Дорога миров

Пролог

Пролог

1504 год, апрель, Теночтитлан, столица империи Теночк

Великий, древний город, центр и столица империи Теночк. И если в величии Теночтитлана усомниться никому и в голову не приходило, то во считать его древним…Тут зависело от того, что именно считать древностью. Если срок более века — тогда да, столица империи была древняя, а камни зданий и особенно храмов помнили много чего, особенно ту кровь, что в изобилии стекала на них как от жертвоприношений, восхваляющих многочисленных и суровых богов, так и из-за случавшихся даже тут, в сердце империи, ожесточённых схваток с врагами разными, внешними и внутренними.

Сидящий в кресле с высокой спинкой рядом с окном человек знал о городе куда больше тех, кто его населял: воинов, жрецов, учёных, тем более обычных жителей, число которых заметно перевалило за половину миллиона. А ещё едва заметно морщился, стоило ему вспомнить о том, с каким трудом приходилось привыкать не к местному языку и символам, из которых тот состоял, а к числам. Тем самым, двадцатиричным, способным заставить разум кипеть в попытках не понять непонимаемое — понимание пришло сразу — а к абсолютной чуждости такого подхода. Но ничего, удалось справиться.

Неприятная мысль, едва всплыв на поверхность разума, вновь ушла куда-то, сменившись иными, куда более вдохновляющими, опять-таки связанными с историей города и вообще империи. Чуть менее двух с половиной веков назад — вот когда предки науа, тогда называвшие себя мешика, прибыли с севера в долину Анауак, что распростёрлась вокруг большого озера Тескоко. В те времена ни о каком государстве, тем более империи, и речи не шло. Мешика были беглецами, изгнанниками с прежде родных мест, вынужденными откочевать далеко на юг в поиске подходящих и, главное, свободных земель. А вот тут сразу и начались сложности.

Земли вокруг Тескоко вовсе не были ничейными, напротив, оказались разделёнными меж множеством городов-государств, что постоянно враждовали между собой. Заключались одни союзы, расторгались иные, но война, она почти никогда не прекращалась. Тогда мешика были вынуждены признать вассальную зависимость от одного из сильнейших городов, Аскапоцалько, просто для своего выживания. Именно выживания, ведь искать новые места просто не было сил, а пытаться уцелеть самим, без поддержки кого-то сильного… Человек в кресле лишь улыбнулся, зная, что это редко кому удавалось.

Два маленьких, почти вплотную друг к другу расположенных островка на озере Тескоко — вот что дала зависимость от Аскапоцалько, а к этому и участие во всех войнах, ведущихся городом покровителем. С того года началось почти семидесятилетнее не процветание, а скорее прозябание. Да, на одном из островков был построен Тлателолько, но этот город… Достаточно сказать, что города-государства, находившиеся близ Тескоко, считали мешика и их город чуть ли не самыми отсталыми и слабыми.

— Заслуженно считали, — прошептал человек. — Слабые, неумелые, бежавшие со старого места и едва зацепившиеся за новое. И больше половины века нужно было, чтобы нашёлся хоть кто-то, кому это не понравилось, кто смог понять.

Понять! Для начала то, что, будучи отсталыми, не умными, навсегда суждено остаться слабым. А слабых бьют. Ну или, если этот слабый есть данник сильного, из него выжимают весь сок, оставляя лишь самую малость, чтобы источник дани не пересох окончательно. Это сумели понять те, кто после тех самых семи десятков лет в долине Анауак основал на соседнем с Тлателолько острове новый город, Теночтитлан.

Новый город, новые стремления. Основатели будущей столицы империи решили сделать всё, чтобы перестать быть слабыми, а потому старались хватать любые знания, учиться у всех, кто был сильнее… то есть у большинства городов-государств.

Усилия быстро начали приносить плоды. Знания помогали теперь уже двум городам мешика готовить лучших воинов, правильно их обучать и достойно по тем временам вооружать. А такие данники, способные предоставлять ещё и достаточно хорошие войска, оказались гораздо ценнее для города Аскапоцалько. К тому времени тот стал наиболее могущественным в регионе Тескоко и вёл многочисленные войны, получая с завоёванных богатую добычу. Часть её, пусть небольшая, перепадала и мешика.

Половина века. Именно столько времени прошло с момента основания Теночтитлана до того дня, когда был избран Акамапичтли — первый тлатоани, севший на трон в этом городе, но не утративший при этом власть и над Тлателолько.

Бурный рост как численности населения, как и военной мощи — вот чем стали два десятка лет правления первого тлатоани. Настолько бурный, что в Аскапоцалько стали считаться с мешика, воспринимая их города уже не как данников, а скорее в качестве очень нужных и полезных вассалов. Источников немалой части воинской силы. Потому женой второго тлатоани стала дочь правителя Аскапоцалько, ещё крепче связывая два города-государства. Да, именно два города, поскольку Теночтитлан постепенно поглощал Тлателолько, делая его своей частью.

К тому времени Теночтитлан уже сам стал обрастать союзниками и полузависимыми городами, что, конечно, вызывало настороженность меняющихся правителей Аскапоцалько. Случалось в качестве показательного урока, что их войска нападали на союзников мешика, но до поры тлатоани могли лишь отворачиваться, делая вид, что ничего не происходит. Отворачивались, но помнили. А ещё ждали подходящего случая, копя военную силу и до поры изображая полную покорность покровителям.

Перелом случился около восьмидесяти лет назад, когда тогдашний правитель Аскапоцалько умер, убитый одним из сыновей — неизвестно кем, поскольку смерть была такой… странной, но хорошо замаскированной под естественную — после чего виновник и его братья устроили свару, выясняя, кому достанется выпавшая из рук мертвеца власть. Заодно один из братьев-соперников, Маштла, убил тлатоани Теночтитлана, видя в том могущего стать чересчур опасным соперника, имеющим не только права на ещё один престол, но и достаточную силу, чтобы подкрепить притязания.

— В битве горячей крови всегда побеждает холодный расчёт, — вновь нарушил тишину мужчина, глядя на полный жизни город за окном. — Только расчёт и только холодный. Жаль… Как жаль, что они этого не понимали.

Слова относились… Может к тому прошлому, может к другому периоду. Но во время становления Теночтитлана как значимой силы это и впрямь было верно. На место убитого тлатоани почти сразу был избран следующий, его брат, а также дядя «нежданно умершего» правителя Аскапоцалько. Он сразу же заключил союз с братом Маштлы, контролирующим Тлакопан, а также ужё одним своим родственником, сыном убитого прежним правителем Аскапоцалько, властителем Тескоко.

Год с небольшим длилась эта довольно ожесточённая война, в результате которой Аскапоцалько был покорён, а Маштла, чьи неудачные интриги окончились крахом, был возложен на жертвенник и сердце его было извлечено ритуальным обсидиановым кинжалом в присутствии всех трёх объединившихся против него врагов.

Собственно, именно это событие стало одновременно и символическим, и поворотным в истории Теночтитлана. Почему именно его? Просто именно у его тлатоани в «тройственном союзе» оказалось больше всего сил, а воины оказались наиболее подготовлены к боям. Звезда Аскапоцалько и его правителей закатилась, теперь центром — то есть самым могучим войском, жителями и богатствами — долины стал Теночтитлан. Союз же трёх властителей стал называться империей Теночк, а объединившиеся народы стали отзываться на имя науа.

Экспансия. Она самая, начавшаяся почти сразу после провозглашения империи и не прекращающаяся до настоящего времени. Только вот в ней было два основных периода, «до» и «после», разделом между которыми стало…

— До меня эти глупцы так и не поняли, что нужно было не брать дань пленниками и богатствами, но делать города своими. Не иногда, а всегда. Куда ступила нога истинного науа, там всегда будет империя Теночк! Подвластные города с собственными правителями, тьфу! Вот и получали одно восстание за другим. Но кто бы не восстал? Нельзя было тащить на жертвенники сотнями и тысячами сразу. Кровь гуще воды, её правильно лить надо. Правильно, слышите вы!

Обращение… Адресовано оно было богам, давно умершим жрецам либо тем, которые умерли не так давно, а то и вовсе здравствовали, покорившись новой силе? Этого не знал и сам человек в кресле. Зато его крик, оказавшийся слишком громким, привлёк к себе явно нежелательное для того внимание. Почти сразу же появившиеся в дверном проёме две безмолвные фигуры воинов-ягуаров замерли, увидев, что ничего не произошло, а их тлатоани находится в полном здравии и просто слишком громко разговаривал. С богами? С самим собой? Это для них было не важно. Зато жест, повелевающий вернуться на привычные места и не мешать, они поняли. Ещё несколько мгновений, и вот всё стало так, как было совсем недавно.

— Новый мир, чистый мир… Возможности, — вновь заговорил тлатоани, но явно обращаясь к кому-то, с кем и хотел бы поговорить, но не имел на то возможности. — Правы оказались, профессор. Только почему спустя два десятилетия оказывается, что я тут не один такой, сделавший шаг по вашей теоретически предсказанной Дороге Миров? Может быть, ответите? Не можете. И не сможете. Эти знания не для всех, они для единиц. Вы этого не поняли и… А может? Нет, точно нет, вы были слишком осторожны, скрывали даже от коллег, а семьи у вас никогда и не было. Тогда почему? Или я ошибаюсь и этот наглый щенок из Италии просто удачлив и Дорога тут ни при чём?

Мысли, теперь уже совсем мрачные, одолевали того, кто здесь получил имя Маквилмалиналли Акмапитчли. Он, конечно, ожидал, не мог не ожидать появления на континенте сперва каравелл Христофора Колумба, а затем и других, но сроки и качество этого самого появления — вот тут другое дело. Совсем другое.

Оправдывая имеющиеся у тлатоани обрывочные знания и сопоставление их с происходящим в империи, Колумб появился приблизительно в то время, как от него и ожидалось, да и завоевание Эспаньолы, будущего Гаити, сначала проходило ожидаемо. Сначала, а потом многое стало изменяться. Быстро, неожиданно, и изменения эти были не те, которые правитель империи Теночк хотел бы видеть. Да, он не был профессиональным и вообще историком, но уж о таких событиях в прошлом родного мира не мог не знать. Не было при «покорении Нового Света», как его называли там, в Европе и у проклятых гринго, никакого Ордена Храма, обосновавшегося на острове Пуэрто-Рико. Не существовало столь огромного числа кораблей и людей, с них высаживающихся. Ещё в школе он читал, что «армии» конкистадоров бывало, что пару сотен человек насчитывали. Но тут… Не сотни — тысячи, которые к тому же словно ничему не удивлялись, представляя, что их ожидает и как реагировать на приятные и неприятные неожиданности.

Быстрое, почти молниеносное завоевание Кубы, Ямайки, иных островов. Совершенно неожиданное… осторожное отношение к таино и прочим индейским племенам, сменившее первоначальную резню, естественную и известную из истории. Словно кто-то в Европе прикрикнул на Колумба и прочих, как на расшалившихся детей, и те… покорно послушались.

Уже тогда стало понятно, что чёртовы европейцы доберутся до земель его империи куда раньше, чем это ожидалось. Кортес, 1519 год… Об этом теперь стоило только мечтать, но никак не строить планы, связанные с ранее известной датой. Пришлось засылать новых шпионов на покорённые испанцами острова, да и про остров Пуэрто-Рико с загадочным Орденом Храма не забыть.

Шпионы сработали так, как от них и ожидалось, зная как о щедрых наградах за успех, так и о суровых наказаниях не за провал даже, а за недостаточные энтузиазм и умение собирать информацию. И полученные донесения уже тогда сильно не понравились тлатоани. Испанцы — это ещё понятно. Ну сумел Колумб убедить свою королеву, что нужно больше людей, кораблей… да всего, что только могло понадобиться. Знал ведь, что в новом мире хоть что-то, но может оказаться иным. Только «что-то» и «очень много чего» заметно отличаются друг от друга. Ведь шпионы не только смотрели, но и спрашивали. Задавали много вопросов, относящихся не только к тем, которые уже здесь, но и к тому, что там, за океаном.

За океаном оказалось не то, что должно было быть. Да, он не особенно знал историю этого вот времени, тем более какую-то там европейскую. А специально подготовиться… Сперва просто не верил в россказни профессора, потом, когда пришлось уцепиться за призрачную надежду, узнал, что неизвестно, в какое время иного мира он вообще попадёт. А слова «Тебя притянет то время, которому ты соответствуешь, да и место выберется Дорогой под твою суть» звучали непонятно. Тогда звучали, поскольку очутившись в империи Теночк, он сразу понял, что имел в виду старый и немного… или не немного безумный учёный, сумевший волей богов прикоснуться к самой, наверно, большой тайне мира. Той, которую унёс с собой не то в могилу, не то, что менее, но вероятно, на ту же Дорогу.

Европа! И то, что началось там десяток лет назад, перекраивая слишком многое.В его родном мире, конечно, были такие Борджиа, хотя он слышал о них так, мельком. Отравители, один был Папой Римским… Хотели объединить Италию, но ничего у них не получилось, а затем все умерли, оставшись лишь в книгах и на экранах, став такой страшноватой сказкой для обычных людей. Одной из множества.

То там, а здесь… Здесь совсем иначе. Возникшая за несколько лет империя, разгромившая в войнах как соседей, так и мусульман, завоевавшая даже сам Иерусалим и всё, что вокруг него. Очень далеко вокруг! И теперь прибывшая, то есть приславшая своих представителей через полностью послушный Орден тамплиеров в Новый Свет. А ещё такие скачки прогресса, о которых он сам мог только мечтать. Вот когда отозвалось отсутствие знаний в том, что как бы и не требовалось в его не столь долгой, но успешной жизни там. Зачем ему, не являющемуся по образованию химиком или кем-то близким, например, нужна была формула пороха или там знания, как устроен древний паровой двигатель? Последнее и вовсе общая механика, которую вроде давали в школе в рамках одного из предметов, но… Не тому учился, считая — и обоснованно — что в жизни пробиться на самый верх помогут совсем иные навыки, далёкие от тех, которыми нагружают себя разные ботаны-заучки. А вот пригодились бы!

Колесо! В империи Теночк не было известно самое обычное колесо. Зато могли проводить сложные операции, знали о звёздах и прочем. Империя безумных контрастов!Потому он почти два десятка лет и старался выправлять то, что мог и что знал, как именно исправить, надеясь получить оставшееся потом, после прибытия конкистадоров. Тем, которым, как ожидалось, обновлённая империя сможет оказать такое сопротивление, что испанцам придётся не воевать, а договариваться.

Первая встреча с испанцами, тем самым отрядом Диего Веласкеса. Неожиданной она была только для конкистадоров, но никак не для тлатоани. предупредившего своих наместников в прибрежных городах, что в любое время стоит ожидать появления чужих, прибывших из-за океана людей. Оно, это знание, хоть и скрывалось от простых науа, но высшей аристократии и жрецам было открыто как «посланное богами откровение своему верному последователю». После всего того, что он сделал для империи, после всех завоеваний и реформ… иначе как посланника богов, воплотившегося в теле правителя, его уже мало кто воспринимал.

Тогда, после первого боя, который даже провоцировать не пришлось — испанцы сами постарались — он получил главное, а именно пленников. Тех, у которых можно и нужно было узнать все тайны прогресса, которыми владели в Европе и которые отсутствовали здесь, у него. Тлатоани понимал, что обычные воины и даже офицеры конкистадоров знают немногое, но крупица за крупицей… желаемое ему всё равно удастся получить.

Порох, без которого нет огнестрельного оружия. Корабли, что должны были сменить обычные лодки, которыми обходились здесь. Ну и просто знания о войне родом оттуда, из Европы, обязанные дополнить то, что оказалось недостаточно развито здесь. Эти трофеи он хотел получить, захватывая как живых пленников, так и собирая все книги, которые ему приносили участвовавшие в нападении на крепости Кубы.

Удалось ли получить всё? Нет. Зато выбитого из пленников — часто изломанных и искалеченных до жуткого состояния, но живых и способных говорить и писать — хватало, чтобы начать. Начать! Он понимал, что с начала до получения значимых, пригодных для использования результатов, должно пройти некоторое время. Не дни, не месяцы, в лучшем случае пара-тройка лет. Рассчитывал, что это время ему дадут, будучи готовым к той самой войне с пусть более многочисленным, чем ожидалось, противником, но и с куда большими силами на собственной стороне. Обновлённая империя вовсе не собиралась быть доверчивой к пришельцам, считать их посланцами богов, пугаться лошадей и огнестрельного оружия. И быть помешанной на захватах пленников с целью непременного принесения их в жертву тоже. Не после с таким трудом, но успешно проведённых реформ, перекроивших жречество Теночка по живому, с кровью и воплями.

Надежды… не оправдались. Если испанские конкистадоры порой и поступали так, как от них ожидалось, то проклятые Борджиа… Они рушили большинство планов тлатоани, но особенно важнейшие из них. Иное оружие, корабли с паровыми машинами и действительно мощной артиллерией, совершенно не похожая на ту, о которой он смотрел и что-то даже читал тактика сражений. Тогда он почти окончательно убедился, что Дорога Миров привела в этот мир не только его, но и…

Чезаре Борджиа, Изабелла Борджиа? Он полагал, что это один из этих двух. Нормальный европейский монарх и не подумал бы самолично появиться в Новом Свете, на время, но покинув трон империи либо входящего в неё королевства. Так мог повести себя иной, чужак, выходец из другого мира, в чём-то похожий на него самого.

Цейтнот и цугцванг! Эти слова он слышал от одного из своих «Анаконд», то есть капитана крупного отряда картеля, до поры бывшего негласным хозяином сразу нескольких штатов страны, где официальные власти обладали лишь слабой тенью той самой власти. Вспомнившийся капитан увлекался шахматами, помогающими ему планировать многие из проводимых операций. Так вот сейчас у него была и нехватка времени, чтобы делать ответные ходы, и ощущение, что эти самые ходы так или иначе, но способны привести только к поражению… если резко не сломать правила ведущейся игры. Сбросить с доски фигуры и наставить на другого игрока… А что наставить? Револьвер? Так противник сильнее и уже держит тебя под прицелом, захватывая один прибрежный город за другим, после чего собирается использовать не до конца забывшие о былой независимости народы как своих союзников в борьбе против Теночка. Вроде и то же самое, что делал великий Эрнан Кортес, но на другом, более глубоком уровне. Глубоком и очень эффективном, как он, к своему неудовольствию, успел убедиться.

Угрожать сильному — глупый поступок. Пытаться поразить, запугать особенной жестокостью в надежде, что ему подобный чужак остановится? Тот, кто стал здесь тлатоани, умел здраво мыслить, понимая, что ему противостоит не тот, кого можно этим остановить. Не погрязший в заслонивший здравый смысл «правах человека» и разного рода гуманизме с толерантностью, что поразили гринго и иных, словно чума нового времени. Иной, похожий во многом на него самого, хотя и отличающийся тоже немало. Нет, угрозами не остановить, их исполнением тоже. Вот озлобить — совсем другое дело. Тлатоани прочитал созданный родом Борджиа Кодекс Войны, распространённый, как оказалось, и на империю Теночк, что заставило его и призадуматься, и начать ещё лучше понимать, с кем не повезло столкнуться. Кодекс и узнанное шпионами о том, как быстро и жестко Борджиа расправлялись с теми, кого не считали быть достойными ведения той самой, по Кодексу, войны. Османская империя, Мамлюкский султанат, другие мусульманские государства. Ничем не ограниченные в Индии испанцы с португальцами… или же ограниченные, но очень выборочно, тут тлатоани не удалось понять, да и не было это слишком важным, чтобы стараться уточнять. Важным являлось то, что в ответ на развязанный террор, страх и ужас против тех же тотонаков Борджиа лишь пожмут плечами и переведут не то всю его империю, не то только замешанных в терроре в разряд тех, с кем надо показательно и, внимание, жестоко расправиться. Примерно так же, как они расправлялись у себя в империи с теми, кто рисковал торговать опиумом, использующимся только и исключительно врачами и то в самых необходимых случаях.

Нет, против такого врага попытки нагнать атмосферу ужаса не были правильным вариантом. Да и не являлся тлатоани сторонником жестокости ради неё самой. Любое действие должно приносить прибыль, а иначе зачем оно вообще нужно? Так он считал раньше, когда отдавал приказы, от которых у обычных гражданских кровь стыла в теле, а журналисты строчили статьи и снимали репортажи один другого страшнее. Так ничего не изменилось и здесь. Не зря же он сильно ограничил жертвоприношения, понимая, что именно они привели ацтеков к краху в его мире. Покорённым народам, да и части самих науа просто надоело ждать своей очереди оказаться на жертвеннике. Вот они и воспользовались подходящим случаем. Что получили взамен — это уже другое. Но от принесения в жертвы избавились… в определённой мере.

Прагматичность! Вот что человек считал главным в принимаемых решениях. Потому, когда понял, что из уже захваченного Куйушкиуи Борджиа двинут свои войска на один из следующих крупных тотонакских городов, он отправил каждому из наместников послание, которое те должны были передать в тот момент, когда станет ясно — город не удержать.

Приглашение на переговоры, причём с двойным смыслом. Обычный текст послания, но как печать на конверте, так и вплетённые в орнамент в конце послания рисунки показывали, что написавший и нарисовавший это не из этого, а из куда более развитого мира. Если он прав, если кто-то из Борджиа тоже подобен ему — он или она обязательно ответят. Хотя бы из любопытства, оно есть у каждого. Лично он за уже две свои жизни исключений не наблюдал!