Дворянин без титула

Глава 5

Сюда жемчуг привёз индеец,

Поддельны вины европеец,

Табун бракованных коней

Пригнал заводчик из степей,

Игрок привёз свои колоды

И горсть услужливых костей,

Помещик — спелых дочерей,

А дочки — прошлогодни моды.

Всяк суетится, лжёт за двух,

И всюду меркантильный дух.

Выбирал место для апробации своего первого артефакта я не долго. Вышел из деревни и пошёл в сторону небольшого озера с соответствующим размеру названием Маленец. Вдобавок озерко ещё и обмелело за лето и его размер значительно уменьшился. Скорей всего это теперь большой пруд, с крошечным ручейком, который в него впадает.

Не Байкал, конечно, но на первый раз пойдёт. Зато с трёх сторон водоём окружён лесом. Ни один зритель, даже случайный, не подкрадётся незаметно. Лучше места в пешей доступности для полигона не придумать.

Попробовать я решил с того самого смерча-пылесоса, которым Ржевский меня от мусора очищал. В качестве объекта для эксперимента выбрал небольшую берёзку, отдельно стоящую на краю леса.

Кажется, переборщил.

Вроде всё делал, как однокашник, а дерево вмиг лишилось листьев. Я даже не понял, куда они улетели. Неужели в тот неприглядный зелёный комок сбились?

Я стал играться с количеством сущности вливаемой в перл. Оставив «голыми» ещё с десяток деревьев, пришёл к выводу, что увеличивая поток, повышаю мощность всасывания листвы и уменьшаю точность работы. В принципе, это и ежу было понятно — тренировки наше всё. Думаю, что со временем я научусь выдергивать даже отдельные иголки из еловых лап.

Чтобы сбросившие листву деревья не пропали просто так, перешёл к следующему этапу испытаний — начал бить их «воздушным кулаком». Естественно, снова дал маху. Первая же берёзка отлетела метров на двадцать. Причём вместе с корнями. Что интересно, меня даже не покачнуло, а я ожидал отката, как от выстрелившего орудия.

«Фига себе я молодец. И никакого тебе истощения», — мысленно погладил себя по голове.

Никакого истощения и не могло быть, поскольку мой предшественник отлично контролировал сущность, а внешняя эссенция, которая затем преобразуется в организме, априори нескончаема. Здесь человеческий организм не является аккумулятором манны, как в фэнтезийных книгах, которые я читал в своё время. Смешивай себе эссенцию с личной сущностью, запускай коктейль в перл и колдуй себе до бесконечности. Тут дело в другом. Чтобы магия работала, так как надо, нужно ощущать и контролировать сущность, а этому местные маги долго и упорно учатся, подвергая себя регулярным многочасовым медитациям. При этом увеличивается и количество эссенции, которую организм может смешать с личной сущностью и направить коктейль в артефакт. Другими словами, неумелый оператор перла скорее вырубится от постоянного напряжения при контроле личной сущности, а не от того, что в его теле что-то там закончится или перегорят какие-то каналы.

Трудность обучения, кстати, объясняет, почему взаимодействие с перлам здесь доступно в основном дворянству. Обучаться работе с артефактами желательно лет с двенадцати, а есть у крестьянского дитятки время на то, чтобы в тишине и спокоствии посидеть без дела пару часов? Пусть не каждый день, а хотя бы раза три в неделю? Вопрос риторический. Сколько свободного времени бывает у молодого дворянчика, рассказывать думаю не стоит. Правда, у детей нет должной усидчивости и понимания того, что даёт обучение, в результате чего подавляющее большинство дворян останавливается на умении всего лишь включить или выключить уже имеющийся артефакт.

Из того, что мало кто развивает свои способности ощущать и контролировать личную сущность и эссенцию вытекает следующий факт — хороших формирователей перлов ничтожно мало. В купе с тем, что источники концентрированной эссенции тоже не на каждом шагу, рождается дефицит, а тот соответственно повышает цену на артефакт. Если б я перл, который сейчас испытываю, делал для кого-то другого, то, думаю, его цена была бы эквивалентна стоимости половины небольшой деревни с сотней крепостных. Для размышления и понимания порядка цен: в реальной истории Василий Львович, дядя Пушкина, продал соседнему помещику Сергею Зыбину свою половину Болдино и полторы тысячи крепостных за двести тридцать тысяч, а сам поэт перед свадьбой заложил деревню Кистенёво с двумя сотнями душ за тридцать восемь тысяч. Много ли найдётся покупателей на такой дорогой артефакт? Не думаю.

Хм. Интересно: а сколько мне позволят создать мощных артефактов на продажу, даже если количество соответствующих колодцев будет бесконечно? Боюсь что всего лишь один и он же единственный. Иначе тот же Император и его службы прогнут меня под себя или под благовидным предлогом заселят в номер с видом на Неву в Петропавловской крепости. Зачем государю нужны свободные художники, не приносящие доход в казну? Или существует какой-то другой путь, о котором я не знаю.

Как вариант, Александр I заставит меня клепать простейшие не триггерные артефакты постоянного действия. Существуют здесь и такие. По крайней мере, у тех же Пущина и Матюшкина были именно они.

Обычно такие перлы идут вармию и флот, но там казна платит, а значит и цена на них невеликая. Да и формируют их по шаблону даже не мастера, а скорей всего подмастерья, которые вряд ли понимают, что и как они делают.

В отличие от моего триггерного артефакта, для активации непрерывного нужен только телесныйконтакт с находящимся в сознании носителем и нет нужды контролировать личную сущность. Впрочем, как и нет возможности делать с ним что-то грандиозное и мощное.

То есть, если в перле Пущина заложено двукратное облегчение ноши, то и будет в два раза легче, а не в три до тех пор, пока он не снимет артефакт, уснёт или погибнет. Из плюсов — удобно, например, в бою; относительно недорого. Из минусов — не универсальность и усталость организма.

Не забываем про бесплатный сыр в мышеловке. Создаются такие перлы так же с использованием сущности будущего оператора, которая содержится даже в крови. Соответственно так же могут использоваться кровными родственниками. Ни мой тёзка, ни я лично не выяснял, а сам Иван Пущин не рассказывал, но зная, что его отец генерал-лейтенант Императорского Флота и член всяческих экспедиций и коллегий нетрудно догадаться, откуда у однокашника артефакт, пусть и недорогой.

Поломав ещё с полдюжины деревьев, я решил, что негоже безобразничать у бабушки в её угодьях и устроил распиловку уже поваленного леса. Не приведи Господи, но в случае чего ятеперь могу лесорубом подрабатывать.

Воздушное лезвие оказалось удобной штукой. Сначала на лежащих деревьях я обрубил голые ветки и сучки. Затем подумав, решил, что худая берёза в качестве древесины так себе в хозяйстве и годится разве что в печь, для чего нашинковал стволы на одинаковые небольшие поленья. Ещё немного потренировавшись со смерчем, я умудрился выложить вполне аккуратную поленницу, а после и отрубленные ветки сложил отдельной кучей. Объясню потом бабке, что новые умения осваивал и скажу, чтобы отправила дворовых за дровами к озеру.

Что интересно, за всё время моих испытаний ни один гнус не покусился на мою тушку. То ли боятся насекомые, то ли их реально ветром сдувает.

Нормальный такой вентилятор у меня получился. Можно сказать дереводробильный. Взглянув на гладь озера, я решил устроить шторм.

Что я могу сказать. Если во что-нибудь упереться, что я и сделал, привалившись спиной к стоящему у воды вязу, то волну в метр я легко могу поднять. Сильнее дуть не стал, потому что в лесу на противоположенном берегу, а это метров за двести, начали гнуться деревья, а в воздух вспорхнула вся живность, умеющая летать. При этом никакой усталости я не чувствовал. Сидел себе, подпирая спиной вяз, и гнал волну.

Минут через десять я обратил внимание на стоящую на берегу Сороти ветряную мельницу с замершими лопастями. Ну да, я же в сторону мельницы не дул, а погода стояла безветренная. Я и пошёл проверить смогу ли работать помощником мельника. Оказалось, что смогу. Только нужно или привязываться к якорям или опять же упираться во что-нибудь. Можно даже кольцо к дереву прибить и стоять рядом, но опора всё равно нужна. Так как мельница была повёрнута к реке, я совершил ошибку и встал между ней и мельницей.

После того, как я чуть не улетел в воду, пришло понимание того, что я делаю неправильно. Оказывается, нужно создавать ветер не из самого перла, а чуть дальше от него. Если я ножом прадеда могу создать огонь на расстоянии полуметра от лезвия, то так же можно отдалить и поток воздуха от себя. В этом случае не будет никакой отдачи. Опробовав новый метод, я остался доволен результатом и решив остановить испытания, отправился домой. Впереди долгие тренировки. Причём, скорее на точность и приложение силы, чем на мощность.

— Отличная работа! — одобрил знакомый голос из-за плеча.

— Виктор Иванович, ты видел, как я здесь рвал и метал!

— Всё видел, Александр Сергеевич, я с самого изготовления перла рядом был.

— А чего не появлялся?

— Побоялся концентрацию сбить. Дело непростое. Зачем нужен лишний отвлекающий фактор.

— И то верно. А остальные где?

— Осваиваются. Вечером все соберёмся. Так что, до вечера, — ненадолго попрощался мой призрак, и истаял, словно туман на ветру.

Отличные новости. Тут я встрепенулся и посмотрел на часы. Ого, время-то как летит. Скоро гости припрутся, а я взмыленный и не одет.

Донельзя довольный тренировкой я, улыбаясь до ушей, сам не заметил, как до дома добрался.

А там суета и дым коромыслом… Меня Бог миловал. Отсиделся у себя в комнате, и к гостям вышел, когда все начали уже за стол рассаживаться.

К счастью, беседу на себя взяли мои родители и бабушка. После ужина я имел разговор с Прасковьей Александровной Осиповой-Вульф. По местным меркам женщина очень образована, бойкая на язык и довольно энергичная. Она с удовольствием рассказывала мне, как гоняет на стенде жеребцов по кругу, чтобы их выгулять и к командам приучить. Собирался у неё про производство кирпича разузнать, а оказалось — она в нём не разбирается, даром что у них на землях примитивный кирпичный заводишко существует. Под конец сговорились завтра на ярмарку вместе добираться. Поговаривают, что последнее время на дорогах неспокойно стало. На всякий случай, в два экипажа поедем, так как она детей с собой возьмёт. Встретиться договорились на выезде из их Тригорского в полвосьмого утра, чтобы добраться до ярмарки по холодку.

Разошлись довольно рано. Я перед сном даже часа полтора с тульпами поболтал, узнал много интересного, в том числе и про деревню, что у бабушки на землях.

На ярмарку мы поехали втроём. Из всей моей семьи желающих трястись полтора часа туда, а потом столько же обратно, больше никого не нашлось. Лёвка, правда порывался со мной поехать, но узнав, что вставать придётся в полседьмого утра, тут же передумал. Соня он у нас.

За кучера был Никодим, крепкий мужик, лет тридцати пяти, давно работающий конюхом. Он сам вызвался на ярмарку съездить, чтобы из упряжи что-нибудь присмотреть, на что бабушка ему выделила пять рублей серебром.

На переднем сидение рындвана волчком вертелся Прошка — Поползень. Шустрый тринадцатилетний мальчонка, получивший своё прозвище в честь юркой птицы, типа синички. Та тоже жутко любопытная и свой длинненький острый клюв суёт в любую дырку или щель, чтобы там всё исследовать. Прошка такой же любопытный и жутко пронырливый. Пожалуй, в бабушкином имении от него нет тайн, если не касаться происходящего в барских покоях. Его бабушка со мной направила, как провожатого, а заодно и помощника.

По дороге Прошка болтал, не переставая.

— Барин, а кем ты хочешь быть? — неожиданно задал мне Прохор вопрос, сразу после того, как рассказал про Еланкину Падь и сообщил, когда туда стоит по грузди собираться, а когда за опятами верхом идти.

— Думаю, помещиком. Не люблю город, — пожал я плечами.

— А меня к себе возьмёшь? — тут же загорелись глаза у пацана.

— А ты кем бы хотел стать?

— Конюхом или псарём, — заговорщицким шёпотом поведал мне малец.

— А садись-ка поближе, пошепчемся, — пригласил я его на своё сидение, чтобы Никодим нас не подслушивал, — Расскажи-ка мне дружок, отчего ты вдруг конюхом, к примеру стать желаешь?

— Так он в дворне один из главных. Его и кормят всегда хорошо, для того, чтобы он в теле и силе был и мог хозяев от татей защитить, а то и от волков каких, и живёт он отдельно от всех, а не в общей комнате, и девки все его. Правда у нас такого нет, наша барыня всех за близких держит, но у тех же Вульфов бывает, что отправляют провинившихся на конюшню, чтобы там поучили их уму разуму. Пороть-то конюх по-всякому может. Кого-то пусть и шумно, но лишь приласкает, а с кого и кожу спустит так, что неделю присесть не можно. А девки хитрые. Они заранее ластятся и сами лезут, чтобы случись что, задницу свою уберечь.

— А вдруг я таким же барином буду, как бабушка? Никого на порку не отправлю. И плакали тогда твои планы на девушек, — посмеялся я над рассуждениями пацана.

— Ой, да на моей памяти Никодим лишь четверых высек, и то мужиков, что из дома последнее в кабак несли, но девки-то всё равно к нему бегают.

— Может они не со страха, а из-за доброго слова, или подарка какого к нему шастают?

— Слова я пробовал. Она меня дураком назвала и в ухо заехала, — поделился пацан своим печальным жизненным опытом.

— И что, даже подарки не работают? Любят девки подарки, ты это учти на будущее.

— А я ей ничего не дарил, — буркнул парень, — Один раз раков наловил, крупных, так ей полкорзины отдал, она их матери снесла, а мне две большие репы в обрат притащила. Ох и сладкие были!

— Понятно всё с тобой, — вздохнул я, — У тебя хоть деньги-то есть?

— Пять копеек при себе имею, — почто что гордо отозвался Прошка.

— О, и что на них можно купить? — издалека начал я ликбез по вопросам цен, о которых мой провожатый мог быть в курсе.

— На пять копеек можно дюжину карамельных петушков на палочке купить, а если на копейку брать, то только два дают, — важно начал Поползень с самого главного.

— Так ты считать умеешь?

— А то. Меня три зимы считать и писать учили. А я что. Пусть учат. Всё веселее, чем в хате при лучине сидеть.

— Неплохо, а ещё что на пять копеек можно взять?

— Если поторговаться, то полпуда рыбы речной, мелкой, — начал загибать Поползень пальцы, — Полдюжины обычных свечей. Пару — тройку аршин бязи. Четыре кирпича, но это вряд ли, там ещё копеечку придётся накинуть, и то со скрипом продадут.

— Погоди, а ты откуда про цены на кирпич знаешь?

— Батя мой позапрошлый год печь русскую в нашем доме построил. Теперь у нас красота, а не жизнь, и старшим легче. Раньше же мы всей семьёй на одних полатях спали. А как старший брат женился, да жёнку в дом привёл, одна ругань по утрам стояла. Что отец с матушкой, что брат с женой — все не выспавшиеся ходят. Зато как нас на полатях не стало, так старшие перегородку спроворили, чтобы друг другу не мешать.

— С этим понятно, ты про цены рассказывай, — подивился я лишний раз спокойному отношению деревенских детей к взрослой жизни.

— Так я не так много знаю. Кабанчик годовалый рубль стоит. Постарше и откормленный уже рубля полтора. Примерно, как крепостная девчонка лет семи — восьми. Мужик лет тридцати, если грамотный, от пятидесяти до ста рублей встанет. Старая лошадь пару-тройку рублей. Хороший крестьянский конь-трёхлетка рублей на десять потянет, — перечислял пацанёнок цены, как нечто само собой разумеющееся.

— Достаточно. Пошли по ярмарке прогуляемся, — прервал я его, так как мы приехали.

Кстати, ровно полтора часа пробыли в пути, минута в минуту, отметил я про себя, защёлкнув крышку часов.

Воскресная сельская ярмарка, которая здесь проводится раз в месяц, меня не впечатлила.

В основном понаехали крестьяне, на пятидесяти — шестидесяти телегах, со своими привычными товарами. Тут же оказались торговцы, которых сразу было видно по навесам над прилавками. Пара скупщиков на гуляющий люд посматривала, опытным глазом вычисляя тех, с кем про покупку зерна можно сговориться.

— Александр Сергеевич, а вы в курсе, что всех вас пасут, и даже уже убивать собрались?

— Пока ещё нет. Надеюсь, ты просветишь? — задал я вопрос своему тульпе, из молодых.

— Две телеги. На одной четверо, но второй пятеро. Откуда вы, они уже узнали у кучера Осиповой.

— Он нас сдал?

— Так нет. Там простота деревенская… К нему подошли с вопросом, где такого коня, как у него в упряжке, можно купить, он и растаял. И барыню свою назвал, и дорогу к имению объяснил. Так что, они туда выехали и уже засаду готовят, — доложил Серёга, на этот раз приодетый в жандармского ротмистра, пощёлкивая стеком по лаковому голенищу сапога.

— Ради чего? У меня денег почти нет. Вон, грабили бы продавца гусей! — воспротивился я явной социальной бессмыслице.

— Гусей у него всего дюжина. Продаёт он их по тридцать копеек. А у вас при себе часы, которые одни гораздо больше двух сотен рублей серебром стоят. И с барыни есть что снять, а уж её дочка, та вовсе постаралась, столько на себя вздела, что прямо красотка-красотка. Для тех, кто понимает, — с изрядной долей иронии отметил Серёга, — Как я понял, убивать вас собрались километрах в четырёх отсюда. Там как раз свороток глухой на вашу дорогу, которым редко, кто пользуется.

— Вооружены как?

— Кистени, топоры да косы.

— Дальнобойного ничего нет?

— Луков, копий и рогатин я у них не заметил, но косу могут кинуть, — чуть подумав, ответил Серега.

— Это как же её кинуть надо, чтобы она опасной стала? — усмехнулся я в ответ.

— Как-как, да очень просто. Лезвие вдоль древка переставляешь, и почти что копьё получается. Сама переделка пару минут занимает. Кольцо крепёжное сбить, лезвие на девяносто градусов развернуть и обратно тем же кольцом закрепить.

— Понятно, значит под бросок подставляться не буду, — согласно кивнул я головой.

— Прасковья Александровна, дорогая, а давайте-ка в обратную дорогу собираться, — нашёл я соседку около лотка с яркими платками.

— Так не посмотрели же толком ничего! — всплеснула она руками.

— Сердце свербит. Беду чует, — состроил я скорбную физиономию, — А оно меня никогда не обманывало.

В предчувствия здесь верят. Соседка вмиг серьёзной стала и начала беспокойно оглядываться в поисках детей.

Выехали мы обратно минут через пятнадцать. Мы, по моему настоянию, двигались первыми, и Никодим с Прошкой были настороже.

— Надо было урядника позвать, — выдал вдруг Поползень.

— Откуда он в этой глуши? — поинтересовался я.

— Так ярмарка же. Прискакал он, и даже с двумя казаками. Проследить хочет, чтобы беспорядков каких не сделали. Нет бы нам их позвать.

— И что бы ты ему сказал, что у барина сердце ноет? — проворчал в ответ Никодим.

Деревце ухнуло, как по заказу, стоило нам метров на сто углубиться в густой перелесок. С умом дерево повалили. Нетолстая берёзка, ствол которой можно пальцами охватить, а упала так, что не вдруг пешим перепрыгнешь.

Пятеро лохматых бородатых мужиков не спеша вышли нам навстречу.

— Приехали, господа хорошие. Скидавайте всё до исподнего, если жизнь дорога, — поигрывая кистенём, глумливо усмехнулся самый крупный из них, сверкнув щербатой пастью.

Словно в подтверждение его слов где-то позади послышался шум упавшего дерева, давая понять, что путь назад тоже отрезан.

— Под руку не лезьте, — тихо скомандовал, спрыгивая на землю.

Мне пришлось подождать пару секунд, чтобы разбойника собрались кучней, а затем в ход пошла магия. Четверых разрезало сразу, всего лишь парой Серпов, а по пятому удалось попасть лишь со второй попытки. Шустрый оказался, чуть было не удрал.

После этого я метнулся назад, и вовремя. Ещё четверо мужиков цепочкой трусили в нашу сторону, старательно огибая лужи. Расправился я с ними за пару секунд.

Потом Прасковье Александровне стало плохо и она в обморок упала. Пришлось мне вместе с кучером осторожно снимать её с сидений и переносить на попону, брошенную на траву.

— Две телеги тут, неподалеку, — сообщил Серёга, нетерпеливо ёрзающий у меня за плечом, — И они не пустые. Похоже, кто-то из торговцев сегодня до ярмарки не добрался.

— Никодим, обыщи татей. Деньги и всё ценное собери, а оружие не трогай. Пусть его урядник увидит. Прошка, а мы с тобой прогуляемся. Сдаётся мне, варнаки где-то рядом телеги припрятали.

Дальше мы все поехали на нашем рындване, так как в нём места побольше, а экипаж соседки отправили обратно на ярмарку, с наказом, чтобы её кучер урядника разыскал, да до места его сопроводил.

Трофейными телегами управляли Прошка с Никодимом, а мне пришлось занять место кучера, и везти соседей до их усадьбы.

Два кошеля, найденные у атамана этой банды, приятно грели душу. В одном были деньги, в основном медь и серебро, но и несколько золотых империалов я заметил, когда потряс кошель, любопытствуя содержимым. Во втором оказались цацки: кольца, кресты и прочие украшения. С ними дома буду разбираться. Как и с товарами, что в телегах лежат.