Двойник короля 17

Глава 6

Я напрягся всем телом. Мышцы сами затвердели, словно каменные. Инстинкт самосохранения вопил об опасности.

«Мляха муха!» — промелькнуло в голове.

Мозг работал на пределе, анализировал ситуацию молниеносно. Источник светился внутри меня, пульсировал, готовый к бою.

Рух — тварь опасная, почти неубиваемая. В прошлый раз я был готов к сражению с таким противником. Но сейчас?

Время замедлилось… Заларак? Нет, энергии маловато для его активации. Потратился на тварей до этого, да ещё на их перемещение. Монстры — Лахтина, перевёртыши? Оставлю на крайний случай. Нейтральная энергия? Не уверен, что она чем-то поможет против духа. Что ещё?.. Слизь затылочника? Нет, она же как-то пробудилась. Тогда Зло! Несколько капель. Я видел, как духи рвали его на капище. Может, и тут схлестнутся, а мне нужно будет только добить кого-то.

Все эти варианты пронеслись в голове за долю секунды, пальцы непроизвольно сжались. Магия против руха не особо поможет. Вспомнил, как сражался с Тороповым и Рязановым. Хреново…

Краем глаза заметил Жаслана. Монгол начал какие-то песнопения — тихие, гортанные звуки слетали с его губ. Шаманские заклинания? Похоже на то. Но, судя по тому, что девке хоть бы хны, они не сильно помогают.

Значит, будем действовать методом тыка, подбирая то, что успокоит эту тварь навсегда.

Источник внутри бурлил, как кипящий котёл. Свет от руха продолжал идти волнами. Золотые лучи пронизывали воздух, делая его густым, почти осязаемым. Они скользили по земле, словно щупальца неведомого существа, ищущие жертву.

И тут я заметил странность. Совершенно неожиданную. Моя кожа — та самая кожа степного ползуна, слитая с телом после битвы с Топоровым, — просто впитывала энергию этого света. Не всю, какую-то часть. Золотые нити словно втягивались в поры, исчезая бесследно. Кожа при этом едва заметно мерцала, как будто под ней пробегали электрические разряды.

«Нам бы сейчас штаны и что-то для шеи и головы из этой кожи! — закричало внутри меня. — Какой шанс усилить и защитить всё тело. Больше такого не будет!»

А ещё… Почувствовал движение внутри пространственного кольца. Тот каменный диск, чем стал Рязанов, светился и пульсировал в такт движениям девушки-руха. Отметины на артефакте вспыхивали одна за другой, создавая сложный узор. Связь между рухом и предметом была очевидной — они резонировали, словно части единого целого, разделённые пространством, но связанные невидимой нитью.

А потом начали светиться два моих паучка. Синеватое сияние окутало их маленькие тельца. Они дрожали, шевелили лапками, словно в возбуждении или страхе.

Мысленно отдал приказ: «Атака. Морозная паутина». Паучки отреагировали мгновенно. Подняли свои крошечные лапки, напряглись всем телом, и изо рта каждого вырвались две сверкающие нити. Морозная паутина рассекла воздух с едва слышным свистом. Голубоватые, почти белые нити переливались на свету.

Паутина обвилась вокруг монголки, сковывая движения. Каждое прикосновение нитей к коже вызывало шипение и оставляло морозный след. Девушка вскрикнула от неожиданности или боли. Лёд сковал её руки, ноги, туловище, заключив в сверкающий кокон.

Алтантуяа дёрнулась, пытаясь вырваться. Её глаза расширились, она что-то прокричала на своём языке — проклятие или заклинание, не разобрал. Но это не помогло: паутина продолжала обвивать тело, как живое существо, сжимая всё сильнее.

Пульсация света от руха усилилась. Воздух загустел ещё больше, стало трудно дышать. Золотое сияние превратилось в ослепительную вспышку, заставившую меня на мгновение зажмуриться.

А потом… Всё потухло, исчезло, словно кто-то щёлкнул выключателем. Наступила тишина, нарушаемая только тяжёлым дыханием присутствующих.

Монголка рухнула на землю, как марионетка с обрезанными нитями. Её тело бессильно растянулось на пыльной земле. Паутина ещё держалась, поблёскивая в лунном свете. И ничего. Никакого движения, никакого сопротивления. Просто тело, придавленное магической паутиной.

«Какого?..» — поднял бровь, не скрывая удивление.

Жаслан рядом облегчённо вздохнул и упал на землю. Его плечи расслабились, он опустил руки, прекратив свои песнопения. На лице появилась слабая улыбка — не торжествующая, скорее, усталая, с оттенком удовлетворения от хорошо выполненной работы.

Я продолжал ждать, внутренне напряжённый, как натянутая струна. Мой опыт подсказывал: после такой… чего-то там должно быть продолжение. Не может же это быть конец? Не просто же так она посвятилась и померла? Таких подарков враги мне ещё не делали.

Сосредоточил внимание на источнике, готовый в любой момент выплеснуть яд или лёд. Пальцы слегка подрагивали от напряжения.

— Серьёзно? — спросил сам себя.

Девушка не шевелилась и не подавала признаков жизни. С осторожностью приблизился к ней. Каждый шаг — медленный, расчётливый, никаких резких движений. Одной рукой готов был метнуть иглу, другой — создать ледяной щит.

Жаслан кое-как поднялся на ноги, шатался, будто пьяный. Я автоматически протянул ладонь, придержал его за плечо, не давая упасть. Ткань одежды под пальцами была влажной от пота.

— Не получилось… — улыбнулся он криво, обнажив зубы в гримасе, больше похожей на оскал.

— Объясни! — жёстко сказал, глядя ему прямо в глаза. Голос звучал холодно, с металлическими нотками. Это была не просьба, а приказ.

Жаслан выпрямился, опираясь на моё плечо. Лицо его было бледным, с испариной на лбу, а глаза лихорадочно блестели.

— Она дочь шамана, сама шаман, — начал мужик, тяжело дыша между фразами. — Бужир приказал её отцу — Алагу — выгнать всех тварей из деревни. Он это сделал.

Монгол остановился, переводя дыхание. Я терпеливо ждал продолжения, не сводя глаз с лежащей девушки. Она не шевелилась, а мой мозг отказывался поверить в то, что это конец.

— Но деревня не стала жить лучше, — продолжил Жаслан, — потому что Бужир собирал много налогов.

— Ух ты, — выдавил из себя. — Вот только это не то, о чём я спросил.

Накатило лёгкое разочарование, даже хомяк активизировался. Ещё один потерянный шаман, и я ничего не получил от руха. Он просто… погас?

— Тогда Бужир обвинил в проблеме Алага, — Жаслан говорил всё увереннее, — жители поселения не заступились за него. Шамана выгнали из деревни вместе с дочерью. Охотники убили его, и вот Алтантуяа пришла мстить! Деревня заплатила свою цену за предательство.

Классическая история мести — старая как мир. Аристократы, предательство, смерть близкого, жажда возмездия, и в результате — целая деревня мёртвых. Жестоко? Да. Справедливо? Не мне судить.

— Очень интересно, — кивнул, принимая информацию. — Но как это связано с тем, что ты и Бат сюда рвались? На что вы рассчитывали?

Вопрос был острый, как лезвие ножа. Монгол поморщился, словно от физической боли. Опустил глаза, избегая прямого взгляда.

— Сухе попросил успокоить девушку и сказать ей, чтобы она ехала в поселение. Но Алтантуяа не слушала, — голос Жаслана стал тише, в нём слышалось раскаяние. — Потом призвала дух отца, и тогда мы уже всё…

Монгол замолчал, оставив фразу незаконченной. Не нужно быть гением, чтобы понять. Они уже ничего не могли сделать, ситуация вышла из-под контроля.

— А потом решила стать рухом и уничтожить все деревни под родом Бажира. Но ты её остановил, — в его голосе слышалось что-то новое. Благодарность?

Достал из пространственного кольца несколько зелий. Моя внутренняя «жаба» скрипела зубами, что я снова делюсь своим с монголами. Пришлось приструнить хомяка. Кинул пару флаконов Жаслану.

— Тебе и Бату, — сказал коротко.

Монгол ловко поймал бутыльки, кивнул с благодарностью.

А сам я подошёл к девушке. Теперь, когда опасность миновала, можно лучше рассмотреть её.

Молодая, лет двадцати на вид. Длинные чёрные волосы, заплетённые в косы, сейчас были растрёпаны от борьбы. Острые скулы, раскосые глаза — типичная монголка, но с каким-то особым, диким очарованием.

Шаманка. Руки покрыты татуировками — странные символы, спирали, руны. На шее — амулеты из костей и камней. Одежда традиционная, но с элементами, которые явно указывали на её статус — шкура какого-то редкого зверя, бусины из клыков, вышивка, обозначающая магические символы.

Ещё один шаман, и вот он так близко, но всё потеряно. Информация! Столько знаний, которые могли бы пролить свет на природу рухов, на мои собственные способности, на этот странный мир с его запутанной магической системой…

Склонился над телом, чтобы проверить пульс. Осторожно, двумя пальцами, прикоснулся к шее. Кожа была горячей, словно в лихорадке. Пульс прощупывался — частый, ровный. И вдруг… Она открыла глаза — тёмные, как бездна, полные ненависти и ярости.

Тело среагировало раньше, чем мозг осознал опасность. Я мгновенно отпрыгнул назад, уходя с линии возможной атаки. Ноги упруго приземлились, колени слегка согнуты — готов как к нападению, так и к обороне.

Жаслан толкнул Бата, и монголы тут же насторожились. Они сжали рукояти мечей, тела напряглись, глаза сузились, оценивая ситуацию.

Девушка что-то начала шептать — тихие, почти неслышные слова. Тут же сосредоточился на магии: источник внутри откликнулся мгновенно, посылая волны холода по жилам. Кончики пальцев похолодели, готовые выпустить ядовитые иглы или ледяной шквал. Но буквально через секунду Жаслан… засмеялся. Не нервный смешок, а полноценный, искренний смех облегчения. Плечи тряслись, морщинки разбежались от уголков глаз.

Я перевёл на него недоумённый взгляд. Что за чёрт? Чему радуется?

— Она потеряла силы! — улыбнулся монгол широко, почти счастливо. — Попыталась впустить в тело руха, но была не готова и слаба. И ценой стала её способность.

Взглянул на девушку. Шаманка продолжала шептать, но уже по-другому — более отчаянно, быстрее. Ладони делали пассы в воздухе, пальцы сгибались в сложных комбинациях, но… ничего не происходило. Никакой магии, никакого проявления силы. Пустые жесты и слова, лишённые прежней мощи.

Алтантуяа внезапно замерла. Её руки упали безвольно. По лицу пробежала судорога осознания, глаза расширились от ужаса и неверия. Она поднесла ладони к лицу, рассматривая их так, словно видела впервые. Пальцы дрожали.

Девушка попыталась снова что-то произнести, но голос сорвался. Вторая попытка, и изо рта вырвался лишь сдавленный хрип. На глазах заблестели слёзы — не от боли, а от бессильной ярости и отчаяния.

Рух пытался захватить её тело, использовать как сосуд, вот только что-то пошло не так, и теперь вместо обретения невероятной силы она потеряла даже то, чем владела. Каждый платит свою цену…

На моих губах заиграла улыбка. Живой шаман без сил. Возможно, не способна больше колдовать, но её знания никуда не делись. А это значит, что я наконец-то смогу чуть больше узнать обо всём этом странном мире.

Жаслан, чуть хромая, подошёл к девушке. Рядом с ним, поддерживая под руку, шагал Бат. Взгляды обоих были серьёзны и мрачны. Все следы недавнего смеха исчезли с лица Жаслана, уступив место суровой решимости. Монголы достали свои мечи, и лезвия тускло блеснули в свете.

— Пора тебе уйти! — тихо проговорил Жаслан.

Голос стал твёрдым, когда он смотрел на девушку. В нём не было злорадства или ненависти, только холодная решимость исполнить приговор.

— Нет! — резко оборвал его, шагнув между монголами и шаманкой.

Жаслан остановился, глядя на меня с немым вопросом. Брови его сдвинулись, в глазах мелькнуло непонимание.

— Она останется жить, — улыбнулся, взглянув прямо в глаза. — Пока…

В последнем слове прозвучал намёк, достаточный, чтобы монгол понял: я не исключаю возможность её смерти в будущем, но сейчас Алтантуяа нужна мне живой.

— Но она же… — тут же возмутился Бат. Его лицо исказилось от гнева, рука с мечом поднялась выше.

— У меня другие планы, — пожал плечами, демонстрируя полное спокойствие. — Это её дело, разборки внутри деревни. Имела ли она право на такое? Я не судья. Переборщила — да, но ещё одна смерть не вернёт всех людей.

Говорил размеренно, рассудительно, словно обсуждал погоду, а не судьбу человека, но взгляд мой был твёрд и непреклонен.

— Она предала путь шамана, — Жаслан выпрямился. Его голос звучал официально, словно он зачитывал приговор. — Напала на своих, вызвала дух отца из другого мира. Хотела стать рухом, что запрещено советом шаманов. Каждое это нарушение — смерть.

Последнее слово Жаслан отчеканил, делая на нём ударение. Не было сомнений: он абсолютно уверен в своей правоте.

Девушка зло смотрела на монголов. В её глазах нет страха — только ярость и презрение. Она всё ещё оставалась опутанной паутиной, но держалась с таким достоинством, словно восседала на троне, а не лежала связанной на пыльной земле.

«Характер у неё есть», — отметил про себя. Это хорошо, с безвольными сложнее работать.

— Как я уже сказал, у меня свои планы на эту шаманку, — пожал плечами, не собираясь отступать. — Вы провалились. Если бы не я, у неё бы всё вышло. Каждый из вас должен мне жизнь, и она в том числе. Поэтому именно я решаю, что с ней делать.

В голосе не было угрозы, только констатация факта.

Бат с Жасланом переглянулись. Лица скривились в недовольных гримасах, из уст вырвались какие-то гортанные звуки — явно ругательства на их языке. Но спорить не стали. Понимали, что я прав: без меня они были бы мертвы. А долг жизни для них не пустой звук. Можно сколько угодно проверять друг друга, узнавать силу, но спасённая жизнь — это не игрушки, особенно для монголов.

— Ты прав! — наконец заявил Жаслан, уступая. Он говорил неохотно, но в то же время без протеста. — Твоя добыча, тебе и решать.

На этом закончились наши дебаты. Победа осталась за мной.

Первым делом пришлось помочь Бату с Жасланом. Их состояние оставляло желать лучшего: шатались, едва держась на ногах. Довёл до остальных монголов, которые уже приходили в себя после… Да хрен знает, почему они были в трансе.

Бойцы нервно оглядывались, переводили взгляды на умерших собратьев, на деревню. В воздухе стоял запах крови, пыли и страха — терпкая смесь, знакомая любому, кто бывал в бою.

Я оставил Бата и Жаслана с ними и вернулся за своей наградой. Подхватил девушку, перекинул через плечо. Она была легче, чем ожидал, — хрупкое тело в традиционной одежде, совсем не похожее на вместилище такой разрушительной силы, какой обладала ещё недавно.

Алтантуяа не сопротивлялась — либо от слабости, либо просто понимала бессмысленность этого. Лишь тихо зашипела от боли, когда моё плечо вдавилось ей в живот.

Вернулся к остальным. Все смотрели на меня с новым выражением, а потом, словно репетировали, поклонились. Никаких улыбок, только серьёзные, даже мрачные лица.

Когда проносил девушку мимо местных мужиков, они плевали в её сторону. Слышал, как шипят сквозь зубы проклятия. Её здесь ненавидели всей душой и имеют на то полное право. Вот только мне плевать, у меня свои планы на эту особу.

— Кто убил? — спросил Бат, кивая на тела ребят из нашей группы.

— Я, — посмотрел ему прямо в глаза, не скрывая и не оправдываясь.

— Благодарю… — кивнул монгол.

Мужики остались на месте, кто-то что-то снимал с умерших. Они кланялись трупам, шептали и постоянно оборачивались на меня. Решил им не мешать прощаться с товарищами.

Добрался до лошадей, взял одну из них. Местным они больше не пригодятся, да и умершим из нашей группы тоже. А мне как-то нужно перевозить шаманку.

Водрузил монголку на одну животину пузом на седло, как мешок с зерном. Связал ей руки и ноги крепкой верёвкой и привязал к транспорту. Лошадь недовольно всхрапнула, почуяв незнакомый груз, но быстро успокоилась.

Алтантуяа молчала всё это время, лишь взгляд её стал ещё более тяжёлым и мрачным. Не сопротивлялась, понимала бессмысленность этого. Вот только в её глазах читалось обещание: при первой возможности она попытается сбежать или отомстить.

«Посмотрим», — усмехнулся про себя.

Направились к перевёртышу, пора проверить, как она там. Паучки следовали за мной. Когда мы подошли, увидел, что всё в порядке. Убрал монстров в пространственное кольцо.

Изольда пришла в себя. Её глаза сразу нашли меня — цепкий, оценивающий взгляд перевёртыша, привыкшего к опасностям. Она выглядела потрёпанной, но держалась прямо, с достоинством.

— Что случилось? И почему ты уже с новой девушкой? — спросила женщина, осматривая меня с ног до головы.

В её тоне слышалось неподдельное любопытство вперемешку с лёгкой ревностью. Глаза оценивали ситуацию, мгновенно подмечая все детали — связанную монголку, моё спокойное лицо, отсутствие явных повреждений.

— Она шаман, потеряла силу. Я хочу с ней поговорить, — ответил коротко, не вдаваясь в подробности. — Ты за неё отвечаешь.

Изольда кивнула, не задавая лишних вопросов. Ценное качество для подчинённого — понимать с полуслова. Взгляд женщины скользнул к пленнице, оценивая, прикидывая. В глазах перевёртыша мелькнула искра интереса — она тоже почуяла ценность этой добычи.

В этот момент вернулись монголы. Бат, Жаслан и остальные слезли с лошадей. Первым подошёл Бат, протянул руку — жёсткую, мозолистую ладонь воина. Он крепко пожал мою, глядя прямо в глаза. Затем второй, третий, и так все, кто остались в живых в нашей группе. Церемония получилась молчаливой, но выразительной. Каждое рукопожатие — признание равного, союзника, товарища по оружию.

— Спасибо тебе… Русский! — хмыкнул Жаслан, последним пожимая мою руку. В его голосе слышалось искреннее уважение. — Ты добил братьев, не дал им стать неупокоенными призраками, освободил их души, и они уйдут. Хорошая смерть и похороны.

Я лишь пожал плечами.

— Чужак соблюдает наши традиции и заботится о воинах, — хмыкнул Жаслан, оглядывая соплеменников. — Похоже, теперь я всё видел в этом мире. Не грех и умереть.

Заметил, что Изольда наблюдает за этой сценой и улыбается. В её глазах промелькнула… гордость? За меня? Необычное ощущение.

Забрались на лошадей, и наш отряд, уменьшившийся после битвы, тронулся в путь. Я держался рядом с Изольдой, не выпуская из виду пленницу. Алтантуяа молчала, лишь изредка поднимая голову, чтобы бросить на меня взгляд, полный ненависти.

Стоило удалиться от деревни на несколько километров, как заметил столб дыма, поднимающийся к небу. Посмотрел на Изольду в немом вопросе.

— Это место с призраками… будет, — ответила сухо перевёртыш, уловив мой взгляд. — Так они хоронят тех, кто умер неправильно, в надежде, что погибшие смогут уйти. Ещё таким образом показывают остальным, что это место нужно объезжать.

— А как же лошади? — уточнил я.

— Они тоже часть этой земли, деревни, людей. Кони уйдут вместе с ними, а ещё могут стать тварями, поэтому лучше избавиться.

Практично… В который раз немного удивляют поступки степных. Всё переплетено: верования, суровый образ жизни.

Мы продолжили путь. Солнце медленно ползло по небу, отсчитывая часы монотонного движения. Пыль забивалась в нос, скрипела на зубах, кожа стягивалась от жары и сухого ветра. Глаза слезились от яркого света и мелких песчинок, носящихся в воздухе.

Следующая остановка у нас — какой-то небольшой городок. Главные владения рода Бужира, как я понял. Нужно продать оставшихся лошадей, забрать деньги и потом вернуть в поселение, откуда были монголы из группы. Сухе раздаст деньги семьям, которые потеряли близких. Кто-то лишился мужа, сына или брата, да и конь дорого стоит. Почему-то по их поверьям нельзя просто вернуть скотину обратно, плохой знак. Она потеряла хозяина и теперь должна найти нового в другом месте.

Пока мы ехали, мысли всё время возвращались к рухам. Почему они были у нас в стране? Зачем именно в армии? Сосулькин говорил, что люди меняются после того, как их отравят. Даже если предположить, что есть где-то мир духов — а теперь я точно знаю, что есть — зачем им возвращаться в мир людей? Рязанов и Топоров действовали заодно — это очевидно. У них был план, цель. Но какая?

Рух есть в Монголии, в серой зоне Джунгарии. А у нас в империи? И если да, то кто? Генералы? Князья? Сам император? От одной мысли по спине пробежал холодок. Как будто мир постоянно менялся и становился всё более детальнее, шире, и в нём больше взаимосвязей, которые на первый взгляд не видны.

Но что-то мне подсказывало, что рухи собираются вместе, координируют действия. Это не просто случайные вселения духов в тела, а организованная сила, с целями и стратегией. И, кажется, я уже встал у них на пути, сам того не желая.

Тряхнул головой, отгоняя мрачные мысли. Сейчас важнее сосредоточиться на насущных проблемах, а их хватает с избытком.

Мы приблизились к городу. Издалека он выглядел внушительно: высокие деревянные стены, укреплённые глиной и камнем, сторожевые башни по углам, большие ворота с резными узорами. Над стенами поднимались крыши домов — остроконечные, покрытые чем-то тёмным, возможно, дёгтем или смолой для защиты от дождя.

Перед воротами выстроилась небольшая очередь — несколько повозок с товарами, группы путешественников, одинокие всадники. Стража проверяла каждого входящего, но делала это формально, без особого рвения.

Жаслан подъехал ближе, перекинулся парой фраз с охранниками. Те окинули нас подозрительными взглядами, особенно меня и Изольду — чужаков, явно непохожих на местных. Один из стражников подошёл, разглядывая нас с нескрываемым любопытством. Я выдержал его взгляд спокойно, без вызова, но и не опуская глаз. Показал, что не боюсь, хоть и не ищу конфликта.

После короткого разговора нас пропустили. Уменьшенной командой въехали в город. Узкие улочки, вымощенные крупными камнями, петляли между домами. Запахи ударили в нос: пряные специи, дым от очагов, конский навоз, кожевенные мастерские, свежий хлеб — всё вперемешку, создавая уникальный аромат населённого пункта.

Люди смотрели на нас с любопытством, особенно на меня — высокого русского среди низкорослых монголов. Некоторые женщины шептались, прикрывая рты ладонями, дети показывали пальцами, мужчины хмурились, оценивающе глядя на мой местный наряд. Словно цирк приехал.

Остановились. Жаслан с Батом что-то передали другим членам отряда. Те удивились, подняли брови в немом вопросе, но быстро кивнули, приняв к сведению полученную информацию.

Мы же двинулись дальше, вглубь города. Как я понял, нам разрешили остановиться на каком-то постоялом дворе. Вероятно, Жаслан имеет здесь определённый вес, раз смог так быстро всё организовать.

Город оказался больше, чем представлялось снаружи. За парадными улицами, где располагались лавки торговцев и мастерские ремесленников, начинались жилые кварталы. Дома стояли плотно, стена к стене, образуя запутанный лабиринт проходов и тупиков.

Наконец, мы прибыли к постоялому двору. Двухэтажное здание из тёмного дерева выглядело добротно и основательно. Перед входом — небольшой внутренний двор с коновязью и колодцем. Пара слуг сновали туда-сюда, занимаясь своими делами.

Мы оставили лошадей. Алтантуяа всё ещё была связана, но я решил снять её с седла. Она едва стояла на ногах, пришлось поддерживать девушку за локоть.

— Не дёргайся, — шепнул ей на ухо, крепко сжимая плечо. — Иначе будет хуже.

Изольда перевела мои слова. Девушка не ответила, лишь бросила на меня испепеляющий взгляд.

Зашли внутрь. Монгольская таверна оказалась удивительно похожей на наши, русские. Тот же полумрак, те же деревянные столы и скамьи, та же стойка с бочонками. Только вместо водки здесь подавали кумыс и какую-то местную брагу, а в воздухе витал другой набор запахов — острых специй, жареного мяса с какими-то травами, кислого молока.

Монголы поговорили c хозяином — коренастым мужчиной с длинными усами и цепким взглядом. Он оглядел нас, задержав взгляд на мне и девушках, но ничего не сказал. Лишь кивнул и что-то буркнул в ответ.

Всем нам выделили комнаты. Мне с Изольдой и новой спутницей одну — видимо, считалось, что девушки принадлежат мне и разделять нас не стоит.

Едва успели разместиться, как пришло время ужина. В общем зале уже собрались посетители — в основном местные, судя по одежде и манерам. Когдамы появились в дверях, весь зал словно замер. Десятки глаз уставились на нас с нескрываемой враждебностью. Кто-то сплюнул на пол, увидев меня. Женщина за угловым столом прикрыла лицо платком и отвернулась, словно от заразного.

«Ну конечно, — мысленно хмыкнул. — Видимо, слава о русском уже дошла до местных ушей. Или кто-то очень постарался, чтобы нас здесь 'любили».

Мы сели за столом с монголами. Подали еду — те же лепёшки, сушёное мясо, какую-то пасту в деревянной чаше. Взял кусок, попробовал. Вкус непривычный, но не неприятный — солёный, с примесью трав и чего-то молочного. Вполне съедобно, хоть и далеко от привычной русской кухни.

Ели молча, погружённые каждый в свои мысли. Атмосфера в таверне была напряжённой. На нас постоянно косились, шептались. Местные явно не привыкли к чужакам, особенно таким экзотическим, как я. Официант с демонстративным стуком поставил передо мной кружку, расплескав половину. За соседним столом мужчина встал и пересел подальше, бросив в мою сторону злобный взгляд. Разговоры в зале стихли, как только я обернулся.

«Какое гостеприимство, — усмехнулся про себя. — Прямо-таки радушные хозяева. И это точно не из-за моей внешности или акцента».

Бат наклонился ко мне, Изольда перевела его слова:

— Сиди и никуда не выходи! — порекомендовал монгол. — Я зайду за тобой, когда мы поедем.

Кивнул в ответ. Не собирался никуда выходить и без этого предупреждения. У меня назревает важный разговор, которого я долго ждал. Шаманка, пусть и лишённая сил, может стать ключом к пониманию многих загадок.

После ужина монголку занесли в комнату. Просторное помещение, но с минимумом мебели — широкая кровать, покрытая шкурами, низкий стол, пара сундуков, несколько подушек на полу. Окна маленькие, затянутые промасленной бумагой вместо стекла. В углу — жаровня с тлеющими углями, дающая скудное тепло и свет.

Девушку разместили на кровати. Она сидела, гордо выпрямив спину, хотя руки до сих пор связанные. Взгляд — прямой, вызывающий. Не сломалась, несмотря на потерю сил и статус пленницы.

Изольда объяснила ей новые правила игры. Перевёртыш сообщила, что по местным законам Алтантуяа теперь законная добыча, что-то вроде рабыни, и моё право на неё подтвердили все остальные.

Приказал женщине побеседовать с ней, подготовить для разговора со мной. Так, чтобы она не артачилась и была послушной. Перевёртыш улыбнулась — тонко, понимающе. Уголки её губ слегка приподнялись, глаза блеснули. Она знала, как обращаться с пленниками. Годы жизни среди монголов научили её многому.

Зашёл в местную ванную — небольшое помещение с деревянной бадьёй и вёдрами с водой. Очень хотелось отмыться от бесконечной пыли, которая забилась во все поры, в волосы, под ногти, за шиворот. Кожа зудела, словно по ней ползали тысячи невидимых насекомых.

Вода оказалась прохладной, но чистой. Смыл с себя грязь, пот, кровь — свою и чужую. С каждым движением мышцы расслаблялись, напряжение постепенно уходило.

Пока мылся, прислушивался к звукам из комнаты. Криков или шума в момент «убеждений» Изольды не доносилось. Перевёртыш работала тонко — никакого физического воздействия, только психологическое давление и хорошо подобранные слова.

Когда вышел, монголка сидела и немного тряслась. Лицо её было бледным, глаза — широко раскрытыми. Изольда стояла рядом, спокойная и уверенная.

— Господин! — кивнула она, изображая покорность. — Алтантуяа готова ответить на все ваши вопросы. Для неё честь поделиться любой информацией с вами.

— Отлично, — ответил я, довольный результатом.

Подошёл, сел рядом с кроватью. Капли воды с мокрых волос стекали за воротник, вызывая мурашки на коже. Вблизи шаманка пахла дымом, травами и каким-то горьковатым ароматом — может, это запах её ритуальных принадлежностей.

— Меня интересуют шаманы и их способности. Как управлять духами и призраками, как подчинять монстров, которые захвачены призраками. Тонкости, нюансы, без религиозной чуши, только практика, — озвучил свои хотелки, глядя ей прямо в глаза.

Изольда всё это перевела, сохраняя интонации моей речи. Монголка внимательно слушала, и её брови поднялись от удивления. В глазах мелькнуло что-то новое — любопытство вперемешку со страхом.

— Она говорит, что не знала, что чужакам интересны их обычаи и традиции, — озвучила перевёртыш, уловив взгляд девушки.

— Пусть отвечает, — кивнул нетерпеливо.

Изольда подошла к пленнице, ласково погладила её по голове, как ребёнка или домашнее животное. Жест выглядел заботливым, но в нём чувствовалась скрытая угроза. Девушка затряслась сильнее, открыла рот, начала что-то говорить и тут же получила лёгкий, но чувствительный удар по голове.

— Она не назвала вас господином, — объяснила Изольда с лёгкой улыбкой, словно речь шла о забавной оплошности ребёнка.

Алтантуяа сглотнула, бросила на перевёртыша взгляд, полный ненависти, но заговорила снова — уже иначе, склонив голову в знак покорности.

Изольда начала переводить:

— Господин, шаман — это посредник между миром людей и миром духов. Мы не маги, хотя многие так считают. Маги черпают силу из источника внутри себя, шаманы — из духов, которых призывают, и собственной души.

Девушка говорила ровным голосом, но я видел, как напряжены её плечи. Руки дрожали едва заметно — не от страха, а от сдерживаемой ярости. Даже связанная и лишённая сил, она пыталась держаться с достоинством вождя.

Монголка продолжала, и Изольда переводила её слова точно и быстро:

— Чтобы стать шаманом, нужен дар — способность видеть иной мир. Затем долгие годы обучения, множество ритуалов. Наконец, посвящение, когда дух-наставник принимает ученика. Без посвящения невозможно призывать духов или управлять ими.

Слушал внимательно, анализируя каждое слово, пропуская информацию через призму того, что уже знал. Выходит, шаман — это, по сути, маг. Точнее, не так. Маги здесь есть, как и те, кто могут работать не только с источником, но и с душой. Информация пока общая, но уже даёт понимание системы. Позже выпытаю у неё практические детали — как именно подчинять духов, управлять призраками, заставлять служить одержимых тварей. Чисто прикладные вещи, без мистической шелухи.

И это знание поможет в переговорах с ханом. Теперь я понимаю их мировоззрение изнутри: что для них свято, что табу, как они видят мир духов. Это даст преимущество за столом переговоров. Они подумают, что говорят с невеждой, а я буду знать слабые места.

— Духи бывают разные, — продолжала Алтантуяа. — Духи предков, природы, существ. Самые сильные — духи других шаманов и великих воинов. Их призывать труднее всего, но и сил они дают больше.

Девушка говорила, и я мысленно соотносил её слова с тем, что видел сам. Рязанов, Топоров возможно, и были этими «великими духами», рухами, которые вселились в тела живых людей.

— А что такое рух? — спросил прямо, наблюдая за реакцией.

Глаза девушки расширились от удивления. Она замерла на мгновение, затем медленно ответила:

— Рух — это высший дух, почти божество. Они редки, могущественны и практически неуязвимы. Их не призывают, это они выбирают себе сосуд. Если человек достаточно силён, чтобы принять такого духа, он становится почти бессмертным, обретает великую силу. Но… человеческое в нём умирает, остаётся только оболочка.

— Как их уничтожить? — задал главный вопрос, не сводя глаз с лица девушки.

Она нервно облизнула губы, взглянула на Изольду, словно ища поддержки, затем тихо ответила:

— Никак. Рух неуязвим. Это закон нашего мира, который не может быть нарушен.

— А если всё-таки рух умирает? — продолжил я, вспоминая своё столкновение с Рязановым и Топоровым.

Алтантуяа вздрогнула, словно я сказал что-то кощунственное.

— Это невозможно! — её голос дрогнул. — Но… если такое случится, рух попытается занять новое тело. Он подготовит его, сделает сильным, чтобы сосуд выдержал, но при этом вытеснит душу из тела и обязательно займёт еёместо.

Вспомнил свой бой с первым рухом — Рязановым. Всё именно так и было. Тогда что-то внутри изменилось, меня вытолкнуло, но я очень не хотел уходить, поэтому остался. Моя шкурка, только моя. Никто не смеет её тронуть.

— Свечение руха — что это такое? — продолжил расспросы.

— Энергия души, — ответила шаманка. — Она намного сильнее магии. Поэтому рухи такие могущественные, их нельзя победить обычным оружием или магией.

Вспомнилась битва с Топоровым. То, как из-за его энергии жилет степного ползуна слился с моей кожей. Теперь это обрело смысл: энергия руха изменила саму структуру материи, заставив её соединиться с моим телом.

А ещё… То, что сделал дядя Стёпа, когда душа отделилась, чтобы вернуть своё тело, и ритуал Сухе — всё складывалось в единую картину.

Аккуратно, не выдавая подробностей, перемешивая факты, я задавал вопросы монголке. Она отвечала, хлопая глазами от удивления. То, что слышала в ответ на свои объяснения, казалось ей сказкой, мифом. Такого не могло быть в реальности — по крайней мере, в её представлении о мире.

— У монголов есть легенда, — неохотно призналась девушка после долгих расспросов, — которая старше самой страны. Что родится человек с истинным телом. Он станет настоящим ханом ханов, потому что сможет призвать в своё тело духа духов.

«Так, вот это уже хрень какая-то, — подумал я. Но мысли всё равно складывались в тревожную картину. — Один бой с рухом, второй. Случайно ли это было? А если нет? Первый раз с Рязановым, а потом уже по накатанной с Топоровым…»

У меня было ещё много вопросов. Что за статуи остаются от рухов? Что с ними можно делать? Почему Рязанов расплавился и превратился в какой-то диск с отметинами?..

Но тут в дверь постучали. Резкий, требовательный стук — три удара, короткая пауза, ещё два. Кивнул Изольде, чтобы была готова, а сам машинально сжал рукоять кинжала. Открыл дверь, держась чуть в стороне, — простая предосторожность, ставшая привычкой за годы опасной жизни.

Там стоял тот самый Бужир с каким-то мужиком постарше. Высокий, седовласый монгол с властным лицом и холодным взглядом. Одет богато, но без излишеств — тёмный халат с вышивкой, широкий пояс с серебряными пластинами, сапоги из мягкой кожи. Оружия не видно, но наверняка есть — такие люди редко ходят безоружными.

Бужир переминался с ноги на ногу, явно нервничая. Его глаза бегали, не задерживаясь на мне. Выглядел он напряжённым, как взведённая пружина.

Изольда тут же оказалась рядом, готовая переводить. Её тело напряглось. Перевёртыш тоже почувствовала опасность, исходящую от визитёров.

— Ты выиграл поединок с моим сыном! — заявил седовласый мужик, а женщина быстро перевела его слова. — Можешь остаться в нашем городе и отправиться дальше.

Слова звучали дружелюбно, но тон и взгляд говорили об обратном. Классическая ситуация — вежливые фразы скрывают угрозу и ненависть.

— И ты зашёл мне это сказать? — спросил прямо, не вижу смысла в словесных играх.

Мужчина — вероятно, отец Бужира — медленно достал какую-то бутылку из складок одежды — стеклянный флакон с мутной жидкостью внутри.

Изольда тут же напряглась и начала пятиться назад. Каждая мышца её тела натянулась как струна, в глазах мелькнул страх — чистый, первобытный ужас. Она знала, что это за жидкость, и боялась её.

— Но мы не потерпим грязь! — последнее, что успела рефлекторно озвучить перевёртыш, прежде чем началось.

А дальше всё как в замедленной съёмке. Будто кто-то нажал кнопку и время растянулось, давая рассмотреть каждую деталь происходящего.

Бутылёк летит в Изольду. Стекло поблёскивает в тусклом свете, внутри плещется мутная жидкость. Перевёртыш отклоняется, её лицо искажено страхом.

Одновременно Бужир делает резкое движение, из рукава выскальзывает нож — короткий, с широким лезвием. Тусклый металл ловит отблеск света. Рука выбрасывается вперёд в отработанном движении.

Вижу траекторию полёта ножа. Он летит не в меня, а в монголку-шаманку, всё ещё сидящую на кровати. Лезвие вращается, делая полный оборот в воздухе с каждым метром полёта.

«Сука… Сука…» — проносится в голове.

Они действуют одновременно, по плану: бутылёк — в Изольду, нож — в шаманку.