Двоедушники

Глава 28

Ариас громко чихнул, ладонью разогнал вокруг себя пыль и покачал головой:

– Очень прошу прощения!

– Будьте здоровы! – сказала Вероника.

– Да-да, спасибо, – с трудом проговорил принц и чихнул ещё раз.

Обратный переход прошёл как нельзя лучше. Первой в родной мир отправилась Вероника. Затем мы с Максом. Напоследок на чердаке материализовался Ариас, завернувший Павлика с головой в свою куртку. Малыш был в порядке, только сказал, что в пути его с головы до ног что-то щекотало.

А вот принца чужой мир встретил неласково – пыльным чердаком. Собственно, пыли хватало для всех нас, но чихал только Ариас.

– Выйдите на воздух, – предложил ему Макс.

– Была у меня такая мысль, – отозвался принц. – Но не стоит, я полагаю. Боюсь, снаружи мне захочется очень большего. Например, увидеть, где погиб Тайвил, и другие связанные с братом места. Это бессмысленно, но наши желания часто лишены здравого смысла. Иногда думаю, почему же я не выбрал этот город, когда пришёл в ваш мир на практическую адаптацию? Почему я из Англии приехал в Москву, а не сюда? Я мог бы встретить брата… даже наверняка встретил бы – ведь нам полагается изучить местную дружину. И всё обернулось бы иначе…

Он замолчал, а мы все сделали вид, что ничего и не было произнесено.

– Пожалуй, мне стоит перестать фантазировать, – строго подытожил Ариас. – Тем более что фантазии такого рода – всего лишь вредные иллюзии. А нам пора сделать главное.

Услышав про главное, Вероника сразу же поманила Павлика и повела его к дальней стене – сделала всё, как заранее попросил Макс. Мы втроём остались в центре чердака, рядом с местом, куда обычно вставали те, кто собирался уйти в Пограничье.

Ариас вынул из нагрудного кармана плоский контейнер, открыл его. Внутри лежало нечто лимонно-жёлтое, похожее на обмылок.

– Вот этот очень весёлый на вид тарк, – проговорил Ариас серьёзно, – должен запустить цепную реакцию на всех этажах портальной башни. Эта энергетическая реакция в идеале должна закрыть все открытые для перемещений проходы. Я старался очень внимательно изучить труды Викана Сармы, которые были опубликованы в научных изданиях ещё во времена его молодости. И должен признаться: лично работая с Виканом сейчас, я выполнял не столько его замыслы, сколько очень свои. Викан работал, чтобы легко открывать пути между мирами, я же пытаюсь их закрыть. Этот тарк – результат моих усилий.

Макс потянулся к обмылку, но Ариас отвёл руку с футляром.

– В свете того, что мы с вами собираемся сделать, мои поучения уже не очень имеют смысл, – заметил он строго. – Но, Макесара, нельзя брать в руки тарк, если не собираетесь его активировать прямо сейчас, потому что тарк порой может и без пускового кода отреагировать на вашу собственную энергетику, и это может оказаться очень не так, как вы ожидаете. По этой же причине не рекомендуется носить тарки в карманах россыпью, без изолирующих ёмкостей…

– А у Райды они просто в карманах валялись… – встряла я.

– Ненужное бессмысленное геройство, – сурово отозвался Ариас.

– И Карпенко… в смысле Тайвил… разные тарки просто в пакетике со слипом носил…

Ариас хмуро взглянул на меня:

– Ну, и где они оба?.. Очень показательно. Отсутствие самодисциплины ведёт к неминуемому краху… Мы отвлеклись.

Принц закрыл контейнер и отдал Максу.

– Когда я уйду, положите тарк примерно сюда, – Ариас указал на надломленную половицу. – Код активации помните?

– Разумеется, – кивнул Макс.

– Ну, если вы перепутаете что-нибудь, тарк просто не сработает. Но если у вас получится, вы это сразу очень поймёте. Отработает тарк быстро – мы ведь не рушим мироздание, а запускаем направленный энергетический вихрь. То, что останется от тарка, можете затоптать, развеять, подмести – как вам будет угодно… И надо будет сделать контрольный тест. Учитывая минимальный временной сдвиг, можно уже через час. Позже, конечно, тоже можно. Если тарк проникновения не сработает – это будет означать, что этот проход закрыт. Остальные проходы я проверю сам методом случайной выборки. И если у нас всё получится, – Ариас загадочно прищурился, – то мы с вами больше никогда не увидимся.

Макс коротко кивнул:

– Ясно.

– Ну, тогда… – Ариас поклонился нам всем разом и сказал почти торжественно: – Надеюсь, удача очень будет на нашей стороне.

Я боялась, что снова начнётся вся эта ритуальная пляска с любезностями и целованиями рук, но нет. Ариас обратился к одному лишь Максу:

– Надеюсь на вас, Макесара.

– Я всё понял и всё сделаю.

– Не сомневаюсь.

– Послушайте, Ариас… – начал Макс с некоторым беспокойством.

– Викану абсолютно очень ничего не угрожает. Не сомневайтесь в моём слове, – твёрдо объявил принц. – Я не собираюсь распространить нежелательную информацию ни в какой форме. Это не в интересах моей семьи. Но будь даже оно и в интересах, во-первых, я дал вам слово…

– Спасибо.

– Очень абсолютно не за что, – лицо Ариаса казалось совершенно равнодушным. – Во-вторых, я даже при желании не смогу… как это у вас говорится… погнать волну? Ведь домой я сейчас не вернусь. А если всё пойдёт, как задумано, пути в Траонари и очень вовсе уже не будет.

– В каком смысле?

– В очень прямом смысле. Встречный вихрь я должен буду запустить из мира причин. А оттуда будет не вернуться. Я к этому готов.

Макс помрачнел:

– Вы не сказали мне, что для вас всё кончится этим…

– Да мне вообще очень поменьше следует говорить совсем лишнего, – раздражённо буркнул Ариас. – В последнее время я немного выбит из сидения. Нервы. Стал безосновательно болтлив. Простите.

Ариас вынул из кармана брюк какой-то жёсткий мешочек и вытряхнул на ладонь стандартный оранжевый тарк проникновения. Сжал его в левом кулаке, а правую руку протянул Максу:

– Прощайте, Макесара. Для меня знакомство с вами и вашей невестой было честью.

– Прощайте, Ариас. Удачи вам!

– Удачи всем нам! – заключил принц.

Мы с Максом отошли к дальней стене. Макс взял сына на руки и встал так, чтобы мальчик не увидел зелёного пламени перехода. Мы с Вероникой тоже отвернулись.

Когда потрескивание зелёных искр стихло, Ариаса на чердаке уже не оказалось.

– Неужели и правда – больше никогда его не увидим?

Макс вздохнул:

– Если он не ошибся в расчётах, то да.

Он спустил Павлика с рук и улыбнулся мне:

– Постойте здесь. Ко мне не приближайтесь. Ариас заверил, что его тарк не должен влиять на присутствующих в помещении, но лучше перебдеть.

– Может, нам на крышу выйти?

– Нет! – сурово возразил Макс. – Нечего вам делать без меня на крыше. Здесь стойте.

Он прошёл на середину – туда, где на треснувшую половицу падал свет через грязное оконное стекло. Раскрыл отданный ему контейнер, положил его на пол, присел над ним. Накрыл контейнер ладонью, что-то лихо произнёс. Мне показалось, что он назвал подряд несколько двузначных чисел.

Напоследок Макс вынул обмылок, сжал его в левом кулаке, потом переложил в правый и, подержав несколько секунд, положил на пол рядом с контейнером.

И жёлтый обмылок вспыхнул искристым лимонным пламенем. Искорки – мелкие и яркие – заплясали, разлетаясь в разные стороны. Макс вскочил на ноги, не сводя глаз с тарка.

Лимонное пламя горело недолго – тут Ариас не ошибся. А когда горение прекратилось, на полу осталась горка тусклого пепла. Макс повозил ногой туда-сюда, растирая горку до тех пор, пока весь пепел не просыпался в широкие щели между половицами.

Потом Макс оглянулся на нас:

– Вот и всё. Мне, по крайней мере, удалось его запустить. А вот… а вот что именно мы с вами сделали, узнаем немного позже.

Он вернулся к нам и снова взял сына на руки, потрепал его по лохматой макушке и улыбнулся нам:

– А теперь, девочки, самое сложное. Мы должны отключиться от того, что с нами только что было, и вспомнить, что мы дома, и здесь у нас совсем другие заботы.

– Прежде всего, – перебила его Вероника, – я хочу знать, какой сегодня день. У меня мобильник разрядился ещё до перехода туда…

Макс опустил Павлика на пол и достал свой выключенный смартфон.

– Мы пробыли в Пограничье девять дней чистого времени. Значит, сначала покажет тринадцатое апреля, – сказал Макс, не отрывая взгляд от экрана. – Потом синхронизирует дату-время с сетью, и мы узнаем… Нет, ничего мы не узнаем: на этом чердаке отродясь не берёт ни одна антенна… Подождите здесь, не выходите!

Он открыл дверь и вышел на крышу. Там он постоял, глядя то по сторонам, то на экран, потом сунул телефон в карман, присел у скамьи на своей террасе, что-то открыл под ней, вытащил пистолет из-за пояса и торопливо спрятал его в старом тайнике. Опять достал телефон, ещё раз глянул на экран и вернулся к нам озадаченный.

– Новости три, – вздохнул он. – Две плохих, одна хорошая.

Не дождавшись от нас с Вероникой предложений по повестке, Макс продолжил:

– Начнём с плохой. Третье мая сегодня…

– Ой… – Вероника в ужасе прижала ладони к щекам.

– …и конкретно сейчас семь утра. Есть и хорошая новость, – с улыбкой, но не особо весело сказал Макс. – Там тепло, почти как летом.

Мы с Вероникой переглянулись. С некоторых пор милые шутки нас уже не взбадривали.

– Нас больше интересует третья новость, объявленная тоже плохой, – сообщила я.

– А вот это, пожалуй, самое интересное, – серьёзно сказал Макс. – В моей квартире кто-то есть.

– Кто?!

– Нам ничего не остаётся, как пойти и выяснить это. Другого способа выбраться с крыши у нас всё равно нет, – пожал плечами Макс. – Если ты помнишь, Ладка, мы бросили квартиру со взломанной дверью, так что, если кому-то захотелось, он взял и вошёл. Странно только, что вошедший так и не вышел, а похоже, ещё и обосновался там.

– Откуда ты знаешь?

– Окно занавешено, а я шторы в жизни никогда не задёргивал. И сквозь занавеску видно пятно от источника света. Он зажёг бра над кофейным столиком.

– Ладно, Максим, – я махнула рукой. – Не стоять же здесь. Пошли выяснять, что там.

– Как ты меня назвала? – нахмурился он.

– Что значит «как»? – не поняла я. – А… Ой… Прости, Никита. Не переключилась ещё.

– Так переключись, пожалуйста! – строго сказал Ник.

– Да, Никита.

Конечно же – Никита. Теперь это он. Если даже не совсем он, надо, чтобы имя соответствовало внешности. Так нужно.

– Вы все остаётесь здесь, ждёте меня! – скомандовал он и пошёл обратно на крышу.

А я за ним.

– Мы о чём договаривались? – спросил Никита, не оборачиваясь. – Ты обещала стараться слушаться меня в критической ситуации. Так приложи усилие и постарайся!

– Этот договор потерял силу, как только мы прибыли обратно на твой пыльный чердак. Это там я была лишним предметом в интерьере и подопытной мышью. А здесь даже не пытайся мне что-то запрещать. Здесь мы пойдём вместе.

Никита взял меня за руку и подтащил подальше от ограждения на краю крыши:

– Сколько раз говорил, не подходи так близко!

– Да ладно тебе! – зашипела я.

– Тихо! – Ник взялся за дверную ручку, нажал, потянул, но дверь не открылась. – Заперто изнутри.

– И?

Он полез в один из карманов и вынул с десяток ключей на брелоке. Выцарапал из связки изящный маленький ключик и вставил в замок. Два мягких оборота, и дверь открылась.

Никита медленно вошёл в квартиру, я за ним.

Действительно, над кофейным столиком горело бра, давая подсветку в полумраке огромного лофта. Окна были занавешены плотными шторами.

В квартире явно жили. Тут и там были разложены разные незнакомые вещи. Не так, чтобы много, и не сказать, чтобы в беспорядке, но не заметить их было невозможно.

На кровати, на которой не тесно было бы спать даже втроём хоть вдоль, хоть поперёк, лежал мужчина, укрытый по пояс. Когда мы вошли и сделали несколько шагов, он приподнялся и медленно сел, морщась и щурясь. За его спиной, не шевелясь, лежала женщина. Когда Никита шагнул к кровати, она почти с головой накрылась одеялом.

– Вот интересно, – произнёс Никита. – Я прекрасно помню наши с тобой договорённости, Алексей. Там точно не было пункта, что я сдаю тебе свою квартиру под бордель. Или я что-то забыл?

Неопознанный мной Марецкий – быть ему, видать, богатым и знаменитым – откинул одеяло и спустил ноги с кровати. В уютных трусах-боксёрах он выглядел таким домашним и совсем не опасным.

– Как ты сюда попал, Корышев? – хрипло спросил Марецкий.

– Обыкновенно, – спокойно ответил Никита. – Вошёл через дверь.

Марецкий откашлялся, встал, наклонился и потрепал закутавшуюся в одеяло женщину, сказал ей что-то. Она принялась медленно вылезать наружу.

И тут совсем рядом закряхтел, а потом заплакал младенец. И я только сейчас заметила стоящую на высокой подставке большую мягкую кровать-люльку.

Женщина мгновенно вскочила на ноги, рванулась к ребёнку. Я узнала Ирину.

– Извини, Корышев, – проговорил Марецкий, натягивая форменные брюки. – Это была не моя идея. Я, как ты знаешь, вообще был против того, чтобы Ира осталась в Питере. Но случилось так, что её из коммуны пришлось срочно вывозить. И Малер вспомнил, что квартира стоит пустая и не должна никого заинтересовать…

Он замолчал и продолжал одеваться.

Ирина набросила на себя голубой махровый халат из гардероба хозяина квартиры, повернулась к нам, вопросительно посмотрела на Никиту.

– Извини меня, – виновато сказал тот. – Я узнал Алексея, но не узнал тебя. Вот и съязвил не к месту. Извини. Вы можете жить здесь столько, сколько понадобится.

Она тихо поблагодарила и занялась ребёнком.

Марецкий, уже при полном параде и совершенно проснувшийся, решительно подступил к нам:

– Спасибо, Корышев. Получилось, в самом деле, не очень красиво, но мне было никак невозможно спросить твоего разрешения.

– Да ладно, – буркнул Никита. – Я не возражаю. Вот только как Ира тут одна целыми днями? Без наблюдения и помощи?

– Как, как… – вздохнул Алексей. – Сообщения мне шлёт каждый час. Нет сообщения – еду проверить.

– А как быть, когда кокон наступит?

– Не знаю – свихнусь, наверное, – процедил Марецкий. – Если бы не коконы, тут у тебя просто отличное место. Из квартиры можно вообще не выходить: гулять на крыше, покупки все через доставку…

– Почему понадобилось срочно вывезти Иру из коммуны? – перебил его Никита.

Марецкий развёл руками:

– Ну, вы же представляете, как выглядит процедура в случае побега из-под надзора. Сначала я договорился с вашим надзирателем не поднимать шум, пока это будет возможно…

– Она легко согласилась?

Марецкий как-то странно усмехнулся:

– На удивление. Видимо, прониклась. Всё-таки вы похищенного ребёнка искать отправились, а не на прогулку… Но время шло, известий от вас не было. И тут ваша надзирательница сообщает, что через несколько дней к ним в дружину ждут проверяющих из профильной парламентской комиссии, которая в том числе жаждет посетить коммуну. Областная дружина подхватилась срочно ещё раз коммуну тщательно проверить. Пришлось вывезти Иру. Ну, и поскольку скрыть отсутствие трёх человек из списочного состава никак невозможно, пришлось Малеру сделать официальное заявление. Делу дали полный ход. Сейчас Баринов объявлен в розыск. Сошникова… в смысле, жена Малера и твой сын – тоже, как жертвы похищения. Ну, и вы оба заодно, как нарушители надзорного режима…

– Ясно, – коротко кивнул Никита. – И как комиссия?

Лёха почесал нос:

– Ну, как… Комиссия осталась довольна, но нервы Малеру помотали.

Никита хотел спросить что-то ещё, но тут с громким воплем «Папа!» с террасы в квартиру ворвался Павлик, а следом за ним Вероника, пытаясь его поймать.

– Никита, извини! – пробормотала Вероника, запыхавшись. – Вырвался!

– О, прекрасно. Просто замечательно, – неуверенно сказал Марецкий, оглядывая нас всех. – Ну, а Баринов где? Стесняется войти?

– Баринова здесь нет. Он скрылся, – ответил Никита. – К сожалению, разумеется.

Марецкий сложил руки на груди и внимательно посмотрел на каждого из нас, потом на распахнутую дверь на крышу, и когда он заговорил снова, в голосе его уже звучал металл:

– А теперь, Корышев, ты объяснишь мне, откуда вы все взялись и как попали в квартиру.

Никита пожал плечами:

– Я же сказал уже – через дверь.

– Эту?

– Нет, конечно. Через ту, – Никита кивнул в сторону прихожей.

Марецкий посмотрел на него печально и многозначительно цыкнул зубом.

– Видишь ли, Корышев, какая незадача… Во-первых, я чутко сплю и слышал своими ушами, когда и откуда вы входили. Во-вторых, если бы ты попытался войти с лестничной площадки, то узнал бы, что сломанный замок я заменил вместе с дверью. Дверь там теперь металлическая. Хрен бы ты вошёл… Кстати, штука баксов с тебя, за неотделимые улучшения жилплощади.

– Дверь золотая, что ли? – проворчал Никита.

– Зачем золотая? Двойная с внешним сэндвичем, укреплённой коробкой и хитрыми замками… Ладно, шучу. Не должен ты мне ничего, – усмехнулся Марецкий, но тут же резко посуровел. – Зубы мне только не заговаривай. Как вы на крышу попали?

– Согласись, – неторопливо начал Никита. – Если мы тебе расскажем, как мы это сделали, это будет уже не так интересно.

– Корышев, а вот это уже наглость! – процедил Марецкий. – Так не пойдёт!

Никита не ответил, только подхватил сына на руки. Мы с Вероникой переглянулись, и в её взгляде я прочитала на удивление непреклонную решимость.

Марецкий шагнул к столику, взял с него ключи, похлопал себя по карманам, проверяя документы, и мотнул головой:

– Так, разговоры окончены. Все идёте за мной. Спускаемся и садимся в мою машину.

– Для чего? – уточнил Никита.

– А сам как думаешь? Едем в штаб. Оформляться.

Никита напрягся, скулы задвигались.

– Алёша! – Ирина, тихая и незаметная, как мышка, возникла перед Марецким и заглянула ему в глаза. – Алёша, не надо так…

– Ир, я делаю, что должен, – еле слышно ответил он. – Всё будет в порядке.

Он решительно махнул нам:

– Давайте, давайте, вперёд! Не вынуждайте меня вызывать на подмогу дежурную группу!

Марецкий лично открыл нам новую дверь с хитрыми замками и выпустил нас на площадку.

– Спускайтесь к машине, я буду через минуту, – сказал он и снова скрылся в квартире.

Мы побрели вниз.

– Папа, а почему дядя такой сердитый? – нарушил тишину Павлик.

– Этот дядя не знает, что ему с нами делать, – рассеянно отозвался Никита.

На улице у тротуара был припаркован личный автомобиль Марецкого. Ждали мы хозяина недолго, он примчался, открыл машину, внимательно проследил, как мы рассаживаемся. Мы все вчетвером прекрасно уместились на заднем сидении.

Как только Алексей занял водительское место, подал голос Павлик:

– Дядя, а отпустите нас домой!

– Конечно, малыш, – хмуро отозвался Марецкий. – Скоро ты поедешь домой. Только сначала нужно заполнить несколько нудных, но обязательных бумажек.

Машина отъехала.

Всё, чего мне сейчас хотелось – это срочно, немедленно позвонить Эрику и сообщить, что мы не только живы и здоровы, но и везём с собой Веронику. Я уже вытащила телефон, но Никита молча накрыл ладонью мою руку, а когда я на него взглянула, отрицательно покачал головой.

Когда мы уже переехали Троицкий мост, я не выдержала.

– Лёха, куда ты нас везёшь?

– Не понял вопроса, – буркнул Марецкий. – Сказал же – в штаб… Ребята, есть вещи, которые я, допустим, могу сделать, но не хочу, а бывает наоборот. Вот сейчас наоборот.

– Нам нельзя таким составом появляться на Черняховского.

– Ничего не поделаешь, Ладка. Формальности всегда неприятны… – сурово вздохнул Алексей. – Я не верю, что вы забыли, как у нас это делается. Процедура – вещь неумолимая.

Никита, у которого на руках уже успел уснуть Павлик, промолчал, но по его лицу было заметно, что он уж точно не забыл, как это делается, и от перспективы был не в восторге.

– Лёш, – я наклонилась вперёд, чуть ли не протиснулась между передними сиденьями. – Лёш, просто отпусти нас. Мы сами доберёмся до коммуны.

– Что вы из меня жилы тянете? – совсем разозлился Марецкий. – Процесс развёрнут на полную катушку. А значит, и сворачивать его тоже надо по правилам. Как минимум, провести допросы, составить протоколы, уведомить надзирателей и опекунов и сдать вас им под роспись.

– Мы сами сдадимся под роспись, в областной дружине, в нашем районном пункте, – сказал Никита. – Мы не планировали с тобой встречаться, ты нас тоже не ждал. Давай сделаем вид, будто мы сегодня разминулись.

– Корышев, если я вас сейчас отпущу, первая же дежурная группа или полицейский патруль вас узнает по ориентировкам, задержит и всё равно привезёт в штаб. Вас довольно трудно не заметить: вы посмотрите друг на друга, на кого вы похожи вообще! Одна ваша зимняя обувка чего стоит! Вчера тут плюс двадцать было… – Марецкий перевёл дыхание, но продолжил всё ещё раздражённо: – К тому же в официальной обстановке вы, возможно, вспомните, откуда вы взялись на крыше.

– Не вспомним, – возразил Никита. – Да пойми ты, Алексей, если я тебе скажу правду, ты всё равно не поверишь. А правдоподобно соврать в этой ситуации у меня таланта не хватает.

– Соври неправдоподобно!

– Десантировались мы. Прямо на крышу.

Марецкий глухо ругнулся.

Я снова наклонилась к нему:

– Лёша, нам нельзя ехать в штаб. Ты же должен понимать, почему.

– Да не бойтесь вы, – вздохнул Марецкий. – Месяц назад, когда вы меня несколько… хм… потрясли, я привлёк одного паренька из своих бывших поднадзорных. А он очень крутой, практически гений… Короче, он пошалил на серверах нашей службы и потёр кое-какие данные в федеральной базе. На питерских кикимор, умерших в прошлом году, остались анкетные данные и кое-какие отчёты надзора. Данные дактилоскопии удалены из всех досье, и из досье Сошниковой тоже.

– Ого! Кто бы мог подумать, что ты способен на такой подвиг…

– Вот не нужны мне незаслуженные лавры, – буркнул Марецкий. – Раз я так облажался прошлым летом, что не смог отличить живую от мёртвой, я это сделал, чтобы себе соломку подстелить. Себе, а не вам. Но зато Вероника может смело предъявлять пальчики для протокола.

– Лёша, – не отставала я. – Лёш, это всё не имеет значения, если ты сейчас привезёшь нас на Черняховского. Там практически все знают нас, как облупленных. Всех нас, и Веронику тоже. Её просто отлично знают в лицо. Ты хочешь, чтобы мы и всех остальных тоже потрясли, не одного тебя?

Марецкий снова выругался и резко выкрутил руль. Через три секунды машина замерла в парковочном кармане.

– В штабе в это время только вахта и, может быть, дежурная группа отсыпается, – неуверенно сказал Алексей. – Но ты права: риск большой. Сейчас там почти никого, но скоро все появятся.

С минуту он напряжённо раздумывал о чём-то, потом так же резко и решительно тронул машину с места, сдал назад, развернулся и ускорился.

– Ну, и куда мы? – скептически уточнил Никита.

– Ко мне, – коротко ответил Марецкий.