Противотанкист. Диверсанты. Книга 8

Глава 24

Сонную одурь сняло как рукой. Звук от выстрела донёсся со стороны «лёжки» в которой укрылась группа. Никакой перестрелки, просто негромкий хлопок нагана, как будто стреляли с глушителем. Бежать сломя голову не тороплюсь, «берлогу» охраняет подчасок, он и должен сменить меня на посту, разбудив бодрого. Так что снова внимательно осматриваюсь по сторонам, прислушиваясь и принюхиваясь. Просто так в балку проникнуть практически невозможно, особенно ночью. Склоны оврага справа и слева отвесно возвышаются над дном метров на десять, а где и больше. Так что очень легко можно не только ноги переломать, но и шею свернуть. Узкий вход в балку на северо-западе густо заминирован противопехотками, часть мин поставлена на неизвлекаемость. Выход заминирован не так сильно, но изощрённо, и здесь же находится пост. Часовой жив, а мимо меня и муха не пролетит, разве только комар, так как разного гнуса хватает.

А вот и смена, причём раньше времени, значит что-то случилось. Негромким посвистом предупреждаю бойца, который ищет меня в другом месте, и машу рукой. Заметил, подбежал, на лице тревога, взгляд прячет.

— Что там случилось, Буров? Кто стрелял? — Задаю я вопросы.

— Малевич застрелился. Не уследил я. — Понурив голову, отвечает Витька.

— Как это произошло? — уточняю я. — Оружия же при нём не было. Да и лежал он в отдельной теплушке, сам до ствола добраться не мог с такой раной.

— Сам не понял. Он очнулся, стонать начал, я подошёл, воды дал попить. Вроде успокоился, кивнул, что всё хорошо, а потом… Выстрел. Виноват я. — Тяжело вздохнул Буров.

— Не ты один. Теперь поздно каяться. Бди тут. Пост сдал.

— Пост принял. — Взял оружие наизготовку боец.

Нехорошо получилось, но раненый и так уже был не жилец. Пуля в животе это очень плохо, а мох, хоть и антисептик, но не хирург. Если бы сразу на операционный стол, может и удалось бы спасти бойца, хотя не факт.

— Чего столпились? Малевича уже не вернуть. Поминать после будем. — Подойдя к месту трагедии, взбадриваю я бойцов, чтобы не грузились. — Сегодня ночью пойдём на прорыв, так что всем внимательнее следить за обстановкой. — Проясняю я ситуацию и настраиваю людей на боевой лад.

— Петров, занимай позицию на северо-восточной опушке, наблюдай за дорогой и блокпостом. — Начинаю разгонять я личный состав.

— Есть, наблюдать за дорогой. — Отвечает Гаврила.

— Младший сержант Волчков, твоё дерево на юго-западном склоне балки. Наблюдай за селом.

— Есть наблюдать за селом. — Козыряет Пашка.

— Рядовой Жмыхов, твоя позиция на северо-западе, перекрёсток дорог и прикрытие с тыла. Аккуратней, на минах не подорвись.

— Есть, прикрывать с тыла. — Убегает Вовка за пулемётом.

— Шубин, Валеев, найдите место и похороните Малевича. Только аккуратней без лишних следов. Могилу замаскируйте. — Озадачиваю я сапёра с помощником.

— Пинчук, что у нас из продуктов осталось? — интересуюсь я у водилы, назначенного по совместительству поваром и старшиной группы по причине ранения в ногу.

— Осталось несколько сухарей и галет. Ну а чаёк я сейчас организую. Ягоды шиповника заварю. — Засуетился Гоша.

— Не густо. Но сообрази что-нибудь на обед, подбери всё до крошки. Ты сам-то как, идти сможешь? — Уточняю я.

— Постараюсь. Костыль бы мне.

— Возьмёшь винтовку Малевича, с ней и будешь хромать, только разрядить не забудь. Пошли со мной. — Помогаю я бойцу доковылять до «берлоги».

Из своего вещмешка достаю неприкосновенный запас. Последнюю банку тушёнки от поставщиков из Европы. Была бы наша, килограмма на два, а двести грамм на восьмерых мужиков капля в море, но на котелок супа какой-то навар получится. Тем более таблетки сухого спирта ещё оставались. Хотя бы горячего похлебаем.

Ближе к обеду обошёл все НП, выслушал доклады и проконтролировал ситуацию лично. За общим столом помянули Малевича и вчерне наметили план отхода. После чего снова раскидал бойцов по постам. Но теперь дежурили сменами, так что всем удалось отдохнуть перед ночным прорывом. Примерно за час до заката, покинули место лёжки и заняли позицию на северо-восточной опушке перелеска, с трудом поднявшись по очень крутому склону оврага, цепляясь за ветки кустов и стволы деревьев. Уже в восемь пар глаз понаблюдали с опушки и в сумерках переползли в соседнюю рощу.

Обнаруженный в роще «секрет» противника тихо взяли в ножи, тем более три холуя-полицая не утруждали себя особой секретностью, расслабившись после сытного ужина. Мы же были голодные, потому очень злые, определив место поста по запаху табака, вонючего самогона и сала. Окоп со жмурами заминировали, поставив замедлитель на час, чтобы отвлечь внимание противника. Блокпост на перекрёстке дорог обошли, прикрывшись вершиной высоты 184,4. Удачно пересекли просёлочную дорогу и скрылись в очередной балке, по которой и вышли к реке. Взрыв прогремел на западе, когда мы форсировали неглубокую речку. Так что теперь пускай поищут ветерок в поле и поломают бошки над тем, почему полицаи подорвались на своей же гранате.

На днёвку залегли буквально под носом у фрицев, километрах в четырёх от линии фронта. Могли бы форсировать Дон раньше, но не рискнули. Марш-бросок сдерживал раненый в ногу Пинчук. Первую часть пути парень ещё держался, а после переправы через речку Трещевка уже занемог, так что пришлось приставить к нему двух человек для поддержки. Зато в этой балке у нас был оборудован хороший схрон с запасом провизии, гранат и патронов, так что за день удалось выспаться и восстановить силы перед финальным марш-броском.

Маршрут отхода РДГ.

Дон решили форсировали уже в другом месте. Вышли в полночь. Скрытно по балкам добрались до Волкова леса, где и установили последнюю противотанковую мину на дороге в тылы противника. Дальше шли уже по нахалке, строем, посылая часовых нахрен, если они окликали. Работали под разведгруппу противника. Тем более пошёл дождь, а в маскхалатах и трофейных плащ-накидках, да ещё с немецким оружием нас от фрицев было не отличить. Бдительный часовой попался на самом переднем крае уже в траншее, докопавшись и запросив пароле, за что и получил очередь из автомата. После чего мы уже не жалели боеприпасов, закидывая гранатами блиндажи и дзоты противника, уничтожая дежурные пулемётные гнёзда, так что тарарам получился неслабый.

Зачистив участок траншеи от недобитков, рванули к реке, до которой оставалось пробежать около километра и нарвались. Сначала на минное поле, а дальше уже на своих, так что проскочить быстро не получилось. Пришлось ползти за проделывающим проход сапёром, а потом ещё переругиваться с напужавшимися часовыми из 712-го стрелкового полка. Шестая рота которого зачем-то захватила плацдарм в этом месте. Нам ещё повезло, что с командиром этой роты я был знаком (встречались иногда на передке), иначе бы до рассвета так на нейтралке и пролежали, под обстрелом своих и чужих. А так удалось переправиться через Дон затемно, да ещё и на лодках, а не на подручных средствах. Во втором батальоне разжились санитарным транспортом, так что к завтраку мы были уже у себя на кордоне.

Нас встречали как вышедших с того света. Старшина отряда организовал баню, а к вечеру готовили праздничный ужин и прочие мероприятия. Только вот мне было не до веселья. В первый раз в моей РДГ были такие потери. Один убит, двое ранено и три человека пропало без вести, так как группа прикрытия, уводившая от нас немцев, не вернулась. Очень надеюсь, что пока не вернулась, иначе будет совсем печально. Конечно, война без потерь не бывает, и при огневых контактах с противников случалось всякое, хоть и действовали мы из засад. Но до последнего случая мне, как командиру группы, везло. Убитых прикапывать не приходилось, трёхсотые были, но бойцы отделывались, можно сказать, царапинами и недолго лечились прямо на базе в медпункте отряда. Людей с более серьёзными ранами отправляли тоже недалеко, в госпиталь к комиссару Реутову, можно сказать по блату. После боёв на предмостных укреплениях за Доном он вернулся к исполнению своих обязанностей военкома госпиталя на прежнее месте службы, хоть госпиталь и перебазировался. Но связь мы поддерживали и хорошие отношения сохранили.

В общем, не откладывая всё в долгий ящик, выпроваживаем из штабного блиндажа всех лишних и начинаем «разбор полётов» вдвоём с Семёном.

— Докладывай, что там у вас случилось в тылу у противника, и почему такие потери. — Начал непростой разговор командир отряда.

Ну я и должил, не стесняясь, да и выражений не подбирал.

— … В общем, ждали нас там. А не вляпались мы только из-за того, что действовали не по заранее разработанному плану. — Подвёл я неутешительные итоги. — Если бы Малевич нас огородами в село не провёл, то всех бы там возле школы и положили.

— А теперь поведай-ка мне, друг Сёма, — кто наводку на этот штаб дал? И «был ли мальчик» точнее штаб? — Заговорщеским тоном интересуюсь я.

— Информация сверху пришла. — Кивнул на потолок опер. — А на проведении диверсии в обкоме партии настояли. С партизанским движением в Воронежской области всё очень плохо, а результат требуют… Но я тебе этого не говорил. Сам случайно узнал. — Признался Семён.

— А я ничего и не слышал. — Закрыл я уши ладонями.

— Вот и правильно. Сам тоже лишнего не болтай про свои догадки. Да и бойцов всех предупреди, чтобы помалкивали. Хотя с них какой спрос. Но если будут спрашивать, пусть так и говорят, что нарвались в селе на бдительного часового и вступили в бой с превосходящими силами противника. А дальше отход и прочие неприятности. — Предупреждает меня Пацюк.

— Ну я пошёл. — Пытаюсь я смыться.

— Куда? — Удивляется командир отряда.

— Так предупреждать. — Поясняю я.

— Сиди, рапорт пиши, как всё было, и про прочие ваши подвиги не забудь. Раненых только завтра дальше в тыл отправлять будем, так что успеешь. — Пододвигает ближе ко мне пачку писчей бумаги Семён.

— Про группу прикрытия что написать? — Вздохнув, тянусь я рукой к чернильнице.

— Так и пиши, пропали без вести. Объявятся хорошо, нет, спишем на боевые. — Отвечает Пацюк.

— Нас тоже уже списали? — оттягиваю я неизбежное. Писать пером, да ещё и не на «снежинке», а на шершавой бумаге, ещё тот квест.

— Мне и без вашей группы писанины хватило. Трое погибших за раз. — Огорошивает меня командир отряда.

— И что случилось, пока меня не было? — Хочу узнать я подробности.

— Пришлось через двое суток отправлять разведгруппу по вашему следу. Сразу за рекой группа попала в засаду, там их и положили. — Отвечает Семён.

— Точно всех троих положили? Или захватили кого? — уточняю я.

— Точно всех. Можешь сам убедиться. Все трое на правом берегу на деревьях висят. В назидание так сказать. — Заиграл желваками Семён.

— Это там, где петля реки в нашу сторону?

— Вот именно.

— Но мы же там проскочили нормально, чуть ли не взводом. — Удивляюсь я.

— Вы проскочили, они нарвались. Причём недалеко от реки. Сашко на левом берегу ждал, и слышал выстрелы и разрывы гранат. — Пояснил Пацюк.

— Кто погиб? — скриплю я зубами.

— Братья Дёмины и Максим Захаров.

— Да как так? Ведь пацаны же совсем! — Екнуло у меня в груди.

— А я тебе других не рожу. — Уверенно посмотрел мне в глаза Пацюк.

— Заматерел ты, Сёма. — Бодаюсь я с ним взглядом.

— Заматереешь тут с вами. Да и кого мне было ещё послать⁉ Стариков из хозвзвода⁉ Или Фросю⁉ Она просилась. С тобой же почти все бойцы ушли. — Почему-то взвился Пацюк. — Да и не в бой я их посылал, на разведку. За ночь туда-сюда сбегать, выяснить, что случилось. По утру всех троих и дождались… Сашко доложил… — Тяжело вздохнул командир отряда, опустив голову.

— А ты не думаешь, Сёма, что мою группу специально могли пропустить, а потом лазейку закрыть? — Озвучил я свои подозрения, окончательно сформировавшиеся в моей голове.

— Думаю. Уже всю голову над этим сломал. А вы как обратно через реку проскочили? А, ты же докладывал. — Вспомнил Семён.

— Вот именно. Мы в другом месте через Дон переплыли. Километров шесть вверх по реке. Потому нас особо усердно и не искали, ждали, что мы влезем в ловушку. А мы бы и влезли, если бы не Пинчук. — Рассуждаю я вслух.

— А он то в чём провинился?

— Да ни в чём. Ранило его в ногу. Потому и не могли в быстром темпе бежать. А так бы прямо в мышеловку и залетели. Зато за день хватило времени провести разведку, всё обдумать и принять правильное решение. — Закончил я свои рассуждения.

— Ну, ты, не отвлекайся, пиши. Приду, проверю. Не понравится, переписывать будешь. — Встаёт со своего места Пацюк.

— Эх, грехи наши тяжкие. — Изо всех печеней вздыхаю я, и принимаюсь за писанину.

Написал.

Дата. Подпись.

Хотел выйти из блиндажа покурить. Передумал. Бросаю сам и приучаю к этому остальных. А то при нашей профессии эта привычка не только вредная, но ещё и смертельно-опасная. Приходится подолгу сидеть в засадах в основном ночью, а огонёк цигарки видно издалека, особенно в тёмное время суток. Да и запах дыма учуять можно. Полицаев мы так и вычислили прошлой ночью. Хотя кисет с ядрёной махоркой всегда при мне, но это не для сэбя, а чтобы собак сбить со следа.

— Ну что, написал? — без стука ввалился в землянку Семён.

— Написал, а куда мне деваться. Ты, ведь всё равно не отвяжешься. — Потянувшись, распрямляю я спину.

— Ну что же, складно. — Пробежался глазами по моему сочинению командир отряда. — Я тут по лагерю походил, с бойцами из твоей группы поговорил. Всё сходится в основном.

— Ну дык не просто так, оперу же писал. — Каламбурю я.

— Какую оперу? — Не оценил мой юмор Семён.

— Пер Гюнт. — Насвистел я мотив.

— А ты откуда Пер Гюнта знаешь? — насторожился Пацюк.

— А у нас патефон в клубе стоял, к нему много буржуйских пластинок было. Вот я и запомнил мотивчик. — На голубом глазу отмазался я.

— Так Пер Гюнт этож не опера. — Просветил меня опер.

— А я в ваших оперских делах не лада не петрю, так что сам разбирайся, а я в баню пошёл. — Встаю я из-за стола.

— Так мы же ещё не закончили. Второй экземпляр написать надо. — То ли пошутил, то ли решил докопаться Пацюк.

— Вот тебе делать нехуй, ты сиди и пиши, или заведи машинистку, пускай она «клопов давит». — Даю я вредный совет.

— Ну и иди ты… в баню. — Оставил за собой последнее слово Семён.

Прорыв через линию фронта.