Двойник короля 17

Глава 8

Рванул к окну. Взгляд метнулся по сторонам, выискивая движение. Тело напряглось, готовое к действию.

Заметил её сразу: монголка карабкалась по стене дома напротив, цепляясь за выступы в обветшалой кладке. Пальцы находили малейшие щели, ноги уверенно упирались в почти незаметные выступы. Её тело изгибалось с неожиданной для шаманки гибкостью. Видимо, не одной магией сильна.

Чёрные волосы развевались за спиной, как вороново крыло. Одежда выделялась на фоне серой стены, делая её отличной мишенью. И она это понимала: движения были быстрыми, резкими, точно выверенными. Каждый новый захват, каждый подъём — ни единого лишнего действия.

Губы сами растянулись в усмешке. Забавное зрелище: как дикая кошка, загнанная в угол, ищет путь к спасению. Трогательно и бесполезно.

— Ах ты сучка неблагодарная! — хмыкнул я, не скрывая сарказм.

Воздух рассекло тонкое, едва различимое свистящее «вжух». Мозг зарегистрировал опасность раньше, чем глаза увидели летящие стрелы. Инстинкты, отточенные сотнями покушений, сработали мгновенно. Тело само отшатнулось, уходя с линии огня.

Несколько стрел попали в окно. Стекло разлетелось с противным звоном, осколки брызнули во все стороны, словно ледяные брызги. Одна стрела застряла в деревянной раме, воткнувшись так глубоко, что осталось видно только оперение. Другая пролетела через всю комнату и попала в противоположную стену, слегка подрагивая от напряжения.

И одна… в задницу шаманке.

Монголка дёрнулась, словно от удара хлыстом. Её тело изогнулось неестественной дугой. Пальцы судорожно впились в стену, но не удержались. Ноги соскользнули с опоры. На мгновение девушка повисла, держась лишь одной рукой.

Как же она запищала. Визг прорезал воздух — пронзительный, высокий, на грани ультразвука. В нём смешались боль, шок и унижение.

Успел пригнать паучка и приморозить шаманку к стене. Убежать от меня решила? Как наивно с её стороны. Не от меня надо бежать, а от стрел, которые превратили её зад в подушечку для иголок.

Выглянул ещё раз, оценивая ситуацию. Несколько стрел попали в окно. Внизу, во дворе, увидел группу всадников. Луки наготове, стрелы уже на тетиве, лица искажены яростью, глаза горят жаждой мести. Пятеро, нет, семеро. И это только те, кого я могу видеть из окна.

Вот же… Будет сложно, как всегда… Простые планы превращаются в смертельно опасные приключения. Жизнь дипломата, чтоб её! Но я не брошу шаманку, а то зря, что ли, лечил, спасал?

О, вон уже Жаслан и Бат с остальными. Как по команде, они выскочили и рванули к лошадям. Кто-то уже успел забраться в седло, другие ещё возились с поводьями.

Значит, вниз. Нужно вырваться из западни, пока не поздно. Теневой шаг. Так я ещё не делал — выход из окна. Мой опыт подсказывал, что идея рискованная. Высота приличная — примерно второй этаж по имперским меркам. При обычном прыжке можно переломать ноги, а потом спокойно умереть под градом стрел.

«Должно получиться красиво», — так думал вначале. Техника семьи Бах, не подведи меня. Нужно лишь увидеть точку назначения, сосредоточиться и…

Мир размылся. Ощущение невесомости, словно тело потеряло всякую связь с гравитацией.

Я схватил шаманку и дёрнул вниз. Пальцы вцепились в ледяную корку, покрывавшую одежду и кожу девушки. Рывок, и лёд треснул, разлетаясь сверкающими осколками. Её тело обмякло в моих руках, тёплое и удивительно лёгкое.

Приземлился и чуть к хренам ноги через горло не вышли. Удар отдался во всём теле от пят до макушки. Колени подогнулись, почти коснувшись земли. Позвоночник пронзила острая, режущая боль. В глазах на мгновение потемнело. Так лучше больше не делать. Техника требует доработки или просто не предназначена для подобных трюков.

Глянул на девушку. А? Почему она голая? Одежда приморожена. Там, на стене, висели жалкие остатки того, что ещё недавно было традиционным монгольским нарядом. А в моих руках — совершенно обнажённое женское тело.

Смуглая кожа, широкие бёдра, узкая талия, маленькая грудь с тёмными, почти бордовыми сосками, длинные ноги с тонкими щиколотками. В другой ситуации можно было бы оценить её красоту. Сейчас же это создавало лишние проблемы: голая женщина привлекает гораздо больше внимания, чем одетая.

Плевать! Стрелы уже летели в меня. Свист рассекаемого воздуха, мелькание тёмных силуэтов. Одна прошла в опасной близости от моего лица — почувствовал движение воздуха у самой щеки.

Теневой шаг к моей группе, снова рывок сквозь пространство. На руках — голая шаманка. Что-то новенькое, даже в моей богатой на приключения жизни такая ситуация — редкость.

— Сука! — сжал монголку сильнее.

Укусила, тварь такая. Её зубы впились в мою шею. Острая боль, словно от укуса змеи. Вот вообще у неё нет никакого понимания ситуации! Я тут жизнью рискую, спасая неблагодарную голую задницу, а она платит укусами.

Галбэрс, давай, мой боевой конь, не подведи. Бросил взгляд на своего скакуна: гнедой жеребец нервно перебирал ногами, чувствуя опасность. Умное животное.

Закинул шаманку на лошадь, словно мешок с зерном, — резкий взмах, и тело девушки взлетело в воздух. Она пыталась вырваться, изгибалась, словно дикая кошка.

Пальцы скрючились, стараясь достать до моих глаз, ногти целились в лицо, зубы щёлкали в опасной близости от руки. Кожа на её смуглом теле покрылась мурашками от холодного воздуха, мышцы напряглись в отчаянном сопротивлении. Но куда там — против меня у неё шансов нет. Одной рукой перехватил запястья, сжал с такой силой, что она зашипела от боли. Глаза сверкнули ненавистью — не просто злобой загнанного зверя, а глубокой, осознанной яростью человека, чью гордость растоптали.

Заскочил сам следом. Тело привычно взмыло в воздух, рука ухватилась за луку седла, нога нашла стремя. Мышцы спины напряглись от усилия, когда закрепился в седле. Галбэрс заплясал под нами, чувствуя двойную нагрузку.

Я чувствовал её голую спину, прижатую к моей груди, — горячую, влажную от холодного пота. Сердце монголки колотилось как безумное, я ощущал его стук даже сквозь пальцы. Частый, испуганный ритм, как у пойманной птицы. Пришпорил коня пятками — резко, грубо, без церемоний. И мы поскакали.

Город превратился в размытое пятно. Серые стены домов сливались в сплошную полосу. Воздух свистел в ушах, бил в лицо, выбивая слёзы из глаз. Запах гари, специй — всё смешалось в одну резкую волну, от которой перехватывало дыхание.

Стрелы летели с разных сторон, рассекая воздух с характерным свистом. Они вонзались в стены домов, в землю перед нами, в деревянные ставни. Каждый свист заставлял вжимать голову в плечи, инстинктивно пригибаться ниже к шее коня.

Мы петляли по узким улицам — то вправо, то влево, то снова вправо, без видимой системы. Сквозь проходные дворы, мимо испуганно шарахающихся прохожих, через лужи, разбрызгивая воду. Копыта Галбэрса высекали искры из булыжников, звук отражался от стен домов, создавая гулкое эхо, словно нас преследовала целая кавалерия.

Голая шаманка постоянно пыталась соскочить с лошади. Вёрткая, как угорь, она извивалась в моих руках, используя малейшее ослабление хватки. Её тело было скользким от пота, сильным и гибким. Локти врезались в мои рёбра, пятки били по ногам. Она даже умудрилась укусить меня за предплечье. Острые зубы порвали ткань рубахи и впились в кожу, словно у дикого зверя.

Одной рукой держал поводья, чувствуя, как ремни врезаются в ладонь до боли. Второй пытался удержать её, но не получалось. Тело скользкое, горячее, постоянно извивается. Под пальцами ощущал каждый напряжённый мускул, каждый позвонок, каждое ребро — девушка была жилистой.

На полном скаку достал из седельной сумки ремень. Кожаная полоса, потёртая, но прочная, упруго легла в ладонь. Зубами и свободной рукой обвязал запястья монголки, стянул так крепко, что она зашипела сквозь зубы. Привязал к седлу, пока конь нёсся галопом, а стрелы свистели над головой.

Получилось так, что её задница и всё, что дама предпочла бы скрыть, оказались прямо перед моим лицом. Не самый удобный способ путешествия, но лучше, чем позволить ей сбежать. Каждый скачок коня подбрасывал девушку, заставлял непроизвольно издавать короткий вздох — смесь боли, унижения и ярости.

Галбэрс нёсся вперёд, словно за ним гнались все демоны преисподней. Мышцы под блестящей от пота шкурой перекатывались, как стальные канаты.

За нами — погоня. Не просто топот копыт и звон оружия, а настоящая буря из звуков: крики, проклятия, свист стрел, ржание лошадей. Жаслан что-то кричал на монгольском — резкие, гортанные звуки, в которых даже без перевода угадывались отборные ругательства. Он выплёвывал слова, как пули, бросая их через плечо в сторону преследователей.

Монголы отстреливаются от монголов. Тетивы поют, стрелы уходят в цель. С обеих сторон крики боли — кого-то зацепило. Брызги крови на стенах домов, тёмные пятна на мостовой.

Люди разбегаются в стороны, прячутся в дверных проёмах, за повозками. Матери прижимают к себе детей, торговцы спешно закрывают лавки. А я с голой девкой несусь сквозь этот хаос. Вот тебе и дипломат, вот тебе и мирные переговоры. Плевать! Потом всё решу, уже придумал стратегию. Бужир и папаша ведь от меня ушли с головами на плечах. Я через паучков видел, как их заметили и что-то спросили.

Люди на улицах оборачивались, приоткрыв рты от удивления. Ещё бы, не каждый день видишь, как группа всадников мчится через город, стреляя друг в друга, а впереди — иностранец с голой девушкой.

Во всём виноват тот урод седой. Сука, такую кропотливую работу похерил!..

Свернули на широкую улицу. Перед нами раскинулась площадь — большая, открытая, идеальная для стрельбы. Монголы позади нас — около десятка. Считал их краем глаза, стараясь не оборачиваться полностью. Все с луками, стрелы уже на тетиве. Хватит одного залпа, чтобы превратить нас в подушечки для иголок.

Впереди городская стража пытается перекрыть путь. Выстраивают заграждение из телег и бочек, спешно устанавливают примитивный барьер. Видели, как мы приближаемся, и готовились встретить нас. Десять, может, пятнадцать человек — все с оружием.

Жаслан резко свернул в переулок, словно почувствовал мои мысли. Мы за ним — резкий поворот, от которого монголка на седле вскрикнула. Узкий проход между домами — едва ли шире плеч всадника. Каменные стены так близко, что колени задевали их при каждом движении коня. Еле протиснулись. Запах гнили, затхлости, нечистот ударил в нос. Шаманка всё ещё вырывалась, но уже не так активно. Понимала, что сейчас не лучшее время для побега.

— Не дёргайся, хуже будет! — крикнул ей, хотя понимал, что она не знает русский. Но тон, интонация — они ясны на любом языке. Командный, резкий голос, не терпящий возражений.

Вырвались на рыночную площадь — широкую, заполненную людьми и товарами. Торговцы разбегались с криками, опрокидывая лотки и повозки. Фрукты рассыпались по земле, превращаясь в кашу под копытами наших лошадей. Ткани взлетали, как разноцветные флаги, когда мы проносились мимо.

Жаслан и Бат скакали впереди, прокладывая путь. За нами — ещё семь всадников из нашей группы. Отстреливаются, кричат, размахивают саблями.

Впереди показались городские ворота — массивные, деревянные, окованные металлом. И их медленно закрывают… Сука! Тяжёлые створки двигаются навстречу друг другу, сужая проход с каждой секундой. Стража суетилась, натягивая огромные цепи.

— Не успеем! — крикнул Жаслан.

Успеем. Сосредоточился на магии. Сила потекла по каналам, собралась в ладонях. Знакомое ощущение — холод, покалывание, энергия, рвущаяся наружу. Кончики пальцев онемели, по коже побежали голубоватые искры. Воздух вокруг руки начал конденсироваться, превращаясь в мельчайшие кристаллики льда.

Выбросил руку вперёд — резкий, точный жест, словно метаю копьё. Шипы изо льда вырвались из земли прямо перед воротами. Голубовато-белые копья, пронзающие воздух, с хрустальным звоном выстреливающие из-под камней мостовой.

Стража кричала, пыталась увернуться. Глаза их были расширены от ужаса, движения панические. Поздно. Лёд пронзал тела, рвал плоть, разрывал мышцы и сухожилия. Красные брызги разметались на белом льду. Раз залп, два, три… На ногах никто не остался — только тела, корчащиеся в агонии, и растекающиеся лужи крови.

Ворота всё ещё закрывались — медленно, тяжело, неумолимо. Механизм был запущен, и даже смерть стражников не могла его остановить.

Мы нырнули в сужающийся проём. Жаслан первый — проскочил, как призрак, едва не задев плечом створку. Бат второй — пригнулся к шее коня, почти лёг на неё, чудом проскользнув в щель.

Я прижался к Галбэрсу, втянул живот, убрал локти к бокам. Мышцы напряглись до предела, лёгкие сжались, не давая вдохнуть.

Проскочили. Чувствовал, как створка задела плечо. Шаманка, привязанная к седлу, тоже протиснулась — ворота задели её обнажённую спину, оставив длинную царапину. Она вскрикнула — короткий, резкий звук, больше от неожиданности, чем от боли.

Остальные ринулись за нами. Топот копыт, хриплое дыхание лошадей и людей, звон оружия. Минус один — кого-то из наших зацепило копьём. Видел краем глаза, как тело падает с лошади. Кровь из пробитой груди била фонтаном, лицо застыло в гримасе удивления. Не успел даже закричать. Теперь нас девять вместе со мной и голозадой.

Погоня не отставала. Уже слышно топот десятков копыт позади. Шум нарастал — глухие удары о землю, смешанные с криками и свистом стрел. Нужно выиграть время, создать преграду, которую они не смогут легко преодолеть.

Сосредоточился на магии и сделал ледяную бурю. Потоки ледяных игл полетели назад, образуя стену между нами и преследователями. Тысячи кристаллов, острых, как бритва, несущихся с невероятной скоростью.

Заморозил ворота. Превратил их в глыбу льда — толстую, непрозрачную, переливающуюся в лучах солнца. Пусть попробуют открыть.

Магия высасывала силы, но адреналин компенсировал усталость. Тело горело, а разум оставался холодным, расчётливым. Не успокоился на этом. Из пространственного кольца выпустил пару десятков степных ползунов и песчаных змей. Твари с шипением устремились назад, к городу.

— Атаковать всех! — приказал мысленно, чувствуя, как команда проходит по невидимым нитям связи между мной и монстрами. — Кусать, травить, убивать!

Монстры растеклись по земле ядовитым потоком.

Галоп. Галбэрс летел, будто у него крылья выросли. Ветер свистел в ушах, земля сливалась в одну бесконечную полосу под копытами. Я даже в какой-то момент вырвался вперёд от всей группы.

Конь словно почувствовал мою решимость. Уже не пытался сбросить или ослушаться, а превратился в продолжение моей воли. Пришлось притормаживать — натянул поводья, заставляя скакуна сбавить темп.

Меня нагнали Бат и Жаслан. Лица покрыты пылью, глаза блестят от адреналина. Тяжело дышат, но держатся в седле крепко, уверенно.

— У них нет плана! — крикнул Жаслан, поравнявшись со мной. Ветер трепал его волосы, пот струился по лицу, смешиваясь с пылью. — Просто уходим!

Отлично… Мы свернули в сторону от основной дороги. Поскакали дальше — к холмам, едва различимым на горизонте.

Часов пять до самого вечера неслись без остановки. Кони выбивались из сил, пот стекал с их тел, превращая шерсть в мокрые сосульки. Бока ходили ходуном, втягивая и выпуская воздух с хрипом. Глаза тусклые, с красными прожилками — результат напряжения и усталости.

Галбэрс дышал тяжело, но держался лучше остальных. Я чувствовал его силу, его выносливость — не просто скакун, а настоящий боевой товарищ, способный выдержать испытания.

Когда уже ни хрена не видно было, когда солнце скрылось за горизонтом, а небо из голубого стало тёмно-синим, остановились у ручья. Место казалось безопасным. Заросли кустарника, небольшая низина, скрытая от посторонних глаз, журчание воды, заглушающее звуки нашего лагеря.

Монголы тут же кинулись поить и мыть лошадей. Смывали пот и пыль, осматривали копыта, шептали что-то успокаивающее на ухо своим скакунам. Предложили и мне. Ну как… Что-то говорили, указывали на моего скакуна, жестикулировали, проводили руками по воздуху, имитируя чистку.

Слез и отдал поводья одному из них. Ноги подгибались от усталости, мышцы спины и бёдер превратились в один сплошной комок боли. Долгая скачка сказывалась даже на моём тренированном теле.

Я снял шаманку с седла. Она уже не сопротивлялась так яростно — измотана дорогой, обожжена солнцем, истерзана верёвками. Но взгляд по-прежнему дикий, полный ненависти, словно пламя, которое невозможно погасить.

— Жаслан, скажи, чтобы они не пялились! — крикнул, заметив, как все монголы уставились на обнажённую девушку. Взгляды — жадные, оценивающие, не скрывающие интереса.

Монгол перевёл, рявкнул что-то резкое. Тут же все отвернулись, демонстративно занявшись своими делами.

Я глянул на свою шаманку. Тонкая талия, плоский живот, небольшой пушок внизу живота. Вся красная то ли от того, что лицом вниз ехала несколько часов, то ли от стыда. Но даже обнажённая, связанная, она держалась с достоинством. Спина прямая, подбородок приподнят, глаза смотрят прямо, не опуская взгляд, не показывая слабости. Стоит, зло глядит на меня. Губы поджаты в тонкую линию, руки сжаты в кулаки так, что побелели костяшки. Гордая, несмотря на положение. Может, потому что задница болит?

А вообще выходит, что я заботливый господин? Как бы она скакала с дырой в мягком месте? Получается, идеально её разместил. Вот только девушка, похоже, не оценила моей внимательности к её ране.

Достал из пространственного кольца одежду — ту, что давали нам в поселении Сухе. Простая, но чистая — рубаха из грубой ткани, штаны, подпоясанные верёвкой, короткий жилет. Кинул монголке. А она, дрянь такая, не поймала. Просто всё ударилось в неё и скользнуло вниз. Девушка стояла демонстративно, вызывающе, словно говоря: «Я лучше останусь голой, чем приму от тебя что-либо».

Что-то заговорила. Быстро, со злостью, будто извергая поток лавы. Фразы сыпались, как град, острые, колючие, ядовитые. Не понимал ни слова, но интонация говорила сама за себя — проклинает меня на чём свет стоит. Глаза сверкали, руки дрожали, каждый мускул тела выражал ненависть и презрение.

— Алтантуяа… — улыбнулся Жаслан, подходя ближе. Его глаза блестели от затаённого веселья, словно всё происходящее доставляло ему особое удовольствие. — Проклинает тебя. Взывает к духам с мольбами, чтобы её забрали. Она, дочь шамана Алага, а обесчестил какой-то чужак.

Надо же, какая драма. Будто я её не спасал, а наоборот. Только что уберёг от стрелы в заднице и неминуемой смерти.

— Скажи ей, чтобы заткнулась, оделась и привязала себя к тому дереву, — попросил я своего нового «друга», указав на старый дуб неподалёку. Ствол толстый, ветви раскидистые — идеальное место для того, чтобы держать пленницу.

Девушка услышала, сузила глаза, хотя, кажется, куда уже, и топнула ногой. Пыль взметнулась маленьким облачком. Что-то ответила — резкое, короткое, явно непристойное. Тон был таким, что даже без перевода стало ясно: это не просто отказ, а оскорбление.

— Тебе предложили запихать все свои просьбы в одно место, — улыбнулся Жаслан, ему, похоже, это нравилось. Глаза монгола искрились смехом, в уголках губ затаилась усмешка.

За нами может быть погоня, а он тут стоит развлекается. Весельчак, мать его… Эта девочка решила, что Изольда была страшной? Улыбнулся. Ведь проблема даже не в том, что она не понимает, кто её спас, а в том, что не осознаёт, насколько сейчас уязвима.

Морозные паучки появились за моей спиной. Сделал пасс руками, чтобы выглядело так, будто это я. На самом деле управляю мысленно, но зрелищность не помешает. Ладони очертили в воздухе сложную фигуру, пальцы двигались в странном, завораживающем танце. Глаза сосредоточенно сузились, брови сошлись на переносице в выражении глубокой концентрации.

Морозная паутина начала облеплять её тело. Тонкие серебристые нити появились из воздуха, словно соткались из ничего. Они двигались с разумной целеустремлённостью, оплетая шаманку. Сначала ноги, потом живот, грудь, руки — каждая нить при соприкосновении с кожей шипела и превращалась в тонкую ледяную корку.

Как и полагается джентльмену, скрыл все прелести девушки во льду. Тонкий, но прочный панцирь покрыл её от шеи до пят, переливающийся голубоватыми искрами в свете уже появившейся луны. Одну голову оставил свободной, и кляп в рот — ледяной шарик, заставивший её замолчать.

Глаза шаманки расширились от ужаса, губы начали синеть. И всё же даже сейчас, скованная льдом, с кляпом во рту, она не сломалась. Во взгляде плескалась ненависть, смешанная с чем-то ещё.

— Жду! — повернулся к Жаслану, давая понять, что пора обсудить наше положение.

Голос звучал спокойно, но в нём слышались стальные нотки. Я устал от выходок шаманки и не собираюсь больше тратить на неё время.

Жаслан отошёл от ледяной статуи с живой головой. Его глаза всё ещё блестели от сдерживаемого смеха, но лицо приняло серьёзное выражение. Момент забавы прошёл, пора заняться делами. Он опустился на корточки рядом со мной, понизив голос до шёпота.

— В город прибыл отряд, — начал монгол, машинально поглаживая рукоять кинжала на поясе. Мозолистые пальцы скользили по резной кости с привычной небрежностью. — Он прятался и ждал. Судя по тому, что я слышал, Бужир с отцом мертвы, и их убил ты.

— Нет, — помотал головой.

— Я так и понял, ты бы не возился иначе, — подмигнул мужик, и в этом промелькнуло нечто большее, чем простое понимание. Словно он оценил мой подход: зачем убивать, если можно использовать? — Попытаются на тебя всех собак повесить. Усложнить нам путь к Хунтайжи. Не думал, что так рано начнут действовать.

— Рад за тебя, — прервал его размышления.

Лицо осталось бесстрастным. Ночь не будет вечно скрывать нас, а погоня не стоит на месте.

— Дальнейшие действия? Какие варианты? Планы «А», «Б»?

— За нами послали братьев, — Жаслан понизил голос до хриплого шёпота, словно сами стены леса могли услышать. Глаза монгола стали серьёзными, взгляд — жёстким. — Но я видел, что ты сделал. Пару часов это нам выгадало. Сейчас направимся к столице через одно неприметное место.

— Какое? — интуиция моментально напряглась.

— Большое капище, — улыбнулся монгол. — Очень опасное. Никто никогда туда не сунется.

— Кроме шаманов, — добавил, внимательно наблюдая за реакцией.

— Кроме шаманов, — кивнул Жаслан. Его кадык дёрнулся, когда он сглотнул. — Будут искать нас на других путях. Поэтому день-два выиграем, а там дальше до столицы рукой подать. Раз, и мы на месте. Главное, чтобы шаманов туда не согнали. Но мы будем раньше.

Помассировал лицо. Кожа шершавая от пыли, щетина колется. Преследование, большое капище, призраки, шаманы. Хитрые планы — это не их конёк. Что может пойти не так? Скорее, вопрос в том, что пойдёт так…

— Что за старик? — задал следующий вопрос. Седой шаман, который всё испортил. Тот, кто видел моих паучков и зарубил Бужира с отцом одним магическим ударом.

— Наран, — Жаслан нахмурился, по его лицу пробежала тень. Брови сошлись на переносице, образуя глубокую вертикальную складку. — Он великий шаман, очень сильный, входит в десятку лучших нашей страны. У него своя школа есть, много шаманов под ним. Советник хана, близкий друг Хадаан-хатун.

Монгол перечислял регалии, а я мысленно составлял список угроз. Не просто старик, а влиятельная фигура при дворе. Вероятно, с личными интересами и амбициями. Человек, способный видеть невидимое и убивать одним движением руки.

— Если он тут… Русский, ты привлёк внимание, — закончил Жаслан.

— Очень горжусь этим моментом, — хмыкнул в ответ.

Итак, что мы имеем? Группа поредела. Бат и Жаслан вроде как на моей стороне. А они на моей стороне? Решил проверить. А чего ждать? Доверие — роскошь, которую я не могу себе позволить.

Из пространственного кольца появились иголочки правды.

— Пойдём! — приказал монголу.

Мы подошли к Бату. Движения неспешные, непринуждённые, словно просто хочу поговорить ближе. Раз, и оба получили от меня. Иголки вошли мягко, почти незаметно. Замерли. Тела напряглись, глаза широко раскрылись от неожиданного воздействия. Остальные монголы насторожились, их руки потянулись к оружию.

— Стоять! Не двигаться! Убью! — произнёс на ломаном монгольском.

Яд уже начал действовать. Бат стоит со стеклянными глазами, смотрит в пустоту. Зрачки расширились, закрыв почти всю радужку, дыхание стало поверхностным, редким. А вот на Жаслана… Мелочиться не стал и ещё воткнул парочку иголок. Одна вошла в шею, вторая — в предплечье, кожа в местах уколов побагровела, вздулась.

— Ты! Замышляешь ли против меня что-то? — спросил я, когда наконец-то сработало.

— Нет! — ответил Жаслан. Челюсть двигалась механически, губы едва шевелились.

— Хочешь предать, подставить, обмануть? — ещё вопрос. Краткий, точный, без возможности увильнуть или интерпретировать по-своему.

— Нет! — тот же механический ответ, лишённый интонаций. Лицо застыло маской, но глаза… Глаза оставались живыми, в них читался ужас от невозможности контролировать собственные слова.

— Капище правда лучшее решение? — следующий вопрос, самый важный. От ответа зависит наш дальнейший путь.

— Да! — отрезал Жаслан. Тело дёрнулось, словно в попытке сопротивления, но химия была сильнее воли.

— Задай те же вопросы Бату, — приказ, не терпящий возражений.

Жаслан спросил его на монгольском. Слова звучали так же безжизненно, как и на русском. Бат отвечал столь же механически — короткие, односложные фразы, лишённые эмоций.

Получил такие же ответы. Не врут. Сегодня я могу спать спокойно, относительно спокойно.

Вытащил иголки и тут же занялся лечением, параллельно следя за остальными. Мне не нужно, чтобы они вырубились, поэтому красная магия быстро привела их в состояние. Раны затянулись на глазах, кожа разгладилась, вернула нормальный цвет.

— Интересно… — тут же улыбнулся Жаслан. Взгляд снова стал осмысленным. Он потёр места уколов, словно не веря, что там ничего нет. — Хорошая штука. Дай мне.

— Губу закатай, — отрезал.

— Теперь веришь? — поднял бровь монгол.

— Нет, — хмыкнул.

Вера? Это очень редкая валюта, она у меня в дефиците. Очень выборочно ею расплачиваюсь. Доверяю только проверенным, и то не всегда. Слишком много раз предавали, обманывали, подставляли. Лучше лишняя проверка, чем нож в спину.

Монголы продолжили зачем-то мыть лошадей. Особенно тщательно, будто это какой-то ритуал.

Всё-таки сучка-рух очень не хочет, чтобы я доехал. Хорошо, что у неё мало информации обо мне, на кое-чём смогу сыграть. И нужно готовиться, что в столице будут проблемы, как и во дворце. Ожидаемо. Об этом потом, кое-какие задумки уже давно есть. Сейчас у нас путь через крайне неприятное место, но сначала пообщаюсь с моей голозадой шаманкой.

Подошёл к ней. Губы синие, зубы стучат от холода. Мелкая дрожь пробегала по телу, заключённому в ледяную оболочку. Ярость чуть отошла, остудил пыл в прямом и переносном смысле. Обморожения пока нет, но ещё немного, и начнутся. Не хотелось портить такой экземпляр.

Уточнил у Жаслана, сколько по времени у нас привал. Около часа. Ну, раз так, то воспользуемся с пользой. Нет смысла морозить источник информации, если он может быть полезен.

Мой переводчик оказался столь любезен, что тут же вызвался помочь. Жаслан явно ждал продолжения представления. Подошёл, потирая руки от предвкушения, глаза его блестели от любопытства.

— Спроси у неё, как мне научиться видеть духов и призраков? — начал с сути. — Потом интересует, как защититься. Простые базовые вещи, которые потребуются в ближайшее время.

Вытащил кляп. Сучка снова попыталась меня укусить. Шаманка фыркнула, что-то ответила — явно саркастично. Даже сейчас у неё сохранялась презрительная гримаса на лице. Монгол засмеялся и повернулся ко мне.

— Ты сорвал ей ритуал призыва руха, — улыбнулся Жаслан. Похоже, мужику нравится, как она препирается. Или интересно, что я сделаю в ответ. — Она лишилась сил, теперь обычная девушка. Из-за тебя чуть не умерла несколько раз. А ещё у неё болит… Как это по-вашему? А, задница! И от пыли всё чешется, пока ты вёз её голой через степь. Ты варвар! Чудовище! И лучше бы ты умер.

Всё равно свой характер показывает? В её положении? Либо смелая, либо глупая, или обе опции сразу. Впрочем, это даже вызывает некоторое уважение. Мало кто способен сохранять достоинство, будучи голым и закованным в лёд.

Попросил, чтобы монголы ушли в сторону. И если увижу, что кто-то наблюдает, а я это точно узнаю, то убью! Глаза сузились, голос стал холоднее льда. В этой угрозе не было пустого бахвальства.

Моим словам поверили и оставили меня одного с глыбой льда и монголкой в нём. Мужики отошли к своим лошадям, делая вид, что полностью поглощены уходом за животными, но я чувствовал их любопытные взгляды, украдкой брошенные через плечо.

Выдохнул и достал Веронику из пространственного кольца. Рыжеволосая красавица появилась будто из воздуха. Изумрудные глаза, пухлые губы, изящная фигура, совершенство форм, воплощённая грация — перевёртыш в своём лучшем обличье.

— Она! — указал на монголку. Жест вышел резким, повелительным. — Мне нужно, чтобы она была цела, здорова, отвечала на мои вопросы и учила.

Вероника посмотрела на шаманку. Изумрудные глаза сузились, словно у кошки, заметившей соперницу. В них мелькнуло что-то… Ревность?

— Эта та девка? — подняла бровь перевёртыш. Голос звучал обманчиво спокойно, но в нём угадывались нотки раздражения. — Она же умирала? Ты её спас? Она голая? Почему? Что ты с ней планировал сделать? Тебе мало женщин? У неё широкие бёдра! Хорошая мать…

— А? — поднял бровь, и мои глаза сверкнули. Удивление смешалось с раздражением.

Во всяком случае, я хотел, чтобы из них вырвались молнии. Может, так оно и выглядело, потому что Вероника тут же сжалась. Плечи опустились, голова склонилась, взгляд упёрся в землю.

— Простите, господин! — произнесла Вероника. Голос стал тише, покорнее. — Просто я и сестра… Нам сложно. А тут ещё одна соперница… Голая.

Да что с ними такое? Только появилась женщина, сразу ревность? Или это особенность перевёртышей?

— Выполнять! — махнул рукой и пошёл в ручей, где стояли лошади.

Сейчас не время разбираться в женских капризах, есть дела поважнее. Встал рядом с Галбэрсом. Величественный конь фыркнул, узнав меня. Я зачерпнул рукой воду и прошёлся по его телу, смывая пыль и пот.

— Почему с ними так сложно? — спросил своего боевого товарища.

Ответом было фырканье. Конь тряхнул гривой, словно говоря: «И не спрашивай, сам ничего не понимаю».

— Думаешь, из-за того, что они перевёртыши? — продолжал говорить, смывая пыль с мощной шеи скакуна.

Конь чуть дёрнулся, словно кивнул. На мгновение показалось, что в его глазах промелькнуло понимание, почти человеческое.

— Да я особо не выбирал, как-то само получилось. А потом раз, и они уже жёны, — продолжал говорить. В это время мозг анализировал и строил планы.

Стонов, криков не было. Услышал только, как лёд разломали, а потом… Вероника пришла с монголкой и давай помогать ей мыться.

Шаманка, освобождённая от ледяного плена, дрожала всем телом. Кожа покрылась гусиной кожей, губы синие от холода. Рыжеволосая держала её под локоть, помогая стоять. Ещё на меня так смотрит — то ли с вызовом, то ли с обидой. В изумрудных глазах читалось что-то сложное, многослойное — не просто эмоция, а целый комплекс чувств.

— Девушке нужно привести себя в порядок, — заявила она таким тоном, будто это я должен стыдиться своего поведения.

— Да пожалуйста. Минута на всё про всё, и пусть оденется, — ответил и вышел.

Будто я собираюсь пялиться на мокрую монголку. Да что я там не видел за несколько часов поездки, когда она задницей у моего лица светила?

Посмотрел на состояние нашего транспорта. Зрение отчётливо показывало, что, кроме Галбэрса, у остальных вид так себе. Загнали мы их. Должны были отдохнуть в городе, а вместо этого — бешеная скачка весь день. Лошади стояли, понурив головы. Бока ходили ходуном, втягивая и выпуская воздух с хрипом. Ноги дрожали от усталости. Не дотянут до капища, если не помочь.

Направился к монголам. Они хлопотали вокруг своих скакунов, растирая их тела соломой, проверяя копыта, шепча что-то.

— Вот! — протянул зелья — несколько флаконов с разноцветными жидкостями каждому. — Тут выносливость, лечилка и скорость. Разведите с водой и напоите всех.

Мой поступок оценили. Монголы переглянулись с неприкрытым удивлением, затем благодарно кивнули и ничего не сказали. Просто взяли и давай тут же заниматься делом — налили в деревянные плошки, развели водой из ручья.

Вернулся к девушкам. Шаманка стояла уже одетая и держалась за задницу. Лицо не такое надменное — морщится от боли. Гордость гордостью, а стрела в мягкое место — это неприятно в любой культуре. Вероника рядом, поддерживает её под локоть. Держит крепко, но аккуратно.

— Павел Александрович, вылечите, пожалуйста, её рану, — произнесла перевёртыш таким тоном, будто это я виноват, что в девку стрелу всадили.

В голосе звучало неприкрытое осуждение, словно лично приказал лучникам целиться в эту конкретную часть тела шаманки.

Кинул ей лечилку, стеклянный флакон описал в воздухе идеальную дугу. Шаманка поймала бутылёк одним ловким движением. Реакция у неё отменная даже после всего пережитого. Без колебаний спустила штаны и вылила зелье на рану. Скрипнула зубами, лицо скривилось, но не издала ни звука.

— Она благодарит вас за милость, — перевела Вероника, но в голосе прозвучало сомнение. Было очевидно, что шаманка не произнесла ничего подобного. Скорее всего, из её уст вылетели совсем другие слова.

Алтантуяа поправила одежду. Теперь она выглядела иначе — не дикая степнячка, а почти цивилизованная особа. Волосы уже не спутанные, заплетены в косу. Мокрые пряди блестели в лунном свете.

— Спроси у неё, действительно ли она потеряла свои силы, — обратился к Веронике.

Перевёртыш что-то сказала на монгольском. Получилось коряво — видимо, язык она знала не так хорошо, как хотелось бы. Слова звучали неуверенно, с неправильными ударениями и акцентом.

Алтантуяа ответила — сначала неохотно, потом разговорилась. Руками что-то показывала, прикасалась к груди, к вискам. Пальцы чертили в воздухе странные знаки, глаза то закрывались, то широко раскрывались.

Интересно, рядом с Вероникой она вдруг стала какой-то… мягче. Не такая колючая. Женская солидарность? Или простое облегчение от того, что рядом есть кто-то, кто говорит на её языке?

— Она сказала, что силы не исчезли полностью, — перевела Вероника. Голос звучал задумчиво, словно девушка пыталась осмыслить услышанное. — Просто… Как это сказать… Перевернулись? Нет, не то слово. Изменились. Ритуал был прерван в самой сложной точке. Она хотела призвать духа, а вместо этого сама почти стала им.

Интересно. Значит, прерванный ритуал изменил её способности, но не уничтожил их полностью. Может быть, это даже открыло новые возможности? Шаманка получила не то, к чему готовилась. Нужно будет разобраться.

— Спроси ещё раз, как видеть духов? — именно эта информация нужна мне сейчас больше всего.

Снова обмен репликами. Шаманка сперва отнекивалась — руки скрестила на груди, подбородок упрямо вздёрнут, взгляд холодный, как лёд. Но Вероника что-то сказала, и монголка вдруг сдалась. Плечи опустились, напряжение ушло из позы. Заговорила быстро, серьёзно, словно читала лекцию. Руки двигались в воздухе, рисуя невидимые символы, глаза стали отрешёнными, будто она смотрела не на нас, а сквозь.

— Нужно прикоснуться к своей душе и направить часть силы в глаза, — перевела Вероника. Её брови сошлись на переносице от усилия точно передать чужие слова. — Это… не совсем верный перевод. Она использует какие-то понятия, которых нет в вашем языке.

— А детали? — уточнил я. Слишком расплывчато, слишком абстрактно. Мне нужны конкретные инструкции, а не философские размышления. — Как именно прикоснуться к душе?

Вероника попыталась объяснить, но путалась в словах. Видно было, что ей сложно переводить шаманские термины.

Достал из кольца Елену — может, у неё получится лучше. Две головы лучше одной, особенно когда речь идёт о переводе сложных концепций. Девушка тоже попыталась. Говорили они лучше, чем переводили, — слишком много специфических терминов.

Шаманка становилась всё более эмоциональной, пытаясь донести свою мысль. Голос повышался, глаза сверкали. Перевёртыши хмурились, переглядывались, иногда просили повторить. Но суть я понял. Нужно заглянуть внутрь себя, найти источник силы — не магии, а именно силы души. Прикоснуться к нему сознанием — не физически, а ментально. И направить эту энергию в глаза, превратить обычное зрение в духовное.

Закрыл веки, сосредоточился. Дыхание замедлилось. Медленный вдох, ещё медленнее выдох. Сердце начало биться реже, ровнее. Звуки вокруг приглушились, словно кто-то постепенно убавлял громкость мира.

Внутри — пустота, темнота. Ничего. Только привычное ощущение магии, пульсирующей в источнике. Но это не то, что мне нужно сейчас. Шаманка говорила о чём-то другом — более глубоком, более фундаментальном.

Ещё попытка. Глубже. Искать. Погрузился дальше в себя, за пределы привычного восприятия. Оставил позади магический источник, продвигаясь вглубь собственного существа, словно спускался в колодец, не зная, что ждёт на дне.

Пустота, чёрная дыра. Ничего. Разочарование нарастало. Неужели у меня нет того, о чём говорила шаманка? Или я просто не умею искать правильно?

Снова попытка. Глубже, ещё глубже, за пределы физического тела, за границы разума, за рамки привычного восприятия. Отпустил все мысли, все желания, все страхи. Просто наблюдал, позволив сознанию свободно плыть в пустоте.

И вот… что-то, словно искра. Пульсирующий огонёк где-то очень глубоко. Не свет, но его предчувствие. Не тепло, но его обещание. Крошечная точка чего-то несомненно живого, несомненно моего. Душа? Не знаю. Но что-то очень близкое к тому, что описывала монголка.

Открыл глаза. Шаманка улыбается, точнее, прячет улыбку за маской покорности. Довольная дрянь. Её бы воля — скалилась бы сейчас во все зубы и смеялась над моими попытками.

Продолжил. Душа… Вот, с чем я не имел опыта обращения. Ладушки. Это не магия, не сила, не навык, а сама суть, сама основа существа. Не то, что имеешь, а то, чем являешься.

Погрузился глубже в себя, отсёк все внешние ощущения. Есть только я и эта искра внутри, всё остальное — иллюзия, наносное, временное.

Источник пульсирует — яркий, тёплый. И рядом что-то почти неуловимое, тоньше паутины, прозрачнее воздуха. Нить? Канал? Связь между телом и этой искрой, между временным и вечным. Хрупкая, почти неосязаемая, но несомненно существующая.

Мысленно прикоснулся к этому и попытался направить в глаза. Представил, как энергия поднимается, течёт по каналам, заполняет глазные яблоки. Не физический свет, а нечто иное. Чистое восприятие, способность видеть то, что скрыто от обычного зрения.

Поначалу ничего не происходило, только усталость накапливалась от напряжения, от концентрации. Но потом… Чуть ощутимое тепло в глазах. Лёгкое покалывание, словно от статического электричества. Вибрация, идущая изнутри, из глубины существа.

Открыл глаза. Мир изменился, он стал ещё ярче. Цвета насыщеннее, контуры чётче. В воздухе — крошечные световые частицы, похожие на пыль в солнечном луче. Они плавали вокруг, двигались по своим невидимым траекториям, пульсировали, меняли оттенки. Не физический свет, а нечто иное. Отражение невидимых энергий, невоспринимаемых обычным зрением.

Теперь я видел белый огонёк в перевёртышах и шаманке — маленькое пламя в центре груди. У Вероники и Елены — ярко-изумрудное, с золотыми искрами на краях, пульсирующее в такт сердцебиению. У Алтантуяи — золотистое, с красноватыми прожилками, словно жидкое пламя, заключённое в хрустальный сосуд.

Шаманка смотрела на меня, и её довольная ухмылка сползла. Лицо исказилось — шок, недоверие, страх. Она увидела изменение в моих глазах? Или почувствовала перемену в энергии? Открыла рот и что-то сказала. Голос дрожал от волнения, слова вылетали сбивчиво, путаясь друг с другом.

— Невозможно! — перевела перевёртыш. Вероника тоже выглядела потрясённой, хотя пыталась скрыть. — Этого не может быть. Я этому училась несколько лет.

Внутри ликовал. Видеть потусторонних тварей — первый шажок. Маленькая, но важная победа. Новое оружие в моём арсенале, новая способность в моём наборе. Пригодится на капище, пригодится в столице, пригодится везде, где есть невидимые угрозы и скрытые возможности.

— Как отогнать духов и призраков? — спросил я, пока шаманка не пришла в себя от удивления. Ковать железо, пока горячо. Использовать её шок, её неверие в мои способности.

— Нужен ритуал, — ответила она через Веронику. Голос уже более собранный, но всё ещё полный недоверия. — Быстро и просто не описать и не рассказать, его нужно показывать. Ты должен чувствовать связь.

— Русский! — крикнули с другого конца лагеря. — Нам пора!

Ладно, остальное потом. Вот капище будет, может, там потренируемся?

Мир через новое зрение выглядел фантастически. Каждая травинка светилась собственной жизнью, каждая капля воды в ручье — крошечной вселенной энергий. Деревья окружали ореолы света, уходящие высоко в небо. Камни пульсировали медленно, едва заметно — древняя, почти дремлющая сила. Вот только это дико утомляло — постоянно смотреть. Выдохнул и отключил способность.

Убрал девушек в кольцо. Взял за руку монголку, потянул за собой. Она не вырывалась, не сопротивлялась. Либо от усталости, либо поняла, что выбора нет.

Мы подошли к лошадям. Монголы уже седлали своих скакунов. Кони выглядели бодрее — зелья действовали.

Залезли на коней. Я помог шаманке забраться. Она села, держась за седло, а не за меня. Спина выпрямлена, тело напряжено — сохраняет дистанцию. Упрямая. Девушка демонстративно пыталась ко мне не прикасаться, словно я какой-то прокажённый. Гордая до неприличия. Но когда мы перешли на галоп, природа взяла своё — схватилась за мой живот. А сзади… Словно доска какая-то, никакой мягкости. Худая, жилистая, с мышцами. Ещё так шумно дышала в ухо.

Ночной переход. Лошади ускорились вдвое, и, судя по состоянию, им стало гораздо лучше. Теперь они буквально летели над землёй, копыта едва касались почвы. Жаслан с Батом приблизились ко мне.

— Что это за зелье? — спросил Жаслан, поравнявшись. В голосе звучало неприкрытое восхищение, почти благоговение. — Никогда такого не видел. Лошади будто заново родились!

— Секрет, — ответил коротко.

— У нас таких нет, — продолжил монгол. Глаза блестели от любопытства и жадности. — Отвары делают духовные целители и шаманы, но чтобы так… Это какая-то русская магия?

— Что-то вроде того, — кивнул. Пусть думают что хотят.

Лица монголов выражали искреннее восхищение. Мы продолжили наше «дружеское» общение. Оказывается, зелий из монстров у них нет. Да и откуда? В основном только призрачные твари. А шаманы и духовные лекари, или кто они там, занимаются отварами из трав и насыщением их силой духов.

— Продай нам! — предложил вдруг Бат через Жаслана, подъехав с другой стороны. Лицо его выражало нетерпение азартного торговца, учуявшего редкий товар. — Конь за одну бутылку.

— Нет.

— Два коня! — повысил ставку монгол. В голосе звучало отчаяние коллекционера, увидевшего редкую драгоценность.

— Моя сестра! — не выдержал Жаслан. — Молодая, красивая. Отдам за десять бутылок!

Они что, серьёзно? Торгуют сестрой ради зелий? Брови невольно поползли вверх от удивления. Культурные различия иногда поражают сильнее, чем любая магия.

— И моя сестра тоже! — подхватил Бат. — Две девушки! За двадцать бутылок. Представь: две молодые монголки в твоей юрте!

Я чуть не подавился от таких предложений. Да что с этими степняками? То же самое и с конями — никакой сентиментальности, чистая практичность. Женщины, лошади, оружие — всё имеет свою цену, всё может быть предметом торга.

— Поговорим в столице, — отрезал я.

Монголы переглянулись и рассмеялись. Для них это всё игра, торг, часть культуры.

Интересное качество у степняков. Когда мы ушли от преследования, они словно забыли про это. Сейчас вот тоже. Будто жизнь продолжается, и если повезёт завтра проснуться, то они планируют. Живут одним днём.

Наш темп был впечатляющим. Дорога, которую мы должны были преодолеть за девять часов, сократилась до четырёх благодаря зельям. Лунный свет озарял степь — видимость хорошая, можно скакать быстро. Серебристое сияние превращало траву в металлическое море, колышущееся под порывами ветра.

— Эй, русский! — окликнул меня Жаслан. Глаза его озорно блестели в лунном свете. — Ты в неё влюбился, да?

Я чуть не подавился.

— Чего? — вопрос застал врасплох, выбил из колеи привычных мыслей.

— Ну, ты её забрал себе, — пояснил монгол с широкой улыбкой. Зубы белели в полумраке, как у хищника. — У нас так мужчина делает, если собирается жениться. Спасал её. Словно у тебя нет жены и хочешь степную, сильную, независимую.

Алтантуяа за моей спиной напряглась. Почувствовал, как её тело бужто окаменело, дыхание сбилось с ритма.

Не стал объяснять мужикам, что с чем-чем, а с этим проблем нет. Я бы даже сказал, сложности от количества и потребностей каждой. Две жены-полумонстра, одна турчанка, ещё одной обещал жениться, а другая настоящий монстр тянет в свою серую зону, чтобы я убил её отца — короля-руха.

Монголы улыбались и подмигивали. Бат даже сказал про то, что от неё точно родится шаман, хоть она и потеряла силу. В голосе звучало одобрение, словно он давал благословение на этот воображаемый союз. У неё бёдра, видите ли, широкие — идеальные для рождения.

Послал их следить за дорогой. Ещё не хватало обсуждать потенциальное потомство… Жена? Достаточно женщин в моей жизни, особенно таких сложных и опасных.

Шаманка за спиной притихла, дыхание её стало ровнее. Спит? Голова тяжело опустилась мне на плечо. Руки расслабились, но всё ещё обнимали за живот.

Да, точно спит. Что-то бубнит во сне, почти неслышно. Волосы развевались на ветру, щекотали шею. Странное ощущение — боевая шаманка, которая хотела убить, мирно сопит у меня на плече.

На горизонте показалось что-то странное. Сначала думал, что лес. Потом понял: нет, не лес. Это… тысячи вертикальных предметов, торчащих из земли. Они вырисовывались из темноты, становясь всё более отчётливыми по мере нашего приближения.

Мы начали останавливаться. Лошади фыркали, переступали с ноги на ногу, не хотели идти дальше. Галбэрс прижимал уши к голове и мотал гривой, отказываясь двигаться.

Луна светила ярко, всё видно. Словно тут было поле битвы: тысячи палок воткнуты в землю. Тряпки, привязанные к ним, развевались на ветру — выцветшие, истлевшие, похожие на обрывки плоти, оставленные на солнце.

А под ними… десятки тысяч скелетов: кости, черепа, рёбра. Белые, чистые, будто отполированные, они тускло светились в лунном свете.

Некоторые скелеты сидели, опираясь на палки. Другие лежали, раскинув руки. Третьи словно застыли в движении — кто-то в прыжке, кто-то на коленях, кто-то с поднятыми в последней мольбе руками. А между ними — странные конструкции из костей, напоминающие алтари. Черепа, сложенные пирамидами, длинные кости, образующие причудливые узоры, позвонки, нанизанные на жилы, словно бусы.

И повсюду — предметы. Оружие, посуда, украшения — всё старое, ржавое, изъеденное временем, но расположенное с очевидной системой.

Алтантуяа проснулась. Я почувствовала изменения. Тело дёрнулось, словно от удара током, сон мгновенно слетел. Увидела капище и резко вцепилась в меня, пальцы впились в одежду. Она что-то шептала — быстро, сбивчиво, почти неслышно. Не молитва, но и не проклятие.

Попытался увидеть духов и призраков. Вспомнил, как это делается. Снова прикоснулся к искре внутри, направил энергию в глаза. Мир изменился — стал чётче, ярче, прозрачнее

— Твою мать… — выдохнул я, когда увидел.

По телу пробежал холодок. Кожа покрылась мурашками, мышцы напряглись, готовясь к бою. Инстинкты кричали об опасности, о необходимости немедленно уходить отсюда.

Монголы тем временем спрыгивали с лошадей. Жаслан что-то говорил, но я едва слышал его голос сквозь шум в ушах. Странное гудение, словно кто-то натянул струну между моими ушами и играл на ней невидимым смычком.

В глазах двоилось. Я видел обычный мир и мир духов одновременно, и мозг с трудом совмещал эти две реальности.

Тоже слез. Совсем забыл и в последний момент поймал монголку.

— Пойдём! — тут же заявил Жаслан. — Нам нужно успеть до утра.

— Ты уверен? — я спросил ещё раз, глядя туда.

— Нет, — улыбнулся монгол. — Но по-другому нам не выиграть время, чтобы оторваться от преследования.