Глава 2

Из памяти Александра мне удалось извлечь интересные сведения.

В колодцах жизни формируются перлы изумрудного цвета, усиливающие и стимулирующие организм. Само собой не осталась в стороне и медицина, поскольку с помощью перлов жизни успешно лечатся травмы, что особенно ценно во время боевых действий.

Именно за сильный колодец жизни, случайно найденный Пушкиным в одном из садов Царского села, юноша и получил в подарок золотые часы.

В принципе, об источнике можно было никому и не рассказывать, но колодцы света, которые до этого использовал Александр, были временные. На этот же раз попался постоянный, и попытаться в нём что-то создавать юноша просто побоялся. Всё-таки воровать эссенцию на земле императора, это не одно и то же, что трясти яблоки в его саду. К тому же Пушкин даже примерно не представлял, как и какой перл сформировать в колодце жизни, чтобы потом его можно было самостоятельно использовать.

Поэтому, не мудрствуя лукаво, он о своей находке и точном её месторасположении рассказал директору лицея Энгельгардту, а тот сразу же поведал об этом императрице.

Елизавета Алексеевна, прознав о том, что у неё под боком учится юноша, нашедший уникальный колодец, через того же директора в качестве вознаграждения за обнаруженный источник передала часы и предложила Александру по окончании лицея подумать о карьере императорского лозоходца.

Молодой Пушкин слышал о существовании подобной службы, но, несмотря на возраст, уже понимал, что колодцы являются материальным активом и не горел желанием искать источники даже для самого императора. За годы, проведённые в лицее, юноша, как ему казалось, достиг таких вершин, к которым обычные люди идут десятки лет. К тому же, что могла дать служба при императоре, если его лозоходцы не смогли обнаружить мощный колодец даже у себя под носом? Да и насмотрелся Александр за время учёбы, как живут приближённые к Императорской семье и понял, что это не его. Посему парень отбрехался, мол, находка была случайной удачей, а затем напрочь отказался от службы при дворе.

Ответ, несомненно, вышел дерзкий, но и предложение было так себе — с непонятной перспективой бродить каждый день по государевым землям в чине коллежского секретаря в поисках колодцев. За те же семьсот рублей в год можно беззаботно протирать штаны в Коллегии Иностранных Дел и пользоваться всеми благами столицы. А это званые вечера, балы, театры, блестящее общество гусаров и привлекательных барышень. Естественно, выбор парня пал на второй вариант.

— Я так понимаю, что слово колодец используется как иносказательный и собирательный образ, — прервал моё повествование Иваныч.

— Ты абсолютно прав, — подтвердил я догадку миньона. — Они больше похожи на лужи диаметром в метр, в которые с окрестностей стекаются потоки эссенции. И Александр ещё ни разу не встречал колодцев измерения, перлы из которых могут влиять на пространство и время. Слышал, что такие образуются в Европе, но говорят, что в Москве и кур доят. В принципе, колодцев материи и движения Пушкин тоже в Царском селе не встречал, хотя из ветви движения у него имеется перл, доставшийся по наследству от прадеда Ганнибала.

— И что им можно делать? — полюбопытствовал тульпа.

— Тепло создавать в диапазоне от комнатной температуры до пламени плазменной горелки, — пожал я плечами. — В случае чего, могу медные самовары лудить да железо сваривать, как ацетиленовой сваркой.

— Можно подумать в России нынче полно нормального железа, — заметил Иваныч и тут же добавил, — А вот меди и правда хватает. Что ещё ветвь движения даёт?

— Управление воздушными массами. Это ты уже видел у моего одноклассника. Можно формировать перлы, которые будут создавать холод и вакуум. Да мало ли, на что способна человеческая фантазия. Ты пойми, этому здесь никто не учит, а если где-то и учат, то Пушкин об этом почти ничего не знает. Он лишь что-то мельком слышал да дома прочитал, что смог, сделал выводы и кое-чему сам научился.

— А какие ещё перлы создаются в колодцах материи? — не унимался Виктор Иванович. — Например, существуют уменьшающие массу предметов?

— Не только, — помотал я в ответ головой, — Можно ещё играться с твёрдостью и пластичностью материала. Но, да, изменяющие массу довольно распространённые.

— А скажи мне, Саша, Пушкин действительно так хорош, как маг, что он отказался от службы в лозоходцах?

— Отказ от службы — это скорей всего проявление юношеского максимализма, — попытался я объяснить поступок Александра, — До настоящего мага Пушкину было ой как далеко, но и занижать его успехи я не стану. Он настоящий уникум — уметь в его возрасте то, к чему не каждый маг придёт к сорока годам — дорогого стоит. Тем не менее, Александр плохо себе представлял, как создаются перлы. Просто его никто этому не учил, и спросить ему было не у кого. Склад ума у нашего Пушкина, несмотря на феноменальную память, был скорее гуманитарный, а не инженерный. Свой единственный фонарик, — продемонстрировал я Иванычу серебряное колечко с жемчужиной, — Он создал по наитию. Трудолюбиво используя метод проб и ошибок. Я попал в это тело пару часов назад, но пользуясь Сашиными знаниями, уже знаю, как можно соорудить прожектор. При этом эссенции через себя прогонять нужно будет на порядок меньше, чем в его экземпляре фонарика. Или взять те же колодцы — он мог их почувствовать, если они находились в радиусе двадцати — тридцати метров. Представляешь, сколько парень земельки должен был истоптать, чтобы найти те источники, которые он использовал?

— А отчего у тебя тогда глаза такие весёлые? — заметил тульпа моё довольное лицо и прекрасное настроение.

— Я вижу, как течёт эссенция, — расплылся я в улыбке. — Вижу, как она стекается в колодцы. Например, нам по дороге не встретилось ни одного источника. Зато в Знаменскую церковь, мимо которой мы только что прошли, устремлены такие потоки, что мне до жути интересно, какой же колодец в ней находится.

— И что тебе даёт видение потоков эссенции? Всё-таки собираешься лозоходством заниматься?

— Пока ещё не знаю, Иваныч, но догадываюсь, что жизнь мне предстоит не менее интересная, чем в нашем мире.


Никуда не спеша, я в компании галлюцинации добрел до лицея. На моё предложение вместе навестить местный лазарет Виктор Иванович с радостью согласился, и мы с ним поднялись на второй этаж. Постучав в дверь кабинета Пешеля, я толкнул дверь, пропустил вперёд миньона и следом вошёл сам.

Пушкин не раз бывал в кабинете доктора, так что у меня не вызывала удивления обстановка в комнате. Обычный рабочий кабинет. Рядом с дверью умывальник. Вдоль одной стены сервант, за остеклёнными дверками которого, стоят всевозможные склянки. Напротив, расположен шкаф с книгами, которые, судя по потёртым корешкам, активно читают. В глубине кабинета за двух тумбовым столом сидел слегка полноватый мужчина лет сорока и курил сигару. Несмотря на открытое окно, под потолком висела серо-синяя туча табачного дыма.

— Александр, — встал Франц Осипович, отставил на подоконник пепельницу и, затушив в ней сигару, вышел из-за стола, — С чем пожаловали, благодетель вы мой? Своего друга и соседа решили навестить или ненароком сами захворали?

— Вы, Франц Осипович, правы в обеих догадках. Я и Пущина желал навестить, если, конечно, это возможно? — развёл я руками, озвучив цель визита, — Ну и хотелось бы, чтоб Вы меня осмотрели. В меня с час назад молния угодила.

— Отчего же нельзя? У Ивана Ивановича всего лишь простуда, а она не заразна, — живо отреагировал доктор, но тут до него дошла вторая часть моего ответа, и мне показалось, что я отчётливо слышу, как со скрипом вращаются шестерёнки в его голове,– Что значит, в Вас попала молния? Как же Вы остались живы?

— Полагаю, жизнь мне спас Николай Ржевский, — приплёл я одноклассника в историю своего спасения, — Он меня моментально закопал, чтобы сила молнии с моего тела в землю ушла. Хотя я такой метод считаю полнейшей глупостью.

— Разумеется, глупость, — согласился Пешель и перехватив моё запястье, стал считать пульс, — Ещё в прошлом веке Бенджамин Франклин доказал, что молния имеет электрическую природу и создал первый молниеотвод. Из его исследований следует, что в случае удара молнии в человека, он сам становится молниеотводом, а заряд с его тела сам по себе стекает в землю.

После этого доктор посмотрел мне в глаза, попросил открыть рот и высунуть язык. Осмотрев горло, Пешель распорядился раздеться по пояс.

— Франц Осипович, а почему Вы меня благодетелем назвали? — поинтересовался я, стянув с себя рубашку и положив её поверх ранее снятого сюртука и жилетки.

— А как же иначе, — растерялся доктор, начавший было слушать мою грудь с помощью допотопной деревянной трубки-стетоскопа. Ну как допотопной. Вообще-то она всего лишь год назад была изобретена. Так что её наличие у местного эскулапа — это очевидный прогресс, — Вы же, голубчик, нашли колодец жизни, а мне в нём сам Яков Васильевич Виллие создал перл, которым я могу заживлять открытые раны. Должен заметить, что результаты операций очень даже удачные. Не далее, как неделю назад на императорской конюшне кучер ногу сломал. И ладно бы просто сломал — для таких случаев у меня имеется перл, сращивающий кости. Так ведь перелом был открытый, а в наше время это неминуемая ампутация конечности, поскольку гангрена при таких травмах практически гарантирована. И что Вы думаете? Я и кость удачно восстановил и рану закрыл, да так, что и следа на коже почти не осталось.

О, как любопытно. Оказывается, лейб-хирург императора и Президент Медико-хирургической академии ещё и перлы умеет формировать, а не только подписывать филькины грамоты, в которых удар табакеркой по голове именуется апоплексическим. Не знаю, чем мне эта информация поможет, но буду иметь в виду.

А ещё мне интересно, как так получается, что люди здесь мрут от элементарного поноса, а операции, которые даже в моём времени полны обострений и обычно требуют медикаментозной поддержки, а порой и физиотерапии, здесь проходят легко и непринуждённо. Местные врачи, вооружённые перлами, с успехом вынут из груди пулю и залечат рану, но бессильны против ангины и бронхита, которые у нас лечатся, говоря утрировано, в несколько таблеток.

Ещё сильно печалит что, несмотря на наличие магов, детская смертность в этой реальности имеет такие же ужасающие размеры, как и в моей. Не зря говорят, что если ребёнок выжил до пяти лет, то доживёт до старости. И это касается не только бедных и бесправных слоёв населения, где детей кормить нечем. Смерть с одинаковым успехом собирает свой урожай из младенцев и в семьях дворян, купцов и помещиков. Не будем далеко ходить, возьмём маму моего предшественника — она уже похоронила четверых своих детей, из которых только Николай дожил до шести лет. Остальные трое умерли ещё в младенчестве.

Знакомые с историей Пушкина могут возмутиться. Мол, как так? Куда в подсчётах делся ещё один ребёнок? Ведь многим известно, что Надежда Осиповна родила восьмерых, и только Ольга, Александр и Лев избежали смерти в детстве. Всё очень просто. Платон Сергеевич Пушкин ещё не родился и, если всё будет нормально, появится на свет в ноябре этого года. В моей реальности он прожил ровно два года. Надеюсь, с моим появлением в этом мире, что-нибудь да изменится в лучшую сторону, и ещё не родившийся брат проживёт долгую и достойную жизнь. Пока же его мама поглаживает свой округлившийся животик и наблюдает, как прислуга готовит под детскую одну из комнат в квартире на Фонтанке.

— Франц Осипович, вы не расскажете, как Виллие создал для Вас перл? — задал я отнюдь не праздный вопрос, одеваясь после осмотра.

Интересовало это меня, потому что описать процесс создания «перла на заказ» Пушкину никто из одноклассников не мог. Те юноши, у кого были перлы, получили их от родителей. Естественно, они не знали никаких технологий. Парней вполне устраивало то, что они могут включать-выключать магию по своему желанию. Преподавателей или военных, с которыми Александр общался, Пушкин не спрашивал, поскольку держал в секрете от всех, что умеет сам формировать перлы, а появление у него невзрачного колечка-фонарика объяснил подарком отца, который после возвращения из Варшавы нет-нет, да навещал сына.

— Ну и вопросы у тебя, Александр, — опешил доктор, — Боюсь, что я не смогу удовлетворить твоё любопытство. Не потому, что сие есть какая-то тайна великая, просто я не присутствовал при процессе создания перла.

Пришла моя очередь недоумевать, поскольку сказанное Пешелем нарушало одно из правил местной магии, которое гласило, что бесполезно пытаться использовать чужой перл. Можно, конечно, предположить, что Франц Осипович и лейб-хирург Императора находятся в каком-либо кровном родстве, но в это слабо верится. О чём я прямо и сказал, на что доктор рассмеялся до слёз, а через пару минут и вовсе начал икать. Пришлось его отпаивать водой из стоящего на столе графина, на который Пешель смотрел жалобными глазами.

Напившись прямо из горла, доктор отставил графин, схватил из пепельницы недокуренную сигару и потянулся к лежащим на столе кресалу и кремню. Трудно сказать, что мной двигало, но я инстинктивно достал из кармана штанов ножик и выщелкнул лезвие. Так же автоматически впустил в себя внешнюю эссенцию, объединил её со своей, и направил немного образовавшейся смеси в перл на рукоятке ножа. Тотчас на кончике лезвия вспыхнуло небольшое пламя вполне достаточное, чтобы прикурить. Услужливо протянув руку с ножиком через стол, я позволил Пешелю раскурить сигару и прекратил качать через себя эссенцию. Огонь тут же потух, а доктор, благодарно кивнув, окутался клубами дыма и рукой указал мне на стул, стоящий у стола. Догадываюсь, что прежде Пушкин не раз зажигал огонь, дабы Франц Осипович мог прикурить. Уж больно привычным для меня показалось это действо. Да и собеседник не выказал никакого удивления, а повёл себя, словно так и должно было быть. Как бы то ни было, но первое моё взаимодействие с эссенцией прошло легко, что не может не радовать.

— Тебе известно, как создаётся перл? — начал Пешель, после того как я уселся.

— В общих чертах, — соврал я.– Сначала Формирователь из своей сущности создаёт конструкцию, а затем поверх неё, словно плоть на скелет, накладывает эссенцию из колодца. Верно?

— Правильно, — кивнул доктор. — И в этом случае перл будет работать только в руках создателя, потому что в основу заложена сущность Формирователя. Для того, чтобы вот эта вещичка служила мне, Яков Васильевич в создаваемой конструкции, прежде чем укрыть её эссенцией, часть своей сущности заменил моей,– с этими словами Пешель ослабил на шее платок, служивший ему галстуком, и достал из-под воротника рубашки золотую цепочку с кулоном, в касте которого держалась крупная жемчужина изумрудного цвета.

— А разве можно чужую сущность просто взять и отнести к колодцу? — потянулся я через стол, чтобы лучше разглядеть перл. — Вы же сами сказали, что не присутствовали при создании перла.

— Нет, конечно. Зато можно взять часть тела и к колодцу отнести её. Она ведь тоже пронизана твоей сущностью. Что ты так на меня смотришь? — обратил внимание Франц Осипович на мой блуждающий взгляд, ищущий на его руках недостающих пальцев, и тут же рассмеялся. — Всё не так жутко, как тебе показалось, и никто руки-ноги не отрезал. Достаточно было небольшого пузырька моей крови.

Поболтав со мною ещё несколько минут о завтрашнем выпуске из Лицея, доктор заявил, что я абсолютно здоров и позволил посетить Пущина в лазарете.


— Я смогу нарисовать конструкцию ядра перла, подсмотренную тобой у доктора, — заявил миньон, как только мы вышли из кабинета Пешеля.

— За что тебя и ценю, — кивнул я, не уточняя, что рисовать придётся мне. Не любят мои тульпы лишнего упоминания, что они всего лишь плод моего воображения. А я не хочу их расстраивать. Ну, ведь бред же ссориться со своими галлюцинациями. — Вот только хирургией я заниматься не собираюсь. Меня больше всего интересует, почему после операций не следует воспалений. Здесь же пока ещё не известно такое понятие, как асептика.

— Видимо перл создаёт не только чистое операционное поле, — предположил Виктор Иванович. — Он так же уничтожает инфекции в ране. А раз там нет инфекции, то и воспаляться нечему.

— Скорей всего, — согласился я.– Нужно будет с Ларисой проконсультироваться. Она же у нас не только специалист по истории моды, но ещё и медик. Было бы неплохо создать перл-антибиотик. Боюсь, что здесь он необходим больше, чем всё остальное вместе взятое. Как-то меня не прельщает смерть от банального насморка или поноса.


Около двери в палату, где по идее должен был лечиться Иван Пущин, получивший в лицее прозвище Жанно, я мысленно представлял, что сейчас увижу измождённого юношу с понурым взглядом и бледным лицом. Как бы ни так. Предо мной на застеленной кровати храпел розовощёкий парень, одетый в серый больничный халат. Судя по запаху, витающему в комнате, причиной всему был алкоголь.

Вроде бы и нонсенс, что в лазарете спит пьяный, но, если ознакомиться с меню местной больницы, это не покажется удивительным. Мало кому известно, но уже в первый год обучения лицеистам и вовсе по выходным на обед красное вино наливали. Немного. Как подводникам из моей реальности. Такой вот странный факт, имевший место быть.

Мне хотелось самому поговорить с человеком, с которым Пушкин шесть лет прожил бок о бок. Всё-таки мнение Александра о приятеле это одно, а своя оценка — совсем другое. Но не будить же человека. К тому же Пущин из лицея выпускается прапорщиком в Лейб-гвардию Конной артиллерии, место дислокации которой в Санкт-Петербурге. Так что, думаю, мы с ним скоро увидимся и не один раз.

Загрузка...