Двуспальный гроб (СИ)

Глава шестнадцатая, в которой Владислав передаёт юлиной матери записку и делает несколько страшных открытий

В эту минуту во дворе ирининого дома появился запыхавшийся Владислав. Он быстро шёл к подъезду, держа над собой раскрытый зонт. Внезапно он остановился: блеск молнии выхватил из полумрака набитую чем-то белую полиэтиленовую сумку. Она лежала под высоким деревом в двух шагах от дорожки, по которой шёл сыщик. Глянцевый бок сумки поливали дождевые струи.

Владислав несколько секунд медлил. Потом достал фонарик и направился к сумке.

… Несколько часов назад он вручил юлиной матери записку, которую нацарапала Амалия. В записке вампирша писала, что отправилась в Л., чтобы встретиться с учёным, который поможет ей поступить в московский институт.

Екатерина Петровна, и без того взволнованная необъяснимым исчезновением дочери, взволновалась ещё больше.

— Не верю, — убитым голосом повторяла она, расхаживая по кухне. — Какой учёный? Чушь какая-то… Случилось что-то недоброе, сердцем чую!

— Но это правда, — уверял её Владислав. — Я сам помог ей разыскать в Л. этого человека. Беспокоиться совершенно не стоит. С Юлей всё в порядке.

— Она мне ничего о нём не говорила. Она должна была хотя бы предупредить!

— Как — не говорила? Она сказала, что вы знаете.

— Не знаю я ничего! И ты мне тут будешь говорить, что нет причин для беспокойства! А вот это что? — Екатерина Петровна подошла к раковине и отодвинула стоявшее под ней помойное ведро, открыв ком грязной одежды. — Это шмотки её отца, моего бывшего мужа! Тут всё его, и его трусы, и майка, и даже штаны с пропуском в кармане!

Владислав насторожился.

— Когда вы это обнаружили?

— Вчера, сразу как вернулась с работы. По запаху его мерзкому нашла.

Сыщик в задумчивости закусил губу.

— Это действительно странно, — сказал он. — Вы знаете, я чувствовал запах этой одежды ещё когда сидел тут с Юлей… Это было накануне нашего отъезда в Л. Но тогда я не придал этому значения… Я просто решил, что незадолго до меня здесь был её отец… — Он помолчал, размышляя над ситуацией. Побарабанил пальцами по столу. — Пожалуй, эта одежда уже тогда могла находиться за ведром…

— Но откуда она взялась? — воскликнула Екатерина Петровна. — Он что — разделся до гола и так и ушёл отсюда — в чём мать родила?

— Напрашивается мысль, что внезапный отъезд Юли как-то связан с визитом её отца, — хмурясь, предположил Владислав. — Хотя объяснение может быть более прозаичным. Например, он оставил эти вещи для стирки, а пропуск случайно забыл в кармане.

— Никогда он своих вещей в стирку нам не оставлял! Такого отродясь не было! Да я бы и не взяла его барахло. Пусть его шлюхи обстирывают!

— Но тогда при чём здесь учёный?… — продолжал размышлять вслух будущий следователь. — Или Юля выдумала его как предлог для отъезда из Н.? Но, с другой стороны, учёный с такой феноменальной памятью действительно живёт в Л. Впрочем, это ровным счётом ни о чём не говорит. Юля могла прочесть о нём в газете. Ей нужен был предлог для поспешного отъезда, вот и всё. Одна ехать побоялась. И поэтому сказку про учёного, который поможет ей поступить в московский институт, она придумала специально для меня, чтоб я её сопровождал… Ну да, ей надо было срочно уехать из Н.! Срочно! Всё равно — куда. Лишь бы уехать… Наверняка это как-то связано с визитом её отца…

— Надо звонить в милицию, — Екатерина Петровна заплакала. — С Юлей стряслась беда. Она пропала, пропала…

— Не пропала она никуда. Сейчас она в Л., на квартире моего хорошего знакомого. И не случилось с ней ничего. Вот её адрес, можете поехать и поговорить с ней сами.

— И поеду! Сейчас же поеду! — Женщина засуетилась, набросила на плечи платок. — Только сначала зайду к этому бабнику Копашеву. Пусть заберёт своё шмотьё, а заодно скажет, что ему надо было от Юли.

— Я пойду с вами, — сказал сыщик.

— Конечно, вместе и пойдём. А потом едем в Л.!.. Ах, да, что ж это я. Давай-ка перекусим на дорогу. Ты ведь ко мне прямо с вокзала?

Во время еды Владислав несколько раз принимался сосредоточенно принюхиваться к чему-то. С его лица не сходило выражение озабоченности. Наконец спросил:

— Вы не чувствуете какого-то сладковатого запаха в квартире?

— Копашёвским барахлом пахнет, — ответила хозяйка. — Сейчас уберу его подальше.

— Да нет, не барахлом… Боюсь, Екатерина Петровна, я вам сейчас испорчу аппетит, но знаете что? Мне знаком этот запах. Я одно время работал в морге…

Женщина побледнела, отложила поднесённый ко рту кусок хлеба.

— Что ты такое говоришь! — воскликнула она и, помолчав немного, прибавила в испуге: — А запах, и правда, есть. По-моему, это тянет из вентиляционной трубы…

Владислав вышел в прихожую. Здесь запах особенно чувствовался. Осмотревшись, сыщик приблизился к шкафу.

— Что у вас тут?

— Ну, что… Пальто зимние, газеты старые…

Владислав отворил дверцу, отвёл в сторону висевшие на плечиках пальто и шарахнулся от неожиданности: из груды одежды вдруг высунулась голая бледная нога, скользнула вниз и глухо ударилась пяткой об пол. За ней высунулась вторая. И тут весь труп, приваленный к задней стенке шкафа, потерял устойчивость и начал вместе с ворохом газет сползать на пол.

Крик Екатерины Петровны перешёл в хрип и оборвался. Владислав едва успел подхватить её. Он всё же не смог удержать на руках плотную пожилую женщину; ему пришлось уложить её на пол чуть ли не рядом с трупом бывшего мужа.

Подавляя оторопь, сыщик бегло осмотрел тело Копашева. Бросались в глаза глубокая рана на шее и многочисленные синяки на груди, животе и плечах. Закончив осмотр, Владислав отволок бесчувственную женщину в комнату и уложил на кушетку. Протёр ей лицо мокрым полотенцем.

Минут двадцать потребовалось Екатерине Петровне, чтоб окончательно прийти в себя. Сыщик помог ей спуститься в квартиру этажом ниже, где жила её знакомая. Затем вернулся и ещё раз, более внимательно, осмотрел квартиру и труп.

Не приходилось сомневаться, что три дня назад тут разыгралась какая-то трагедия. Вызывало недоумение почти полное отсутствие пятен крови на трупе и на одежде Копашева. Не было их и на полу. Владислав задумался. Теперь ему было совершенно очевидно, что именно смерть отца заставила Юлю спешно бежать из Н. А не Юля ли, случаем, убила его? При всей невероятности этой версии сыщику пока не приходило на ум иного объяснения. Ведь если убил кто-то другой, то у Юли не было причин сбегать из дома. Обнаружив труп, она бы вызвала милицию, позвонила в «Скорую» — то есть, поступила бы так, как всякий на её месте…

И всё же Владислав ни минуты не сомневался в невиновности своей подруги. Слишком много странного, необычного было в этом убийстве. Начать хотя бы с того, что такой сильный и точный удар в шею, вызвавший мгновенную смерть, характерен для профессионала, понаторевшего в своём кровавом ремесле, но уж никак не для девчонки-школьницы. И потом — куда всё-таки девалась кровь?…

Из юлиной квартиры Владислав направился к жилищу её отца. Приближаясь к серому двухэтажному строению, он уже издали увидел у подъезда толпу людей и машину «Скорой помощи». В груди его защемило от зловещих предчувствий. Он беспрепятственно вошёл в подъезд, но у двери копашевской коммуналки стоял милиционер, не пропуская в неё посторонних. Ещё один маячил у двери в подвал. Сыщик успел как раз к выносу тела убитой Маруськи: подвальная дверь раскрылась и из неё в сопровождении милиционера вышли санитары, державшие носилки. Труп убитой был накрыт простынёй.

Носилки пронесли в полуметре от Владислава. В нос ему ударил трупный запах. Ясно, что тело пролежало в подвале не один день. Интересно, сколько конкретно? Может быть — три, как труп в юлиной квартире?…

Из разговоров в толпе Владислав узнал, что убили женщину. Одна словоохотливая старуха, жившая в этом же доме, утверждала, что убийца — Копашев из четвёртой квартиры, а убитая — его сожительница. Старуха будто бы видела собственными глазами, как кровожадный железнодорожник заманивал свою жертву в подвал.

— Когда это было? — спросил Владислав.

— Во вторник. Стало быть, три дня там пролежала, пока не нашли.

Три дня! Именно тогда Юля спешно сорвалась в Л.! У Владислава на лбу выступил пот. Час от часу не легче.

Старуха рассказывала, что Копашев был жильцом беспокойным, чуть ли не ежедневно устраивал скандалы, водил к себе всяких подозрительных женщин и алкашей.

— А зарезал он её не во время ссоры, нет, — говорила она, понизив голос. — Заранее всё обдумал, чтобы отвести от себя подозрения. Хитростью заманил в подвал, кровопийца. Я как раз проходила мимо, когда он её вёл туда. Рожа у него была такая злодейская, хитрая. Я сразу поняла: что-то задумал, ирод…

Электричка в Л. уходила через четверть часа, и Владиславу пришлось поторопиться. Он вышел из толпы и быстро зашагал к вокзалу.

Убийство сожительницы Копашева проливало новый, неожиданный свет на трагедию в юлиной квартире. Скорее всего, Копашев направился к Юле сразу после убийства своей подруги. Собственное преступление настолько его потрясло, что он повредился в уме и его охватила жажда новых убийств. Он шёл к своей бывшей жене, чтобы разделаться и с ней, а заодно и с дочерью. Но жены дома не было, а Юля сумела постоять за себя. В разыгравшейся драке она, защищаясь, нанесла смертельный удар ножом в шею…

И всё-таки здесь было что-то не то. По идее, после смерти отца Юля должна была нервничать, волноваться, места себе не находить от страха и беспокойства. А между тем она выглядела вполне нормально. Беззаботно смеялась, говорила о своём желании поступить в институт, об учёном, который может ей помочь… Сколько бы Владислав ни ломал голову над этим обстоятельством, он никак не мог найти для него удовлетворительного объяснения. Ведь не настолько же Юля бессердечна, чтоб смерть отца не произвела на неё решительно никакого впечатления!

Электричка доставила Владислава в Л. в девятом часу вечера. В квартире Алексея его ожидал ещё один страшный сюрприз: в ванной на кафельном полу лежал голый труп хозяина с перерезанным горлом. Тело было обескровлено; на полу крови практически не было, зато кровавые пятна оставались на дне ванны. Сходство с убийством Копашева было разительное, как будто здесь и там поработала одна и та же рука!

Мысли Владислава сбились. Сыщицкий раж слетел с него. Смерть — дикая, жуткая смерть шла за ним по пятам, опережала его, кружила рядом. Предположение, что и это убийство — дело рук Юли, даже не пришло ему в голову, настолько он был напуган и сбит с толку.

Не став осматривать квартиру, он выбежал на улицу. К этому времени стемнело. Над Л. простёрлась грозовая мгла. Отчаявшись остановить попутку, Владислав пешком направился к дому Синцевецкого. В пути его застигла гроза с ливнем и шквалистым ветром. Хлипкий зонтик оказался бесполезен: за несколько минут Владислав вымок до нитки. Ни один прохожий не встретился ему, ни одна машина не пропорола фарами завесу дождя. Город казался вымершим.

… В найденной сумке находилась мужская одежда, причём очень дорогая, заграничная. Куртка и джинсы были залиты кровью. На нагрудном кармане куртки Владислав разглядел красно-синюю надпись на английском языке и рисунок в виде расправленного крыла. Надпись с рисунком показались ему знакомы. Ну конечно, это куртка шведа, возлюбленного дочки Синцевецкого! И все остальные вещи, без сомнения, принадлежали ему.

Зонт в ослабевшей руке наклонился и ледяной ливень охладил разгорячённую голову сыщика. Какая-то мрачная, зловещая тайна преследовала его. Два трупа в Н., один в Л. Теперь ещё эта окровавленная одежда. А может, и шведа тоже убили?

Он поторопился отогнать эту догадку. Нет, конечно же, нет! Шведа, скорее всего, ранили при ограблении, потому и кровь на вещах. Его раздели догола и отпустили восвояси. Но почему неведомые грабители бросили сумку с вещами? Сумка явно была брошена, преступники и не думали прятать её. Хотя не исключено, что они рассчитывают ещё вернуться за ней — вечер-то тёмный, хлещет дождь. Кто её увидит в сумерках под деревом?

Владислав зашарил лучом фонарика по окрестным кустам и вскоре наткнулся на забрызганную кровью траву. Трава в этом месте была примята, и след, как будто волокли что-то тяжёлое, вёл к забору. Пройдя туда, Владислав обнаружил голый обезглавленный труп.

Полыхнувшие в разных частях грозового неба молнии несколько долгих секунд озаряли чудовищную находку. Труп был зверски обезображен. На груди, плечах и бёдрах виднелись следы от многочисленных ножевых ударов. На месте члена багровело кровавое пятно. Из вспоротого живота вытягивались кишки…

Войдя в вестибюль подъезда, Владислав остановился и долго прислушивался к тишине, нарушаемой раскатами грома. Тускло горела лампа, проливая обморочный свет на заплёванный пол и облупившиеся стены. В полумраке тонули перила и ступени лестницы, ведущей наверх. Сыщика пробирала дрожь. Он ни минуты не сомневался, что между убийствами Копашева, его сожительницы, Алексея и теперь этого иностранца есть прямая связь. Нити преступления сходились сюда, в этот дом, в сто тридцать восьмую квартиру. У Владислава не было никаких доказательств, подтверждавших эту мысль, но он и не искал их. Он просто знал, что это так и есть.

Внезапный шорох заставил его вздрогнуть и облиться ледяным потом. Шорох доносился справа. Готовый к отражению нападения или к бегству, он направил луч фонарика на мрачную яму, куда уводили ступени. Там, в глубине, находилась подвальная дверь…

Две крысы, встревоженные светом фонарика, прошмыгнули мимо него и скрылись в щели под батареей парового отопления.

Владислав приблизился к ступеням. Луч осветил подвальную дверь и пол перед ней. Владислав вскрикнул в испуге: у двери лежал ещё один труп!

Ноги сыщика одеревенели. Они словно двигались сами по себе, когда он одолевал дюжину ступенек, ведущих вниз. Фонарик дрожал в его руке и луч прыгал, не в состоянии сосредоточиться на страшном предмете. Наконец он замер, выхватив посинелое лицо, глубокую рану на шее, измазанную кровью синюю блузку. И тотчас погас — это Владислав выключил фонарик.

Там, в темноте, на грязном полу, лежала убитая Юля…