Дорога миров

Глава 13

Глава 13

1504 год, октябрь, Мамлюкский султанат, Мекка

Рухнувший участок стены. Хорошо так рухнувший, без каких-либо шансов восстановить оный. И сбитые со стен орудия, которые могли бы достать до тех, кто пойдёт на штурм города.

Штурм, да. Тот самый, сулящий массу проблем и немалые жертвы, которых ну никак не получится избежать. И с нашей стороны, и со стороны фанатиков-гражданских по ту сторону стен, к тому же одурманенных до полной потери рассудка вкупе к и без того цветущему исламскому фанатизму. Эти самые потери гражданских и без того начались, хотя мы и постарались их снизить. Стоят на стене орудия? При имеющейся возможности прикрытый стальными щитами-павезами отряд аркебузиров подбирался на предельное для прицельной стрельбы расстояние и… Аркебузы аркебузам рознь, знаете ли! Даже у нынешних, заряжающихся с дула, в стволе могли быть нарезы, увеличивающие дальность и точность стрельбы. И плевать на то, что пулю в ствол приходилось как бы «забивать» особым «шомполом-молоточком», что заметно снижало скорость ведения огня. Для специальных ситуаций — самое оно. Вот как здесь и сейчас.

Прикрываются, паскудники, женщинами и детьми/подростками? По возможности вооружённые нарезными аркебузами стрелки либо выщелкивали собственно прикрывающихся, либо, при отсутствии такой возможности и высоком риске, использовали принцип меньшего зла. Проще говоря, простреливали «живым щитам» ноги. Да, варварский метод, к тому же с немалой вероятностью делающий попавших под такой огонь калеками. Однако не трупами, а заодно открывались настоящие, истинные цели, непременно получающие свинцовый подарочек аккурат в лоб или иные места, несовместимые с дальнейшим функционированием бренной телесной оболочки.

Боль, она хорошо прочищает даже одурманенные опиумом и «опиумом» мозги.Вот и отползали некоторые подстреленные, хотя некоторые либо оставались, во что бы то ни стало решив умереть, либо просто неудачно падали… вниз, с крепостной то стены.

Мозг, разогнанный от души воздействием артефактов, подмечал самые разные мелочи. В том числе и те, что потери тех, кого терять не хотелось бы — в том числе и со стороны как бы противника, точнее, живого щита — действительно не были столь велики, как те сами рассчитывали. Да и видно было, что мы, пришедшие под стены Мекки, щадим всех не воинов, но вот использующие «живой щит»… Эти должны умереть. Всё, кто хоть краем причастен к подобной мерзости. Следовательно, придётся «отцу» запускать по европейским народам очередную буллу, в которой подобные очень хорошо знакомые мне по векам грядущим «фокусы» будут объявлены одним из тяжелейших грехов. Караемых непременно смертью и обязательно позорной.

Сейчас же… Положение гроссмейстера и лидера Крестового похода тоже даёт нехилые такие полномочия в идеологическом аспекте. И позорную казнь авторам и исполнителям увиденного, которые нам попадутся живыми, я гарантирую.

— Они пытаются перемещать орудия с других участков стены, Чезаре, — доложил подошедший Гаэтано Рикотто, один из двух ключевых военачальников из числа тех ещё, начинавших со мной ещё до полноценного взлёта. — Прикрываются женщинами… снова и снова.

— Пресекаете?

— Аркебузиры, прикрытые щитами, отстреливают, кого и как получается. А попытка вылазки, её вы видели.

Киваю, соглашаясь с Рикотто. Действительно, ну вот чего тут не видеть то? Посчитав отряды прикрытых щитовиками стрелков лёгкой добычей, из быстро открывшихся ворот выплеснулась было немалая толика конницы. Полезный такой и приятный подарочек оказался, поскольку на сближении их и бомбами порадовали, и залпами уже других, куда боле быстро заряжающихся аркебуз хлестнули, затем добавив из многоствольных пистолетов. Стандартная тактика небольших, но крепких отрядов, действующих против превосходящих числом конников противника. Мало кто из вроде бы мамлюков и йеменцев смог уйти обратно, в обречённый на взятие город. Зато отряд сумел подобрать несколько пленников из числа тех, кто и одеты были богаче прочих, да и в целом выглядели не простыми воинами.

— Нечто новое сказали или всё то же и о том же, только на разный лад?

— Надеются на милосердие Аллаха к правоверным и на то, что Чёрный камень вспыхнет так, что испепелит всех неверных. Нас испепелит. Мне на эти угрозы постоянно битых плевать, но кое-кто из союзников, из их солдат, может начать… сомневаться.

— Не успеют как следует начать это делать, — отрицающе качаю головой. — Стена рухнула, вон движутся куда более многочисленные отряды стрелков с должным прикрытием, тащат батареи, чтобы, случись нужда, ударить хоть ядрами, хоть чем иным по баррикадам, которые могут попытаться воздвигать на месте пролома.

— Они то воздвигают, но не из дерева и камня. У них в эти дни живая и говорящая плоть как щит в цене!

Возмущается Гаэтано, благо что в бытность кондотьером, что после, уже на службе у Борджиа ему бы и в голову подобное не пришло. А тут ещё и Кодекс Войны, который за годы с момента своего создания крепко так пустил корни в разумах и душах большей части европейцев. Усилий для этого, конечно, было приложено ой как много, зато результат откровенно радовал.

Ничего, справятся. Уже справляются. Пусть молчат батареи, зато аркебузиры нещадно опустошают запасы пороха и пуль, раз за разом выцеливая тех, кого нужно непременно прикончить и иных, коих допустимо как максимум ранить. Учитывая же калибр — тут стреляли исключительно по конечностям.

Сооружённая баррикада, за которой стояли местные, хм, вояки, а впереди «вооружённые» каким-то хламом или откровенными палками женщины и прочие некомбатанты? На неё надвигались штурмовые отряды. Медленно так, уверенно, сами прикрытые цельнометаллическими ростовыми щитами-павезами. А ведь изначально их считали архаизмом, пережитком эпох минувших. Ну-ну! Я то хорошо помнил, что нечто подобное и в моём мире-времени применялось, но уже полицейскими отрядами при штурмах квартир или баз, где засели до зубов вооружённые бойцы банд и картелей.

Выстрелы, снова выстрелы, что характерно, с обеих сторон. Только пальба защитников города была куда как менее результативной. Простой кусок свинца, он, столкнувшись с толстой металлической пластиной, просто сплющивается, после чего либо опадает вниз, либо остаётся уродливой нашлёпкой. Немногие же миновавшие щитовое прикрытие, попавшие в доспех одного из тамплиеров — а в этих штурмотрядах были именно они — большей частью тоже не причиняли особо сильного урона. Ушибы, боль, но вот пробитие утяжелённой брони… Не-а, шалишь! Лишь редкие исключения из правила. Вот их, таких пострадавших, старались поскорее эвакуировать, предварительно оказав первую необходимую помощь. Теперь многие даже из простых солдат империи были обучены хотя бы самым азам.

Хороши стали подзорные трубы! С правильной позиции видно в них… И в подробностях, и практически без размытости получаемого изображения. Красота да и только. Вот я и наблюдал, как приблизившиеся вплотную к баррикаде штурмовики заняты ни разу не свойственным для них делом — приведением в бесчувственное состояние некомбатантов, оттаскиванием их в безопасное место — с прикрытием, дабы долбанные любители прикрываться беззащитными людьми не учинили ещё большую пакость — после чего пошла как усиленная стрельба, так и забрасывание защитников баррикады ручными бомбочками. Простенькими, примитивными, но такая вот «карманная артиллерия» в условиях штурма городов была более чем уместна. В конкретной ситуации, пока местные «защитники веры» не обновили свой «живой щит».

Петарды. Те самые, на треногах, с дополнительными подпорками, для направленного взрыва. Установка, недолгое ожидание, слышимый даже тут нехилый грохот…

— Вот и нету баррикады, — радостно скалюсь я, ни к кому конкретно не обращаясь, однако ответ всё равно получаю. От Рикотто, вестимо.

— Мы в городе. Теперь предстоит долгая, кровавая и очень утомительная работа. Для всех, не только для тамплиеров.

— Главное, чтоб без вредных для нас жертв, — напоминаю об очевидном. Хотя прекрасно знаю, что перестраховываюсь. — И, во избежание разных случайностей, даже близко к Чёрному камню не суйтесь, даже не смотрите в ту сторону. С ним лично я буду разбираться, равно как и руководить окончательным вытеснением местных из того сектора.

— Пленники из числа воинов?

— Попадутся? Замечательно. Только им всё равно не жить, а значит никаких обещаний сохранения жизни. Исключительно отсрочка смерти — малая или не слишком, тут как ситуация сложится. Не станут поднимать лапки кверху и бросать оружие? Мне без разницы. Хотя… — тут я маленько призадумался. — Местную верхушку я бы подопрашивал, прежде чем закопать.

— Именно закопать?

— Ну не сжигать же все эти трупы! Ладно, Гаэтано, там видно будет, кто к нам в руки попадётся, а кто помрёт до сего ни разу не приятного для них момента. Главное, чтоб из собственно города особо наглые или хитрые выскользнуть не сумели.

— Не сумеют, — радостно оскалился опытный вояка. — Батареи выставлены у всех ворот, отряды кавалерии тоже. Пеших догонят, а конные… 'Чесноком не зря всё вокруг засеяли, потом собирать нам это всё не пересобирать.

— Мелочи. Уж в сравнении с таким трофеем как взятая Мекка особенно.

Тут Рикотто не мог не согласиться. Мекка, да. По факту ни один из Крестовых походов и близко не подбирался к этому месту. Была одна потенциальная угроза, да вот не сумели тогдашние крестоносцы понять всю перспективу многообещающего рейда. Большая, серьёзная ошибка с их стороны… со стороны тех, кто тогда ими командовал.

Что же сейчас оставалось делать лично мне? Просто ждать, ведь соваться внутрь города, в котором разгорались особо кровопролитные и вместе с тем сильно ограничивающие возможности наших войск уличные бои… Не то время, не то положение. Чезаре Борджиа уже давно всем и всё доказал на полях сражений, теперь моё место вот здесь, в некотором отдалении, в роли координатора всего происходящего, а не отдельных эпизодов. Впрочем, нелишним будет подготовиться к тому событию, в котором именно мне предстоит участвовать — тем самым, связанным с завладением артефактом, непонятно по какой причине перешедшим в активное состояние и продолжающим в нём пребывать. Серьёзная загадка, ответа на которую у меня покамест просто не имеется. Пока не имеется, но будет, я искренне в это верю!

Трое суток. Именно столько потребовалось нашим войска с того момента. как первые штурмовые отряды проникли в город. Много это или мало? Смотря с какой стороны посмотреть. И какие цели планировалось достигнуть.

Мерзкое это было дело — брать штурмом заполненный фанатиками, к тому же одурманенными — словами и химией — город. Каждый дом, дворец, тем более мечеть — все они становились в той или иной мере укреплениями, в которых находились… Да кого там только не находилось! Мамлюки и османы, йеменцы и бедуины, воины султаната Ак-Коюнлу и Крымского ханства. В общем, всякой твари и далеко не по одной паре! В наших воинов летели стрелы и камни, домашняя утварь и проклятья, лилось расклеенное масло и подожжённая смола либо иные горючие жидкости. Про кипяток местные тоже не забывали, частично мешало им разве что небольшое количество дров, но… их замещала мебель и вообще всё, способное гореть в кострах. И каждый дом, склад, мечеть — всё это штурмовали, руководствуясь тем самым Кодексом Войны.

Эксцессы? Куда ж без них. У некоторых вояк — как наших, так и из числа союзников — от накала эмоций и озверения вследствие стремления врага прикрыться живыми щитами — реально включался «режим берсерка» или просто временно сносило крышу. Итог — начинали рубить всё и всех на своём пути, отличая разве что своих от чужих. Нервы, аффект, нельзя не понять и не войти в положение, особенно если это случалось после потерь, без которых можно было обойтись, не будь защитники Мекки столь подлы в своих «изобретениях». Таких просто отводили в тыл, давая время прийти в себя, а там уж старались оценить, можно дальше применять человека в конкретно этом штурме или лучше не стоит.

Не просто кровь, а грязь, с ней перемешанная — вот как в метафизическом смысле выглядело происходящее. А ещё множились силы тех, кто охранял тех самых пленников и пленниц, которых по Кодексу Войны трогать было нельзя, иначе как в случаях самозащиты. Да, тут можно было под неё подвести, но вот с точки зрения репутации проводимого нами, Борджиа, Крестового похода, из-за категорического нежелания давать врагам мощный козырь в руки для дальнейшего использования однозначно не следовало. Настоящим, серьёзным врагам, к коим теперь относились Мамлюкский султан Аль-Ашраф Кансух аль-Гаури и наследник оного Туман-бай аль-Ашраф. Им уже вынесен приговор, который будет приведён в исполнение при первой же возможности. И пофиг, в какую именно щель или дыру/нору они забьются. Равно как больше не играет значения, что раньше мы не ставили целью физическое устранение коронованных особ и их близких родственников. Нет уж, в планируемой булле, в отдельном, дополнительно введённом пункте Кодекса Войны будет специально прописано, что творящие подобное, использующие в битвах «живые щиты», ставят себя вне любых законов, божеских и человеческих. А потому только и исключительно смерть, словно бешеным собакам.

Трупы, трупы, трупы… Множество раненых, оказывая помощь которым, наши врачи уже выбивались из сил. Сначала, понятное дело, занимались своими, но ведь имелись ещё и эти, одурманенные проповедями и наркотой не то заложницы. Не то смертницы, не то странных гибрид оных. Плюс дети и подростки, а с последними хлопот было поболее прочих. Они то уже ненавидели нас более чем осознанно. Впрочем, надежно фиксированный пациент и лечится проще, не брыкается… хоть и с анестезией. Её, кстати, удалось значительно пополнить, пусть не сильно и требовалось. Чисто случайно в одном из складов нашли немалое количество этой дурманящей мозг отравы, напрочь запрещённой в странах Европы всем, кроме врачей, использующей оную лишь при операциях и в редких случаях для облегчения сильных болей пациентов.

Другие случаи… их даже эксцессами назвать никак не получалось, уже со стороны врагов. Некоторые из числа особо офанатевших, к тому же обкуренные до полного исчезновения здравого рассудка, сжигали себя в домах, самоубивались — и пофиг бы на это — но ещё и тех самых некомбатантов с собой на тот свет утаскивали. Жесть как она есть, пресекать которую получалось в малой части случаев. Воистину. Ливорно по сравнению с Меккой был детской песочницей. Зато этот штурм в очередной раз и теперь уже с абсолютной наглядностью показывал, с каким именно врагом вот уже не первый век столкнулись государства Европы.

Дым пожарищ, резкие запахи разлагающейся крови, прочие ни разу не ароматы. Хорошо ещё, что специальные похоронные команды спешно оттаскивали трупы в заранее вырытые общие могилы. Климат, знаете ли, на такой жаре чуть промедлишь и можно получить оч-чень неприятные последствия.

Беглецы. Их было не так много, видимо и впрямь здесь собрали самых что ни на есть идейных. Не так много, но были они, ой как были. Попытались было прорваться, но напоролись на обильно высеянный «чеснок» и вернулись обратно. Это было в первую ночь. А вот затем, во вторую… Поодиночке или малыми группами спуститься со стен на верёвках, после чего, воспользовавшись темнотой, проскользнуть мимо наших конных ипеших патрулей. Таковы были планы.

Ну-ну! Были да сплыли, будучи жестко раскрошены в мелкую пыль. Кольцо. Множество не простых факелов, а керосиновых светильников, поднятых на высоких шестах, они пусть и не делали ночь днём, но уж точно не позволяли всяким-разным удрать под шумок, не получив заслуженного воздаяния. Вторая ночь и особенно третья. О, третья ночь! Тогда уже всем всё было ясно, за исключением совсем уж обкурившихся или просто отбитых на всю голову. По факту в руках защитников города оставалась лишь мечеть Аль-Харам с незначительным куском прилегающей территории, да отдельные очаги сопротивления, разбросанные в совершенно хаотическом порядке. Стены уже были под нашим почти полным контролем, но. То самое «но»! Я даже и не думал, что местные прокопали столь нехилое количество подземных ходов. Вели они не так чтобы далеко от стен, однако исход по ним планировался знатный.

Планировался, да только, как уже упоминалось, обломились они, планы, с жалобным хрустом раздавленных «бубенчиков». Брали «тёпленькими», если и не у самых выходов, то не столь далеко от оных. А затем у каждого такого выставляли отдельный отряд, дабы никто не попробовал повторить «подвиг великого убегания». И да, как и в случае с бегущими из Ливорно «савонаролышами»-инквизиторами здесь драпали отнюдь не фанатики, а самые что ни на есть кукловоды. Одна беда — среднего ранга значимости, поскольку самые важные персоны находились не в Мекке, а в Медине или иных местах.

Зато как «пели» пойманные функционеры того самого среднего звена! На все голоса и даже не фальцетом — «фаберже» обрезать не требовалось, хватало нескольких угроз, произнесённых с некоторой даже ленцой, но с абсолютной уверенностью в голосе.

Планы. Они являлись именно теми, о которым нам доносили купленные или иным образом мотивированные прознатчики. Разве что некоторые нюансы и изменения, о которых не то не успели доложить, не то банально не знали. Как ни крути, но то адское варево, которое булькало в голове у Защитника Веры и его особо злобнохитрого племянника то и дело прорывалось вонью из очередного лопнувшего пузыря, ввергая нормальных людей если не в ступор, то в нехилое омерзение.

Мекку отдавали нам на заклание. Всю, без сомнений и колебаний. И чем больше будут разрушения, жертвы, чем сильнее станет литься кровь не воинов, но простых людей — тем оно лучше для далеко идущих планов. Ну а потом, случись нам проявить милосердие и не добивать… кого бы то ни было — в город должны были войти нанятые отряды особо диких бедуинских племён с целью не оставить никого живого. Естественно, кроме нескольких «чудом уцелевших», а на самом деле специально подготовленных. Цель очевидна — вылепить из нас всех настоящих чудовищ, чтобы использовать подобное и сразу же, и спустя долгие годы. По разному использовать.

Краткосрочная перспектива — сохранение мамлюкским султаном титула Защитника Веры и упрочнение положения лидера всего исламского мира. Накопление сил, приведение к вассальной или иной зависимости других мусульманских стран, затем глубочайшие преобразования на манер европейских со всеми аспектами прогресса, которые удастся узнать/украсть/выменять. План на долгие, очень долгие годы, но с непременным затем реваншем, который, по планам, должен был состояться, когда образовавшееся сейчас относительное единство Европы вновь пойдёт трещинами… как им хотелось надеяться.

Облезут и неровно обрастут! Подобное мы уже предполагали, а следовательно были готовы предпринять контрмеры. И предпримем, готов в этом поклясться собственной головой.

Однако имелся и ещё один нюанс, на сей раз касающийся того, ради чего мы на самом деле сюда заявились и что сумели осознать наши главные враги. Тот самый Чёрный камень, артефакт непонятной природы и спектра воздействия. Его тоже готовы были сдать, но с дальним прицелом. Понимали, неплохо изучив уже конкретно нас, Борджиа, что мы потащим столь ценный трофей к себе, то есть в Рим. Притащив же, никуда оттуда не денем, тем самым создав для будущих «воинов джихада» этакий путеводный маяк. «Рим должен быть разрушен!» — возвестит какой-нибудь там мулла, а остальные поддержат, после чего лично Защитник Веры произнесёт это уже в той же Мекке, «сожжённой, разграбленной и залитой кровью отважных защитников, среди которых были и женщины с детьми, воедино вставшие…» Простенькое «блюдо» по моим понятиям, но по местным — близко к вершинам «политическо-религиозной кулинарии».

Типа была у Крестовых походов цель — освобождение, а затем возврат потерянного Иерусалима. А у их предполагаемого «джихадного нашествия» будет цель иная — возврат святыни, того самого Чёрного камня, попутно с разрушением «нечестивого города» под названием Рим и уничтожением тех, кто «осквернил» его… да чем угодно. Пусть даже присутствием в одном городе. Неплохо, доложу я вам, очень даже неплохо! Только броненосцы следует давить, пока они ещё чайники! Вот мы этим и займёмся, точнее, уже занимаемся, да по полной программе и от всей широты души.

— Последний рубеж, — отвлекла меня, стоящего под защитой телохранителей на крыше одного из наиболее сохранившихся дворцов поблизости от Аль-Харама Катарина Сфорца. — Орудий там они не установили, но набились, как рыбаки набивают улов в бочонок для последующего засола. Что будешь делать с остатками защитников города и особенно с теми, кому решил сохранять жизнь, Чезаре?

— Никаких отличий, Катарина. Аккуратное проникновение, на сей раз через ворота, с использованием защищённого тарана и лёгких, особо точно выверенных для данной задачи петард. Потом то же самое, что и во всём остальном городе. Только вот потери, — поневоле морщусь, вспоминая доклады. — Хвала высшим силам, что врачам был отдан приказ взять тройной запас всего. Иначе и не знаю, как бы мы лечили не только своих солдат, но и тех несчастных, которых их же собственные единоверцы, правители, а то и родная кровь использовали как живой и говорящий щит, только чтобы самим прикрыться. Массово, по заранее выверенному плану.

— Это даже многое повидавшего тебя затронуло. Немного удивлена.

— Что я, даже Макиавелли… А его душа куда как прочнее моей относительно наблюдения за мерзостями тварного мира. Особенно тех тварей, которые это сотворяют в своём разуме, лишь потом отдавая приказы. Охотно выполняемые, что…

— Разочаровывает тебя в роде людском?

— Нет, Львица Романии, за минувшие годы я успел навидаться всякого. Просто до сих пор сохранил желание надеяться на лучше, более… достойное.

— Не доброе, а достойное. Это не была случайная оговорка.

— Доброта для каждого своя. Инквизиторы тоже «несли добро», только в своём, очень особенном понимании. Другие, несть им числа, также с очень специфическими, но истинными для их общностей пониманиями добра и зла. Размытые категории, Катарина. не люблю я их использовать.

— Гроссмейстер Ордена Храма, — развела руками герцогиня Миланская, с которой мы уже долгие годы общались не только по делам, но и просто по дружески.

Сфорца не сразу, но всё же спустя некоторое время после своего воцарения на герцогском троне уверилась, что мне Милан не нужен, да и от неё хочу исключительно союзных отношений и не более того. Никакого покушения на независимость — почти никакого, ибо это всё должно было растянуться за десятки лет — да и просто человеческая симпатия, которую она вне семьи — род Сфорца оной для женщины не являлся по множеству весомых причин — крайне редко видела… до определенного момента. А момент, когда она вошла почти что в ближний круг Борджиа, остановившись — надеюсь, до поры — лишь в единственном шаге, да и дети её находились довольно близко к оной незримой черте. В общем, тесная связка Борджиа, миланской ветви Сфорца и Медичи уже стала чем-то совершенно обыденным, не вызывающим даже мимолётного удивления.

Разговор со Сфорца. продолжающийся и периодически перескакивающий с одной темы на другую, являлся для меня неплохим поводом немного отстраниться от происходящего там, у мечети Аль-Харам, к воротам которой уже подобрался таран, внутри которого ещё и петардщики со своими устройствами скрывались. И не приходилось сомневаться, что…

Какие уж тут сомнения! Парни своё дело туго знают. Приземистая и бронированная стальными листами со всех сторон коробочка тарана медленно отползала от ворот, ну а на оных, как я понял, повисло сразу несколько петард, то есть аутентичных этому времени мин направленного взрыва с уже тлеющими фитилями. Короткими, аккурат рассчитанными на то, что установившие их сумеют убраться на безопасное расстояние.

— Не «большой бум», а маленький, зато эффективный, — заявил я, чуток предупреждая события. — И останется только….

— Проделать внутри Аль-Харама то, что было во всей Мекке, — понятливо продолжила Сфорца. И останется всем нашим войскам другая работа — трофеи, а ещё перевозка оравы женщин и детей разного возраста отсюда в Джедду. Нужно не забыть про запасы провианта. Лучше взять отсюда, чем возить из Суэца на кораблях.

— Все равно возить придётся многое. И сильно думать, сколько в итоге предстоит держать в этой самой Джедде, а может и не только в ней, огромное количество ни разу не симпатизирующих нам людей. Кормить, лечить, следить, чтобы не сбежали. При этом не допуская жестокости. Особая ситуация, в которую нас угораздило вляпаться из-за особо едкого дерьма, плещущегося у головах мамлюкского султана с его окружением.

На мои высказывания Катарина давно уж не обращала особенно внимания. Привыкла, как и многие другие, что некоторые представители рода Борджиа способны не просто чудить, а делать это и с размахом, и замысловато. Вообще. «чудачества» королей и императоров, они порой становятся образцом для подражания придворной элиты, а там и более широко распространиться в состоянии. Ну а я — и с некоторых пор Белль, как только стала Алисой-Изабеллой — с полным пониманием ситуации всё ускоряли и ускоряли переплавку «ментального фона» вокруг нас от привычного здесь, в начале XVI века, к привычному для нас, выходцев из века XXI, пусть и иной ветви реальности. Собственного комфорта ради, спору нет, но ведь он, комфорт для себя любимых — очень важный, если вообще не один из важнейших факторов. Плевать, что поначалу многим те или иные действия, выражения, образ жизни и мышления казался теми самыми чудачествами правящих особ. Стали перенимать сперва близкие, потом те самые придворные, а потом «круги по воде» стали расходиться всё дальше, в то время как в эпицентр бросали всё новые и новые камни, порой весьма тяжёлые, значимые для аккуратно «переплавки» сознания европейцев.

Присутствие рядом прекрасной дамы, пусть и ни разу не моей, но просто эстетически радующей взор — это неплохо отвлекает от не самого приглядного, про продолжало происходить в Мекке. То есть уже заканчивалось, но последняя вспышка, она порой самая яркая и ожесточённая. Скопившиеся внутри мечети фанатики реально готовы были умереть, что и делали, устилая телами путь для наших воинов и идущих в авангарде тамплиеров. Именно в авангарде, поскольку удержать их от подобной славы я, по положению гроссмейстера Ордена, просто не мог. Да и не хотел, если честно. Как ни крути, а сейчас на очередной — и очень значимой — странице летописи мировой истории ставилась жирная такая точка. Запад наконец-то в полной мере пришёл на Восток, теперь не отвоёвывая бывшее своим, как это случалось с Реконкистой, Константинополем, возвращением Иерусалима и прочего, не столь символического. Сейчас мы брали то, что всегда было Востоком, одно из его настоящих «сердец», символов, который ценен ещё и тем, что сюда не ступала нога европейца как хозяина положения. Пусть этот город не был нам нужен, плевать. Что мы не собирались его удерживать в целом и даже сколь-либо долгое время. Символы, всё дело в них.

Там почти нет женщин, Чезаре, — наблюдающая в подзорную трубу Катарина сообщила то, о чём я и сам уже знал, но рад был услышать известное ещё раз. — Неужели решили, что такое слишком даже для них?

— Слишком хорошо думаешь о сотворивших весь этот ужас, Львица. Тут иное. Собравшиеся на защиту своих святынь магометане желают если пасть мучениками у своей Каабы и Чёрного камня, то в окружении таких же, как и они, но не рядом с женщинами, которыми, по их представлениям, можно и нужно «торговать на базаре. как мешком орехов». Не-ет, тут нам просто повезло, что фанатичная вера пересилила даже то, что сказал им аж сам Хранитель Мекки и Медины, вдохновитель всего этого паршивого джихада, мамлюкский султан. Воистину повезло!

Никаких шуток, реальное везение. После всех ужасов штурма города, после возни с многочисленными пленными, большая часть которых была женщинами с детьми, завершить оный обычной по большому счёту резнёй наших давних и естественных врагов — оно словно глоток родниковой воды после «дегустации» разносортных помоев.

Молчание. Оно не повисло между мной и Сфорца мрачной тучей, а просто… символизировало предельное внимание к тому действу, которое мы наблюдали лишь частично с помощью подзорных труб. Последняя фаза битвы за Мекку должна была скоро закончиться, невзирая на число врагов, которые набились внутрь Аль-Харама. Их додавливали преимуществом в вооружении, тактике, классе бойцов. Число, оно с определённого момента развития перестаёт быть действительно значимым аргументом.

И не долго, и не коротко, а примерно ожидаемый срок прошёл до того момента, как стало окончательно ясно — Мекка пала, сопротивление последних защитников сломлено, ну а город наш. На некоторое время, но точно наш, без сомнений и колебаний.Это доложили примчавшиеся аккурат от стен Каабы рыцари Храма, числом аж в целую пятёрку, причём было видно — все они только что из боя. Помятая броня, кровь — вроде не своя, что радовало — взгляды людей, которые душой и мыслями ещё там, в сражении. Сказанные же ими слова были просты и понятны: «Мекка пала, гроссмейстер!»

Да, Мекка пала, но мы не те. древние римляне. А потому вовсе не намерены каким-либо образом повторять ситуацию с Карфагеном. Символическое взятие города, обычная воинская добыча и… Чёрный камень. Пришло время, теперь оно действительно пришло.