Вот уже полчаса сидя на травке, пялился в расстеленную на земле карту, прижатую по углам термосом, налитой кружкой с кофе, парой бутербродов, и никак не мог понять, что же я упускаю. Какая-то мысль, связанная с моим теперешним местоположением, и этой картой, витала в воздухе, но я никак не мог за нее зацепиться. Остро хотелось закурить, чтобы прояснить свои мозги, но увы сигарет в автомобиле не нашлось, а в баре, где я недавно останавливался на завтрак, я просто даже не подумал об этом.
Наконец, решительно поднявшись со своего места, сделал несколько шагов в сторону, и вышел на берег реки. Некоторое время просто стоял, вглядываясь в ее воды, затем сместил взгляд на пригород Щецина, потом вновь на реку, и наконец до меня дошло, что я уже нахожусь на левом берегу Одра, и переправляться через него мне нет никакого смысла. Похоже волнение последних суток, изрядно ударило по моей психике, и я искал проблемы там, где их по сути не было. Хотя, тут, наверное, сыграло свою роль и услышанное утром объявление, о закрытии пограничных переходов, и я автоматически начал подумывать о том, что придется искать переход выше по течению реки, а там граница с Германией идет именно по реке на следующие семьсот пятьдесят километров.
В итоге, все оказалось просто до невозможности. Проехал по окраине города, свернул на запад в сторону Доброва, а затем выехал на дорогу, идущую через лес, параллельно границы с Германией, и выбрав момент, когда остался на дороге один, резко крутанул руль съезжая с дороги, и углубился в лес. Этот лес, нужно было бы скорее обозвать парком. Никакого бурелома, сушняка, или мусора здесь не наблюдалось в принципе, даже иногда встречались кучи прелой листвы, упавшей с деревьев. Именно собранные в нескольких местах кучи, а не ровный ковер опавшей листвы, как это было хоть под тем же Калининградом. Хотя если сравнивать это место с тем, там бы я не проехал и десятка шагов, зато здесь, скорее заставил себя остановиться, потому что вполне свободно мог пересечь лес поперек.
Но в данном случае, этого делать было нельзя. Судя по карте до границы было, всего пять сотен метров. А рисоваться там на угнанном автомобиле, не стоило. Да и вообще, привлекать к себе внимание шумом мотора тоже, тем более, когда у тебя в рюкзаке, находится целое состояние. Остановив машину, подхватил рюкзак, вложил в него термос, проверил документы, затем накинул куртку, за спину рюкзак, и даже не став закрывать дверь в автомашину, отправился в сторону границы.
Что представляет собой, Польско-Немецкая граница? Здесь это обычная просека, вырубленная посреди леса, шириной около десяти метров. Ровно посередине просеки находится невысокий, примерно полутораметровый, заборчик из сетки рабица, укрепленный на легких металлических трубах, похожих на водопроводные. Местами проволока которая крепила сетку рабица к трубам прогнила, или просто была плохо закреплена, с сетка оборвавшись от крепления провисла волнами, а то и просто свернулась рулоном возле одной из стоек. По обеим сторонам этого заборчика проложена грунтовая дорога. Причем судя, по ее запущенности, со Польской стороны, ездят по ней довольно редко, предпочитая как и на советско-польской границе, скорее надеяться на пограничников сопредельного государства. С другой стороны заборчика, патрулирование происходило гораздо чаще, потому что явно прослеживаются две колеи от колес. Да и вообще, местами видны небольшие плакаты, говорящие о том, что на той стороне находится Германская Демократическая Республика, и проход здесь, без специального пропуска, запрещен. Причем было заметно, что краска на плакатах довольно свежая, то есть за этим следят. С польской же стороны, ничего подобного не имелось. А поросшая травой дорога, с еле угадываемым следом колес, говорила о вечной расхлябанности местной стражи.
Устроившись, возле одного из деревьев, около получаса, ждал, когда наконец хотя бы услышу звук мотора, патрульной машины, но так ничего и не дождался. После чего осторожно выглянул из леса, осмотрелся в обе стороны, и пригнувшись как можно ниже, скоренько пересек просеку воспользовавшись дырой в ограждении, и юркнул в противоположный лесок. Здесь, не останавливаясь прибавил скорости и некоторое время, бежал уходя, все дальше на запад, ориентируясь скорее по солнцу, которое светило почти мне в глаза, и немного слева.
Минут через сорок моего бега впереди показалось открытое пространство, и вскоре, я выскочил на опушку леса, за которым находились ухоженные вспаханные паля, а дальше виднелись дома, какой-то деревни. Внимательно осмотревшись, увидел отходящую от нее дорогу, ведущую на юг, которая похоже соприкасалась с лесом, в котором я сейчас находился. Поэтому, чуть углубившись обратно, чтобы не привлекать к себе внимания, отправился в сторону дороги, на которую и вышел достаточно скоро. Первый же проезжающий мимо меня грузовик, сразу же остановился, стоило мне только махнуть рукой, и уже через пятнадцать минут, угостив шофера кружечкой кофе из термоса, (здесь принято оплачивать подобные услуги, причем от денег, чаще всего откажутся, а вот поделиться с водителем кружечкой кофе, или чаще сигаретой, воспринимается вполне доброжелательно), и вскоре уже высадился в городке Лёкниц, неподалеку от железнодорожной станции.
Это была уже территория Германии, поэтому я без каких-либо проблем, приобрел билет на ближайший поезд до станции Пазевальк. Теоретически можно было взять и билеты до места, но прямого поезда не имелось, а то что предлагалось предусматривало несколько пересадок и вдобавок ко всему поезд шел через Берлин. В общем-то большой проблемы в этом не было, я и был-то в немецкой столице всего пару раз, и даже не опасался встретить хоть кого-то знакомого, но чем черт не шутит. Вдруг такая встреча все же произойдет, а это было очень нежелательно, поэтому решил, лучше выбрать более длинный маршрут, но зато более безопасный. Ехать пришлось довольно долго. Это на карте Восточный блок кажется небольшим, но на деле, тот же пригородный поезд, чаще всего заменяет местное сообщение. И если у союзе о некоторых автобусах говорят, что они кланяются, каждому столбу, тоже самое, можно сказать и о пригородных поездах. Хорошо хоть не выгоняют ночью из вагонов. В Пезеваль я прибыл уже к вечеру и коротать время до утра, пришлось в общем вагоне. Впрочем я находился здесь далеко не в одиночку, и поэтому опасаться, что меня ограбят не стоило. Вагон был заполнен работягами которые отправлялись в другой город к месту работы, и был чем-то похож на советские пригородные электрички, в которых частенько происходило тоже самое.
Ближе к утру, поезд наконец и через два часа довез меня до Нового Бранденбурга, там я позавтракал в придорожном кафе, и городским автобусом переехал на местную автобусную станцию. Оттуда пришлось долго тащиться местным автобусом до Карова, где вновь делать пересадку на Виттенсберг, и наконец, последний перегон по железной дороге, когда я едва уже стоял на ногах, от усталости, и готов был вырубиться прямо на месте, доставил меня в «родной» город. Всего на все переезды у меня ушли почти двое суток, хотя если бы я не выделывался, а отправился железной дорогой через Берлин, уже как минимум половину этого времени был дома.
К моей удаче, едва сошел с поезда, увидел Ганса, стоявшего с приятелями неподалеку от вокзала. Тот сразу же заметил меня, и любезно подбросил до дома, на моем же «Трабанте». Впрочем, то, что я едва стою на ногах ему было видно и так. Добравшись до дома, отмахнулся от приятеля, сказав, что очень устал, и все вопросы буду решать, когда хоть немного посплю. После чего, вошел в дом, разделся, плеснул себе на лицо пару пригоршней воды, и едва раздевшись, плюхнулся на кровать, уже ничего не соображая, и тут же уснул, едва сумел опустить голову на подушку.
Утром, придя на службу полковник Половцев, по ранее заведенному распорядку, углубился в просмотр сводок по военному округу. В общем то ничего нового среди бумаг он не обнаружил, и это в какой-то степени радовало. Уж лучше никаких новостей, чем что-то плохое. Несмотря на тревожные вести, о разрушенной Берлинской стене, каких-либо волнений, в вверенных его вниманию частях не происходило, и хотя бы это радовало. А вот следующий документ заставил его несколько напрячься. В поданной сводке о пересечении государственной границы с соседней Польшей, были указаны три автомобиля, один из которых принадлежал кооперативу «Горожанин» и должен был отправиться в сторону Варшавского гарнизона, что собственно и сделал, еще два приехали со стороны Польши, а вот «Москвич» его зятя, в переходе не отметился.
Получалось, что или Семен ослушался приказа, и направился другой дорогой, или же до сих пор находится в городе. И то и другое было плохо. Своим своеволием, он срывал операцию по устранению ненужного свидетеля, и в связи с этим, полковник, ожидал в скором времени неприятностей со стороны генерала. И ладно бы, если дело ограничится только этим, но ведь поступок Вагнера мог и отразиться на его семье, а это грозило, куда как худшими последствиями. Ладно если это заденет только его самого, но под прицелом, в первую очередь находится дочь, как невольная свидетельница, деятельности мужа. И какая бы она не была ветреная, но это все-таки дочь, родная кровиночка, ради которой полковник готов был пойти на все. И разумеется судьба какого-то там сироты, взятого в семью, в основном из-за отсутствия родственников с его стороны, его волновала в самую последнюю очередь.
Еще большее удивление, привнес разговор с полковником Терещенко, главным интендантом военного округа, который помогал Половцеву в обмене валюты. Встретившись с ним после утреннего совещания, и услышав его пожелания о том, что его вполне устроит модель 1980 года марки «Mercedes-Benz W124», Сергей Анатольевич вздрогнул, хотя и постарался не подать вида, а затем несколькими осторожными вопросами выяснил, что зять, исполняя задачу, возложенную на него им самим, вместо того, чтобы обменять шестьдесят тысяч рублей, специально оставленных для него в хранилище салона, где-то разыскал в шестеро большую сумму, и вместо двадцати тысяч марок, сейчас возможно двигается за рубеж, имея при себе больше ста двадцати тысяч. Вдобавок ко всему еще и пообещал полковнику Терещенко, привезти из Западной Германии заказанный тем автомобиль. Последнее уже перешло все возможные рамки. Хотя в качестве прикрытия, для обмена такой суммы, звучало убедительно. Вот только согласно ранее задуманной операции, эти двадцать тысяч, должны были пойти в оплату исполнителям, но отдавать им в шестеро большую сумму, не входило в эти планы. А самое главное, полковник просто не представлял, откуда вообще, могли взяться такие деньги, если он контролировал практически весь финансовый поток, проходящий, через кооператив.
Вдобавок ко всему, раздался телефонный звонок, а на другой стороне телефонной линии оказалась его родная дочь, которая в слезах обвинила своего отца, вместе с его разлюбезным зятем в том, что оба они сговорились и обокрали родную кровиночку, забрав у нее все что было нажито непосильным трудом, и подарено ее родителями. Не поняв и половины сказанного, потому, что ее крики перемежались слезами и всхлипываниями, полковник бросил трубку и решил разобраться на месте, выяснив, что произошло. Вот только стоило ему накинуть шинель и попытаться выйти за дверь, как очередной телефонный звонок, заставил его в изнеможении опуститься на стоящий возле стола, стул.
На этот раз звонили из милиции. Оказалось, что в заполненном водой рву форта № 10 «Канитс», обнаружился утопленный автомобиль его зятя, Семена Вагнера. Машина уже была извлечена из водоема, и оказалось, что внутри нее находятся права и паспорт принадлежащие зятю, некоторые документы, касающиеся деятельности кооператива «Горожанин» и некоторых войсковых частей округа, а также около тысячи рублей советских денег. Придя в себя, Половцев тут же помчался в сторону извлеченного из воды автомобиля. Вот только ничего, из выше озвученного изъять не удалось. Документы касающиеся деятельности кооператива, были на месте проверены, и по сути не содержали в себе ничего сверхестественного, а вот дополнительный пакет, найденный в багажнике, который никаким образом не должен был попасть в поле зрения милиции, был сразу же изъят стражами правопорядка, и о его возвращении, не было и речи.
— Только с согласия, Генеральной прокуратуры! — Услышал полковник безапелляционный ответ. Что же касается тела самого зятя или денег, которые находились при нем, ничего конкретного не говорилось. Водолазы как раз, исследовали ров у форта вдоль и поперек, подняли старый изъеденный рыбами труп какой-то женщины, и тело давно разыскиваемого милицией убийцы, находящегося во всесоюзном розыске с начала прошлого года, но тело зятя не было найдено.
Все попытки добраться до изъятых документов, окончились провалом. Прокуратура крепко вцепилась в найденные бумаги, и не хотела из возвращать ни под каким видом, не помогло ничего. Попытка надавить на гражданскую прокуратуру со стороны военных, только усугубила дело, и полковник Половцев, понял что сильно влип. В данном случае его могла спасти только смерть зятя, на которого он надеялся свалить все эти проблемы. Можно было попытаться, обвинить его в краже документов. Но пока не было подтверждения его кончины, все это висело на волоске.
Дома, куда наконец-то добрался полковник Половцев, он застал ревущую в подушку собственную дочь и распахнутый настежь домашний сейф. Увидев несколько довольно крупных банкнот лежащих там, он пожал плечами, и обратился к Валентине, с просьбой рассказать, что же произошло. Оказалось, что так тщательно собираемая выручка, которая предназначалась к отправке генералу, и некоторым другим покровителям, была потрачена его любимой дочуркой на выкуп перстня с изумрудом и бриллиантами, в местном ломбарде. Вместо того, чтобы изъять деньги и спрятать их где-то в ином месте, чтобы они не достались Семену, его родная дочь выкупила перстень. Перстень вот уже третий месяц заставлял учащенно биться сердечко, и мечтательно прикрывать голубые глазки его дочурки, и наконец сейчас, ее выдержка иссякла. А так как сумма в домашнем сейфе, достигла как раз нужной отметки, да и отец сказал, изъять деньги и спрятать их в надежном месте, Валентина не придумала ничего лучшего, чем потрать их на выкуп вожделенной драгоценности, и наконец-то приобрела этот перстенек, потратив на него девяносто две тысячи, полновесных советских рублей. О том, что уже завтра нужно было отправлять эти деньги покровителям, она даже не задумалась. И ладно бы дело ограничилось только этим. В конце концов при острой необходимости, можно было предоставить этот перстень, как дар, и зачесть его вместо наличных. Генерал с удовольствием бы принял этот подарок, и простил бы многие издержки, но дело в том, что похоже перстень ушел вместе с остальными деньгами и самим зятем в неизвестном направлении. И что теперь делать было непонятно.
Хотя, выручка с салона поступает исправно, и набрать требующуюся сумму, не такая большая проблема, в крайнем случае можно добавить что-то из своих. Но вот отсутствие зятя, живого или мертвого, заставляло изрядно волноваться, ничуть не меньше, чем документы, попавшие из-за него в милицию или прокуратуру. А учитывая некоторую напряженность между военными и милицией усугубившуюся последнее время, последствия, могут оказаться непредсказуемыми. Отругав дочь последними словами, и наказав ей, что если она хоть раз еще прикоснется к чужим деньгам, то последствия будут самыми жестокими, полковник вышел на кухню, и только успел сделать глоток чая из поданной ему заботливой супругой, кружки, как вновь раздался звонок телефона.
— Пей свой чай. Я сама возьму трубку.
Произнесла жена, устремляясь в гостиную, и оттуда некоторое время доносился ее голос.
— Что опять произошло? — Уже не надеясь ни на что хорошее спросил Сергей Анатольевич, увидев вернувшуюся на кухню заплаканную жену.
— Похоже Сему убили… — Горестно произнесла она, вытирая рукавом слезы текущие из глаз.
— Где⁈ — Тут же вскочил со своего места полковник, едва не пролив чай, себе на форменные брюки.
— Звонили из погранотряда. Возле поселка «Окунево» обнаружили выброшенный на берег твой катер, со следами нападения на него. Лейтенант сказал, что стреляли из огнестрельного оружия, и там все залито кровью.
— А причем тут Семен? — Удивленно переспросил Сергей Анатольевич, не понимая, как тот мог оказаться на катере.
— По словам лейтенанта, Семен вчера вечером выходил в залив на рыбалку, и около девяти часов вечера, общался в заливе, с пограничниками, обещая сразу же отправиться обратно к пирсу, потому что надвигался шторм.
— И, что?
— И ничего! — Огрызнулась Надежда Ивановна. — Требуют твоего присутствия на погранзаставе. И так рассказали больше чем нужно.
То, что полковник увидел на заставе. Давало надежду на лучшее. С одной стороны, конечно было очень жаль потерять такие огромные деньги, но с другой, все говорило о том, что это было действительно нападение. Во-первых, на это указывал калибр оружия из которого были произведены выстрелы, и он указывал на то, что это похоже был ПМ-84. Пистолет-пулемет полицейских сил быстрого реагирования или некоторых частей специального назначения войска Польского. Это оружие заряжалось пистолетным калибром, и имелось только на вооружении Польши.
Судя по имеющимся на катере следам, возможно Вагнер, после разговора с нашими пограничниками нечаянно пересек Польскую границу, и нарвался на катер пограничной стражи, польской республики, которая решила провести досмотр. Хотя почему нечаянно. Сейчас перед глазами полковника Половцева встала вся картина произошедшего. Семен, похоже не поверив его словам, решил действовать самостоятельно. Пропуск на пересечение границы, у него был. Отряд занимающийся обеспечением неприкосновенности этого участка пропустил бы его без слов на другую сторону. Семен, вполне мог дойти до польского берега, а оттуда воспользовавшись общественным транспортом, отправиться куда угодно. Ведь у него на руках имелись немецкие документы, а восточные немцы вполне примелькались на территории республики и не вызывали удивления. Тем более немецкий он знает в совершенстве. Но видимо, что-то пошло не так, как задумывалось.
Вряд ли обмененные деньги и драгоценности, которые он вез с собой, были спрятаны достаточно глубоко, и наверняка находились на виду. Да и Семен наверняка отказался от досмотра, сказав, что у него имеется пропуск. А может просто понадеялся на попутный ветер и новый сильный мотор, с винтом, который позволял разогнать катер до шестидесяти километров в час. Польские пограничные катера, не имеют такую скорость. В итоге, его просто расстреляли за неподчинение требованию остановиться и предоставить судно к досмотру. А когда обнаружили деньги, то просто вышвырнули тело за борт. Следы на полу, хоть и частично стертые морской водой, говорят именно за это. А катер оставили бултыхаться на волнах залива, надеясь, что начавшийся шторм его утопит. Или же просто развернули его в нужную сторону, заклинили штурвал, о отправили в свободное плавание. В любом случае, никто не признается в содеянном. Случаи подобные этому случались и раньше, хоть и не такие кровавые, и польская стража всегда отзывалась категоричным отказам. Мол ничего не знаем, на нашей стороне залива все спокойно, а, то что произошло на вашей стороне, нас не касается, разбирайтесь сами.
Эксперт прибывший со стороны органов правопорядка, подтвердил подозрения Половцева, сказав, что возможно все так и было. Катер, принадлежащий полковнику, отбуксировали обратно на стоянку, а сам Сергей Анатольевич, отправился на прием к Генералу Казанцеву, докладывать о том, что его поручение выполнено, хоть и не совсем так, как планировалось ранее. Разумеется запрос в ближайший польский поселок на той стороне залива, он отправил. Вдруг Семен все-таки высадился где-то там, а все это инсценировка, но особенной надежды на это не имелось. Особенно в свете того калибра, которым был расстрелян катер. Даже если предположить, что у зятя имелся ствол того же пистолета Макарова, хотя, что тут предполагать, сам же подложил ему в портфель с документами левый ствол.
Но судя по количеству пробоин, нужно было стрелять буквально на расплав ствола, да и вряд ли из пистолета можно было наделать таких дырок в обшивке катера. Опять же все выстрелы производились с кормы, а одних только пробоин насчиталось больше пятидесяти. Нет здесь явно применялось автоматическое оружие, на стенках катера были заметны строчки попавших пуль, из пистолета, такого просто так не сотворишь.