Глава 31. День Воды

Повсюду раздавался звонкий смех, громкие разговоры, задорная музыка. Пылали костры, в воздухе носился упоительный аромат жареного на вертеле мяса, переплетаясь с запахом цветущих лип.

День Воды подходил к концу, наступила самая торжественная и веселая его часть — вечерние гуляния.

Днем было жарко, но вечером ложилась роса, и Роанна опасалась, как бы не замочить подол нового платья. Темно-зеленого, простого покроя, обычного, в сущности, платья. Но здесь, в деревне, оно казалось ей самым прекрасным нарядом, который у нее когда-либо был. Она купила его на весенней ярмарке в Гвиде — потихоньку откладывала деньги с жалования, которое регулярно получала от господина Карпентера.

— Рон, смотри, что у меня есть! — К ней подбежал радостный Льен, протягивая что-то на ладони. За ним, чуть прихрамывая, подошел Варг — в нарядной вышитой рубашке, но такой же угрюмый и взлохмаченный, как всегда. — Новая блесна! Смотри, как переливается! Попросил Айда сделать, а я в ответ подарил ему ковшик, который выстругал с господином Карпентером, помнишь?

Айд — кузнец, хороший человек. Когда они только приехали в деревню, он перековал Роанне толстый прут над очагом, на который вешали котел. И денег с нее не взял, сказал, после сочтемся. А в конце зимы Роанна вылечила его маленькую дочку от тяжелой простуды.

— Помню, — Роанна улыбнулась. — Ну, а ты как, Варг? Нога не болит?

— Побаливает, в плохую погоду особенно, — пробурчал в ответ Варг, пихнув локтем Льена в бок. Снова какие-то секреты, о которых Роанне знать не положено?

— Можно мы к реке пойдем? — спросип Льен и, думая, что она не заметил, наступил Варгу на ногу. Да что у них за игры такие? — Блесну не терпится испытать, а у Варга удочка есть.

Варг потряс самодельной удочкой перед носом Роанны.

— А как же праздник? — ахнула она. — Не интересно вам?

— Что мы тут не видели? — Варг ловко перекинул удочку из руку в руку. — Через канавы попрыгают, наедятся, потом напьются, разбредутся парочками и будут целоваться в кустах. Охота была смотреть!

— Варг!

— А что такого? — нарочито обиженно протянул он. — Это правда!

Роанна не нашлась с ответом. Несносный мальчишка — что думает, то и говорит. Но ведь он прав. День Воды всегда был ее любимым праздником, Роанна не пропускала его ни разу. И если в детстве он казался ей волшебной сказкой, состоящей из безумного веселья, пышных нарядов и сахарных петушков на палочке, то повзрослев, она все чаще стала замечать, как под красивыми одеждами прячутся усталые люди, а легкость и веселость обусловливается лишь количеством выпитого вина. Но почему Варг понимает это уже сейчас, будучи еще подростком, а ей для этого пришлось стать взрослой?

— Так можно нам к реке? — повторил вопрос Льен.

— Конечно, идите, — растерянно разрешила Роанна.


Аромат липы был упоительно сладостен — приторный запах детства. Здесь, на юге, липа зацветает гораздо раньше, чем на севере. И праздник Воды тоже справляют раньше…

Смех разлился бурной рекой — пара влюбленных удачно перепрыгнула через канаву. Значит, будет достаток и любовь в семье, дружба и верность на долгие годы. Роанна выискала в толпе счастливчиков — стоят раскрасневшиеся, довольные, молодые, не старше ее самой. Парня, поздравляя, хлопают по спине друзья, девушку обнимают подружки.

Роанна вздохнула. А у нее никогда не было друга. Нелюдимая, одинокая, вечно занятая сбором трав, чтением книг и приготовлением лекарств. Девочки ее сторонились, считали гордячкой и всезнайкой. А мальчишки не замечали вовсе. Даже на День Воды ей приходилось ходить с бабкой и Льеном. Прав был господин Карпентер — ей уже восемнадцать, а она до сих пор так и не прыгала через канавы.

И, конечно, он сразу понял, что ее просто никто не звал…

Мастер уже три недели как вернулся из Сизого Плеса. Роанна снова ходит на работу, сметает стружки в мастерской, выносит брюзжания госпожи Элоиз, сдержанные «здравия, целительница» деда Илмея, щебетания Ирмы, теплые улыбки Кир-ши, задумчивые взгляды Лии и настороженные — Варга.

А господин Карпентер теперь готовится к отъезду.

И злиться.

Роанна так и не дала ответ, поедет она с ним в столицу или нет. Ей бы хотелось вернуться, но решиться она так и не смогла. Ирма, разумеется, уговаривает, говорит, вдвоем веселее будет. Да и не обязательно к бабке возвращаться — можно жить в городском доме-мастерской господина Карпентера: дом большой, места всем хватит. Льен идею переехать в Мерну воспринял с воодушевлением: соскучился и по бабке, и по поместью. Но сказал, что если Роанна не хочет уезжать, ему и здесь хорошо.

Знала она это «хорошо». Варгом зовется. Кто бы мог подумать, что закадычные враги станут друзьями не разлей Вода?

Прислонившись к теплому толстому стволу дуба, Роанна продолжила наблюдать за праздником.

Снова послышался смех и гомон — очередная пара влюбленных решила испытать судьбу. Парень высокий, рубашка натянута так, что видно тугие мышцы. А девушка… Роанна пригляделась — Ирма! Вот она, смеясь, принимает предложенную руку — пальцы сплетаются крепко-крепко, влюбленные разбегаются, прыгают и… Канава широкая, но неглубокая. Дно ее устало специальной тканью, пропитанной маслом — чтобы не уходила вода, которую за неделю до праздника носили и сливали в канаву все жители деревни. Таков обычай — каждый должен был принести столько, сколько сможет.

В этот раз влюбленным не повезло. Роанна смотрела, как Ирма, отфыркиваясь и хохоча, выбирается из воды, замочив подол платья. Руки ей протянули все местные парни — за которую ухватится первая деревенская красавица? Кому отдаст предпочтение?

Парень, с которым прыгала Ирма, зло сплюнул на землю. Раскрасневшийся, как вареный рак, он опустил голову и пьяно побрел к Проклятому лесу.

Роанне не было жаль, что прыжок не вышел. Какие они влюбленные? Несколько раз встречались за зиму, гуляли, в гости ходили друг к другу. Нет, Роанна твердо знала — это не любовь. Правильно рассудила богиня Воды — не пара они друг другу.

— Эй, Роанна! Чего дерево подпираешь? Ему уж лет сто, поди, даже Пожарище пережило. Не упадет без тебя! — дядька Ирмы, посмеиваясь и покручивая ус, приветливо махнул рукой. А Ирма жаловалась, что он у нее строгий! — Иди сюда, дочка, выпей с нами.

Отказываться от угощения в день Воды нельзя — не принято. Пришлось подойти. Дядька налил ей целую кружку яблочного сидра — янтарного, ароматного. Только сейчас Роанна ощутила, насколько ей хочется пить. И есть. За целый день она лишь позавтракала в доме господина Карпентера. А ведь сейчас уже вечер…

Она осушила кружку залпом. Дядька присвистнул и кружку отобрал.

— Эй, полегче, дочка! Сидр у меня крепленый, с того года настаивал — ох, и яблочным был прошлый год! А ты иди, закусывай, вон бабка Шегна пирожки раздает. А не то развезет, как пить дать развезет!

Мог бы сразу предупредить, что крепленый. Ведь пилось так легко, как компот! Сидр тут же ударил в голову — сделалось легко-легко, беззаботно, весело.


Может, этого ей и не хватало? Отрешиться, сбросить с плеч непосильный груз: хозяйство, работа, забота о младшем брате. И все одна, одна… И господин Карпентер на нее злиться — почему она не может ему ответить? Ирма дело говорит — не обязательно возвращаться в поместье, можно жить у мастера дома. Да, решено — завтра она даст ему ответ. Она согласиться! Хотя… зачем ждать до завтра? Нужно сказать ему прямо сейчас.

Вежливо поблагодарив дядьку Ирмы за напиток, Роанна, слегка шатаясь, побрела искать мастера. Только где же его найти, в такой толпе? И тут ли он вообще… Может, заперся в мастерской и выстругивает новый шедевр, а на праздник не пошел вовсе? Нет, Ирма говорила, вытащит его любой ценой — хватит, мол, чахнуть ночами напролет над куском дерева, так и вся жизнь пройдет!

Если бы сейчас Ирму встретить… Вдвоем они бы живо нашли мастера. Но Ирма ушла куда-то с парнями, которые помогли выбраться ей из канавы.

Роанна покрутила головой — опасное движение. Из-за этого качели, на которых раскачивались дети, опасно накренились, а костры, над которыми жарили ароматное мясо, принялись двоиться в глазах, угрожая языками пламени.


Душно… Очень душно.

Только-только начали сгущаться сумерки; почва сделалась влажной и хлипкой, еще чавкающей весенней грязью под ногами.

Цепляясь за деревья и прохожих — стыд какой! — Роанна добрела до оврага, за которым начинался Проклятый лес.

Здесь дышалось легче. И суматошного веселья праздника почти не было слышно, и люди не попадались.

Голова все еще гудела.

Останавливаясь чуть ли не у каждого дерева, Роанна перешла овраг. Идти стало проще — земля уже не грозила уплыть из-под ног. Можно прогуляться до сосны-маяка, чтобы выветрились остатки сидра. Как раз успеет до того, как стемнеет окончательно.

Позади хрупнула ветка. Зверь? Нет, вряд ли. Кроме того раненного медведя, на которого тогда наткнулась Лия, в Проклятом лесу не водилось зверей.

Человек?

Возможно. Гуляки порой забредали сюда — пьяным нипочем байки и страшилки про зачарованный лес, которыми их пугали бабки в детстве.

Наверное, кому-то на празднике тоже показалось слишком шумно и тесно, вот и решили уединиться.

Так и есть. Из-за неохватного обгоревшего ствола — бывшего роскошного дуба, вышел человек. Мужчина средних лет с гладко выбритым подбородком и кривым носом.

Роанна не испугалась. Сегодня День Воды. Что может случиться?

— Благословенна Вода во всех источниках ее, — произнесла она ритуальную фразу.

— Благословенна, благословенна, — произнес неприятный знакомый голос за ее спиной.

Не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что голос принадлежал госпоже Карпентер. Вот и сама она обошла Роанну по кругу, медленно, выжидая, словно хищник, загнавший добычу в ловушку.

Что делает Элоиз в Проклятом лесу, которого боится до Засухи? К тому же, она не одна…

Кроме кривоносого, показался еще один мужчина — молодой, чуть старше Роанны, высокий и худой.

— Госпожа Карпентер, — голос Роанны задрожал, а воображение заиграло первые тревожные нотки. — Кто эти люди, госпожа? Вам что-то от меня нужно?

Элоиз усмехнулась.

— Нужно, ведьма, нужно. Тебя.

У Роанны похолодели кончики пальцев.

— Это она? — хрипло спросил кривоносый.

— Она, она, — госпожа Карпентер недобро прищурила глаза. — Ведьма! Как есть ведьма, точно вам говорю. Сына моего приворожила, так и ходит возле нее, как зачарованный, на работу пристроил, а теперь еще и в столицу с ней ехать надумал. Срамота! Забирайте, ее, господин дознаватель, а там уж сами с ней разбирайтесь.

Дознаватель? Неужели… Ведь ее уже осматривал доктор Рин!

Кривоносый хмыкнул и сплюнул.

— Мы с Гремом не дознаватели. Сопровождающие и охрана. Дознаватель у нас Хиртус, он… ммм… позже подойдет — пережрал что-то на празднике. Говорил ему — не мешай сидр с пивом! Он сейчас во-он за теми кустами блю…

— Карст! — прервал его Грем. — Не при дамах!

— Ладно, — снова сплюнул Карст. — Девку мы забираем.

Он грубо схватил Роанну за запястье холодными липкими пальцами.

— Подождите, — Роанна попыталась вырваться, но пальцы держали крепко, — меня уже осматривал дознаватель и заключение выдал. Я не ведьма!

Губы госпожи Элоиз сжались в одну узкую линию.

— Ведьма! Не слушайте ее.

— Так у тебя есть заключение дознавателя, киска? — смрадное дыхание Карста обожгло Роанне щеку. От запаха тухлой рыбы ее затошнило. — Где же оно?

Главное не дышать носом.

— Дома.

— Где ты живешь? — вмешался Грем.

— Т-тут, недалеко. Всего лишь выйти из леса и перейти поле.

— Прогуляемся? — спросил Карст, обращаясь к Грему. — Пока Хиртусу не до нас, бумагу добудем, а там, глядишь, и на празднике погулять успеем. Я девку одну приметил — наливное яблочко! В жисть таких красоток не встречал!

— Хиртус велел здесь дожидаться, — Грем пнул ногой обугленный пень, и тот с хрустом разломился на куски.

— Брось, он еще нескоро оклемается. А мы по дороге еще и закусить успеем.

— Да кого вы слушаете! — не выдержала Элоиз. — Врет она все! Нет у нее никакого заключения!

Пальцы Карста по-прежнему сжимали запястье железной хваткой. Роанна уже не чувствовала ладонь. А после и синяки будут…

— Так есть или нет, рыбка? — Карст оттеснил ее к дереву, прижал к черной коре. Роанна почувствовала, как вторая его рука скользнула по талии, погладила по спине.

Противно. Нужно просто потерпеть. Сейчас они сходят домой, убедятся, что Роанна не ведьма и все встанет на свои места, забудется, как дурной сон.

— Что здесь происходит? — господин Карпентер, одетый, как все жители деревни на праздник Воды — простая рубаха с вышивкой, напоминающей волны, — появился, словно из ниоткуда. — Матушка? Роанна?

— Ачи! — Элоиз выглядела теперь слегка растерянно. — Что ты здесь делаешь?

— Это вы что здесь делаете! Я поспрашивал у деревенских на празднике, не видели ли они мою мать, те сказали, что видели, и что вы отправились в лес в сопровождении двух незнакомцев. Как прикажете это понимать?

— Господин Карпентер! — голос Роанны прозвучал ясно и чисто, прорезая прохладный вечерний воздух. Удивляться собственной смелости или наглости не было времени. Уж мастер-то знает, что она не ведьма! Хватка державшего ее Карста слегка ослабла. Роанна вырвалась и отбежала к мастеру, от волнения прижалась к нему, презрев всякие приличия. — Господин Карпентер, ваша матушка привела этих людей, и они утверждают, чго я — ведьма. Но ведь это не так, правда? Вы видели, как меня осматривал дознаватель, ваш знакомый, доктор Рин. Вы были там!

Мастер погладил ее по голове, слегка сжал кончики пальцев. Руки у него теплые-теплые. Не то, что у Роанны теперь — ледышки.

— Разумеется вы не ведьма, Роанна. Но вы утверждаете, будто… Матушка? Вы и впрямь привели сюда этих людей?

Элоиз приблизилась к сыну. Проговорила непривычно вкрадчиво-елейным голосом:

— Мой мальчик, что ты, эти люди пришли сами. Разве ты не слышал про новый закон? Всех целительниц необходимо осмотреть. Они лишь спросили, где можно найти… Роанну. И я подсказала им.

Неправда. Все неправда!

Присутствие мастера придало сил.

— Видели, как я пошла в лес, госпожа Карпентер? Вы следили за мной?

Элоиз фыркнула.

— Роанна, — мягко укорил мастер, — вы забываетесь. Это моя мать. Я понимаю, вы с ней не ладите, но это не дает вам повода говорить о ней подобным тоном.

— Довольно любезностей, — встрял Грем, — семейных разборок нам еще не хватало! Слышь, девка, показывай свое заключение, Хиртус удостоверит подлинность и все мы разойдемся подобру поздорову.

— Заключение доктора Рина? — спросил господин Карпентер у Роанны.

— Да, — пролепетала она. — Только заключение у меня дома.

— Тогда принесите его. В чем дело, Роанна? У вас есть бумага, заверенная дознавателем. Покажите ее и от вас отстанут.

— Какая бумага, Ачи? — вмешалась госпожа Элоиз. — Тебе не кажется странным…

Но господин Карпентер, начавший закипать от всей этой ситуации, довольно грубо оборвал ее:

— Помолчите, матушка. Бумага действительно есть и это вовсе не ваше дело.

Липкие пальцы Карста снова сомкнулись на Роаннином запястье.

— Идем, киска. Покажешь свою бумажку. Видишь, господин волнуется.


Элоиз, воспользовавшись тем, что Роанну грубо оттянули в сторону, схватила сына под локоть, запричитав:

— И мы пойдем, Ачи. Здесь нам больше нечего делать. У меня голова разболелась, все кружится…

Она притворяется. Сейчас, когда Роанна была собрана и чувства обострены до предела, ложь ощущалась, словно густой кисель — ложками можно есть.

Тухлой рыбой, казалось, воняло даже не изо рта Карста. От всего его облика несло неприязнью и сладковатым запахом давно немытого тела.

Главное, не дышать носом…

— Но господин Карпентер! — вдохнуть все же пришлось, и ее едва не вывернуло наизнанку. — Я не хочу иди с ними. Мне страшно, господин Карпентер. Может… вы проводите меня?

Страх часто заставляет просить то, чего никогда не попросил бы у человека, когда тебе хорошо и спокойно.

Господин Карпентер растерянно посмотрел сначала на нее, потом на мать, словно не зная, какое принять решение. Но размышления его прервал визгливый вскрик:

— Ай, — Элоиз прижала пальцы к виску. — Мне что-то не по себе…

— Вам плохо, матушка?

А господин Карпентер обеспокоился всерьез. Неужели поверил? Так наивно’

— Да, мне плохо, — казалось, Элоиз дышала едва-едва, цепляясь за крепкий локоть мастера. Глаза полуприкрыты, ресницы опущены. Актриса! — Пойдем домой, сынок. Проводи меня.

Роанна горько усмехнулась. Разве он выберет ее вместо своей матери? Нечего и думать.

— Значит так, — распорядился мастер. — Роанна, вы идете с этими людьми.

Сегодня праздник, что может случиться? А я провожу матушку и встречу вас. Договорились?

Что ей остается? Она лишь вымученно кивнула.

— Идите, — напутствовал мастер, поддерживая виснувшую на нем Элоиз, — и ничего не бойтесь. Я приду, обещаю.

Стиснув зубы и пытаясь не оглядываться, Роанна позволила Карсту себя увести. Сзади плелся Грем, изредка отпуская сочные ругательства.

Хрустели под ногами сухие черные ветки; в лесу было необычно тихо. Слишком тихо. А ведь они уже должны подойти к оврагу, откуда доносились бы голоса гуляющих, запахи костра и жареного мяса…

Роанна зажмурилась, тряхнула косой. Как она могла быть такой глупой? Ведь они идут не в ту сторону! Видимо, крепленый сидр дядьки Ирмы все-таки не до конца выветрился из головы.

Она попыталась вырваться, дернула руку к себе — напрасно. Жилистый Карст лишь ухмыльнулся и крепче перехватил ее запястье.

— Куда мы идем? Мой дом в другой стороне! Вы заблудились, наверное?

Грем выругался сзади.

— Лады, Карст, хорош уже. Так и впрямь заблудимся! Да стой, кому говорю!

Карст притормозил и Грем, догнав их, встал напротив Роанны, оказавшись выше нее на голову, положил руки ей на плечи, заглянул в лицо.

— Миленькая, — изрек он, — хоть и заморенная. Наивная простота… Не жаль будет портить такую, Карст?

Кривоносый расхохотался.

— Кто бы говорил! — он стащил с себя куртку и принялся распутывать тесемки штанов. — Слушай, давай быстро, а то Хиртус в себя придет, искать примется!

Роанна похолодела от ужаса. Что они собираются с ней делать?

Грем медленно потянулся за спину Роанне, поймал ее косу и намотал на кулак.

— Вообще-то, Хиртус запретил ее и пальцем трогать. Говорил, если ведьма — опасно.

— Брехня! — взвился Карст. Зашел Роанне за спину, коснулся холодными костяшками шеи, потянул воротник платья… Платье стало тесно в груди, послышался треск разрываемой материи, и ткань сползла к поясу, оголив плечи. Роанна осознала, что стоит в одной нательной сорочке.

Мужчины продолжили грязно ухмыляться и сыпать сальными шуточками.

Мысли перемешались. Перепутались. Ведь они же сейчас… Надо кричать! Вырываться, бежать…

Но Роанна прилипла к месту. Страх сковал льдом по рукам и ногам, словно мороз речку зимой. Стало трудно дышать, а чужие наглые руки, меж тем, огладили шею, распустили волосы, рассыпав их по оголенным плечам, заползли под тонкую ткань сорочки, бесстыдно сжали грудь…

Снова крепко намотали волосы на кулак, потянули вниз. Больно. Нужно наклониться, ниже, ниже… Иначе, кажется, еще чуть-чуть и волосы вырвут из головы вместе с кожей.

Она лежит на черной земле. Стылой, холодной. Она старается смотреть на медленно темнеющее в сумерках небо, пытаясь выискать первую загоревшуюся звездочку — любимое развлечение в детстве, когда можно было сбежать от родителей на луг, начинающийся прямо за домом, развалиться на траве и мечтать, мечтать…

Она пытается представить, что ветки деревьев — живые заколдованные существа, возможно, даже бывшие люди. И сейчас они шепчутся между собой, в сотый или тысячный раз обсуждая, как можно освободиться от проклятия.

Вот бы тоже стать деревом… Ведь когда дерево умирает, от него есть польза. Сколько прекрасных и нужных вещей можно сделать из древесины! Из вишни получатся отличные курительные трубки, из дуба — крепкая кровать, из сосны — корабельные мачты, столики, гробы… Из ясеня выйдут звонкие флейты. Есть еще орех и бук. С ними любит работать господин Карпентер…

И почти любое дерево годится на растопку…

А когда умирает человек, какая от него польза?

Никакой.

Роанна разрешила себе думать о таком. О вечном, о странном… Сейчас можно. Все, что угодно, лишь бы не видеть склонившегося над ней перекошенного лица Карста. Лишь бы не чувствовать растерянность, недоумение и ужас# потому что Грем сильно заломил ее руки над головой и держит их прижатыми к земле. Лишь бы не ощущать боль, сильную боль там, внизу…

— Слушай, Карст, она, кажется, без чувств.

Нет, к сожалению, нет. Она все слышит.

Сдавленный смех. Горделивый хрип:

— После меня все девки так! Сначала вздыхают, потом стонут, потом жалуются, а после сами на шею вещаются. В этом деле я хорош, не хвастаю, но это так.

— Завязывай, давай, — раздраженно бросил Грем. Роанна почувствовала, как ее хлопают по щекам. После всего, что было — это не больно. Даже щекотно. — Пойдем Хиртуса разыщем. Девку тут оставим — она совсем, похоже, выдохлась. А ему скажем, что уже такую в лесу нашли. Ему-то что — с больной головой не до девок. Осмотрит ее быстренько, и свалим на праздник.

Голоса постепенно смолкли. И навалилась тишина. Она давила на грудь, заползала холодными щупальцами под платье, вернее под то, что от него осталось. Она лизала растерзанные лодыжки и бедра, как голодный волк, подбираясь выше, выше… К шее. И, наконец, сомкнула на ней стальные пальцы.

Стало невыносимо трудно дышать. Захотелось выть, но голоса не было. Роанна лишь беззвучно открывала и закрывала рот. В горле першило, но слюны не было, нечего было глотать…

Ужасно, до дрожи захотелось пить. Ведь сегодня День Воды. Большой праздник… Воды сегодня не жалел никто. Вот только Роанне ее вряд ли принесут…

Деревья по-прежнему покачивали черными ветками. Зачарованные, обугленные, страшные. Как-то раз господин Карпентер принес такую ветку в мастерскую. Насвистывая, счистил обожженную кору, а под ней оказалась хорошая сердцевина. Тогда он отдал ветку Льену для удочки…

Мастер. Некстати вспомнился. Снова… Он обещал прийти. Но нет… не придет. Его матушка, эта противная Элоиз, которая и привела этих… ему дороже. Ей он вериг. Ей, не Роанне. Прав был Варг, когда недобро отзывался о брате. А она его все журила — наговаривает…

Нужно встать… Уйти. Уползти. Обратно, к людям, на праздник, хоть куда-то…

Пошевелить рукой — терпимо, ногой — больно. Перевернуться на бок — пронзительно больно. Невыносимо.

Тишина, все еще сжимавшая горло мерзкими щупальцами, добилась своего: из горла Роанны вырвался сначала хрип, потом стон. А потом полились и слезы.

Всхлипывать было больно тоже, поэтому слезы лились почти бесшумно. Падали на плечо, потом на землю.

Кап, кап…

Падали на папоротник — примятый ее телом, раскорячился под щекой, которую он щекотал узкими тонкими листьями.

А это еще что такое?

Роанна сморгнула. Листики папоротника были совсем близко. Но не только листики. Цветы! Сочные алые цветы, чем-то напоминающие маленькую лилию.

Откуда они здесь? Неужели…

Папоротник цветет.

Красные бутоны набухали на глазах. И раскрывались. Роанна почувствовала еле уловимый аромат земляники, душицы, малины и еще каких-то трав. Успокаивающий, легкий, воздушный аромат.

Она протянула руку, коснулась лепестков цветка — теплые, словно живые. И страх, помахав на прощание когтистой лапой и прихватив щупальца тишины, ушел, словно растворился в воздухе.

— Да вон она, Хиртус!

— Клянусь, мы и пальцем не тронули! Нашли уже такую, она, не она, не поймем. Эта женщина, госпожа Карпентер, говорила, что девчонка щуплая, волос русый, глаза огромные серые. В темно-зеленом платье. Так все сходится, вроде…

Люди приближались.

— Идиоты! — этот голос высокий, пронзительный, привыкший повелевать. — Не вы, значит? Так я и поверил! Засуха, откуда только такие недоумки, как вы, берутся! Я же предупреждал! Да если только она окажется и впрямь ведьмой…

Нет!

Роанна вытерла слезы. Нет. Никогда больше. Никто не посмеет трогать ее руками и делать то, что вздумается. Лучше умереть.

Медленно она приподнялась. Села.

— Прочь… — прошептали растерзанные губы. — Убирайтесь прочь…

— Эй, Хирт, да она очнулась! — хриплый голос Карста прорезал тишину. — Жива, вот видишь, а ты…

Он не договорил. Не успел.

Толстое полусгнившее дерево с мерзким скрипом рухнуло, подмяв под себя Карста. Он было вскрикнул, но крик оборвался быстро.

Хиртус и Грем ели успели отпрыгнуть в стороны.

Теперь они смотрели на придавленного деревом человека во все глаза, и по их лицу бродил зарождающийся страх.

— Она и правда ведьма? — тихо спросил Грем.

Хиртус, сосредоточенно глядевший в сторону Роанны, грязно выругался.

— Только что инициированная. Такое невозможно не почувствовать. Необязательно даже за руку брать. Скажи мне, Грем, скажи, ради Воды, это ведь не вы, да? Потому что если вы…

— Что? — прошептал Грем.

— Тогда нам лучше убираться отсюда. И живо.

Они стояли достаточно далеко. Настолько, что обычный человек нипочем не услышал бы, о чем они перешептываются.

Но Роанна слышала. Отчетливо, каждое слово. Словно находилась там, среди них. Среди этих выродков…

Роанна сжала в кулаке цветок папоротника и сипло рассмеялась.

Убираться? Нет, никуда они не уйдут.

Потому что она позвала ветер. Тихонечко позвала, ласково. Как в детстве, когда она подолгу разговаривала с ним, сидя на лугу. Ветер качал колокольчики и полевые ромашки, и тогда Роанне казалось, будто он разговаривает с ней, слышит ее. И все-все понимает. Но тогда она не могла позвать его, когда хотелось.

А сейчас смогла. И позвала. И ветер пришел.

Вот он, здесь. Играет в прятки в зарослях папоротника, обнимает ласково, целует.

Хрупнула ветка. Заскрипели стволы. Кажется, ветер приглашает поиграть. Только игры ли это?

Дерево упало. Одно, другое. Рядом с Роанной, но ей не страшно. Ей теперь совсем, ни капельки не страшно. Ветер не причинит ей вреда. А вот этим мерзким людишкам…

Роанна выпростала вперед руку с зажатым в ней цветком. Раскрыла ладонь — нежные мятые лепестки осыпались, цветок упал, а она поманила ветер пальцами, прошептав: «Ко мне!» Легкий, мерцающий радужными всполохами поток, с радостью метнулся к ней, пощекотал ладонь, потерся о щеку. Роанна обхватила его, сжала, намотала на кулак.

И дернула. Изо всей силы дернула, указывая в сторону застывшего на месте Г рема.

Грем повалился как подкошенный, словно его спеленала по рукам и ногам невидимая паутина. Падая, он ударился виском об острый угол пня. Упал, затих. И больше не поднялся.

Третий человек, Хиртус, понемногу пятился назад, бормоча:

— Не надо… Я ничего не сделал тебе, ничего. Не надо, пожалуйста…

Не надо. Возможно. Но ведь он дознаватель! Из породы тех, кого она

ненавидела всю свою жизнь. Но ведь доктор Рин… Нет, профессор не в счет. А этот пришел с двумя отродьями, которых язык не поворачивается назвать людьми.

И он должен получить по заслугам.

«Давай, ветер. Давай! Сюда, ко мне. Ко мне!»

Потоки, воздушные, легкие, искрящиеся, поспешили к Роанне отовсюду. Они метались вокруг, сталкивались друг с другом, выворачивая с корнем деревья, поднимая их в воздух, затягивая в воронку.

Воронка. Черный воющий столб из потоков ветра, мусора, останков деревьев, земли и Засуха знает, чего еще.

За небольшой огарок или несколько минут она разрослась настолько, что высилась теперь перед Роанной от земли и до самой высокой сосны.

Миг — и Хиртуса, слабо вскрикнувшего, засосало внутрь воронки. Закружило, утянуло. Где теперь он, где деревья, где ветер — не разобрать.

Вот и дознавателя больше нет. И этих двоих…

Это она их убила. Убила… За что?

Потому что не хочет больше бояться. Потому что больше никому не позволит играть с ней, словно фигурой на доске в шад-на-дэн. Потому что больше никому не позволит сделать ей больно.

Никогда.

И тогда Роанна подняла руки. Смерч, огромный воющий столб, который она сотворила, легко двинулся по Проклятому лесу, круша и сминая все на своем пути.

Пока ураган продвигался вперед, Роанна медленно, превозмогая боль, шла позади него по голой колее, оставленной черной воронкой.

Вот ветер добрался до сосны-маяка. Миг — и сосны больше нет…

Сколько времени прошло, Роанна не ведала. Она упрямо передвигала ноги, следуя за ураганом.

В какой-то миг в лицо плеснуло водой. Холодные капли, а потом и комья грязи…

А ведь сегодня праздник Воды… Воды?

Значит, они возле реки. Смерч поднял воду в воздух, закрутил спиралью из ила, ракушек, рыбы и камней.

Река…

Но ведь там Льен! И Варг! Они отправились на реку!

— Нельзя! — крикнула Роанна, срывая голос. — Туда нельзя, назад!

Но ветер не слушался. Роанна попыталась схватить скользкие потоки, но те лишь больно ударили по рукам.

Она не может… Не может это остановить. Смерч больше не подчиняется ей!

Вода Пречистая… Что же делать?

Ураган продолжил разрушительное шествие; Роанна бежала за ним, кричала, звала, падала, поднималась, и снова падала…

Силы, невесть откуда взявшиеся, снова ее покинули. Упав последний раз, Роанна больше не поднялась. Встав на колени, она долго смотрела вслед удаляющемуся столбу ветра…

А потом темнота схлынула. Ушла. Роанна поняла, что видит деревья, темное небо, траву, на которой сидела. Каждую травинку. Но ведь сейчас ночь, как это возможно?

Бабка видела в темноте. Бабка — ведьма.

Ведьма.

Только сейчас это слово, безумной бабочкой бившееся в голове все это время, все расставило по местам.

Роанна теперь тоже ведьма. Та, стать которой она боялась больше всего на свете.

Невозможно. Неправильно. Немыслимо.

Но это так.

Ведь она сумела призвать ветер. Ведь папоротники расцвели. Ведь она видит в темноте.

Видит.

Роанна обнаружила, что сидит на знакомом поле. Если оглянуться, там, в низине спрятался ее маленький домик. А впереди, на пригорке — дом Карпентеров.

И именно туда направлялся ураган.

Даже если бы Роанна захотела что-нибудь сделать, то не смогла бы.

Но она не хотела.

Потому что мастер не пришел, как обещал… Потому что позволил сделать с ней то, что сделали…

Ей оставалось лишь бессильно наблюдать, как смерч добирается до забора. Залаяли собаки, но тут же смолкли…

В окнах горит свет. Мгновение — и свет потух.

Заскрежетало, загрохало, заревело…

Роанна зажала уши руками и зажмурила глаза — не слышать, не видеть.

Когда она решилась их открыть, все стихло. Смерч словно рассеялся в воздухе…

От огромного дома Карпентеров остались лишь обломки.

Вот они размылись, набухли, поменяли очертания. Роанна сморгнула — нет, обломки не исчезли. Вон там, кажется, сохранилась половина стены…

Но стену снова повело. И Роанна поняла, что плачет.

Слезы катились безудержно, неукротимо, потоком.

Что она наделала?

В доме, наверное, была Элоиз. И мастер, ведь он взялся проводить ее именно домой. А еще дед Илмей. И Сид. И Лия…

Лия! О чем она говорила тогда в лесу? Ненависть, тьма, злоба. И очищающий вихрь. А ведь Лия — ведунья. А еще она говорила, что нужно лишь правильно выбрать путь…

Роанна выбрала неправильно. Она убила их. Их всех.

Целую семью… Ведь и у нее была семья!

Она закрыла глаза. Она помнит их…

Они часто переезжали. Ей нравилось путешествовать. Тогда казалось, что так и должно быть. Новый дом. Раз в год. Или в два. Новое место, люди. Новый, удивительный мир. Новый лес, поля, луга и травы. Новые, неизведанные цветы, растения, деревья. И бабушка учит готовить новый отвар. Новый пансион, новые знакомства. Родители смеются… И булочки с корицей. И с маком.

Ей казалось, что так будет всегда.

Невозможно быть счастливой вечно. Но тогда она еще не знала об этом.

А потом родители погибли.

Бабка всегда ходила в черном, поэтому перемены в ней никто не заметил. После похорон она, как обычно, переставляла склянки с настойками в маленькой комнате, напоминавшей лабораторию алхимика, и пыталась внушить Роанне, что смерть не самое худшее, что может случиться в жизни.

Возможно, так оно и есть. Но тогда ей казалось, что хуже быть не может.

Может.

Теперь Роанна убедилась в этом. Хуже — это когда сам лишаешь жизни других и не можешь это остановить.

Она сжала зубы, заставила себя подняться.

Она дошла до дома Карпентеров и заставила себя смотреть на руины. Потом развернулась и пошла в деревню.

Не души. Разрушенные дома, развороченные огороды, вырванные с корнем кустарники, рассыпавшийся забор, заваленный камнями колодец.

Она шла по изувеченной улице, и казалось, будто сама Засуха шествует за ней по пятам.

Вон там кто-то лежит! Когда Роанна подбежала к человеку, она узнала аптекаря, даже несмотря на то, что он распластался в грязи лицом вниз. По серому халату, вечно в кляксах и разводах от лекарств.

Возле колодца с открытыми остекленевшими глазами лежал мясник, чуть поодаль — старушка в цветастом платочке. Кровь запеклась у нее на голове, проступила пятном сквозь платок…

Ноги подкосились. Иди дальше невыносимо. Видеть это все невыносимо.

Но она должна найти.

Она заходила во дворы, заглядывала в разрушенные дома, кричала, надрывая голос:

— Льен! Варг! Льен!

Но мальчишек и след простыл.

Обойдя деревню по кругу, Роанна вновь свернула к полю. Может, Льен просто пошел домой? Почему она сразу не догадалась?

Дом зиял выбитыми стеклами. В остальном он был цел, даже забор не помяло. Единственный уцелевший дом во всей деревне.

— Льен! — закричала она еще с порога.

Тишина в ответ.

Обойдя комнаты и заглянув во все углы, Роанна вернулась во двор.

Бесполезно…

Взгляд, лихорадочно метавшийся по огороду, наткнулся на колодец. Она ведь так хотела пить!

Роанна схватилась за ручку, но липкая ладонь соскользнула. Ручка прокрутилась сама, и деревянный вал лопнул; гулкий звук его отразился в колодезном эхе.

Воды не набрать…

Сердце сдавило тисками. Роанна опустилась на грядку, на которой только- только взошли молоденькие листики петрушки, встала на колени, потом и вовсе легла на бок, подтянув ноги к подбородку.

Вдруг это все происходит не с ней? Вдруг она сейчас проснется и обнаружит, что это — сон? Просто дурной сон…

Потому что если все это происходит наяву, Роанне остается лишь умереть.

Закрыть глаза. Замедлить дыхание. Приказать не биться сердцу.

Это просто. Она теперь ведьма, а ведьмы умеют и не такое…

Со всех сторон навалилась густая сонная тьма. Спокойствие, умиротворение, которого так ей не хватало. Еще чуть-чуть и…

— Дура! Ты что творишь?!

Резкая боль от хлопка по щеке вывела из блаженной полудремы. Неужели еще один? Насильник… Дознаватель? Откуда только взялся? А у нее нет сил, совершенно нет сип, чтобы бороться, даже глаза открыть тяжело.

Что же, пусть убивает, ей все равно…

— Засуха, — распалялся меж тем чарующий бархатный голос, — так и знал, что не нужно было уезжать. А все Торин, не может без меня и недели! Надо было сразу хватать вас в охапку и насильно везти к Гвен. Но я же люблю наблюдать… Вот и получил по зубам! Послушай, Роанна, послушай меня, где Льен? Где твой брат?

Брат? У нее был брат. Пока она не убила его. Собственными руками.

Роанна попыталась сказать это вслух, но вышло лишь мычание и всхлипы.

— Тише, девочка, тише. — Она почувствовала, как ее осторожно подняли и понесли. — Совсем обессилила… Вычерпать всю магию до капли — нельзя же так! Такой погром в древне учудила! Вот только обуздать силу не сумела… Оно и понятно — кто такое с тобой сотворил? Голову бы оторвал собственными зубами, только они уроды, поди, уже и так на пути в Пустыню…

Человек говорил и говорил, ласково, монотонно, усыпляюще. Роанна знала этот бархатный воркующий голос, но кому он принадлежит, вспомнить так не смогла.

И вскоре ей стало совершенно безразлично, куда это человек ее несет и зачем.


Загрузка...