Тяжелый глайдер Вяльцева рванулся вверх и полетел к месту строительства корпусов СКБ математических машин. Эту великую стройку Виктор еще как следует и не видел. А интерес она наверняка представляла огромный. Через реку был сооружен понтонный мост, который тяжело оседал под грузом камней, стволов и прочих строительных материалов, перетаскиваемых дзяпиками. От самой реки начиналась дорога, вся в колдобинах и рытвинах, непроходимая даже для легковооруженных воинов и тракторов. По обочинам дороги многочисленные бригады устанавливали бордюры из розового и серого гранита. Обработка камней велась тяжело, но дружно. Дзяпики были прирожденными каменотесами. Из Армении вызвали известного специалиста по обтесыванию гранита. Под его непосредственным руководством и велись работы. Странно, конечно, что работы эти по созданию дороги начались с установки дорогостоящих бордюров, но тут тоже был свой расчет. Дорога когда-нибудь все равно придет в негодность, никакие ремонты не помогут больше ей, а скорее всего она и не будет достроена, но гранитные бордюры останутся на века, как светлый памятник пытливой дзяпиковской мысли.
По этой дороге, ломая руки, ноги и ключицы, тащили дзяпики различные грузы, утопая в грязи и болотах, задыхаясь от пыли на более возвышенных местах. Привычная картина для глаз Вяльцева. Там, в своем времени, было примерно то же самое. Город или утопал в грязи, чуть начинался дождь, или задыхался от пыли, едва этот дождь прекращался.
Строительная площадка являла собой внушительный вид. Котлованы, горы земли, тысячи людей, таскающих наверх землю, кучи черепов и костей скелетов, потревоженных энтузиазмом дзяпиков. СКБ в буквальном смысле строилось на костях… Кое-где уже начинали закладывать фундаменты хижин инженерных корпусов.
Специально натренированные дзяпики со знанием дела произносили зажигательные речи, которые состояли из отдельных, вполне нормальных, правильных и хороших слов.
Строительство инженерных корпусов уже выбилось на графика. Но это никого особенно не расстраивало.
Ведь план строительства письмохранилищ был выполнен на пятьсот процентов.
Запасы глины в карьере подходили к концу, но это не смущало Эхразещераза. Глину стали ввозить из соседних селений. И вообще дела по части переписки шли отменно. Вот-вот дзяпики должны были изобрести пневматическую почту. Дело задерживалось только из-за отсутствия бамбуковых труб метрового диаметра со сварным швом.
Уже пятнадцать процентов дзяпиков с удовольствием занимались вырубанием на сухой и выдавливанием на сырой глине входящих и исходящих номеров. Писем поступало так много, что начальник СКБ и главный инженер уже не успевали их читать. Только писем с отметкой «особой важности» хватило бы читать на неделю вперед. И все-таки каким-то чудом, интуицией, опытом Эхразещераз умудрялся выуживать из этого необъятного моря переписки тексты священных инструкций и циркуляров. С высоты информационной пирамиды можно было невооруженным взглядом рассматривать стройплощадку, а при известном напряжении и вершину Джомолунгмы.
Поклонение старым богам и идолам утратило всякую популярность. Вместо этого по утрам, в обед и на сон грядущий дзяпики пели славу божественному Параграфу за нумером таким-то, это уж смотря по обстоятельствам.
Культ Всеобъемлющей Непорочной Девы Инструкции утвердился повсеместно, быстро и без особых протестов. За ней, за этой каменной, вечной, тяжеловесной Инструкцией жить было гораздо спокойнее, чем за широкой спиной грозного, но вряд ли существующего бога. За ней не надо было ломать голову, не надо было брать на себя ответственность. Не надо было думать!
– Главный Первому. Произведена попытка ремонта счетчиков времени. При вскрытии счетчиков неисправностей не обнаружено.
– Первый Главному. В чем же тогда дело?
– Возможно, неисправность удастся обнаружить на более глубоком уровне. Счетчики сейчас показывают девятое тысячелетие до новой эры.
– Но ведь транстайм не движется в волноводе времени?
– Конечно, нет.
– Непонятно. Прошу продолжить работу.
– Главный Первому. Вас понял.
Вяльцев вздохнул. Начиналась расплата за то, что в своем времени было сделано плохо…
…В середине мая транстайм был готов к проведении эксперимента. Вяльцев упрашивал начальника СКБ не делать из этого события много шума, не собирать разномастную толпу людей, не имеющих к данной теме никакого отношения.
– Вероятность того, что эксперимент с первого раза пройдет удачно, равна нулю, – говорил он. – Если успеем запустить транстайм к концу июня, то и это будет просто здорово! Основная, наиболее напряженная часта работы начинается только сейчас. Зачем выставлять нас на позор? Ну проболтаемся мы, в лучшем случае, пару часов в каком-нибудь пятом-десятом столетии и наверняка вернемся назад. Я и этому буду рад! Успеем хоть проверить работу некоторых систем на ходу. Николай Васильевич, уберите лишних людей.
Но начальник СКБ был неумолим:
– Для прессы важно, что начались испытания. И этот факт должен найти достойное отражение. Отражение нужно! Потом будет очень досадно, что такое эпохальное событие прошло тихо, скромно, незаметно.
– Эпохальное событие! – взорвался Вяльцев. – Опохабленное событие – это возможно! Весь этот шум ужасно раздражает.
– Сам знаешь – наука требует жертв. Нам вот как нужна известность! – И Николай Васильевич провел рукой по горлу.
– Ну что ж… Только по телевидению я выступать не буду.
Вяльцев, ни на кого не глядя, начал продираться через толпу кино-, фото-, телекорреспондентов, журналистов с диктофонами, ответственных товарищей разного ранга и работников других отделов, других СКБ и НИИ. На вопросы, сыпавшиеся со всех сторон, он не отвечал. А одному слишком решительному фотокорреспонденту сунул кукиш чуть ли не в самый объектив.
На расстоянии пяти метров от транстайма стояла невысокая, сваренная из стальных труб, довольно прочная загородка. Чекин, Силуэтов, Вельский и еще человек пятнадцать инженеров и техников вытягивали из транстайма, казалось, бесконечные кабели, выносили измерительные приборы, тумбы, столы, стулья. Некоторые расчищали от хлама и мусора пространство между загородкой и транстаймом. Катили осциллографы, тащили кипы синек и калек, сматывали провода, носились по площадке с виду в совершенном беспорядке, шутили, смеялись, заметно нервничали.
Стрекотали кинокамеры, громко шумели гости, журналисты брали интервью у совершенно посторонних лиц.
Вяльцев пробился-таки к своему «Покорителю времен», прыжком вскочил в тамбур, прошел по коридору в отсек управления, сел за пульт.
– Энергетическая установка?
– Готово… – поспешно ответил Силуэтов и облегченно вздохнул.
Вяльцев нажал кнопку контроля энергетической установки. Мягким зеленым цветом загорелась лампочка.
– Система образования волновода времени?
– Тоже готова, – ответил Вельский и зачем-то снял очки.
Вяльцев нажал кнопку контроля. Вспыхнул зеленый глазок.
– Система стабилизации во времени?.. Система выбора места выхода в трехмерное пространство?.. Глайдеры?.. Аппаратная?.. Жилые отсеки?.. Склад?..
– Готово… Готово… Готово…
Детектор неисправностей зажег на панели пульта двенадцать зеленых огоньков. Системы транстайма работали нормально. Вяльцев включил радиостанцию.
– Транстайм к испытаниям готов.
Повернулся к стоящим в рабочей кабине:
– Ну что ж. Пора расходиться. Прощаться и плакать не будем.
Из коридора протиснулись Валентина и Тоня. Тоня явно была близка к тому, чтобы расплакаться.
– Ах вы мои милые! – Вяльцев обнял обоих. – Ведь распрощались уже. Спокойнее, девочки. Мы еще с вами прокатимся в прошлое! Акимов! Да поцелуй же Тоню!
– Я сама, я сама… – Тоня ткнулась Акимову в плечо.
Вяльцев широко развел руки, потихонечку подталкивая провожающих к выходу. Через несколько минут в транстайме осталось только четверо инженеров. Вяльцев на секунду выглянул из тамбура. Все как и должно было быть: Николай Васильевич произносил речь.
«Ох, и шикарная, наверное, речь, – подумал Вяльцев и на мгновение ему захотелось, чтобы эксперимент не удался. – Пусть завтра. Сегодня вечером. Но не сейчас. – Потом опомнился: – Да что же это я?»
Вяльцев закрыл двери тамбура, завинтил стопоры, осторожно шагая по упругому пластику, прошел коридор, слегка дотрагиваясь до каждой двери. Вот и рабочая кабина. Все сидели на своих местах. Лица инженеров были до того спокойны, что любому наблюдателю стало бы понятно, какая степень взволнованности скрывается под маской этого спокойствия. Вяльцев постоял в дверях, спросил:
– Ну как с поджилками? Трясутся?
– Трясутся, – ответил Акимов.
– А у меня и в самом деле трясутся, – сказал Чекин.
– Нормальное явление, – сказал Силуэтов.
– Ну раз нормальное, значит, все в порядке. – Виктор сел за пульт, по радиостанции передал Вельскому:
– Юрий Петрович. Начинаем. Выключаю связь.
Последний раз взглянул в иллюминатор. Стоя на трибуне из красного дерева, начальник СКБ произносил речь. Губы его шевелились беззвучно, и картина от этого была довольно смешной. Медленно закрылись створки иллюминаторов…
На открытие монумента Всеобъемлющей Непорочной Деве Инструкции и ее божественному сыну Параграфу из Совета старейшин прибыло Ответственное Лицо. Пока все готовились к торжеству, Ответственное Лицо изъявило желание осмотреть поле строительных битв. Дело в том, что фонды на строительство были уже исчерпаны, а корпуса инженерных хижин не поднялись выше фундаментов, ну а кое-где нулевой цикл не был даже и начат.
Весть о прибытии Ответственного Лица мгновенно облетела стройплощадку, доведя энтузиазм дзяпиков до красного каления. И перед чистым взором Ответственного Лица открылась потрясающая воображение картина перетаскивания руками дзяпиков двухкубового экскаватора.
Сейчас, в такой торжественный момент, они творили, выдумывали, пробовали, горели на работе! Шум, грохот и тучи пыли. Ну кто будет вникать во все это? Кому это нужно? У кого найдется столько свободного времени?
Ответственное Лицо окинуло руководящим взором поле, затянутое дымом и пылью грохочущего сражения, и подумало, а потом даже сказало вслух:
– Размах! М-м-молодцы! Здорово, черти, работают! – И чуть внимательнее прищурившись: – А что это там они таскают с одного места на другое?
Неужели сомнение?
– Бревно! – бодро рявкнул начальник СКБ.
– С какой целью?
– Для энтузиазму, так сказать!
– А что это они его сначала в одну сторону тащат…
– Согласно оперативнокалендарному графику!
– … а потом в другую?
– Согласно уточненному оперативно-календарному графику!
– Так туда и назад таскают?
– Так и таскают! На сто с половиной процентов!
«А черт его знает! Может, его и надо таскать взад-вперед?» И Ответственное Лицо чуть менее уверенно, но все же сказало:
– М-м-мммолодцы! А как дела с планом вообще?
– Начали разработку оптимального ряда громкозвучащих электронных тамтамов. Сверх плана, так сказать. По собственной инициативе… изыскав резервы.
– И как это только вы все успеваете?
– Дзяпики все могут! Все умеют!
Ответственное Лицо согласно закивало умудренной головой: это уж точно!
– Главный Первому. Неисправностей в счетчиках времени по-прежнему не обнаружено.
– Первый Главному. Какое время они сейчас показывают?
– Восьмое тысячелетие до новой эры.
– Каковы более точные подсчеты оставшейся энергии?
– Энергии хватит на сорок два часа.
– Первый Главному. Готовьте транстайм к возвращению через тридцать часов.
– Главный Первому. Вас понял.
Глайдер Вяльцева пронесся над группой дзяпиков, центр которой составляли Ответственное Лицо и Эхразещераз. Тучи пыли медленно закрывали их своими крыльями…
…В рабочей кабине транстайма стояла глубокая тишина. Лишь едва-едва слышно раздавалось жужжание многочисленных моторов и медленно действующей автоматики.
Вяльцев повернулся к сидящим сзади. «Кажется, все действительно успокоились. Ну и слава богу! Боялся за Акимова. Слишком уж он измотался за эти последние дни».
Детектор неисправностей непрерывно опрашивал функциональные системы транстайма, выдавая линию зеленых огоньков.
– Приготовиться к пуску! – неестественно громким голосом сказал Вальцев.
Собственно, внешне ничего не должно произойти. Транстайм все так же беззвучно, не шелохнувшись, перенесется в прошлое.
– Пуск!
Затикали механизмы главного хронометра. Заметались стрелки измерительных приборов. Застрекотали реле. Приглушенным гулом дала о себе знать энергетическая установка. Голос Вяльцева, записанный на пленку, отсчитывал:
– Десять, девять, восемь…
Для того чтобы все системы транстайма вошли в режим, нужно было несколько секунд. Энергетическая установка отдавала все большую энергию в систему образования волновода времени. Еще мгновение, и исполинская сила раскачает контур пространства-времени, войдет в резонанс со временем, отстоящим от текущего на четырнадцать тысячелетий, и транстайм, исчезнув с площадки, на которой он родился, возникнет там, в далеком прошлом.
– Ноль!
Огоньки пульта замигали. Вяльцев взглянул на счетчик времени. Стрелки не шелохнулись. Значит, волновод в темпоральном поле не возник. Одна из зеленых лампочек погасла и вместо нее горела красная. Пронзительный звук сирены тоже сигнализировал о возникшей где-то неисправности.
Лицо Вяльцева покрылось испариной, рука потянулась к кнопке «Аварийный стоп», но детектор неисправностей уже автоматически выключил все системы транстайма.
Вяльцев встал. Остальные уже без слов знали, в чем дело. Акимов включил радиостанцию.
– Виктор, вызвать Вельского?
Вяльцев махнул рукой:
– Зачем вызывать? Сами сейчас сюда прибегут. Сообщи Вельскому, что первая попытка не удалась.
Иллюминаторы открылись.
– Все еще митингуют, – безразличным голосом сказал Чекин.
– Пусть тренируются, – пробурчал Вяльцев. – Отрабатывают дикцию. Мы свое, они – свое.
– Юрий Петрович спрашивает, что произошло? – сказал Акимов, протягивая микрофон Вяльцеву.
– Что-то с волноводом, – сказал Виктор в микрофона – Горячку пороть не будем. Все равно работать сейчас не дадут. Юрий Петрович, прошу вас не расстраиваться. Первый блин. О-о-о! Что начнется, когда я открою тамбур?!
– А что это там за точка на краю поляны? – спросило Ответственное Лицо.
– Где? – встрепенулся начальник СКБ – А-а… Это? Какие-то пришельцы из будущего. Третий день торчат, как бельмо в глазу!
– А вам не кажется, уважаемый Эхразещераз, что эта точка очень портит рабочую картину трудового энтузиазма на вверенной вам стройплощадке?
– Прикажете убрать?
– К чертовой матери! Шатаются тут всякие!
…За стенами иллюминатора продолжал деловито жестикулировать начальник СКБ. Его слушали довольно внимательно.
«Растягивает речь, – подумал Вяльцев – Готовит самую яркую фразу к моменту исчезновения транстайма. Да-а-а… Здорово мы подвели начальство. А какие бы статьи появились завтра в газетах!»
Николай Васильевич, видимо, что-то почувствовал и, сгорбившись, сошел с трибуны. Ему бурно аплодировали.
– Смотрите-ка, кто выступает! – закричал Силуэтов. – Павел Алексеевич!
– Маханов?
– Он самый!
– Интересно, – сказал Вяльцев, – в каком разрезе он говорит? О роли своей макетной мастерской в развитии отечественной техники трансформации во времени?
– Во всяком случае, ему тоже аплодируют.
– Ну что? – спросил Акимов. – Будем выходить или отсидимся до вечера?
– Выходим, – сказал Вяльцев. – Работать надо.
– Выходить, так выходить. – И Акимов пошел в тамбур.
Через несколько минут двери транстайма открылись, и из него, как ни в чем ни бывало, выпрыгнули один за другим все члены экипажа. Из пристройки бывшего гаража уже катили тележки с приборами, тащили столы. Все начиналось с начала.
Журналисты, корреспонденты и ответственные товарищи были несколько обескуражены появлением Вяльцева и его экипажа. Начальник СКБ пробирался к загородке. Павел Алексеевич задумчиво грыз дужку очков, забыв снизойти с трибуны на грешную землю.
– Потрудитесь объяснить, – начал Николай Васильевич.
Вяльцев страдальчески сморщил лицо:
– Я вам объяснял все час назад.
– Кто виноват? Чья система испортилась?
– Виноваты все. И вы в том числе. А вышла из строя система образования волновода времени. Вам это о чем-нибудь говорит?
– Разбираться в этих… транстаймах – дело главного инженера. Потрудитесь зайти ко мне в кабинет.
– С удовольствием. Но если через пять минут на площадке будет хоть один посторонний человек, я напишу докладную вам и в министерство о том, что мне мешают работать. Я не курочка ряба и золотых яиц не несу. Делать из меня музейный экспонат еще рановато. – Вяльцев повернулся к транстайму и начал отдавать распоряжения о начале работ. Корреспонденты и гости все еще не расходились.
– Один только вопрос. Почему транстайм не проник в прошлое?
– Потому что вы стали жертвой очередной мистификации. Он и не мог проникнуть туда.
– Зачем же нас тогда сюда собрали?
– Не имею представления…
Пирамиду из так и не прочитанной корреспонденции на центральной площади в Капиках облицевали родосским мрамором, и она послужила пьедесталом монумента Всеобъемлющей Непорочной Деве Инструкции и ее божественному сыну Параграфу. Сам монумент был исполнен традиционно в виде матери с младенцем на руках. Когда покрывало упало к подножию пирамиды, а рукоплескания и восторженные крики чуть поутихли, Эхразещераз открыл торжественное собрание и после краткого вступления предоставил слово Ответственному Лицу.
– Товарищи дзяпики! – с воодушевлением начал тот. – Ваш трудовой подвиг не померкнет в веках! Еще никогда в Капиках не знали таких темпов строительства и таких темпов создания математических машин. В скором времени, когда каждая организация, каждый отдельный дзяпик как личность будут иметь возможность приобрести в постоянное пользование продукцию вашего завода, умножение «два на два» уже не будет ни для кого проблемой. Я не оговорился, сказав про завод. Решением Совета Старейшин Дзяпии, знающего ваши прекрасные достижения, в Капиках создается и завод математических машин, который будет серийно выпускать разработки СКБ. Директором завода назначен бывший теперь уже главный инженер СКБ – Зануда!
– Слава Зануде! – кричали в толпе.
– Слава Эхразещеразу!
И тот и другой тихо улыбались своим мыслям. Одна из пальм свернула листья и превратилась в березку…
– Нельзя, однако, забывать и об удовлетворении все возрастающих потребностей населения. Выпуск оптимального ряда громкозвучащих электронных тамтамов, товарищи дзяпики, – праздничный подарок дзяпикам. Громкозвучащую установку в каждую семью!
Целая роща баобабов превратилась в кедрач…
Тяжелый глайдер Вяльцева черным пятном висел в небе. Виктор взял было в руки кинокамеру, но тут же положил ее на место. Что-то не нравилось ему в картине, расстилавшейся внизу. Зачем этот шум, грохот, литавры?! Ведь могут же, могут дзяпики работать. Вот ведь создали же они приятные и чистенькие хижины с деревянной резьбой. И хотят, хотят работать. Тяжело, но все же перетаскивают гранит, горы земли, штабеля леса. Вот только направить бы их энергию в нужном направлении. Неужели они сами ничего не понимают? Или им все равно? Или им, как Павлу Алексеевичу, что бы ни делать, лишь бы ничего не делать! Зачем эти гранитные бордюры, когда по самой улице невозможно ни проехать, ни пройти?
– Товарищи дзяпики! – взывало Ответственное Лицо. – Вам не привыкать совершать трудовые подвиги. Кто в мире не знает теперь эти прекрасные розовые бордюры по магистрали Капики – СКБ математических машин!
Лианы сорвались с шершавых стволов сосен и превратились в заросли тальника…
Дзяпики с некоторых пор уже не потрясали кольями и щитами. Паяльники и остро отточенные каменные карандаши грозно и торжественно покачивались в их натруженных руках.
О господи! Сколько еще всего они могли совершить. А оратор продолжал говорить о СКБ, о заводе, о вычислительном центре, создание которого в Капиках оказывается, уже было запланировано. Вяльцев потерял нить внимания и очнулся только при последних словах:
– …и этот молчаливый, полный глубокого смысла монумент, указующий нам, что можно делать, а чего – нельзя, как светоч поведет нас к всеобщему, равному и тайному Счастью с самой большой буквы.
Ограничители рева в глотках дзяпиков на таких мероприятиях не устанавливались, и поэтому неуправляемый, радостный, восторженный рев вознесся до небес. Монумент Непорочной Деве пошатнулся, сама пирамида вспучилась и медленно рассыпалась, поглотив Великую Инструкцию, так и не выпустившую из своих материнских рук божественного сына Параграфа.
И тут из самой верхушки теперь уже пологой и бесформенной кучи руководящей корреспонденции вылез дзяпик, которому еще в первый день прибытия транстайма придавило ногу каменным письмом. Дзяпик потер затекшую лодыжку, неуверенно чихнул и спокойно, но с достоинством, начал снова возводить пирамиду. А когда пыль, поднятая при разрушении монумента, окончательно рассеялась, уже все дзяпики, каждый точно зная свое место, никем не понукаемые, по собственной инициативе воздвигали монумент Всеобъемлющей Святой Непорочной Деве Инструкции и ее божественному сыну Параграфу.
Вяльцев с тоской оглядел горизонт. Всюду тянулись к небу хвойные и лиственные сибирские леса.