Дорога миров

Глава 6

Глава 6

1504 год, июль, Атлантический океан, фрегат «Громовержец»

Как же хорошо посреди океана. На борту пусть не самого лучшего в принципе, но тут, в этом мире/времени наиболее современного корабля. Плеск волн, лёгкая качка… и никаких толп самых разных людей, этой элиты клятого Нового Света, успевшего мне осточертеть по самое не балуйся!

Реально устал. Ведь после той встречи с тлатоани, на которой две наши империи подписали основу мирного договора, а мы с Белль вернулись сперва в Куйушкиуи, а оттуда, задержавшись на денёк, в Тулум — а именно он волей-неволей становился центром тамплиеров в Новом Свете — туда началось настоящее паломничество. Испанцы, много и разные, но неизменно важные, включая аж целого вице-короля. Таино и тотонаки, каждый народ со своими целями и желаниями, по разному к нам относящиеся, но одинаково понимающие необходимость крепких связей. И науа, чтоб им пусто было! Эти припёрлись в не так давно утерянный ими город с целым «букетом» целей — от официального посольства, часть которого ещё и в Рим везти, равно как и в Толедо, где сейчас Трастамара обретаются, до окончательного «утрясания» мирного договора путём внесения туда дополнительных, не самых важных, но всё же существенных пунктов. И ведь не отопрёшься, поскольку тот подписанный мной и тлатоани Маквилмалиналли Акмапитчли договор нуждался в перекрытии ещё и тем, на котором стояла бы подпись испанского вице-короля.

Мда, везде свои сложности. Хорошо ещё, что Колумб был о таком варианте предупреждён и не стал раздуваться, подобно надувшейся от избытка негативных эмоций рыбе-иглобрюху, покамест тут неведомой. Напротив, изображал всяческое почтение, попутно облизываясь на полученные Испанией новые земли, а также рассчитывая, как он, с помощью своих приближённых, будет обдирать шкуру с ацтекских торговцев. Ну-ну, наивное ты генуэзское создание! Маквилмалиналли Акмапитчли, как птица высокого полёта в разного рода переговорах и торговле — нелегальщиной, но принципы от этого не сильно меняются, скорее уж становятся куда более сложными — как бы сам тебя вокруг пальца не обвёл. Прекрасно понимает ценность золота с серебром, ценных пород древесины, металлов, специй и прочего, и прочего. В общем, пусть друг другу уши пообкусывают, я возражать точно не стану.

Хорошо навязали узлов в Новом Свете, которые распутывать долгое время придётся. И основная задача выполнена примерно на две трети, если быть откровенными с самими собой. Как так? Ацтекской империи хорошенько дали по рогам. Откусили от неё немалые куски совместно с испанцами, а ещё создали под боком одно враждебное независимое индейское княжество и одну условную автономию в составе империи. Тотонаки и тласкальцы. Первые полностью зависимы от нас, вторые же недовольны, но те, которые поумнее, понимают — они получили хоть что-то, вместо того «ничего», которое имели раньше.

Это внешнее, показывающее успех Рима и вообще рода Борджиа. А вот внутреннее и самое что ни на есть тайное — тут совсем сложно. Маквилмалиналли Акмапитчли, тлатоани хренов, не рискнул нарушить обещание, прислав те самые свои заметки, в которых старался излагать известное ему по вопросу перемещения между мирами. Не знаю, может что и утаил — даже наверняка, ибо иначе о нём думать просто не получалось — но присланное соответствовало нашему с ним сперва длинному разговору, а потом и переписке. Последняя, понятное дело, была наполнена с моей стороны образами и метафорами, местным в принципе непонятными, но вот сам тлатоани… Похоже, конкретный индивид считал, что раз он де-факто могучий император, то и особо усердствовать в сохранении тайны не надо.

Разумеется, он не собирался не то что орать на всех перекрёстках, даже доверенным лицам шептать о своём происхождении. Зато считал достаточным запечатанного конверта, фанатично-преданных воинов-ягуаров в качестве курьеров-доставщиков и собственного не формального, а скорее сакрального положения «избранника богов». Дескать, письмо такого вскрыть — форменное кощунство. А и вскроют — ничего толком не поймут, сочтут за особые, продиктованные ацтекскими богами откровения. Тоже, хм, интересная и не лишённая логики позиция. Однако ни разу не моя, я по-иному воспитан и доверять бумаге больше необходимого минимума… Нафиг подобное!

— Всё лежишь и лежишь, Чезаре, — источая иронию, вымолвила Белль, с ногами залезшая в большое, массивное кресло и вооружившаяся одновременно листом бумаги и кубком с разбавленным вином. — Отходняк, да?

— Опять эти слова.

Вставать было лень, кинуть подушкой в эту оторву тоже, поэтому предпочёл просто закрыть глаза. Уши вот только заткнуть не догадался, да и нечем, чтобы это выглядело достойным образом. Плейеров то с музыкой пока не завезли-с, век не тот.

— Не-а, не спрячешься и не скроешься от любопытной и воодушевленной меня, — игривое настроение подруги, оно не покидало её вот уже не первый день. — Скажи, о чём сейчас твои мысли? Думаешь, как будешь «отцу», Лукреции с Бьянкой и, возможно, Мигелю объяснять часть узнанного? И какую именно часть доверишь? Всем поровну или кому-то побольше отжалеешь?

— Думаю пока, — произношу, даже не думая открывать глаза. — Белль, нам досталось от этого тлатоани и слишком много, и в то же время катастрофически недостаточно. Множественность миров, Дорога между ними, основные теоретические принципы.

— В которых ещё нужно как следует разобраться. Она, теория, — тут подруга особо выделила голосом, — без практики остаётся лишь догадками или перепевкой с чьих-то слов. Нужны факты, а их не так много. И из имеющегося мало что можно проверить.

— Проверим! Те же хрустальные черепа, они есть, пусть и у нашего врага. Пока их вдумчиво исследовать не получится.

— Пока!

Верно уцепилась за ключевое слово Белль, ой как верно. Не зря я даже глаза открыл, чтобы показать повышенное внимание и значимость.

— Правильно. И длительность этого самого «пока» зависит от того, насколько долго в переписке мне удастся выкачивать остатки нужной информации, а также вдумчиво и тщательно, чтоб с мизерными шансами на неудачу, подготовить похищение этих важных предметов. Тлатоани уже допустил большую ошибку.

— Выставлять такие ценные штуки на всеобщее обозрение в главном храме своей столицы. Фи! Хотя это могут быть просто копии, Чезаре.

— Могут,- охотно соглашаюсь со вполне разумной версией. — Но от любой копии тянется след к оригиналу, который можно найти. А пока наши планы насчёт черепов будут прорабатываться и проходить предварительные стадии воплощения в жизнь, нужно будет заняться иным, но родственным. Догадываешься?

— Что может быть лучше интересных тебе артефактов? Много других артефактов, ещё более любопытных. Только где ж их искать?

Пожимаю плечами. Дескать, тут уж с ходу и не скажешь. Зато дополняю к известному нам о «неуместных артефактах» ранее:

— Некая энергия, вот что важно. Если теория верна, то от найденной нами в архивах Константинополя карты тоже должно исходить нечто этакое, особенное. Согласись, раньше мы в таком аспекте изучать предмет даже не пытались. Теперь же попробуем. Чем бесы не шутят, пока демоны спят.

Меж тем Белль как следует призадумалась. Серьёзно так, от души, явно уцепившись за нечто всплывшее в памяти и нуждающееся в осмыслении. Это могло быть как надолго, так и прерваться через несколько секунд. Ну, если она призадумалась, то и мне можно мысли по извилинам погонять.

Необходимые мысли, очень. Как ни крути, а при всём узнанном в разговоре с тлатоани и из присланных им записей, оставалось под вопросом главное — полностью управляемый, сознательный шаг на Дорогу Миров. Контакты с артефактами-метками, желательность их присутствия рядом в момент смерти, тренировки по ощущению исходящей от них энергии, схожие с некими медитативными практиками, насколько я о них помнил. Помнил, но вот увлекаться не увлекался, врать не стану.

Не хватало очень важных фрагментов, которые предстояло искать самим, искать чуть ли не наощупь, руководствуясь лишь смутными подсказками. К тому же полученными ни разу не от друга/союзника, плюс и сам он не был специалистом. Воспользовавшись знаниями совсем другого человека. Та ещё задачка, да? Только работать всё едино придётся, для начала перерывая все сказания, предания и просто упоминания о разного рода странных вещах. А тут не привычное мне время с интернетом и богатейшими библиотеками, тут всё гораздо примитивнее. Вон, за ради проверки «ацтекского следа» пришлось полноценную войну устраивать. Правильно устраивать, но это уже отдельный разговор.

Искать нужно, искать! И не абы какие «неуместные артефакты», а реально выламывающиеся из всего привычного, бьющие по мозгам осознающим их сущность. Что-то такое вертится в голове, но для полной уверенности нужно будет внимательно перечитать те записи, которые в Риме остались, в замке Святого Ангела. Тогда мы с Белль много чего набросали в качестве возможных мест и предметов интереса, вот теперь и пришло время «собирать камни».

— Александрия, — сладко улыбаясь, аж пропела выплывшая из путешествия по собственному сознанию Белль. — Там действительно есть нечто, стоящее внимания. Правда, придётся как следует поискать.

— Это ты про многоуровневые подземные катакомбы, что недалеко от колонны Помпея? — чуток поскрипев мозгами, выдвинул возможную, но кажущуюся сильно натянутой версию. — Так там вроде ничего такого действительно интересного не находили. Нет, поискать можно, но тогда не только там, а вообще по остаткам роскоши былой. Египетское наследие, оно такое, во многом загадочное и шокирующее. Поищем! Быть может и найдём нечто особенное, подходящее под определённые параметры. То есть, конечно, нам найдут.

Улыбается подруга. Вот ведь коварное создание. Слишком давно и хорошо её знаю, вот и приучился понимать даже без слов. Не туда свернули мои предположения, хотя до сих пор близко. А раз близко, то…

— Нечто конкретное вспомнила, да?

— Точно, Чезаре, конкретнее некуда. Как тебе мумии, у которых в кости были вживлены золотые пластины. При жизни, насколько можно было судить из исследований, а вовсе не в процессе подготовки к погребению. И всё это в одном огромном саркофаге, не по отдельности. Если это не круче хрустального черепа, то я готова признать себя скачущей по веткам белочкой. Или находящейся в «белочке».

— Это… такого я даже не слышал.

— А вот я слышала и даже видела. Сначала не лично, только фото и видео исследований. Потом до того зацепило, что сунулась туда, где всё это изучалось. Дала денег, ну меня и пустили. Золотой ключ, он всегда большинство дверей открывает. И ты знаешь, вспомнила только сейчас, раньше словно вытравилось из памяти, когда мы с тобой о «неуместных артефактах» говорили. Странно, не правда ли?

Всё страньше и страньше, как любила говорить совсем другая Алиса, проваливаясь в кроличью нору. И это я не про мумии с золотыми пластинами в костях, что оказались туда вживлены при жизни, причём, по словам Белль, отнюдь не варварски-грубым манером. Они вполне могли оказаться тем, что мы ищем, что способно принести некую вполне ощутимую пользу. Конечно, требовалось это сначала найти, но… при имеющихся ресурсах, зная приблизительное место раскопок, нагнать нехилую толпу людей с лопатами и прочими необходимыми инструментами — дело не столь и хитрое. Нет, тут меня другое обеспокоило.

Память! Почему у моей подруги, на неё сроду не жалующейся, она выкинула такой внезапный фортель? Это ж ни разу не розыгрыш, Алиса-Изабелла реально пытается понять, но никак не может. Причина, у всего есть причина, а наблюдается здесь лишь следствие. Надо, ой как надо пройти от конца к началу. Понять и осознать, что в этом такого… Важного? Бесспорно. Но важного для чего, вот в чём главный вопрос. Вопрос, на который…

Есть на него ответ, есть! Внезапная вспышка не озарения, но той самой памяти, словно в разуме приоткрылся доселе хорошо спрятанный, укромный уголок, куда засунули, утрамбовали и как следует замаскировали то, что и знать не требовалось. Невольно морщусь от головной боли, но иду по «нити Ариадны» в глубины прошлого, случившегося ещё тогда, в прежнем мире. И не за несколько дней или там недель до гибели там и попадания сюда, а в куда более ранний период времени.

— Чезаре? Что такое? — обеспокоилась Белль. — Если голова… Нет, ты сейчас так сосредоточен. Молчу! — отстраняющийся жест и понимание в глазах. — Похоже, не одна я позабыла нечто особенное.

Нечто, хм. Неплохой термин использовала подруга, оченно подходящий к ситуации. Действительно, вспоминать то, что как будто специально — и не тобой самим, что особо характерно — было спрятано, то ещё сомнительное удовольствие. Зато необходимое, зато показывающее, что это однозначно не хлам, не «мусорные» воспоминания, каковым только и место в самых далёких закоулках разума человеческого, который окончательно ничего не забывает, но некоторые воспоминания прячет так глубоко, что и не представить.

Моё прозвище в бытность наёмным убийцей, оно ж дано было не сразу. Со временем так сложилось, причём имелся в виду не абы какой кардинал, а аккурат тот, в чьё тело я в итоге и попал самым неожиданным для себя образом. Ай, не о том речь!

Тогда о чём? О случившемся несколько позже того, как прозвище Кардинал не просто прозвучало, но и окончательно укрепилось, да и мной было принято, что называется, от глубины души. Известно, если что-то принимаешь самой своей сутью, то не можешь не начать интересоваться не просто далёким прошлым, но ещё и тем, которое связано со вполне конкретной персоной, а именно Чезаре Борджиа и его семейством. Не фанатичным манером, а просто, банального любопытства ради. По миру меня носило хорошо так, в разные уголки, тем более европейские. Носило так носило и занесло…

Меч Чезаре Борджиа, с давних пор, с XVIII века являющийся частью так называемой коллекции Каэтани. Что за Каэтани такие? Так один из родов «лордов Романии», которые в той ещё истории родного мне мира как следует огребли от семейки Борджиа, вязавшись в противостояние за Италию отнюдь не на стороне ни разу не святого семейства. Неудивительно, что глаза рода был отравлен, а другие разбежались, после чего довольно обширные земельные владения и неплохие крепости стали подвластны роду Борджиа. Потом же, после смертей обоих Борджиа, отца и сына, намного после, аж в середине XVIII-го века, глава Каэтани выкупил у «князей церкви» из числа растащивших важные для Боржиа предметы тот самый меч. Вот он и хранился у новых хозяев до того момента, когда род Каэтани окончательно пресёкся. Род то того, канул в небытие, а вот учреждённый фонд остался. Управляющие же этого самого фонда и выставили, помимо прочих экспонатов, на всеобщее обозрение тот самый меч.

Меч, да. Не боевой, а парадный, специально заказанный и созданный мастерами-оружейниками в качестве символа объединения Италии, тогда не существовавшей, но вот-вот готовой образоваться в результате усилий Борджиа, отца и сына, Папы и полководца-политика, двух самых, пожалуй, опасных людей того времени.

Символ, вот в чём была его важность. Не зря же большая часть широкого лезвия клинка была покрыта не абстрактными узорами, а вполне осмысленными картинами, этакой иконографией.

Восемь сцен, по четыре на каждую сторону лезвия, причём выполненные так, что «переплетали» воедино «цезарей» прошлого и настоящего, Гая Юлия и Чезаре Борджиа. И там было многое. Постоянно возникающий бык, фамильный герб Борджиа, который словно вторгается в самые яркие моменты триумфов того Цезаря, который Гай Юлий. Переход Рубикона, его «триумф мира и гармонии», преобладание «Веры над оружием» и символ Меркурия, обозначающий здоровье и процветание не только и не столько Цезаря, сколько его воплощаемых в жизнь планов.

Символы на мече, сам меч как символ, что явно должен был стать одной из реликвий образовывающейся страны, для создания которой Борджиа приложили все возможные усилия, которых не хватило лишь самую малость. Да и не усилий, а простой удачи, как по мне.

Тогда он произвёл на меня сильное впечатление. Как говорится, достал до самой глубины души. Стоя рядом с этим воистину историческим экспонатом, ярко выделяющимся даже на фоне всего иного, мысли приходили в голову самые разные, но среди них не было ни одной легковесной, пустой, бессмысленной. Пожалуй, как раз тогда я и получил некий «заряд» особой уверенности в собственных силах, которая незримо, незаметно даже для меня самого помогала выскальзывать из таких передряг, которые по меркам многих даже реально крутых профи могли окончиться исключительно гибелью либо попаданием в лапы властей. Ан нет, всё никак не получалось меня ни прибить, ни отловить.

И ведь одним мечом не ограничилось! К нему прилагались его «родные» ножны, составляющие с оружием одно целое. Только по странной, непонятной мне причине, хранились они отдельно от клинка, не в собрании Каэтани, а в лондонском музее Виктории и Альберта.

Там я тоже побывал, тоже, хм, «прикоснулся» к ощущению, схожему с испытанному мной от клинка, пусть и несколько менее интенсивному. Клинок и ножны действительно являлись двумя частями одного целого. На ножнах присутствовала монограмма «ЦЕЗАРЬ», личная эмблема того Чезаре в виде языков пламени, а также сцена поклонения. Не ему, а «богине мира», но символистика и тут была очевидна.

Две разделённые и по сути не соединённые воедино части. Физически не соединённые, в то время как духовно — тут дело совсем другое. Я тогда почувствовал, как ощущения от меча и испытанное при внимательном, длительном взгляде на ножны, они словно притянулись друг к другу, переплелись, становясь единым целым. Одно из самых ярких впечатлений в моей жизни, даже несмотря на всё произошедшее потом, включая случившееся уже здесь, в ином мире.

Почему? Как я вообще мог забыть подобное? Вопрос, однозначного ответа на который я бы не смог дать. Если бы не случившееся с Алисой-Изабеллой, сходное по сути. И она и я забыли нечто очень важное, вспомнив лишь сейчас, после того, как самым краем сумели прикоснуться к загадке нашего тут появления, к понятию Дорога Миров и идущим по ней Шаг за Шагом людям, называющим себя Странниками.

— Чезаре? — вырвал меня из неоднозначных мыслей голос подруги. — Ты ведь что-то понял, да? Важное?

— Более чем, Белль, и это ещё очень мягко выражаясь. По ходу, мы сумели влезть так глубоко, что теперь, даже если б и захотели, обратно не вернуться. Слушай…

Слушать Алиса-Изабелла умела. Вот и на этот раз что в её уши влетело, то в голове и осталось, даже малой частью не вылетев. Единственное, что потом вылетало, так это уточняющие вопросы в большом количестве: дельные, уместные, помогающие нам обоим сложить мельчайшие детали мозаики в единое целое.

Общая картина, она таки да выстраивалась. Хрупкая, способная развалиться на составные части от малейшего дуновения, но затона ней начинали проступать контуры чего-то нового, ранее неизвестного.

— Перенос из одного места в другое, но при этом блок на части памяти, — задумчиво цедила слова девушка. — Но у меня «неуместный артефакт», память о нём, а вот у тебя вполне себе обычный меч и ножны.

— Не обычный, а символ. Важный, к тому же бывший олицетворением надежд и планов сама понимаешь кого.

— Но не артефакт. Обычный, хотя и очень умело сделанный. Или не такой обычный? Карта, которую мы нашли, она тоже простой лист бумаги.

— Зато изображено нечто очень непростое, — киваю, соглашаясь с подругой. Карта мира, которую тут никто не мог знать. А на мече… Два «цезаря», одна… Что одна, страна или судьба?

— Всё вместе! — прищёлкнула пальцами Белль. Румянец на щеках, глаза горят, кубок с вином давно забыт, отставлен в сторону, а сама она уселась «по-турецки» на одной кровати со мной. — Страна, которая была, но которой не было. «Цезари», похожие по взглядам на мир, замыслам, даже чертам характера. Взлёт к самым вершинам у одного, почти удавшийся взлёт туда же у другого. И оборванные жизни. У первого сразу, явными предателями. У другого похоже, но не так.А ведь мысль о создании Италии из ничего, из множества разрозненных кусков, она была такой… несвоевременной, такой чуждой всем. Только кое-кто плюнул на все препятствия и, пробивая преграды головами врагов и собственными силой и хитростью, чуть было не сотворил невозможное.

— Думаешь?

— Может быть, так, а возможно просто подсказали. Или помогли. История, она такая, — Белль неопределённо этак пошевелила пальцами, — такая часто переписываемая. Истину не всегда найти удаётся. И не нужно нам это сейчас, своих дел хватает.

Намёк понят, принят и осознан. По ходу, меня сюда перетащил не углублённый контакт с «неуместным артефактом», а «духовное прикосновение» к артефакту иного типа, скрытому от посторонних, но в то же время несущему в себе нехилый такой заряд той энергии, что использовалась Странниками в своих непонятных покамест целях. Может для сбивания со следа неких «охотников», а может для чего иного. Изучать тут ещё и изучать! Что до отсутствия непосредственного контакта с мечом и ножнами, так, по ходу, он не являлся обязательным, а лишь усиливал… нечто. Или просто произошла некая синергия, из-за чего энергетика принадлежащих тому Чезаре Борджиа предметов находилась уже на мою сущность, во многом перекликающуюся с великим италийским политиком и военачальником. Не зря ж Кардиналом прозвали, ой не зря! Итог? Образовавшийся «духовный якорь», к которому меня при смерти физического тела и притянуло, тем самым вырывая из… А из чего, кстати? Небытия? Иного типа перерождения? Попадания в условное посмертие варианта «каждому по вере его»? Не знаю, но узнать очень хочется.

— М-да, похоже с необходимыми условиями переноса не только разобрались, но ещё и удостоверились, — задумчиво так произнёс я, глядя до на потолок каюты, то на подругу. — К сожалению, причины блокировки маленькой, но важной части памяти так и остаются непонятными. Одни гипотезы.

— Зато гипотез много!

— Это как всегда.

— Но не просто так, не без цели и смысла, — с абсолютной убеждённостью в голосе произнесла Белль. — Мне кажется, блок возникает только тогда, когда человек не понимает, с чем именно контактирует. Вот этот ублюдок-тлатоани знал про Дорогу, Странников и прочее, потому у него таких проблем не возникло. Фильтр! Естественный или искусственный — ещё узнаем.

— Узнаем, — эхом отзываюсь я. — А ещё нам и впрямь нужно будет разворачивать особо бурную деятельность по поиску чего угодно, выламывающегося за пределы нормального и естественного даже в малой степени. Ещё раз пройдёмся по «неуместным артефактам», подумаем про артефакты иного типа, скрытые на первый — а то и на второй с третьим — взгляд. Ты же хочешь сделать второй и последующий Шаги по столь интересной нам Дороге?

— Хочу! Но сперва подготовившись. Времени на это у нас с тобой, «братец» Чезаре, ещё много.

Невольно улыбаюсь. Думать то можно как угодно, но от «неизбежных случайностей», а то и конкретных намерений разного рода недоброжелателей никто из нас не застрахован. Можно лишь понизить вероятность подобного, но никак не свести в ноль. Белль умная, тоже это понимает, просто иногда не хочет вспоминать. Но пока… Плыть нам ещё не один день, а потому не стоит терять времени. Хочется прибыть не просто подготовленными, а чтобы можно было с ходу и включиться в дальнейшую работу, и в то же время показать своим близким, что оказавшееся довольно долгим путешествие увенчалось полным успехом.