Другая дорога.

Глава 17

Глава 17.

Мятеж.

12 августа 1697 года в Российской и империи вспыхнул мятеж против моей власти. Все началось, когда моя матушка Наталья Кирилловна Нарышкина вдруг внезапно скончалась от сердечного приступа. У нее было больное сердце. И в этой реальности она даже больше прожила аж на целых три года. Но все же от судьбы не уйдешь. В чем секрет того что маменька прожила с моим появлением дольше, чем при Петруше? Не знаю. Скорее всего, это вышло из-за того, что я, в отличие от Петруши, ее так сильно не огорчал и был довольно таки примерным сыном. По немецким шлюхам не шлялся, не бухал по-черному и не курил табак. Как это делал настоящий Петр Первый. Вместо этого же наоборот я взялся за ум и начал вникать в государственные дела. И такого ярого поклонения перед иностранцами и их порядками как Петруша я тоже не показывал. В общем, я не заставлял маменьку лишний раз нервничать.

Конечно, когда я отправился на войну с турками и их союзниками. То маманя напряглась. Но я ее успокаивал, обещая в бой самолично не лезть, не рисковать и письма писать почаще. И я те самые письма ей в столицу регулярно писал с войны. В общем, я прекрасно понимал, что царица Наталья, прежде всего, мать Петруши. И она искренне его любила. Мать есть мать. Беспокоилась и переживала о своем сыночке. Хотя сынка то ее уже вырос и стал мужчиной. Но для матерей мы всегда остаемся маленькими детьми. Даже отрастив седую бороду до пупа. Что? Нет! Я такую бороду никогда не носил. У меня совсем другой имидж. Я сейчас выгляжу как подтянутый и высокий молодой человек спортивного вида с короткой армейской стрижкой и пышными усами.

Вот, значит, к матери Петруши у меня сложилось нормальное и даже теплое отношение. Эта женщина всегда демонстрировала заботу обо мне как о своем сыне, которым она стала сильно гордиться. Чему очень поспособствовали мои поступки здесь. Но видимо, от судьбы все равно не уйдешь. И Наталья Кирилловна Нарышкина все же умерла в возрасте сорока пяти лет. Жалко! Ведь не такая уж и старая она была. И еще очень хорошо помогала мне с управлением страной. Зная, что маменька там уверенно рулит государством я хоть мог спокойно воевать вдали от столицы. Да, и вообще. Тяжело терять близких людей. А мать Петруши за эти годы успела стать мне как родной. Эх!

Когда проходили похороны маменьки, то меня попытались убить. И Комитет Государственной Безопасности тут очень сильно лоханулся. Не успели они раскрыть этот заговор. Хотя ведь и узнали о нем буквально накануне. Когда мы готовились к похоронам царицы Натальи Нарышкиной. Но весь клубок распутать не успели. Убийцы нанесли первый удар. На меня напали, когда я выходил из церкви, где проходило отпевание покойной Натальи Кирилловны. Моя охрана среагировала с запозданием, но мне повезло. Пуля из пистолета попала в мой пуленепробиваемый камзол кавалериста, который я надел сейчас. Мне эта одежда нравилась. Удобная, стильная и практичная. Я часто так ходил в этом камзоле, черных штанах и длинных кожаных ботфортах. И на голове неизменная черная широкополая шляпа. И в тот раз камзол из шелка и войлока спас мне жизнь. Пуля попала мне в грудь, отбросив меня на моих телохранителей. Которые сразу же среагировали и закрыли меня своими телами, открыв ответный огонь по нападавшим. Убийцы тоже стреляли, но в меня не попали больше. Ранили только телохранителя, который меня своим телом и прикрыл от обстрела.

Нападавших на меня было шестеро. Живыми смогли захватить только двоих из них. Это я отдал такой приказ. Мне надо было знать, кто их послал по мою душу. Когда все закончилось, а моя охрана перебила убийц и смогла скрутить двоих из нападавших. То выяснилось, что другие пули, предназначавшиеся мне, попали не только в телохранителя, но и в еще одного близкого мне человека. В мою супругу Евдокию Федоровну Лопухину. Которая в тот момент шла позади меня. Точнее говоря, эта женщина была женой Петруши. Которого маманя скоропалительно оженила в возрасте шестнадцати лет. Это когда юный царь по бабам пошел и ринулся во все тяжкие как и любой подросток в его годы, дорвавшийся до секса.

Тогда маменька рассудила, что женитьба позволит Петруше остепениться. Тем более, что Евдокия Лопухина в тот момент ждала ребенка от Петруши. Этот орел комнатный уже успел эту молоденькую и довольно красивую девку обрюхатить. Та пожаловалась царице Наталье. И маманя решила женить бунтующего сыночка, который пошел в загул и пьянку. Я когда-то давно читал, что Евдокия Лопухина была первой супругой Петра Первого. Правда, их брак был не счастливым. Петруша оказался очень развратным чуваком, который бухал и в открытую изменял жене с разными шлюхами из Немецкой слободы. Вот какой нормальной бабе такое понравится? К тому же царевна Евдокия обладала красотой и стервозным характером. Впрочем, все красотки являются стервами, привыкшими к мужскому вниманию. Таков уж непреложный закон природы.

В итоге, у них с Петрушей случались грандиозные ссоры с битьем посуды. Евдокия ревновала царя. И в принципе, вполне обосновано это делала. Ведь Петруша от нее даже и не скрывал свои любовные похождения. Настоящим кобелем был этот прорубатель окон в Европу. И при этом он чувствовал свою безнаказанность. Ведь он же царь. И ему все позволено. А она всего лишь глупая баба, которая должна знать свое место. И это не мои мысли. Это я откопал в воспоминаниях Петруши. Вот так этот человек реально относился к своей законной супруге. Которая, между прочим, была довольно красивой особой. И я перед ее обаянием не смог устоять. Любил ли я Евдокию? Не знаю, не уверен. Но симпатия у меня к ней определенно имелась. Увидев ее в первый раз, я про себя обозвал Петрушу алкашом и идиотом, который вздумал изменять такой шикарной красотке.

Признаюсь честно, положа руку на сердце, у меня в прошлой жизни таких красивых женщин не было. Я ведь там не красавчиком уродился. Поэтому я сразу же на Евдокию запал. Тем более, что формально она являлась моей законной супругой. Поэтому первый секс у нас с Лопухиной случился как-то очень быстро. В результате я попросил у этой чудесной девушки прощение за все, что здесь уже успел натворить ее непутевый Петруша. Конечно, я ей не признался, кто я есть на самом деле. Она бы меня просто не поняла. Тут же во всем странном видят козни дьявола. И люди в конце семнадцатого века отличаются особой религиозностью. Поэтому, нет. Я выдумал душещипательную историю про то, как очнулся после приступа падучей болезни парализованный. И понял, что это мне Бог послал наказание за грехи. И пока я там лежал бревном, то о многом подумал и переосмыслил свою прежнюю жизнь. В результате решил исправиться и стать другим человеком. Более умным, спокойным, рассудительным и порядочным. И с этого момента никаких пьяных оргий и курения дьявольского зелья под названием табак в моей жизни больше не будет.

В общем, мы с теперь уже моей супругой после этого очень как-то быстро поладили. Оба были молоды и темпераментны. И нам обоим нравился секс. Тем более, что я обучил Евдокию некоторым новым позам и способам получения удовольствия. А то в семнадцатом веке с этим делом все было тухло. Не было тут еще нормальной и изысканной культуры секса, которую знают люди будущего. А я кое-какие горизонты моей молодой супруге показал. И она эти знания восприняла с энтузиазмом. В итоге, у нас с Евдокией через год после моего попадания в эту реальность родился сын, которого нарекли Алексей. В честь царя Алексея, отца Петруши. А потом в течении двух лет Евдокия родила еще двоих мальчиков Александра и Кирилла. После этого мы решили остановиться и немного передохнуть. Нет, сексом то мы и дальше продолжали с моей женой заниматься.

Но только теперь она предохранялась от беременности. Вот не хотел я Евдокию потерять во время очередных родов. А то она нашего младшенького Кирилла с большим трудом смогла выродить. Роды те были очень трудными для моей молодой жены. И я всерьез тогда испугался за ее здоровье и жизнь. Если уж в двадцать первом веке женщины могли умереть во время родов. То уж здесь то в дремучем семнадцатом веке это случалось очень часто. Кстати, помните, того ребенка от Петруши? Это когда его заставили жениться на Евдокии Лопухиной, уже залетевшей от него вне брака. Так вот! Тот ребенок не выжил. Помер в младенчестве. Тут такое тоже часто встречается. К счастью, все мои трое сыновей благополучно дожили до 1697 года. Правда, младший из них Кирилл все же долго болел потом после родов. Мы думали, что он помрет. Но младенец все же выжил. Что было удивительно с таким то примитивным уровнем медицины. Если уж царские дети сейчас часто умирали. То представьте, что тут творится у простых людей. И какая здесь жуткая детская смертность. И вот теперь я ее не уберег.

Пуля попала моей жене прямо в сердце, и она умерла мгновенно. Только потеряв Евдокию, я понял, как же мне ее не хватает. Горе буквально разрывало меня. Я рыдал над ее телом как ребенок. А потом во мне вспыхнула знаменитая петровская ярость, и я захотел самолично пытать тех двух злодеев, что удалось повязать моей охране. И я это сделал. С трудом дождался когда их проводят в специальное пыточное помещение. Привяжут к дыбе. А потом понеслось. Я резал убийц моей супруги, бил, ломал им кости и жег раскаленным железом. Я хотел получить ответы на вопросы. Первый допрашиваемый вскоре умер. Палач из меня плохой вышел. Профессионалы то умеют пытать на протяжении долгого времени так, чтобы допрашиваемый не умер от пыток и мог давать показания. Хорошо, что у меня остался еще один источник информации. Но теперь желание пытать этого гада у меня пропало. Ярость схлынула.

И я приказал уже профессиональным катам, стоявшим рядом, продолжить допрос. Если кто не знает, то катами на Руси называли палачей, умеющих пытать людей. Каты бодро взяли в оборот оставшегося убийцу, который сразу же запел соловьем, отвечая на все вопросы, что ему задавали. И вскоре я уже знал весь расклад. Оказывается, эти убийцы из бывших бойцов распущенных мною разрядных полков были посланы по мою душу целой сворой заговорщиков. Которые происходили из старых аристократических родов. Эти люди были недовольны моими реформами. И желали себе другого царя заполучить. Когда умерла моя маманя царица Наталья, державшая всех бояр в ежовых рукавицах. То они начали действовать.

План у заговорщиков был таков. Они хотели убить меня и тех бояр, что входили в государственный совет и помогали мне с управлением страной. Там в основном были сейчас люди, преданные лично мне и моей матери. И других аристократов до кормушки они не допускали. И тех это жутко бесило. Ну, и то что я отбирал у дворян землю с крепостными крестьянами, когда распускал дворянское ополчение. Также очень многим из них не понравилось. В общем, все эти представители старой аристократии прекрасно понимали, что я их отстраняю от былых привилегий и властных рычагов. И страстно желали вернуть все, как было раньше. Когда они были элитой, которой позволялось очень многое. Сейчас то уже нельзя было, опираясь на громкий титул и былые заслуги своих предков, творить беспредел в моей стране. Вот они и бесились. И очень хотели все изменить. Убрав меня, заговорщики планировали захватить власть и править от имени моего малолетнего сына царевича Алексея, которому сейчас было всего семь лет. Из него бы при этом вышла классная марионетка на троне. Прикрывшись этим коронованным ребенком, можно было творить, что угодно.

Но убить меня не вышло. И заговорщики начали собирать армию в районе Курска, чтобы идти на Москву. В которую по данным КГБ уже набралось около двадцати тысяч дураков. Там, в основном, собирались бывшие стрельцы и дворяне из распущенных мною разрядных полков. Главари мятежников рассылали везде письма, подбивающие моих граждан бунтовать против власти царя Петра, который продался иностранцам и якобы хочет предать веру православную и отдать Русь в руки католиков и протестантов. Вот такую глупую сказочку они про меня сочинили. А народ то у нас такой. Дремучий и темный. И он таким тупым сказкам верит. Вот среди него и нашлись дураки, поверившие в этот бред. В Саратове, Липецке, Брянске и Твери вспыхнули волнения. К счастью, там верные мне войска смогли взять ситуацию в свои руки и подавить возникшие беспорядки.

Пока верные мне воеводы и генералы разбирались с бунтующими гражданами. Я двинулся с армией на Курск, где мятежники собирали свое войско. Со мной шли двенадцать пехотных, один артиллерийский и шесть кавалерийских полков. То есть по численности мы хоть и немного, но бунтовщиков превосходили. А по вооружению и выучке превосходство было на моей стороне. Но расслабляться было нельзя. Нет, я мог бы собрать и гораздо большую армию, конечно. Но на это ушло бы много времени, которого у нас не было. Надо было давить мятеж. Пока он не разросся по всей стране как раковая опухоль. Поэтому я собрал все, что смог быстро подготовить и выступил на Курск. Чтобы быстрее прихлопнуть верхушку заговорщиков. Как же я ненавидел тех людей. Мало того, что эти аристократические мрази убили дорогую мне женщину. Так они еще и заставляют меня убивать русских людей. Моих подданных, между прочим. И за это я их жестоко покараю.

По пути к Курску к моей армии примкнули еще три полка. Два пехотных и один кавалерийский. К счастью, мятежники меня дождались. И мне не пришлось гоняться за ними по всей стране. Никто из нас отступать не думал. И битва состоялась в поле возле города Курск. Кстати, гарнизон Курска остался верен мне. И мятежников в город не пускал, закрыв все ворота. Мятежная армия выстроилась следующим образом. В центре стояла пехота, которая больше напоминала пеструю толпу. Там виднелись красные кафтаны стрельцов, кольчуги бойцов разрядных полков и лохмотья каких-то оборванцев, больше похожих на разбойников. Вооружены были все эти люди как попало. И особой дисциплины среди них я не заметил. Со стороны это все больше напоминало вооруженную толпу, а не армию. Кавалерия мятежников, стоявшая по флангам, выглядела не лучше. Эти всадники как будто из Средних веков вынырнули. Кольчуги, копья, сабли, луки. Было и огнестрельное оружие, но его у мятежных всадников имелось крайне мало. Многие, вообще, были одеты в каких-то халатах, похожих на татарские. Вообще-то, всадники разрядных полков очень сильно напоминали мне крымских татар. Которых я разбил несколько лет назад. Вооружение и экипировка те же. Дисциплины нет. Выучка слабая. Неудивительно, что эти дворянские перцы не могли нормально справиться несколько сотен лет с набегами татар и ногайцев. Позволяя тем грабить, насиловать и угонять в рабство русских людей.

Давая мятежникам последний шанс одуматься, я выслал к ним парламентеров и предложил сдаться. А в ответ получил только ругань и бравурный хохот. Хорошо, ребята, вы сами выбрали свою судьбу. И теперь пощады не ждите. Отдаю приказ своей артиллерии начать обстрел армии бунтовщиков. Хорошо, что у моих противников артиллерии не было. А у меня имелась. И сейчас она начала стрелять по мятежникам, выкашивая их плотные ряды своими ядрами и бомбами. При этом вся моя армия стояла на месте и никуда не двигалась. А по противнику работала только артиллерия. Я планировал хорошенько проредить все эти толпы врагов. А уже потом начать наступать. К этому моменту я уже имел богатый опыт сражений и довольно неплохо усвоил военную науку. Поэтому сейчас не мандражировал и уверенно руководил войсками в бою.

Мятежникам совсем не понравился этот артиллерийский обстрел. Очень тяжело стоять спокойно вот так в чистом поле, когда тебе на голову сыплются бомбы и ядра. Первой не выдержала вражеская конница и ринулась в атаку. За ней с опозданием пошла и пехота бунтовщиков. Когда всадники противника приблизились поближе. По ним начали стрелять наши пехотинцы, стоявшие ближе к флангам. Пушки тоже били на расплав стволов. А когда враги подъехали еще ближе то получили слитный залп пушечной картечи. После чего на замешкавшихся мятежных всадников в контратаку пошла уже наша кавалерия. Которая красивыми клиньями врезалась в их ряды, перед этим разрядив по врагам свои двуствольные пистолеты. И началась рубка, которая очень быстро превратилась в паническое бегство вражеских конников.

Пехота мятежников тем временем подошла на дистанцию стрельбы наших винтовок. И начала отхватывать хороших горячих люлей. Мои то солдатики и так неплохо стреляли, а по такой толпе можно было попадать даже с предельной дистанции стрельбы наших винтовок. Кстати, противник в ответ еще не мог открыть огонь. Так как дистанция стрельбы для гладкоствольных ружей, которые сейчас имели мятежники, была еще очень большой. Не доставали пока гладкоствольные стрелецкие пищали до нашей пехоты. Тут налицо проявилось техническое превосходство стрелкового оружия моей армии. Нарезное огнестрельное оружие всегда бьет точнее и дальше чем гладкоствольное. И очень хорошо, что среди моих соседей это никто еще не понимает. А иначе бы уже давно все европейские армии гоняли по округе с нарезными винтовками. Но это наступит еще не скоро. Я очень на это надеюсь.

Ну, а теперь мои пехотинцы безнаказанно убивали врагов. А те до них даже дострелить не могли. Хотя стрельцы и пытались это делать, бесполезно стреляя в нашу сторону. Но ни одна пуля из тех древних пищалей до моих солдат так и не долетела. Видя это, вражеская пехота заколебалась и остановилась. А наши пушки и винтовки то продолжали работать с прежней интенсивностью. Посылая кучи свинца и чугуна в сторону противника. В итоге, когда побежала вражеская конница, то мятежная пехота также дрогнула и начала разбегаться. А я, видя это, отдал сигнал к всеобщей атаке. Все, похоже, что мы победили? А теперь пришло время раздавать долги!