Глава 2

Внутри пространственного кольца как будто открылось второе, гнилое сердце. Не билось, а гудело, как улей. Но только вместо пчёл там были крики. Кольцо тянуло на себя, как воронка, и я в ней. Но не плыву, а разваливаюсь.

А рядом — этот дед. Скребёт голосом по внутреннему уху. Такое чувство, что он не говорит, а впрыскивает что-то прямо в мозг, будто иглой. Мать твою, как не вовремя! Именно сейчас? Слова эмча словно в мозг вгрызались.

Нормально я зашёл в гости. Несмотря на то, что мне было крайне… весело, контролировал ситуацию, насколько это было возможно.

Липкая жидкость потекла по лбу, тёплая. Медный запах бил в ноздри. Мляха, и правда кровь! Чья? Старик — Сухе — водил пальцами по моему лицу, оставляя влажные следы. Бормотание на неизвестном языке звучало как шорох сухих листьев. Слова ползли по коже, проникали через поры.

Я сжал зубы так, что заныла челюсть. Улыбка приклеилась к лицу, как маска. «Весело» — это не то слово. Если бы мои внутренности могли говорить, они бы сейчас матерились на всех известных языках.

Первая мысль была о том, что меня как-то отравили, что-то сделали. Он же там эмч, но вся проблема шла именно из пространственного кольца. Я даже заглянуть туда не мог.

Попытался оценить ситуацию. Голова работала с трудом, мысли разбегались, как тараканы. Отравление? Возможно. Яд вполне в стиле этих степных хитрецов. Проверил свой источник: силы на месте. Повреждений не ощущаю, отравления тоже.

Пространственное кольцо внутри меня. Обычно я мог легко заглянуть в него, проверить содержимое. Сейчас же — как сквозь мутное стекло. Размытые силуэты, вспышки света и… Что это за хрень там творится?

— Магинский! — услышал Дрозда. — Ты не подох ещё?

Чёртов некромант! Его голос — словно наждачка по мозгам. И как он всегда умудряется появиться в самый «подходящий» момент?

— Помнишь, я перемещал твоих монстров? — начал некромант будничным тоном. — Закинул тебе туда артефакт для связи.

— Контроля и слежки? — проскрипел даже мысленно зубами.

— Да не, — ответил он спокойно. — Зная тебя… Неважно! Ты что делаешь с моим подарком?

Язык еле ворочался, словно распух и занимал всю полость рта. Не понимаю, почему это мешало говорить мысленно.

— А что я делаю? — слова скреблись друг о друга.

Попытался сфокусироваться на кольце.

— Оно разрушается! — грозно произнёс некромант. — Его пожирают изнутри.

Ну просто отличные новости! Как всегда вовремя и по существу. Разрушается, пожирают — умопомрачительная конкретика. Дрозд, спасибо. А кто пожирает? А как остановить? А что будет, если не остановить?

— Да что ты говоришь… — мысленно ответил — Благодарю за озвучивание фактов!

Факты. Мне нужны факты, а не констатация очевидного. Я и сам вижу, что с кольцом беда. Вернее, не вижу, и в этом вся проблема. Обычно пространство внутри как на ладони — прозрачное, управляемое. Сейчас — мутное марево, сквозь которое ничего не разглядеть, словно там бушует шторм. И что-то подсказывало: шторм скоро вырвется наружу.

— Запечатай то, что ты туда положил, — предложили мне. — Или умрёшь.

И снова Дрозд — капитан очевидность, мать его. Запечатать? Как будто я не пытаюсь. Умрёшь — вот это уже интереснее. Лично я, или все вокруг, или вообще мир? Детали, Дрозд, детали!

Шея напряглась от попытки удержать голову прямо. Мышцы каменели от напряжения. Умрёшь… Не то чтобы я боялся смерти, но погибнуть от собственного артефакта — это как-то совсем тупо. И обидно.

Как же мне нравятся советы от Дрозда! Они всегда такие… понятные, информативные и полезные.

Сухе продолжал что-то там бубнить мне в ухо, и это очень сбивало.

Дрозд… Магистр недосказанности и туманных намёков. Его советы, как инструкция к китайской технике, — вроде слова знакомые, а смысла ноль.

А старик Сухе всё не унимался. Бормотание — непрерывный поток слов — вливалось в уши, мешая сосредоточиться.

Ещё меня, кажется, кто-то взял. О! Изольда. Тут же стало легче. Я сфокусировался на кольце, и получилось заглянуть. Там так ярко всё, что ни черта не видно.

Руки легли на плечи. Тонкие пальцы впились в мышцы, удерживая в реальности. Запах — цветочный, с нотками мускуса. Её присутствие странным образом успокаивало. Как якорь посреди шторма.

Собрал волю в кулак, направил всё внимание на кольцо. Прямо физически ощутил, как взгляд фокусируется, пробивается сквозь пелену. В пространстве артефакта — сияние. Не обычный приглушённый свет, а яркие вспышки, будто при коротком замыкании. Режет глаза даже мысленным взором. Белые, жёлтые, синие всполохи, а между ними — тьма, густая, вязкая, шевелящаяся. Щурюсь, пытаясь разглядеть детали, и вот оно — в центре мерцающего хаоса.

Кусок говна-пирога! Это Зло из мамаши вырывается. Вон, пытается растянуть моё стратегическое вместилище или пожрать, так сразу не скажешь. Сфокусировал всю свою магию.

Тварь шевелится, пульсирует, как огромное сердце. По краям — щупальца, тонкие, как паутина, но на вид прочные, словно стальные тросы. Они тянутся к стенкам кольца, впиваются, растягивают. Или… жрут? Переваривают? Ощущение такое, будто смотрю на голодного спрута, пожирающего аквариум изнутри.

Всё, что было в источнике, направил на нейтральную магию и тут же в кольцо. Стало ярче. Кто-то или что-то кричало, причём громко.

Урод! Мои девочки. Они без сознания, и, судя по тому, что у них кровь из ушей и глаз, им не очень хорошо.

Обвёл мысленным взором пространство кольца. «Мороз» крепчал. Мои твари гибли одна за другой. Песчаные змеи высыхали на глазах, превращаясь в хрупкие скелеты. Степные ползуны раздувались, как шары, а затем лопались с мерзким хлюпающим звуком. Клочья плоти и внутренности разлетались во все стороны. Эта тварь уничтожала их, будто дешёвые игрушки.

Внутри поднялась волна холодной ярости. Ты думаешь, что можешь просто всё разрушить? Хрен тебе! Не на того нарвался.

Сила мира ударила в тьму. Крик усилился. Кажется, теперь у меня из ушей пошла кровь. Давай же, ублюдок, вырубайся или, не знаю… Дохни?

«Нужен этот серый ветер», — мелькнула мысль. Тогда Казимир смог успокоить этого ублюдка.

Что-то происходило. Чёрная масса сжималась, уплотнялась, как будто невидимая рука сдавливала её, выжимала, словно тряпку.

И вдруг она отделилась от тела Василисы. Просто отпала, как присосавшийся клещ. Женщина, освобождённая от паразита, рухнула без сил. Я не медлил. Мысленным усилием создал новый бункер — отдельное пространство внутри кольца, защищённое барьерами. Быстро, грубо, но надёжно. Переместил туда Василису, пока тварь не опомнилась.

А само Зло… Оно не исчезло. Просто уменьшилось, сконцентрировалось в плотный шар размером с кулак. Ещё одно укрытие, ещё один карман пространства — запихнул туда тварь.

Кризис миновал, но легче не стало. Это как обнаружить в своём подвале бомбу с часовым механизмом, а потом просто перенести её на чердак. Проблема не решена, только отложена. Зло не уничтожено. Оно загнано в угол, запечатано, но всё ещё там. И судя по тому, что я видел, эта тварь не из тех, кто сдаётся. Рано или поздно она попытается снова. И что тогда? Выдержит ли кольцо второй удар? Повезло, что артефакт во мне, а не просто колечко на пальце. Моя сила, моя магия подпитывают его, укрепляют.

Мысленно обошёл пространство. Разруха, как после бомбёжки. Трупы существ повсюду, кровь, ошмётки плоти, обломки хитина.

Девушки… лежат без движения, но дышат — уже хорошо. Оставил рядом с ними запас манапыли и несколько пузырьков с зельями. Восстановятся.

А вот что делать с тварью? Выпустить? С таким же успехом можно гранату в штаны положить и чеку выдернуть. Нет, Зло останется взаперти. А я… Я найду способ удержать его там навсегда. Или уничтожить. Пока не знаю, как, но точно разберусь. У меня всегда есть план. Или два. Или десять. Нейтральная сила — вот, с чем буду работать.

Продолжил осмотр кольца. И тут меня словно обухом по голове: «Статуя! Моя чёртова статуя руха!» Каменная фигурка в образе Рязанова… растеклась, как воск на солнце. Осталось что-то вроде лужи, застывшей тонким листом.

«Мазута позорная!» — выругался мысленно. Дотянулся до каменного листа, попытался отломить кусок. Проверить, что осталось от свойств.

Хрен. Камень не поддавался — ни отломать, ни согнуть, ни поцарапать. Твёрдый, как алмаз, хотя выглядит хрупким. И да, линии — тонкие, едва заметные борозды на поверхности. Не случайные, а слишком упорядоченные. Карта? Похоже на то. Горы, реки, возможно, дороги — незнакомая местность. Наклонил голову, пытаясь разобрать детали. Разберусь позже. Пора возвращаться.

Открыл глаза. Реальность обрушилась потоком ощущений. Запахи — дым, пот, кожа, травы. Звуки — тихие голоса, потрескивание огня, шорох ткани. Свет — тусклый, желтоватый, от очага в центре. И лицо старика Сухе прямо перед моим. Морщинистое, с глубоко посаженными глазами, в которых плясали отражения пламени. Он смотрел на меня так, будто я восстал из мёртвых.

— Русский? — спросил Сухе.

— Моя тебя не понимать! — ответил с серьёзным лицом.

Не удержался, просто не смог. Но эффект того стоил. Нужно было видеть, как старик захлопал глазами и задёргал нижней губой.

— Я это, — хмыкнул. — Всё в… Нормально.

Осмотрелся, насколько позволяло положение: я в том же домике. Попробовал подняться — сопротивление. Верёвки впились в запястья, щиколотки. Какого хрена? С лица что-то посыпалось — камешки разных размеров и цветов. Один угодил прямо в глаз, заставив инстинктивно прищуриться. Острая боль, слёзы брызнули. Отлично, теперь ещё и кривой буду.

— Какого?.. — искренне поинтересовался я.

Вопрос вырвался сам собой. Слово «хрена» решил опустить — не хотелось пугать старика ещё больше.

Ещё бы понять, почему я лежу связанный, обложенный камнями, как какое-то языческое подношение. Они что, решили меня в жертву принести? Или это какой-то их местный ритуал «сделаем русскому хреново»?

— Тебе стало плохо, — ответил эмч. — Твоя душа вдруг начала отделяться от тела. Никогда такого не видел. Пришлось призвать духов твоих предков, чтобы помогли.

Душа отделялась от тела? Ну, это мой обычный четверг. То есть я тут чуть не сдох, пока воевал с этой хренью в кольце? Одна мысль царапнула сознание, хотя нет, это камешек, который упал на глаз.

Зло, рух и душа — как-то всё связано. Если раньше я делил этот мир на части: есть магия, есть сильная магия, как у уродов с высоким рангом, есть монстры, есть твари, которые становятся людьми. Но потом появились серые зоны — настоящие, с королями и королевами и сердцами для повышения ранга. Мелькнули твари в виде рухов, что являются духами и занимают чужие тела. Затем посланники нового пути для мага. И рядышком Зло, которое хочет… хаоса? Теперь вот духи и призраки. Аналитический склад ума подсказывал, что эти элементы просто обязаны быть связаны. Единый мир и система, по-другому просто не может быть.

Сухе смотрел на меня странно — со смесью уважения, страха и… любопытства. Его морщинистое лицо в свете очага казалось вырезанным из тёмного дерева.

— И как сработало? — тряхнул головой, чтобы сбросить остатки камней с лица.

Камень наконец-то вылетел из глаза. Он оказался размером с горошину — тёмно-серый, с прожилками красного. Какой-то явно непростой минерал. Остальные тоже разные — чёрные, серые, коричневые, даже пара белых. Все разного размера, от совсем мелких до крупных, как грецкий орех. Интересно, сколько времени они на меня эту коллекцию минералов собирали?

— Нет! — стал серьёзным старик. — В этом мире и в другом нет твоих предков. Словно ты один здесь.

— Да? — поднял бровь. — Вот так и живём… Даже среди духов никакой поддержки.

Не сообщать же ему, что я вообще из другого мира.

— И ты спокойно это говоришь? — не сводил с меня взгляда Сухе.

Старик выглядел искренне озадаченным. Как будто я должен был биться в истерике от такой новости.

— Может, меня развяжете? — ответил вопросом на вопрос. — А то что-то как-то не очень комфортно. Ещё уберите этот булыжник.

Верёвки неприятно врезались в кожу. На груди лежал камень размером с кулак — тяжёлый, давящий. Всё тело затекло. Сколько я так пролежал? Час? Два? Больше?

Изольда подошла первой. В глазах — искреннее беспокойство, что-то новенькое. Обычно перевёртыш держит эмоции при себе.

Бат двигался скованно, с опаской. Его глаза бегали от меня к старику и обратно. Нервничает. Боится? Чего именно? Меня? Или того, что со мной произошло?

Верёвки наконец-то спали. Кровь прилила к рукам, ногам — неприятное покалывание, почти боль. Камни убрали. Грудь наконец-то могла расправиться полностью. Глубокий вдох, потом выдох. Свобода.

— Выйдите! — махнул рукой Сухе.

Они подчинились без колебаний. Ушли, оставив нас наедине. Тишина, только потрескивание огня в очаге да тихое дыхание старика.

— У тебя сильная душа! — заявил он. — Я чувствовал, как ты не желаешь уходить. Мои предки помогли, а им — их, и так до прародителя. Был бы ты монголом, мог бы стать шаманом.

Сухе говорил с уважением, почти с благоговением. Сильная душа? Что ж, возможно, или просто упрямая. Я вообще редко желаю «уходить», особенно когда меня пытаются куда-то отправить без моего согласия.

Стать шаманом? Вот это уже интереснее. Значит, у меня кое-какие наклонности имеются, осталось найти того, кто научит, и дальше… Сдержал оскал, который рвался на лицо.

— Благодарю, — кивнул. — И своим передай поклон за то, что вмешались.

— Будь осторожен, русский, — старик положил руку мне на плечо.

Хороший совет. Всегда, везде. Хотя обычно довольно бесполезный. Когда вообще бывает важно быть неосторожным?

— Постараюсь, — ещё раз кивнул и поблагодарил.

Мысленно уже анализировал ситуацию. Нужно будет в нашей поездке заняться делами.

Вышел, на улице меня ждали.

— Павел? — лаконично спросила Изольда.

Перевёртыш ждала у выхода из юрты, глаза её смотрели вопросительно. Она не спрашивала, всё ли в порядке, а интересовалась, можем ли мы продолжать путь, функционален ли я, готов ли к действию. Практичная женщина.

Показал большой палец, и мы направились по улице. Добрались до местного стойла — огороженного участка с навесом и загонами. Лошади — разные, от мелких пони до крупных боевых скакунов. Мне начали показывать, объяснять. Я делал умное лицо, кивал в нужных местах. На самом деле, полный ноль в коневодстве. Максимум, что знал о лошадях, — спереди кусаются, сзади лягаются, в середине можно сидеть.

Изольда, похоже, разбиралась лучше. Поглядывал на неё краем глаза. Кивок — конь хороший, мотание головой — не стоит даже думать. Полезная система.

Скакун, на которого пал мой выбор, был особенным. Галбэрс — так его назвали. Имя звучало, как удар меча о щит. Статный, мускулистый, с блестящей вороной шерстью и белым пятном на лбу. Глаза — умные, внимательные. Ноздри раздувались, фыркая на других коней. Он стоял особняком в дальнем углу загона. Другие лошади жались к противоположному краю, как будто боялись приближаться. Интересно. Очень интересно.

Монголы переглянулись, когда я указал на него. Недоумение, беспокойство, даже страх промелькнули на их лицах. Что-то не так с этим конём? Изольда кивнула, значит, можно брать. Может, местные просто зажали самого хорошего, вот и напрягаются.

Решено: этот скакун будет моим. Не навсегда, конечно. Просто транспорт на время путешествия. Не жениться же мне на нём, в самом деле.

Монгол — невысокий, жилистый, с лицом, обветренным до состояния дублёной кожи, — вручил мне кучу ремней, пряжек и кусков кожи. Седло, уздечка, поводья, стремёна и ещё много всего, названий чего я даже не знал.

Посмотрел на это богатство, потом на коня, потом снова на сбрую. Ни единой идеи, как всё соединить. В прошлой жизни мне подавали лошадь уже готовую — оседланную, взнузданную, с лакеем, держащим стремя. Теперь придётся разбираться самому. Или…

Взглянул на монголов — они наблюдали, едва скрывая ухмылки. Ну, конечно, очередное испытание! Посмотреть, как чужак справится с непривычным делом. Посмеяться над его неуклюжими попытками. Обычный ход — проверить человека в бытовой ситуации, увидеть его истинное лицо. Что ж, отлично. Только я не собирался давать им такое удовольствие. Есть другой способ решить проблему.

— Изольда! — повернулся к женщине. — Будь любезна, запряги мне коня и выбери себе. Подготовь всё, что потребуется для путешествия.

Уверенный тон, спокойный взгляд, лёгкая улыбка. Не приказ, а просьба, но такая, от которой сложно отказаться. Перевёртыш посмотрела на меня секунду — понимающе, с едва заметной усмешкой в уголках губ — потом кивнула. Она поняла игру и была готова в неё включиться.

Лица монголов вытянулись. Мужики явно ожидали увидеть, как я буду путаться в ремнях, ругаться, возможно, даже уроню седло или получу копытом по рёбрам. Вместо этого — спокойный делегирующий жест.

Изольда взялась за дело с впечатляющей ловкостью. Её пальцы порхали над сбруей — затягивали, проверяли, регулировали. Движения чёткие, уверенные, без единого лишнего жеста. Галбэрс стоял смирно, только уши дрожали, когда она подходила слишком близко.

Пока перевёртыш занималась конями, мне вручили свёртки с одеждой. Помимо одеяний, собрали в дорогу запас трав и мазей. Пучки сухих растений, перевязанные конским волосом, — тёмно-зелёные, коричневые, даже какие-то фиолетовые. Запах — резкий, пряный. От некоторых чихать хотелось. Мази в маленьких глиняных горшочках, запечатанных воском. Одни пахли мёдом и хвоей, другие — чем-то кислым, третьи — вообще ничем. Для чего это всё? Лечение? Магия? Кулинария? Понятия не имею.

И, конечно, еда. Сушёное мясо — тонкие полоски, жёсткие, как подошва, тёмно-коричневые, почти чёрные. Они пахли дымом и солью. Какие-то лепёшки — плоские, круглые, серого цвета. На вид, как тряпка, на запах — как старый хлеб. Что-то вроде творога, только сухого, в виде белых камешков. Ещё какая-то паста в кожаных мешочках — судя по запаху, молочная, с травами.

Из внутреннего кольца переместил деньги в карманы. Достал сначала одну зажатую ладонь, потом вторую, а в них — турецкие золотые монеты. Уверен, что, если нужно, переплавят.

Монголы трясли головами и не желали принимать оплату.

— Нельзя! — перевела Изольда. — Сухе приказал.

— Скажи им, что это оскорбит меня и мой род, что в моей стране так принято. О! Традиция!

Перевёртыш озвучила мои слова. Монголы тут же напряглись, смотрели друг на друга. Все хотели, но никто не решался. И вот Бат взял монеты, передал какому-то старику без зубов.

Дёрнул уголком губ. Я тоже умею играть в традиции и порядки. Судя по отношению, меня тут как минимум немного уважают. А оскорблять гостя? Кто посмеет. Да и не хочу быть должным. Я не поселение спасал, а действовал в своих интересах.

Прошёл час, и вот уже вся группа собралась у выхода из поселения. Два десятка всадников — крепкие мужчины в кожаных доспехах, с луками за спинами и саблями на поясах, молчаливые, сосредоточенные. Бат — во главе. Я и Изольда — чуть в стороне.

Взгромоздился на Галбэрса. Конь тут же попытался скинуть меня, но я крепко сжал бока коленями и натянул поводья. Мы с ним ещё поборемся за первенство, но не сейчас. Изольда грациозно села на свою лошадь — гнедую кобылу с белыми носками. Её движения — плавные, кошачьи — контрастировали с грубой прямолинейностью монголов.

У выхода из поселения собралась толпа провожающих. Женщины — в ярких одеждах, с детьми на руках. Старики — сморщенные, но ещё крепкие, с трубками в зубах. Дети — шумные, бегающие между взрослыми. Они пришли не ради нас с Изольдой, конечно, а провожали своих мужей, сыновей, братьев, отцов.

Как только поселение остались позади, Бат что-то крикнул, и весь отряд перешёл с шага на рысь, а потом на галоп. Пыль взвилась из-под копыт, ветер засвистел в ушах. Они неслись, не оборачиваясь, явно рассчитывая, что мы отстанем. Ещё одно испытание, как будто предыдущих было мало.

Сжал бока Галбэрса сильнее, подался вперёд. Конь словно только этого и ждал — рванул так, что чуть меня не сбросил. Мощные мышцы заиграли подо мной, копыта застучали по твёрдой земле. Изольда тоже не отставала. Её кобыла неслась рядом, фыркая и раздувая ноздри.

Монголы — засранцы те ещё. Вечно проверяют, испытывают, оценивают, словно весь мир для них — арена, где нужно доказывать своё право на уважение. Впрочем, в чём-то они правы. Такой подход имеет смысл. Особенно здесь, в степи, где жизнь сурова и нет места слабости. Твоя сила, выносливость, умение выживать — вот настоящий титул. Не бумажки с печатями, не громкие имена предков. То, что ты можешь сделать здесь и сейчас, своими руками.

Галбэрс нёсся вперёд, словно наслаждаясь скоростью и свободой. Гораздо быстрее, чем когда приходилось полагаться только на свои ноги. Ветер бил в лицо, степь расстилалась вокруг — бескрайняя, как море. Трава колыхалась волнами под порывами ветра. Небо — огромное, синее, с редкими облаками — нависало над нами, как купол. Пространство и свобода. Дикая, необузданная красота.

Монгол поравнялся с нами, придерживая своего скакуна — бурого, с чёрной гривой. Его лицо было серьёзным, сосредоточенным. Бат что-то сказал, Изольда тут же перевела: «Дальше начинаются степи».

Озадаченно посмотрел по сторонам. Пейзаж не изменился. Всё та же бескрайняя трава, колышущаяся под ветром, небо и земля. Больше ничего. Голые холмы вдалеке, кое-где перелески, но в основном — степь. Мы уже не первый час ехали через неё. И Бат сообщает, что «дальше начинаются степи»? Это что, местный юмор такой? Или перевод хромает?

— Мы двинемся к столице Каракорум, именно там куётся право ханов, — торжественно заявил монгол через Изольду. — По пути будет много ах ду (как я понял, братьев). Никто не знает, что хунтайжи (о, новое слово — принц) встретится с тобой. Не говори ни с кем. Я буду отвечать за нас.

Бат сказал с гордостью, слегка выпятив грудь. «Каракорум» — слово прозвучало, как удар в гонг. Древняя столица, место силы. «Там куётся право ханов» — любопытная формулировка. Не «там живёт хан» или «там находится дворец», а именно «куётся право». Значит, власть не наследуется автоматически? Нужно доказать своё право? Интересно. Принц хочет встретиться со мной, но это должно остаться в тайне?

Бат продолжал говорить, периодически бросая на меня взгляды, словно проверяя реакцию. Я кивнул. Пусть пока так.

Во рту пересохло от пыли, поднимаемой копытами. Но мысли работали чётко. Сосредоточился на дороге, на окружающих, на информации, которую нужно было обработать.

— Хан не в курсе, что ты тут, — начала Изольда. — Если бы он ждал тебя, ни один монгол бы не встал на пути, не поднял лук и не обнажил меч.

Мать перевёртышей придержала свою лошадь, поравнявшись со мной. Её голос — тихий, только для моих ушей.

Власть хана абсолютна, его слово — закон. Если бы он приказал пропустить меня, никто бы и не подумал сопротивляться. Но, поскольку такого приказа не было… Отсюда все эти проверки, испытания, недоверие. Они не знают, как со мной обращаться, потому что не получили инструкций сверху.

— Уже догадался, — хмыкнул. — Вот только кажется мне, не только сыночек знает, что я топчу эти земли. Уверен, и его жёнушка-рух в курсе.

— Хадаан хатун… — заскрипели зубы перевёртыша. — Если бы у меня были силы и возможность, я бы вспорола ей брюхо и вытащила нутро наружу.

— Какая ты жестокая, — улыбнулся и покачал головой.

Не удержался от лёгкой иронии. Я видел Изольду в деле, знал, на что она способна. Перевёртыш могла быть беспощадной, когда требовалось, но обычно действовала с холодным расчётом, без излишней жестокости. А тут такие яркие фантазии о потрошении. Эта Хадаан хатун должна быть поистине выдающейся личностью, чтобы вызвать подобную реакцию.

Солнце медленно клонилось к горизонту, отбрасывая длинные тени от всадников. День близится к завершению, скоро придётся останавливаться на ночлег.

— Я? — удивилась женщина. — Я?.. Ты себя-то видел?

Изольда выглядела искренне озадаченной. Её брови взлетели вверх, глаза распахнулись.

Разговор сам собой заглох. Мы продолжали двигаться в том же темпе — достаточно быстро, но не загоняя лошадей. Монголы держались чуть впереди, время от времени оглядываясь на нас. Бат периодически подавал какие-то сигналы рукой, указывая направление или предупреждая о препятствиях.

Галбэрс подо мной шёл легко, без видимых усилий. В отличие от других лошадей, которые уже начали показывать признаки усталости — тяжёлое дыхание, взмыленные бока, замедляющийся шаг, мой вороной словно только разогревался.

Его движения были плавными, экономными. Каждый шаг, каждый прыжок через препятствие — точный, выверенный. И при этом он оставался полностью под контролем. Реагировал на малейшее движение поводьев, на легчайшее сжатие коленями.

Я не понимал, почему монголы так странно смотрели на мой выбор. Конь казался идеальным — сильный, выносливый, послушный, молодой. Что в нём могло не понравиться? Может, какое-то суеверие? Или просто не ожидали, что чужак выберет лучшую лошадь в табуне? Впрочем, ответ на этот вопрос я получил уже скоро.

Мы приближались к месту стоянки, когда зверь решил, что он сам по себе — как рванул и понёсся вперёд. Попытки его остановить не сработали. Сука ещё и пыталась меня скинуть на ходу. Едва успел схватиться за гриву, чтобы не слететь. Вороной нёсся, словно за ним гнались все демоны ада. Копыта громко стучали по твёрдой земле, ветер свистел в ушах.

Я потянул за поводья — никакой реакции. Сжал бока коленями, пытаясь заставить остановиться, — бесполезно. Словно в него вселился бес.

Резкие зигзаги, неожиданные прыжки, внезапные остановки и рывки — весь арсенал приёмов для избавления от нежелательного наездника. Сука! Теперь понятно, почему монголы так странно смотрели на мой выбор.

Через плечо заметил, что вся группа остановилась и просто наблюдала. Никто не бросился на помощь, никто даже не окликнул. Наоборот — на лицах монголов играли улыбки, откровенные, нескрываемые. Даже Бат, обычно серьёзный и сосредоточенный, теперь открыто ухмылялся, скрестив руки на груди. Весело им, значит? Устроили развлечение за мой счёт? Ну-ну.

Галбэрс подбросил меня особенно сильно. На мгновение я оторвался от седла, но успел ухватиться за поводья. Повис на них, чувствуя, как натягивается кожа ремней. Конь резко затормозил, и я по инерции накренился вперёд, чуть не уткнувшись носом в его гриву.

А дальше началось настоящее родео. Вороной крутился на месте, как волчок, попеременно вставая на задние и передние ноги.

В какой-то момент я понял: обычными методами эту тварь не усмирить. Нужно что-то посерьёзнее. Чуть сосредоточился, направил магию. Сначала лёд — тонкие кристаллы на поводьях, холод, проникающий сквозь кожу ремней прямо в пасть коню. Затем огонь — лёгкое, почти незаметное пламя, обжигающее бока вороного.

Эффект был мгновенным. Конь застыл на месте, как вкопанный. Его глаза расширились от удивления… Нет, это был страх. Галбэрс понял, что имеет дело не с обычным наездником, что его трюки не сработают, а цена непослушания может быть высокой.

Я спрыгнул с седла. Выпрямился, посмотрел коню прямо в глаза.

— Будешь ещё выкрутасничать… — улыбнулся. — Я тебя или сожгу, или заморожу. Понял?

Говорил спокойно, даже с некоторой долей веселья, но в моих глазах читалась угроза. Не пустая, не показная, а настоящая. Конь почувствовал это. Его уши прижались к голове, ноздри затрепетали. Он смотрел на меня с новым выражением — смесь страха, уважения и, как ни странно, интереса. Словно впервые встретил достойного противника.

Галбэрс фыркнул, выпустив струйку пара из ноздрей. Не совсем покорность, скорее… перемирие. Признание силы, но не полная капитуляция. Что ж, для начала сойдёт, а полное доверие придёт со временем.

Отряхнул одежду от пыли, поправил пояс, осмотрел Галбэрса — никаких видимых повреждений от моей магии. Хорошо. Не хотелось бы остаться без транспорта посреди степи.

Бат подъехал ближе, всё ещё с улыбкой на лице, но теперь в ней было меньше насмешки и больше… одобрения. Он что-то сказал, и на этот раз я понял его слова без перевода. «Усмирил коня!» — простая фраза, но в ней прозвучало признание. Он даже добавил: «Молодец!»

Остальные кивали, выражая одобрение. Словно я прошёл какой-то важный тест, доказал свою состоятельность. Вся ситуация действительно напоминала подростковые испытания. Помню такое из прошлой жизни — вечные проверки, тесты на храбрость, силу, выносливость. Мальчишки, соревнующиеся друг с другом, пытающиеся установить иерархию. Кто сильнее, кто быстрее, кто смелее. И горе тому, кто покажет слабость. Его задразнят, заклюют, отодвинут на нижние ступени социальной лестницы.

Тем временем отряд быстро и организованно разбивал лагерь. Кто-то распрягал лошадей, кто-то собирал хворост для костра, кто-то доставал припасы.

Мы с Изольдой занялись нашей палаткой. Потом пошли к ручью, протекавшему неподалёку. Вода — прохладная, чистая. Умылся с наслаждением, смывая пыль и пот прошедшего дня. Изольда рядом делала то же самое.

Вернулись к лагерю, когда костёр уже разгорелся. Монголы расселись вокруг, передавая друг другу мешки с едой и бурдюки с чем-то. На этот раз нас пригласили присоединиться.

Сели. Изольда — рядом, почти касаясь плечом. Её близость ощущалась, как тепло костра — не навязчиво, но заметно. Она держалась возле меня, словно нуждалась в защите. Или просто подчёркивала свою принадлежность.

Монголы предложили еду — те же лепёшки, сушёное мясо, какую-то пасту в деревянной чаше. Вкус непривычный, но не неприятный. Солёный, с примесью трав и чего-то молочного.

Атмосфера постепенно становилась более расслабленной. Монголы переговаривались между собой, иногда поглядывая в нашу сторону, но уже без прежней настороженности. Скорее, с любопытством. Кажется, за это небольшое время они немного привыкли к нашему присутствию. Мы перестали быть угрозой, став просто странными попутчиками.

— Ты не думал, что это ловушка? — вдруг спросила женщина шёпотом.

Изольда наклонилась, её губы почти касались моего уха. Она смотрела не на меня, а на огонь, словно боялась, что монголы прочтут вопрос по её губам. Пряди волос упали на лицо, скрывая выражение глаз.

Ловушка. Конечно, я думал об этом. Принц, желающий встретиться тайно, жена-рух, которая, собирала армию, чтобы на меня напасть. Всё это вполне могло быть частью какого-то плана.

— Да, — кивнул. — Даже если так, мне в любом случае нужно попасть в столицу, а тут какой-никакой эскорт. Буду думать на месте. К кое-чему уже подготовился, а там посмотрим.

Костёр трещал, искры взлетали в тёмное небо и гасли, не долетая до звёзд. Монголы продолжали разговор. Обсуждали маршрут, план на завтра, делились какими-то байками, смеялись, передавая друг другу бурдюк. Я кивал в нужных местах, делал вид, что слушаю, но мысли были далеко.

Сосредоточился на пространственном кольце. Мысленным взором заглянул внутрь. Перевёртыши уже пришли в себя — обе сидели в своём отсеке. Выглядели потрёпанными, но живыми. Хорошо, одной проблемой меньше.

Лахтина расхаживала по своему отсеку, как тигр в клетке. Её лицо искажала гримаса возмущения. Она периодически останавливалась, указывала в сторону изолированного барьера, где находилось Зло, и что-то выкрикивала. Королева явно категорически против такого соседства.

Осмотрел Василису более внимательно. Женщина лежала без движения, но дышала. Цвет лица — нормальный, без той мертвенной бледности, которая была раньше. Но что-то не так. Присмотрелся. И вот оно — тонкие, почти невидимые нити тьмы, похожие на чёрный дым, просачивались сквозь барьеры моего бункера. Они тянулись от шара Зла, который я запечатал отдельно, к телу Василисы.

Сначала подумал, что это просто игра воображения, оптическая иллюзия, но нет, нити были реальны. Они проникали сквозь преграды, словно их не существовало. Медленно, но неумолимо Зло снова пыталось просочиться в тело своей бывшей хозяйки. Восстановить связь, вернуть контроль.

Попытался укрепить барьеры. Накачал их дополнительной магией, наложил ещё слои защиты. Нити замедлились, но не остановились полностью. Нужно как-то радикально решить проблему, вот только чем? Выдохнул.

Один из моих паучков, расставленных по периметру лагеря, передал сигнал тревоги. Кто-то двигался в нашу сторону — медленно, осторожно, пригибаясь к земле.

Бат заметил моё напряжение. Или, может, у него были свои наблюдатели. Он не прервал разговор, не подал виду, что что-то не так, но его рука незаметно переместилась к рукояти ножа на поясе. Глаза стали внимательнее, взгляд — цепче. Он продолжал говорить и смеяться, но всё его тело подобралось, готовое к действию.

Я же не торопился с выводами. Паучки передавали образы: человек — скорее всего, мужчина, судя по размерам и движениям. Одежда тёмная, возможно, кожаная. Оружие есть, но не готово к бою — всё ещё в ножнах, за спиной. Двигался не как враг, а как разведчик. Или гость, неуверенный в приёме.

Остальные монголы тоже почувствовали присутствие чужака. Никто не подал виду, но напряжение в лагере выросло мгновенно. Руки незаметно переместились к оружию, тела развернулись в сторону потенциальной угрозы. Разговоры не прекратились, но стали тише, менее оживлёнными.

Изольда бросила на меня вопросительный взгляд. В её глазах читался вопрос: «Действовать? Готовиться к бою? Превращаться?» Я отрицательно покачал головой. Всего один человек, это того не стоит.

Незнакомец, видимо, понял, что его обнаружили. Или с самого начала не пытался скрываться, просто соблюдал осторожность. Он выпрямился и пошёл прямо к лагерю — спокойно, уверенно. Когда подошёл ближе, что-то произнёс — короткая фраза на монгольском, с вопросительной интонацией. Приветствие? Просьба? Пароль? Не понял ни слова, но тон был скорее дружелюбным, чем враждебным.

Бат ответил — тоже коротко, с нотками узнавания в голосе. Плечи монголов расслабились, руки отпустили оружие. Свой? Знакомый? Похоже на то.

Мужик вышел на свет костра, и я наконец смог его рассмотреть. Монгол, без сомнения. Крепкий, жилистый, с широкими плечами. Воин, по всей видимости. Лицо — интересное, испещрённое шрамами, словно карта местности. Некоторые рубцы старые, белёсые, другие — более свежие, розоватые. История битв, записанная на коже.

Голова лысая, блестящая в свете костра. Только на подбородке — тонкий хвост бороды, заплетённый в косичку с металлическим украшением на конце. Выглядел он лет на сорок, может, чуть больше.

Монголы при его появлении сразу изменились. Напряжение ушло, уступив место чему-то вроде уважительного товарищества. Они явно знали этого человека и, похоже, ценили его.

— Это Жалсан, — Изольда, уловив мой вопросительный взгляд, наклонилась ближе. Её дыхание тёплым облачком коснулось уха. — Как я поняла, они знакомы. Он охотник и следопыт. Почуял стоянку и пришёл проверить.

Монгол без церемоний опустился на землю у костра. Сел, скрестив ноги, выпрямив спину. Остальные тут же пододвинули к нему миску с едой и бурдюк с напитком. Гость принял угощение с кивком благодарности, но без слов.

Жалсан ел методично, без жадности, но и не оставляя ничего. Каждый кусок — в рот, тщательно пережевать, проглотить. Затем глоток из бурдюка, вытереть губы тыльной стороной ладони.

Пока он ел, монголы переговаривались. Тихие голоса, короткие фразы, вопросы, ответы. Обмен новостями, видимо. По интонациям, по взглядам, которые они периодически бросали в мою сторону, понял: говорят обо мне. Жалсан слушал, кивал, иногда задавал короткие вопросы. Его глаза — тёмные, внимательные — изучали меня с нескрываемым интересом.

Закончив трапезу, гость повернулся ко мне. А потом, к моему удивлению, заговорил по-русски. Не чисто, с сильным акцентом, но вполне понятно.

— Чужак? — простой вопрос, но в нём было много слоёв.

— Павел Александрович, — представился я.

Имя прозвучало странно здесь — посреди степи, у костра, окружённого монголами. Словно из другого мира, другой реальности.

Жалсан повторил имя, будто пробуя его на вкус, покатал слоги на языке. Кивнул, принимая их. Затем слегка наклонил голову.

Я уже не удивлялся, что кто-то почему-то в этой стране знает наш язык. А вот сам монгольский ещё не изучил. Нужно будет подтянуть.

— Ах ду сказали, что ты силён, благороден и храбр, — продолжил он.

Жалсан говорил медленно, тщательно подбирая слова. «Ах ду» — снова это выражение, «братья, соратники».

Пожал плечами. Жалсан воспринял мой жест по-своему. В его глазах мелькнуло что-то вроде уважения. Возможно, скромность здесь ценится? Или умение не поддаваться на простые провокации?

— Пойдём с тобой в буке! — монгол хлопнул меня по плечу.

— Куда?

Наклонился к Изольде, чтобы она перевела. Слово было новым, значение — неясным.

— В бой! — сказала женщина. — Это способ проверить мужчину, установить иерархию силы. Ему сказали, что ты силён, и он хочет убедиться.

— А мне это зачем? — уточнил. — С каждым монголом нужно сражаться, чтобы они успокоились?

Вопрос прозвучал с нотками раздражения. Не из-за вызова как такового — к проверкам я привык, а из-за бесконечности этого процесса. Сегодня один монгол, завтра другой, послезавтра третий. И так до бесконечности? У меня есть задачи поважнее, чем доказывать свою силу каждому встречному воину.

— Нет, — помотала головой женщина. — Есть те, кто сильнее. Победишь их, и тот, кто слабее, не может бросить тебе вызов, пока не победит предыдущего, и так до верхушки. Жалсан сильнее всех тут. Победишь его — больше никто из группы не бросит вызов проверки.

Значит, «Жалсан сильнее всех тут…» — интересно. Не Бат, который вроде как командир отряда? Если он действительно сильнейший и если победа над ним избавит меня от дальнейших проверок… Почему бы и нет? Одно испытание вместо десятков. Выгодная сделка.

Кивнул Жалсану, соглашаясь на вызов. Его лицо озарилось улыбкой — широкой, с проблесками зубов в свете костра.

Изольда продолжила объяснение правил. Важное уточнение: бой не на смерть. Не уничтожение противника, а демонстрация силы. Хорошо. Я не горел желанием убивать кого-то просто ради статуса. Да и создавать врагов так рано в игре было бы неразумно.

Встал, отряхнул одежду от пыли и крошек. Жалсан тоже поднялся — плавно, без усилий, как хищник, готовящийся к прыжку. Он тут же начал скидывать верхнюю одежду — куртку, жилет. Остался в простой рубахе, обнажающей мускулистые руки, покрытые шрамами и татуировками.

Пока я наблюдал, он начал разминаться. Не напоказ, а методично, привычно: круговые движения плечами, наклоны, растяжка запястий.

Монголы вокруг нас расступились, образовав нечто вроде импровизированной арены. Их лица выражали интерес, предвкушение, азарт.

Мы с Жалсаном отошли на небольшое расстояние от костра — достаточно далеко, чтобы не мешать остальным, но при этом близко, чтобы свет от пламени ещё освещал площадку. Идеальное место для поединка — ровное, без камней и ям, с хорошей видимостью.

Жалсан озвучил правила боя. Простые, чёткие, без двусмысленностей. Никакого оружия — ни мечей, ни ножей, ни луков. Никаких артефактов — ни защитных амулетов, ни усиливающих колец. И никакой магии. Только тело против тела, мускулы, рефлексы, опыт, выносливость. Базовый уровень, первичный слой силы.

Монгол уже принял боевую стойку. Ноги широко расставлены, колени слегка согнуты, центр тяжести низкий. Руки подняты, пальцы раскрыты, готовые к захвату или удару. Глаза — внимательные, сосредоточенные — не отрывались от моего лица. Он был готов начать по первому сигналу.

Я тоже принял стойку, отзеркалив позицию противника. Моё тело помнило множество боевых искусств — от простых уличных драк до изысканных техник древних мастеров.

Но вдруг паучки передали новую информацию. Что-то двигалось к лагерю — не человек, гораздо крупнее и… страннее.

— Подожди! — поднял руку.

Резко остановил начавшееся движение. Жалсан уже был в полушаге от атаки, но мой жест был настолько чётким и категоричным, что он замер на месте.

Я всё ещё стоял в боевой стойке, но внимание полностью переключилось на новую угрозу.

— Испугался, чужак? — оскалился монгол.

Жалсан неправильно истолковал мой жест. На его лице появилась ухмылка — широкая, с проблесками зубов в свете костра. В глазах мелькнуло что-то вроде презрения. Он решил, что я просто ищу способ избежать боя, что струсил в последний момент.

Не стал обращать внимания на его слова. Сейчас не до уязвлённой гордости — ни моей, ни его. Паучки продолжали передавать образы.

— Сюда что-то приближается! — ответил на коверканном местном языке.

Произнёс фразу достаточно громко, чтобы услышали все монголы вокруг костра. Мой голос был спокойным, но с той особой интонацией, которая заставляет людей слушать.

Монголы отреагировали мгновенно — разговоры оборвались на полуслове, смех затих. Лица стали серьёзными, сосредоточенными. Мужики не задавали вопросов, не потребовали объяснений. В считаные секунды они вооружились. Луки, мечи, копья — взяли всё, что было под рукой. Встали, образовав круг, спинами к костру. Бат начал отдавать короткие, отрывистые команды.

Паучки передавали всё более чёткие образы. Существо выходило из темноты степи, приближаясь к кругу света от нашего костра. Сначала это была просто тень, более тёмная. Затем — очертания, смутно напоминающие волка, но слишком большого, слишком… неправильного. Когда существо подошло достаточно близко, я смог разглядеть детали.

Это был волк или, по крайней мере, что-то, принявшее форму волка. Размером с небольшую лошадь. Тело… полупрозрачное, словно соткано из дыма и тумана. Но сквозь эту дымку просвечивали внутренности — кишки, органы, кости, двигающиеся не так, как должны перемещаться части тела. Они словно жили своей собственной жизнью.

На голове — три глаза. Два обычных — волчьих, по бокам морды, и третий — прямо посередине лба, больше остальных, светящийся бледно-голубым огнём. Этот глаз не моргал, не двигался, просто… смотрел.

Шерсть на теле существа колыхалась, как водоросли под водой, хотя ветра не было. И под ней… Казалось, будто под кожей твари открываются и закрываются рты. Десятки, сотни ртов, беззвучно шевелящиеся, словно что-то нашёптывающие.

— Ховдог Чоно! — произнёс мой противник.

Монголы вокруг меня заметно напряглись. Оружие крепче сжалось в руках, но никто не бросился в атаку. Они ждали, наблюдали, готовились.

— Монстр? — спросил я.

— И да, и нет, — покачал головой Жалсан. — Что-то среднее, от этого оно и опаснее.

Загрузка...