Двуспальный гроб (СИ)

Глава седьмая (1), в которой Амалия вспоминает события более чем двухсотлетней давности

В памяти Амалии возник поздний вечер из её прошлой человеческой жизни, когда она, молодая графиня Ладзиевская, скакала с егерями по лесу в окрестностях замка, охотясь на оленя. Заливисто ревели рога, лаяли собаки. Сама не заметив как, она потеряла из виду сопровождающих, смолк вдали призывный звук рога и она поняла, что заблудилась в чаще.

Эта бледная карлица с вытянутым лицом, похожим на крысиное, опиравшаяся на клюку, возникла перед ней так внезапно, что перепуганный жеребец с громким ржанием поднялся на дыбы и Амалия едва не вылетела из седла.

Старуха смеялась и вытягивала в направлении Амалии свою ручонку, похожую на лапу.

«Ты ещё не знаешь, что ждёт тебя впереди, — прошамкала она. — А я знаю. И я скажу тебе. Тебя ждёт смерть, скорая смерть, и не найдёт твоя душа успокоения после смерти, потому что на всём твоём роду лежит проклятье!»

«Ты бредишь, старая», — в невыразимом ужасе вскричала Амалия, захлестав коня.

Но жеребец застыл на месте.

«Страшное преступление совершил твой предок, — продолжала ведьма. — Пользуясь своим внешним сходством с бароном фон Берлитцем, твой низкородный пращур злодейски убил его во время Крестового похода и, вернувшись из Палестины, овладел его именем, титулом, землями и замками. Самозванец обагрил руки кровью жены барона — единственного человека, который его не признал. Он отравил его детей и братьев. Он нарушил клятву верности своему господину, данную на Святом Евангелии, и за это он и его потомки осуждены на вечные муки. Никому из них, в том числе тебе, не обрести покоя после смерти…»

«Я не верю ни одному твоему слову, старая, но продолжай, если это поможет мне выбраться из леса!»

«Смерть твоя близка, — пророчествовала ведьма. — Умрёшь ты не сразу, а промучаешься два дня и две ночи. Но и потом душа твоя не покинет земную юдоль. Она останется мучиться и изнывать в тоске возле своих гниющих останков… Слушай, я могу подсказать тебе, как сделать так, чтобы твой неутолённый дух снова облёкся в человеческую плоть!»

Амалия промолчала, но вся задрожала и обратилась в слух.

«На смертном одре возьми обещание с твоего мужа, чтобы раз в году спускался в склеп к твоему гробу и проводил возле него ночь. В одну из таких ночей разразится гроза и ты сможешь околдовать его… Ты предстанешь ему в призрачном виде, как бы живая, и вы соединитесь, и в самый упоительный момент соединения, когда твой муж почувствует любовную страсть, твой дух войдёт в его тело и овладеет им…»

«То, что ты говоришь, — ужасно», — пролепетала графиня.

«Ещё ужасней будет потом. Войдя в человеческое тело, твой дух будет постоянно нуждаться в свежей крови. Вот тогда берегись! Если люди заметят, что ты пьёшь кровь, они тебя убьют и твоя душа снова вернётся склеп, к своим останкам, проводить возле них долгие мучительные годы…»

«О, неужели мне это уготовано после смерти? — в тоске воскликнула молодая графиня. — Неужели душа моя не найдёт успокоения?»

«Родовое проклятие можно снять. Надо только произнести заклинание. Мне оно недоступно, но его знает демон-пророк, адский провидец и великий вещун, который живёт в этом лесу. Приди сюда в человеческой плоти, и я провожу тебя к нему. Но явиться ты должна в полнолуние, во время грозы, ибо только в такие ночи выходит старый Зебуб-Бааль из болота и пророчествует… А разыскать меня нетрудно. Старую Шепочиху здесь любой знает. Увидишь крыску — иди за ней, она приведёт. Услышишь филина — иди на крик и тоже выйдешь к моему жилищу».

«Это страшно, страшно… — стонала Амалия. — Силы небесные, спасите меня…»

«Надежда твоя только на заклинание, больше ничто не спасёт, — убеждённо сказала ведьма. — Как пойдёшь к Зебубу, не забудь взять свежего человечьего мяса. И не какого-нибудь, а только детского. Зебуб-Бааль очень его любит и не общается с человеком, если не получит от него детской свежатины… Мне тоже кое-что от ребёночка принеси, — деловито прибавила старуха. — Печень его принеси, и сердце, и чтоб свежими были, поняла? Я не оказываю услуг даром, запомни это».

Амалия лишилась чувств, а когда пришла в себя, то старухи уже не было, конь под ней тяжко вздрагивал, храпел и нёс её к замку…

Она очнулась от воспоминаний словно от сна и быстро прошла в комнату, неярко освещённую абажуром. На углу дивана сидел вихрастый мальчуган. «Вот ты-то мне и нужен, — подумала Амалия. — Зебуб-Бааль будет доволен твоим нежным мясцом…»

Мальчик испуганно смотрел на мать, на её лицо, какое-то непривычное сегодня, странно-окаменелое, похожее на маску с бегающими в прорезях глаз зрачками.

— Я боюсь, — пролепетал он и слёзы покатились по его лицу.

Амалия погладила по голове.

— Не пугайся, дитя моё, — сказала она умильно. — Папаша уже легли спать. Пора и тебе в постельку. Надеюсь, ты поужинал?

Ребёнок кивнул.

— Вот и чудесно. А теперь мы умоемся на ночь.

Она принесла из кухни пустой таз и нож, завёрнутый в полотенце. Поставила таз на пол, велела мальчику раздеться. Заодно разделась сама, чтобы не пачкать кровью платье. Мальчик, недоумённо оглядываясь на голую мать, снял с себя рубашку.

Вампирша оглядела его хрупкую фигурку.

«Крови-то в нём с напёрсток будет, тут и пить нечего, — думала она. — Да и мяса маловато, вдруг Зебубу не хватит?»

Она достала из вазочки в шкафу конфету и протянула малышу.

— Полакомись, свет мой ясный. И не надо плакать. Слезами ты разрываешь сердце своей бедной мамаши.

Ребёнок послушно взял конфету и сунул в рот.

Амалия наклонила его головку над тазом, незаметно достала нож и полоснула по тонкой шее. Тельце ребёнка вздрогнуло, в таз брызнула кровь. Изо рта умирающего выскочила карамелька. Амалия ещё четверть часа массировала холодеющий трупик, выдавливая питательную жидкость. Красная струйка становилась всё тоньше, наконец она прервалась, зачастили капли, потом и их вереница поредела… Выжав в таз всё что можно, Амалия прильнула к ране ртом и высосала остатки.

Убедившись, что трупик совершенно обескровлен, она приступила к главному удовольствию: взяла таз обеими руками и осторожно, боясь пролить хоть каплю, принялась пить. Сначала тянула медленно, смакуя, потом не удержалась и выпила всё залпом.

Таз ещё не успел опустеть, как Амалия закашлялась, выпустила таз из рук. Он с грохотом упал и забрызгал кровью пол и саму вампиршу — Амалия подавилась карамелькой…

Задыхаясь, кашляя, давясь, выпучив глаза, вампирша покатилась по полу. Наконец догадалась сунуть себе в глотку два пальца и вызвать рвоту. Вместе с выблеванной кровью выскочила конфета. Вампирша с ненавистью треснула по ней кулаком. Потом она долго ползала на четвереньках, слизывая кровь с грязного пола.

Покончив с кровавой лужей, она принялась за разделку трупика. Разыскала в доме топор и отрубила руки, ноги, голову. Разрубила грудную клетку и выдернула печень, кишки и сердце. Всё это, пачкаясь в крови и слизывая её с рук, она уложила в две большие полиэтиленовые сумки. Только тогда позволила себе передохнуть.

Однако долго отдыхать было нельзя: время близилось к полуночи. Приходилось торопиться, если она хотела встретиться с ведьмой.