Дневник Повелительницы Эмоций

Глава 9

В больницу Лера наотрез отказалась ехать. Из-за какого синяка сидеть в травмпункте, отвечать на дурацкие вопросы, тратить время?

— Со мной все в порядке. Все в полном порядке, — повторяла она снова и снова в ответ на тревожные расспросы Тамариной.

Тамарина колебалась. В больницу ей жутко не хотелось. Она боялась, она переживала — наверняка думала о журналистах. Ух как им понравится новость о том, что мэр города сбила школьницу. Но чувство долга не молчало, заставляло делать то, что нужно. А нужно было везти пострадавшую девочку в больницу и скорее.

— Не поеду я ни в какую больницу, — снова сказала Лера. — Ну хотите, я попрыгаю на одной ноге?

Она прыгнула через сугроб, задела его ботинком, свалилась на колени. Тамарина рассмеялась.

— Верю. Хотя прыгаешь ты не очень. Но все равно просто так я вас не отпущу.

Над ней заискрило коралловое облачко радостного предвкушения.

— С меня мороженое. Или пицца. Или что хотите.

Втроем они с комфортом разместились на заднем сиденье мерседеса Тамариной. Места там хватило бы и на четверых. Белый кожаный салон, стереосистема такая, что Another one bites the dust до костей пробирает. Через люк в потолке видно, как с серого неба валится снег. Не машина — мечта.

— Может, вы нас просто домой подбросите? — спросила Литвинова.

Войцеховская энергично двинула ее локтем. Лера в кои-то веки была с ней согласна. Есть и правда хотелось, а еда, которую хочет им купить Тамарина, точно будет аппетитнее, чем вчерашний суп в холодильнике дома.

Кафе с таинственным названием «Ночь Джоконды» было втиснуто унылой буквой Т между косметическим бутиком и ювелирным магазином. Официант бросился к Тамариной, едва она переступила порог. Здесь ее явно знали и очень уважали. Могущество ее власти распространялось и на них. Им тоже улыбались официанты, на них смотрели посетители. Их проводили к лучшему столику — у единственного окна во всю стену, с мягкими диванчиками.

В последний раз Лера была в кафе на день рождения Федора. В качестве приложения к Герману. Они весь вечер проговорили о своих компьютерных играх, а Лера разбиралась с неаппетитным салатом и куском торта, от которого попахивало скисшими сливками.

Здесь не было ни старого салата, ни тухлых сливок. Пицца на пышном тесте, пузырящийся сыр и ингредиенты с названиями, которые Лера и выговорить не могла. Креветки плавали в море зеленого салата, кофейный напиток (не проболтаться бы маме, которая не поощряет кофе), пирожные, похожие на замок индийского набоба… За Леру заказала Тамарина, потому что Лера, увидев цены в меню, решила, что она совсем не голодна и уж точно совсем не так нахальна. Но Тамарина только рассмеялась.

— Не стесняйся. В конце концов, я должна тебе моральную компенсацию. Поверь, мне пришлось бы заплатить гораздо больше в суде.

Она подмигнула Лере и придвинула к себе меню.

После третьего куска пиццы с халапеньо, от которого все полыхало во рту, Лера была готова попадать под машину каждый день, если за рулем будеть сидеть кто-то вроде Тамариной.

Оказалось, что мама Литвиновой и Тамарина были знакомы. Кто бы сомневался. Был ли в городе кто-нибудь важные и знаменитый, кого не знала бы мама Литвиновой?

Войцеховская уселась рядом с Тамариной и смотрела ей в рот. Вот какой она может быть… Тихой, примерной, заискивающей. Она очень хотела понравиться Тамариной и так искрилась подобострастием, что больно было смотреть.

— Мы тоже участвуем в вашем конкурсе, Александра Даниловна. Наш директор хочет выиграть.

— Он у вас такой инициативный, — улыбнулась Тамарина. — Не очень вас достает?

Они засмеялись.

— Еще как достает, — кивнула Лера.

— Он хочет, чтобы только отличники снимали ролики для конкурса, — сказала Войцеховская.

— А вот это полное свинство.

Они снова рассмеялись.

— Надеюсь, вы этого не допустите.

— Ни за что! — Войцеховская стукнула кулаком по столу. — Мы хотим выиграть конкурс.

— Я буду болеть за вашу школу.

— Вообще-то это нечестно, — сказала Лера.

— Почему?

— Вы же судья!

— Я всего лишь организатор. И спонсор. Так что не волнуйся, Лера. Я имею право болеть за кого угодно. А в вашей школе я проработала целых полгода. Поэтому она мне особенно дорога.

— Тогда приходите на праздничный концерт. На следующей неделе нашей школе восемьдесят лет, — сказала Войцеховская.

— Да, я знаю. Дмитрий Александрович прислал мне приглашение… Как только огласили результаты выборов.

И они опять захохотали.

Все, что говорила Тамарина, почему-то звучало смешно. С ней было очень легко. Сорок восемь минут в кафе, и Лере казалось, что она знает Тамарину всю жизнь. Она была супер. Ни с кем из взрослых (да и ровесников, чего уж там говорить) не было так интересно. Она разговаривала с ними как с ровней, без снисходительно-покровительственного тона, которым разговаривали учителя (когда не орали). Тамарина была настоящая. И очень красивая. Даже Литвинова была не такая красивая по сравнению с ней. А еще она здорово смеялась. Рядом с ней все казалось простым и решаемым.

Разобраться с одноклассниками, которые снимают твоего брата на видео и выбрасывают учебники в унитаз?

Легко.

Решить вопрос с семестровой двойкой по литературе?

Элементарно.

Вернуть браслет чудовищу из древней легенды?

Раз плюнуть.

Точно!

— Александра Даниловна, а вы можете нам еще помочь? — выпалила Лера.

Тамарина, которая вкладывала банковскую карточку в меню, улыбнулась и кивнула так, что сережки — треугольная в правом ухе и круглая в левом — энергично закачались.

— Просите, чего хотите. У меня сегодня хорошее настроение.

— Миллион долларов! — выпалила Войцеховская.

— Не настолько хорошее, — засмеялась Тамарина.

— Мы ищем одного человека, — сказала Лера. — Учительницу, которая раньше у нас работала. В школе нам дали адрес, но оказалось, что это сьемная квартира. И там она больше не живет.

— А нам очень надо ее найти, — поддержала Литвинова.

— Ничего не обещаю, но попробую. Как зовут вашу учительницу? — спросила Тамарина, поднимая телефон к уху.

Один звонок, и через девять минут настоящий адрес Коржиной был записан в телефоне Леры.

— Только подбросить вас туда не смогу, — сказала Тамарина. — Надо ехать на совещание.

Они распрощались с ней на ступеньках кафе. Легкой пружинящей походкой Тамарина сбежала вниз, села в свой мерседес. Через минуту он скрылся в потоке транспорта.

— Круто, — вздохнула Войцеховская. — Как же нам повезло, что она сбила Смирнову.

И Лера второй раз в жизни согласилась с ней.

О том, что в их городе есть Кроличий переулок, не знал никто. Ни Лера, ни Войцеховская, ни Литвинова. Маленькая улочка, всего несколько домов на самой окраине. Старые, двух-трехэтажные, с высокими окнами и облупленными стенами. Не дома, а мерзкие бородавки на белоснежном снегу. Пара кондиционеров и пластиковые рамы, встречающиеся то там, то тут, выглядели инородно, неестественно. Неудивительно, что Коржина снимала квартиру в другом месте. Удивительно, что она сюда вернулась.

— Вторая квартира на первом этаже, — сказала Войцеховская, показывая на нужный дом. — Идем.

На подъезде не было ни кодового замка, ни домофона. Только тугая деревянная дверь, которую пришлось дергать втроем. Внутри было очень много места. Слишком много. Высоченный потолок, лестница с коваными перилами. Ступеньки были выщерблены во многих местах. Подниматься надо было осторожно. Лера оступилась, ударилась бедром о перила. Ойкнула. Эхо гулко разнесло ее голос по всему подъезду.

— Тише ты! — прикрикнула Войцеховская, но, несмотря на суровый тон, Лера видела — Войцеховской страшно.

Дом выглядел угрюмым, угрожающим. Черные двери квартир подсматривали за ними сквозь неплотно закрытые веки, ступеньки грозили в любой момент провалиться под ногами, зеленые стены пугали темными подозрительными подтеками… Все было ловушкой. Все кричало об опасности.

— Давайте положим браслет на коврик, позвоним и уйдем, — шепотом сказала Литвинова.

— Масенькая Ксюсечка боися? — усмехнулась Войцеховская и долбанула рюкзаком по перилам. Грохот понесся до верхнего этажа.

— Дура.

— Зато я не бухаюсь в обморок, если вокруг нет евроремонта.

— Заткнитесь! — сказала Лера.

Их злость мешала слышать. А ведь стоит только замолчать, застыть на месте, и можно будет уловить, что думает, чувствует, переживает этот старый дом. Полный идиотизм. Дома не могут думать или переживать. Но где-то здесь были эмоции. Очень сильные. Очень… страшные.

Лера поежилась.

— Чего? Ты что-то чувствуешь? — прошептала Литвинова.

— А ты что чувствуешь?

— Жуткое местечко, девки, — сказала Войцеховская. — А я была уверена, что мой хаус самый отстойный дом в городе.

— Давайте сделаем все быстрей и пойдем отсюда, — пробормотала Лера.

Дверь второй квартиры ничем не отличалась от других. Такая же черная, потрепанная временем и жильцами. За ней, скорее всего, обычная квартира, где живет учительница химии Коржина Елена Владимировна. И нет ни одной разумной причины бояться до дрожи в коленках.

— Позвоните кто-нибудь, — сказала Литвинова.

— Не надо. — Лера показала на дверь. — Здесь открыто.

Крохотная щелка между черным деревом и зеленой штукатуркой. Чья-то забывчивость? Или приоткрытая пасть в ожидании добычи?

Лера протянула руку, чтобы постучать.

— Девчонки… Подождите… — Литвинова говорила так тихо, что Лера едва узнала ее голос. — Надо еще кое-кто вернуть… Не только браслет.

Она сосредоточенно рылась в рюкзаке.

— Свистнула что-то, принцесса? — хохотнула Войцеховская. — А говорила, что в завязке…

Войцеховская не удивлялась — она злорадствовала. Литвинова не оскорблялась — ей было стыдно.

— Вы вообще о чем? — нахмурилась Лера.

— Тебя не касается! — Литвинова наконец нашла то, что искала. — Вот. Держи.

Она сунула Лере непрозрачную пластиковую папку.

— Дай сюда!

Войцеховская выхватила у Леры папку, открыла ее и вытащила тетрадь в искрящейся черной обложке.

— Да чтоб тебя! — Она разжала руки, и тетрадь плюхнулась на грязный пол.

— Зачем ты ее взяла? — прошептала Лера.

— Я хотела показать папе…

Войцеховская хмыкнула.

— И чего? Показала?

Литвинова молчала.

— Это из-за тебя за нами тащится Хозяйка! Плевать ей на браслет. Ей эта штука нужна! — Войцеховская пнула тетрадь носком ботинка. — Какая ж ты дура, Ксю. Еще хуже Смирновой.

— Ты самая умная, ага. — Лера наклонилась и быстро подняла тетрадку. Обложка все так же приятно грела, но держать ее в руках было страшно. Как будто в любой момент оттуда могло выпрыгнуть чудовище.

— Ты тоже взяла браслет!

— Так это браслет!

— Ну и что! Я же не знала, что это такое! Думала, просто исторический документ…

— Вот лучше не думай в следующий раз! У тебя фигово получается!

— Все! Заткнитесь! — рявкнула Лера. — Спасибо, Ксю.

Литвинова, вся в красных пятнах, с причудливым узором из раздражения и раскаяния над головой, удивилась.

— За что?

— За то, что отдала дневник. Теперь давайте уже сделаем это!

Лера постучала в косяк и приоткрыла дверь еще сильнее.

— Эй, есть тут кто-нибудь? Елена Владимировна?! Мы из школы!

Тишина.

— Заходим, — скомандовала Войцеховская и втолкнула Леру внутрь.

В прихожей все было гораздо симпатичнее, чем можно было ожидать. Стены, покрашенные в спокойный персиковый, на полу ковер, палка-вешалка для одежды с короткой дубленкой.

И снова никого.

— Алло, есть кто живой? — крикнула Войцеховская.

Никто не ответил. Осторожно ступая, Лера пошла по длинному узкому коридору. Вопреки ожиданиям, под ногами ничего не скрипело. Дом мог быть сколь угодно старым, но в этой квартире ремонт делали на совесть. Первой шла кухня. Никого. Только чайная чашка на столе. Дальше небольшая комната — кровать, небрежно закинутая покрывалом, шкаф с открытыми дверцами. Казалось, здесь только что кто-то был. Был и отошел, буквально на минуту. На кухню выпить чаю… или в соседнюю комнату…

Соседняя комната была в конце коридора. Поверни назад. Сейчас. Лера даже обернулась, чтобы посмотреть, кто это сказал. Но Литвинова и Войцеховская шли за ней молча, да и голос звучал не в ушах, а в голове.

Беги.

Поздно. Рука тянется в дверной ручке, девчонки дышат в спину. Не понимают, наверное, почему она медлит. А, может быть, понимают. Они тоже читали дневник. Они тоже чувствуют…

Беги.

Дверь открылась бесшумно.

А за ней была кровь.

Кровь была повсюду. На светлом полу, на стенах, на плоском телевизоре. На ковре, на письменном столе, на диване в черную клетку. На потолке. Кровь капала с люстры, которая хрустальным осьминогом раскинула щупальца над головами. Словно кто-то могучий выплеснул в комнате бочку с краской. Только это была не краска.

Пахло сладковатой гнилью, свежеразрытой землей, какими-то духами — вон, под столом валяется изящный флакон. Странно, как мелочи отпечатывались в сознании. Опрокинутый стул. Разодранный край ковра. Крупный желтый ромб на кремовых обоях, ромб в мелкую бурую крапинку. Глаз видел сначала это. И мозг сначала отмечал лишь это. Только потом, внезапно, как будто кто-то сдернул ткань, под которой прятался ужас, стало ясно, что в комнате есть кое-что еще…

Сзади закричала Литвинова. Тонко, пронзительно, как маленький ребенок. Войцеховская молчала, но Лера шеей чувствовала ее дыхание. А, может быть, это ей только казалось, потому что ее собственное дыхание — прерывистое, напряженное — заполняло сейчас мир.

Комната была вся в ошметках плоти. Лишь отдаленно в них можно было угадать части человеческого тела: несколько пальцев на торчащей косточке, половина стопы, прядь волос с кусочком свисающей кожи, похожей на ухо… Голова лежала под столом — к счастью, затылком. Спутанные темные волосы, достаточно длинные, чтобы растянуться сеткой по полу. Они шевелились — то ли от сквозняка из открытого окна, то ли из-за игры воображения, то ли потому что творилась настоящая чертовщина и голова действительно перемещалась на ножках из волос как громадный, отвратительный паук.

Комната закружилась перед глазами. Красное, бежевое, черное как стеклышки калейдоскопа — один рисунок, второй рисунок, третий… А в центре — никуда от нее не деться — голова с волосами, расползающимися как черви…

Сзади завизжали. Топот ног, хлопанье дверей. Кажется, девчонки убежали.

Лера не могла пошевелиться. Она знала, что нужно бежать. Нельзя оставаться в квартире с растерзанным трупом. Но как бежать, если у нее больше не было ни ног, ни рук? Если от нее остались одни глаза, и все, что они могли делать — это смотреть на то, как волосы мертвой женщины колышутся от сквозняка…

— Ты чего тут застряла? Полицию ждешь?

Резкий мальчишеский голос грохотнул по ушам как барабанная дробь. Лера пошатнулась. Почувствовала, что ее крепко схватили за локоть.

— Валим отсюда, Смирнова!

Медленно, постепенно вспоминая, что это такое — двигаться, Лера повернула голову…

И увидела Горелова.