Осколки (2)

— Вам помочь?

Генрих чуть приподнимает голову, поворачивается к монашке, которая на него смотрит. Пожилой, благообразной монашке с потрясающе сильным запахом, который не перебивают даже ароматы церковных масел.

— Нет, спасибо, сестра, — механически улыбаются его губы, и он снова затихает, утыкаясь лбом в спинку стоящего впереди кресла. В конце концов, чтобы слушать гимн, ведь совершенно не обязательно сидеть прямо, да? Генрих немыслимой силой игнорирует чутье и вообще дышит ртом, лишь бы не вдыхать лишний раз человеческих запахов. В церкви легче, тут со всех сторон святые символы, они давят голод. Тут все пропахло благовониями, толком и не разберешь, где на самом деле запахи душ. Вечером придется уйти, оказаться на темной улице, перекинуться в боевую форму, потому что чертово тело в смертном мире испытывает дискомфорт от холода и голода. Идиотские условности. Ладно. Ночь он перетерпит. А потом снова найдет какую-нибудь церковь, будет плавиться мозгом, слушая гимны и проповеди, и пытаться обмануть чутье. Как там говорил Кхатон?

«Голод — есть ощущение смертной оболочки. Его возможно игнорировать»

Хорошо ему, наверное, бросаться такими громкими заявлениями. Даже если допустить, что эти ощущения «фантомные», чувствуются они вполне себе по-настоящему. Да, Генрих в курсе, что не должен испытывать голод физическим телом, просто потому что телом он уже умер и, по идее, должен бы не зависеть от физиологии. Но души в Чистилище тоже питаются, тоже не могут пойти против своей природы, привыкшей к системе. И это души, у которых нет демонических меток, демонических особенностей, и голода демонического у них нет. А что делать Генриху, как ему отрешиться от материальной оболочки, в то время как это вполне себе часть его сущности?

Над ухом снова покашливают. Кажется, он все-таки напрягает монашек. Пора уходить. Генрих выпрямляется, вновь оборачивается в сторону собеседника и видит перед собой Артура Пейтона. В опущенной руке архангела — рапира, и Генрих прекрасно знает, что это такое и зачем оно вообще нужно.

— Пойдем поговорим, — Артур кивает в сторону выхода из храма. Что ж… Генрих не обманывался. Скрываться вряд ли удалось бы долго. Однако, вопреки его ожиданиям на улице его не встречает Триумвират во всем его Орудийном блеске. Лишь только люди с их чертовыми запахами, так обостряющими чувство голода.

— Пойдем-ка туда, присядем, — Артур шагает к летней веранде какого-то кафе. В Лондоне сейчас вполне себе май, и Генрих находит это неплохим стечением обстоятельств, в конце концов, окажись на улице декабрь, пришлось бы дольше гулять в боевой, неуязвимой к холоду, но вечно голодной, куда более зависимой от инстинктов форме.

Артур опускает рапиру прямо на стол, бросая рядом и небольшой тканевый сверток.

— Вопрос — что мешает мне отправить тебя в ад прямо сейчас, если достаточно одной царапины этой дрянью, и плевать, что ты архангел? — скептически интересуется Генрих, разглядывая резьбу на костяной рукояти. Ведь и правда ничего не стоит, один лишь небольшой рывок, и ключ от ада в руках Генриха. Когда-то он даже фехтовал. Вечность назад.

— А вот на этот вопрос ты мне ответь, Генри, — мягко улыбается Артур, — что тебе мешает, а?

Идиотский вопрос. С идиотским ответом, который Генрих уже говорил для Триумвирата. Он не хочет на поле больше. Именно эта мысль заставляет его держаться, именно ею он руководствуется сейчас, когда нужно изобрести альтернативные экзорцизму методы контроля голода.

— Тебя кто-то страхует? — скептически спрашивает Генрих, окидывая взглядом улицу. — Миллер сидит где-нибудь на крыше и ждет лишней возможности меня поджарить?

— Нет, — Артур практически смеется, — я вообще не предупреждал Триумвират об этой встрече.

Вообще-то он может лгать. Очень даже легко. У него нет запаха, да и по спокойной непроницаемой физиономии сложно считать больше, чем Артур хочет, чтобы с него считывали. Но почему-то Генрих не сомневается в искренности Артура. Он здесь действительно один. И почему-то его действительно не волнует, что Генрих может рискнуть и завладеть самым опасным оружием, данным Небесами архангелам. Демон с ключом от ада… Вообще, это довольно жутковатая картинка, ведь при помощи этой рапиры путевки в ад выписываются мгновенно, без суда и следствия. И никаких апелляций, одна царапина — и до свидания.

— Ты что-то хочешь, Пейтон?

— Это тебе, — Артур пододвигает сверток к Генриху.

— У меня вроде не день рождения, — Генрих морщится, но разворачивает. Просфора. Чертова куча просфоры.

Практически сутки голодовки сказываются, первые две лепешки Генрих глотает, практически не жуя. Спасибо Пейтону, что не пялится на демона во время еды, Генрих мог и подавиться от косого взгляда.

— У меня цифры не сошлись, — задумчиво произносит Пейтон, глядя на торопящихся мимо людей.

Генрих молча жует, ожидая продолжения. Медленнее, медленнее, еще медленней!

— Анджела принесла мне семь ордеров на задержанных бесов, — Артур действительно продолжает, — но по твоей кредитной сводке от твоих рук пострадали трое. Причем один из них сбежал, потому что его фамилии в ордерах нет. Получается, всего их было восемь. Как ты обезвредил пятерых? Да так, что они скулили и не могли шевелиться аж до появления патрульных.

Сложный вопрос. Для того, чтобы на него ответить, нужно вспомнить первый час в смертном мире, когда демон рванулся изнутри, будто взведенная пружина. Когда всю сущность Генриха наизнанку выворачивало от боли и ярости. Стоп. Не думать о причинах. Так проще. Вечно, конечно, игнорировать этот вопрос не удастся, но кажется, говорят, что время лечит. Вроде правду говорят, кому как не Генриху знать об этом.

— Так как, Хартман, — деловито повторяет Артур, — и почему с прошлой ночи у тебя пассивный коэффициент уменьшения кредита появился? Что с тобой произошло ночью?

Объяснить сложно. Генрих действительно не знает, как это объяснить. Проще показать. Впрочем, он не уверен, что у него получится.

Клубок боли по-прежнему легко ощущается, только теперь не в руке — в груди, на уровне сердца. Постоянного беспокойства он не причиняет, лишь если о нем вспомнить, обратить внимание. Генрих тянет изнутри клубка тонкий клок, самый маленький, слабый — в конце концов, это не просто боль, это боль распятия, а Артуру вроде как и чувствовать-то её не за что, а затем демон касается раскрытой ладони Пейтона одним пальцем, через который и проводит линию боли.

Артур аж вздрагивает, отдергивает ладонь. Нет, не ошибка. Он это чувствует.

— Что это? — тихо спрашивает он, растирая руку.

— Не знаю, — Генрих пожимает плечами, — во время драки я этим… взорвался. Безумно злился на идиотов, которые совершенно не понимают, что их ждет за их грехи. Хотел донести до них эту прекрасную истину. В наивной надежде, что это их урезонит.

Генрих не добавляет, что после этого «взрыва» и его тело оказалось скручено болью. Просто для него она была привычна и не ослабила настолько сильно. Зато в душе после вспышки стало блаженно пусто — гнев будто притух, прогорев до пепла. Артур смотрит на Генриха как на произведение искусства.

— Потрясающе, — он недоверчиво качает головой, — и ты это… чувствуешь? Постоянно?

— Не постоянно, слава небесам, а то уже озверел бы, — Генрих снова отстраняется от ощущения «клубка», и боль действительно исчезает.

— Вы готовы сделать заказ? — сбоку подходит девушка. Генрих практически принудительно заставляет себя не смотреть ни на голые ноги, ни на откровенный вырез блузки. Это слишком для того, чтобы демон внутри не начинал заинтересованно шевелиться. Ублюдская сущность. Даже когда тошно задумываться о подобных вещах, она все равно норовит задуматься.

— Спасибо, нет, юная леди, — отмахивается от официантки Артур… И девушка отходит.

— Она тебя видит? — Генрих поднимает взгляд. Артур равнодушно пожимает плечами.

То, что официантка видит Генриха — нормально. У него достаточно сил, чтобы неделями шляться по смертному миру в материальной форме. То, что официантка видит Артура — не может не вызывать вопросы. Этим приятно занять мысли. Хоть чем-то, лишь бы вытеснить эту опостылевшую тоску.

Душа по-прежнему опустошена и будто бы надсадно ноет, требуя, чтоб её чем-то заполнили. Нет уж. Не будет он потакать этому желанию сейчас. Уж лучше пустота, чернота, холод.

— Занятно, — Генрих задумчиво ломает зубочистку, — к слову, Арчи, а почему ты единственный архангел, чей дар воздействует на смертный мир?

— Тебе насколько еды хватит? — Артур слегка ухмыляется, но на вопрос отвечать явно не собирается.

— Ты не потащишь меня обратно? — удивленно уточняет Генрих. На самом деле он долго ждал, когда поднимется этот вопрос, потому что именно в тот момент пришлось бы делать ноги. Обратно Генрих не хочет.

— Зачем? — Артур пристально смотрит на Генриха. — Ты же знаешь нашу политику — мы ни к чему не принуждаем. Наша задача при работе с демонами — помогать справляться с голодом. А работать или нет — вы решаете сами. И где работать — тоже сами решаете.

— Разве я не нарушил испытательный срок? — скептически замечает Генрих. — Не пришел на явку, подрался, все такое…

— Генри, — Артур вздыхает и смотрит на демона, как на первоклассника, — я писал условия испытательного срока для бесов. Не для исчадий ада. Бесы гораздо более управляемы, им не сложно выдерживать прописанное расписание. Для исчадий ада, я уже говорил, регламент следует скорректировать.

— И ты хочешь… скорректировать? — Генрих даже не удержался от улыбки.

— Насколько тебе хватит просфоры? — повторяет Артур деловито. — День? Два?

— Чуть больше суток, — Генрих щурится, прикидывая примерную частоту перекусов.

— Хорошо, — Артур кивает и встает из-за стола, — значит, завтра вечером встречаемся.

— Какое романтичное предложение, Пейтон, — отстраненно фыркает Генри, а в душе снова тоскливо что-то выворачивается, — где?

— Я тебя найду, — туманно отвечает Артур, — за это можешь не волноваться.

После такого невнятного ответа Генрих озадачивается и вопросом — а как, собственно, Пейтон нашел его сейчас. Один. Без демона-ищейки, который бы мог провести его по следу Генриха до церкви. Да и Генрих не дурак, от места драки порядком попетлял и вообще в церквушку приперся в другом районе Лондона. Нет, сам он, разумеется, смог пройти даже по такому слабому и сложному следу, но на службе у Чистилища не было демонов с аналогичными возможностями чутья. И ведь не грешил же, в храме, отследить его через кредитную сводку точно не получилось бы. Загадка. Кажется, сегодня Пейтон решил поразвлечься и устроить Генриху викторину.

— Артур, — окликает Генрих, и архангел, уже сунувший руку в карман в поисках жетона, вопросительно смотрит на него, — почему ты мне помогаешь?

— Ты поймешь, — Артур пожимает плечами, — сам поймешь, когда придет время.

Хотелось бы понять сейчас. Это бы придало миру хоть какую-то четкость.

— И что мне делать дальше? — устало спрашивает Генрих, перекатывая в руках круглый хлебец.

— Откуда же мне знать? — Артур разводит руками и исчезает.

Загрузка...