Амалия ещё раз оглядела свои мужские руки, ноги, худощавую грудь в рыжих волосах. Провела ладонью по подбородку, с неудовольствием ощупывая щетину. Пожалуй, это тело будет похуже солдатикового. Но выбирать не приходится.
Она завершила процесс одевания, натянув поверх рубахи телогрейку. Теперь она выглядит как настоящий железнодорожник, и первая её задача — поскорей унести ноги с места происшествия. Вампирша оглянулась на сослуживца Копашева. Тот продолжал спать, развалившись в углу в неудобной позе. Голова его свесилась набок, бледная шея обнажилась. Эх, ножичком бы по ней… Амалия проглотила слюну. Нет, нет! Прочь искушение! В новом теле она должна оставаться вне подозрений как можно дольше…
Уже окончательно рассвело, когда завладевшая плотью Копашева вампирша рысью бежала по шпалам, перескакивая через рельсы и оглядываясь на сгрудившихся в отдалении милиционеров. Двое из них направились к локомотиву.
Издали послышался приближающийся свист. Это шёл скорый поезд, без остановки проходивший через Н. Грохочущая лавина надвинулась и скрыла Амалию от глаз стражей порядка. Вот удобный случай перебежать открытое пространство до темнеющего невдалеке забора!
Амалия так и поступила. Дорога вдоль забора, по которой она быстро зашагала, вывела её на какую-то улицу. С неё Амалия свернула в переулок, прошла его до конца и тут только остановилась, отдышалась, огляделась по сторонам.
Милиционеров нигде не было. Прямо перед ней отрывалась площадь с памятником какому-то коренастому плешивому человеку. За спиной памятника возвышалось серое монументальное здание в три этажа, которое таращилось на Амалию чёрными квадратами своих окон. Из лужи перед памятником лакала воду низенькая собачонка; при виде Амалии она потрусила прочь, поджав хвост и поминутно оглядываясь.
Вчера графиня не успела толком рассмотреть город. Теперь, при свете дня, он показался ей нелепым и скучным до тошноты. Прохожие все были какие-то угрюмые, усталые. Амалия ни разу не видела, чтоб кто-нибудь поклонился встречному, снял шляпу, хотя бы просто поздоровался.
«Если мир и изменился, то только к худшему», — вздохнув, помыслила вампирша.
Она остановилась у заколоченного киоска, нырнула в память Копашева и выудила оттуда сведения о его жилище. Оказалось, он жил недалеко от Таисьи. Направляясь туда, Амалия не смогла отказать себе в удовольствии бросить взгляд на место своих вчерашних подвигов. У калитки таисьиного дома стояла небольшая толпа. Люди тихо переговаривались. Графиня на всякий случай перешла на другую сторону улицы, хотя в этом не было необходимости: на железнодорожника, возвращавшегося после ночной смены, никто не обратил внимание.
Идя, Амалия продолжала шарить в памяти своей новой жертвы. Прежде всего её интересовали знакомые Копашева. Вампирша прекрасно отдавала себе отчёт, что в этом новом, ещё таком необычном для неё мире ей трудно будет разыскать учёного. С её более чем скудными познаниями в географии ей сложно будет даже найти тот город, где он живёт. Нужен помощник, проводник…
Она выяснила, что у Копашева есть жена и дочь, которые живут отдельно от него. С женой он не имеет никаких контактов, даже не здоровается, если случайно встретит. А дочку он любит. Навещает её, когда Катерины нет дома. Юле уже семнадцать и к отцу она относится доброжелательно. Жалеет его, подкармливает, когда у него перед получкой кончаются деньги. Кто ещё у него есть?… Два друга-собутыльника. Но с ними отправляться на поиски учёного нечего и думать. Они и к себе-то домой дорогу едва находят. Есть ещё Маруська, известная в городе шлюха. Две недели назад её выписали из наркологического диспансера…
Перебрав всех знакомых Копашева, Амалия загрустила. Выходило так, что рассчитывать ей не на кого. А одной отправляться в путешествие по незнакомой стране не хотелось. К тому же для всякого странствия надобны деньги, а их у Копашева почти что и не было.
Он жил в коммунальной квартире в полуподвале двухэтажного деревянного дома. Разыскав это длинное, мрачное с виду строение, графиня спустилась в полуподвальный этаж, вошла в квартиру и прошла захламлённым коридором, в который выходило не меньше десятка дверей. Копашевская память указала ей на нужную. Амалия достала из кармана ключ, вставила в замочную скважину и обнаружила, что дверь не заперта.
В грязной комнате на продавленном диване лежала Маруська. Она курила и задумчиво глядела на стену перед собой.
На миг Амалии показалось, что перед ней Таисья. Сходство было разительное. Только Маруська была ещё толще и выглядела, пожалуй, пострашнее.
— Жрать принёс? — хрипловатым баритоном спросила шлюха, не поворачивая головы.
Амалию вопрос изумил.
— Нет, — ответила она.
— Так какого же ты… — дальше последовало выражение, которого дама XVIII века сразу не поняла.
— Денег нет, — сказала она после некоторого замешательства.
— Де-е-енег нет? — Маруська спустила с дивана жирные ноги и уставилась на сожителя. — Тебе вчера Кныш червонец одолжил. Пропил? Без меня пропил, падлюга?
Амалию передёрнуло от гнева и обиды. Как всё-таки немилостиво обошлась с ней судьба, подсунув в критический момент тело этого грязного пропойцы и бабника Копашева! Ей, высокородной графине Ладзиевской, недоставало ещё общаться со шлюхой!
Маруська начала ругаться, в перерывах между выражениями успевая затягиваться сигаретой.
Амалия молча села на стул. Ну вот что ей прикажете делать? Как быть? Куда податься?
— Принеси что-нибудь пожрать, — сказала Маруська, внезапно успокаиваясь и снова откидываясь на диване. — И курева не забудь.
Амалия не сдвинулась с места.
— Что, так и будем сидеть? — рявкнула шлюха.
Вампирша ощутила знакомый приступ тошноты. «Проклятье, опять началось…». А ей следовало бы это предвидеть! Жажда крови особенно усиливалась после того, как Амалия входила в новое тело. Так было в склепе, когда она вошла в тело солдата, так было и после перехода в плоть Таисьи. Это значило, что приступы тошноты скоро усилятся, начнутся судороги, голову и грудь охватят огненные тиски… Если вовремя не напиться крови, то от боли она утратит над собой контроль, начнёт бросаться на всех встречных и неминуемо погибнет.
Она уже осмысленнее посмотрела на Маруську. Облизнула пересохшие губы. Какая сочная груда сала! Из неё можно надоить целое ведро крови…
Прикончить её прямо здесь, в комнате, — опасно. Толстуха может поднять крик, сбегутся соседи. Но даже если и удастся убить тихо, то куда девать труп? Копашевское жилище — проходной двор. Сюда в любую минуту может нагрянуть кто угодно. Этак Амалия снова окажется в роли травимого зайца…
Пошарив в памяти Копашева, она наткнулась на подвал. Оказывается, в этом доме, под лестницей, имеется вход в очень тёмный и грязный подвал. Лучшего места, где можно спрятать труп, нельзя и придумать. И с замком на подвальной двери проблем не будет: его подёргаешь — и разомкнётся…
Чудесно! Превосходно! Подвал — это то, что нужно! Итак, решено: убить толстуху одним метким ударом ножа, чтоб не пикнула, по-быстрому высосать кровь и перетащить труп в подвал.
Маруська перевернулась набок. Диванные пружины заскрипели под её тяжестью. Услышав этот скрип, Амалия поморщилась в досаде. Попробуй, перетащи этакую кобылу. Да и рискованно: в коридоре всё время ходят жильцы. Хотя можно разрезать труп и перенести его в подвал по частям… Но это хлопотно, долго и тоже рискованно…
В задумчивости вампирша запустила руку под рубаху и почесала нечистую копашевскую грудь. Под ноготь подвернулось какое-то насекомое. Вынув руку, Амалия разглядела прилипшую к пальцу вошь. Вошь! Какая мерзость!
— Что, так и будем сидеть, обалдуй? — раздражённо крикнула Маруська. — Ты учти, я на голодный желудок трахаться не буду!
И она, показывая своё презрение, принялась грызть семечки и нарочито громко сплёвывать шелуху на пол.
— Или, может, мне пойти к Гаврюхину? — заговорила она. — И пойду! Гаврюхин меня всегда угостит и закусить даст! Совсем не думаешь о своём несчастном бездомном пупсике…
— Думаю, — угрюмо ответила Амалия. — Вот сейчас я как раз о пупсике и думаю.
Приступы тошноты накатывали всё чаще, в голове мутнело, в пальцах начиналась дрожь. Ещё полчаса — и её всю начнёт трясти. Надо действовать без промедления!
Она встала.
— Идём, я тебе кое-что покажу.
— Это что ж ты мне хочешь показать?
— Сама увидишь.
— Темнишь, Димуля… — Маруська прищурилась.
— Это важно для нас обоих, — срывающимся голосом сказала Амалия.
Вампирша ещё сама не придумала толком, что именно она собиралась показать Маруське. Годился любой предлог, чтобы заманить её в подвал. «Скажу, клад нашёлся, — в отчаянии думала Амалия. — Золото замуровано в стене…»
Маруська смерила сожителя внимательным взглядом. Она уже давно обратила внимание, что вид у Копашева сегодня был какой-то не такой. Он казался взволнованным. Наверно, и правда что-то случилось.
— Что там у тебя? — заинтересовалась Маруська. — Говори сразу.
— Нет. Ты должна это увидеть.
Маруська вышла за Амалией в коридор. На счастье вампирши, он был безлюден. За его дверями кипела жизнь, слышались голоса ссорящихся жильцов, хрипел на всю мощь Высоцкий, заливался в плаче младенец. Какие-то люди были на кухне. Оттуда доносилась женская перебранка и накатывало запахом подгорающей рыбы. Но кухня была за углом, и они с Маруськой вышли из квартиры незамеченными.
Они прошли полутёмным вестибюлем и свернули к лестнице, ведущей на верхние этажи. Подвальная дверь находилась как раз под ней.
С улицы в подъезд вошла старуха, подозрительно покосилась на Копашева и его сожительницу и стала подниматься по лестнице.
Дождавшись, когда её шаги стихнут, Амалия подошла к подвальной двери. Сняла замок. За дверью царили темнота, сырость и вонь.
— Там крысы, я боюсь, — тоненько проверещала Маруська.
В другой раз при упоминании о крысах Амалия тоже струхнула бы, но сейчас ей было не до того. Она не могла думать ни о чём, кроме крови.
— Сейчас увидишь, что я нашёл… — зашептала она, проходя в подвал.
Одолеваемая любопытством, Маруська последовала за ней.
Память железнодорожника подсказала Амалии, где находится кнопка выключателя. Она щелкнула ею, и под потолком загорелась пыльная лампочка. Слабый круг света упал на середину просторного захламлённого помещения. Половину пола занимала лужа, которая, видимо, никогда не просыхала, поскольку через неё были переброшены доски. У стен громоздились пустые ящики, связки прутьев для мётел, сломанные стулья и ржавеющий дворницкий инструмент.
Амалия подошла к какому-то ящику и откинула с него крышку.
— Поди, — поманила она Маруську. — Взгляни сюда…
И принялась с таинственным видом разворачивать какую-то ветошь, лежавшую в ящике.
Маруська приблизилась, наклонилась над ящиком… Амалия уже еле сдерживалась. Жажда крови до того одолела её, что ещё пара минут, и она заколола бы Маруську и без этих глупых уловок.
Получив удар ножом по шее, Маруська захрипела, отпрянула с выпученными глазами, повалилась на пол и затряслась, в ужасе глядя на сожителя.
Амалия даже не стала добивать раненую. Она просто легла на неё, рукой прижав её голову к полу, и прильнула губами к ране. Возле сосущей кровь вампирши, привлечённая соблазнительным запахом, пробежала крыса. Амалия не замечала её…
Содрогания умирающей становились всё слабее, всё тише билось сердце в грудной клетке, и всё лучше, ублаготворённее чувствовала себя вампирша. Её эфирное тело быстро наполнялось энергией.
Насытившись, она оттащила труп в дальний угол подвала и забросала его ящиками и мусором. Потом, брезгливо фыркая, вымыла в луже лицо и руки.
Вернувшись в копашевскую комнату, она разыскала зеркало и, смотрясь в него, стёрла остатки крови с лица. Хмурая мужская физиономия, глядевшая на неё из зеркала, ей решительно не понравилась. Но делать нечего, придётся пока довольствоваться тем, что есть.
Она нашла в шкафу одежду почище и наскоро переоделась. В размышлении, куда бы податься, вышла на улицу. Время только перевалило за полдень, но из-за густой пелены облаков казалось, что уже поздний вечер. В ближайшем гастрономе кончался обеденный перерыв, и от его дверей, огибая лужи, тянулась длинная очередь. Амалия вовсе не собиралась вставать в неё, ей надо было только пройти сквозь эту толпу. Однако когда она вклинилась в неё, на неё зашипели, начали пихать руками, не давая проходу. Амалия огрызалась и лезла напролом. В этот момент, на её беду, закончился обеденный перерыв и раскрылись двери магазина. Народ гурьбой ломанулся к ним. Очередь сразу сбилась; Амалию повлекло с толпой.
Очутившись в магазине, она обнаружила, что на прилавках ничего нет, кроме уложенных ровными рядами пачек питьевой соды. Людей, однако, это нисколько не обескуражило. Народ сразу распределился в две очереди: одна встала к витрине, вторая к кассе. Амалия, которую притёрло к прилавку, озиралась с возрастающим интересом. Продавщица за прилавком, не обращая на толпу никакого внимания, уселась на табуретку, раскрыла журнал и погрузилась в чтение. Память Копашева подсказала ей, что если люди не расходятся, значит, в магазине сейчас что-то «выбросят». И правда, кругом переговаривались только об этом. Одни говорили, что завезли пшено, будут давать по пачке в руки, другие — что завезли кильки в томате, две банки в руки. Копашевское сознание воспринимало всё это как само собой разумеющееся, Амалию же окружающее повергало в недоумение и тревогу.
— Гражданин, вы за кем стояли? — какая-то женщина сзади стала довольно болезненно тыкать ей в спину пальцем.
— Я этого мужчину не видела в очереди, — вторила ей вторая.
— Пошёл отсюда, алкаш! — кричала третья уже на весь магазин.
Какой-то мужчина схватил графиню под локоть и потащил к дверям. Из магазина она вылетела после увесистого пинка, причём очередь, стоявшая на улице, встретила изгнание Амалии одобрительными выкриками.
Амалия, не оглядываясь, поспешила прочь. Но не прошла она и двух десятков метров, как возле неё очутилась женщина с сумкой.
— Потрошка говяжьи есть, селёдочка, баночные огурчики, — скороговоркой заговорила та, тревожно озираясь.
Через пару метров её оттёрла от Амалии другая женщина, помоложе:
— Гречка, шпроты, печенье, вино «Каберне»…
— Ах, отстаньте же вы от меня все, наконец! — заорала взбешенная вампирша и бросилась в сумерки ближайшего переулка, в котором, на её счастье, никаких магазинов не было.
«Странный народ, — подумала она, успокаиваясь. — Странный, удивительный город… Неужели так живут везде?»
Она холодела при мысли, что навсегда останется в этом жутком мире. Как не вовремя подвернулась ей возможность обрести плоть! Солдатику надо было попасться лет на сто раньше. Тогда уж точно жили лучше.