Двуспальный гроб (СИ)

Глава пятая, в которой Амалия, отчаявшись, использует палец

Под прикрытием кустарников вампирша добралась до утопавшего в бузине дощатого забора. Кругом не было ни души, и в замковых окнах не видно было ни одной физиономии. Похоже, Амалии удалось обмануть преследователей…

Свиристели кузнечики. Поднявшееся солнце вовсю пригревало мокрую после ночного ливня зелень. Пробираясь к забору сквозь ветви и перелезая через него, голая по пояс вампирша зябко ёжилась от брызгавшей на неё со всех сторон прохладной росы.

За забором стоял домик сторожа. Подкравшись к его окну, Амалия оглядела убогую внутренность комнаты. «Укромное местечко, — подумала она. — Здесь вряд ли догадаются меня искать…»

Когда беглянка подходила к крыльцу, на неё с лаем кинулся пёс, живший у сторожа. Вампирша полоснула его ножом. Собака заскулила, отбежала в сторону. Она уже не представляла опасности, но Амалия всё же догнала её и перерезала ей горло. Так-то будет лучше. Раненая собака могла обратить на себя внимание преследователей.

Собачий труп Амалия оттащила за дровяной штабель и забросала поленьями. Затем, оглядевшись, проскользнула в приоткрытую дверь сторожки.

В единственной комнате никого не было. Пахло подгоревшей рыбой, табаком и той специфической нечистотой, которой обычно несёт от хронических алкоголиков. Посредине громоздилась печь. Пыльный солнечный луч лежал на замызганной тумбочке и кровати с ветхой солдатской шинелью вместо одеяла. Спрятаться тут было решительно негде, и потому Амалия вскрикнула от восторга, увидев лестницу на чердак. Это то, что ей нужно!

На чердаке было пыльно и жарко, но только тут Амалия смогла наконец-то отдышаться. Тщательно закрыв за собой дощатую крышку люка, она выглянула в чердачное окно, откуда открывался вид на замок и его окрестности.

В ворота замка на полной скорости въехала грузовая машина и резко затормозила. Из неё посыпались солдаты. Некоторые остались возле машины, другие вошли в здание. На сторожку никто не обращал внимание.

Амалия наблюдала за этой суетой и думала о том, что, как только стемнеет, она уйдёт отсюда в незнакомый и так неприветливо встретивший её мир. А уж там, среди сотен тысяч существ из плоти и крови, она найдёт возможность покинуть тело солдата и перейти в какое-нибудь другое тело, ведь Амалия обладает секретом подобных перемещений… Тело Мелентьева перестало быть надёжным убежищем. Его ищут. Его ждёт кара. И если его убьют, то и Амалии настанет конец. Её духу придётся вернуться к старым костям и продолжать влачить безрадостное существование возле гроба. И неизвестно, сколько ещё пройдёт времени, пока в грозовую ночь судьба снова не пошлёт в её склеп человека…

Из дверей замка начали выносить носилки с трупами. Амалия скривилась в довольной усмешке. Всё-таки повезло ей с этими безмозглыми солдатушками. Всего пару часов пробыла она в человеческом облике, а крови натрескалась всласть.

Незаметно её сморил сон. Ей приснилась та, прежняя, погоня, толпы разъярённого мужичья, мельканье вил и топоров, оскаленные пасти собак. Их угрожающий лай с каждой минутой приближался. Нарастающее чувство тревоги заставило Амалию встряхнуться, вынырнуть из липкого омута сна. Выглянув в окно, она отпрянула в ужасе: вот они, собаки! Солдатушки оказались не такими уж безмозглыми! По её следу пустили собак!

Целую минуту Амалия беспомощно наблюдала, как овчарки, натягивая поводки, ведут преследователей к дому сторожа. Из оцепенения её вывел скрип открывшейся двери.

Что? Они уже тут? Амалия кинулась к люку и заглянула в щели. Нет, это пока ещё не солдаты. В дом входила полная белолицая женщина лет сорока, в цветастой косынке, с авоськой в руке.

Таисья, дочь сторожа, раз в неделю наведывалась из города к отцу, чтобы убраться в доме, наготовить еды, заменить бельё. Едва войдя, она принялась деловито расхаживать и по своей привычке думать вслух:

— Опять у них что-то неладное… В прошлое воскресенье драка была, милиция приезжала… И сегодня не слава богу, вон их сколько понаехало. Опять, небось, передрались спьяну…

Между тем овчарки неумолимо приближались. Они были уже в сотне метрах от забора, окружающего сторожку. Амалия в панике переходила от одного чердачного окна к другому. Местность за забором открытая, куда ни побежишь — всюду увидят…

— Сколько раз повторять одно и то же, — недовольно ворчала Таисья. — Убирай за собой, старый хрен, убирай… Поел — сразу вымой посуду, не оставляй на завтра… Живёт как в свинарнике…

Она осеклась, когда из чердака чуть ли не на голову ей спрыгнул голый по пояс солдат. Бледный, с безумно сверкающими глазами, весь перепачканный кровью, с ножом в руке, он напугал женщину до полусмерти. Из её рук выпала бутылка с молоком и покатилась по полу, расплёскивая содержимое.

— Ну! Лезь быстрей! — прохрипел солдат и махнул ножом в сторону чердака. — И не вздумай закричать, а то зарежу!

Она залопотала:

— Не погуби, миленький… У меня семья, ребёночек малый… Всё возьми, вот, на, всё, что у меня есть… Все деньги… Четыре рубля семьдесят две копейки…

— Деньги твои мне не надобны, — отрезал солдат. — Ты мне нужна как женщина. Хочу соединиться с тобой. Ясно тебе? Быстро лезь на чердак.

— Ага. Поняла, — закивала перепуганная Таисья. — Сделаемся, солдатик, сделаемся хорошо, ты не волнуйся…

На чердаке она сразу принялась снимать с себя платье. Амалия тем временем опустила крышку люка и надвинула на неё ящик с каким-то железным хламом. Крышку теперь так просто не открыть, хотя надежда на неё слабая. Она задержит преследователей в лучшем случае на несколько минут.

Она обернулась к Таисье. Голая толстая дебелая баба глядела на неё с заискивающей улыбкой. Амалия стянула с себя сапоги, сняла перепачканные кровью штаны. Топот преследователей и нетерпеливое сопенье собак слышались уже на крыльце…

Амалия вдруг опомнилась. Ведь она находится в мужской плоти всего несколько часов! В сущности, она ещё не успела толком осознать себя мужчиной, а уж о тех ощущениях, которые переживает мужчина во время полового акта, а главное — как он этот акт осуществляет, она знала слишком мало… Но времени соображать не было. Преследователи уже вошли в дом. Сейчас они поднимутся на чердак и всё пропало…

— Давай, солдатик, я готовая, — шептала Таисья.

Вампирша застонала от отчаяния. Что же делать?… Её эфирная сущность могла переместиться из тела солдата в тело этой пучеглазой бабы только в тот момент, когда бабу охватит оргазм. А довести её до оргазма, как хорошо знала Амалия, мог мужской половой орган, этот болтающийся отросток между мелентьевских ног. Отросток должен отвердеть. Но он почему-то не твердеет… Ну как, скажите на милость, заставить его отвердеть и войти в промежность этой гнусной бабы, которая ничего, кроме отвращения, не вызывает? А преследователи уже поднялись по чердачной лестнице, стучат снизу в люк…

— Он там, — раздался снаружи голос.

Амалия налегла на женщину, стеная и бессильно скрежеща зубами. Нет, ничего не получается…

Снизу доносились голоса. Преследователи совещались. Затем голоса стихли и прозвучала отрывочная команда. Солдаты готовились к штурму чердака.

А член всё не твердел! Видимо, к половому акту не располагали обстановка и душевное состояние Амалии. Одним словом, не было настроя. Да и откуда ему взяться, когда тебе грозит гибель?

И тут Амалию осенило. Ведь её указательный палец вполне способен заменить эту дряблую мужскую сосиску! Как она сразу не догадалась!

Вампирша так энергично приступила к делу, что уже через полминуты Таисья начала сладостно стонать. Амалия нащупала неприметный пупырышек в её половой щели, о котором она, как женщина, кое-что знала, и, водя по нему пальцем, заставила Таисью зареветь и изогнуться от страсти. В этот момент в крышку люка ударили с особенной силой. Ящик подскочил и опрокинулся.

Но два жёлтых огонька уже вылетели из глаз Мелентьева и вонзились в грудь Таисьи, исчезнув в ней. Таисьино тело вздрогнуло, как от болевого шока. А освободившийся от духа Амалии Мелентьев весь как-то сразу обмяк, голова его поникла.

Лишь через полминуты к нему вернулось сознание. Он очнулся — впервые с того момента, как грозовой ночью лишился чувств в склепе старого замка.

Первой его мыслью было: где я? Как я здесь оказался? С изумлением он обнаружил себя совершенно голым, лежащим на какой-то толстой, тоже голой, женщине… И помещение, в котором он находился, явно не было ни склепом и ни съёмочным павильоном… Оно больше походило на чердак.

Раздался ещё один мощный удар и крышка люка вылетела с треском. Из люка выскочили какие-то незнакомые Мелентьеву солдаты с автоматами наперевес.

— Он меня изнасиловал! Изнасиловал!.. — истерично заливалась толстуха.

«Спасена! О чудо, спасена!..» — мысленно ликовала Амалия и визжала ещё сильнее:

— Ка-ра-у-у-ул!..

Мелентьев в недоумении привстал. Его пальцы нащупали рукоятку обагрённого кровью ножа. Ничего не понимая, он поднял его.

Амалия замахала пухлыми таисьиными ручонками, завопила ещё истошнее:

— А-а-а! Он хочет меня зарезать!..

Прогремела автоматная очередь. Мелентьев, исхлёстанный десятком пуль, рухнул навзничь.

Вампирша задохнулась от восторга. Ей хотелось кричать, смеяться, петь, но она понимала, что всему этому пока не время. Сейчас она — несчастная жертва кровожадного насильника, и вести себя нужно соответственно.

Её губы жалобно поджались.

— Слава богу, — прохныкала она, — кончили разбойника. Уж так он меня напугал, так напугал.

— Как вы себя чувствуете? — участливо осведомился офицер. — Вы не ранены?

— О, не беспокойтесь, — Амалия, стыдливо прикрываясь ладошкой, поднялась с грязного пола.

— Чего уставились, охламоны? — Офицер обернулся к подчинённым. — Или не видите, что с женщиной несчастье? А ну-ка — кру-гом!

Солдаты отвернулись, и Амалия принялась торопливо натягивать на себя таисьино платье.