Двигатель бесконечности

Лэлик

Воздух был полон дыма, воняло горелым мясом, вокруг кричали, что-то с грохотом падало. Лежа среди путаницы обломков, Лэлик смотрел на острый железный лист, только что отсекший его хвостовой плавник под самым позвоночником. Объятый всепоглощающим ужасом, он даже не чувствовал боли. Лэлик зашелся сухим кашлем, зажал рот рукой – а потом увидел кровь на ладони. Дергаясь, стараясь освободиться, он пытался убедить себя, что всему виной падение, но сильно подозревал, что кровотечение больше связано с черной пылью, которую он вдохнул.

Обрушение трибуны расшевелило прадора, и сейчас он, сожрав какого-то пойманного зрителя целиком, кроме одной ноги, решил, что при таком изобилии мяса можно и поиграть. Пока Сфолк проводил выборочные ампутации, не давая жертвам убежать, пока занимался потрошением Доррел, Лэлик выполз из-под обломков платформы и мостков и на одних только вспомогательных щупальцах потащился к бронированной двери, которой воспользовался несомненно пустой скафандр. Прадор его не заметил, а заметил бы, так смерть Лэлика наверняка стала бы гораздо более продолжительной, чем кончина вопившей Доррел. Сфолк был разумным существом и прекрасно знал, кто тут правил бал.

Добравшись до двери, Лэлик связался через форс со станционными системами и обнаружил там полный хаос. Компьютер сражался с каким-то вторжением, одновременно пытаясь направить энергию системам жизнеобеспечения, поскольку что-то засело в реакторах и жадно вытягивало из них энергию с постоянно увеличивавшейся скоростью. Однако доступ к управлению ареной блокирован не был: наверное, то, что напало на них, отключило всё оружие и на том успокоилось. Поэтому открыть дверь и выползти наружу Лэлику удалось, но, едва он попытался закрыть двери, система рухнула. Лэлик выпустил одно щупальце, уперся в створку, другое щупальце потянулось к пульту ручного управления. В этот момент Сфолк резко развернулся, отбросил охапку извлеченных из Доррел багровых внутренностей и метнулся к дверям.

Едва раздался щелчок закрывшейся створки, Лэлик поспешно отскочил в сторону. Из раны на хвосте хлестала кровь. Подняв глаза, Лэлик увидел над собой частично высунувшегося спрута, но, к счастью, тот почему-то все-таки отступил. Он сосредоточился только на том, чтобы передвигаться как можно быстрее, ведь если прадор доберется до него, всё будет кончено. Позади раздался треск, и Лэлик невольно оглянулся. Дверь не открылась, но керамика пошла трещинами. Да, несомненно, развернулась какая-то наноатака, сделавшая хрупкими все местные материалы. Выбить дверь Сфолку не составит труда, и много времени это не займет. Лэлика скрутил еще один приступ сухого кашля, и он снова сплюнул кровь. Дышалось тяжело, тугой ком в груди причинял боль. Возможно, он все-таки сломал ребро, а то пробило легкое. Лэлик дополз до следующей двери, мазнул ладонью по сканеру и с облегчением вздохнул, когда створка открылась.

В туннеле за дверью гравитация отсутствовала, так что теперь он мог передвигаться быстрее, и в конце концов Лэлик добрался до дока. Прочие колонисты, которым тоже удалось бежать, летели, ползли, прыгали к своим кораблям. Сейчас Лэлик был сосредоточен лишь на том, чтобы попасть на собственный тягач. Он приложил руку к сканеру второй двери и с удовлетворением увидел, как та закрылась. Впереди него кто-то грузный и окровавленный, стоя на коленях, заходился в кашле, и Лэлик подался в сторону, оставляя между собой и колонистом как можно больше пустого пространства.

– Лэлик… ты слышишь? – Это оказался Хендерсон. Присоски на его лице были ужасно бледными, он безуспешно пытался отклеиться от пола. – Оно шепчет… – он закашлялся, выхаркивая пузыри крови, – мне.

– Что? – Лэлик сомневался, что хочет услышать ответ.

– Оно… здесь, – прохрипел Хендерсон.

Сзади раздался треск, Лэлик обернулся, но вторая дверь выглядела неповрежденной. Остается надеяться, что наноатака сюда пока не дотянулась.

– Нужно добраться до корабля и валить отсюда, – сказал он на ходу.

Если повезет, Хендерсон, состояние которого просто кошмарно, не сможет последовать за ним. Неохота как-то, чтобы он протащил на борт свою хворь.

– Ох, – выдохнул Хендерсон.

Лэлик замер, повернулся. Хендерсон упал лицом вниз, потом кое-как встал на четвереньки, но массивное брюхо так и не оторвалось от пола, и головы он поднять не мог; изо рта бежала кровавая слюна. Потом тело содрогнулось, присоски сжались, приплюснутая голова дернулась, и Хендерсон испустил булькающий вопль. Черные шипы вырвались из его спины, груди, толстого загривка – как будто где-то внутри тела вдруг материализовался огромный кистень. Крик оборвался вместе с жизнью Хендерсона, а иглы всё продолжали расти, и по ним бежала кровь. Они вонзились в пол, пригвоздив неподвижное тело, а потом начали поднимать его, как какого-нибудь жука на перекрестии множества булавок.

Объятый ужасом Лэлик отшатнулся, и тут конструкция дрогнула, сбрасывая с себя нарезанного толстыми ломтями Хендерсона. Над палубой возвышалась звезда, причудливый цветок из черных кристаллов. На глазах Лэлика из сердцевины звезды вылезли серебристые щупальца. Лэлик почти ожидал, что эта штука начнет сейчас всасывать в себя останки Хендерсона, но серебряные вены поползли, множась, по кермету и строительным кораллам.

Лэлик повернулся к своему кораблю и застыл, увидев множество таких же звезд, рассеянных по всему доку – одни нависали над окровавленными останками, другие парили среди медленно опадавших облаков мясных клочьев. Лэлик упрямо пополз к цели, перебирая щупальцами, как ногами, и сильно отталкиваясь остатками хвоста, не обращая внимания на боль. Так он добрался до шлюза тягача и, приложив ладонь к сканеру, открыл корабль. Внутри он закашлялся, задыхаясь и всхлипывая, стену забрызгало кровью. Это всё ребро. Сломанное ребро. Это должно было быть сломанное ребро.

Едва затворив внутреннюю дверь шлюза, он связался через форс с корабельной системой и отдал команду на аварийный запуск. Когда экстрим-адапт добрался до своей крохотной рубки, корабль уже двигался, разворачиваясь. Глядя на экран, Лэлик видел черные звезды, много черных звезд – и никого из своих людей. Потом керамическая дверь дока распахнулась, и в помещение ворвался Сфолк, заскользил по залитой кровью палубе, запрыгал длинными скачками, благо гравитация-то была низкая. Опоздал, дружок.

Люк сферы закрылся за шедшим на управляющих микродвигателях кораблем Лэлика, который углубился в длинный туннель, ведущий к первым «космическим вратам».

Глава колонии раздумывал, сколько еще людей спаслось, но понимал, что ничего не узнает, пока не окажется снаружи. Он послал сигнал внешнему люку, почти уверенный, что придется воспользоваться захватной рукой, чтобы развести створки силой, но те послушно разошлись сами. Корабль вышел в просторный шлюз, люк за ним закрылся, а Лэлик потер саднившую грудь. Придется достать автодок, пускай потрудится, но сперва надо убраться со станции. После показавшейся бесконечной задержки воздух из шлюза все-таки выкачался, и внешние двери открылись. Лэлик осторожно повел тягач наружу.

Километров через восемь Лэлик развернул корабль, чтобы взглянуть на станцию сквозь щитостеклянный экран. Выглядела она как всегда – как кокон гигантского майского жука. Сканируя ближайшее пространство, Лэлик вскоре обнаружил, что объекты, тянувшиеся от его бывшего дома по продольной спирали, – это обломки. Станция разваливалась; на его глазах внутреннее давление проломило обшивку, выплюнув в вакуум воздух. Потом он заметил еще одного спасшегося – большое яйцеобразное судно с тремя У-гондолами по экватору. Почему-то Лэлик не удивился, опознав медленно уходивший прочь корабль мистера Пейса. Ну, по крайней мере проклятый Сфолк там и сдохнет. Однако, едва он подумал об этом, чей-то шепот возразил ему.

– Что?

Лэлик огляделся, уверенный, что кто-то только что заговорил с ним, потом опять потер грудь, которая казалась нашпигованной битым стеклом.

Станция продолжала разваливаться, извергая в космос куски собственных внутренностей. Вот взорвался резервуар – хранилище водорослей, расплескав зеленый туман, потом что-то лопнуло в самом центре, и станция раскололась пополам. Затем в одной из половинок расцвел черный кристаллический цветок. Другие осколки черноты, поменьше, стягивались к нему, цветок становился больше и больше и отчего-то казался прочнее всего, что его окружало. Лэлик охнул. Наноатака? Эта штука не походила ни на что из того, что он знал или исследовал. В этот момент он внезапно осознал: грудь больше не болит. Это потому, что он не шевелился. Ну конечно, сломанное ребро…

И вдруг, перекрывая дыхание, глубоко внутри вспыхнула обжигающая агония – за миг до того, как черный шип пробил грудину и продолжил неумолимо расти. Лэлику еще удалось судорожно дернуться в попытке дотянуться до шипа, словно он надеялся его вытащить. Но из тела лезли другие иглы, и одна из них пригвоздила руку к туловищу.

Он умер под чей-то шепот.

Трент

Младший мальчик, Йеран, энергичный и возбужденный, пробился сквозь толпу людей – «моллюсков», добежал до гравишахты, вернулся обратно и вцепился в материнскую ладонь. А когда старший, Роберт, шагнул к Тренту и взял за руку его, Трент не знал, что ему делать. Подобная картина никогда не вставала даже перед мысленным взором жестокого гангстера Трента Собеля. Но Роберт, по крайней мере, не был столь активен, как Йеран, он просто шел рядом, с любопытством разглядывая людей – «моллюсков».

– Итак, – сказала Риик, – мы на борту внегосударственной космостанции…

– Да, – подтвердил Трент, теребя пуговицу на рубашке. Перед тем как вывести женщину из гибернации, он ощутил необходимость сменить скафандр, переодеться в чистое и помыться. Но без скафандра он чувствовал себя уязвимым, вспоминая, как стремительно был разгромлен госпиталь лишь недавно.

Риик прикусила губу:

– Не совсем то, на что я рассчитывала, погружаясь в сон.

Трент пожал плечами. Когда она очнулась, он подробно рассказал ей обо всех событиях – так, как сам их понимал. И был потрясен, когда на середине рассказа она вдруг откинула термопростыню, вскочила обнаженная с кровати и бросилась проверять детей. Со слезами радости мать услышала голос Роберта – наверное, впервые за несколько месяцев. Потом, заметив неловкость Трента, Риик попросила какую-нибудь одежду. Теперь, как и двое ее детей, она была в брюках, рубахе и тапочках больничного производства.

– Но ситуация гораздо лучше, чем могла бы быть. – Женщина улыбнулась.

Они подошли к гравишахте; несколько бывших «моллюсков» как раз шагнули в нее, и радужная волна гравитационного поля потянулась к следующим в очереди. Трент двинулся было вперед, но тут его дернули за руку. Он посмотрел на Роберта и увидел, что мальчик боится.

– Всё в порядке. – Трент показал на Риик с Йераном, которые, обогнув их, шагнули в шахту первыми и, наверное, уже были внизу. – Видишь?

Роберт серьезно кивнул и позволил Тренту увлечь себя в шахту. Спустились они легко и вышли в широкий коридор с высоким потолком, ведущий к казармам.

– Сюда. – Трент повел «своих», обходя людей-моллюсков, разглядывавших полоски мемобумаги, выданные им в госпитале, и изучавших указатели направления.

От главного коридора, на равном расстоянии друг от друга, отходили побочные, вдоль них тянулись двери, ведущие к рядам довольно скромных комнат, восстановленных роботами Свёрла, так что кровати и удобства там по крайней мере имелись. Еду и питье, кроме простой воды, можно было получить в общей столовой. Впрочем, сюда уже отправили производственные автоматы, так что через несколько дней люди, пожалуй, смогут удовлетворить не только элементарные потребности. Но Трент чувствовал: этих троих он обязан обеспечить гораздо большим.

– Вот, – сказал он наконец, добравшись до нужной двери.

Семейные апартаменты в казармах были редкостью, ведь солдаты на войне семьями не сражаются, но в этом коридоре располагалось несколько таких квартирок. Трент достал из кармана ручку-ключ, вставил его в специальное отверстие, и дверь открылась. Прежде чем переступить порог, он показал на наружный папиллярный сканер:

– Он еще не настроен, поэтому ты можешь сделать так, чтобы он открывал только тебе. Знаешь как?

– Я похожа на идиотку? – фыркнула Риик.

– Нет, конечно. – Трент отступил и жестом пригласил их войти. – Вот тут пульт с коммуникатором, я уже ввел мой радиокод, так что ты сможешь связаться со мной в любое время. – Он показал кнопку на плече своего длинного псевдокожаного пиджака. – Я оставил вам еду и еще кое-что, что может потребоваться, потом подыщу что-нибудь получше. – Он развернулся.

– И куда это, интересно, ты собрался? – спросила женщина.

Он снова обернулся:

– Не хочу мешать вам устраиваться.

– Никуда ты не пойдешь, – заявила она и шагнула в квартиру.

Трент последовал за ней.

В большой комнате располагалась маленькая кухонька со столом и стульями, сделанными роботами из вспененного металла. Лучшего пока достать было неоткуда. На столе лежали пакеты с распечатанным хлебом, стояли термокружки с супом – всё больничного производства.

– Здесь комната мальчиков. – Он показал на дверь, потом подошел и открыл ее.

Риик остановилась рядом, почти прижимаясь к его плечу. Трент продемонстрировал ей двухэтажную кровать, собранную им собственноручно, пульт, экран, пару визоров и набор датчиков для виртуальных игр, которые ему удалось найти среди мусора и починить. Мальчишки заглянули внутрь – и отступили. Оба они казались усталыми. Роберт – потому что еще не восстановился окончательно; Трент видел, с людьми – «моллюсками» такое бывало. А Йеран – просто потому, что заряд его «батареек» иссяк. Тогда Трент показал им умывальную комнату с душем, туалетом и всякими штучками, которые ему удалось отыскать: акустическими зубными щетками столетней давности, био-тронным дозатором мыла, полотенцами из целлюлозного волокна. Потом пришла очередь спальни Риик с туалетным столиком, тоже из вспененного металла, на котором также лежали находки Трента: разумная расческа, бутылочка каких-то древних духов, яркая косметичка.

– Очень мило, – сказала Риик.

Трент был рад, что голос ее звучал искренне, поскольку ему совсем не хотелось говорить о том, как мало подобных мелочей осталось в казармах и как быстро их расхватали. Женщина повернулась и пристально посмотрела на него.

– Давайте поедим.

Как же это оказалось странно и неловко – сидеть за одним столом с женщиной и двумя ее детьми. Последний раз на его памяти Трент вот так сидел с Габриэлем и Спиром на борту «Залива мурены». С тех пор много чего случилось. Сначала они ели молча: открывали суповые кружки, возились с пакетиками хлеба. Первым нарушил безмолвие Роберт:

– А какие тут есть игры? – спросил он.

– Они очень старые. – Трент пожал плечами. – Мне они не знакомы, но, кажется, там стреляют в прадоров.

Едва закончив говорить, он уже жалел, что не поменял тему. Ведь эти люди жили в сообществе, члены которого стремились превратиться в прадоров. Трент с тревогой взглянул на Риик, но она грызла ноготь, стараясь не рассмеяться.

– Хорошо, – с чувством кивнул Роберт.

– Но прямо сейчас – никаких игр, – заявила Риик. – Сначала спать. – Она посмотрела на Йерана, который, съев половину супа и большой кусок хлеба, теперь сидел, свесив голову и слегка покачиваясь. – Оба в кровать.

– Устроим мертвый час? – спросил Роберт.

Хотя он выглядел усталым, мальчик ловко увернулся от брошенной в него матерью корки хлеба.

– В кровать, – повторила она, поскольку дети явно закончили с едой.

Женщина поднялась и загнала сыновей в их комнату, а пока она возилась там с ними, Трент доел суп и прибрался, выбросив объедки в стенной мусоропровод. Он был расстроен; как-то не смогла эта домашняя сцена уравнять всё, через что он прошел, чтобы оказаться здесь. Люк мусоропровода закрылся, отходы унеслись по трубам. Больше всего Тренту хотелось сейчас выскочить за дверь и убежать, но одновременно он чувствовал, что уже прочно укоренился здесь. События явно вышли из-под его контроля.

– Знаешь, сколько я ждала? – спросила Риик, вернувшись из спальни мальчиков.

– Что? – не понял оторвавшийся от созерцания стены Трент.

– Четыре года, – она подняла руку, показывая запястье, – и без манжетона.

– Что? – повторил Трент, удивляясь тому, что совесть и эмпатия вдобавок отяготили его, похоже, неуклюжим смущением.

– Не тормози, Трент. – Она провела пальцем по застежке-липучке рубахи, обнажая маленькие дерзкие груди, которые он уже видел в госпитале, но сейчас, конечно, ситуация была совершенно другой. Сбросив рубашку и стянув брюки, Риик скомкала одежду: – Теперь до тебя доходит?

– Кажется, – ответил Трент, чувствуя, как обычная невозмутимость мало-помалу возвращалась к нему.

Она обняла его, поцеловала, запустила пальцы в волосы, потом отстранилась, взяла Трента за руку и повела его в свою спальню. В этот момент он решился: подхватил Риик, перекинул через плечо, внес в комнату и бросил на кровать.

– О, ты такой большой и сильный, – произнесла она. Швырнув одежду в другой конец комнаты, Риик перекатилась на живот и встала на четвереньки, призывно вскинув задик. – А я, я плохо себя вела? Не следует ли меня хорошенько отшлепать?

В следующие часы Трент убедился, что Риик была совсем не так хрупка, как казалось, – и весьма напориста.

Свёрл

Когда Бсектил отсоединил кабель от скелета – тела отца, Свёрл почувствовал, что шип с помощью электромагнитных полей пытается восстановить связь, и не позволил ему это сделать. Да, шип оказался очень полезным инструментом и мог приносить пользу и дальше, но Свёрл больше не нуждался в нем. Игла не принадлежала ему, в историю Пенни Рояла шип должен войти, пребывая в руках Торвальда Спира. Свёрл даже рад был избавиться от вещицы, поскольку не сомневался, что за мощь, предлагаемую ей, придется расплачиваться – так происходило со всеми стержневыми артефактами.

– Доставь это Спиру, – велел он, протягивая шип. – И побыстрее.

Спиру необходимо покинуть Цех 101, и очень скоро – в этом он тоже не сомневался. А у Свёрла были другие заботы, посерьезнее. Он подключился к внешним телескопам станции. Изображение они выдавали очень четкое – что, конечно, естественно при такой интенсивности местного видимого света. Два ромбовидных золотистых дредноута длиной в три километра выпустили сенсоры и антенны; они ясно вырисовывались в ореоле бившего из двигателей пламени. Двадцать ударных кораблей различить было потруднее, поскольку материал их обшивки практически полностью поглощал свет. Припомнив Эрроусмита и его любовь к человеческим аналогиям, Свёрл увидел в этих кораблях ворон со сложенными крыльями, уже нацелившихся на лакомую мертвечину. Государственная флотилия, довольно маленькая по военным стандартам, вынырнула из У-пространства далековато и теперь приближалась на термоядерных двигателях. Может, они не хотели появляться в самом центре системы, опасаясь того, что Королевский Конвой еще здесь. А может, это просто разумная осторожность капитанов и ИИ, командовавших судами. Тревожило, однако, как легко они относились ко всему этому. Похоже, они, хотя и сочли Свёрла, захватившего Цех 101, угрозой, решили, что запросто разберутся с ним на досуге.

– Отчет об отклонениях, – потребовал Свёрл у нового ИИ станционного телепорта.

– Слабые флуктуации, постоянные запросы на соединение, – доложил тот.

Свёрл вгляделся в камеры. В гигантской восьмиугольной раме старого грузового телепорта мерцал мениск силового поля. Запросы на соединение входили в стандартный автоматический протокол государственных телепортов, так что Свёрл не увидел тут ничего подозрительного. Разрешения тем не менее он не дал, поскольку установленное соединение разорвать будет затруднительно и, кроме того, о нем сразу узнают государственные ИИ. И следующими путешественниками, которые войдут во врата, наверняка окажутся тяжело вооруженные боевые дроны и спартанты, а то и разрушительное ПЗУ.

– Больше ничего? – спросил Свёрл.

– Никаких локальных прыжковых возмущений, – ответил ИИ.

Значит, корабли еще не выпустили У-ракеты. Возможно, они выжидали, пока не подойдут поближе, чтобы поэффективнее воспользоваться другим оружием, а это займет у них еще двенадцать часов. Или, что более вероятно, они отследили бакены в подпространстве и уже знали, что У-прыжковые ракеты будут здесь бесполезны. Если их запустить, в У-пространстве возникнут краткие пертурбации, а система отрапортует об отправке определенной массы через телепорт, поскольку ракета рухнет в него, уйдя в небытие.

Двенадцать часов…

Внимание Свёрла переключилось на бак, где когда-то вспенивался расплавленный металл путем добавления инертных газов. Сейчас этот бак использовался для совершенно другой цели. На перекрестии восьми двутавровых балок висел нужный предмет, перевитый множеством трубок и кабелей, вокруг суетилось большинство вторинцев Свёрла, которые под руководством Бсорола поспешно вставляли термоконверторы для отвода лишнего тепла, результата скрытых внутренних процессов. На глазах Свёрла стеклянная термальная трубка, раньше переправлявшая вспененный металл к формам и прессам смежной фабрики, а сейчас перерезанная всего в шести метрах от бака, извергла очередное яйцо. Черная заскорузлая масса упала в пространство, открывшееся между балок, и начала шелушиться.

Слои графена и алмазного ламината сошли, как кожура с яблока, показав твердую желтую пену. Пена, треснув, распалась на четыре части, точно раскрылся стручок, только в нем оказалась не горошина, а мерцавший, чуть приплюснутый белый шар – генератор силового поля, который тут же запросил инструкции и нашел свое место в программе, составленной Свёрлом. Затем он рванулся через всю станцию к выходу в открытый космос и дальше, к своему месту в разраставшейся сети таких же сфер-генераторов. Туда, где находился шар, тут же спустился клубок щупалец – убрать остатки оболочки, и в этот момент Свёрл понял, что двенадцати часов не хватит. Чтобы замкнуть цепь, полностью окружить станцию самоподпитывающими генераторами силового поля, потребуется двадцать.

«Так каков же ответ, а, Пенни Роял?» – подумал Свёрл. Он не сомневался, что ответ этот должен был быть.

Возможно, уже восстановленного оружия станции хватит, чтобы отразить атаку, пока доделывается сеть? Нет, Свёрл так не думал. Государственные корабли современны, и боекомплект у них соответствующий: и гравитационные волны, и суб-ИИ снаряды с ускорителями, и весь спектр лучевого оружия, и, возможно, даже такие штуки о которых Свёрл и понятия не имел. Корабли приближались медленно и уверенно, точно зная, что способны перемолоть станцию в фарш.

Размышления Свёрла прервал вызов по У-коммуникатору. Что ж, канал он открыл, но полосу пропускания ограничил.

– Итак, Свёрл, – раздался голос, – ты уже полностью захватил контроль над Цехом Сто один.

– Смотря что подразумевать под словом «полностью», – отозвался Свёрл. – Кто ты?

– Меня зовут Гаррота, – ответил ИИ. – И под словом «полностью» я подразумеваю то, что ты управляешь всеми оставшимися станционными ИИ, причем один из них даже реактивировал телепорт. Данные сканирования говорят также, что вскоре и твой У-пространственный двигатель будет в рабочем состоянии.

Свёрл на миг замешкался с ответом, прикидывая, действительно ли их сканеры настолько хороши.

– Да, я ими управляю, но насчет «полностью» можно и поспорить. На станции еще есть мертвые зоны, еще есть независимые разумы, еще полным-полно дикой нано- и микротехники.

Свёрл готов был спорить о чем угодно, лишь бы отсрочить неизбежную атаку государственного флота.

– Не играй словами, – сказал Гаррота, видимо, разгадав его намерения.

Кстати, откуда он знал это имя? И тут же Свёрл вспомнил, откуда. «Гаррота Микелетто» – так назывался ударный корабль, отправленный на перехват в системе Масады. Он же тогда и ушел в самоволку, поскольку на борту каким-то образом умудрился укрыться Пенни Роял. Его остатки сплавились со старушкой «Розой» Блайта, создав звездолет под названием «Черная роза». Возможно, именно на это и стоило сделать упор…

– Полагаю, теперь ты обрел новое тело? – спросил Свёрл.

– А ты проницателен, – ответил Гаррота. – Новое тело и новое задание, от которого меня не отвлечь никакими разговорами. Мы не можем позволить прадору, пускай даже бывшему прадору, контролировать настолько серьезный объект, как Цех Сто один. Таким образом, у тебя есть двенадцать часов – время, которое ты, несомненно, уже вычислил, – чтобы покинуть станцию.

– Это немного нечестно, – заметил Свёрл. – Данная станция наверняка попадает под те же нормы вознаграждения за спасенное имущество, что и «Изгнанное дитя», теперь именуемое «Копьем». Я требую ее себе – по этим законам.

– В идеальной Вселенной, – сказал Гаррота, – все законы будут равно применятся ко всем и никогда не будут нарушаться. Но мы живем не в идеальной Вселенной, мы живем там, где по потенциальным угрозам надо наносить упреждающий удар, пока они не привели к катастрофам.

– В идеальной Вселенной, – возразил Свёрл, – Пенни Роял не избежал бы смертного приговора, пожертвовав частью своего разума, предположительно виновной в преступлениях. Что скажешь на это с учетом твоей близости к Черному ИИ?

– Мы можем болтать так сколько тебе угодно, – отрезал Гаррота. – Двенадцатичасового срока это не изменит.

– У меня больше нет корабля, – ответил Свёрл, – так на чем же мне покидать станцию?

– «Копье» всё еще там.

– Судно не мое. И Торвальд Спир уходит на нем совсем скоро.

– Мы обсудили и это, и другие доступные возможности. Мы понимаем, что в душе ты по-прежнему взрослый прадор и потому стремишься к безопасному уединению в собственном, желательно большом, корабле. И хотя мы не можем согласиться с тем, чтобы ты управлял Цехом Сто один, мы готовы позволить тебе покинуть станцию на борту государственного дредноута – из тех, что остались в отсеке конечной сборки.

– Они серьезно повреждены, – заметил Свёрл.

– По крайней мере у одного из них есть рабочий термоядерный двигатель. Этого достаточно, чтобы уйти. Прочие материалы и компоненты мы обеспечим, как только снова обретем контроль над станцией и запустим ее.

Заманчивое, однако, ему сделали предложение: никакой борьбы, плюс собственный дредноут, достаточно большой, чтобы переделать его под свои нужды. Но вопросы оставались. А что если флот ударит по нему, едва он покинет станцию? Можно ли им доверять? Свёрл – не гражданин Государства и по-прежнему представляет собой потенциальную угрозу, особенно из-за общеизвестной связи с Пенни Роялом. Кроме того, вполне возможно и то, что они заключили какую-нибудь – касающуюся его – сделку с королем прадоров. И, естественно, оставался еще Пенни Роял.

Черный ИИ открыл ему возможность создания силовой защиты. А кроме того, он поместил частицу себя в ядро каждого станционного ИИ. И Свёрл боялся, что нарушит некий молчаливый договор, если покинет это место. Он был уверен, что, несмотря на завершение его собственной истории, еще не сыграл свою роль в планах Черного ИИ.

– Я тщательнейшим образом обдумаю ваше предложение, – отозвался Свёрл. – Мне потребуется некоторое время, чтобы перебраться на один из дредноутов вместе с семьей.

– Пожалуйста, будь благоразумен, Свёрл, – ответил Гаррота. – Пусть ты выгадаешь хоть сто часов и вернешь станцию к первоначальному состоянию, против нас у тебя нет шансов. Даже если применишь технологии, которыми, как нам известно, ты обладаешь, ты все равно проиграешь.

«Очень интересно», – подумал Свёрл.

– Полагаю, твое новое тело – не ударный корабль, а один из дредноутов? – спросил Свёрл.

Он снова проверил, как движется производство генераторов силового поля. Свёрл решил перенести сеть поближе к корпусу судна, чтобы спрятать ее среди многочисленных пристроек. Ясно, что Гаррота не засек и не идентифицировал генераторы, ведь их выпуск ничем не отличался от производства любой другой станционной аппаратуры. Они будут все равно что невидимы – пока сеть не заработает.

– Любопытный вопрос, – сказал Гаррота, – ответ на который – «да», мое новое тело – вполне современный дредноут.

«Что ж, – подумал Свёрл, – это объясняет твою самоуверенность».

– Видимо, опасные знания дают силу, – добавил ИИ.

«Тебе что-то известно о Пенни Рояле», – решил Свёрл.

А Гаррота продолжил:

– И, будучи в центре подобной силы, я точно знаю, как быстро могу превратить Цех Сто один в облако пара.

– Вместе с примерно двумя тысячами гражданами Государства на борту, – в порыве вдохновения вставил Свёрл.

Последовала долгая пауза, во время которой Гаррота, несомненно, проверял кое-какие факты. И когда ИИ дредноута заговорил снова, он был явно несколько раздражен:

– Люди – «моллюски».

Свёрл выслал изображения из госпиталя и неуклонно заполнявшихся казарм и застыл в ожидании.

– Люди – «моллюски» – граждане, покинувшие Государство, – заявил Гаррота.

– И всё же гражданами они остаются, правда? – ответил Свёрл. – Прости уж мое невежество, если нет. Бесспорно, если их уже не считают гражданами, то их массовое убийство – это такая мелочь…

Связь красноречиво разорвалась.

Спир

Я настроил форс так, чтобы вырубиться на несколько часов, в надежде, что после сна увижу ситуацию под другим углом, но был разочарован. Пробудился я столь же вялым, как и раньше, и растянулся на кровати, уставившись в потолок, пытаясь понять, почему чувствую то же самое, что и перед отлетом с Масады.

После долгих размышлений я сделал вывод, что происходило это из-за отсутствия ясных целей. Возможно, пришла пора сдаться и вернуться в Государство. Там я смогу жить, как все. Смогу снова заняться исследованиями или военной карьерой. Достигнув того смутного, к чему стремился, разве я так или иначе не должен был бы сделать нечто подобное?

Но ответ, появившийся из самых глубин моего естества, был отрицательным. Отсутствие конкретики замедляло меня заставляло колебаться, но пока я не пришел к какой-то развязке с Пенни Роялом, я не имел права переключать внимание на что-либо иное. Черный ИИ определял всё. Я решил, что настало время изменить намерения. В обширной библиотеке форса я отыскал набор программ, использовать которые меня никогда раньше не тянуло. Просмотрев их, я осознал, как далеко продвинулись в последнее время технологии: то, что Коул в госпитале делал при помощи громоздкого, сложного даже на вид оборудования, я мог совершить, валяясь в постели. Я мог отредактировать собственное сознание.

Сперва я очень опасался, поскольку желал изменить эмоциональную оценку вещей и событий, но не хотел терять ни грана воспоминаний. Однако вскоре я нашел опцию мгновенного восстановления. Включив ее, я убедился, что в моей разветвленной памяти восстанавливать нечего. Значит, я еще этим не пользовался.

Потом я запустил простенький тест: настроил автоматическое восстановление через тридцать секунд и удалил воспоминания о том, как шел от Свёрла к своему кораблю. Программа, многократно запросив подтверждение моих намерений, сделала что ей велели, и следующие тридцать секунд я провел в замешательстве, не сомневаясь, что Свёрл, должно быть, пальнул в меня из станера и притащил сюда, так как хотел оставить себе шип. Затем память вернулась, и я, поразмыслив о своей склонности к паранойе, решил, что редактирование воспоминаний не для меня.

После этого я загрузил инструкцию по изменению отношения к вещам, в разной форме перечисленным под такими заголовками, как «уверенность», «суждение», «стремление», «побуждение», «личные цели» и тому подобное. Я мог это всё изменить, но не хотел. Тогда ведь, наверное, я просто не буду мной? Потом я осознал, что, пойдя по этому пути, вообще мог стереть всякое желание следовать за Пенни Роялом. Мог, если бы захотел, запрограммировать себя на счастливую жизнь водителя такси в Государстве.

К черту.

Я вскочил с кровати, загнал программу-редактор в недра форса и вдруг страшно разозлился на себя. Именно в этот момент Флейт решил поделиться со мной новостями.

– У нас проблема, – сообщил он через корабельный спикер. – Государственная флотилия в составе двадцати современных ударных кораблей и двух дредноутов только что прибыла сюда.

– Так, – выдохнул я, распахнул дверь и бросился в рубку.

Рисс возлежала на пульте и разглядывала меня черным глазом; кажется, бездельничая, я совершенно забыл о ней. Сев в кресло, я вызвал на экранную ткань сведения о состоянии судна, запросил у Флейта изображение приближавшихся кораблей – и поместил его в новое окно.

– Какие-нибудь переговоры велись?

– С ними говорил Свёрл, – ответил Флейт, – но у меня к этому каналу нет доступа.

– Свёрл? – вслух удивился я, устанавливая связь.

Свёрл кинул мне запись, на которой Бсектил нес шип, и сказал:

– У тебя меньше двенадцати часов, чтобы убраться отсюда. И я бы попросил, чтобы ты был так любезен не упоминать о моих генераторах силового поля, если кто-нибудь с тобой свяжется.

Я взглянул на Рисс.

– Я ничего не говорила, – запротестовала она.

Я открыл еще один канал:

– Трент, к нам идет государственная флотилия. Вскоре я покину станцию. Что собираешься делать ты?

После короткой паузы тот ответил:

– Я должен довести тут всё до конца.

– А твои спутники?

Спросив, я вдруг понял, как важен для меня его ответ. Возможно, именно здесь заключалась причина моего нежелания покидать станцию.

Последовала новая пауза – Трент переговаривался с Сепией и Коулом. Коул твердо намеревался остаться и изучать дальнейшие результаты своей психоработы с людьми – «моллюсками». Сепия еще не определилась. Она сама открыла личный канал связи со мной.

– Куда ты направишься? – спросила она.

– А ты как думаешь?

– Я бы предположила, что ты двинешься за Пенни Роялом, но после недавних событий я бы не стала настаивать на своем мнении.

– Так и есть. Только я не знаю, куда он подался.

– У тебя найдется место для еще одного пассажира?

Я долго не раздумывал:

– Ну конечно, черт побери, ты же знаешь, тебе всегда рады.

– Приятно это слышать, Торвальд. Я не была уверена в твоем отношении ко мне.

– Отношение стяжательское, – откликнулся я.

– Отлично.

– Иди сюда – мы отправимся, как только прибудешь. – Я умолк, потом переключился на канал Трента. – Трент, ты уверен?

– Уверен, – со спокойной убежденностью ответил он.

Не знаю, отчего я все равно чувствовал себя его должником. Этот человек был убийцей, который по указке Изабель Сатоми без всяких угрызений совести сломал бы мне шею.

Я откинулся на спинку кресла. Значит, так. Мы отправляемся. Связавшись через корабельные системы с системами станционными, я наблюдал, как Сепия прощается, собирает небольшую сумку, выходит из госпиталя и садится в один из вагончиков на магнитной подушке, из тех, на которых перевозили людей – «моллюсков».

На полпути ее повозка притормозила у станции, и Сепия привстала, оглядываясь в замешательстве. Тут появился Бсектил – это он остановил вагон. Прадор-первенец без слов передал женщине шип и развернулся, возвращаясь к отцу. До прибытия Сепии оставалось десять минут, и всё это время я следил за ней. Едва она шагнула в шлюз «Копья», я стиснул джойстики, связался через форс с местным ИИ и запросил расстыковку. Захваты разошлись – с грохотом, от которого содрогнулся корабль. После паузы я отпустил рукояти. На кой они мне понадобились, если у меня есть пилот?

– Флейт. Выводи нас.

Только потому, что рубка, выстланная экранной тканью, казалась прозрачной, я увидел, что «Копье» стартовало. Флейт на рулевых движках отвел нас от стены сборочного отсека и направил в открытый космос. Сияние становилось всё ярче и ярче, но вдруг потускнело – это система подстроилась под нормальное человеческое зрение.

– Привет, Рисс, – бросила, войдя в рубку, Сепия.

– Здравствуй, кошечка, – ответила та.

Сепия ухмыльнулась змее-дрону и повернулась ко мне:

– Не помешаю?

– Поздняк метаться, – откликнулся я. Сейчас всё мое внимание было сосредоточено на предмете у нее под мышкой. – Но я рад, что ты пришла.

В этот момент я подключился через форс к манжетону, и тот медленно начал менять цвет с голубого на красный.

Женщина шагнула ко мне, протягивая шип:

– Полагаю, это твой фаллический Макгаффин[1]?

– Вроде того.

Тут Рисс фыркнула и пробормотала:

– Проклятье, ну и глупа же я.

Удивительно, что до нее так долго доходило.

Я потянулся и сомкнул пальцы на шипе, ощутив знакомый толчок, за которым последовал странный миг отключения, как будто части моего разума разлетелись, разбросанные каким-то психическим взрывом, вспорхнули, перестраиваясь на лету, и опустились вновь, сцепляясь воедино уже по-новому, увеличиваясь в процессе в объеме. Огромные ментальные перспективы открылись передо мной; я абсолютно точно знал, что обладал сейчас такими умениями и знаниями, которыми никогда не владел лично. Без всяких сомнений, я вновь воссоединился с шипом и со знаниями жертв Пенни Рояла; в определенном смысле они все стали сейчас частью меня. Я потянулся; мне уже не требовалось рыться в системах, искать каналы и частоты.

– До свидания, Свёрл, – сказал я, не напрягая голосовые связки.

– До свидания, Спир, – ответил Свёрл, – и говорю я это с абсолютной уверенностью в том, что мы еще встретимся.

Я не стал слишком глубоко размышлять над его словами. Уже то, что Пенни Роял оставил генератор силового поля, означало, что он отнюдь не закончил с бывшим прадором. Я отправлялся за Черным ИИ, и потому нашим со Сверлом курсам, похоже, неизбежно предстояло пересечься. Но тут я подумал об «абсолютной уверенности» Свёрла, как-то не проистекавшей из наличия генераторов.

– Что еще ты нашел? – спросил я.

– Быстро сообразил, – откликнулся Свёрл и выслал мне увесистый файл, касавшийся физической и ментальной структуры всех ИИ Цеха 101.

Свёрл, несомненно, отправил его специально, чтобы проверить мои возможности. На секунду я испугался, что не справлюсь. Но до этого момента мой разум словно работал неровно, рывками, точно большой двигатель на холостом ходу. Давление, оказанное Свёрлом, послужило как бы ногой, вдавливающей педаль газа: топливо хлынуло, и двигатель, закашлявшись, зажил полной жизнью.

Вокруг всё будто замедлилось. Сепия успела сделать лишь один шаг, а я обнаружил, что загрузил объем данных, занимавший у меня часы на Авиа во время изучения Изабель Сатоми. К тому моменту, когда Сепия устроилась в кресле, которое занимала раньше, я уже понял, что именно отыскал Свёрл среди ИИ станции.

– Проклятье, – сказал я вслух, теперь сомневаясь, правильно ли поступил, решив уйти.

Я стремился выследить Пенни Рояла, но очевидный не угасший интерес ИИ к этому месту означал, что мне, вполне вероятно, предстоит снова вернуться сюда.

– Проблемы? – спросила Сепия.

Я довольно долго смотрел на нее. Разве сказал бы Пенни Роял во время нашей последней встречи то, что он сказал, если бы собирался снова появиться на станции? Нет, мы должны были вернуться к моему «началу», а оно определенно не здесь. Я понял, что с легкостью мог погрязнуть в разбирательствах и снова погрузиться в бездействие. Мне необходимо было что-то делать, необходимо было двигаться.

– Всего лишь новая информация, – ответил я, махнув рукой.

– Ты должен идти, – сказал Свёрл.

– Почему?

– Не знаю почему. Знаю только, что должен.

– Тогда еще раз – до свидания, – повторил я и отозвал свой разум со станции.

– Если мы хотим поладить, тебе придется быть поразговорчивее, – заметила Сепия. – Какая такая новая информация?

– Ладно. Извини. Похоже, Свёрл нашел частицу Пенни Рояла в каждом отдельном ИИ на борту станции. – Помолчав, я добавил: – Я еще выясню последствия этого.

Женщина кивнула, потом, подумав немного, потянулась застегнуть ремни. Наблюдая за ней, я заметил, что ее кошачьи коготки то показывались из кончиков пальцев, то скрывались в них – такое случалось, когда Сепия была напряжена или возбуждена. Впрочем, «котофицировалась» она скорее косметически: она обладала кошачьими глазами, острыми зубами, «эльфийскими» ушами, но в остальном ограничила себя вполне человеческим обликом. У нее, например, отсутствовали хвост и шерсть по всей коже, она не меняла форму тела, укорачивая ноги и выворачивая суставы, чтобы падать на все четыре и двигаться, как настоящая кошка. Постфактум я понял, что последняя информация не входила в число моих личных знаний. А еще Сепия была чертовски, головокружительно привлекательна, и сейчас, когда я перенастроил манжетон, ее присутствие влияло на меня всё сильнее и сильнее.

– Так куда же мы направляемся? – спросила она, поднимая глаза.

– Я еще не решил. Флейт, куда мы можем попасть, руководствуясь последними обновлениями сети ИИ?

– Обновления я получаю всё время, даже сейчас, – ответил Флейт.

– Но есть же ограничения? – предположил я.

– Радиовещание ограничено. Определенные поисковые запросы недопустимы вне Государства, но мы можем обратиться к уполномоченному серверу Погоста.

Я вновь повернулся к Сепии:

– Значит, мы двинемся к границе Государства и Погоста. Или ты хочешь попасть в какое-то конкретное место?

– Мне все равно куда, лишь бы там было не скучно.

– Так вот почему ты отправилась со мной?

– Именно.

– Ну, остаться на борту Цеха Сто один, на который собираются напасть, тоже было бы… интересно.

– Иди туда, делай то…

– Трент, Коул, люди – «моллюски»?

– Коул слишком погружен в свои исследования, чтобы быть интересным. Трента я считала интересным, пока не обнаружила, что он сильно отягощен совестью и, кроме того, втюрился в жену Тэйкина. А «моллюски»… – она махнула рукой, будто отгоняя назойливую муху, – это уж слишком больная тема.

– Стары и склонны к самоубийству.

Теперь я всё понял. Состояние людей – «моллюсков» во многом напоминало Сепии ее собственное, поскольку она сама балансировала на грани внутренней опустошенности. М-да, не слишком приятно иметь на борту человека, склонного к самоубийственным рискам, но… будь что будет. Обычно те, кто переступает черту, бросают на кон собственные жизни, а не жизни окружающих.

– Да уж, ты точно знаешь, как польстить девушке, – заметила она. – И, может, прекратим играть? Ты знаешь, почему я здесь, а я знаю, почему ты хотел, чтобы я была здесь.

– Не уверен, что знаю, но надеюсь не без удовольствия выяснить.

Рисс снова фыркнула.

Ослепительное сияние гипергиганта омывало нас, Цех 101 остался позади, государственная флотилия еще не приблизилась настолько, чтобы перехватить нас (если у нее было такое намерение), и я сказал:

– Ныряем, Флейт.

Мы вошли в У-пространство, и я почувствовал себя так, будто оборвалась какая-то привязь. Я почувствовал себя свободным.

Брокл

Всего секунду назад Брокл был уверен в легкой победе – а сейчас рухнул на пол коридора «Высокого замка» от хлесткого удара луча. Рухнул, покатился с дымившейся спиной, утратил человеческий облик, взорвался, рассыпался на куски, и новый луч вонзился в пустое пространство, которое только что занимал ИИ. Одна его единица умерла. В конце коридора какая-то фигура, пригнувшись, нырнула за угол, скрывшись из виду, но Брокл уже опознал одну из спартантов. Инстинкт велел ему немедленно броситься в погоню. На него напали – значит, он имел право ответить. Больше никаких нравственных обязательств сохранять жизнь… Но ему удалось подавить порыв.

Все спартанты – профессиональные солдаты, отлично тренированные бойцы, искушенные в науке ведения войны, так почему же одна из них стреляла в того, кого – а ей это точно было известно – не убьешь из лазерного карабина? Распределив единицы по стенам коридора, Брокл занялся проверкой информации с камер и решил не дергаться. Убегавший человек только что миновал двух своих товарищей-големов, которые поджидали с переносными протонними пушками наготове. В руках големов это оружие могло причинить серьезный вред, вполне вероятно, что затронуты оказались бы все единицы Брокла. Значит, это была ловушка… но слишком уж незамысловатая.

Почему солдаты не вывели из строя все камеры на занятой ими территории? Почему послали вперед женщину с лазерным карабином, а не големов с куда более эффективным оружием? Они же наверняка понимали, что он увидит тех, кто его поджидает. Значит, ловушка все-таки должна быть похитрее.

Продолжая проверку, Брокл убедился, что все ученые закупорены в своем исследовательском отсеке, экипаж заперт в рубке, а оставшиеся спартанты запечатаны в казармах. Осуществившее нападение звено, должно быть, находилось снаружи еще до того, как опустились разделительные перегородки; состояло оно из четырех членов, и одного не хватало. Запустив поиск, Брокл засек рассогласование характеристик массы в одном из ремонтных проходов, но камеры ничего не показали. Выходит, солдат под хамелеонкой двигался в сторону одного из У-пространственных коммуникаторов. Получается, ловушка должна была отвлечь Брокла, чтобы четвертый боец успел отправить сигнал бедствия Земле-Центральной… но и это, опять-таки, слишком просто. Какой реакции от него ожидали? Он ведь проигнорирует троицу в коридоре и направится прямиком к научному сектору на перехват человека, устремившегося к передатчику. Какую же ловушку устроили спартанты, явно догадывавшиеся, что сделает Брокл?

Путь к коммуникатору лежал через тянущийся вдоль корпуса судна коридор, в котором располагалось несколько шлюзов. Брокл не засек ничего необычного, но где-то там почти наверняка заложили взрывчатку. Шлюз взорвется, сработает какое-нибудь электромагнитное устройство, и его, парализованного – пусть даже на краткий миг, – выбросит в открытый космос, вакуум засосет его. В этом ли состоял их замысел? Вполне возможно, но сейчас уже настала пора действовать. Однако, вместо того чтобы погнаться за кем-то из четырех спартантов, Брокл направился в арсенал и запустил три маломощные химические ракеты, запрограммировав их еще на выходе из «Высокого замка».

Затем Брокл собрал все единицы, вновь обретя человеческую форму, развернулся и зашагал прочь от поджидавших солдат. Ракеты тем временем резко поменяли направление, приведя в действие корабельные системы оповещения. Не обращая на них внимания, Брокл добрался до проема, оснащенного аварийной переборкой, нырнул туда – и, мысленно потянувшись, открыл два шлюза.

Замигали сигнальные лампы, взревела сирена, извещая о пробоине. Легкий ветерок тронул фальшивые одежды Брокла за миг до того, как упала аварийная переборка. Теперь ИИ сосредоточил внимание на камерах в коридоре возле одного из открывшихся шлюзов – и увидел, как в корабль ворвался стальной глаз обтекателя ракеты, окаймленный подталкивавшим его химическим пламенем. Ракета, размерами не слишком превосходившая любую из единиц Брокла, влетела в шлюз на скорости тридцать две тысячи километров в час. За какую-то микросекунду достигла она двух големов и их спутника-человека и сдетонировала точно в срок. Жаркий взрыв разворотил коридор, расплескал по кораблю расплавленный металл, разбросал обломки. Он испепелил человека, а изувеченные, обожженные останки големов стена огня потащила за собой куда-то в глубину судна.

Вторая ракета, двигавшаяся по широкой дуге, нырнула в предназначенный для нее шлюз секундой позже, отправившись в короткое путешествие к стене, за которой находился водяной резервуар. Там она и взорвалась, превратив в пар – да что там, почти в плазму – и воду, и железный корпус бака. Раскаленный добела газ ринулся наружу, устремился по главным коридорам – но аварийные переборки остановили его. Однако один путь у волны оставался – по ремонтному туннелю, который Брокл нарочно не закрыл. Обжигающий газ тек именно туда, где наблюдались несоответствия характеристик массы. Через установленные в туннеле камеры Брокл успел увидеть корчившуюся человеческую фигуру, с которой сперва клочьями сполз скафандр, а потом – кожа и плоть, после чего камеры отключились.

Брокл закрыл шлюзы, и корабль тотчас начал заново наполняться воздухом.

– Гордишься собой? – спросила из рубки капитан Графтон.

Брокл посмотрел на нее через камеру – и вместо ответа инициировал аварийное катапультирование, почувствовав, как всего секунду спустя содрогнулась под ногами палуба. Внешние датчики показали отделившийся от корпуса корабля цилиндрический отсек, который сразу отбросило сторону потоками воздуха, что вырывались из пустевших коридоров.

Команду ученых стоило приберечь – у них по-прежнему находились остатки «Черной розы», которые еще могли послужить источником полезной информации.

– Это было необходимо, – наконец ответил капитану Брокл, когда дверь в переборке открылась.

Он зашагал по опаленным дымившимся коридорам, по колено в потоках огнезащитной пены. На повороте он посмотрел направо, туда, где в корпусе судна зияла огромная дыра, – и двинулся налево.

– Безумец, – выдохнула Графтон. – Тебя давным-давно следовало уничтожить.

Стоило ли отвечать что-то на этот детский лепет? Брокл запустил катапультирование рубки и молча наблюдал за отделением очередной корабельной секции.

Стена в конце коридора оплавилась и покорежилась, а на полу лежали останки двух големов: синтеплоть и синтекожа сгорели полностью, серебряные кости искривились, внутренние подсистемы превратились в комки спекшегося мусора. Более или менее пристойно выглядела лишь одна грудная клетка, на которой еще держались рука и череп. Брокл легонько пнул ее, но кости не шелохнулись. Сканирование показало, что кристалл внутри по-прежнему функционировал, но был изолирован и не способен привести в движение ничего, кроме собственных мыслей. И все-таки попозже Брокл выбросит эти останки в шлюз – с големами никакие предосторожности никогда не оказывались лишними. Развернувшись, он кружным путем двинулся к научному сектору – ведь теперь пройти напрямую, через военных, было невозможно.

– Ты действительно думаешь, что тебя могут простить? – поинтересовалась Графтон. – Ты убил четверых – и это только те, о которых я знаю наверняка.

– Это была самозащита, – откликнулся Брокл, хотя, конечно, в случае с той женщиной с Авиа вопрос о самозащите оставался открытым.

– Брайс не нападал на тебя, – сказала Графтон.

– Брайс?

– Ты даже не знаешь их имен, они тебя просто не интересуют. – Помолчав, Графтон продолжила: – Он был в ремонтном туннеле. Ты мог бы утверждать, что защищался от трех других, хотя и они не представляли для тебя опасности, но он-то тут при чем?

«Она, конечно, права», – подумал Брокл, остановившись у разделительного щита, закрывавшего двери научного сектора. Земля-Центральная никогда не простит этих убийств. И будет еще меньше склонна к прощению, осознав свои заблуждения насчет Пенни Рояла – и правоту Брокла. Размышляя над этим, он приказал переборке открыться. Щит скользнул наверх, уйдя в потолок, а Брокл отворил дверь и вошел к ученым.

Возможно, решил он, в своих поступках ему следует быть чуть менее альтруистичным. Всё, что он делал до сих пор, он делал ради защиты Государства от опасного Черного ИИ Пенни Рояла, но как-то не слишком задумывался о последствиях этих поступков для себя самого.

Закрыв за собой дверь, он разделился, и единицы аккуратным косяком устремились вперед. Ученые сидели в просторной лаборатории с открытой планировкой. Все они были в скафандрах, все трудились над пультами, пытаясь наладить связь и выяснить, что вообще, черт возьми, происходило. Брокл подумывал извлечь подробности исследований напрямую из их сознания, но потом отверг эту идею. Они ведь записывают все данные, и сомнительно, чтобы они сохраняли что-то важное в своих мягких органических мозгах. Лучше всего проделать всё по-быстрому.

Двигаясь по лаборатории, Брокл продолжал размышлять о вероятных последствиях своих поступков. Земле-Центральной уже определенно известно о том, что он нарушил условия заключения. Возможно, она также ошибочно полагала, что Брокл уничтожен на «Тайберне», который сейчас почти наверняка обратился в расползавшееся облако пара, хотя, возможно, и нет. Но она, несомненно, в конце концов выяснит, что Брокл сбежал на последнем челноке, который причалил к Авиа. Гибель женщины свяжут с появлением Брокла. Но ее убийство аналитически чисто, и Земля-Центральная не сможет доказать ничего, кроме случайного совпадения по времени. Эта смерть сойдет ему с рук. А вот его действия здесь, на «Высоком замке», – совсем другое дело.

Ученые заметили Брокла. В панике повскакав со своих мест, пятеро людей кинулись в дальний конец лаборатории, причем их отступление прикрывали два голема. Брокл утончил единицы, сплющил их носики в алмазные лезвия и ускорился, метя в людей и големов. Мощные удары пронзили мягкие тела и кристаллы, кермет и внутренние органы насквозь. Наружу единицы вылетели в облаке крови, плоти и осколков кристаллов. Потом они плавно развернулись; Брокл наблюдал за падением ошметков.

Кораблю, решил он, придется исчезнуть. Без свидетельства предполагаемых здешних преступлений Брокла Земля-Центральная не сможет осуществить возмездие. Он разберется с Пенни Роялом, и корабль отправится в какое-нибудь солнце. Не останется ничего – никаких способных вызывать затруднения мемплантов вроде тех, которыми обладали ученые, и никаких столь же неудобных мемокристаллов вроде тех, что по-прежнему работали в останках того голема. Но существовала еще одна проблема…

Сосредоточив внимание на происходящем снаружи, Брокл наблюдал, как медленно отделялись от корабля рубка и военная секция. Помедлив – всего секунду, – он наконец признал необходимость того, что ему предстояло сделать. Две ракеты, выпущенные им, на сей раз содержали по мегатонному ПЗУ каждая.

Когда они взорвутся, не останется ничего, кроме пара.