Дороги разных миров

Глава 12. Маршрутные игры

— Мне кажется, я что-то увидела, — крикнула Аннушка на очередном пустынном перегоне, где красный песок плыл под колёсами, поднимался шлейфом за машиной, садился на кузов и стёкла, затягивал мелкой взвесью кабину, хрустел на зубах и шуршал в волосах. — Чёрт, надо фильтр воздушный почистить, а то тяга падает. Засирает его тут моментально…

— Что увидела? — отозвалась Василиса.

— В небо смотрите. Вот сейчас, на холмик выпрыгнем…

Автомобиль взлетел на холм, на секунду оказавшись выше облака красной пыли, дети принялись старательно пялиться в окна.

— Да, что-то летит за нами, — подтвердила Василиса. — Далеко, но мне кажется, я видела такую штуку.

— Мы все её видели, — мрачно сказала Аннушка, — она у тех военнообязанных к броневику была прикручена. Что-то мне это совсем не нравится.

— Она может напасть?

— Сама по себе — вряд ли, это разведывательный флаер, а не штурмовой. А вот навести кого-нибудь — это очень даже запросто. Давайте-ка слегка поиграем маршрутом…

«Поиграть маршрутом» в исполнении Аннушки означало серию безумных скачков на Дорогу и обратно, пренебрегая даже её свободными представлениями о безопасном вождении. Машина ныряла в туманный кокон межпространства и выныривала то в джунгли, где мчалась в сумрачном коридоре лиан и папоротников, то в сплошную пелену дождя, где видимость падала до нуля, и водительница рулила, кажется, на одной интуиции, то в заснеженное марево бесконечной ледяной пустыни, где она сообщила, что «починить печку руки никак не доходят». Василиса прижимала к себе Лёшку, боясь, что он снова простудится, и с ужасом смотрела, как лихо скользит машина по обледенелой трассе.

— Тут главное — забыть, что у тебя есть руль и тормоза! — смеялась Аннушка. — Занесёт, выкинет с дороги, замёрзнешь в сугробе к чертям! Рулить тягой! Иэ-э-эх! Банзай, пассажиры! Не сцать, а то примёрзнете!

Когда Василиса окончательно обалдела от мелькающего калейдоскопа миров, девушка сказала:

— Ну, если мы и сейчас не оторвались, то я даже и не знаю. Не бывает такого. Давайте остановимся, я фильтры выколочу и колёса проверю.

Она подрулила к заброшенному придорожному мотелю и встала между ржавых пыльных машин, осевших на спущенных покрышках. Похоже, тут очень давно никого не было.

— Можете сходить в сортир, если найдёте, — предложила Аннушка. — Не найдёте — отойдите за угол, к чёрту формальности.

Василиса, вылезая, застонала и чуть не грохнулась на асфальт — в отсиженную ногу отрядом кусачих муравьёв возвращалась чувствительность.

— Там магазин! — сообщил любопытный Лёшка, протерев стекло на ближнем домике. — Ух ты, чипсы! Вась, можно мне чипсов? Можно?

— Аннушка, как ты думаешь, если мы возьмём немного…

— Да хоть все! — отмахнулась курьерша, выколачивая об колено песок из воздушного фильтра. — Тьфу, ну и наглотался он пыли! Как бы в поршневую не прососало…

— Можно? Они же ничьи?

— Абсолютно. Только попробуйте сначала по чуть-чуть, сразу не накидывайтесь. Неизвестно сколько они тут лежат. Не хватало ещё, чтобы вас пронесло в дороге…

Дверь в магазин оказалась закрыта изнутри. Не на замок, на вставленную в ручки металлическую швабру. Василиса, осторожно оглянувшись на Аннушку, вытащила УИн и тонким лучом перерезала черенок через щель.

— Уии! Чипсы! Вау! Газировка! — завопил Лёшка.

— Ой… Мёртвый дядя… — добавил он через несколько секунд. — Вась, тут мёртвый дядя!

— Отойди от него! — сказала Василиса и осторожно заглянула за прилавок.

Мёртвый дядя оказался сродни чипсам — совсем высохший. Верхняя часть его головы отсутствовала, причиной чего, видимо, являлось упёртое в подбородок короткое ружьё.

— Он себя застрелил, да? — взволнованным шёпотом спросил брат.

— Похоже на то, Лёш. А зачем ты шепчешь? Боишься разбудить?

— Ой, не пугай! А вдруг он сейчас как встанет, как скажет: «Мо-о-зги-и-и!» — и как пойдёт за мной?

— В этом случае его ждёт жестокое разочарование! — не удержалась от ехидства Васька. — Ну откуда у тебя мозги?

— Сама дурочка, бе-бе-бе! — ответил Лёшка.

Потеряв всякий интерес к покойнику, он направился к стеллажу с чипсами. Василиса недолго поразмышляла, должны ли они что-то предпринять, найдя мёртвого человека, но ничего не придумала. Вряд ли здесь ещё есть полиция, которую надо извещать о таких случаях.

— Аннушка, там мертвец, — сообщила она на всякий случай курьерше.

— И хрен с ним, — ничуть не впечатлилась та, — а алкоголя там нет?

— Какие-то бутылки стоят, — огляделась Васька. — По виду похожи, но я не могу прочитать, что на них написано.

— Погодь, я сама гляну. У меня офигенная коллекция виски. Уникальная!

Аннушка перепрыгнула прилавок, без всякого интереса покосилась на мертвеца, и принялась рассматривать полку с алкоголем.

— Язык незнакомый, — пояснила она, — но можно выбирать тупо по ценникам. Если брать самый дорогой, есть неплохие шансы, что не говно. Но это не точно. Возьму пару бутылок этого. И этого. А у этого просто этикетка прикольная, но пусть будет. Фирменные пакеты есть, суицидник? Ну ладно, сама поищу…

Лёшка тем временем нагрёб в обе руки чипсов и прихватил пару баллонов оранжевой газировки.

— Сначала я попробую! — предупредила Василиса. — Может, они испорчены…

— Чипсы не могут испортиться! — оптимистично заявил брат. — Это же чипсы!

— Ладно, пора ехать, детишки, — сказала Аннушка, тщательно упаковывая бутылки.

Она оборачивала их выцветшими газетами со стойки и плотно запихивала в цветастый пакет.

— А там опять что-то летит! — внезапно застыл на входе Лёшка.

— Вот же всратая сволочь! — выругалась Аннушка. — А ну, назад все!

Она дёрнула за плечо уже собравшегося выйти мальчика, и они отошли вглубь магазина. Над дорогой, наклонив вниз стеклянный шар кабины, летел всё тот же разведывательный флаер.

— Да какого чёрта? Как он нас нашёл?

— Может, не заметит? — с надеждой спросила Василиса. — Машина пыльная, среди остальных не сильно выделяется…

— Стёкла чистые, — вздохнула Аннушка. — Колёса целые. Я бы заметила. Но вдруг…

Летательный аппарат прошёл на небольшой высоте, негромко гудя винтами, и удалился.

— Ура! — сказал Лёшка. — Не заметили!

— Или вида не подали, чтобы не спугнуть, — скептически ответила Аннушка. — В любом случае, бегом в машину!

Мотор взревел, засвистела турбина, захрустел чипсами Лешка. Чипсы действительно оказались съедобные, несмотря на то, что неизвестно сколько пролежали на жаре. Видимо никаких натуральных продуктов в них не содержится. А газировке и вовсе ничего не сделается — вода да сахар.

— Самая вредная еда! — сказала недовольно Васька совершенно маминым тоном.

— Это ты вредная, отстань!

Она решила, что ничего, разок можно. Пусть порадуется ребенок. И сама удивилась тому, какая это была взрослая мысль.

— Чёрта с два они не заметили, — крикнула раздосадовано Аннушка, когда, вылетев на очередной холм, они увидели идущую навстречу колонну.

Пылят квадратные внедорожники, катится впереди восьмиколёсный угловатый броневик. На его крыше стоит круглоголовый флаер.

— Вы им нужны живыми, — решительно заявила курьерша, — стрелять они будут только в крайнем случае. Но на всякий случай пригнитесь. Пристёгнуты? Хорошо, держитесь крепче, сейчас немного потрясёт.

Аннушка вдавила педаль в пол, машина ускорилась, как будто ей дали пинка, и помчалась вниз с холма навстречу колонне.

— Ага! Сейчас посмотрим, у кого тут яйца! — самозабвенно орала курьерша, вцепившись в руль. — Сворачивайте, придурки!

Придурки не сворачивали. Выдвинувшийся вперёд броневик явно не боялся столкновения с легковой машиной.

— А если так? — водительница протянула руку к панели, откинула защитную крышку и вдавила кнопку.

— Ды-ды-ды-ды-дых! — прокашлял над кабиной пулемёт.

Броневик не впечатлился, но пилот в стеклянной кабине флаера явно занервничал. Пропеллеры завращались.

— Ды-ды-ды-ды-дых! Ды-дых! Дых!

— Да твою железную маму! — завопила Аннушка. — Заклинило! Песка наелся!

Острый железный нос броневика стремительно приближался. Флаер успел отцепиться и теперь набирал высоту, не уверенный в свой неуязвимости. Василиса уже окончательно решила, что Аннушка впала в безумие берсерка и сейчас размажет их о броню, когда та тормознула и резко крутнула руль. Машина пошла юзом, завизжала резина, водительница переключила передачу вниз и снова выжала газ.

— Держитесь!

Автомобиль перепрыгнул кювет и, подлетая на кочках под лязг подвесок, помчался параллельно дороге. Колонна спешно тормозила, но, когда Аннушка лихим маневром вернула машину на асфальт, внедорожники только начали разворачиваться.

— Что, съели! Да я таких как вы на кардане вертела! — бурно веселилась курьерша.

Но тут по машине как будто застучали брошенные камни. Василиса уже слышала этот звук — их обстреливали.

— Да что вы творите… Ох, чёрт, чёрт, сволочи! Оу…

Аннушка врезала по тормозам, дети повисли на одном на двоих ремне безопасности, мир моргнул, вокруг соткался туманный шар Дороги.

— Зацепили, твари, — сказала она озабоченно.

Голос звучит глухо, то ли из-за того, что они в межпространстве, то ли из-за того, что ей больно.

— И с мотором что-то нехорошо, тяга падает. Встряли мы, детишки. Сейчас попробую один финт ушами, но… Приготовьтесь!

— К чему? — спросила Василиса, но курьерша уже решительно свернула.

Мир моргнул, стало темно, завизжали тормоза, машину крутнуло, раздался удар и скрежет железа, потом ещё один — и встали.

— Вот гадство, — сказала с чувством Аннушка, — оказывается, у нас ещё и фары не горят. Ну, блин, один к одному всё, как по заказу. Там в бардачке фонарь, возьми.

Василиса нащупала пластиковый цилиндр, нажала на ощупь обрезиненную кнопку. Яркий луч выхватил из окружающей темноты длинную вереницу машин, опорные колонны, высокий бетонный потолок.

— Это тоннель, — кривясь, пояснила Аннушка. — Про него, кажется, только я знаю. Понятия не имею, как они нас находят, но тут и с воздуха не увидеть, и по дороге не проехать.

В тоннеле застыла навечно глухая пробка — машины стоят бампер в бампер, только узкий свободный проезд слева, в который в темноте без фар не вписалась Аннушка. Шипастый бампер «керогаза» пропахал пыльные борта нескольких легковушек, вывернув их блестящими краями рваного железа.

Свободная полоса размечена светоотражающими линиями и сияющими в луче фонаря непонятными надписями, броневику по такой не пройти — узко.

— Я думаю, это для спецтранспорта, — сказала курьерша. — Чтобы скорая могла проехать, или, например, полиция, не знаю. И ведь никто не выехал на неё, заметь! Все стояли, как зайчики. Видать, законопослушный народец тут жил, пока не помер. Да, в машины лучше не заглядывай, серьёзно тебе говорю.

Василиса послушно отвела луч от тёмных окон. То, что она, к счастью, почти не успела разглядеть, явно не стоило рассматривать пристально.

— А что здесь случилось?

— Понятия не имею. Но умерли они плохо. Так, давайте ещё чуть поедем, пока я не вырубилась. Свети вперёд!

Машина, скрежетнув бампером, выбралась их затора и медленно покатилась прямо. Мотор гулко рычит под бетонными сводами.

— Аннушка, ты совсем бледная, — забеспокоилась Василиса. — Выглядишь не очень.

— А уж как хреново я себя чувствую! Но сдохнуть тоже не вариант. Погоди, тут недалеко, вот буквально… Ага, сюда! Это аварийный съезд.

Машина с трудом протиснулась, растолкав бампером пару легковушек, в отнорок тоннеля, открывшийся справа. Там оказалось нечто вроде небольшой парковки на несколько машин, сейчас пустующей. Аннушка заглушила мотор, открыла дверь, дёрнулась выйти, охнула, и опустилась назад на сиденье.

— Подождите, я помогу! — Василиса обежала капот и подставила ей плечо.

Курьерша ухватилась за него сильными пальцами и вытащила себя наружу. Левая штанина у неё полностью пропиталась кровью, которая капает на асфальт.

— Туда, — показала она рукой, — там комната отдыха для водителей.

Аннушка буквально повисла на Васькином плече. Девочка порадовалась, что та худая и невысокая.

На двери оказались непонятные надписи и вполне понятные пиктограммы — кровать, душ, унитаз, аптечка. Внутри даже зажёгся свет.

— Солнечные панели наверху, я как-то вылезала оглядеться.

— И что там? — спросил любопытный Лёшка.

— Ничего интересного, пацан, если ты не любитель готики.

— А что это?

— Это когда много могил тех, кого успели закопать, и костей тех, кого не успели. Так себе пейзажик. Не позитивный. Так, давай сюда меня, на койку. Ботинки поможешь снять?

Василиса расшнуровала высокие ботинки — один очень пыльный, другой пропитанный кровью.

— Теперь штаны, — Аннушка заёрзала, расстёгивая ремень.

Девочка потянула вниз кожаные штанины.

— Оу, блин, присохли к ране… Нет-нет, тяни, не останавливайся! Да, блин, хреновые дела.

На левом бедре сбоку большое неровное входное отверстие, из которого обильно кровит.

— Хрена б себе, как распахало! И пуля где-то внутри, как бы ни у кости… — Аннушка сидит совсем бледная, лицо покрылось потом, дышит часто и неглубоко. — У меня здоровье кобылье, и заживает всё как на собаке, но это чот уже перебор. Глянь, что там в аптечке.

В стенном шкафу нашлась пластиковая коробка с крестом.

— Бинт. Ещё бинт. Пластырь. Ещё пластырь. Пара пузырьков не знаю с чем. Две баночки каких-то таблеток.

— Так я и думала. Ни хрена полезного. А я свою, как назло, третьего дня опустошила и не успела пополнить. Был один инцидент… Давай сюда бинты. Мелкий, сгоняй в машину, там за моим сиденьем пакет с бутылками. Тащи его сюда.

Когда Лёшка выскочил наружу, Аннушка сказала:

— Так, пуля глубоко, не вытащить. Так что я могу только всадить вместо анестезии виски, замотать рану и надеяться, что не сдохну. Поэтому, скажи мне, пожалуйста, что ты умеешь водить машину. Хоть как-нибудь.

— Немножко умею.

— Молодец. Лучше плохо ехать, чем глубоко лежать. Надеюсь, мотор заведётся, потому что тянул он под конец совсем тухло. Я скажу, куда рулить, и постараюсь справиться с переходами, но педали временно не для меня. Главное, не вырубиться совсем… О, притащил? Отлично. Так, попробовать что ли, эту, со смешной этикеткой? Ну, за моё пострадавшее здоровье, детишки!

— Ну… Так себе виски, — сообщила Аннушка, оторвавшись от горлышка. — Этикетка — его главное достоинство. Но содержание алкоголя достаточное, чтобы смириться с тем, что мне сейчас будет очень больно.

Девушка резко перевернула бутылку над раной и заорала нечто громкое, неразборчивое, но, судя по интонации, крайне нецензурное.

— Уау! — выдохнула она. — Вот вам и антисептик… Теперь надо замотать… Надо… Перевязать…

Она резко побледнела, откинулась назад на кровать, глаза её закатились, голова упала набок.

— Она умерла? — тихо спросил Лёшка.

— Нет, — ответила Василиса. — Видишь — дышит. Просто потеряла сознание. Наверное, от боли. Помоги её уложить.

Вместе они расположили курьершу на кровати. Василиса достала УИн.

— Вылечишь её, как шмурзика?

— Надеюсь. Знаешь, на человеке это как-то по-другому воспринимается. Но, если я не достану пулю, то просто перевязка ей не поможет. Начнётся заражение, гангрена какая-нибудь, не знаю.

— Тебе не страшно?

— Очень страшно. Но я стараюсь рассуждать, как Алина, логически. Если я ошибусь, и сделаю что-то не так, то она может потерять ногу или даже умереть. Но если я не попробую, то она умрёт почти наверняка. Даже моей начальной медицинской подготовки достаточно, чтобы это понять. Посиди с ней, я сейчас.

Василиса сбегала к машине, покопалась в наборе инструмента и нашла круглогубцы с длинными гнутыми губками — единственный инструмент, который хоть как-то похож на хирургические щипцы.

Она отмыла их с мылом в туалете (вода, к её удивлению, шла из крана, как ни в чём не бывало, даже горячая) и прополоскала в виски, надеясь, что это хоть как-то сойдёт за стерилизацию. Потом несколько раз глубоко вдохнула, стараясь унять нервную дрожь в руках, и, сдвинув предохранительное кольцо, включила универсальный инструмент в «красный» режим. Так он может резать живую ткань — в обычном режиме луч проходит через неё без последствий, что сэкономило техникам Коммуны немало пальцев.

Отрегулировав красный лучик — на десять сантиметров длины и как можно тоньше, — Василиса долго примеривалась, больше всего боясь повредить кость. УИн не скальпель, ему всё равно, что резать. С трудом решившись, сделала глубокий разрез вдоль бедра, поперёк раны — и внезапно успокоилась. Наверное потому, что отступать уже поздно.

Всё оказалось сложнее, чем она себе представляла. Разрез моментально заполнился кровью. Васька не боялась крови — во всяком случае, не так, чтобы падать при виде её в обморок, да и медпрактика помогла, — но она просто не могла разглядеть пулю, тем более что расширить рану, кроме как пальцами, ей было нечем, а пальцы легко отхватить УИном. Особенно, когда руки нервно подрагивают.

— Лёшка, бинт дай, быстро!

Девочка быстро скомкала из бинта подобие тампона и вложила в разрез. Бинт частично впитал кровь, и в глубине раны показалось то, что, как она надеялась, было пулей.

— Щипцы! — сказала Василиса Лёшке, как настоящий хирург.

Мальчик молча, стараясь не смотреть на кровь, сунул ей в руку круглогубцы.

— Не могу ухватить! — пожаловалась она. — Рук не хватает. Ты не мог бы подержать тампон?

— Вась, я боюсь…

— Лёшка, так надо!

— Не надо, — сказала вдруг слабым голосом Аннушка. — Ты фигнёй страдаешь. Зачем выковыривать пулю? Что за глупость? Переключи УИн в обычный режим резания.

— Ой, ты очнулась?

— Переключай.

— Вот, — щёлкнуло кольцо настройки.

— Теперь выставь луч пошире, длину оставь такую же и…

— Поняла! Как я сама не допёрла! Он же просто уничтожит пулю! Не надо её доставать!

В режиме резания УИн убирает материю на ширину луча. (Куда она при этом девается — предмет давнего и бесплодного спора учёных Коммуны.) Но — кроме живой плоти, через которую просто проходит. Так что, когда Василиса провела включённым инструментом над раной, все посторонние предметы в ней, включая пулю, просто исчезли.

— Теперь переключай в «красный, соединение». Я сдвину края раны, а ты её сошьёшь. Только длину сделай такую, чтобы на всю глубину хватило, не осталось полостей.

— Готова!

— Иэ-эх… Прижми, прижми сбоку… Уй, больно-то как! Давай, шей!

— Всё!

— Мальчик, где моя бутылка? Давай сюда!

— Я из неё всё вылила на щипцы, — повинилась Васька, — а они и не пригодились!

— Забей, — махнула рукой Аннушка, — у меня ещё есть. Там, в пакете, дай сюда.

— Тебе очень больно? — спросил Лешка. — Ой, то есть вам.

— Можно на «ты». В конце концов, ты входишь в узкий круг мужчин, которые видели меня без штанов. И да, мне чертовски больно, но сейчас я выпью, и станет легче.

— Мама говорит, что алкоголь не решает проблем! — заявил Лёшка.

— Он помогает дожить до того момента, когда они решатся сами. Давай бутылку, пацан!

Аннушка одним движением руки свернула пробку и припала к горлышку.

— Уф, а этот ничего. На «Гленливет» похож. Итак, сейчас я окосею и вырублюсь. Пока это не произошло, у меня пара вопросов. Первый — откуда у тебя инструмент из списка «А» Коммуны?

— Я работала там техником.

— Ты старше, чем выглядишь?

— Нет, мне пятнадцать, честно. Просто так сложилось.

— Если ты была в Коммуне, то должна была хотя бы видеть мою старую подружку, Ольгу Громову. Можешь её описать?

— Ну… Рыжая, зеленоглазая, очень красивая, но какая-то злая, что ли… Или несчастная.

— Злая или несчастная? Точнее не скажешь. Верю, видела. Удивительная хрень, этот Мультиверсум. Вроде бесконечный, но всё время натыкаешься на общих знакомых. Не буду спрашивать, почему вы сдриснули из Коммуны, это дело ваше. Я бы тоже сдриснула. Но, раз ты получила табельный УИн, то техник ты, должно быть, неплохой.

— Надеюсь…

— Тогда, пока я буду в отключке, погляди, что там с «керогазом». Больше ничего не делать, в тоннель не выходить, наверх не подниматься. Можно оправиться и принять душ. За моим сиденьем в машине сухой паёк в коробках, пожрите, если проголодаетесь. Потом попробуйте выспаться. Всё сказала? Вроде всё. Ах, да — меня не будить, ждать, пока проснусь.

Аннушка посмотрела бутылку на свет, взболтнула, присосалась к горлышку.

Когда курьерша уснула, Василиса загнала Лёшку в душ, покормила галетами с джемом из сухпайка и уложила спать на второй кровати. Он устал, перенервничал, поэтому слегка вредничал, требовал то чаю, то сказку, то заверений в том, что скоро увидит маму. Но потом всё-таки уснул.

С машиной обошлось — пуля повредила всего лишь воздушный канал перед интеркулером, турбина не развивала давление, из-за этого мотор не тянул. Девочка вырезала УИном латку из борта одной из стоящих в тоннеле машин и заделала дырку. Закончив, почувствовала себя смертельно усталой, но всё же залезла в душ. Вода еле тёплая, видимо, запас горячей кончился, но она упрямо вымылась и, сдвинув Лёшку к стене, улеглась рядом.

Вырубилась мгновенно.