Обход соседей ничего не дал. Никто не вспомнил о драке, в которой, возможно, погиб Стен Круз. Алистер порывался посетить паб, но Вик его отговорила — через Хогга будет надежнее, он свой тут. Пять лет службы в Речном дивизионе за спиной никуда не деть.
Пока Вик из публичной будки возле паба телефонировала Броку с просьбой сообщить адрес сгоревшей ренальской прачечной, Алистер вернулся к ателье, чтобы перегнать паромобиль на набережную. Вик через стекло будки видела, как он зачем-то опять зашел к нере Круз, потом вышел и долго что-то «колдовал» с дверью — наверное, смазывал старые петли. Только этого не хватало — Алистер как-то близко к сердцу принял историю Круз. Вик, предупредив, что скоро ждать ее не надо, попрощалась с Броком, повесила разогретую трубку на рычаг и качнула головой — Аманда не походила на убийцу, но, увы, у убийц нет определенного фенотипа, как утверждал когда-то отец, отличный сыщик и эксперт в криминалистике. Всегда можно ошибиться: у Аманды был мотив, умение шить воротнички и что-то утаенное — она что-то знала о том, что может воспламенять ткань, но предпочла промолчать об этом.
Алистер припарковал паромобиль рядом с будкой, и молча вышел из него — пришло его время телефонировать Одли, договариваясь о наблюдении за Круз, и Эшу с небольшим отчетом. Доверие к телефонным нериссам, служившим на станции, возросло после того, как Себ стал ухаживать за одной из них, точнее за старшей смены. Полицейские переговоры нериссы не подслушивали.
Вик пересекла дорогу и подошла к гранитному парапету набережной, глядя как плавно течет в океан Ривеноук. От неё несло прохладой, тиной и немного машинным маслом вперемежку с керосином: рядом работали на строительстве моста два огромных «Голема» — так лера Андре Кит де Люе, их разработчик, назвала андроидов, работающих на пароэфирниках — двигателях нового типа. Вик в технике не разбиралась, но не восхититься мощью огромных, с трехэтажный, а то и выше дом, металлических созданий, приводимых в действие пилотами, невозможно. В кабине одного из големов сидела за штурвалом явно сама Андре — не узнать её огненно-красную шевелюру сложно. Андре была единственной женщиной Аквилиты, которая красила волосы в необычные цвета. На прошлой седьмице они были фиолетовыми, сейчас алыми, словно пламя. Кто управлял вторым големом, отсюда было не рассмотреть. Обычно за его штурвал дрались пилоты дирижаблей и команда «Левиафана», личного дракона вернийского короля Анри, но преимущество всегда было за Брендоном — мужем Андре и другом Вик. Он был колдуном и рунным кузнецом, и она сделала пометку в голове — надо расспросить его и саму Андре, вдруг им что-то известно о веществе, что может самовоспламеняться. Не хотелось бы, чтобы к преступлению была причастна нера Круз, но пока все указывало на неё. Можно было, конечно, вернуться с ордером на обыск или даже вспомнить, что, как особист, Вик имеет право на обыск без ордера, но пока даже непонятно, что искать. Они могут что-то легко упустить, не зная, что именно им нужно. Время, конечно, не на их стороне, но еще есть Химический завод и прачечная — вдруг там что-то подскажут. Да и больных детей пугать не хотелось. Обыск — это всегда переполох и ненужный страх.
Несмотря на жару, на набережной было много зевак — всех завораживала работа големов. Вик с грустью подумала, что мир не стоит на месте, появляются новые технологии и новые механизмы, облегчающие жизнь, а люди остаются теми же: запуганными, старающимися никуда не лезть, оставаться с краю, молчать и подчиняться кем, кого считают сильными — и это не всегда те, кто находится на стороне закона. Вик, обладая огромной властью в Аквилите, не понимала, что еще нужно сделать, чтобы хоть что-то изменить в городе для того, чтобы такие люди, как нера Круз, не боялись жить, чтобы никому не приходило в голову брать правосудие в свои руки. Могла ли уставшая, умирающая от тоски по мужу Аманда решить, что она и есть закон? Ответа Вик не знала, и это тревожило её.
Время перешагнуло за обеденное, и Алистер, оттелефонировав Эшу, громко свистнул, привлекая к себе внимание уличного торговца едой. Он купил у него два огромных пирога, к счастью, с ягодами — ничего мясного после морга и пожара у участка Вик в себя бы не запихнула. Запах гари так и стоял в носу, как и аромат камфоры, то и дело возникающий сегодня в разных местах. Что пахнет камфорой и горьким миндалем?
Алистер, облокотившись на парапет и медленно поедая пирог, отчитался:
— Одли выделит наблюдение. Не беспокойся, неру Круз и детей защитят, если кто-нибудь из острых воротничков придет сюда.
Бешеные белочки, они с Алистером думали совсем о разном.
Он скосился на неё, задумчиво кидавшую куски теста прожорливым уткам, прогуливающимся у Ривеноук, и дипломатично добавил:
— И если она захочет что-то скрыть — это тоже увидят и нам сообщат.
— Как ты думаешь, она попытается сбежать?
Алистер качнул головой:
— Вряд ли. Она не лгала: ателье — это все, что у неё есть. Вдобавок, я уточнил: у неры Круз нет паромобиля. Сбежать с двумя больными детьми на руках без паромобиля сложно. Эш распорядится о запрете на выезд из Аквилиты для неры Круз. Не смотри так, Вики. Я не думаю, что она могла как-то вручить опасные воротнички убийцам своего мужа. Но я не преступлю закон, я не помешаю следствию — на поезд нере Круз никто не продаст билет из-за запрета, а уехать на паромобиле она не сможет. Даже если она боится нас или острых воротничков, ей не сбежать.
Он бросил тут же передравшимся уткам остатки своего пирога.
— Как ты думаешь, откуда взялись воротнички? — Вик заметила недоумевающий взгляд парня и поправилась: — я имею в виду банду. Острые воротнички. Откуда они всплыли?
— Вики… — Алистер, вытерев масляные руки о платок, смотрел куда-то вдаль, на горы, уходящие в темнеющие дождевыми облаками небеса на вернийской территории. — Мы не знаем, что творилось в трущобах сгоревшего Ветряного района. Туда полиция заходила только на облавы и то редко. Там были потогонки, там были подпольные игровые дома, там были фальшивоамулетчики и фальшивомонетчики, там торговали дурью, там была шваль разного толка и рода. Неужели ты думаешь, что их никто не контролировал? Кто-то был, просто он не высовывался из района. Теперь района нет. И тут же появились острые воротнички. Возможно, они там были изначально. Возможно, учитывая паб и вертящихся возле него Мейси, это какой-то осколок банды, собиравшийся устроить бунт и передел собственности. Район сгорел, а пена с него — банды и шваль, — осталась. Просто теперь она стала заметна. Вот и весь секрет острых воротничков. Поедем дальше? А то можем не успеть.
— Поедем. Может, что и узнаем, — согласилась с ним Вик.
В прачечной, выгоревшей не до конца — там пострадала только гладильня, — ничем помочь не смогли: никто из гладильщиц не выжил, и свидетелей возгорания не было, — зато Вик забрала журнал с записями заказчиков: одним из самых часто встречаемых имен были Мейси. Возможно, удастся вычислить других владельцев горючих воротничков. Этим журналом Вик наградила скучающего без дел Брока — они с Алистером сделали крюк, заехав в Управление. Заодно Вик снова посетила морг, озадачив Вернера и Картера, закончивших со вскрытиями и занимавшихся бумажными делами, — в журнале приема тел за вьюговей этого года нер Стен Круз с Тисовой не значился. Его обследования, соответственно, тоже не было. Картер клятвенно заверил, что проверит все бланки и поднимет личные дела работавших в то время санитаров — в морге в тот вьюговей, как и в Речном участке, провели чистку персонала, уволив многих. Вик поинтересовалась результатами вскрытия тел погибших в огне гладильщиц и с удивление узнала, что тела уже выдали родственникам для захоронения. По традиции Ренала похороны должны проходить в день смерти, то есть женщин похоронили еще вчера. Вернер оправдывался, что признаков насильственной смерти не было: одна умерла от сильных ожогов рук и тела, вторая надышалась продуктами горения. Вик с трудом давилась ругательствами — эксгумацию ренальская община не поймет и ни за что не одобрит.
Химический завод тоже мало чем помог — выделенный в заводоуправлении мастер, отвечавший за работу упаковщиц, ничего особенного про Фостер сказать не мог. Одно он утверждал однозначно: допуска к фосфору у неё не было. В доказательство он даже провел в цех, где за длинными столами девушки споро упаковывали разные безделушки по красивым коробкам. Вик даже заинтересовалась, что именно тут пакуют. Мастер споро отчитался:
— Да все, что угодно. Целлулоид — замечательный материал! Прорыв в химии и мире. Это и…
— Воротнички? — не удержалась Вик.
— И они тоже, — снисходительно улыбнулся мастер. — Воротнички, манжеты, шляпы, украшения: камеи, броши для женщин, гребни для причесок, спасающие несчастных черепах! Это бильярдные шары и спасенные слоны. Это посуда и хозяйственные мелочи, это кинопленка, это игрушки, это будущее!
Последнее сильно удивило Вик — она бы не дала своим детям что-то опасное:
— Игрушки? Не сильно ли опасно делать игрушки из целлулоида? Там же выделяется синильная кислота.
Мастер пояснил:
— Любой материал горит, если его сунуть в огонь, лера инспектор. Тут ничего не поделать. Но любой родитель понимает, что его забота — оградить ребенка от пламени. Синильная кислота выделяется только при горении игрушки. Но горит любая игрушка, даже фарфоровая кукла загорится из-за париков и набивки туловища. Тут ничего не поделать. Целлулоид нам подарил удивительную возможность создавать красивые вещи при недорогой цене. Он делает доступным многое, что раньше было уделом избранных.
За целлулоид мастер стоял горой, доказывая его важность, а то, что горюч — так все в этом мире горит.
Алистер, покидая завод, не выдержал и хмыкнул:
— Нас ждет век пластика. Будем есть пластиковыми вилками с пластиковых тарелок пластиковую еду… М-да.
Вечерело. Небо затянуло белой хмарью, обещавшую прохладу.
Алистер уточнил у Вик, помогая ей сесть в душный салон паромобиля:
— Домой?
Вик лишь кивнула — день прошел как-то суматошно и абсолютно безрезультатно, а завтра новый виток жары.
За окном паромобиля проносился оживающий город. Паромобили спешно везли домой уставших служащих. Праздные гуляки уже заполняли кафе и мюзик-холлы, рестораны и синематографы…
— Остановись! — Вик подалась на сидении вперед.
Алистер бросил взгляд в боковое зеркало и сам все понял:
— Синематограф?
Паромобиль как раз проехал мимо самого огромного и популярного Ройсодеона, названного так за стоимость билета всего в один ройс.
— Именно! — Вик вспомнила, что мастер упоминал кинопленку, как тоже изготовленную из целлулоида. — Чем боги не шутят? Рискнем?
Алистер подал пример, выходя из паромобиля:
— Рискнем, все равно меня дома никто не ждет.
Ему было почти под сорок, и он до сих пор был один, так и не найдя ту, кто сможет выдерживать его вечную занятость на службе.
Вик никогда не была в закрытой для посетителей части электрических театров, куда их провел слегка чем-то взволнованный билетер. Из одной из дверей — тяжелой, металлической, — вышел чем-то обеспокоенный, вызванный билетером мужчина. На вид ему было не больше сорока лет. Он был одет легко: белая рубашка, закатанная по локти, и свободные брюки на подтяжках. Он как-то нервно улыбнулся, пожимая протянутую Вик руку:
— Ваша сиятельность, очень рад знакомству… Очень! Нер Мишель, владелец театра, к вашим услугам. Чем могу быть полезен?
Вик, представив Алистера, тут же принялась объяснять:
— Нас интересует возможность кинопленки к самовозгоранию…
С лица Мишеля пропали все краски, а улыбка стала натянутой.
— Не извольте беспокоиться — пожарная безопасность у нас превыше всего, — он говорил торопливо, словно боялся чего-то. — Прошу, пройдемте в кинопроекционную — я вам все наглядно продемонстрирую. К сожалению, в обоих залах сейчас идут сеансы, так что залы я вам смогу показать только после окончания фильмов…
— Нас не интересуют залы, — оборвала его Вик, шагая в приятную прохладу кинопроекционной. Тут странно, крайне неприятно для чувствительного носа Вик пахло — такой же аромат был в доме неры Круз. Камфора. Желатин. И что-то остро-химическое. Вик еле сдерживалась — неумолимо тянуло морщить нос, как лисы, и чихать.
Узкое пространство было занято двумя огромными, в металлических кожухах кинопроекторами, опутанными проводами и трубами, и странным, пустым столом, от которого несло машинными маслом — видимо под ним прятался мотор. Из столешницы выступали два стержня, на один из которых была надета пустая бобина. Стрекотал один из проекторов, в его луче мелькали тени — в зал, через узкое, забранное стеклом окно, на экран проецировался фильм. Рядом с проектором, глядя в окошко, замер пожилой, но еще крепкий мужчина в рабочем, старом, замызганном чем-то джинсовом комбинезоне.
Мишель как раз показал рукой на него:
— У нас все по правилам, милера. Знакомьтесь, наш киномеханик Кляйн, он, как и положено, бывший военный. Он прошел всю Тройственную войну!
Правда, на чьей стороне воевал этот Кляйн, Мишель не стал уточнять — с таким родовым именем на стороне Тальмы не воюют.
Мишель тем временем продолжал, словно Вик могла все испортить или что-то запретить:
— Второй киномеханик, Миллер, тоже бывший военный. Они прошли у нас все необходимые инструктажи и умеют действовать в чрезвычайных ситуациях. За три года мы не потеряли ни одного киномеханика!
— Разве эта профессия так опасна? — не поняла его Вик. Она не удержалась и подошла ближе к окошку, рассматривая зал, где грохотала музыка.
Кляйн, опережая Мишеля и, кажется, нервируя его, заявил:
— По статистике Генры каждые восемнадцать дней погибает один киномеханик, лера.
Мишель скривился, знаком показывая киномеханику заткнуться и снова начал:
— Так то Генра! У нас все на высоте! Смотрите сами, милера. Для нас нет ничего важнее безопасности наших зрителей. Стены проекторной покрыты асбестом — он не поддерживает горение. На окнах… — он подошел к Вик, что-то пальцем отколупывая от рамы. — Видите — воск!
— Зачем? — в Вик не вовремя проснулось любопытство.
— Каждое окно закрывается огнеупорными ставнями. Их удерживает воск. Стоит в кинопроекционной подняться температуре в следствие пожара, то воск расплавится и ставни сами закроются, вне зависимости от состояния механика.
— А что с ним может произойти?
Кляйн, вглядываясь в свое окно, возле отключенного проектора, словно чего-то ждал на экране, пробурчал:
— Считается, что киномеханик в такой момент уже как минимум труп из-за ядовитого дыма, лера.
— Без сознания, — поправил его Мишель. — Не обращайте внимания — эта профессия учит быть готовым к смерти. У нас тут все меланхолики. Но, повторюсь, нет никакой опасности для зрителей. Они в любом случае успеют покинуть залы.
Кляйн чего-то все же дождался — Вик заметила, как на экране в верхнем правом углу появились светлые пятна — видимо, дефект пленки или записи. Но для механика это стало сигналом к запуску кинопроектора — на экране фильм продолжился как ни в чем не бывало, хотя первый проектор чем-то защелкал внутри и отключился. Кляйн тут же откинул металлический кожух с него и достал бобину с пленкой.
Мишель ожил:
— Видите, проекторы защищены по последнему слову техники: кожух, водяное охлаждение, три встроенных огнетушителя. Киномеханик тут же переносит пленку на перемоточный стол…
— Зачем? — это уже не удержал любопытство Алистер — его тоже заворожила магия кино.
Мишель снисходительно улыбнулся:
— Мы же не можем показывать фильм задом наперед. Перед тем как убрать пленку в чистовку…
— Куда? — опять не понял Алистер. Кажется, ему, как и Вик, неожиданная экскурсия пришлась по душе.
Мишель тут же поправился:
— В бюксу, металлическую и огнеупорную. Прежде, чем убрать пленку на хранение до следующего сеанса, киномеханик её перемотает. Сама бюкса уйдет в металлическую фильмоношу — тоже огнеупорную, и будет храниться в прохладе, во избежание воспламенения. Заметьте, тут даже трубы отопления не проведены, чтобы не перегреть пленку. Все предусмотрено. У нас театр устроен по последнему слову техники! Не извольте беспокоиться.
— Можно вопрос? — Вик все же вспомнила о цели визита.
— Конечно.
— При какой температуре горит кинопленка?
Мишель скривился, напоминая печеное яблоко:
— Все зависит от влажности и старости пленки. От наличия признаков разрушения, как то: желтизна, усиливающийся за…
Кляйн его перебил:
— Пленка, собака такая, самовозгорается от 50°C. Стоит только пленке на секунду… — Он заметил удивленный взгляд Вик и нанес на себя священный треугольник: — Я не лгу! Достаточно одной секунды задержки кадра в проекторе, и начинается пожар. Погасить его водой невозможно — пока вся пленка не сгорит, пожар не утихнет. Эта собака такая покрыта с двух сторон желатином.
Мишель все же влез, опережая и поправляя киномеханика:
— Водонепроницаемой эмульсией покрыта пленка. И да, горение продолжается даже в воде из-за неё.
Вик сама закончила:
— И выделяется камфора, синильная кислота и уксус.
— Не уксус, — одернул её Кляйн. — Азотка. Пленка, то бишь нитроцеллюлоза, делается с азотной кислотой, это ж по своей сути бездымный порох — добавь нитроглицерина и ба-бах! Уксус стабилизирует нитроцеллюлозу, делая её устойчивой к температуре, но, собака такая, она становится не такой прозрачной — режиссеры и операторы от такой пленки нос воротят. Вот и… Горим каждые восемнадцать дней, лера. Не мы, конечно, статистика. В Генре лет десять назад катастрофа была: из-за жары в 38°C сгорел, собака такая, весь архив одной кинокомпашки. Дотла. Серебра от пленки, что собрали на пожарище, даже на покрытие убытков не хватило. Вот так вот.
Стоя на крыльце театра, вдыхая еще горячий, но упоительно чистый после кинопроекционной воздух, Вик решительно сказала:
— До изобретения новых технологий, я с детьми в синематограф ни ногой.