Глава 24. Расплата и вознаграждение

Промозглый холод пробрал Калена до костей. Не отрывая глаз, он протянул руку, нащупал теплый шерстяной бок, придвинулся к нему. С другой стороны тоже стало тепло, постепенно он согрелся и начал снова проваливаться в сон. Но скрип петель и глухой стук двери заставил его мгновенно открыть глаза. Осмотрелся — снова в псарне, снова лежит на полу между двумя любимыми волкодавами госпожи. Но что было значительно хуже — он снова видел перед собой черную парчовую юбку.

— Нравится спать с собаками, Кален? — осведомился холодный насмешливый голос.

— Я как бы не знаю, как сюда попал, госпожа, — промычал он в ответ, прячась за пушистым кобелем, обнимая его за шею и не давая ему подняться навстречу госпоже. Кобель радостно вилял хвостом, но слушался и с места не вставал.

— Не знаешь? — спросил тот же, теперь уже язвительный голос. — Возможно вчера, вместо вечерней пробежки, ты выпивал сливовую наливку и играл в кости с Салькой, Ману и Балем?

— Нет, госпожа…

Вчера он исправно пробежал три круга вокруг усадьбы, облился прохладной водой, насухо растерся полотенцем, мимоходом отметив, что жир с боков ушел, а живот, ранее висевший складками, приобрел твердость и некое подобие рельефа.

— Ладно, Засуха с тобой. Вставай. Ты мне нужен.

— Я… как бы…

— Что, опять? Что на этот раз?

— Я голый, госпожа, — понуро ответил Кален, почувствовав как жар прилил к щекам.

Он так и не поднял голову, но услышал, как хлопнула входная дверь. По полу псарни, устланному соломой, поползло и рассеялось облачко пара.

Хозяйка вернулась быстро. Бросила Калену шерстяные штаны, овечий тулуп и старые стоптанные сапоги.

— Одевайся, — приказала она стальным голосом. — И немедленно ко мне. В лабораторию.

***

Время приближалось к полудню. Солнце распалилось не на шутку. Влажные комья грязи по краю дороги высохли, а земля больше не чавкала под ногами. Воздух сделался легким и дурманящим, как дым от листьев заморского растения, которые однажды Мел позволил себе раскурить в кухне. Помнится, толстая Мэг тогда бранилась, как конюх, и клялась, что треснет парня ухватом, если тот еще раз вздумает курить подобную мерзость.

Калитка возле домика вдовы оказалась распахнутой настежь. Во дворе обнаружились следы, а обычно чисто выметенное крыльцо оказалось заляпано грязью.

Идти в дом не следовало. Но Терри и Гвен, до сих пор пребывающие в радостном изумлении после чудесного исцеления, довольные, расслабленные после прогулки, потеряли бдительность.

Когда за ними захлопнулась дверь, высокий страж спокойствия с пышными пшеничными усами, на форме которого красовался знак — колокольчик, заключенный в круг и перечеркнутый двумя линиями, запер за ними дверь на засов. Из соседней комнаты, плавно переходящей в кухню, вышла раскрасневшаяся вдова, за ней — крепкий бородатый мужчина и еще пара человек, рассмотреть которых Гведолин не успела.

— Без сомнения, это они, — пророкотал усатый, сверившись с бумажкой в руке. — Ты, — вышедший из кухни мужчина, тоже оказавшийся стражем, заломил Терри руки за спиной и слегка подтолкнул вперед, — как тебя зовут?

— Ману Чигер, — с вызовом отозвался Терри. — А в чем, собственно, дело? По какому праву…

— Врешь, — яростно перебил его допрашивающий, а держащий страж потянул сведенные за спиной запястья вверх так, что Терри зашипел от боли. — Попробуем с девкой. Как твое имя?

— Яри.

Страж свернул бумагу трубочкой, похлопал ей по своей левой ладони.

— Так, предположим. Чем же ты занимаешься, Яри? Что привело тебя сюда? Куда направляешь? Кто твой спутник?

Отчаянно косясь на Терри в поисках поддержки, Гведолин, получив его слегка заметный кивок, снова перевела взгляд на стражника.

— Я дочь агттекаря, господин. Родители были против нашего брака, поэтому мы с Т… с Ману сбежали из дома. Направляемся к родственникам, возможно, они приютят нас ненадолго.

— Где живут ваши родственники?

— На границе Антерры с Анарой, в городке…

Она запнулась, вспоминая те несколько уроков географии, что подарил ей Терри, силясь вспомнить действительно существующий город.

— В городке… — подначил усатый стражник.

— Крытый вал, — закончил Терри.

Стражник, державший его сзади, выпустил скрученные руки, но лишь затем, чтобы с силой ударить кулаком в живот. Терри согнулся пополам, судорожно хватая воздух.

— Говорить будешь, когда я разрешу, — рявкнул усатый. Стрельнул глазами в Гведолин. — В каком городе аптека твоих родителей?

— В Вишке, — выпалила Гведолин. Глаза стражника с бумагой победно свернули, и она поняла, что сморозила глупость.

— Вишка находится на полпути к Крытому валу. И вы непременно прошли бы ее, раз забрели сюда. Или вы специально прогуливаетесь туда и обратно? Мне все ясно, — вынес он вердикт. — Ты тоже врешь. Так что нам делать с двумя врунами, лица которых как две капли воды совпадают с объявлением о розыске?

Он развернул бумагу, поднес так, чтобы они смогли разглядеть. Их портреты и впрямь оказались похожи. «Разыскиваются, — прочитала Гведолин, — Терриус Фейт по обвинению в убийстве г. Кверда Вайра». Ниже перечислялись приметы и награда за поимку — сто сорок золотых тори. Гведолин (фамилия отсутствует) по обвинению в поджоге работного дома и ведьмовстве. Награда двести золотых тори».

Ого, двести золотых! Целое состояние.

Терри, бегло пробежав глазами бумагу, надменно усмехнулся, харкнув, плюнул усатому под ноги, попав на блестящий сапог. Тот грязно выругался и засадил Терри кулаком по лицу. Г олова дернулась, по скуле побежала дорожка крови.

— Не надо! — голос Гведолин сорвался на крик. — Не бейте его! Мы ни в чем не виноваты, пожалуйста!

Вперед вышел низкий мужчина. Он был одет в обычную одежду, не в служебную, но облик его выражал привычку властвовать и повелевать.

— Пусть девчонка выйдет вперед, — недовольно рявкнул он.

Гведолин подчинилась. Мужчина оплел ее пылающие ладони своими ледяными пальцами.

— Подними голову. Смотри мне в глаза.

Взгляд его серых графитовых глаз притянул Гведолин, как быка на аркане. Омут затягивал сильнее, не позволяя вздохнуть, моргнуть, пошевелиться. В голове закрутился бездонный водоворот, пальцы рук и ног онемели.

Она уже чувствовала подобное, когда ее осматривал дознаватель.

Дознаватель. Вот в чем дело. Ее обвиняют в ведьмовстве, разумеется, они привели с собой дознавателя.

— Ведьма, — констатировал мужчина, наконец, отлипнув от Гведолин. Не в силах устоять на ногах, она тяжело опустилась на пол, отбив копчик о грубые доски.

— Значит, это все-таки они, Маркел, — подала голос Халина, пихая локтем грузного бородатого мужчину.

— В нашей деревне нет камеры, господа, — хрипло ответил Маркел, отпихивая локоть вдовы в ответ, — вам придется сопроводить их в ближайший город. Прошу также отметить, что эта достойная женщина — Халина Вар, принимала непосредственное участие в поимке преступников. Именно она вычислила их и опознала, затем переправила мне письмо с мальчишкой-молочником. А уж я сообщил куда следует.

Взглядом, который Терри бросил на Маркела, можно было испепелить на месте.

Усатый принялся разъяснять Маркелу что-то об усилении охраны сопровождения, но Гведолин перестала слушать.

Сейчас их свяжут. Заставят плестись за лошадьми на веревке — как опасных преступников. Посадят в камеру, вынесут приговор. За убийство — смерть. За поджог дома, а тем более за ведьмовство — сожжение на костре. Усатый стражник, державший Терри, раздвоился у Гведолин перед глазами. Ведь еще несколько мгновений назад за дверью дома вдовы существовал другой мир, в котором рьяно надрывались синицы, и солнце ласкало кожу долгожданным теплом. Все изменилось резко, стремительно.

Почувствовав, что кружится голова, начинает колоть кончики пальцев и тьма сгущается перед глазами, Гведолин пришлось несколько раз вдохнуть полной грудью, пытаясь успокоиться. Но это не помогало.

Где-то в доме горел огонь в очаге. Она слышала треск сжираемых пламенем поленьев, шипение куриного жира, капающего на раскаленные угли. Значит, они считают ее виновной в поджоге? Думают, она умеет повелевать пламенем? Дикая мысль. Шальная, лишенная смысла и логики. Но Гведолин плевать. Прикрыв глаза, она представила, как раскаленные головешки вываливаются из печи на дощатый пол. На полу щедро разлито подсолнечное масло, которое мгновенно вспыхивает, лижет ножки табурета со свесившимся через край полотенцем. Полотенце тлеет…

— Пожар! — истошно завопила вдова, бросаясь в соседнюю комнату, из которой повалил дым.

Стражник, державший Терри, растерялся и слегка ослабил хватку. Этого было достаточно, чтобы Терри, наклонившись вперед, с размаху всадил ему затылком по переносице. Развернулся, с оттяжкой ударил в живот кулаком, пнул ногой. Стражник хрипло охнул, скрючившись на полу. Усатого, набросившегося следом, Терри ткнул в бок неизвестно откуда взявшимся железным прутом. Стражник побледнел, закачался, пытаясь зажать расползающееся по рубашке багряное пятно.

Гведолин, вжавшись в стену, успела заметить, что Маркел, до этого медленно отступавший к двери, быстро отодвинул засов и выскочил наружу.

Терри, мгновенно очутившись рядом, схватил ее за руку, поднял, встряхнул и потащил в кухню.

— Шевелись, Гвен, иначе нас догонят, схватят и повесят, — процедил он, кулаком одной руки заезжая в челюсть перегородившему им дорогу дознавателю. — На кухне есть черный ход во двор, я видел ночью, когда спускался за водой. Если успеем выбраться, то…

— Нет! — с неизвестно откуда взявшейся силой, Гведолин вырвала руку из захвата. — Нам надо забрать книгу. Я не уйду без нее.

— Рехнулась? Книга на втором этаже, туда не пройти!

— Попробуем!

Путь к лестнице, ведущей на второй этаж из кухни, перегородила вдова с дымящимся полотенцем наперевес — ей почти удалось потушить вспыхнувшую табуретку. Терри легко оттолкнул бы Халину в сторону, если бы очухавшийся стражник со сломанным носом, усатый, держащийся за продырявленный бок и дознаватель, потирающий скулу, не окружили их с разных сторон.

— Засуха, — сквозь зубы выругался Терри. Гведолин заметила, как он попятился к кухонному столу, на котором лежало два ножа для разделки. Блики от огня в печи плясали на жирных лезвиях.

Они окружены. Сейчас их схватят. Не вырваться. Лихорадочный взгляд Гведолин, шаривший по комнате в поисках спасения, прикипел к пламени, бушующем в очаге. Вот маленький уголек, словно сам по себе, выкатился наружу. И вдруг что- то треснуло, завыло, зашипело. Огромная горящая головня, роняя искры, вырвалась из печи, пролетела по воздуху, стукнула усатого стражника по затылку. Тот взвыл, силясь потушить вспыхнувшие волосы.

Головни вырывались из печи одна за другой. Рядом с Гведолин шлепнулась обугленная курица. Занавески занялись. Загорелся мох, которым конопатили бревенчатый сруб.

Пламя разгулялось не на шутку.

Дознавателя, кинувшегося к Гведолин и уже поймавшего ее за подол, Терри пригвоздил к стене огромным кухонным ножом. Другой нож предупреждающе воткнулся возле ног пискляво завизжавшей вдовы.

— Бежим! Скорее!

Терри, схватив Гведолин за предплечье, потащил ее наверх.

Ворвавшись в комнату, он бросился к шкафу, выудил оттуда книгу, сунул в сумку, валявшуюся на полу. Гведолин глянула в окно и обомлела.

В маленьком садике вдовы толпилось человек тридцать, не меньше, вооруженных вилами, топорами, косами и еще Вода знает чем.

— Засада, — бросил Терри. — Живо, в другую комнату!

В противоположной комнате, выходившей окнами на черный ход, было нечем дышать от дыма. Терри с треском распахнул оконную раму. Внизу никого не было. Пока.

Прыгать со второго этажа? Снова? Ну, уж нет, Гведолин знает, чем это чревато.

— Ради меня, Гвен, — умоляюще попросил Терри, подталкивая ее к подоконнику. — Не прыгнешь, клянусь, я выпихну тебя силой!

Она вдохнула пряный весенний воздух, закрыла глаза и прыгнула. Приземлилась легко и мягко на компостную кучу, оттаявшую, чуть возвышавшуюся среди грядок прелой соломой, наваленной сверху. Перекатилась на землю, отдышалась. Следом прыгнул Терри.

— Нет времени валяться, Гвен, — задыхаясь, выкрикнул он, снова хватая ее и уводя за собой.

И лишь перемахнув через низенький палисадник, отделявший сад вдовы от дороги, они услышали разочарованные крики топы.

Бежали быстро, но Гведолин не удержалась. Обернулась. Окошко, из которого они выпрыгнули в огород, успело заняться пламенем.

***

Гвен грела руки о кружку молока, но пальцы оставались ледяными. В трактире «Жирный гусь» выяснилось, что мешочек с монетами Терри забыл в сгоревшем доме вдовы. В сумке обнаружилась лишь пара носков, выцветшая карта Антерры, письменные принадлежности и злополучная книга о ведьмовстве. Выудив несколько медных тори из кармана, Терри наскреб на кружку молока для Гведолин, у которой от холода посинели губы.

— Ничего, — он осторожно прикоснулся руками со сбитыми костяшками к ее застывшим пальцам. — Не кисни, Гвен. Заработаем.

Она подняла на него пустые глаза.

— Что, если они не успели выбежать? И я убила их, Терри. Их все.

— Не говори ерунды.

— Стражники, которых ты ранил, и дознаватель, и Халина…

Терри поморщился.

— Кстати, куда делся Маркел? Кажется, он не участвовал во всеобщем веселье.

— Он сбежал.

— Вот как, — иронично рассмеялся Терри. — Значит, один, все-таки, уцелел.

— Сомневаюсь, — покачала головой Гведолин. — По дороге с ним могло случиться все, что угодно. Кажется, я начинаю понимать, как это работает.

— Ммм? Ты про летающие головни и все такое?

— Да, про мой дар. Или проклятье. Когда кто-нибудь совершает что-то плохое по отношению ко мне или другим, и я чувствую несправедливость, у меня внутри словно лопается невидимый стержень. Пальцы зудят, кружится голова, а еще я ощущаю огонь…

— Огонь?

— Не физически. Я просто знаю, что огонь где-то рядом и могу управлять им. Но даже если бы не могла… — Она подалась вперед, прошептала: — Знаешь, Терри, мне кажется, я сумела бы его разжечь. И теперь я вовсе не уверена, что пожар в работном доме не моих рук дело.

— Тогда ты еще не была ведьмой, — возразил Терри.

— Кто знает… Помнишь, в книге было написано, что ведьма до инициации копит силу. Иногда, в крайне редких ситуациях, сила может прорваться наружу. Вдруг тогда был как раз такой случай?

— Мы никогда не узнаем, как было на самом деле.

— Не узнаем, — эхом отозвалась Гведолин, поглаживая глиняные бока кружки с молоком, не решаясь отпить. — И мне очень, очень страшно, Терри.

— Ох, Гвен, было бы, чего бояться. Пусть теперь боятся тебя!

— Легко тебе говорить.

— Вовсе нет, — нахмурив брови, Терри чуть коснулся рукой щеки, сморщился. — Усатый верзила чуть не сломал мне челюсть. Жутко выглядит, наверно.

Щека у него отекла, глаз заплыл. Нужно было сразу приложить холодный компресс, но пока они убегали, судорожно озираясь вокруг, идя без остановки окольными тропинками, стараясь не уходить далеко от тракта, было не до этого.

Темно-ореховые глаза Гведолин, наконец, дрогнули, потеплели.

— Терри, прости. Только о себе думаю. Очень больно?

— Мало приятного, — пробурчал он. — Сейчас в тепле особенно худо, аж челюсть сводит. На еду смотреть противно.

Возле стойки, за которой обычно стоял хозяин или хозяйка заведения, послышался звон стекла.

— Иди ты к Засухе, Рихард, девочке хуже, а тебе плевать!

— Да я уже сделал все, что мог! Выручку за неделю отдал, вызвал лучшего доктора!

— И что? Доктор пустил кровь и только. Шарлатан!

Дородная женщина в переднике, та, что подала им молоко, вышла из-за стойки. Глаза у нее оказались красные, нос припух. Окинув оценивающим взором столы, она направилась к поздним посетителям.

— Мы закрываемся, — сухо доложила женщина, рассматривая заляпанное грязью платье Гведолин. — Либо уходите, либо берите комнату. Осталась одна. Три тори.

— За ночь? — ужаснулась Гведолин.

Женщина, оказавшаяся хозяйкой заведения, смерила ее презрительным взглядом, не удостоив ответа.

— Я слышал, — вкрадчиво сказал Терри, — у вас кто-то болен. Случайно, мы не подслушивали, клянусь!

— И?

— Моя жена целительница. Она могла бы осмотреть больного. Если хотите.

Гведолин залпом опрокинула в себя стакан остывшего молока.

— Эта замухрышка? — скептически уточнила хозяйка. Подумав, предложила: — Что же, хуже уже не будет. Пойдем.

Терри, шикнув на пытавшуюся возразить Гведолин, схватил ее за руку, предупреждающе сжал.

Девочке на вид было около четырех. Она лежала, свернувшись калачиком. Бледное заострившееся лицо, тени под глазами, темные волосики налипли кружочками возле лба, блестевшего от пота.

— Малышка моя, Бри…

Женщина опустилась на колени возле кровати, погладила безвольную худую ручку.

Гведолин встала на колени по другую сторону. Внимательно вгляделась в бледное личико девчушки, пощупала лоб, наклонилась, понюхала. Девочка была без сознания, со рта на подушку тянулась тоненькая ниточка слюны. Откинув одеяло,

Гведолин заметила, что ноги изредка подрагивают. Судороги. Это плохо.

— Она отравилась, — в зловещей тишине вынесла вердикт Гведолин.

— Доктор предположил то же самое, — встрял лысеющий мужчина с огромным выпирающим животом, видимо, хозяин трактира и отец девочки. — Но он не смог понять, чем.

— Что он делал?

— Пустил кровь, дал жаропонижающую настойку.

Девочка умирала. Гведолин видела, что ее аура светилась едва-едва. Еще чуть- чуть и погаснет.

Положив одну руку малышке на лоб, другую на грудь, Гведолин закрыла глаза и попыталась вернуть ускользающую жизненную энергию. Нужно подумать о хорошем, вспомнила она наставления бабки Зараны.

Тот день на берегу реки… Кажется, это было вчера. Или позавчера. Недавно. Теперь это неважно. Тогда ей было хорошо. Пение птиц, дурманящий запах весны, свежие кротовьи норы, неповоротливый жук…

— Смотри, она просыпается! — недоверчивый шепот хозяйки вернул Гведолин к действительности.

Губы девочки порозовели, с глаз сошла синева, ресницы дрогнули.

— Мама…

— Бри!

Хозяин с хозяйкой чуть не задушили дочку в объятиях.

— Класивая тетя, — заключила малышка, глазами-блюдцами уставившись на Гведолин. — Ты фея?

Красивая? Она не помнит, когда последний раз мылась, волосы после скитаний по проселочным дорогам свалялись колтунами. И сегодня с утра ей довелось сгрызть лишь один черствый сухарь.

— Да, да, — горячо заверила хозяйка, гладя девочку по слипшимся волосам. — Это наша добрая фея. Теперь все будет хорошо? — с надеждой осведомилась она у

Гведолин.

Оглянувшись на Терри, молчаливо подпиравшего стенку, она нерешительно сказала:

— Я смогла… как бы это объяснить… вернуть ее из-за грани. Вы понимаете?

Мать Бри кивнула.

— Но если мы не выведем опасные вещества из организма, толку не будет. Мне нужно понять, что она ела перед тем, как заболеть.

— Картошку, — нашелся хозяин. — Два дня назад на обед я накормил Бри картошкой с тушеными овощами, пока жена обслуживала посетителей.

— Ближе к вечеру я дала ей яблочный пирог, — сказала хозяйка. А поздно вечером ее стало трясти и поднялась температура.

— Ее не рвало?

— Нет, — переглянулись родители.

— Странное отравление. — Гведолин закусила губу и нахмурилась. — В организме яд, я это чувствую.

— Ее отравили? — ужаснулась хозяйка. — Зачем? Кому это нужно?

— Я не знаю, — вдохнула Гведолин.

— А я знаю, — пролепетала Бри.

— Что? Знаешь, кто это сделал? — отец слегка встряхнул ее за плечи. — Говори!

— Сказу фее на уско, — набычилась малышка. — Вы будете меня лугать.

Она обхватила тонкими ручками шею Гведолин и что-то бойко зашептала.

— Ого! — Гведолин наигранно округлила губы. — И сколько же ты съела?

Девочка расставила руки одну над другой, так, чтобы между ними осталось

расстояние, показывая объем.

— Я поняла. Никогда больше так не делай. Это очень вредно, особенно с косточками.

— Наказесь меня? — осведомила Бри.

— Конечно, — постаравшись сделать серьезное лицо, ответила Гведолин. — Я приготовлю горький-прегорький отвар, и тебе придется его пить, чтобы поправиться. Это самое суровое наказание для сладкоежек.

Бри нахмурилась, переваривая услышанное.

На кухне было натоплено так, что у Гведолин закружилась голова. Терри поддержал ее под локоть, усадил на низкий промасленный табурет.

Хозяева «Жирного гуся» скоро нарезали сочную ветчину, пышный хлеб, щедро наложили в две тарелки овощное рагу, плеснули в кружки домашний компот из яблок.

— Меня зовут Рихард, — представился хозяин. — Жену — Илана.

Терри, кивнул, осторожно пробуя овощи, пытаясь не растревожить побитую челюсть.

— Я Гвен, а мой… муж — Терри.

— Что она съела? — Илана подложила Гвен побольше ветчины. — Стянула что-то с кухни?

— Угу, — налегая на хлеб, подтвердила Гведолин. — Полбанки варенья.

— Она отравилась вареньем? — ужаснулся хозяин. — Вчера я достал банку из запасов из погреба и лично попробовал. Оно хорошее, не заплесневело и даже не скисло.

— Вишневое варенье, — уточнила Гведолин. — С косточками.

— И что?

— Сколько оно у вас храниться?

— Варила в прошлом, нет, в позапрошлом году, — вспомнила Илана. — Ох и вишневый уродился тогда год.

— Будете варить варенье из вишни в следующий раз, вынимайте косточки. При хранении больше года они выделяют сильнейший яд. Бри слишком маленькая, съела почти полбанки и проглотила много ягод с косточками. Еще и рвоты не было, иначе косточки вы бы заметили сразу.

— Я не знала. Водой Пречистой клянусь, не знала! — часто заморгала хозяйка.

Когда-то Гведолин тоже не знала. Бабка Зарана научила, когда рассказывала о ядах и противоядиях.

— Мы выведем яд из организма, — допив компот, пообещала Гведолин. — Нужно сварить настойку из трав. Что у вас есть? Давайте посмотрим.

От того, что произошло дальше, Гведолин чуть не шарахнулась в сторону, а Терри подавился рагу. Илана вдруг упала на заляпанный жиром кухонный пол, согнувшись в три погибели, что при ее комплекции смахивало на подвиг.

— Спасительница! — запричитала она, пытаясь дотянуться до грязного подола платья Гведолин. — Как нам тебя благодарить?

— Встаньте, ну что вы, — смутилась та. — Мне ничего не нужно.

— Нам бы горячей воды, кусок мыла и комнату, чтобы переночевать, — живо нашелся Терри.

— Сделаем, — Рихард не стал падать на колени, но подошел к Терри и пожал ему руку. — Все сделаем. Саму лучшую комнату, самую огромную бочку с водой, самое душистое мыло.

Блаженство растекалось по телу тысячью мыльных пузырьков. Чуть обжигающая вода ласкала кожу, мыло, пахнущее земляникой, смывало остатки грязи, страха и тревог. Жить снова хотелось в полную силу.

Из-за двери в банную комнату показалась соломенные вихры Терри.

— А мне можно? — хитро прищурился он, и не дожидаясь разрешения вошел.

Гведолин, ахнув, опустилась по шейку в пенную воду.

— Ну же, Гвен, — Терри принялся раздеваться, бросая снятую одежду на пол. — Ты до сих пор меня стесняешься?

Он снял штаны и приблизился к бочке.

— Подвинься.

— Ты не поместишься!

— Спорим?

Бочка и впрямь была большая, больше похожая на лохань, и при желании в ней могли разместиться еще два таких Терри.

Пена угрожающе подступила к краям, когда он залез внутрь.

— Чудесно, — блаженно проворковал Терри, погружаясь под воду и хватая Гведолин за ногу.

— Ай, я боюсь щекотки! Правда, Терри, не надо! А не то я…

— И что же ты сделаешь? — елейным голосом поинтересовался он.

— Не буду тебя лечить. Вот! — надула она губы.

— А ведь у тебя может получиться, — задумчиво проговорил Терри. — Клятвенно заверяю — больше никакой щекотки. Попробуешь?

— Не-а.

— Ну, Гве-ен… Сжалься! Я даже жевать толком не могу.

Гведолин протянула руку к его лицу, коснулась скулы. Терри тут же поцеловал протянутую ладонь.

— Не мешай, — пожурила она.

Накрыв ладонью глаз и половину скулы парня, Гведолин ласково улыбнулась.

— Я люблю тебя, Терри. Не представляю, чтобы я без тебя делала.

И отняла ладонь.

Терри ощупал пальцами не затекший глаз и абсолютно здоровую щеку.

— А я без тебя, — отозвался он. — Иди сюда.

Терри, притянув ее к себе, обнял, поцеловал в шею, прикусил мочку уха. Гведолин судорожно выдохнула. Губы ее встретились с губами Терри, слегка оцарапавшись о щетину, отросшую с тех пор, как он брился в доме у вдовы.

Земляничное мыло выскользнуло из рук, упало на дно бочки. И осталось там лежать.

***

Тишину лаборатории разбивал размеренный шелест механизма, притаившегося в углу. В огромном деревянном корпусе блестел металлический обод, окаймляя круг с цифрами и стрелками.

Приглядевшись, Кален понял, что это часы. Просто очень большие. В их бедной деревушке часы были лишь у владельца трактира, в котором работала мать, а позже и сам Кален.

Стараясь не пялиться на шкафы, заставленные сосудами с жутким содержимым, Кален сосредоточился на длинном столе, за которым сидела хозяйка. Перед ней бурой горкой возвышался знакомый разлапистый корень.

— Целый мешок достался нам просто так, — произнесла она. — Ты уничтожил остатки меньшего, в итоге я приобрела большее. Любопытная философия. Что думаешь, Кален?

Во-первых, Кален не знал, что означает слово «философия». Во-вторых, он вовсе не считал, что целебные корни достались госпоже просто так. Он помнил, как после лечения она побледнела, взгляд потух, а встав, пошатнулась и схватилась за него, чтобы удержать равновесие. Затем она целую свечу и огарок беседовала с Игши, рассуждая о свойствах трав и объясняя, как правильно приготовить три вида отвара, чтобы окончательно вылечить его сына.

Так что мешок с корнями солодки хозяйка получила совершенно заслуженно.

Но вслух свои мысли он, как обычно, озвучить не решился, потому просто пожал плечами.

— Значит, все еще боишься меня, — пришла к своему заключению хозяйка. Скупо махнула рукой. — Ладно, все боятся, переживу. Садись, — она подвинула ему каменную ступу, всучила увесистый пестик. — Корень следует сначала немного очистить, вот так, — она показала, как нужно. — Затем наломать мелкой соломкой и растолочь. Попробуй.

Трясущимися руками Кален неловко чиркнул по краю ступки. Растолочь корень. Что может быть проще? Совсем как на кухне у Огар-ла, когда тот поручал ему измельчить имбирь. И руки, почувствовав привычную работу, мало-помалу перестали трястись, вдавливая сухой корень в каменные стенки ступки.

— Расскажи о родителях, — внезапно попросила госпожа Лайне.

Кален давно понял, что если хозяйка расспрашивает его о чем-то, то делает это отнюдь не из праздного любопытства.

— Отец э-э… как бы… был каменщиком, строил дома. Ремеслу своему меня обучить не успел — погиб, когда мне было восемь, кажется.

— Как погиб?

Нахмурившись, Кален перестал перетирать и уставился в пол.

— Попал под экипаж.

— И с тех пор ты боишься лошадей, так?

— Как бы… да, госпожа.

— А мать?

— Служила разнощицей в трактире.

— В том самом, из которого тебя Баль забрал?

— Да.

Хозяйка сидела, подперев рукой подбородок. Глаза, цвета темного ореха, внимательно его изучали. Выжидали.

— Мама пропала пару месяцев назад. — Руки Калена вернулись к методичному растиранию корня. — Она была хорошей, очень доброй, только уходила часто. Я слышал, в трактире шептались по углам, что она гулящая… ну, вы понимаете… Но это не так! Бывало, она уходила даже на несколько дней, особенно в конце месяца, но всегда возвращалась. Пока однажды не пропала окончательно. А еще мама говорила, что у нее есть друг-егерь. Он часто угощал ее мясом лесных кроликов, маленьких диких козочек, а бывало и куропатками. Мама приносила тушки в трактир, готовила…

— Полезный друг, — кивнула госпожа. — И твоя мама отлично разбиралась в травах.

— Откуда вы знаете?

Перебрав тонкими пальцами по крепкой столешнице, госпожа Лайне усмехнулась.

— Да уж знаю. Странно лишь, что мать ничего тебе не рассказывала, ничему не учила. Странно, что ты просыпаешься голый и ничего не помнишь. Ведь не в первый раз?

Кален кивнул.

— Хорошо. То есть, плохо, но мы с этим разберемся. — Пересыпав содержимое ступки в плоскую миску, она снова наломала корней, наполнив ступку наполовину. Пробурчала, непонятно к кому обращаясь: — Засуха вас разберет, как вы все ко мне попадаете… Словно нарочно…

Загрузка...