долговременного хранения, но лучше озаботиться заранее и принести с собой.
— Сколько времени придется отлеживаться?
— Как пойдет, — развел руками волк. — Может быть, день, а может быть, два или даже три.
— Но тогда, в Петербурге… — попробовала возразить Габи.
— Тогда рядом с тобой был я.
— Постой! Постой! — сообразила вдруг Габи. — Ты же не для меня все это приготовил!
— Не для тебя, — согласился «дед». — Впрок готовил с расчетом, что когда-нибудь появится преемник.
— Волк?
— Да, волк, — кивнул Сковья. — У нас тоже иногда родятся дети. Не как у вас и сразу взрослые, но ребенок, как бы он ни выглядел, ничего не знает и не умеет. А значит, придется учить.
— То есть, реакция, которую ты описал, это реакция таких, как ты. Я правильно поняла?
— Правильно, — кивнул волк. — Я сделал небольшую поправку на различия в физиологии, но и только. Ты переживешь процесс поглощения информации, но тебе будет чуть тяжелее, чем нашему молодняку.
«Значит, молодняк у них все-таки есть, но это не дети…» — хотелось задать хотя бы несколько дополнительных вопросов, но делать этого, вероятно, не стоило, и она промолчала.
— Всё запомнила? — спросил между тем Сковья.
— Да, — ответила Габи, проверив закрома своей памяти. — Всё.
— Тогда ещё кое-что и возвращаемся.
— Как скажешь, — пожала Габи плечами.
— В замок и из замка ходу нет. Портал срабатывает только вне крепостных стен. И ещё одно. Этот мир одновременно синхронизирован и с твоим миром, и с миром Максима Суворина. Поэтому, если переходить в Петербург через этот замок, время там будет то же самое, что и в твоем Лионе. Но, если прыгнешь прямиком, шесть часов у вас будут равны пятнадцати дням там.
«О, как! — обалдела Габи от таких откровений. — Но это значит…»
— Это значит, что пока я дома, время у них и у нас синхронизировано, но в тот момент, когда я перехожу к ним, происходит сбой, и наоборот?
— Очень сложная физика пространственно-временных континуумов, — усмехнулся Сковья. — Объяснить сложно, понять ещё сложнее. Поэтому лучше принять, как данность.
— То есть, поверить на слово?
— Разве это плохо, если поддается проверке?
— Нет, наверное, — согласилась Габи с очевидным.
— Хорошо, — закрыл тему Сковья. — Тогда вот ещё что. Я ухожу из твоего мира. Куда — неважно, но, скорее всего, надолго. Если вдруг возникнет надобность, записки можно оставлять в этом кабинете. Положи на стол и прижми пресс-папье. Я здесь появляюсь нечасто, но все-таки иногда прихожу. Ты тоже заглядывай. Мало ли что.
— Спасибо! — Габи очень хотела знать, что все это значит, и что это за фестиваль невиданной щедрости. Но опять-таки не спросила. Чувствовала, что не стоит, и не стала лезть, куда не надо.
Во дворец вернулись той же дорогой, которой ушли. Появились в алькове за гобеленом через три минуты и двадцать семь секунд после ухода, и на этот раз Габи построила портал за рекордные три минуты и сорок две секунды.
— Неплохо! — скупо похвалил её Сковья. — А теперь прощай!
И все, собственно. Никаких лишних эмоций, ничего вообще. Даже слов напутственных не сказал. Кивнул, развернулся и ушел. А Габи осталась стоять, где стояла — около гобелена, прикрывающего альков. Оказалось, к слову, что это было «Околдование Арнульфа»[128]. Постояла минуту не в силах сдвинуться с места, затем вдохнула глубоко, выдохнула длинно и пошла искать новые приключения, и, что характерно, нашла. Вернее, нашли её. Едва успела войти в один из больших залов, — зал «Флора» с росписями на тему магии Земли, — как её перехватил один из слуг:
— Велено передать! — протянул он ей крошечный листок бумаги, сложенный пополам и запечатанный магией.
Оказалось, что её приглашает на приватную беседу сама Эва Сабиния.
— Следуйте за мной, ваша светлость! — титулование было, что называется, на голову выше. Габи хватило бы и сиятельства, но слуги знают лучше. И ещё они всегда держат нос по ветру, и этот слуга тоже, наверное, знал, куда ветер дует.
«Любопытно!» — отметила Габи, проходя вслед за слугой во внутренние покои дворца. — О чем будем говорить? О любви и мужчинах уже было. О силе — тоже. И даже о тайнах прошлого Эва как-то упомянула. Так что же ещё на повестке дня?»
Но, по-видимому, это было что-то серьёзное. Иначе зачем было принимать её в личном рабочем кабинете? Но именно туда и проводил её слуга.
— Мы в прошлый раз недоговорили, — встретила её принцесса у самых дверей, — но откладывать дальше нельзя. Поэтому здесь и сейчас. Располагайся! — кивнула на кресла, поставленные по обе стороны небольшого кофейного столика в «приватном» уголке. — Есть серьёзный разговор, Наша Жемчужная женщина прикроет. Так что подслушивание невозможно. Поговорим тет-а-тет.
— Мне заранее становится страшно, — как можно более мягко откликнулась Габи. Такой разговор, и в самом деле, не сулил ничего хорошего.
— Не верю, — покачала головой принцесса.
— Твое право, — улыбнулась Габи. — Так о чем пойдет разговор?
— О многом, — ответила Эва Сабиния. — И все это крайне опасные темы.
— Но ты же не отступишься, — посмотрела ей в глаза Габи. — Ведь так? Тогда начинай!
— Отец умирает, — сообщила принцесса каким-то неживым голосом. — Горячка Фауста. Знаешь, о чём идет речь?
— Нет, — честно призналась Габи. — Извини, пробел в моем образовании.
— Ничего, — отмахнулась Эва Сабиния. — Об этой болезни даже не все целители знают. Это магическая горячка, Габи. Поднимается не температура, а уровень Дара. Очень редкое явление, но случается у таких сильных магов, как мой отец. Сила растет иногда плавно, а иногда рывками, но исход неизбежен. На каком-то этапе нервная система уже не способна справляться с такой мощью, и это — смерть.
— Боги! — прошептала Габи, испытав мгновенный ужас перед ликом неисповедимого будущего.
— Месяц-два, и все… — выдохнула принцесса.
— Тебе надо срочно выйти замуж! — опомнилась Габи. — Срочно! Стервятники уже здесь… Они тебя просто убьют!
— Есть другой вариант, — остановила её Эва Сабиния, которая уж точно понимала всю сложность своего положения не хуже не искушённой в политике подруги.
— Какой? — нахмурилась Габи.
— Я объявлю себя мужчиной и приму корону не как наследница, а как наследник.
Такой вариант был действительно возможен. Об этом не так давно говорил с ней Трис, предложив рассмотреть его, как вполне жизнеспособный выход из положения.
— Многим это не понравится…, - сказала Габи вслух, вспомнив заодно и свои сомнения. — Ты же знаешь, я плохо разбираюсь в политике, но думаю, покушение на олимпийском стадионе станет в этом случае первым, но не последним.
— Да, это возможно, — согласилась Эва Сабиния. — Гиллис де Берлемон имеет старые, разветвленные и, по-видимому, достаточно прочные связи в армии. А Филиппа знакома чуть ли не со всеми матронами Лиона. Они оттого и вылетели из столицы, что отцу не понравилась их неумеренная активность.
— Зачем же он даровал Клариссе титул принцессы? — Вопрос напрашивался, вот Габи и спросила.
— Это отступные, — поморщилась Эва Сабиния. — Кто мог знать, что болезнь ударит так внезапно!
— Граф Валуа тоже с ними?
— Нет, разумеется! — отмахнулась принцесса. — Артур играет свою игру. Его может поддержать служилое дворянство и провинциальные сеньоры. Есть там спорные моменты в его «партийной программе»: с одной стороны, даровать выслужившим титул права, принадлежащие сейчас только старой аристократии, а с другой стороны, вернуть сеньорам все права по «Франкскому кодексу». Это разом вернет нас в средневековье, но некоторым, как ты понимаешь, это нравится.
— Тогда, они тебя точно убьют! — ужаснулась Габи.
— Это решаемо, — поморщилась Эва Сабиния. — Хотя бы отчасти. Есть преданные мне лично полковники, которые хотят стать генералами, и бароны, мечтающие о графских коронах. Есть богачи из плебса, готовые хорошо заплатить за статус и титул, за возможность влиять на политику империи. Есть офицеры тайной полиции, которым не нравится, как руководят службой чиновники, состарившиеся в креслах начальников. И так везде, Габи!
— Переворот? — поняла Габи.
— Тебя это пугает?
— Пугает не сам переворот, — покачала головой Габи, — а то, что ты можешь пострадать.
— Могу, — кивнула принцесса, — но кто не рискует, тот не пьет шампанское.
— Значит, ты давно уже готовишься к перевороту?
— Несколько лет…
— А Турнир?
— Хорошая ширма для того чтобы подготовиться к решающему шагу…
Куда делась веселая легкомысленная принцесса? Перед Габи сидела женщина, твердо знающая, чего она хочет, и понимающая, что просто так — без крови и без слез — такие дела не делаются. И она явно ждала, что Габи ответит на её откровенность своей искренностью и дружбой.
— Эва, — сказала она вслух. — ты же знаешь, я очень сильная колдунья. Я не рассказывала тебе всех подробностей, но у меня пятнадцатый уровень Воздуха, тринадцатый — Огня и десятый — Воды и Земли. Дракон в стихии Огня, Фея-Сильфида в стихии Воздуха и где-то между средней силы Садовницей и слабым Вулканом в стихии Земли.
— А Вода? — подалась к ней принцесса.
— Скорее всего, Тетис[129], но я это не проверяла. Просто мне так кажется.
— Водяной смерч запустить сможешь?
— Ну, только если небольшой… Метров сто в диаметре и не больше чем на пять минут.
— Тогда, точно Тетис.
— Значит, Тетис, — согласилась Габи, которая, на самом деле, с помощью магии разделенных джа могла создать настоящий ураган. — Но дело не в этом, а в том, что, пока я не сошла с ума, я буду рядом с тобой, что бы тебе ни потребовалось.
— Да, я помню, — не без облегчения вздохнула принцесса. — Мы ведь с тобой говорили об этом буквально на днях…
— Тысячу лет назад, — улыбнулась Габи.
В конце концов, почему бы не сделать что-нибудь такое, пока она вообще может хоть что-нибудь делать?
— Как император я должна буду жениться на женщине, которая родит мне наследника.
— Ты хочешь, чтобы этой женщиной стала я? — в очередной раз ужаснулась Габи.
— Да, милая, именно этого я и хочу, — подтвердила Эва Сабиния. — Сначала ты станешь коннетаблем империи, а потом выйдешь за меня замуж и станешь императрицей.
— Но я же коннетабль клана… — попыталась возразить Габи.
— Думаю, что тан, который вскоре станет герцогом, пойдет нам навстречу. Тем более, что я твердо намерена сделать его отцом, как минимум, двоих своих детей.
— А разве так можно? — удивилась Габи.
— Можно, — кивнула Эва Сабиния. — Формально они будут считаться моими бастардами, но я смогу их признать. Я хочу родить сильных магов от сильного мага.
— А ты сможешь с мужчиной? — деликатный вопрос, но Габи обязана была его задать.
— Смогу… — чуть поморщилась принцесса. — Уже пробовала. Не скажу, что сильно понравилось, но вполне терпимо. Так что смогу. А вот ты вольна рожать от кого пожелаешь. От этого твоего Гийома или от Зандера…
— Зандер женится, — возразила Габи.
— Анаис не откажет мне, а Зандер тебе.
— У тебя все так просто! — покачала головой Габи.
— Не просто, — усмехнулась принцесса. — Но я против того, чтобы усложнять там, где этого делать не надо.
— Хорошо, не буду, — согласилась Габи, у которой от всех этих идей голова уже шла кругом.
«Я стану императрицей? Я?! Габи, демоны меня раздери, Новак — девчонка из Поймы, — стану императрицей, и мои дети… Кто-то из моих детей когда-нибудь станет императором! Великие боги, как не хочется умирать!»
Однако преображение в темного охотника все ещё висело над ней дамокловым мечом.
— Чем я могу тебе помочь? — спросила она вслух.
— Я собрала человек двадцать боевых магов, — сразу же ответила принцесса. — Все — молодежь, но все довольно сильные и неплохо обучены. Хотя обучение, как и у тебя, чисто домашнее. В день переворота возьмёшь их под свое командование, ты коннетабль, тебе и командовать. Прикроете меня, припугнёте кого будет надо, ну или убьете…
— А когда переворот?
— В любой день, как только отец…
— Понимаю, — кивнула Габи. — Когда познакомишь меня с отрядом?
— Сейчас пойдем пить чай, вот за чаем и познакомлю. Источник прикроет на пять минут, вот я вас друг другу и представлю. А потом вернёмся на бал.
Они проговори почти полчаса. Без сюсюканий и прочих «девичьих глупостей». На этот раз и, в общем-то, впервые, это был чисто деловой разговор двух взрослых женщин. Только факты, только дела, только точные договоренности. А потом служанка доложила, что чайный стол сервирован, и Габи познакомилась с пятью людьми принцессы, о которых до этого дня никогда даже не слышала. Финансовой советницей Эвы Сабинии, немолодой женщиной-профессором, преподающей макроэкономику в Лионском университете, и четырьмя боевыми магами, тремя молодыми людьми из хороших фамилий и юной баронессой дю Камбу. У Мадлен был одиннадцатый ранг в стихии Воздуха и девятый — в стихии Воды и она занималась боевой магией с пяти лет, когда у неё разом открылись два канала большой силы: Бора[130] и Ундина Магнификата[131]. Юноши были послабее, но все трое имели склонность к стихии Огня; одна Саламандра и два Сурта[132], десятый ранг и два восьмых. Им всем, давшим Эве Сабинии клятву верности полного ритуала, принцесса представила Габи, как своего коннетабля и одного из сильнейших магов империи. Так что, слово было произнесено, и дело — сделано. А остальное так и осталось остальным…