Дорога миров

Глава 11

Глава 11

1504, октябрь, Мамлюкский султанат, Джедда.

Особенно спешить в случае конкретно этого Крестового похода было некуда. Вот объявить оный, не откладывая сие действо в долгий ящик — другое дело. Показать «городу и миру», особенно миру союзному, что пришедшее из Мекки известие врасплох не застало, есть чем ответить и вообще, подобное требует жесткой и яркой реакции. Как ни крути, а никто не собирался забывать про объявленный аккурат из Мекки джихад всей Европе. Точнее, европейским странам, в какой бы части света ни находились их владения. И раз у провозгласивших этот самый джихад появилось «божественное знамение» в материальном воплощении — нужно, объявив очередной Крестовый поход, их этого самого воплощения банально лишить. Деловито так, без лишней суеты и тем более панических телодвижений.

Демонстрация копья Лонгина, к слову сказать, произвела ожидаемое впечатление. Восторженные охи-ахи увидевших, разлетевшаяся весть, а ещё — вот это ни разу не радовало — устремившиеся в Рим паломники, желающие «прикоснуться к божественному чуду». Пришлось обломать в полный рост, сказав, что данный артефакт, показавший свою силу, теперь вовсе не будет стоять у всех на виду. И вообще, отныне его появления станут ну очень эпизодическими и по серьёзным поводам.

Помогло? Беса с два! Теперь эти религиозно озабоченные, жаждущие очередной дозы «опиума для народа» готовы были разобрать на составляющие те самые каменные плиты, которые были проткнуты либо прорублены копьём Лонгина. Хорошо хоть унести их тёмной ночью и тем более в кармане никак не получится — огромные, тяжёлые и к тому же накрепко состыкованы с другими. А то точно унесли бы, знаю я этих фанатиков! В Авиньоне, кстати, началось настоящее смятение и раздрай. Ну как же, явление «чуда», причём не абы какого, а настоящего, на глазах у людей и со зримым, наглядным эффектом, который можно было увидеть, пощупать, да хоть облизать, млин! И это самое «чудо» сотворил «аптекарь сатаны» сын «антихриста в тройной тиаре» и «лжепапы», долго и упорно проклинаемого в Авиньоне Родриго Борджиа. Таки да разрыв шаблона случился у многих верунов, причём полный, сложно такой склеить.

Ничего, следом за одним разрывом шаблона мы им и другие устроим, на сей раз совсем неоднозначные. Например, совмещая демонстрацию действия копья Лонгина и иных артефактов с не менее красочными и действенными эффектами. Дескать, в руках Борджиа в частности и Ордена Храма в целом работают как однозначные с точки зрения Святого Престола святыни в виде того самого копья, так и иные предметы, обладающие особенной силой. Теперь, когда инквизиторы уничтожены и у фанатиков, ненавистников как науки так и «чудес», вырваны зубы, кусаться им будет на-амного сложнее. Ну а работать с психологией толпы — будучи вооружёнными знаниями веков грядущих, мы уж как-нибудь постараемся обернуть ситуацию наилучшим из возможных для себя вариантов. Планы, они вообще лично у меня наполеоновские. И пофиг на то, что тут Наполеона Буонапарте нет и далеко не факт, что такой персонаж вообще появится. Слишком многое изменилось, возврата к прежнему просто нет, он принципиально невозможен.

Впрочем, речь сейчас не о том. После той самой демонстрации копья Лонгина и оглашения буллы об очередном, уже третьем за время понтификата Александра VI Крестовом походе, началось главное — быстрая, но эффективная подготовка, включающая в себя сбор свободных союзнических сил. Никто не требовал многого — достаточно было чисто символического участия, поскольку и целью похода был, хм, символ, на сей раз символ мощи всего магометанского мира и объявленного нам, европейским государям, джихада. Угрозы от него, конечно, маловато было, ибо набегающие не такие уж и орды под зелёными знамёнами быстро и качественно множили на ноль, но сам факт… Идеальным было бы выбить из их голов само понятие джихада. Ибо нефиг!

Расстояния и проблема передачи сообщений, если они являлись большими по меркам этого времени. Во многом решённая проблема, поскольку по морям уже довольно резво бегали скоростные парусно-паровые клиперы, а по суше… Оптический телеграф, он за прошедшие годы прочно вошёл в обиход европейских стран. Каждая «станция» оного была пусть маленьким, но довольно укреплённым местом, чтобы разного рода лихой люд не пытался «набИгать и огрОблять». А то были вначале попытки — откровенно странные, ибо ну не было внутри этих мест никаких особых ценностей. И что только в головах у разбойничающих недоумков творилось? Загадка, да и только. Зато как только к каждой станции телеграфа приставили нехилую охрану и просто укрепили место, близ оного быстро стали появляться трактиры, тропинки — если станции стояли вдалеке от основных дорог — превращались в полноценные дороги. Эх, вот они какие, законы этого времени. Ну да не нам, Борджиа, жаловаться, точно не нам.

Изабелла Трастамара, Мануэл Ависс, то есть властители Испании и Португалии, получив известия о новом Крестовом походе, не могли остаться в стороне. Уж точно не после прошлого, в результате которого им достался Иерусалим. Пусть в совместное, общеевропейское, пользование, но сам факт многое значил. И вот теперь Мекка. Разумеется, от союзников не было почти никаких тайн относительно целей похода. Захват Мекки? Бесспорно. Постоянный? А вот этого однозначно не требовалось. По крайней мере, в ближайшей и среднесрочной перспективе. Зато для желающих появлялась возможность откусить по городу-другому по обе стороны Красного моря. Ну, помимо Джедды, которую мы решили застолбить для себя, равно как и главный трофей, ради коего всё и затевалось — Чёрный камень.

И вот тут возражения отсутствовали. Что Изабелла, что Мануэль, что куда более тесно связанные с нами союзники, а именно правители Флоренции и Милана, соглашались — оставлять в Мекке такого рода пробудившийся и показывающий «божественную» силу символ — дурное решение. Тем более лично я пообещал извлечь этот самый носитель силы и сделать так, чтобы он в принципе не мог воодушевлять своим сиянием магометан и, прямо либо косвенно, вредить планам и замыслам европейских государей. Так сказать, разбить форму для отливки пушек и перебить специалистов врага ещё до того, как он начнёт производить артиллерию в нехилых и внушающих опасение объёмах.

Остальные государства? Приглашение поучаствовать было направлено каждому, но такое, без малейшего принуждения. Дескать, однозначно справимся и сами, ибо цель отнюдь не из сложных. Оно и действительно, излишнее многолюдство там ни к чему, ведь силы нынешнего Мамлюкского султаната были крайне скромны. И даже если они призовут единоверцев из рядом находящихся стран типа Ак-Коюнлу и даже изрядно обрезанной нами, лишившейся всей европейской части Османской империи… Разное качество вооружения, уровень подготовки войск, преобладание в наших войсках ветеранов, прошедших далеко не одну победоносную войну. Чаши весов без вариантов склонялись в нашу сторону, если только не делать глупостей и не допускать какой-либо внутрисоюзнической грызни. Ведь именно последняя раз за разом являлась ахиллесовой пятой при борьбе Запада с Востоком. Становилась раньше, но теперь не-а, шалишь!

Порт Суэц, вот какое место на этот раз стало точкой сбора союзных сил. Учитывая же отжатый по итогам последнего Крестового похода у мамлюков Египет — добираться до него было вполне комфортно, если не учитывать откровенно паршивый климат. Хорошо ещё, что сейчас было не лето. Осень, она хоть немного сглаживала творящееся климатическое безумие, когда мозги реально плавились, стоило побыть несколько часов на этой безумной жаре, к тому же без всех веяний технического прогресса, к коим я привык ещё там, в прежнем и родном мире.

Суэц! Раньше это название ярко и прочно ассоциировалось с такой штукой как Суэцкий канал, связывающий Средиземное море с Красным. Раньше, в будущем иного мира. Увы и ах, сейчас время его создания ещё не пришло, прогресс ещё не набрал должных оборотов, хотя всё сильнее к этому приближался. Посему пока только порт и важная заметка на будущее. Надеюсь, что ещё при моей жизни здесь, в бытность императором и гроссмейстером Ордена Храма. Дорога Миров, она пусть и манит к себе, но ступать на неё в осознанном варианте стоит лишь тогда, когда почувствуешь себя достаточно сильным. А я… мы все пока слишком далеки от этой планки. Потому и охота за артефактами, оттого и стремление понять их суть, научиться использовать, а там, чего греха таить, выучиться и самим делать что-то такое, выламывающееся за пределы обыденности.

Порт Суэц, пока только порт. Удобнейшая точка, где загружались и разгружались испанские и португальские корабли, идущие из метрополии в индийские земли, а зачастую просто курсирующие туда-сюда, аки вьючные мулы. Туда оружие, порох, новых людей, среди которых были не только воины. Обратно же те самые товары, столь ценные в Европе да и просто в мире. Без подобного «сократителя пути» приходилось бы делать непременный круг, огибая аж целую Африку. А так… Некоторые корабли шли именно подобным образом, вкругаля, но редко, в основном лишь если требовалось перегнать новые суда.

Мда, короткий путь! Что португальские наместники, что испанский вице-король Индии Алонсо де Охеда, внезапно для самого себя ставший прямым родственником династии Трастамара, женившись на одной из дочерей Изабеллы Католички — все они по достоинству оценили такое вот удобство сообщения с метрополиями и трафика товаров.

Ценили и мы, перегнав в Суэц достаточное число кораблей, чтобы создать большую, внушающую почтение эскадру. Ну и наши каперы, эти по факту пираты на службе империи, которым в Средиземном море делать было откровенно нечего, а в Черном и Азовском добыча хоть и имелась, но скудноватая, избирали именно Суэц как основную базу. Именно отсюда рвались на морские, а там и океанские просторы как старые, ещё парусные каравеллы с каракками, так и новые, парусно-паровые клиперы с фрегатами. Всякой твари по паре, как ни крути! И добычи покамест было в избытке для всей этой полувольной братии, одновременно накрепко, стальными канатами привязанной к империи и её интересам.

К чему это всё? Исключительно к тому, что достаточно было небольшой части этих вышеупомянутых кораблей, чтобы спалить либо принудить к сдаче Джедду, после чего сразу или за несколько ходок высадить с опорой на эту крепость достаточное количество войск, припасов всяческого рода. А там… Джедда ведь была выбрана именно потому, что от неё до Мекки добраться удобнее всего. По прямой километров восемьдесят, не больше. А по кривой в этих клятых аравийских пустынях с редкими оазисами и кусками относительно живых земель редко когда смысл двигаться имеет.

Что до Джедды — с ней, против некоторых ожиданий, даже возиться не пришлось. Едва только эскадра подплыла к городу на полагающееся расстояние, сделала парочку «приветственных» залпов даже не бомбами и тем более не ракетами, а обычными ядрами… Начался исход. Массовый такой, показательный. Дескать, мы уже убираемся, только не стреляйте. Даже официальный ультиматум предъявлять не пришлось.

Неожиданный сюрприз. Не с точки зрений классической логики, а исходя из знания психологии мусульманских фанатиков. Они не могли не знать, что Джедда для нас в конкретной ситуации — это промежуточный пункт по дороге в Мекку, куда мы собрались заявиться отнюдь не с мирными намерениями. Однако раз уж так карта легла, то ничего не поделать, придётся до поры продолжать заранее намеченное, но готовиться к любой пакости.

Штурмовые отряды, первыми высадившиеся на берег и оснащённые всем необходимым, быстро перебрались через ограждающие город стены и… И ничего! Помимо совсем уж немногочисленных фанатиков, пытающихся нападать из-за угла, непонятно на что рассчитывая. К слову сказать, это было для нас даже полезно, поскольку на подобный случай у солдат имелся чёткий приказ — убивать не всех, постаравшись некоторую часть захватить живыми для последующего допроса. Опыт, он доказывает, что даже самого фанатичного из фанатиков можно разговорить. Не до самого дня расколоть, если мозг окончательно замещён словами чьих-то проповедей, но всё едино вытащить немалую часть того, что фанатик считает собственными мыслями.

Час с небольшим после высадки на берег и проникновения в город штурмовых отрядов, после чего в нужных местах поднялись флаги империи, показывающие. что всё чисто, спокойно, можно производить полноценную высадку. Она и началась.

— Странно это всё, — задумчиво вымолвила Катарина Сфорца, Львица Романии и Миланская Паучиха, которая не отказала себе в удовольствии лично возглавить миланскую часть крестоносцев. — Подарили нам целую крепость, даже не попытавшись защитить.

— Прошлая война, Катарина. Тогда они точно так же покинули египетские города, лишь для «приличия» оставив кое-где фанатиков и не самых важных для себя наёмников.

— Тогда им было куда отступать, Чезаре, — обоснованно возразила герцогиня. — Теперь рядом Мекка, а за неё они будут держаться до последнего фанатика. Их у магометан много.

— Бросить нам на поживу прибрежную крепость, а самим отступить в Мекку, которую сделать… Сделать чем? — задал я сам себе столь важный вопрос. — На неприступную крепость она не слишком похожа. У мамлюков слабая артиллерия, она вряд ли достанет до наших осадных батарей. Про ракеты речи не идёт, применять их по Мекке лишено смысла, можно повредить нужное нам. Но хватит и обычных проломов в стенах и бомбардировки всего, что рядом. Султан не может этого не понимать, он уже успел повоевать с нами, сумел оценить разницу в силах. Тогда что?

— Ты спрашиваешь меня или сам себе задаёшь вопросы, чтобы на них ответить?

— Совмещаю одно с другим, Катарина, — улыбаюсь в ответ, благо эта собеседница имеет особенность улучшать настроение. Почти во всех ситуациях, что характерно. — Кое-какие мысли у меня есть, но звучат они слишком уж отвратительно. Надеюсь, что звучание это останется только в моей голове, что я ошибаюсь.

Сильно надеюсь, но знаю, что надежды — штука такая, далеко не всегда сбывающаяся. Особенно когда слишком хорошо знаешь своих врагов, имеешь представления об их психотипах и основных моделях поведения в кризисных ситуациях. Они ж от времени не особо меняются, база остаётся прежней, как ни крути.

Пока же, перебрасываясь словами с Катариной Сфорца. я наблюдал за высадкой войск. Наши и испанские, португальские и миланские с флорентийскими. Плюс Орден иоаннитов, они же госпитальеры, под управлением уже не Пьера д’Обюcсона, мирно скончавшегося от старости пару лет назад, а Хуана де Омедеса, его преемника, — яростного сторонника активных действий, молодого и в последние годы правления д’Обюсона помогавшего тому держать в рамках пристойного «французскую фракцию», настроенную не так чтобы очень благожелательно относительно тесного союза с Орденом Храма.

Войско, да. Вовсе не армада, а ровно столько, сколько с гарантией хватило бы для того, чтобы паровым катком раскатать любое сопротивление, которое может быть оказано при взятии Мекки, после чего, захватив город и подчистив в нём всё для нас мало-мальски ценное, отправиться обратно, в Джедду. Вполне вероятно, по дороге отбиваясь от ещё не угробленных исламских фанатиков.

Не лишним являлось отметить, что союзники прислали во главе своих войск либо статусных персон, либо мощных, успевших себя показать военачальников. К статусным относился родственник португальского короля, Жорже де Ленкаштре, глава Орденов Ависского и Сантьяго. Испанскими вояками командовал тот же самый Гонсало Фернандес де Кордова, уже успевший показать себя как во время прошлых Крестовых походов, так и в итало-французской войне и даже в конце Реконкисты. Пьеро Флорентийский, тот не стал изображать военачальника ни сам, ни заставлять это делать кого-либо из своих родственников, прислав прижившегося при его дворе и по сути ставшего командующим армией герцогства Николаса ван Бюрена, благо тот ещё со времён сражений с французами показал себя знающим дело войны человеком. Да, путь от кондотьера до ближайших приближённых монархов за последние десятка полтора лет сделали многие, тут ничего не скроешь, да и скрывать подобное не следовало.

Забавно получилось с венецианцами. Насильно их никто сюда звать не собирался, вот они и воздержались. Воистину, опыт минувшего — свой и чужой — некоторых не учит ровным счётом ничему. Венецианский дож Агостино Барбариго, до сих пор сохраняющий свой пост, успешно лавирующий между грызущими друг друга партиями «аристократии» и хотел было пристегнуть республику к Крестовому походу, благо понимал всю пользу от оного. Отнюдь не в плане добычи, по большей части лишь как укрепление авторитета собственного государства среди прочих европейских стран. Ведь последние Крестовые походы дали Венеции действительно много, несмотря на то, что поведение республиканских военачальников, по собственной воле и по приказам от вышестоящих, было порой весьма и весьма неоднозначным.

Но нет, опять наступают на те же самые грабли, с упорством, достойным лучшего применения. Дескать, опасаются они, что после рейда на Мекку выжимать деньги из мусульманских стран, продавая им пусть разрешённое, но втридорога, будет либо сложнее, либо и вовсе невозможно из-за совсем уж серьёзного обострения ненависти. Золото-золото, как же ты умеешь застилать глаза разного рода торговцам, которые тем или иным образом почти всегда приходят к власти во всякого рода… республиках. Предсказуемо, местами забавно и перспективно на будущее. Вот Агостино Барбариго, тот, несмотря на все свои недостатки как правителя, понимает ошибку неучастия. Понимает, только сделать ничего не может. Не «не решается», а именно что не может, поскольку у его партии недостаточно сил не только для мирного подавления противников, но и для чисто силового переворота по примеру флорентийского. Только с опорой на внешние силы, то есть нас или там испанцев.

На такое клан Барбариго пойти не решался… пока не решался. Однако постоянная переписка с нами, Борджиа, равно как и с нашими союзниками со стороны Барбариго, очень даже дружественная, она давала основания надеяться на то, что спустя несколько лет или даже десяток-другой оных Венеция таки да примет куда более пристойный вид, нежели сейчас. Всё же олигархическая республика, полностью, со всех сторон окружённая землями с совсем иной формой правления — это как-то неэстетично и даже неправильно. Впрочем, это построение политического конструкта лишь начинается, едва-едва первые камни заложены в будущее здание обновлённой Венеции. А уж останется ли она независимой полностью, частично или вообще станет одной из имперских провинций — время покажет.

Мысли мыслями, а когда ноги ступили с колышущейся палубы фрегата, а затем лодки на твёрдую землю, мозг словно сам переключился на иное. На тот город, которым нам преподнесли вот реально «на блюдечке с золотой каёмочкой». Именно с золотой, поскольку Джедда для Мамлюкского султаната являлась даже сейчас, с большими проблемами в судоходстве, одним из важнейших городов. И вот р-раз и нам её сдают, даже не попытавшись защитить. Оно понятно, что это бы у них не получилось, но между выбором «сдать неверным дымящиеся руины крепости» и «преподнести целый и пригодный к использованию объект» султан Аль-Ашраф Кансух аль-Гаури и его хитромудро-зверохитрый племянник Туман-бай аль-Ашраф выбрали второе. «Это ж-жж неспроста!» — как верно говаривал один говорящий и любящий пофилософствовать медведь.

Совсем скоро, оказавшись посреди довольно пошловатой восточной роскоши местного эмира, сбежавшего даже раньше гарнизона и обычных жителей, я, ожидая прибытия сюда лидеров Крестового похода, снова прикидывал возможные варианты, пытаясь понять, какой концентрации пакость ожидает нас, как только мы подойдём к стенам Мекки. По всем признакам выходило, что мало никому не покажется.

К — концентрация. По имеющимся данным, в число коих входили и допросы немногочисленных пленных из числа не сбежавших из Джедды, мамлюкский султан, он же теперь больше упоминаемый как Защитник Веры, созывал реально всех «правоверных» под зелёное знамя Пророка. Реально же в Мекке не то оказались, не то вот-вот должны были оказаться довольно немалые числом войска уже давно знакомого нам султана Османской империи Баязида II, султана Ак-Коюнлу Ахмада и шейха Йемена Аль-Малик аз-Зафир Салах ад-Дин Амир II ибн Абд аль-Ваххаба. Имечко у последнего, доложу я вам! Язык сломаешь, пока выговоришь. Впрочем, после имени ацтекского тлатоани и прочих ацтекских же важных персон успел привыкнуть, даже как-то буднично отношусь к подобным языколомным конструкциям.

Итак, что имеем? Мамлюки как основа, а к ним многократно битые нами османы, а также ещё не сталкивающиеся с нами напрямую в серьёзных боях на суше войска Ак-Коюнлу и Йемена. Не зря упомянул именно сушу, поскольку на морях имперские каперы под разнообразно-весёлыми флагами топили что йеменские лоханки, что посудины из Ак-Коюнлу. Без объявления войны как таковой, просто так, заработку ради и внушению страха для. А возможные протесты… Право слово, было бы интересно за таковыми понаблюдать, особенно учитывая тот факт, что дипломатических отношений мы, Борджиа, с этими государствами не поддерживали и устанавливать оные даже не собирались. Пока что точно, а там… в зависимости от политической необходимости. Например, при официальном закрытии этого дурного джихада — а в нём, если что, участвовали как бы все связанные с Меккой по их религиозным то канонам, насколько я понимал. Было ли так изначально либо стало после того как Аль-Ашраф Кансух аль-Гаури объявил себя Защитником Веры — право слово, даже не вдавался в подробности. Главное, что так было и всё. То есть чисто теоретически все эти страны и не только они находились если не в официальном состоянии войны — по европейским меркам — то casusbelliприсутствовал просто непробиваемый! Даже против Османской империи, которая хоть и вела себя до последнего времени тихо, словно мышь под метлой, но выслав путь не регулярное войско, а «отряды добровольцев» в помощь мамлюкскому султану… Все всё поняли, да?

К слову об Османской империи. Херсекли Ахмед-паша он же Стефан Херцегович Косача — этот уже дважды предатель так и оставался великим визирем Баязида II, а заодно нашим невольным, но надёжным информатором. Понимал, собака страшная, что как только вскроются все его «заслуги», то его не просто на кол посадят, а будут рвать на куски столь затейливо и долго, что даже привыкшие к мерзким и жестоким казням османы ужаснутся. Впрочем, не о казнях речь. Херсекли Ахмед-паша сохранял свой пост не в последнюю, а то и в первую очередь благодаря нашим усилиям. Хм, правильнее было сказать, помощи от нас. Нужная информация, которую из иных источников не получить — она очень дорогого стоит. Например, о слабых местах соседей ныне урезанной, но всё ещё не столь немощной Османской империи. Особенно это ему помогло удержать и зацементировать своё положение в первые пару-тройку лет после заключения мира. Ведь тогда попробовать «на зуб» ослабевшего, совсем недавно могучего соседа пытались и Ак-Коюнлу, и Крымское ханство.

Попробовали, только безуспешно. Наш флот, он был не просто так, а если каперы из его состава наносили то один, то другой удар по болезненным точкам вышеупомянутых стран, то тем становилось куда менее удобно воевать. Потопленные корабли, обстрелянные прибрежные города, высадки десантов, что имели целью не занять новые земли, а просто пожечь и пограбить. В общем, Херсекли Ахмед-паша находился в козырном положении, зная примерно, как и на что следует реагировать. Плюс ко всему прочему, в отличие от многих других визирей до него, практически не воровал из казны, что по меркам османов было чем-то совсем невозможным. Исключительно приём «благодарностей» от разного рода торговцев', но и то за те дела, которые он обязан был решить, только делая это быстрее прочих. Почти святость по османским меркам!

Посему ничего удивительного, что заметно слабевший Баязид II обеими руками держался за такого визиря, даже не думая его менять. Плюс родственная связь через султанскую дочь. Хоть у мусульман женщины по сути являлись существами второго сорта, но после откровенного предательства — благодаря «милым и очаровательным» традициям Дома Османа — Баязид II как-то заметно сблизился с дочерьми уже потому, что с их стороны не видел стремления и возможности выхватить из его рук власть. Политика и психология, они порой ну совсем нераздельны!

Меж тем, пока в голове сплетались в паутину очередные мысли по поводу творящейся сейчас и могущей воплотиться в жизнь обстановки в мире вокруг нас, в помещение, где до сего момента были лишь несколько телохранителей да увлечённо что-то рассматривающая на карте Катарина Сфорца, стали заходить и остальные. Первым появился Хуан де Омедес — великий магистр Ордена госпитальеров. Весь воодушевлённый, готовый к тому, чтобы не просто поучаствовать в великих свершениях — участие в тех, прошлых Крестовых походах у него «в багаже» имелось, причём более чем достойное — но уже во главе своего Ордена. Заметно же придавив попытавшуюся взбрыкнуть после кончины д’Обюссона «французскую партию», новый великий магистр иоаннитов, опиравшийся при этом прежде всего на Рим, чувствовал себя и вовсе замечательно. Не удивлюсь, если по итогам утащит из Мекки нечто важное и символическое, после чего поместит этот самый символ или символы триумфа в центральной резиденции Ордена. Понимаю и всячески разделяю подобные «души прекрасные порывы» — главное, чтоб не пытался руки тянуть в сторону Чёрного камня или иных, пока неизвестных и необнаруженных артефактов.

Гонсало Фернандес де Кордова — это личность и вовсе знакомая, показавшая себя со всех сторон как верный паладин династии Трастамара, прежде всего руководствующаяся благом Испании. Вошёл с достоинством, поприветствовал каждого из троих уже присутствующих с тем же достоинством и подобающим ситуации колоритом. Как ни крути, а император, герцогиня независимого государства, великий магистр опять же самостоятельного Ордена. Старый кастильский гранд знал и этикет, и в политике плавал, как рыба в воде. А мутная она или чистая — опыт, он позволял в любой спокойно ориентироваться.

Едва де Кордова закончил плести положенные по испанскому этикету словесные кружева, дверь вновь отворилась, пропуская очередную персону — на сей раз внебрачного сына прошлого португальского короля, несостоявшегося наследника престола Жорже де Лекшантре. Король нынешний, Мануэл I Ависс откупился от не столь и любимого родственника не землями, конечно, а статусом и политическим влиянием, подтвердив назначение того главой Орденов Ависского и Сантьяго. Символы, статус… и сила, но при этом подконтрольная не только и не столько конкретному главе, столько главе Ависской династии, а именно самому Мануэлю.

Португальца назвать полностью довольным жизнью не получалось. Нет, ну а что удивительного? Уплывшая из рук корона, обида на покойного ныне отца, не имевшего достаточно воли, чтобы противостоять влиянию супруги, которая собственно и уговорила Жуана II переназначить наследника с незаконного сына на… брата супруги, того самого Мануэла, тогда бывшего «всего лишь» герцогом Бежа. Тот факт, что в завещании Жуана II было прописано, что при отсутствии детей у Мануэла трон перейдёт к Жорже было тем ещё утешением. И возможным источником войны за корону, к слову сказать. Неудивительно, что Мануэл I относился к Жорже де Ленкаштре как к ядовитой змее. Находящейся рядом и способной укусить в любой момент. особенно учитывая тот факт, что избавиться от него как по-тихому, так и открыто ну никак не получилось бы. Немалая часть португальской знати внимательно следили за ситуацией и случись что с нынешним главой Орденов Ависского и Сантьяго… Раскол и война за престол были весьма вероятны.

По имеющимся у наших шпионов и купленных информаторов сведениям, в отношениях короля и Жорже де Ленкаштре наступил очередной «зимний период», вот Мануэл и решил временно избавиться от опасного для себя человека. Как по мне, не самым лучшим образом, однако… Есть ли нам, Борджиа, особое дело до внутренних португальских свар? Нам важна союзность ависской династии в целом, а вовсе не то, кто именно из них восседает на троне. А что с Мануэлом, что с бастардом Жуана II были вполне себе пристойные отношения. Не без шероховатостей, конечно, ну а где можно найти идеал в делах высокой политики? То-то и оно.

Несколько общих фраз, в которых большей частью обсуждалось столь лёгкое и беспроблемное занятие Джедды. Португалец с иоаннитом склонны были считать, что мамлюки бежали исключительно из страха, вспоминая то, как в прошлую войну объединённые наши войска просто выбили их отовсюду без особых проблем, даже из столь важного для обеих сторон Иерусалима. А вот Катарина Сфорца с поддерживающим её де Кордова заняли несколько иную позицию — дескать, противник произвёл заранее спланированный отход на основной рубеж обороны, разумно посчитав, что прибрежную крепость ему всё равно никак не удержать при абсолютном нашем превосходстве в кораблях и особенно оружии, на них установленном.

Дискуссия, впрочем, длилась недолго. Как раз до того момента. как появился, точнее появились последние — командующий войском герцога Флорентийского Николас ван Бюрен и сопутствующий ему «скромный» такой граф, ни разу не военный, но вместе с тем по влиянию своему во Флоренции второй после герцога де-юре, ну а де-факто… Имя Никколо Макиавелли, оно о многом говорило уже не только узкому кругу понимающих расклады политики нынешней Европы, но и просто тем, кто умел и любил читать. Книги Макиавелли «Государь», «Империя» и вот совсем недавно вышедший из типографий «Путь прогресса» — они, каждая по своему, но неизменно «взрывали» умы и души многих читателей.

На кой здесь появился Флорентийский Змий, как называли и продолжали называть Макиавелли, ныне не просто главного советника Пьеро Медичи, но ещё и получившего титул графа Ливорнского? По непосредственному приглашению, переданному через лично герцога Флорентийского. Не простому, а с просьбой приехать туда, где ему не просто покажут кое-что интересное для следующего эпохального труда, но и раскроют некоторые тайны, которые иначе так и останутся таковыми. Ещё намёк, что тайна эта связана как с копьём Лонгина, так и с Чёрным камнем Каабы.

Каждой рыбке своя наживка. Макиавелли, которого я реально считал самым умным и коварным человеком Европы, имел по сути единственную слабость — то самое желание остаться в веках не как воин, правитель, политик, но лишь в качестве творца идей и увековечивания их таким образом, чтоб они и спустя века оставались живыми, сохраняя память и величие себя любимого. Манией величия этот гений ни разу не страдал, он ей самозабвенно наслаждался. Потому и прибыл в края далёкие, ибо идея написать не просто четвертый свой эпохальный труд, но теперь на совершенно иную тему, густо замешанную на мистицизме, но мистицизме доказанном, имеющем материальные подтверждения — она его реально так захватила. А ещё это было нужно мне! Почему? Отдельный вопрос с особенными ответами. Однако беседа тет-а-тет с Флорентийским Змием должна была состояться после беседы общей, а посему…

— Все в сборе, синьоры и синьора, — улыбнулся я, глядя на всё ещё сохранявшую, несмотря на бурную и полную опасностей жизнь, свою красоту Катарину Сфорца. — Следовательно, пора начинать.

— Мы здесь, Мекка в паре дней пути, — не удержался Макиавелли. — Отсюда строятся лишь планы, но не штурм. Только у мудрого государя планы заметно опережают действия.

— Бесспорно, Никколо, — киваю в знак полного согласия с этим циником и мудрецом, слившихся в единой личности. — Потому есть различные варианты, предстоит лишь, во-первых, выбрать, а во-вторых, возможно, немного изменить один из уже имеющихся.

Довольная улыбка на лице, которое сейчас больше всего напоминало маску дьявола, одну из возможных. Макиавелли, он воистину Макиавелли. Порой кажется, что понимает как тебя, так и твои намерения ещё до того, как ты сам успел их не то что озвучить, а осознать внутри собственного разума. Приходится иногда гнать в сторону мысли, что будь у этого человека ещё и воля к власти… Мда, о таком даже думать то не хочется, хотя и приходится держать в голове и такой вот вариант, равно как и планы контрдействий на подобный случай. А вот догадывается ли об этом он сам? Вот что точно спрашивать и на дурную голову б не пришло.

— Что доносят ваши шпионы в Мекке, гроссмейстер? — нарушил едва повисшую было тишину иоаннит. — Моим братьям удалось выяснить слишком мало. Магометане повсюду. Доброму христианину или даже тем, кто сочувствует нам туда почти не подобраться.

— Золотой ключ открывает разные двери, — беззлобно проворчал Гонсало де Кордова. — Или он, или сила, или те, кто кажется магометанами. Как это было перед взятием Константинополя.

Напоминает испанский военачальник о том, что у нас, Борджиа, есть разные пути получения ценной информации. Так то оно так, но ситуация с тех пор несколько изменилась и не в самую лучшую для нас сторону.

— Сам султан не колодец с мудростью, а вот племянник его, Туман-бай аль-Ашраф, тот куда поумнее будет к большому сожалению для нас. Дошли до него сведения или сам понял, что мы чужую нам кровь используем лишь как подкупаемых или на смеси страха и денег держим. Так что в Мамлюкском султанате не как в Османской империи — по крови только чужие нам. Остаются в качестве подходящих для влияния и активного действия исключительно те, кто в гаремах и сохранил душу, но это далеко не так много, как нам всем хотелось бы.

— Крепкий дух даже в хрупком теле двигает не только материю, но и историю, — опять напомнил о себе Макиавелли. — Тот же случай с Юдифью и Олоферном. Он хоть и сомнителен как бывшее в действительности, но о многом говорит. Тем, кто понимает.

— Тут непонимающих нет.

Ответная змеиная улыбка флорентийца. Ни разу не для мебели он здесь, хотя и не военачальник, а просто герцогский советник и… Ага, про гениальность этого человека в моём мире и спустя половину тысячелетия забывать не собирались. Правда стали разные, прорвавшиеся на вершину не силой и умом, но слабостью и подлостью, искренне ненавидеть и выставлять как этакого «антигероя» и щедро измазывать «портрет» великого человека грязью вперемешку с чёрной краской. Только умные всё равно понимали тщетность подобного «лая лишаястой моськи» на откормленного такого не слона даже, а тираннозавра. Ни разу не сравнимые по масштабам фигуры.

— Мекка будет защищена так, как нам очень не хотелось бы, — процедил я, переводя взгляд с одного из присутствующих на другого. — Фанатичная вера всегда была отличительной чертой живущих в Мекке и стремящихся попасть туда. Добавить к этому особую вспышку после «пробуждения» Чёрного камня, особенно сильные завывания мулл и прочих муэдзинов, а также… Мамлюкский султанат купил много опиума. Очень много.

— Курильщики дурмана плохо сражаются, он лишает разума, хотя и даёт чувство ложной силы, — вымолвил Жорже де Ленкаштре. — Они сделали нам подарок, Чезаре. Мы должны поблагодарить Господа, омрачившего разум наших врагов.

— Если бы, — скривился я, вспомнив, что именно донесли простимулированные немалым числом золотых монет прознатчики. — Опий получат не воины, а обычные жители. Все жители, включая женщин и детей. Эти две скотины, дядя с племянником, творчески подошли к наследию Хасана ибн Ас-Саббаха, который у себя в Аламуте готовил гашишинов или же ассасинов, как их не совсем правильно порой называли. Тот выродок готовил убийц-смертников, долго и тщательно совмещая проповеди и гашиш. Эти, если можно так сказать, решили очень ускорить процесс. Несколько совмещённых с проповедями фанатичных мулл приёмов опия, после чего… Ливорно покажется нам детским криком на лужайке!

— Использовать силу врага как его слабость,- задумчиво процедил Макиавелли. — Я помню тот Ливорно и «божьих детей», выращиваемых наследниками Савонаролы. Нас встретили в этом проклятом месте именно они. Зато сам бог постыдился участвовать в такой встрече. Кто-то внимательно читал ваш Кодекс Войны, Чезаре. И мои книги, особенно первые две. Это будет… непросто.

— Это будет ужасно, — аж передёрнуло Катарину. — Я читала о гашишинах, они просто не понимали, что такое смерть, считая её только шагом к вечному блаженству, которое испытывали, но которое было от того самого гашиша. И Ливорно, где без всякого опиума «божьи дети» и другие одурманенные словами Савонаролы и его последователей кидались на войска пришедших освобождать «Божье царство» от безумия с палками и бросались камнями. Им что, нужны тела?

— Много тел, — отозвался де Кордова. — Показать, что воины Креста есть дикие и безумные звери, убивающие всех, не щадящие ни женщин, ни детей, что пытались своими телами заслонить святыни всех «правоверных».

Циничный смешок, он мог принадлежать только одному из собравшихся, поскольку даже меня пронимала вся та жесть, в которую мы вот-вот должны были вляпаться. Должны, поскольку отступать — это однозначно проигрышный вариант. А так…шансы проскочить меж Сциллой и Харибдой таки да имелись и не столь малые, как сперва могло показаться.

— Последняя ставка проигравшегося игрока, — явно подводя для себя итоговую черту, сказал Макиавелли. — Султан с наследником понимают — им этого не простят. Вы, Борджиа, не простите. Это удар не только по репутации Крестовых походов. Новых, а не старых, которые следовали скорее Кодексу Бесчестия, если вспомнить про катаров. Они хотят измарать грязью Кодекс Войны, ведь вы его. Чезаре, вывели из тех, старых правил рыцарства, добавив много нового.

— Как мы и ожидали от графа Ливорнского, — пристально глядя на Макиавелли, вымолвил глава Ордена иоаннитов. Симпатии к ядовитому и опасному флорентийцу во взгляде обнаружиться в принципе не могло. Но понимание и готовность прислушиваться к словам признанного всей Европой мудреца… — Может и совет дадите тому и даже тем, кто многократно упомянут в ваших книгах?

Улыбка. Никколо и впрямь был первым и наиболее важным советником герцога Пьеро I Флорентийского. Да и большинство тут присутствующих были как минимум пару-тройку раз упомянуты в его уже трёх эпохальных и донельзя ядовитых трудах. Если уж даже знакомый мне с отроческих лет «Государь» здесь заметно отличался от «каноничного», то не существовавшие тогда и в проекте «Империя» и «Путь прогресса» вывели Флорентийского Змия на новый, ещё более высокий уровень описания европейской и общемировой политики. Так что да, посоветовать он мог, умел… порой даже практиковал.

— Кодекс Войны как альфа и омега того, что будет происходить в этом особенном Крестовом походе, — прикрыв глаза и откинувшись на спинку кресла, начал вещать умудрённый жизнью и собственным до пределов развитым разумом циник. — Мекка. Город-символ для всех мусульман, её нельзя рушить и оставлять следы боле значимые, чем несколько проломов в стенах и сбитые орудия на них же. Никаких бомб и ракет, только аккуратные, как нож в руках хирурга, действия. Цель — унижение мусульманского мира и как его апофеоз отнятие зримого и легкого при переносе символа, Чёрного камня?

— Истинно так, Никколо.

— Не сомневался в этом… государь, — и особые интонации. Дескать, государь тот, который описан в моей книге, но не мой личный. Хотя… тут же тень намёка на то, что в будущем дела могут и иначе обернуться. Хитёр и очень, очень опасен, что ни разу не секрет, с самого начала знал, что это за человек. — Кодекс можно и нужно сохранить, он — тот груз на чаше весов, что не даёт деяниям государей, королевств и империй, укрепившихся Крестовыми походами и поддерживаемыми Конкистой в Новом Свете и землях индийских рухнуть обратно, в пучину раздоров и междоусобиц. И вот уже третий для многих тут собравшихся поход Креста позволит Римскому Престолу окончательно показать Авиньонскому… Очень многое показать, как и тому королю, кто поддерживает сидящего там. Как и тем, кто лавирует между двух островов, до конца не решив, куда именно причалить и стоит ли причаливать вообще. Но!

— И в этих самых «но» заключены, как правило, разные сложности.

— Как и во многих книгах, где лишь мудрец сумеет прочитать заложенное между строк, скрытое под внешним, очевидным для всех слоем, — витийствовал флорентиец, оседлавший любимого «коня», а к тому же имеющий подобающую его разуму аудиторию. Аккурат тех самых «государей», для которых, по большому счету, и писались его книги, первые две так точно. Как уже достигших власти, так и для тех, кто лишь стремился к ней. Макиавелли, больше и добавить то нечего. — Вам предстоит выполнить парадоксальную задачу — беря штурмом город, защищать его, оказавшись внутри.

Легкое непонимание собравшихся, мой тяжёлый вздох, ведь Флорентийский Змий озвучил то, что можно было представить. Зато Катарина Сфорца, усилием разума таки да проникшая в извилистые мысли Макиавелли, вымолвила:

— Возможно, защищать не «его», а «их»? Тех, кого Кодекс Войны не велит убивать без крайней нужды. Только тут их и в крайней нужде придётся не убивать, а… Оглушать, ранить, но чтобы ещё и не покалечить.

— Львица Романии умеет достойно уподобиться тому зверю, в честь которого получила прозвание. Сила и разум, дополненные опытом и умением разгадывать загадки врагов, — слегка смягчившийся голос графа Ливорнского вновь принял прежние нотки. — Не просто не убивать, не калечить. Пленять, не давать причинять вреда не только «неверным», но и «правоверным» и даже самим себе. Гашишинов могли направить на самые странные действия, у которых цель не обычна — не защитить священный для магометан город и зримые святыни, поскольку это невозможно при явном неравенстве сил. Цель другая — мученичество, смерть во имя Аллаха. Мученичество, которое укрепит не Мамлюкский султанат уже, а просто всех магометан, где бы они ни были. И особенно вознесёт Защитника Веры, который хоть и не сможет выполнить своё назначение Защитника Мекки и Медины, но станет… Название неважно, важна опасность. Будущая. Спустя годы или десятки лет.

— И для предотвращения подобного понадобятся куда большие потери среди войск, чем того хотелось бы. Чем те, которые считаются нами приемлемыми, — поневоле поморщился я, в голове уже примерно прикидывая, в какое число потерянных жизней нам обойдутся откровенные подлости султана Аль-Ашраф Кансух аль-Гаури и его племянника Туман-бай аль-Ашрафа. — Убивать только воинов, то есть мужчин зрелого возраста с оружием в руках. Женщины же и дети, даже те, которых вот-вот можно считать юношами… Только обезоруживать, вязать и уводить из Мекки в ту же Джедду для начала. И ни в коем случае не в невольничьем положении.

— Не убивать — это я понял. Но почему остальное? — призадумался де Кордова. — Вы не раз доказывали, что ничего не делаете просто так, но это пока ускользает от меня.

— Если мысль ускользает, то она будет непременно поймана за хвост и препарирована, — уже привычно для себя скалюсь в ухмылке, которая так не нравится врагам и к которой уже успели привыкнуть друзья и союзники. — Не убьём мы — после того, как уйдём из Мекки их свои могут прирезать или умертвить иными, куда как более затейливыми способами, ну а потом сделают из нас новые воплощения Влада Дракулы по прозванию Колосажатель. Не удивлюсь, если будет что-то вроде «распятий правоверных на крестах», разрубание женщин мечами и топорами… опять же «крестовым» образом и нечто похожее и однозначно гнусное. Гадать никакого желания не имею, да и нужно ли оно нам?

— Не нужно, — отчеканил глава иоаннитов. — Мы поняли, что грозит не телам, а душам воинов Креста! Обвинения пустые, в которые поверят только враги, но для них они и будут стараться. Хоть это и претит мне и моим братьям, но мы будем защищать тех, кто, одурманенные гашишем и опиумом, станут бросаться на нас с палками и камнями. Женщин, детей, не совсем уже детей. И пусть они потом окажутся здесь, в Джедде, не как невольники, а как… гости.

Морщится Хуан де Омедес, но понимает — говоримое им сейчас необходимо для полноценной победу в Крестовом походе. Удар, нанесённый не только по телам врагов. но ломающий их души — это куда важнее просто взятых городов и заметного уменьшения числа воинов. Остальные же? Про Макиавелли и Катарину Сфорца даже говорить нечего — эти двое остротой ума превосходят многих и многих. Хмурящийся, держащийся за крест и шёпотом произносящий краткую молитву де Кордова. Не нравится, но вынужденно согласен, к тому же абсолютно предан династии Трастамара, а уж Изабелла успела понять, что мои замыслы ей только на пользу идут. Хотя и перепроверяет каждый в силу природной осторожности и подозрительности. Ну и португалец. Однозначно не то услышал, что ему хотелось бы, но молчит, только губу прикусил. Ничего, против общего мнения не пойдёт, не в том положении.

Итого — есть консенсус. Следовательно, можно начинать обсуждать, как именно в скорректировавшихся условиях предстоит выполнять как основную задачу, так и дополнительные. Поневоле приходило на ум то, что не раз и не два случалось в родном мире/времени, когда разного рода исламисты творили откровенную дичь, используя тех самых одурманенных смертников, самоподрывающихся и в качестве заслона, этакого живого щита. Что поделать, в меняющемся мире и такие вот озарения случаются. И не у одних твоих союзников или хотя бы нейтралов. Враги, им никогда нельзя отказывать в хитрости, уме, коварстве. Пытающиеся впасть в манию величия и неадекватно оценивающие ситуацию, они чаще всего печально заканчивали своё правление, а зачастую и саму жизнь. Таковы уж законы если не мироздания, то человеческого общества.