Двойник короля 17

Глава 4

Мы смотрели друг на друга. Новые монголы сдерживали мою группу плотным кольцом. Их кони переступали с ноги на ногу, нервничали, чувствуя напряжение всадников, фыркали, выпуская облачка пара в прохладный воздух степи.

Глаза степняков — узкие и тёмные, как щели в крепостной стене, — изучали меня с настороженным любопытством. Каждый взгляд — оценка. Сила, угроза, добыча?.. Лица — кожа, натянутая на скулы, обветренная и потемневшая от солнца, — не выражали ничего, кроме спокойной уверенности. Каменные маски.

Мои пальцы непроизвольно сжались на рукояти меча. Знакомый холод металла коснулся ладони. Рефлекс. Мышцы напряглись сами собой, готовые к резкому движению.

В голове пронеслись десятки вариантов действий. Напасть первым — быстро, жёстко, пока не ожидают. Приказать Изольде атаковать. Она превратится в монстра за секунду. Выпустить морозных паучков… Каждый сценарий заканчивался кровью. Их кровью.

Скорее всего, так бы и поступил, будь на моём месте настоящий Павел Магинский в свои девятнадцать лет. Юнец, горячий и импульсивный, не умеющий просчитывать последствия дальше ближайшего часа. Рубануть сначала, подумать — уже потом. Молодая кровь.

Я же стоял и ждал. Холодный расчёт победил инстинкты. Дыхание ровное, пульс спокойный, контроль превыше всего. Не стоит забывать главное: я на дипломатической миссии. Хоть какой-то там принц желает встретиться, что на самом деле происходит, я не в курсе. И монарх этой империи — хан. Убивать его подданных без причины… неразумно.

Ветер принёс запах лошадиного пота, кожи, металла и чего-то кислого. Видимо, закваски, которую степняки всегда носят с собой.

Звуки тоже обострились, словно мир стал чётче: скрип сёдел под весом всадников, мягкое пофыркивание коней, уставших стоять на месте, тихое звяканье металлических украшений на сбруе при каждом движении.

Мозг анализировал всадников. Луки за спинами, сабли на поясах, доспехи лёгкие — кожа с металлическими вставками. Боевые кони, но не военные. Местная милиция, а не регулярная армия.

Лидер новых монголов подъехал ко мне ближе. Гнедой конь под ним, крепкий и низкорослый, тяжело дышал, раздувая ноздри. По возрасту мужику около двадцати шести лет. Напыщенный представитель местной «фауны» с гордо расправленными плечами. Типичный петушок, который считает себя главным в курятнике. Доспехи — слишком вычурные для обычной поездки — сверкали на солнце золотом и серебром. Накладки на груди, плечах и предплечьях украшены замысловатыми узорами — семейные знаки, возможно. Явно хотел произвести впечатление.

Заговорил со мной по-монгольски. Голос резкий, отрывистый, словно лающий. Слова выплёвывал, будто каждое было горьким на вкус.

Я внимательно слушал, стараясь уловить знакомые фразы или корни слов. Понял только обрывки: призраки, монстры, нападение и джунгары. Очень информативно, надо сказать.

Джунгары? Призраки? Что произошло до нашего прибытия в этих краях? Нападение монстров? Война между племенами? Не похоже на простую встречу путников в степи, слишком много эмоций в голосе, слишком напряжённые лица.

— Не понимаю, — ответил я на не самом чистом наречии степных народов.

Язык во рту казался деревянным, непослушным, а непривычные звуки требовали усилий. Слова выходили неуклюжими, словно я пытался говорить с набитым ртом. Акцент наверняка ужасный, но смысл должен быть понятен.

Кивнул на Изольду. Она держалась чуть позади нашей группы, в том месте, где её окружили новые всадники. Глаза опущены, плечи напряжены. Играет роль покорной наложницы. Заметил, как побелели костяшки на её руках, — сдерживается из последних сил. Ещё немного, и превращение начнётся само собой.

— Она переведёт, — блеснул своими заученными знаниями степного языка.

Слова вышли резче, чем хотелось. Мышцы шеи напряглись от усилия правильно произносить чужие гортанные звуки.

Неохотно, но пропустили девушку к нам. Лошади посторонились, всадники натянули поводья. Перевёртыш шла с гордо поднятой головой, не обращая внимания на пристальные взгляды. Спина прямая, как струна лука. Глаза — два тёмных омута, в которых невозможно прочесть ни страха, ни волнения. Королевская походка.

Когда оказалась рядом, то поклонилась, чтобы отыграть свою роль перед чужаками. Покорная наложница русского аристократа.

— Это Бужир багатур («герой, храбрый воин»), — начала женщина, переходя на наш язык.

Голос ровный, без эмоций, но я уловил едва заметную дрожь в интонации. Злится?

— Герой, храбрый воин. Он охраняет эти земли от набегов и разбойников, — продолжила Изольда.

— Павел Магинский, — представился я, глядя прямо в глаза монголу. — Хозяин земель, граничащих с вашей территорией. Еду с дипломатической миссией к хану.

Конь монгола дёрнулся, почувствовав, как хозяин сжал поводья крепче. Мышцы на руках всадника вздулись под кожей, жилы напряглись, словно канаты. Лицо его потемнело от прилива крови, глаза сузились ещё больше, превратившись в две щёлки. Что-то в моих словах его сильно задело. Возможно, упоминание о землях или о хане.

— Я не слышал о тебе, — это и сам понял из его речи. Остальное мне перевели позже. — Русских знаю. Империя ваша огромна, как небо над степью. Мы часто воевали с вами. Мой дед Тайша — владетель рода, глава крупной области — убивал много вашего брата в боях. И я не слышал, чтобы хан ждал кого-то, тем более самообъявленного русского князька. Что твой клочок земли против бескрайней степи?

Последние слова прозвучали с неприкрытым презрением. Его воины подались вперёд в сёдлах, ладони легли на рукояти сабель.

— И я не слышал о тебе, Бужир, — хмыкнул в ответ.

Почувствовал, как уголки губ дрогнули, растягиваясь в знакомую усмешку — холодную, презрительную. Ту самую, которая так раздражала врагов в прошлой жизни.

— Как и о твоём великом деде. Так, может быть, ты не тот, за кого себя выдаёшь?

Мои слова — идеальное зеркало его собственных сомнений. Уловка простая, но эффективная, особенно против тех, кто слишком высокого мнения о себе. Используешь логику противника против него самого.

Сколько же возмущения вспыхнуло на лице этого мужика. Рот приоткрылся от удивления, щёки залил ярко-красный румянец, брови взлетели вверх, к линии волос. Он явно не ожидал, что я использую его же аргументы против него. Словно ребёнок, который впервые столкнулся с тем, что игрушку отняли и дали по носу.

— Почему братья следуют за тобой? — спросил он, кивнув в сторону монголов из моей группы.

Молодец, взял себя в руки. Но всё равно ищет зацепку, способ подкопаться.

— Скорее, я за ними, — пожал плечами, демонстрируя полное равнодушие к его попыткам поймать меня в чём-то. — Цель я уже назвал. А что ты хочешь?

Рядом внезапно появился Жаслан. Он как-то умудрился вырваться из окружения монголов незаметно для них. Встал возле меня и начал говорить с этим Бужиром. Смотрел прямо в глаза местному аристократику, слова срывались с губ быстро, резко, как автоматные очереди.

Изольда тихо переводила суть их диалога. Голос её снизился до шёпота, чтобы не мешать говорящим.

Этот Бужир, как я понял сейчас, что-то типа хозяина нескольких деревень в округе. Местный феодал, крупная рыба в маленьком пруду. Считает себя очень важной птицей в прямом смысле этого слова. Монгол думает, что его род охраняет дух равнинного сокола — тотемное животное или что-то в этом роде.

В общем, обычный местный аристократик. И ему крайне не нравится, что наша группа ступила на его земли без спроса. Сейчас он требует с нас дань. Сука в прямом смысле этого слова. Чтобы мы ему заплатили за право находиться на земле? Типичный местный вымогатель, прикрывающийся «громким» титулом и древними традициями. Таких полно в любой стране, в любую эпоху. Мелкий феодальчик, который чувствует себя императором в границах своих владений.

Жаслан весьма грубо пытался объяснить монголу, что его род охраняет не гордый сокол, а жалкий воробей. И что земля вся принадлежит хану, а он и его род просто управляют ею по воле верховного правителя. Значит, каждый подданный империи может тут ходить без всяких поборов.

«Воробей вместо сокола» — оскорбление изящное и точное, бьющее прямо в гордость и самолюбие. Умеет охотник подбирать слова, чтобы больнее ужалить. И, что интересно, этот монгол как-то не сильно возмущался от подобной манеры разговора Жаслана. Плечи напряглись, челюсть сжалась, но он не хватался за оружие и не кричал от ярости. Похоже, какой-то авторитет у моего охотника тут есть. Возможно, военные заслуги или связи выше по иерархии, чем у этого Бужира.

Почему-то отряд Бата вёл себя достаточно сдержанно во время всей перепалки. Монголы стояли спокойно, без тени страха на лицах, оружие не трогали.

— Мои братья могут пройти по этой земле свободно! — заявил гордо местный аристократик, повысив голос. Звук стал резче, громче. Подбородок вздёрнут вверх, ноздри раздуваются от гнева. — А русский и его подстилка — нет!

Посмотрел на Изольду краем глаза. Она перевела честно, но при этом воткнула ногти в ладонь до крови. Причиняет себе боль, чтобы сдержать гнев и не начать превращение прямо здесь.

«Какой же ты идиот, — подумал я, глядя на самодовольного монгола. — Стоит этой даме потерять контроль, и от вас останется кровавый фарш, который будут доедать местные хищники. А души ваши точно никуда в хорошее не уйдут».

— Жаслан! — позвал я мужика спокойным, даже скучающим голосом. — Этот монгол сейчас оскорбил меня и мою наложницу?

— Да! — кивнул охотник с едва скрываемым удовольствиемГлаза сверкнули, как у хищника, почуявшего кровь в темноте. Предвкушение драки. — Я назвал тебя шакалом, питающимся падалью, а её — дешёвой проституткой, которая продаётся за медяки.

Посмотрел на перевёртыша, и та молча кивнула. Тонкая морщинка пролегла между идеальных бровей — единственный признак сильного волнения на безупречном лице. Молодец какая… Упустила часть деталей в переводе и смягчила формулировки. Не узнаю Изольду — стала такой покорной и спокойной в последнее время. Раньше бы уже начала трансформацию от гнева, сейчас держит себя в руках железной волей. Определённый прогресс в самоконтроле.

— Как я могу законно сломать ему нос? — спросил, поглаживая рукоять меча кончиками пальцев. — Так, чтобы ко мне не было претензий от местных властей и мы смогли спокойно продолжить путь. Желательно, чтобы потом не пришлось убивать их всех подчистую.

Не хотелось устраивать бойню без особой нужды. Слишком просто, слишком грубо и не в моём духе. Нужно умное решение, соответствующее местным обычаям и традициям. Дабы и волки были сыты, и овцы целы.

Жаслан улыбнулся широко, с явным удовольствием. Губы растянулись, обнажая крепкие зубы, но глаза остались холодными и оценивающими.

— Плюнь на его коня, — предложил мужик с нескрываемым азартом. — Это будет вызов на поединок по степным законам. Он оскорбил тебя и твою женщину первым, теперь ты его. Если откажется сражаться — будет считаться трусом. Это бой чести, никто не скажет против тебя ни слова.

Изольда быстро объяснила мне детали, что это древний обычай степняков, старый, как сама степь. Лошадь для монгола — продолжение всадника, его вторая половина, душа и тело одновременно. Оскорбить коня — всё равно что плюнуть в лицо самому монголу. Смертельный позор, который можно смыть только кровью.

Плеваться? Не мой стиль вообще-то. Слишком грубо, слишком… примитивно для человека моего воспитания. Есть способы гораздо элегантнее и эффективнее.

Активировал магию одним мысленным импульсом. Направил поток силы, сосредоточившись на точке прямо под копытами вражеского животного. Ледяные иглы — острые, голубоватые, словно вылепленные из чистого хрусталя, — прорвались сквозь твёрдую землю в мгновение ока. Под передними копытами коня Бужира выросли ледяные шипы длиной с палец. Они росли и удлинялись. Не настолько, чтобы серьёзно ранить животное, но достаточно, чтобы испугать его до полусмерти.

Итог получился шумным, громким и очень выразительным. Конь заржал от ужаса, встал на дыбы. Бужир, не ожидавший подвоха, потерял равновесие, упал из седла на твёрдую землю, как мешок с зерном.

Смех вырвался из моей груди — искренний и громкий. Бужир распластался на земле неуклюже и болезненно. Доспехи звякнули о камни, пыль поднялась серым облачком вокруг упавшего тела. Лицо его, перекошенное от удивления и острой боли, стало красным, как спелая свекла. Кажется, при падении он сильно прикусил язык — по подбородку медленно текла тонкая струйка ярко-красной крови.

— Монгол, который не умеет управлять собственной лошадью, — хмыкнул я, глядя сверху вниз на поверженного «сокола». — Позор твоему великому деду и всему твоему роду.

Слова прозвучали как окончательный приговор. Простые, но бьющие точно в цель. Неумение держаться в седле для степняка — всё равно что для рыцаря не уметь держать меч или для птицы не уметь летать. Мои фразы медленно перевели для местного аристократика. Изольда говорила отчётливо, словно вбивая каждое слово железным гвоздем в его гордость. Удовольствие от справедливой мести слышалось в каждом произнесённом слоге.

Бужир вскочил на ноги, как ужаленный. Глазки узкие, злые, весь красный от стыда и ярости, что-то там кричит на своём языке, словно разъярённая ворона каркает. Руки трясутся от бешенства, брызги слюны летят изо рта при каждом слове. Настоящая истерика взрослого мужчины.

Демонстративно зевнул, внимательно слушая разгневанного собеседника. Прикрыл рот рукой, изображая скуку. Пусть видит, что его злость для меня не страшнее комариного писка летней ночью. Кто я такой, чтобы прерывать «великого хозяина» этих земель в праведном гневе?

— Бужир вызывает тебя на честный поединок! — переводил Жаслан, скалясь от удовольствия. Глаза горели неприкрытым азартом предстоящего зрелища. — Прямо здесь и сейчас, при всех свидетелях. Если ты выиграешь, то он позволит всем нам проехать через его земли без всяких поборов. Если проиграешь, то отдашь свою наложницу ему в качестве трофея. Говорит, его воины давно не развлекались с русскими женщинами.

Последние слова монгол произнёс тише, словно не хотел, чтобы Изольда услышала подробности. Но она стояла рядом, каждый мускул перевёртыша напряжён, как тетива натянутого лука. Слышит всё прекрасно.

— Губу пусть закатает! — посмотрел холодно на зарвавшегося монгола.

Ярость прокатилась по венам ледяной волной, но лицо не тронула. Полный контроль над эмоциями.

— Я не ставлю своих людей в азартных спорах или поединках. Никогда и ни за что. Если проиграю тебе, то… отрублю себе правую руку мечом.

Высокая ставка, наглядно демонстрирующая мою полную уверенность в победе.

Как я понял по лицу, встречное предложение вполне устроило местного аристократика. Он осклабился, словно уже видел меня безруким калекой, просящим милостыню. Его воины переглянулись между собой, на лицах появилось предвкушение кровавого зрелища.

«Вот почему всегда приходится решать вопросы через грубую силу? — мысленно вздохнул я. — Попроси денег за проезд вежливо, я бы дал, чтобы не тратить драгоценное время. Чему-чему, а уважать чужие традиции и обычаи меня пытались научить с детства».

Но пацан решил, что может безнаказанно оскорблять моих людей. А вот это уже серьёзный перебор. Про себя лично я бы, возможно, не отреагировал так остро. Столько разного дерьма наслушался в прошлой жизни от завистников и врагов, что научился пропускать оскорбления мимо ушей. Идиотов и законченных дураков в этом мире, как и плохих дорог, слишком много, чтобы на каждого реагировать. Но никто не смеет трогать тех, кто под моей защитой. Это принцип, от которого я не отступлю.

— Русский, — обратился ко мне Жаслан тихим голосом, предназначенным только для моих ушей. Подошёл вплотную, словно делился государственной тайной. В глазах читалась напряжённость, которой раньше не было. — Нам нужно попасть в его деревню.

— Зачем? — я поднял бровь, не скрывая подозрительности.

Новый поворот событий? Что-то явно не договаривает степной охотник. Слишком много случайностей за один день: сначала встреча с этим Бужиром, теперь внезапная необходимость посетить именно его деревню.

— Ладно, мне нужно, — улыбнулся монгол с вымученной откровенностью.

Улыбка эта не коснулась глаз — они остались настороженными, оценивающими каждую мою реакцию. Как у игрока в карты, который пытается скрыть плохую руку.

— Удачи, — пожал плечами с демонстративным безразличием.

Лучший способ заставить человека раскрыть карты — показать, что тебе всё равно.

— Послушай, Павел, — голос Жаслана стал мягче, почти умоляющим. Он наклонился ближе. — Нам действительно нужно попасть в ту деревню. Там живёт человек, который скажет, как ехать твоей группе дальше безопасно. Или ты думаешь, что тебя с распростёртыми объятиями ждут в столице империи? Все пути, все маршруты под контролем хана, и пока он готовится к войне с тобой… с твоей страной.

— Ещё тебе туда очень нужно, — хмыкнул, внимательно наблюдая за его реакцией. — Ладно, допустим, я поверил. Дальше что?

— Не убивай его, — кивнул он на Бужира, который поднимался с земли. Глаза серьёзные, почти умоляющие. В них читалась искренняя тревога. — Это правда сыночек очень важного человека в империи. Если отпрыск погибнет от руки русского… Объявит на тебя кровную охоту. И это серьёзно усложнит всё твоё предприятие.

Политика. Всегда проклятая политика. Сынок влиятельной шишки, играющий во властителя в глуши. Типичная история, повторяющаяся во всех странах и во все времена: папенька даёт деньги и титул, сынок воображает себя великим воином.

— Боишься? — улыбнулся, намеренно провоцируя.

Хотел увидеть настоящую реакцию, проверить характер этого человека. Страх или гордость возьмут верх?

— Следи за языком, русский, — прорвались монгольские нотки в речи Жаслана.

Голос стал жёстче, резче. Глаза сузились до щёлок, скулы заострились. Маска цивилизованности слетела на мгновение, показав истинную натуру степного воина.

— Я никого не боюсь. Никого и никогда, — заявил он.

Гордость — ещё один универсальный язык, понятный всем мужчинам, независимо от национальности или воспитания. Кнопка, на которую можно нажать в любой момент.

Не стал его переубеждать или дразнить дальше.

Изольда зачем-то ещё раз поклонилась мне. Движение грациозное, выверенное до мелочей, словно танцевальное па в исполнении мастера. Играет роль покорной наложницы или искренне благодарит за защиту от оскорблений? С ней никогда не угадаешь.

Бужир тем временем слез с коня и начал снимать свои вычурные доспехи. Монголы из моей группы улыбались, наблюдая за процессом: уголки губ приподняты, глаза сверкают плохо скрываемым весельем. Как я понял по их реакции, эти доспехи надевают на настоящую войну, а не для увеселительных прогулок по степи. Но местному аристократику нужно было выделиться среди серой массы. Напыщенный идиот, купающийся в лучах собственной воображаемой важности.

Пришлось ждать, пока ему помогут снять всё это железное великолепие. Его же люди расстёгивали бесчисленные завязки, шнурки, пряжки и застёжки. Каждую деталь доспеха снимали с церемонностью, достойной королевского облачения. Театр, одним словом.

«Сколько времени тратится на пустые ритуалы», — мысленно вздохнул. Эффективность против показухи. Практичность против позёрства.

Наконец, мы встали друг напротив друга на импровизированной арене. Солнце нещадно било в глаза, заставляя щуриться и морщить лоб. Под ногами — жёсткая степная трава, кое-где торчали острые камни

«Опасный» противник оказался мне по грудь ростом, и сейчас он это остро осознал. Глаза расширились, когда монгол оценил реальную разницу в габаритах. Он даже пытался встать на носочки украдкой, чтобы казаться выше и внушительнее. Жалкое зрелище, если бы не было так забавно наблюдать.

— Бой на мечах до первой крови! — торжественно огласил правила Жаслан.

Голос его звучал официально, словно он был церемониймейстером на королевском турнире, а не в степной глуши.

«Мне бы сейчас спокойно проанализировать всё, что произошло на том проклятом капище, а не возиться с заносчивым недорослем, — раздражённо подумал я. — Но что есть, то есть».

Достал свой боевой кинжал, чем немедленно вызвал довольные улыбки на лицах зрителей. Лезвие сверкнуло на солнце — короткое, но смертоносное. Сталь была отполирована до зеркального блеска, каждая грань заточена до бритвенной остроты.

Бужир громко засмеялся при виде моего оружия. Звук был резкий, неприятный, похожий на карканье вороны над падалью.

— Только русский дурак мог достать детское оружие для серьёзной схватки! — перевели мне его слова.

Он демонстративно крутил свой длинный меч, выписывая в воздухе сложные восьмёрки, — показуха навыка и силы для впечатления публики. Металл свистел, рассекая воздух.

Я молча кивнул в ответ. Ну что ж, посмотрим, насколько моё оружие детское в умелых руках. Дело не в длине лезвия, а в мастерстве руки, которая его держит.

Мы разошлись друг от друга на десять широких шагов. Монголы обоих отрядов встали плотным кольцом вокруг нас. Моя группа и люди этого заносчивого засранца — живая арена для предстоящего кровавого спектакля.

Поманил Бужира указательным пальцем — универсальная провокация, приглашение к танцу, демонстрация полной уверенности в исходе.

Бужир клюнул на это мгновенно и атаковал первым. Бросился вперёд, словно разъярённый степной бык. Меч в его руках свистнул, рассекая воздух серебристой дугой. Остриё нацелено точно в центр моей груди — удар на поражение. А как же до первой крови? Или это только меня касается?

Один лёгкий шаг в сторону — непринуждённый, словно в вальсе. Клинок прошёл в миллиметрах от моего левого плеча, едва не коснувшись ткани рубахи. Я ощутил движение воздуха на коже, услышал злобный свист закалённой стали.

Монгол мгновенно развернулся на месте, перехватил меч обеими руками для большей силы. Удар сверху вниз — мощный, способный расколоть череп, как орех. Я спокойно отшагнул влево, и клинок с глухим звуком вошёл в твёрдую землю, подняв облачко пыли и мелких острых камней.

Бужир выдернул застрявшее оружие из почвы одним резким рывком. Мышцы на его предплечьях вздулись тугими канатами под кожей. Глаза горели неукротимой яростью и предвкушением крови врага.

Следующий удар — горизонтальный размах на уровне живота. Смертельный, способный рассечь человека пополам, как соломенное чучело. Снова уклонился без особых усилий, позволив лезвию со свистом пронзить пустой воздух в сантиметрах от моего тела.

Третий удар, четвёртый, пятый… Бужир атаковал безостановочно, словно заведённый механизм, — регулярно, ритмично, с постоянной силой и скоростью. Его боевая стойка была технически правильной, движения отработаны до полного автоматизма. Определённо не новичок с мечом в руках. Но в глазах с каждой моей лёгкой увёрткой всё яснее читалась растущая неуверенность. Он привык сражаться с противниками, которые блокируют удары, парируют их силой, отбивают клинок в открытую. А я просто не оказывался там, куда он целился.

В его расширенных глазах плескалось острое непонимание происходящего. Удары становились всё яростнее, размашистее, но и беспорядочнее одновременно, уже не столь точные и выверенные. Дыхание сбилось, стало рваным. На лбу выступил крупный пот, который тёк ручьями, капли заливали глаза, мешали сосредоточиться.

— Трус! — выкрикнул он гортанно, когда я в очередной раз ушёл от смертоносного удара. — Сражайся по-мужски!

Перевод не требовался. Смысл был ясен по злобно искажённому лицу, по срывающейся интонации. Монголы вокруг загудели одобрительно, некоторые закивали — публике явно не хватает зрелищности и крови. Усмехнулся холодно. Что ж, дадим уважаемым зрителям настоящее шоу.

Следующий его удар — диагональный, сверху вниз, от правого плеча к левому бедру — встретил уже не пустоту, а звонкую сталь. Мой короткий кинжал принял на себя всю мощь атаки противника. Звон металла о металл разрезал степной воздух, как гром. Искры брызнули во все стороны от столкновения закалённых лезвий. Бужир замер на долгое мгновение, поражённый неожиданностью. Его рука болезненно дрогнула от сильной вибрации.

Отбил второй удар, третий, четвёртый, пятый… Теперь уже не уклонялся вовсе, а методично парировал каждую атаку. Кинжал в моей руке двигался, словно живое разумное существо, а не просто кусок заточенного металла. Каждый раз лезвие оказывалось именно там, где было нужно, чтобы заблокировать смертельную атаку.

Лицо Бужира исказилось от бешеной ярости и полного непонимания. Как короткий кинжал может успешно противостоять длинному мечу? Почему этот проклятый русский до сих пор не падает наземь, рассечённый надвое?

Монголы вокруг притихли, словно воды в рот набрали. Напряжённые шёпотки пробежали по рядам зрителей, кто-то тихо присвистнул от искреннего удивления. В их тёмных глазах появилось новое чувство.

После очередного удара, который я заблокировал с лёгкостью фокусника, посмотрел на монголов из своей группы и едва заметно кивнул. Они мгновенно поняли безмолвный сигнал. Время показать зрителям, на что я действительно способен. Теперь к каждому блоку стал добавлять молниеносную контратаку. Бужир атаковал мечом, я парировал кинжалом и тут же делал ответный выпад. Останавливал остриё в миллиметре от его горла, живота, глаз, сердца…

Каждый раз наглядно демонстрировал, что мог бы легко убить, но сознательно сдерживаюсь. Кончик кинжала зависал у пульсирующей сонной артерии, затем у незащищённого бока, потом возле уязвимой подмышечной впадины. Всего на краткое мгновение, но достаточное, чтобы он и все зрители поняли суть: я играю с ним, как опытная кошка с перепуганной мышью.

Монголы застыли в мертвенном молчании. Ни единого движения, ни малейшего звука, кроме тяжёлого прерывистого дыхания Бужира и ритмичного звона стали о сталь. Даже степные кони, казалось, затаили дыхание в ожидании развязки.

Противник стал красным, словно заходящее степное солнце. Пыхтел и хрипел, как кузнечные мехи в разгар работы. Вспотел настолько сильно, что рубаха намертво прилипла к телу, обрисовав каждую мышцу. Упорно молчал, сосредоточив все силы на попытках достать меня, пробить мою защиту, нанести хоть какой-то урон. Но каждый его удар я встречал своим верным кинжалом, а затем отвечал молниеносным касанием к очередной жизненно важной точке тела. Глаза, горло, сердце, пах, подколенная ямка, ахиллово сухожилие — география мгновенной смерти, которую я изучал всю свою жизнь.

Наконец, после особенно яростной атаки, когда Бужир вложил в удар всю оставшуюся силу и злость, я поймал его запястье свободной рукой. Пальцы сомкнулись, как стальные тиски. Одно короткое, идеально выверенное движение, и меч со звоном вылетел из его ослабевшей хватки, описав в воздухе сверкающую дугу.

Не дав противнику опомниться от неожиданности, молниеносным движением оказался вплотную к нему. Кинжал прошёл сквозь грубую ткань штанов, между ног и замер неподвижно. Холодный металл коснулся самого уязвимого и дорогого места любого мужчины. Бужир мгновенно застыл, как каменная статуя, боясь пошевелиться даже на миллиметр. Дыхание его полностью прервалось, словно кто-то резко выключил воздух. Глаза увеличились до невероятных размеров, зрачки расширились так сильно, что почти не видно радужки.

В наступившей мёртвой тишине были слышны только его сдавленный хрип и моё спокойное, размеренное дыхание.

— Переведите ему! — сказал я, не убирая кинжал от критически важного места.

Голос звучал буднично, словно я заказывал чай с печеньем в дорожном трактире.

— Если хочет продолжить славный род своего великого деда, пусть по-русски чётко скажет: «Я сдаюсь!», или оставлю памятный сувенир на всю оставшуюся жизнь.

Изольда мгновенно перевела мои слова, чётко выговаривая каждый слог. Её голос звенел от плохо скрываемого удовольствия и злорадства, в глазах плясали весёлые огоньки, которые я видел крайне редко. Чистая радость от унижения наглого обидчика.

Монголы застыли в полном оцепенении, превратившись в безмолвные статуи. Лица их выражали шок, недоверие, изумление и ужас одновременно. Некоторые непроизвольно прикрыли руками собственные чресла, словно угроза магически распространялась и на них.

Люди Бужира медленно потянулись к оружию — неуверенно, словно не зная точно, стоит ли вмешиваться в поединок чести. Монголы из группы Бата тоже положили ладони на рукояти своих клинков, готовые к массовой схватке в любое мгновение.

«Я здажусь!» — произнёс неправильно Бужир дрожащим, срывающимся голосом. Лицо его побледнело, только щёки горели ярко-алыми пятнами стыда.

— Я сдаюсь! — медленно повторил я, членораздельно, словно терпеливый учитель, поправляющий особо нерадивого ученика.

Кивнул Изольде, чтобы перевела правильное произношение.

— Но русский язык всё-таки выучи, как следует. Обязательно пригодится в будущем.

Резко убрал кинжал одним молниеносным движением. Клинок исчез в пространственном кольце так быстро, что никто не успел заметить. Вот он был у самого сокровенного места, и вот его уже нет, словно всё это — галлюцинация.

Бужир тут же рухнул на колени, будто одномоментно подкосились обе ноги. Всё его тело трясло, как в лихорадке. Вблизи я отчётливо видел, как бешено пульсирует синяя жилка на виске, как судорожно дёргается кадык, как побелели до синевы костяшки пальцев, вцепившихся в сухую землю.

— Зачем вообще берёшь в руки меч, если не умеешь им толком пользоваться? — презрительно спросил Жаслан у поверженного аристократика.

Голос его буквально сочился холодным презрением. В нём не было ни капли сочувствия к побеждённому, лишь ледяная насмешка над самонадеянностью.

Бужир не ответил на оскорбление. Только безмолвно сидел на коленях, опустив голову в стыде, не в силах поднять глаза на окружающих. Затем, собрав жалкие остатки поруганного достоинства, с трудом поднялся на подгибающиеся ноги. Шатаясь, словно пьяный, подошёл к своему мечу и поднял его дрожащими руками. Хрипло приказал людям собрать парадные доспехи. Голос звучал надломленно, сипло. Его воины поспешно вскочили на коней, стараясь не встречаться взглядом с победителем.

Доспехи торопливо погрузили на запасную лошадь. Сам Бужир с большим трудом забрался в седло и, не оглядываясь назад, пришпорил коня до крови. Вся его группа ускакала прочь, поднимая высокие клубы жёлтой пыли.

Монголы из нашего отряда дружно разразились громким хохотом, как только Бужир окончательно скрылся из виду за холмом. Наверное, первый раз за всё время я видел такую искреннюю радость на их суровых лицах. Широкие улыбки обнажали крепкие зубы, глаза искрились неподдельным весельем.

Они начали показывать друг другу Бужира, разыгрывая комические сцены его позорного поражения. То, как он замер с безумно выпученными глазами, когда кинжал оказался в смертельно опасной близости от самого дорогого. Как по-детски повторял по-русски: «Я здажусь!» с таким ужасным акцентом, что сами слова превращались в чистую комедию.

Перевёртыш неожиданно подошла ко мне вплотную и крепко обняла. Её стройное тело прижалось к моему — тёплое, гибкое, полное едва сдерживаемой силы. Знакомый запах волос — свежих трав и цветочного мёда — приятно окутал меня.

— Спасибо… — прошептала она тихо, едва слышно.

Дыхание нежно щекотало кожу, посылая непроизвольные мурашки по всей спине. В этом шёпоте слышались благодарность, острое облегчение и что-то ещё. Что-то глубокое, личное.

— За то, что защитил мою честь. Никто никогда в моей жизни не делал ничего подобного.

Последние слова прозвучали с болезненной откровенностью.

— На здоровье, — подмигнул и аккуратно разорвал затянувшиеся объятия.

Перевёртышу определённо нужно взять себя в руки и контролировать эмоции. Пока мы обнимались, чувствовал, как бешено колотится её сердце под рёбрами, словно птица в клетке. Дыхание частое, прерывистое. Глаза блестят слишком ярко, почти лихорадочно. Опасное состояние для того, кто может превратиться в монстра от сильных эмоций. А что бывает ещё, я тоже знаю, и сейчас не лучшее место и время для занятий этим.

Мы быстро запрягли коней и выдвинулись в путь дальше по степи. Солнце неуклонно поднималось всё выше, нещадно заливая бескрайнюю равнину ослепительным золотистым светом. Высохшая жёлтая трава колыхалась под постоянными порывами степного ветра, словно бесконечные морские волны. Горизонт дрожал от жары, создавая призрачные миражи.

Пока группа не перешла на быстрый галоп, я нарочно подъехал ближе к Жаслану. Его лицо снова приобрело привычную непроницаемость каменной маски, но внимательные глаза выдавали истинные чувства. Он явно доволен исходом недавнего поединка и моей победой.

— Что конкретно там с этой деревней? — я спросил прямо, глядя на него в упор и не давая увернуться от ответа.

— Там… живёт нужный тебе человек, — ответил монгол уклончиво, нарочно отводя взгляд в сторону.

Что-то важное недоговаривал, это стало очевидно по его манере речи и поведению.

— А остальное увидишь сам, своими глазами. Не хочешь ехать — можешь не ехать, но Бат с отрядом отправится туда в любом случае. Ему прямо приказали быть именно там.

Но выбора, похоже, действительно не было. Либо следовать за местными проводниками, либо остаться совершенно одному в чужой, потенциально враждебной степи без карт и знания языка. Небольшая остановка не сильно помешает.

Продолжили путь в молчании. Копыта лошадей методично выбивали ритмичную дробь по твёрдой, выжженной земле. Солнце пекло немилосердно, как раскалённая печь. Пот обильно стекал по спине ручьями, рубаха намертво прилипла к влажному телу. Но никто из группы не жаловался на жару — ни люди, ни усталые животные. И где-то через час напряжённой езды мы наконец оказались на месте назначения.

Осмотрел окрестности внимательным взглядом. Домов всего двадцать, не больше. Никакого защитного ограждения, частокола или хотя бы символического забора вокруг поселения. Просто строения посреди бескрайней равнины, чуть ближе к редкому лесу на горизонте. Словно невидимый великан разбросал их здесь небрежной рукой и навсегда забыл.

Монголы уже проворно спешились, привязали своих лошадей к воткнутым в землю кольям и куда-то направились пешком. Мы остались сидеть на наших конях с Изольдой, наблюдая за происходящим.

Как коротко сказал Бат, им нужно ровно десять минут на неотложные дела. Для чего конкретно — не уточнил, как обычно.

Я закрыл глаза и попытался сосредоточиться на внутренних ощущениях. Капище, проклятое Зло, призраки мертвецов…

Заглянул глубоко в себя, проверил состояние магии. К сожалению, сила мира после сегодняшних событий практически не подросла. И на это есть несколько логичных предположений. Первое — её слишком мало изначально. В прошлый раз в поезде тоже была всего одна жалкая капля крови. Либо потому, что Зло активно рвали на части призраки мертвецов, не дав мне полноценно развить энергию. А возможно, верны оба варианта одновременно.

Теперь есть ещё одно важное наблюдение для размышлений. Каким-то неведомым образом «духи» умеют влиять на эту загадочную субстанцию. Моя рабочая теория постепенно подтверждается фактами. Осталось выяснить тонкости процесса, и у меня появится ещё одно мощное оружие против той мазуты, что надёжно спрятана в кольце.

Мысли текли непрерывным потоком, анализировали каждую деталь, сопоставляли разрозненные факты в единую картину. Что-то важное всё ещё не складывалось воедино, словно в сложной головоломке недоставало нескольких ключевых элементов.

Тут я огляделся вокруг более внимательно. Что-то здесь категорически не так. Глаза видели самую обычную степную деревню, но все остальные обострённые чувства дружно кричали об опасности.

Эта деревня какая-то неправильная, неестественная. Вроде бы повсюду есть явные следы недавней жизнедеятельности людей, но… Заброшенные рабочие инструменты валяются около домов без присмотра. Детские самодельные игрушки оставлены прямо посреди главной улицы. Мокрая одежда по-прежнему сушится на натянутых верёвках между домами. Всё красноречиво говорит о том, что люди были здесь совсем недавно, буквально час-два назад, но…

Животных нигде не видно, как и самих людей. Ни одна собака не лает на чужаков, ни куры не клюют зерно во дворах, ни коровы не мычат в загонах. Дым из печных труб не валит, хотя уже время обеда. И звуки человеческой жизни полностью отсутствуют. Нет весёлого детского смеха, нет женских разговоров у колодца, нет мужских грубых возгласов. Только степной ветер монотонно шуршит в высокой жёлтой траве да жалобно поскрипывают несмазанные петли на покосившихся калитках.

Что-то очень и очень не так с этим местом. Деревня словно застыла во времени навечно, как древняя муха в прозрачном янтаре. В воздухе висело что-то, почти осязаемое. Запах… Да, был какой-то неуловимый запах. Сладковатый, приторный, вызывающий тошноту. Знакомый, но не могу вспомнить, откуда.

Перевёл взгляд на Изольду, чтобы поделиться наблюдениями. А она не двигается вообще. Совсем. Просто безмолвно сидит в седле, как восковая кукла, не моргает, даже, кажется, не дышит. Глаза стали мутными, словно покрылись тонкой мёртвой плёнкой. Зрачки расширены до предела, полностью поглотили радужку. Рот слегка приоткрыт, но признаков дыхания не видно совершенно.

Холодок пробежал по всему позвоночнику. Ладонь инстинктивно метнулась к рукояти кинжала. Что происходит с женщиной? Что, чёрт возьми, творится в этой проклятой деревне?

— Изольда! — резко окликнул, но она даже не дрогнула. Никакой реакции. Полная неподвижность живой статуи.

Спешился и подошёл к ней вплотную. Потряс за плечо — тело податливое, но безвольное. Пульс на шее есть, но очень слабый. Дыхание едва заметное. Она словно погрузилась в глубочайший транс или магический сон.

И тут до меня дошло: «Этот приторно-сладкий запах в воздухе… Это запах разложения. Запах смерти, слегка замаскированный чем-то ещё».