Дикари Гора

Глава 8 Грант

Я обратил свое внимание на прекрасную молодую женщину, хотя она и была полностью одета, подвешенную за запястья над центральным прилавком. Ее лодыжки также были связаны крест-накрест, известная уловка работорговцев, чтобы подчеркнуть привлекательные формы ее бедер и ног. Веревка, связывающая ей ноги, заодно притягивала их к кольцу несколькими дюймами ниже ее стоп вбитому в доски прилавка. Это сделано для предотвращения ненужных движений подвешенной для осмотра рабыни.

Надо отметить, что существуют различия между боковыми прилавками и центральным, или главным прилавком, в павильоне продаж. Я вкратце опишу ситуацию, поскольку она присутствует и в павильоне Рама Сэйбара. А кроме того, дело обстоит точно также во многих подобных заведениях, особенно в окраинных областях. Безусловно, существует, от рынка к рынку, и от города к городу, почти бесконечное разнообразие способов, которыми женщины могут быть показаны и проданы. Чему тут удивляться, если институт женского рабства на Горе, является и чрезвычайно успешным и довольно древним.

В центральном зале павильона продаж Рама Сэйбара, который открыт для публики, имеется двадцать один прилавок. Двадцать из них — вспомогательные или боковые прилавки. Они установлены в линии, по десять у каждой стены, справа и слева от входа. Прилавки установлены на равном расстоянии друг от друга, и нескольких футах от стен, для удобства, чтобы живой товар можно было обойти вокруг и полностью рассмотреть. Они приблизительно один ярд высотой и пять футов в диаметре. В центре каждого имеется железное кольцо. Центральный прилавок выше, и на него надо подниматься по лестнице. Он находится в дальнем конце зала, напротив двери, так что сразу бросается в глаза входящему покупателю. Он, приблизительно, семь или восемь футов высотой и двадцать футов диаметром. Девушки с боковых прилавков редко продаются с аукциона.

Иногда на них устанавливаются фиксированные цены. Если это так, то цена обычно указывается прямо на их теле, жировым карандашом или помадой. Обычно, таких женщин покупают для работы. Девушка, конечно, надеется, что ее новый хозяин заплатит за нее достаточно, чтобы убедить себя, что она имеет, по крайней мере, минимальную ценность. А если он выяснит, что переплатил, он, конечно, будет рассержен на торговца, вот только в этом случае он почти наверняка выместит свою неудовлетворенность на ее прекрасной коже. «Девушка бокового прилавка» на жаргоне рабынь, как «кувшинная девка» или «девушка чайника-и-циновки» является унизительным прозвищем, оскорблением. Нужно признать, что намного престижнее быть проданной с аукциона с главного или центрального прилавка, чем в том, чтобы быть небрежно купленной с бокового прилавка. Есть еще вариант, быть проданной с общественных полок работорговцев в городе, или из клетки, или стоящей на коленях в грязи на околице деревни, прямо от ожерелья работорговца. Безусловно, девушка, которая когда-то была продана с бокового прилавка, может со временем, раскрыть свою женственность, расцвести под наказующим кнутом и грубой опекой хозяев, стать сокровищем, рабыней столь красивой и желанной, что мужчины заплатят целые состояния, чтобы иметь ее к своих ног. Я прохаживался вдоль левой стены, осматривая товар, выставленный на некоторых из боковых прилавков.

— Я бы взял вот эту, — услышал я голос парня стоявшего рядом, и вот так просто первая девушка была продана.

Это была одна из немногих девушек, на которых Рам Сэйбар установил фиксированную цену. Она была написана у нее на спине помадой, сорок медных тарсков. Она была еще и одной из немногих, кто был уже помечен клеймом. Ее запястья были скрещены, связаны спереди и привязаны к талии веревкой сделанной из сыромятной кожи, глубоко врезавшейся в ее тело. Это было сделано, чтобы пресечь попытки дотронутся до свежего клейма, и не испортить его. Ее лицо было мокрым от слез. Она, как другие девушки на боковых прилавках, была прикована к кольцу. На них на всех были ошейники и цепи приблизительно пяти футов длиной, прикрепленные кольцам прилавков. Она видела, как деньги перешли в другие руки, и поняла, что была продана. Она смотрела на своего нового владельца, и дрожала. Она видела, также, что он был довольно красив.

Когда одна девушка была продана с прилавка, новая тут же заняла в ее место.

— Как Вы можете продавать женщин без клейма? — возмущенно спросил следующий покупатель надсмотрщика, указывая на веснушчатую, с милым личиком, рыжеволосую варварку, стоящую на коленях, испуганную девушку, прикованную на соседнем прилавке, и опирающуюся ладонями в доски пола. Темно-серое железо ошейника, и цепи, приятно подчеркивали цвет и мягкость ее кожи.

— Считаешь, что пятьдесят тарсков за нее подходящей ценой для Тебя? — спросил работорговец.

— Да, — медленно ответил заинтересованный покупатель.

Немедленно надсмотрщик отстегнул длинный кусок сыромятной веревки, около четырех футов длиной, от своего пояса. Он завернул руки девочки за спину, и, скрестив их, быстро связал одним концом веревки. Затем обернул оставшуюся часть шнура вокруг ее талии, туго затянув, и привязал второй конец к ее связанным запястьям. Девушка, испуганно вскрикнула и попыталась заглянуть назад, чтобы рассмотреть свои руки, уже связанные и притянутые вплотную к ее спине. Ключом надсмотрщик открыл ошейник и положил его вместе с цепью на прилавок. Затем он схватил девочку за руки, сдернул с прилавка и бросил на руки помощника.

— Пятьдесят тарсков за эту веснушчатую, самку тарска, — выкрикнул он.

— Этот будет покупателем, — указал он на мужчину проявившего интерес к покупке. Помощник кивнул и, перебросив девушку через плечо, пошел к выходу.

— Заберешь ее через десять енов, у главного входа, — объяснил надсмотрщик возможному покупателю. — Она уже будет заклеймена.

Человек кивнул и отвернулся.

Я улыбнулся про себя трюку, провернутому в ходе этой сделки. Технически сделка не имела бы силы, пока на молодой женщине не было клейма. Я наблюдал то, как помощник работорговца вынес ее через боковую дверь. Я задавался вопросом, знала ли она, что ее несли к раскаленному железу. Эта партия варварок, по моим прикидкам в пределах семидесяти или восьмидесяти девушек, была доставлена только вчера вечером или может быть сегодня утром. К настоящему времени большинству из них клейма еще не выжгли. Просто не успели, из-за малого количества времени, что они провели во владениях Рама Сэйбара. Все же клеймение занимает приличное время, надо раскалить железо в горне до необходимой высокой температуры и железа, потом, конечно, его надо прижать и утопить в бедре, выжигая в плоти девушки глубокое четкое клеймо, отмечая ее как рабыню. При этом тавро быстро теряет свою температуру. Это железо, соответственно, должно быть нагрето повторно прежде, его можно будет использованным повторно. А ведь тавро перед следующим клеймением надо еще и очистить от прилипших остатков сгоревшей плоти, и это еще более снижает температуру. Очистка крайне важна для красоты и ясности следующего клеймения. Таким образом, фактически для каждой следующей женщины надо повторять всю процедуру заново.

Наиболее распространенное место для клейма на гореанской рабыне — внешняя сторона левого бедра, чуть ниже ягодицы. На этом месте клеймо идентифицирующее женщину как рабыню, находится достаточно высоко, чтобы быть прикрытым подолом обычной короткой рабской туники и доступно для быстрого и удобного осмотра, если туника задрана.

Время, потребное, для клеймения несколько женщин, может быть уменьшено, если раскалять несколько клейм одновременно, но большинство мастеров клейм не будут работать больше, чем с двумя или тремя одновременно. В данном торговом доме, как это обычно для небольших домов, имеется только один служащий, отвечающий за это. Спешка, с которой девушки выставлялись на продажу, кстати, обычна в приграничье. Это, я думаю, частично результат давления покупателей, а частично следствие нежелания со стороны большинства самих работорговцев приграничья, тратить время, и весьма много времени, к таким тонкостям как диета, упражнения и тренировки. Как мне кажется, они рассуждают, что хозяин с этим может и сам справиться. Пусть купит, а потом кормит и обучает девушку согласно своим собственным предпочтениям.

— Я беру эту, — заявил невысокий, коренастый, широкоплечий парень в широкополой шляпе. — У нее достаточно сильные ноги. Поставьте ей клеймо и поместите с остальными.

Помощник работорговца кивнул. Они даже не обсуждали цену. Я заключил, что цена на оптовую партию, скорее всего, была согласована заранее, возможно с Рамом Сэйбаром лично. Надсмотрщик не выглядел колеблющимся, имея дело с широкоплечим. Полагаю, что тот был хорошо известен в Кайилиауке. Он купил более чем одну девушку. Хотя выбранная девушка была миловидна, он, казалось, не особенно интересовался этим. Похоже, он покупал их по какой-то другой причине.

Поскольку еще одна девушка, на этот раз уже заклейменная, была продана и стащена с прилавка, то на освободившееся место уже привели следующую, блондинку. Ей втолкнули на прилавок и бросали на колени. Помощник работорговца мгновенно застегнул на ее горле ошейник с цепью, сбегающей к кольцу прилавка. Она испуганно озиралась вокруг. Один из покупателей протянул руку, чтобы потрогать ее бедра. Она оттолкнула его руку и попыталась отстраниться.

— Нет! Нет! — кричала она, по-английски. Немедленно надсмотрщик поднял кнут и подскочил к ней.

Мужчины вокруг прилавка отстранились, наблюдая, как она извивалась и корчилась под ударами плети. Помощник работорговца, закончив экзекуцию, свернул свой кнут, закрепил на поясе. Затем заставил девушку встать на колени на прилавке, в позу наиболее подходящую для осмотра. Когда заинтересовавшийся мужчина снова протянул руку, чтобы тронуть ее, она уже не сопротивлялась. Теперь она поняла, что была тем видом женщины, которую мужчины могут трогать когда, как и где им нравится.

Она контрастировала с другой девушкой, девушкой с темно-рыжими волосами, на следующем прилавке. Она не кричала, наоборот, покорно и без малейшего сопротивления, принимала различные позы, следуя за пожеланиями различных мужчин вокруг ее прилавка. Она даже терпела, не проявляя неповиновения, когда мужчины помогали ей руками встать в нужную позицию, для более удобного осмотра. Сейчас она стояла на коленях на прилавке, опираясь ягодицами на пятки, с широко разведенными коленями, прямой спиной, высоко поднятой головой назад, и держа руки на затылке. Я не сомневался, что для обеих этих девушек ситуация станет еще более понятной, как только обеим выжгут клеймо на бедре.

— Благородные Господа! — раздался зычный голос, того самого толстяка в грязной сине-желтой рубашке, который ранее рекламировал торги.

— Благородные Господа, — кричал он. — Мы готовы к заключительному аукциону вечера!

Это объявление приветствовали с гулом интереса, и мужчины в зале начали смещаться поближе к центральному прилавку. Именно на центральном прилавке, полностью одетая, и очевидно прекрасная молодая женщина была растянута за запястья и лодыжки. Она, само собой, была припасена напоследок. В течение всего вечера, время от времени, через нерегулярные интервалы, где-то пятнадцать или шестнадцать девушек выставили на открытые торги, на потеху толпе. Некоторые из них, по крайней мере, первоначально, были одеты, хотя обычно им оставляли немногим более чем трусики и бюстгальтер. Я специально остался, чтобы посмотреть на продажу этой женщины, поскольку мне было любопытно посмотреть, была ли она столь же красива без одежды, как и ее открытое лицо с тонкими чертами. Это была светлокожая, стройная, гибкая девушка. Чувствовалось что у нее сладкие груди, узкая талия и прекрасные широкие бедра, несомненно, скрывающие сочную любовную колыбель. А еще у нее были маленькие запястья и лодыжки. Они будут потрясающе выглядеть в кандалах. Когда она открыла глаза, наполненные болью и ужасом, чтобы посмотреть на толпу, я увидел, что они были голубыми. Ее рыжие волосы были зачесаны назад и довольно туго перевязаны лентой. Она коротко дернулась в своих путах и снова спокойно повисла над центральным прилавком. Ее тело, судя по тому, что видел, и о чем ног догадываться, обещало немало удовольствия ее Господину. Оно может оказаться подходящим, как мне кажется, даже для рабыни страсти.

Я оглянулся назад, особенно налево, на боковые прилавки. Теперь они были брошены, все люди, до этого фланировавшие между ними, собирались к главному шоу вечер. Все, кроме временных обитательниц прилавков. О них на время забыли, о них, которые остались стоять на коленях или корточках, о них на чьих шеях были застегнуты тяжелые стальные ошейники прикрепленные цепями к кольцам прилавков. Я улыбнулся своим мыслям. Некоторые из предложенных товаров выглядели сердитыми. Они больше не были центром внимания. Они, хотя и голые, и прикованные цепями, и на рабских прилавках, просто не могли взять в голову, почему они должны быть брошенными и одинокими там, где они были, прикованы цепью, в то время как возможные покупатели игнорируют их, даруя свое внимание чему-то, по крайней мере временно, более для них интересному. Эти товары уже показывали тщеславие рабынь. Но пусть они не беспокоятся, как только аукцион завершится, мужчины, несомненно, вернутся к их осмотру. Вот тогда они снова будут в центре внимания, вот тогда они снова будут подвергнуты тщательному исследованию их возможными будущими владельцами. Их осмотрят и потрогают снова и снова, близко и внимательно, чтобы решить смогут ли они представлять какой-либо интерес.

— Я полагаю, что мы готовы начать торги, — привлек внимание тучный работорговец в грязной сине-желтой рубашке. Своим хлыстом он указал на временно позабытую девушку.

— У нас здесь остался последний лот, который был выставлен для аукциона этим вечером, светлокожая, рыжеволосая варварская красавица.

— А мы не знаем, является ли она красавицей или нет, — выкрикнул кто-то из толпы. — Раздень ее!

— Но я спешу заверить всех Вас, — продолжал работорговец, не обращая внимания, выкрикнутое требование, — что это павильон останется открытым для Вас в течение еще одного ана после окончания этого аукциона. Мы приглашаем Вас, еще раз хорошенько осмотреть, и может прикупить, те пустяки и безделушки, что разбросаны для Вашего удовольствия на наших боковых прилавках.

— Завязывай с этим! — кричал тот же голос, нетерпеливо. — Дай нам увидеть ее!

— Мы оставили эту варварскую красотку на сладкое, — сказал помощник работорговца. — Она станет подходящим лотом заключительного аукциона этого вечера, этого роскошного вечера в доме Рама Сэйбара! Созерцайте ее! Разве Ваш интерес еще не заострился?

Я мог видеть, окинув взглядом толпу вокруг себя, что интерес нескольких из мужчин действительно заострился.

— Даже сейчас, пока она одета, — смеялся аукционист, — разве Ваш интерес не заострился?

— Что есть, то есть! — засмеялись несколько человек.

— Да дай уже, нам посмотреть на нее! — послышался еще один нетерпеливый голос.

То, что женщина продавалась на аукционе последней, еще не указывает, по существу, на то, что она была самой красивой. Но с другой стороны, и это бесспорно, что именно эта была достаточно красива. Некоторые из девушек, которых продали с аукциона в течение вечера, были, можно сказать экстраординарными.

Эта женщина, в любом случае, была, среди самых красивых. Некоторые из девушек, проданных с аукциона ранее, также выставили покупателям, первоначально в разной степени одетыми, их одежду, тогда удаляли, иногда язвительно и церемонно, в течение их продажи. Эта была единственной женщиной, однако, из тех, кто был представлен прежде, кого растянули за запястья и лодыжки перед покупателями.

— И так, светлокожая, рыжеволосая варварская красотка, — начал представление лота аукционист, — очень интеллектуальная, изящная, чистая и чувствительная женщина. В ее собственном мире, несомненно, высокого рода и положения. Но в нашем мире, на планете Гор, она только безмозглый кусок рабского мяса. Девка, которая будет учиться носить ошейник. Девка, которая будет учиться служить и повиноваться. Девка которая будет учиться ублажать хозяев. Девка, которая узнает, что является законной собственностью мужчин!

— Давай, показывай ее! — кричали уже несколько человек.

Аукционист кивнул своему помощнику, который внес в зал, неглубокий медный чан, приблизительно два фута в диаметре, заполненном тонкими пропитанными маслом дровами. Через мгновение, он высек искру кремнем, и зажег дрова. Девушка смотрела на это. Я не думаю, что в тот момент, она ясно поняла его назначение.

— Дай нам посмотреть на нее! Давай, раздевай! — бесновался парень неподалеку от меня.

— Ну, конечно! — обещал аукционист. Он, не торопясь, повесил длинный черный хлыст на пояс.

Женщина несчастно смотрела на толпу. Уверен, она все еще полностью не понимала, что именно собирались с ней сделать. Она была варваркой, ее свобода закончилась совсем недавно. Она не говорила по-гореански. Ее принесли в зал и безжалостно подвесили за запястья, сразу после завершения более ранних аукционов. У меня было немного сомнений, что теперешние владельцы девушки сохраняли ее в неведение, относительно ее местонахождения. Она знала немного более того, что ее выставили на потеху мужчинам, но по какой причине и для чего, она боялась даже подумать.

— Ну что, мы начинаем? — спросил аукционист у толпы. — Мы хотим увидеть, так ли она хороша?

— Да! Да! — скандировали покупатели все вместе. Я улыбнулся своим мыслям, этот аукционист знал свое дело.

— Но сначала, — тянул время аукционист, — давайте разберемся с нелепостью этих предметов одежды. Они, выглядят как помесь одежды свободной женщины и тряпок рабыни.

Насколько, я понимаю, женщина носила привлекательное офисное платье, того сорта, который часто неявно предписывается, особенно женщинами-руководителями, для своих подчиненных женского пола, и рассматривается ими, как слишком женственный, чтобы быть подходящим для руководящего звена. «Это очень симпатично, Джейн. Мне нравится видеть, что Вы носите такое платье как это». — «Да, Мисс Табор». Это — также полезный способ, для женщины-руководителя ясно показать их коллегам-мужчинам, что такие женщины, в отличие от нее, являются только женщинами.

Это было длинное, коричневое, в белый горошек плиссированное платье длиной до середины икр, с рукавами, сшитое из какого-то мягкого, гладкого синтетического материала. Спереди был длинный волнующий разрез, застегнутый на ряд маленьких, красных, круглых пуговиц. Такие же пуговицы были и на манжетах. Платье подпоясывалось на талии поясом такой же расцветки. На ее шее была единственная нитка жемчуга, несомненно, искусственного, иначе его сняли бы еще похитители. На ногах были чулки или колготки, и черные, блестящие босоножки на высоких каблуках, закрепленные единственным, узким черным ремешком на лодыжке. То как она была одета, позволяет полагать, что женщина работала в офисе, и была схвачена гореанскими работорговцами по пути домой с работы. Я думаю, что теперь ей можно забыть об офисе. В будущем у нее будут совсем другие обязанности.

— Это — одежда свободной женщины или рабыни? — спросил аукционист у толпы.

— Рабыни, — кричали мужчины. — Снимай их!

Гореане, вероятно, расценили их как предметы одежды рабыни из-за их гладкости и привлекательности. Также, плиссированный тип подола платья позволял ему свободно двигаться и виться вокруг ее бедер, если бы она двигалась определенным образом. Кроме того, нижние части икр и ее симпатичные лодыжки не скрывались платьем. То, что она носила, одежду рабыни, вероятно, так же, было расценено толпой, из-за полной прозрачности покрытий на ее ногах, а уж ее обувь столь небольшая и красивая, с черными ремешками на лодыжках, была такова, что любой гореанин вам скажет, что это может одеть женщина, сама просящая об ошейнике.

— Она прибыла к нам одетая во все это, — заявил аукционист. — Я, признаться, сам еще не видел ее.

— Ну так, давай посмотри, заодно и мы увидим, — выкрикнул кто-то.

— Мне самому, интересно, так ли она хороша, — продолжал заводить толпу аукционист.

— Начинай! Начинай! — ревела толпа в нетерпении.

— Конечно! — рассмеялся аукционист. После чего подошел к временно оставленной девушке и, приподняв веревки на ее лодыжках, расстегнул узкие, окружающие лодыжку ремешки босоножек. Затем снял их с ее ног, и, сжав пару вместе в своей правой руке, поднял вверх.

— Отметьте эти ремни, — призвал он. — Кажется, мы знакомы с такими ремнями. Не так ли Джентльмены?

Кое-кто из мужчин засмеялся. Они напоминали тонкие гибкие ремешки, скрепленные пряжкой, подобными частенько связывают запястья и лодыжки рабынь, прежде или во время как мужчина использует девушка для своего удовлетворения.

Он вытянул большой, нож с треугольным лезвием из украшенных бусами ножен на его поясе, срезал ремни и верх туфель и избавился от них, швырнув в огонь, пылающий медном чане рядом с ним.

— А у нее очень симпатичные ступни, — сказал он. После чего вернул в ножны свой кинжал, и схватил нитку жемчуга, украшавшую горло девушки. Она вскрикнула от неожиданности и боли, когда он срывал украшение с ее шеи.

— И шея у нее тоже симпатичная, — отметил он, оттягивая ее голову назад за волосы.

— Да, — прокричал человек из толпы, соглашаясь с мнением работорговца.

Он отпустил ее волосы, и вышел вперед, снова обратившись к толпе.

— Несомненно, какой-нибудь хозяин, найдет что-то более подходящее, во что можно заключить эту прекрасную шею, чем нитка жемчуга, — размышлял он, все больше распаляя толпу.

В павильоне хохотали.

— Ну что дальше, — продолжал аукционист, снимая жемчуг с нитки и рассматривая. — Я тут проверил этот жемчуг. Он ненастоящий. Она носила поддельный жемчуг.

Толпа ответила страшными криками. У гореан довольно примитивное, но справедливое отношение к честности и обману.

— Каким должно быть ее наказание? — вопрошал аукционист.

— Рабство! — выкрикнули сразу несколько голосов.

— Да, но она уже — рабыня, — заметил аукционист, — хотя, возможно, она еще не знает это.

— Пусть тот из нас, кто купит эту самку тарска, заставит ее спину расплатиться за это мошенничество, — высказал свое мнение один из покупателей. — И пусть наказывает ее подольше и получше, чтобы больше не обманывала.

— Это приемлемо? — спросил аукционист у мужчин в зал.

— Да, — отозвалось сразу несколько мужчин.

— Я лучше, чем она, — услышал я женский голос около меня. Я почувствовал, как мою руку мягко охватили нежные пальчики. Я посмотрел вниз, и вспомнил ее. Я столкнулся с ней рядом с торговой зоной Сэйбара, перед началом продаж. Она была варваркой, рабыней, девушкой таверны. Ее называли Джинджер.

— А я думал, что Ты была занята, — сказал я. Она прижалась губами к моему рукаву.

— Он нанял меня для ан, — почти промурлыкала она. — Он заставил меня хорошо ему услужить.

— Великолепно, — похвалил я рабыню.

— Теперь я не занята, Господин, — прошептала маленькая шлюшка, глядя на меня снизу.

— Не слушайте ее, Господин, — раздался жаркий голос с другой стороны. — Пойдемте со мной, скорее, в таверну Рассела. Я сделаю Вашу ночь незабываемой наслаждением.

Я посмотрел налево. Там стояла темноволосая девушка. Она, также, разумеется, была девушкой таверны, но она была облачена несколько иначе, чем Джинджер. Вкус или деловая хватка их владельцев различались. Рабы, конечно, одеваются так, как это нравится их хозяевам.

— Я, тоже, варварка, Господин, — призналась она. — Я — Эвелин.

На ней был надет черный обтягивающий топ без бретелек и короткую, черную же, шелковую юбку с оборками, украшенную красной вышивкой и усиленную кринолином. Черная лента туго обхватывала горло Эвелин под ее ошейником. Красная лента, соответствующая художественному оформлению юбки, стягивала ее волосы. На ней не было чулков или обуви. На Горе подобная одежда для рабынь не принята. Ее костюм, как и тот, что был на Джинджер, короткое украшенное бисером, свободное платье с бахромой, сшитое из темной кожи, с украшенным бусами ножным браслетом, копировал одежду, в которой краснокожие рабовладельцы считали целесообразным видеть своих белых рабынь, если вообще разрешали им одежду. Подозреваю, что подобная одежда является наследием других времен и других мест. Большинство предметов одежды гореан, конечно же, тех, что носят люди, прослеживается до земных предков. Я смотрел на белые груди Эвелин, приподнятые и четко очерченные тугим топом, выставленные на показ для удовольствия мужчин.

Я задавался вопросом, какому же мужчине не будет хотеться развязать или сорвать этот топик, обнажить скрытые под ним сокровища, чтобы схватить их своими руками.

— Не обращайте на нее своего внимания, Господин, — страстно шептала Джинджер. — Пойдемте лучше со мной в таверну Рэндолфа.

— Нет, со мной, в таверну Рассела, — соблазняла меня Эвелин.

— Как мне кажется, Вы обе прокрались сюда без разрешения, — заметил я. Мне казалось сильно сомнительным, что Рам, который Сэйбар будет рад девушкам, пристающим покупателям в его павильоне, особенно во время торгов.

— Худшее, что может случиться, — это то, что нас плетью выгонят из зала, — махнула рукой Эвелин.

— Да, но хлещут они по икрам, — напомнила Джинджер. — Это больно.

— Да, — согласилась Эвелин, вздрогнув. Я заключил, что они обе были не раз, выгнаны отсюда подобным образом разгневанными надсмотрщиками.

— Отпустите меня! — умоляла девушка, вися, перед толпой.

— Нет, — прокричала она, — нет!

Пояс, поддерживавший платье, был разорван, и повис в задней петельке, болтаясь у ее ягодиц.

— Нет, — кричала она. — Нет! Не-е-е-ет!

Но нож аукциониста, медленно, одну за другой срезал пуговицы с длинного, переднего запаха ее платья.

— Что Вам от меня нужно? — спрашивала она, рыдая от страха. — Что Вы делаете? — взвизгнула она, когда последняя пуговица была срезана. — Что Вы собираетесь со мной сделать? Что Вы делаете со мной? — вопрошала девушка. А тем временем края ее платья были уже распахнуты и отдернуты назад.

— Я не думаю, что она симпатична, — сказала Джинджер.

— Мне тоже так не кажется, — поддержала ее Эвелин. — Ты даже можешь быть посимпатичнее, чем она.

— Я красивая, — возмутилась Джинджер. — Это — Ты, можешь быть посимпатичнее, чем она, моя голодная до мужиков маленькая рабыня.

— Голодная до мужиков? — переспросила Эвелин. — Я слышала, что Ты грызешь свои цепи, что Ты умаляешь, чтобы Тебя выпустили ночью к мужчинам.

— Ни для кого не секрет в Кайилиауке, — ответила Джинджер, — что Ты по ночам ногтями царапаешь пол в своей конуре!

— А что я могу сделать с этим, если мужчины разожгли мое рабство, — сказала Эвелин, со слезами в ее глазах.

— Они, разожгли и мое рабство, — прошептала Джинджер, и, помолчав, добавила — причем полностью.

— Зато я более беспомощная и страстная, чем Ты, — похвалилась Эвелин.

— Нет, не Ты, — не согласилась с ней Джинджер.

— Всем в Кайилиауке известно, что как рабыня я лучше Тебя, — стояла на своем Эвелин.

— Я — лучшая рабыня, — гордо заявила Джинджер, и добавила, — похотливая рабыня-шлюха!

— Нет, это я лучшая самая похотливая и лучшая рабыня в городе, — злобно прошипела Эвелин.

— А ну тихо, развратные Рабыни, — прикрикнул я.

— Да, Господин, — отозвалась Джинджер, сразу замолкая.

— Да, Господин, — эхом повторила за ней Эвелин.

Под платьем девушка носила белую шелковую комбинацию, длиной до колен.

Платье, тем временем было срезано и сорвано. После чего полетело в огонь, следом за туфлями и фальшивым жемчугом.

Я увидел, что комбинация держалась на тоненьких бретельках. Они были разорваны, и затем, аукционист зашел девушке за спины и, разорвав комбинацию на две половины, сдернул с тела пленницы. Последнее, что прикрывало тело жертвы от глаз мужчин, было удалено. Над левым коленом стала видна тонкая разноцветная лента-подвязка. Это заинтересовало меня, полагаю, что у этой девочки может быть высокий рабский потенциал. Эта лента, возбуждающая и прекрасно подчеркивающая красоту икры и ее бедра, конечно, была сорвана аукционистом к радости возбужденной аудитории.

Мне было интересно, почему эти две девушки из разных таверн, Джинджер и Эвелин, искали моего внимания. Ведь очевидно, что в Кайилиауке мужчин хватало. Действительно, в это время, вечером, мне не верилось, что их таверны пустуют. Следовало ожидать, что их должны бы были использовать по прямому назначению, чтобы зарабатывать деньги для их владельцев. В данный момент они должны быть прикованы цепью, в их альковах, и доставлять неземное наслаждение посетителям таверн. Но пока, я выкинул этот вопрос из головы.

— Нет, — умоляла подвешенная перед нами девушка, — пожалуйста, не делайте этого!

Комбинация, сорванная с тела молодой женщины, полетела в огонь.

— Тарск серебром, — послышалось первое предложение цены.

— Превосходно, — отозвался аукциониста.

Это показалось мне необычно высоким предложением за сырую, недрессированную, рабыню варварку, особенно, как предложение открытия. С другой стороны, я отметил, что девушки, похоже, уже принесли высокий доход. Несколько девушек ушли с боковых прилавков, по ценам, от тридцати до пятидесяти медных тарсков.

На многих других рынках эти девушки, в их текущем состоянии варварства и невежества, скорее всего не принесли больше, чем всего семь — восемь медяшек за штуку. Эти цены, конечно, зависели от спроса и предложения на рынке, а так же от времени года. В Кайилиауке хватает богатых людей, заработавших на торговле кожей и рогами и разведении кайил. Кроме того, так близко к границе, всего лишь в нескольких пасангах от Иханке, и вдали от обычных мест захвата рабынь и постоянных маршрутов их транспортировки, рабынь, особенно таких красивых, не так чтобы в изобилии. Соответственно мужчины, приехавшие из окрестностей, готовы заплатить много, чтобы иметь одну из них в своих объятиях.

На девушке остался бюстгальтер, пояс с подвязками и чулки. Кроме того, ниже узкого пояса с подвязками, я мог видеть маленькие шелковые трусики, скрывавшие ее главную ценность.

— А она и правда не уродина, — недовольно отметила Джинджер.

— Это точно, — неохотно согласилась с ней Эвелин.

Девушка с ужасом смотрела, как догорают в языках пламени остатки шелковой комбинации. Земная одежда на ее глазах, деталь за деталью, уничтожалась. И это ей ясно давало понять, что она начала переход к новой действительности.

— Нет, — упрашивала она. — Пожалуйста, не надо.

Аукционист отцепил чулки от застежек четырех ремней-подвязок, и через мгновение аукционист стянул чулки с ног девушки, подсовывая им под веревками на ее лодыжках. Пламя вновь взвилось в жаровне, уничтожая еще одну часть прежней жизни будущей рабыни. Потом, бросив на нее короткий взгляд, работорговец встал позади, и расстегнул крючки на ее поясе. И этот предмет одежды, также, через мгновение, отправился в огонь следом за предыдущими. Теперь она висела перед нами одетая только в бюстгальтер и трусики, да еще на ней оставалась лента стягивающая волосы.

— Распусти ей волосы! — призывал один из покупателей.

— Да, давай! — поддерживал первого еще один.

Я улыбнулся. Да, было самое подходящее время для волос женщины, которые сейчас будут освобождены. Волосы рабынь, надо заметить, если они не срезаны или не сбриты в наказание, обычно отращивают очень длинными. Кроме привлекательности, которой длинные волосы, хорошо тренированная рабыня знает, как можно их использовать при исполнении своих интимных обязанностей для удовольствия ее хозяина. Ну и конечно, ее владелец может много для чего их использовать, например, свить в клубок и втиснуть ей в рот, в качестве кляпа, если не хочет слышать ее какое-то время, или если желает заглушить ее крики страсти в момент судорог наслаждения во время служения, либо крики боли во время наказания. А если волосы достаточной длины, то она даже может быть ими связана.

— Само собой, — согласился аукционист. Он начал чопорно развязывать ленту, что сдерживала ее рыжие волосы. Развязал, и бросил в огонь. Затем взбил волосы и рассыпал их, по плечам девушки. Полюбовавшись, зачесал их назад за спину, и пригладил. Он развернул девушку спиной к толпе, потом резко дернул ее налево и затем направо, чтобы мужчины могли бы видеть, как волосы играют на спине. Это было красиво. Проделав этот возбуждающий трюк, аукционист вновь установил ее так, чтобы она снова беспомощно повисла лицом к толпе.

— А она действительно довольно симпатична, — сказала Джинджер, раздражено.

— Да, уж, — согласилась Эвелин, не менее раздраженно и завистливо.

— Но не столь симпатична как я, — сделала вывод Джинджер.

— По крайней мере, не симпатичней меня, — вставила свое слово Эвелин.

Я улыбнулся. У меня не было сомнений, что эта девушка принесет большую прибыль, чем любая из них, хотя обе они были, по общему признанию, были желанными, сочными рабынями, полностью покорившиеся своей участи.

— Два тарска серебром, — выкрикнул еще один распаленный мужчина.

— Превосходно, — улыбнулся аукционист.

Девочка смотрела в толпу со страхом и страданием. Несомненно, она подвешенная, уже достаточно напуганная этой толпой, еще на что-то надеялась. Конечно, эти скоты не посмеют пойти дальше. Ей казалось, что, раз она была принесена в зал одетой, то конечно же, ее достоинство и гордость будут уважаться и дальше, по крайней мере до того момента, пока она была хоть немного прикрыта. Также, парень стоящий рядом с ней, сделал паузу в своем оскорбительном и бесцеремонном деле. Но потом она посмотрела на боковые прилавки. Там были женщины, такие же, как и она, только они были прикованы к месту, и на них были ошейники и цепи, а еще она не могла не отметить, что были полностью раздеты.

Но она, конечно, отличалась от них! Она была прекрасней и утонченней.

Любой мог видеть это! Было заметно, как эти мысли и надежды промелькнули на ее лице, и тогда она расслабилась и спокойно повисла на веревках. Аукционист тем временем подал знак помощнику, стоявшему в стороне. Ей казалось, что ее испытание, было теперь близко к завершению. Выставление на показ голышом и унижение, которые перенесли другие девушек, не должны были быть ее судьбой. Она была лучше. Она отличалась.

Парень, которому аукционист подмигнул, исчез за дверью.

Но разве девочка не знала, что ничем не лучше остальных? Разве она не понимала, что, так же, как и они, была только рабыней?

— Интересно, красива ли она, — не находила себе места Джинджер.

— Пока она одета, можно об этом только размышлять, — нетерпеливо, проговорила Эвелин.

— Почему он не снимет с нее всю одежду, мы хотим рассмотреть подробнее, — сказала Джинджер.

— Да, — сказал возбужденно Эвелин.

Я улыбнулся про себя. Эти девушки, уже понимали кое-что в особенностях гореанского невольничьего рынка.

— Тебя продали с бокового прилавка? — поинтересовалась Джинджер.

— Нет, — возмутилась Эвелин. — Меня продали с аукциона.

— Меня, тоже, — похвасталась Джинджер.

— А тебя выводили голой? — спросила Эвелин.

— Да.

— Меня, тоже.

— Как Ты думаешь, они думают, что она лучше нас? — не успокаивалась Джинджер.

— Возможно, — вздохнула Эвелин. — Мужчины — дураки.

— Нет! — вдруг закричала подвешенная девушка, с ужасом в голосе. — Нет, не надо! Пожалуйста! — Аукционист уже стоял позади нее.

— Нет, — кричала он. — Я — девственница, я никогда не была раздета перед мужчинами!

— Не-е-е-т!

Ее груди были прекрасны. Мог ли последний остаток ее скромности быть разрешенным ей?

— Нет! — молила она. — Пожалуйста, нет! Не-е-ет! — прокричала она, и затем повисла, беспомощная и рыдающая на веревке.

Я не мог не отметить, что раздетая рабыня была очень красива.

— Три тарска, — послышалось следующее предложение.

— Три пять, тут же поднял ставку другой. Это было предложением трех серебряных тарсков и пятидесяти медных. Сто медных монет равняется одному серебряному, по крайней мере в Кайилиауке. Существует соотношение десять к одному в других городах и поселениях. Самая маленькая монета на Горе это — бит-тарск, обычно он считается от четверти до одной десятой тарска. Чеканка монет на Горе отличается от сообщества к сообществу.

Существуют монеты, такие как серебряный тарск Тарны и золотой тарн Ара, имеют хождение почти по всей плане, и служат в некоторой мере стандартом, без них бизнес на Горе мог превратиться в коммерческий хаос.

Таким же эталоном, по берегам Залива Тамбер и на юг, вдоль берега Тассы, можно считать золотой тарн чеканки Порт-Кара. Менялы часто, для определения курса обмена используют весы. Подобная практика приводит к снижению качества монет, их разрезанию и ощипыванию. Для кошеля гореанских монет, например, весьма обычно содержать части монет, так же как и целые. Бизнес зачастую ведется с использованием извещений или кредитными письмами. Бумажные деньги, однако, здесь неизвестны.

— Четыре! — Пять! — послышались новые предложения цены.

— Но, Джентльмены, — воскликнул аукционист, крутя девушку на веревке, и демонстрируя ее левое бедро толпе, — умерьте свой пыл! Разве Вы не видите, что она еще не была даже заклеймена?

— Клеймить ее! Клеймить ее! — скандировала толпа.

На платформу центрального прилавка, двое помощников выдвинули станок для клеймения. Другой, чьи руки были обернуты плотной тканью, выкатил цилиндрический, пышущий жаром горн, из которого торчали ручки двух тавродержателей. Он поместил его поблизости от станка. В это же самое время аукционист освободил лодыжки девочки от веревок. За тем отвязал конец веревки, держащей ее запястья, от кольца. Веревка, скользнула через верхнее кольцо и ослабла. Помощник, к которому аукционист ранее обратился, и теперь вернувшийся, подхватил девушку. Я не думаю, что она смогла бы стоять самостоятельно. Как только веревка позволила, парень поднял девушку на руки. Ее вес был для него ничем. Аукционист продернул остаток веревки через верхнее кольцо. Пока помощник переносил несчастную, веревка тащилась за ней, по настилу центрального прилавка. На месте помощник, с помощью своего товарища, положил ее на тяжелую решетку, и, вращая рукоятку, закрепил крепкие зажимы на левом и правом бедрах женщины. Ее закрепили на станке полностью обнаженной, с запястьями связанными перед нею. Она дергалась, неспособная пошевелить своими бедрами, несомненно, встревоженная, той безупречной плотностью, с которой они удерживались. Наконец запястья были освобождены от веревки, но лишь на мгновение, после чего их оттянули ей за голову и поместили в наручники, до того свисавшие на цепях с грубого железного стержня.

Парень, который принес горн, двумя руками, одетыми в рукавицы поднял тавродержатель над углями. Клеймо было раскаленным добела.

Девушка разглядывал его, с дикими глазами.

— Нет! — закричала и задергалась она. — Вы, что звери или варвары? Вы что, думаете, что я — животное? Вы что, думаете, что я — рабыня!

— Вы обманываете! — кричала она. — Это не может быть правдой!

Железо было готово к использованию. Это приблизилось к круглому проему в зажиме, через который, было втиснуто глубоко в ее светлое бедро, и удерживалось там, выжигая плоть и шипя, пока его работа не была выполнена, пока девушка не была заклеймена, на славу, как обычное рабское мясо.

Только теперь она поняла, что намерение железа относительно ее тела было абсолютно реально.

Зажимы раскрутили. Запястья освободили от удерживавших их рабских наручников, но только затем, чтобы быть связать веревкой у нее за спиной. Потрясенная и рыдающая она была снята со станка для клеймения и поставлена на колени с опущенной головой, у ног аукциониста.

Железо, сделав свое дело, возвратилось в горн, а сам горн вместе со станком были убраны с центрального прилавка. Девушка голая и стоящая на коленях у ног аукциониста, с руками, связанными сзади, подняла свою голову и дико посмотрела на толпу. Она была заклеймена.

— Она еще не понимает того, что с ней произошло с нею, — предположила Джинджер.

— Уже понимает, — грустно сказала Эвелин, с жалостью в голосе.

— Но она понимает это еще далеко не полностью, — заметила Джинджер.

— Не полностью, — не стала спорить Эвелин.

— Но уже скоро она полностью поймет это, — сказала Джинджер. — Даже в том случае если окажется совсем глупой рабыней.

— Да, это точно, — согласилась Эвелин.

Аукционист снял длинный, гибкий хлыст со своего пояса, и дважды он ударил им девушку по спине. Она вскрикнула в боли. Обучение началось. Теперь, все ее время будет посвящено обучению жить в новой реальности. Работорговец схватил новую рабыню за волосы, вздернул на ноги и выгнул назад, показывая ее красоту толпе.

— Я предлагаю пять тарсков за эту шлюшку, прокричал он. — Я получу больше? Я услышу больше?

— А она обучена? — послышался ехидный голос из зала.

— Мы сможете обучать ее сами, к своему собственному удовольствию.

Подразумевалось, конечно, что эти варварки не прошли обучения. Их еще даже не научили, как надо надлежащим способом встать на колени перед Хозяином.

— Пять, пять! — завопил мужчина, стоявший неподалеку.

— Хорошо! Хорошо! — повторял аукционист, показывая рабыню. — Так я услышу больше?

— Она может говорить на гореанском?

Я улыбнулся. Ясно подразумевалось, что эти варварские рабыни не знали гореанского.

— А Ты обучай ее как слина или как кайилу, на руках и коленях, — посоветовал аукционист. — Она быстро изучит то, что от нее требуется.

— Поставь ее в позу! — попросил парень из толпы.

— В какую именно, Благородный Господин? — спросил аукционист, любезно. А за тем, следуя инструкциям потенциального покупателя, он усадил девушку, около края центрального прилавка, на левое колено, а правую ногу оттянул в сторону и слегка согнул в колене. Ее правая сторона, теперь была повернута к заказчику, плечи отведены назад, а голова повернута так, чтобы смотреть на него. Таким образом, приятные изгибы ее правой ноги, и линии фигуры, были ясно очерчены и выставлены не показ.

— Ты только представь ее в своем ошейнике! — бросил вызов аукционист.

— Поставь ее на колени! — предложил другой покупатель.

Аукционист поставил рабыню на колени на самый край центрального прилавка. Теперь она стояла на коленях, опираясь ягодицами на пятки. Ее колени были широко расставлены, спина была выпрямлена, а голова высоко поднята.

— Пять семь! — кто-то не выдержал и поднял цену.

— Пять семь! — эхом отозвался аукционист.

— Поставь ее на ноги, таким чтобы, мы могли их рассмотреть! — потребовал кто-то.

— На живот ее! — просил другой.

— Пусть пройдется! — кричал третий.

— Пусть встанет на колени, головой к земле!

— Проведи ее походкой рабыни!

Я осмотрелся по сторонам. Одним из мужчин радом был тот самый коренастый коротышка, который носил низкую, широкополую шляпу. Я вспомнил, что он уже купил, по крайней мере, четыре или пять девушек с боковых прилавков. Что до меня, они были превосходными женщинами, но они, казалось, не были, по крайней мере, в целом, отборным товаром доступным ему. Казалось, что он покупал их не для тех целей, для каких обычно покупают рабынь. А теперь, я не понимал его очевидного интереса к рыжеволосой рабыне, продаваемой с главного прилавка. Она, конечно, была тем типом женщины, которых обычно покупают, ради выполнения одного, но самой главного назначения, из большого количества всех прочих предусмотренных для рабынь.

— Мужчины — звери, — возмущенно сказала Джинджер.

— Да, — отозвалась Эвелин.

Послышался звук хлыста впившегося в плоть. Рыжеволосая девушка выкрикнула в боли.

— Она же даже не понимает того, что они хотят, чтобы она сделала, — пожалела рыжеволосую, Джинджер.

— Она — глупая рабыня, — сказала Эвелин.

— Она еще научится, — вздохнула Джинджер.

— Все мы научились, — прошептала Эвелин.

Я отметил, что в течение вечера, некоторые из служащих работорговца, да и аукционист тоже, отметили присутствие двух девушек таверны в толпе. Однако они не предприняли никаких мер, чтобы выгнать их из зала торгов. Это показалось мне интересным. Может быть, они решили, что девушки пришли со мной, и что я, если можно так выразиться, был ответственным за них. Снова я озадачился относительно того, почему они прицепились ко мне. Поскольку я не предлагал той или другой из них сопровождать меня назад в таверну ее владельца, они должны были бы пытаться, применить их красоту и рабские хитрости, чтобы поднять вероятность такой перспективы. Это было, конечно, не их дело, стоять в павильоне торгов и наблюдать за продажей рабынь. Тем более что, судя по времени, их владельцы, возможно, уже сняли рабские кнуты со стен, и им очень любопытно, куда же подевалась их собственность.

Я вновь обратил свое внимание на центральный прилавок. К настоящему времени рыжеволосая красотка была проведена через несколько рабских позиций, тех, что были выполнимы для нее, в тот момент когда руки связаны за спиной. Сейчас она, дрожа, лежала на животе, облизывая и целуя кавалерийские ботинки аукциониста.

— А насколько она страстна? — спросил еще кто-то.

Аукционист потянул ее за волосы и повернул, лицом к толпе.

Я услышал голоса мужчин, кричащих снаружи на улице. Две девушки медленно придвинулись поближе мне.

Аукционист, с хлыстом уже висящим на поясе, стоял позади рыжеволосой. Левой рукой он по-прежнему придерживал ее голову за волосы, а правой вдруг сжал правую ягодицу, а потом просунул руку еще дальше. Она внезапно закричала, начала извиваться и корчиться от боли. Но не могла освободиться из его захвата.

— Нет, Пожалуйста! — Кричала и рыдала она. — Не-е-ет!

— Нет! О, нет! — Всхлипывала девушка. — Нет! Нет! Нет! Да!

— Да! Нет. Нет. Нет! — Тогда он освободил ее, и она пала на колени на прилавке, рыдая, темно-красная от унижения.

— Хороша, — похвалил мужчина в широкополой шляпе, стоявший рядом со мной.

Я улыбнулся. Прекрасная свежая рабыня, пусть и недавно заклейменная, в руках аукциониста, выдала себя.

— Она точно станет горячей шлюхой, — заметила Джинджер.

— Она не сможет ничем помочь себе, не более чем мы с тобой, — сказал Эвелин с грустью.

Я был склонен согласиться с девушками таверны. Ясно, что у рыжеволосой девушки были сильные задатки рабыни.

— Шесть! — торг пошел с новой силой.

— Шесть пять!

— Шесть семь!

— Шесть восемь!

— Шесть девять!

Теперь крики и волнение слышались у двери. Кто-то закричал уже позади нас. Аукционист сердито уставился в дальний конец павильона. Семь или восемь мужчин, в ботинках и одежде погонщиков кайил, втискивались в двери. Двое или трое из них держали в руках полупустые бутылки с пагой. А двое из этой компании уже держали мечи в руках. Девушки таверны схватили мои руки, пытаясь сделаться маленькими, и спрятаться за моей спиной. Мужчины, как я понял, были пастухи, вероятно, члены той же самой бригады, которую я видел ранее, и кто, гикая и крича, прогонял табун по улицам города.

— Джентльмены! — закричал аукционист. — Не нарушайте мир! Вложите свою сталь в ножны! Здесь идут торги.

— Там они! — заорал один из гуртовщиков, указывая на нас. Это был молодой, темноволосый, грубоватый парень. Джинджер и Эвелин вскрикнули со страданием. Я стряхнул их руки, освободив свои. Товарищ вбросил свою сталь в ножны и теперь шагал к нам. Его товарищ, очень на него похожий, держался на шаг позади. Я так понял, что они были братьями.

— Хобарт, — представился парень, — из Бар-Ина.

Он сразу схватил Эвелин за руки и злобно встряхнул ее. Я даже немного испугался, что еще немного, и он мог бы сломать ей шею.

— А я Тебя искал в таверне, — сердито орал он ей. — Ты же знала, что мы пригоним гурт в город этой ночью.

— И Ты здесь, маленькая шлюшка, — проворчал второй брат, — как на счет Тебя?

Он схватил Джинджер за волосы обеими руками и безжалостно бросил ее себе под ноги. Я был рад видеть, что он знал, как обращаться с рабынями. Она и смотрела на него со слезами в глазах, ее голова за волосы удерживалась лицом к нему, маленькие ручки беспомощно вцепились в его запястья.

— Ну, и почему Ты не в таверне Рэндолфа, и не ждешь меня? — потребовал гуртовщик ответа.

Теперь-то, я понял, почему эти две рабыни не были на своих рабочих местах в тавернах, и почему они, под отговоркой зазывания клиентов заведений своих владельцев, скрывались в павильоне продаж Рама Сэйбара. Вот только, чего я не понимал, так это почему персонал торговой зоны не прогнал их. Присутствие двух таких сочных рабынь таверны во время торгов могло отвлечь внимание покупателей, по крайней мере, некоторых из них. Это было тем более странно, что в прошлом, как я понял, в подобных ситуациях их выгоняли из зала плетьми, стегая по икрам. Значит, это было очевидно не первое их нарушение в таких вопросах.

Первый парень — Хобарт, тем временем крутанул Эвелин и швырнул ее на несколько шагов от себя по направлению к двери.

— Провожай меня в таверну, Рабыня, — потребовал он.

— Да, Господин, — рыдая, пролепетала девушка таверны.

— И Ты тоже, — прорычал второй, швыряя Джинджер на живот в сторону двери, — поднимай свою задницу и тащи ее в таверну Рэндолфа.

— Да, Господин, — простонала Джинджер.

Я видел, что двое дежурных, у двери напряженно и тревожно смотрят друг на друга. Я не понимал эту реакцию. Какое дело им до того, что этих двух женщин отведут назад к их тавернам, чтобы там быть возвращенными к их интимным обязанностям?

Первый из молодых погонщиков обернулся, и впился взглядом в меня. Я посмотрел на его ножны. Они висели слева на бедре. Он явно был правшой, поэтому я держал его правую руку на контроле. Пока она не напрягалась, чтобы переместиться к эфесу его меча. Он совершенно очевидно был рассержен. Я спокойно встретил его пристальный взгляд.

Обе девушки смотрели меня с мольбой, как я понял, надеясь, что я мог бы предоставить им своего рода убежище, или защиту. По-видимому, я казался большим и сильным.

У меня был меч. И конечно, я был чужаком в городе, и ничего не знал о Хобарте и бригаде погонщиков из Бар-Ина. В общем, учитывая мое полное незнание в этих вопросах, они пытались обмануть меня. Это меня раздражало. Они, серьезно просчитались в этом вопросе. Поскольку я сам не намеревался идти ни с одной из них к алькову, то я не буду предоставлять им даже минимальной защиты, как и любой другой мужчина планеты Гор. Они полностью принадлежали их владельцам, а если смотреть более широко, то всем мужчинам. Они были рабынями. Однако, мне не понравилось бы, если этот Хобарт и его товарищи-пастухи подумали, что они отобрали их у меня.

Хобарт все же напал на меня. То, что произошло дальше, произошло очень быстро, гораздо быстрее, чем можно это описать. Я не уверен, что все из присутствующих четко поняли, что произошло. Я поймал его запястье и, выкручивая его, дернул вперед, выводя противника из равновесия, добивая ногой. Затем я вывернул его запястье назад, и отбросил в сторону. Второй был пойман на обратном движении, к этому моменту успел вытянуть меч из ножен лишь наполовину. Поскольку я не стоял к нему лицом, то он совершенно очевидно, был захвачен врасплох моим ударом, его направлением, характером и силой. Нетренированные мужчины часто ожидают, что нападение произойдет в лоб. Различные варианты боевых искусств, доступны в основном, опытным воинам. Мое лезвие вылетело из ножен прежде, чем его колени начали подгибаться. Я повернулся к остальной компании уже с готовым к бою клинком в руке.

Парень рухнул на пол, и мужчины быстро освободили место вокруг нас.

— Отлично сделано! — сказал мужчина в широкополой шляпе.

Я стоял лицом к лицу с пятью пастухами, и их оголенной сталью. Бутылки были отброшены.

— Первый, кто попробует напасть, — крикнул аукционист, с высоты центрального прилавка, — мертвец.

Бузотеры осмотрелись. Дежурные в зале продаж держали взведенные арбалеты направленными на них. Короткие, тяжелые болты лежали на направляющих, пальцы опирались на спусковые скобы.

Сердито гуртовщики вложили клинки в ножны. Они подобрали свои двух вырубленных товарищей, и, поддерживая их, с взглядами полными ненависти покинули место ссоры.

— Двое заводил — это Макс и Кайл Хобарты, из Бар-Ина. Боюсь, их нельзя считать приятными врагами, — заметил коротышка в шляпе.

Я пожал плечами, и вложил меч в ножны.

Две девушки таверны, Джинджер с темно-рыжими волосами и темноволосая Эвелин, испуганно, начали продвигаться к двери, стараясь быть незаметными.

— Один момент, молодые особы, — весело подозвал их аукционист.

— Да, Господин, мы уже уходим, — печально отозвалась Джинджер.

— А может быть, и нет, — усмехнулся аукционист.

— Господин? — испуганно и не понимая, спросила Джинджер. Позади нее послышался тяжелый шелест раскатывающейся сети. Выход был заблокирован крепкой, пеньковой сетью для ловли рабов. Она запуталась в сети пальцами, и затем, напуганная, оглянулась через плечо.

— Господин? — спросила она дрожащим голосом.

Эвелин немедленно упала на колени.

— Пожалуйста, простите нас, Господин, — запросила она пощады. — Пожалуйста, не наказывайте нас!

Джинджер тоже стремительно опустилась на колени, рядом с Эвелин.

— Не надо, Господин, — взмолилась и она. — Пожалуйста, не надо нас пороть.

— Кто Ваш хозяин? — спросил аукционист.

— Рэндолф из Кайилиаука, Господин, — отозвалась Джинджер.

— Рассел из Кайилиаука, Господин, — назвала своего хозяина Эвелин.

— Нет, симпатичные маленькие рабыни, — засмеялся аукционист. — Ваш владелец — дом Рама Сэйбара.

— Господин? — растерянно переспросила Джинджер.

— Вы были для нас неприятностями достаточно долго, — сказал аукционист.

— Господин? — спросила испуганная Джинджер стоя на коленях.

— Два дня назад Вы были перекуплены у ваших теперь уже бывших владельцев, — объяснил аукционист. — И вот сегодня, как мы и ожидали, вы осуществили свою самопоставку.

Девочки посмотрели друг на дружку в ужасе.

— Ваше время, быть головной болью в дом Рама, который Сэйбар уже закончилось, — продолжал издеваться аукционист.

Мужчины в зале хохотали удачной шутке, сыгранной с этими двумя рабынями.

— Снимите-ка их ошейники, — попросил аукционист своего помощнику. Тот расстегнул ошейники. Ключи подошли в точности. Несомненно, они были переданы их бывшими владельцами, еще во время заключения сделок узаконивших их покупку.

— Снимайте свою одежду, — приказал девушкам аукционист.

Девушки подчинились мгновенно. Джинджер сняла также украшенную бусами манжету со своей левой лодыжки. А Эвелин отстегнула тесную черную ленту с горла. Теперь они были абсолютно голые. Обе, как я видел, были заклеймены на славу.

Они испуганно озирались вокруг. Их одежду и ошейники, собрали служащие. Такие предметы, несомненно, будут возвращены их бывшим владельцам.

— Ну вот, помимо всего прочего сегодня у нас появился еще один лот для продажи, — смеялся аукционист, — две из самых симпатичных девушки таверн в Кайилиауке. Если Вы сомневаетесь относительно моих слов, можете тщательно исследовать их.

Девочки съежились. Мужчины вокруг смеялись.

— Мы готовы рассмотреть любое предложение от серебряного тарска за них, — объявил аукционист свою цену. — Однако, мы обещаем их покупателям скидку, если увидим, что их симпатичные, изящные задницы будут удалены из Кайилиаука.

От такого заявления аукциониста смех усилился.

— Вы можете говорить с этими рабынями? — спросил мужчина в широкополой шляпе двух раздетых девочек таверны. Он указал на девушек на боковых прилавках.

Джинджер подошла к одной из прикованных девушек. Эвелин пошла следом за ней.

— Ты говоришь по-английски? — спросила Джинджер на своем родном языке.

— Да, да! — воскликнула пораженная девушка.

— Как на счет остальных, кто был с Тобой. Они могут говорить на английском? — продолжила допрос голая рабыня.

— Большинство. Даже если он для них не родной, они знают английский, как второй язык.

— Я думаю, что смогу общаться с большинством из них, — сказала Джинджер, повернувшись к покупателю в широкополой шляпе. — Если есть какая-то особая девушка, которой Вы интересуетесь, я могу опросить ее отдельно.

Мужчина указал на голую рыжеволосую девушку, со связанными за спиной руками, стоящую на центральном прилавке.

— Вы говорите по-английски? — тот же подошла к ней и спросила Джинджер.

— Да, — сказала девочка, путаясь ослабить путы. — Да! — повторила она.

— Да, — перевела Джинджер человеку в широкополой шляпе на гореанский.

Он кивнул. Было заметно, что он доволен этим. Похоже, этой женщиной он интересовался, и был заинтересован, чтобы она его понимала. Я не думаю, что он действительно был особенно заинтересован в общении с остальными девушками. Их использование, похоже, лежало в другой плоскости, и не требовало тонкостей перевода. Пожелания относительно своих к ним требований, он мог передать такими простыми средствами как ботинок и кнут.

— На каком языке Ты только что говорила с этими женщинами? — он спросил Джинджер.

— Английский, Господин, — ответила она.

— Эта рабыня, тоже знает этот английский? — уточнил он.

— Да, Господин, — подтвердила Джинджер.

— Да, Господин, — сказала Эвелин, кивнув головой.

Я улыбнулся. Две девочки, несомненно, могли обучить рыжеволосую варварку быстрее, чем одна.

— Вы говорите по-английски, — закричала девушка на боковом прилавке, с ошейником и цепью на горле, — что здесь происходит? Что это за место? Как я сюда попала!

— Это — мир под названием Гор, — объяснила ей Джинджер, — и Тебя привезли сюда на космическом корабле.

— Что это за место такое, — спросила девочка, поднимая цепь своего ошейника, — что это такое, разве так можно обращаться с женщинами?

— Не буду разглагольствовать на тему, обычаев этого места, — сказала Джинджер, усмехнувшись, — это то, что Тебе и так очень скоро объяснят, и очень доступно. И так они относятся не ко всем женщинам. В большинстве своем, женщины в этом мире, наслаждаются своим статусом и свободой которую Ты на Земле, не могла даже представить. Их одежды роскошны, их положение высоко, выражение их лиц благородно, их престиж безграничен. Бойся их, бойся их! — Предупредила Джинджер, испуганно смотревшую на нее девушку. — Поскольку Ты не такая женщина, — добавила Джинджер.

Девушка, стоя на коленях на прилавке, вцепилась в цепь.

— Нет, — продолжала Джинджер, — Ты не такая женщина. Ты — меньше чем пыль под их ногами.

— Я, я не понимаю, — сказала девушка, запинаясь.

— Ты — относишься к тому виду женщин, которая будет носить тряпки, — объяснила Джинджер, — которая будет наслаждаться, втискиваемой в рот коркой хлеба.

— Я, я не понимаю, — повторила девушка.

— Ты изучишь тугие путы и удары плети и кнута, — продолжала Джинджер. — Ты научишься ползать на животе, изгибаться, и повиноваться.

Девушка смотрела на нее с ужасом.

— Ты узнаешь, что Ты — животное, — добила ее Джинджер.

— Животное? — испуганно, пролепетала девушка с бокового прилавка.

— Да, — подтвердила Джинджер, — да к тому же цена твоя меньше, чем у большинства животных.

— К какому же виду женщин, я отношусь? — спросила связанная девушка.

— А разве Ты еще этого не поняла?

Испуганная, прикованная за шею, коленопреклоненная девочка смотрела на нее, ожидая своего приговора.

— Ты — Рабыня.

— А теперь предлагайте свою цену за этих двух девок таверны, — призвал аукционист. — И я не желаю слышать, меньше чем серебряный тарск за штуку!

Девушка, оцепенело, покачала головой, все еще не веря своим глазам и ушам.

— Нет, — шептала она. — Нет.

Джинджер пристально смотрела на нее.

— Этого не может быть.

— Это уже есть.

— Только не рабыня, — шептала девушка, не веря в реальность. — Нет!

— Да!

— Нет! — закричала девушка. — Нет!

— Да! — крикнула на нее Джинджер.

Девушка внезапно вскочила на ноги, и, изгибаясь, и изо всех своих сил, очень небольших кстати, начала дергать приковывавшую ее цепь.

— Нет! — кричала она. — Я не рабыня! Нет!

Мужчины, собравшиеся вокруг, смотрели с интересом.

Тогда девушка, рыдая, выпустила цепь из своих маленьких рук, сжалась и прекратила борьбу.

— Я прикована цепью, — оцепенело, сказала она, обращаясь к Джинджер.

— Да. Ты — Рабыня.

Внезапно послышался удар пятижильной гореанской рабской плети, и девушка вскрикнула и упала на колени на доски прилавка, опустила голову, прикрыв ее руками, стараясь, стать как можно меньше. Пять раз надсмотрщик хлестнул красотку плетью. Теперь она, рыдая, валялась на животе, на прилавке, с ошейником и цепью на шее, вцепившись ногтями доски.

— Я буду вести себя хорошо, Господин, — стонала она. — Я буду послушной.

— Я услышу предложение по поводу девушек таверны? — спросил аукционист.

— Пять медных тарсков за штуку! — засмеялся один из мужчин в зале.

Джинджер закусила губу, в гневе. Вокруг засмеялись.

— Встань прямо Рабыня, — приказал покупатель.

Джинджер выпрямилась и подняла голову.

— Мисс, пожалуйста, мисс! — жалобно позвала рыжеволосая девушка, стоящая на коленях на центральном прилавке, голая с руками связанными за спиной.

Джинджер была поражена. Рыжеволосая рабыня заговорил без разрешения. Она повернулась к ней лицом.

— Я теперь, тоже рабыня? — спросила рыжеволосая.

Джинджер осмотрелась вокруг, и почувствовала, что она может ответить, не будучи избитой. Опытная рабыня, она очень хорошо чувствовала такие вещи.

Все видели, что аукционист снял хлыст со своего пояса.

— Да, — объявила Джинджер. — Вы — все рабыни!

— И Вы тоже? — спросила рыжеволосая девочка.

— И мы, тоже, рабыни, — ответил Джинджер, указывая на себя и Эвелин. — Вы что, думаете, что свободных женщин могли бы так грубо раздеть и нагло осматривать? И мы, и Ты — другие, мы выставлены на торги! Ты сомневаешься, что мы — рабыни? Ну так посмотри на клейма на наших ногах, и сравни со своим!

Она повернула свое левое бедро к центральному прилавку. Эвелин, сделала то же самое, чтобы рыжеволосая девушка, смогла бы увидеть ее клеймо.

— Вы заклеймены! — поразилась рыжеволосая девочка. — Значит Вы всего лишь заклейменные рабыни!

— Ну так посмотри, что за отметина, выжжена в твоей собственной прекрасной коже, — усмехнувшись, предложила Джинджер.

Девушка опустила взгляд и с ужасом, взглянула на клеймо на своем бедре.

— Оно не отличается от того, которое носим мы, — сказала Джинджер.

Теперь девушка с ужасом смотрела на Джинджер.

— Они отлично Тебя заклеймили, не так ли? — спросила Джинджер.

— Да, — признала девушка, с дрожью в голосе.

— С нами они сделали то же самое.

— Значит я, теперь тоже, всего лишь клейменая рабыня! — пролепетала рыжеволосая, постепенно осмысливая свой новый статус.

— Точно, — подтвердила Джинджер.

— Значит я, тоже, по крайней мере, в теории, могу быть выставлена для продажи, — ошеломленно, прошептала она.

— Я уже слышала предложения твоей цены, — сказала Джинджер. — Ты уже на торгах!

— Нет! — закричала девушка. — Я — Миллисент Обри-Уэллс из Пенсильвании. Я не могу продаваться!

— Ты — безымянная рабыня — животное, продаваемое для удовольствия Владельцев, — просто сказала Джинджер.

— Я не продаюсь! — закричала девушка.

— Тебя уже продают, — заметила Джинджер, и, подумав, с усмешкой добавила, — и я, со своей стороны, не стала бы платить за Тебя слишком много.

В бешенстве рыжеволосая попыталась вскочить на ноги, но аукционист, схватил за волосы, скрутил ее и бросил на помост, на живот перед собой. Затем он дважды взмахнул своим хлыстом.

— Ой! — закричала она. — О-о-о!

Работорговец отошел от нее, и рассмеялся. Она хорошо корчилась. Ее тело было очень чувствительным. Это предвещало ее высокие качества, как рабыни. Она подняла голову, и дико посмотрела на Джинджер.

— Я действительно должна быть продана? — попросила она плача.

— Да.

— Ой! — взвизгнула девушка, от боли, под еще одним ударом аукциониста.

— О-о-о-о! — Она снова заговорила без разрешения. Теперь она лежала на прилавке спокойно, едва дыша, избитая и напуганная. Она не хотела почувствовать хлыст на своей спине снова. Я думаю, что лежа там, она теперь начала более полно и явно, чем смела прежде, постигать действительность своего положения, что фактически она оказалась тем, чем она казалось, выпоротой, выставленной на продажу рабыней.

— О чем эти женщины спрашивали Тебя? — спросил покупатель у Джинджер.

— Они хотели выяснить свое положение, Господин, — ответила Джинджер.

— Они, что действительно такие глупые? — удивился мужчина.

— Я так не думаю, Господин, — поспешила ответить Джинджер. — Просто, они происходят из другого мира, и пока не готовы, к тому чтобы понять местную действительность, уже не говоря о том, чтобы найти себя вовлеченными в эти реалии.

— Но, не беспокойтесь, Господин, — поторопилась сказать Джинджер, — мы учимся очень быстро.

— А вот это мне известно, — усмехался он.

Джинджер смотрела себе под ноги, глотая обиду. Это было верно. На Горе девушки учились стремительно.

Я видел, что парень в широкополой шляпе, позади Джинджер и Эвелин, сделал знак аукционисту.

— Если никого из здесь находящихся, не хочет далее исследовать девушек таверны для их покупки, то мы отправляем их загон к остальным рабыням, — провозгласил аукционист.

Джинджер и Эвелин, обменялись пораженными взглядами. Поскольку никто не отозвался, аукционист кивнул двоим помощникам. Мгновение, и парни заломили изумленным девушкам левые руки, согнули их и выпроводили из зала через боковую дверь из зала.

А парень в широкополой шляпе, как мне показалось, имеет определенное влияние в Кайилиауке. Во всяком случае, в доме Рама Сэйбара к нему относились серьезно.

— Один пять, — сказал он аукционисту, как только тяжелая дверь закрылась позади вытащенных девушек таверны.

— Есть ли какие-либо другие предложения? — на всякой случай спросил аукционист.

В павильоне стояла тишина. Меня заинтересовало то, что не было никаких других предложений.

— Один пять, — объявил аукционист. — Один пять, за каждую.

Парень в широкополой шляпе, тем временем, указал на девочку на центральном прилавке. Это уже не удивило меня. Я заключил, что она его заинтересовала. Покупка двух девушек таверны, похоже, была тесно связана именно с этим интересом. Видимо, он хотел, их использовать для ее обучения, и в особенности для обучения гореанскому. С другими аспекты ее обучения он мог справиться и сам. Не нужно объяснять, насколько это приятно, бескомпромиссно тренировать красавицу для самых интимных удовольствий. Тем более что девушка на прилавке именно такой красавицей и была. И все же, почему-то, меня несколько озадачивал его интерес к рыжеволосой варварке.

Несомненно, если рассматривать ее достоинства цвет и форму лица, волосы, утонченность, фигура и привлекательность, то она сильно отличалась от других девушек, которых он сегодня приобрел. Конечно, могло быть и так, что он был человеком с широким спектром вкусов.

— У нас есть предложение рабыню шесть девять, — напомнил аукционист последнюю цену. Ногой он приподнял ее связанные руки немного вверх над спиной. Он так и стоял с правым ботинком над ее спиной. — Шесть девять, — повторил он, глядя человека в широкополой шляпе.

— Семь пять, — повысил тот цену.

Аукционист убрал ботинок от спины распластанной рабыни, и за волосы поставил на колени.

— Семь пять, — повторил свое предложение коренастый парень.

Аукционист, за волосы, склонил девушку к ее ногам. За тем, с помощью своего хлыста указал, что девочка должна втянуть живот и поднять голову. Она сделала так.

— Очень хорошо, — сказал парень в широкополой шляпе. — Семь восемь.

Аукционист казалось, колебался.

— Семь девять, — наконец проговорил он.

Кажется, это было именно то предложение, которого ждал аукционист. Оно было на серебряный тарск, или сотню медных, выше предыдущей цены в шесть девять.

— Есть ли какие-либо другие предложения? — выкрикнул аукционист. Я чувствовал, что таковых не будет. И как мне казалось, аукционист так же их не ожидал. Но задать подобный вопрос было его обязанностью.

Девушка дрожала, покорно высоко задрав подбородок.

Больше предложений не было. Никто, как оказалось, не желал предлагать цену выше, чем предложенная парнем в широкополой шляпе. Это было интересно. Такого на невольничьих рынках Гора я еще не встречал.

— Доставьте ее в зону хранения, — сказал аукционист, обращаясь к надсмотрщику стоящему в шаге от прилавка, и тот поднялся на помост.

— Она твоя, — объявил аукционист человеку в широкополой шляпе. Его помощник схватил девушку за руки. Вот теперь, прежняя Миллисент Обри-Уэллс, из Пенсильвании, поняла, что была продана. Ее увели поверхности прилавка.

— Это был заключительный аукцион вечера. Разрешите мне напоминать Вам всем, что рынок еще не закрыт. Он остается открытым для следующего ана. В оставшееся до закрытия время, обратите свое внимание на прекрасные закуски и деликатесы, которые для Вашего удовольствия, пристегнуты к рабским прилавкам, расположенным вдоль стен. В меньших домах любая из них, несомненно, была бы достойна, встать на центральный прилавок. Но все же, здесь, в доме Рам Сэйбара, в этом доме выгоды и сделок, никто из них не будет стоить Вам больше чем тарск серебром!

Я оглядел девушек на боковых прилавках. Некоторые дерзко притворились, что им все безразлично. Большинство, и это было видно слишком очевидно, выглядят испуганно. Я думаю, что теперь не было среди них ни одной, кто бы еще не понимал, что она была рабыней. Я думаю, что не было среди них ни одной, кто еще не понимал, что она скоро может полностью принадлежать мужчине.

— А теперь, все к боковым прилавкам, пожалуйста, Благородные Господа, — пригласил аукционист, экспансивным жестом его открытой руки, — все к прилавкам!

Мужчины начали собираться к боковым прилавкам. Несколько пошли к прилавку девушки, с которой говорила Джинджер. Она хорошо дергалась под кнутом надсмотрщика. Несколько девушек хныкали. Первая продажа для женщины часто является самой трудной.

— Иди за мной, — сказал парень в широкополой шляпе, и, отвернувшись, прошел боковую дверь.

Озадаченный, я последовал за ним.

По другую стороны двери мы оказались в зоне хранения, длинном похожем на гараж, помещении граничащим с главным залом. Здесь был деревянный пол, набранный узкими продольными досками. Через каждые пят футов параллельно половым доскам, были нарисованы желтые линии. В начале и конце каждой лини, также желтой краской, были написаны цифры.

На одной из этих линий под номером шесть, в затылок друг дружке стояли на коленях семь девушек. Они были варварками, но уже стояли на коленях в позе рабынь для удовольствия, опираясь на пятки, держа колени широко разведенными в стороны, с прямой спиной и высоко поняв голову.

— Ты неплохо держался, там, в зале, — сказал мне парень. — Подозреваю, что Ты не новичок в военном деле.

— Драться мне приходилось, — ответил я, уклончиво.

— Ты — наемник? спросил он.

— Своего рода, — продолжал я уклоняться от прямых ответов.

— А что Ты забыл здесь, в Кайилиауке?

— Я здесь по делу, — сказал я, осторожно.

— И как много твоих преследователей? — внезапно спросил он.

— Преследователей? — опешил я.

— Готов поспорить, что Ты в бегах, — пояснил он. — Не поможешь мне с этими цепями? — Он наклонился, и откуда-то извлек моток легких цепей, с пристегнутыми к ним ошейниками. Он перебросил этот моток через левое плечо и подошел ко мне, стоящему около последней на линии коленопреклоненной девушки, и вручил мне ошейник завершающий цепь. Я сжал его на шее ближней ко мне девушки. Он закрылся и с тяжелым металлическим щелчком замкнулся.

— Я не в бегах, — наконец, сделав дело, ответил я.

Девушка, оказавшись и на цепи, заскулила.

— Я вижу, — усмехался парень.

— С чего Ты решил, что я в бегах? — заинтересовался я.

— Такие навыки как у Тебя, здесь, в приграничье не приносят большой прибыли, — ответил он, и вручил мне следующий участок цепи с ошейником.

— О, — только и смог сказать я в ответ. Я посадил на цепь следующую девушку. Ошейники были снабжены кольцами в передней и задней части, шарнир был справа, а замок слева. Это — знакомая мне форма караванного ошейника. Длина цепи между ошейниками приблизительно три — четыре фута. Некоторые звенья цепи были закреплены к кольцам ошейника непосредственно и несъемно, посредствам ковки, но некоторые из них были пристегнуты карабинами. У другой стандартной формы караванного ошейника шарнир расположен спереди и замок сзади, как и обычного рабского ошейника, но у этого еще есть одно дополнительное кольцо, обычно справа. Это кольцо крепится к протянутой вдоль всего каравана, обычно, единственной цепи. Девушки, ведомые на такой цепи, пристегиваются карабинами с защелкой. Преимущество первого вида караванных ошейников состоит в том, что цепь, если девушки добавлены или изъяты, может быть без сложностей удлинена или сокращена, добавлением еще одного ошейника, лидо удалением лишнего. Цепь, которую легко несут пятьдесят рабынь, конечно, будет неподъемно тяжела для пяти или шести. Преимущество второго типа состоит в том, что расстояние между девушками можно регулировать, ставя их, ближе или дальше друг от друга, и так же могут быть удобно удалены или добавлены в караван. То, какой вид караванных ошейников, является лучшим для каждого конкретного ассортимента девушек, зависит, прежде всего, от намерений и целей их владельца. Парень в широкополой шляпе выбрал, конечно, первый вариант. Это намекало мне о том, что он ожидал, что его собственность, по той или иной причине, будет вычтена из цепи.

— Даже если сейчас Ты не находишься в бегах, — сказал он, — Я советую Тебе рассмотреть такую возможность.

Я посмотрел на него, и он вручил мне еще один ошейник с цепью.

— Ты должен покинуть город, и быстро, — посоветовал мне он.

Тем временем, я защелкнул еще один ошейник на горле следующей рабыни, включи ее в караван.

— Почему?

— Хобарты — гордые ребята, — объяснил он, — и их тщеславие было сильно уязвлено этой ночью, да еще и перед рабынями. Они вернутся за тобой, причем со своими дружками, а еще с арбалетами и мечами. Они захотят утолить свою месть.

— Я их не боюсь, — ответил я, пожав плечами.

— Когда Ты намеревался покинуть Кайилиаук?

— Утром.

— Хорошо, мне не придется менять свои планы.

— И меня нет никакого намерения, менять свои.

Военные забавы не были уместны с моем случае.

— Сажай на цепь следующую, — приказал незнакомец, вручая следующий ошейник.

Я добавил к каравану блондинку, и он сразу вручил мне следующий сегмент, скинув его с плеча.

— Каковы твои намерения? — спросил он меня, не отрываясь от дела.

— Я прикупил кое-какой товар, — отозвался я, также продолжая свое занятие. — А намерение мое — пойти в Прерии.

— Опасно, — заметил он.

— Это я уже услышал.

— Ты знаешь какой-либо из их языков?

— Даже не знаю, как будет «Нет» на языке краснокожих, — засмеялся я.

— Тогда, тебе стоит их избегать, — рассмеялся он в ответ.

А добавил следующую красотку к каравану, брюнетку с крепкими ногами и короткой стрижкой.

— Все уже решено, — пояснил я.

— Будет трудно заплести эти волосы, — сказал парень, подняв кроткие волосы брюнетки, — ну да ничего отрастут.

Взяв у него очередной ошейник, я посадил на цепь следующую рабыню также брюнетку.

— Мне любопытно, — решился спросить я, своего неожиданного собеседника, — относительно причины выбора девушек, что Ты купил. Эти семь, хотя, конечно, довольно привлекательны, но как мне кажется, там, на прилавках были несколько других, покрасивее, но которых Ты не захотел купить.

— Возможно, — он усмехался, и вручил мне еще одно звено цепи, скинув со своего плеча.

— Пожалуйста, не надевайте на меня в ошейник, — взмолилась седьмая варварка, смотря на меня полными слез глазами. Она говорила на английском языке. У нее были светло-коричневые волосы. Я поднес ошейник к ее горлу, и защелкнул это. Для меня она была ничем, всего лишь еще одним прекрасным компонентом в караване. И она опустила голову, подавляя рыдания.

— Ты действительно твердо настроен, пойти в Прерии?

— Да.

— Сколько у тебя кайил?

— Две, — ответил я, — одна, верховая, вторя вьючная, для товаров.

— Удачно, — отметил мой товарищ. — Белым не разрешается приводить в Прерии больше, чем двух кайил на каждого входящего. А также, если белых больше пяти, то не более десяти кайил.

— Это правила Кайилиаука?

— Нет. Это правила краснокожих.

— Тогда, — усмехнулся я, — получается, что только небольшие группы белых могут пойти в Прерии верхом, большой группе придется передвигаться пешком, и они окажутся во власти жителей той местности.

— Точно, — подтвердил он мой вывод.

Двух рабынь с повязками на глазах и со связанными за спиной руками, впихнули в комнату. Надсмотрщик, держа их за руки, подвел к нам, и затем, по указке моего собеседника, заставил встать на колени на желтую линию, перед, до настоящего времени стоявшей первой девушкой каравана. Обе явно были напуганы. Это были Джинджер и Эвелин.

— Кому нас продали? — простонала Джинджер.

— Куда нас привели? — спросила Эвелин.

Надсмотрщик ткнул Джинджер ботинком в бок, так что она упала на пол. Потом взял Эвелин за волосы левой рукой, а правой отвесил ей две пощечины, наотмашь сначала ладонью, а затем тыльной стороной руки, от чего на губах девушки появилась кровь. После чего, вновь поставил обеих на колени, на желтую линию.

— Простите нас, Господин, — взмолилась Джинджер.

— Простите нас, Господин, — повторила Эвелин.

Я быстро добавил Джинджер и Эвелин к каравану, используя предметы, подаваемые моим товарищем.

— Последние три из них, вместе, — посчитал надсмотрщик, — тянут на десять девять. Оставшуюся приведут через пару енов.

Я видел, как монеты перешли из рук в руки.

Маленькие запястья Джинджер и Эвелин были безжалостно стянуты веревками.

Через пару енов, как надсмотрщик и предположил, рыжеволосую варварку ввели в помещение.

— А она — красавица, — сказал я парню в широкополой шляпе.

— Что верно, то верно, — согласился он, — но самое главное, это тип женщины, к которому она относится. Она станет великолепной рабыней.

Спотыкающуюся девушку подтащили к каравану, и грубо толкнули вниз, на колени, туда, куда указал ее новый хозяин, во главу каравана. К ее ужасу, ей пинком, раздвинули колени. Ей подбородок задрали вверх, и через мгновение она была пристегнута на цепь, вместе с другими рабынями.

Я посмотрел вниз на рыжеволосую. Новый хозяин девушки поднял ее волосы, показывая их мне.

— Вот это уже достаточно, чтобы заплести, — похвалил он.

— Если кто-то захочет это сделать, — поправил я. Сам я предпочитаю видеть рабынь с длинными, распущенными волосами, в крайнем случае, скрепленными, сзади, лентой или шнурком.

Он позволил волосам упасть, вниз на спину.

— Она принесла бы хорошую цену, — заметил я, — почти на любом рынке, с которым я знаком.

— А я смогу получить за нее пять, шкур желтого кайилиаука, — пояснил свои планы мужчина.

— О, нет, Господин! — внезапно угнетенно закричала Джинджер.

— Нет! Господин! — вторила ей Эвелин. — Пожалуйста, нет! Пожалуйста, нет!

Парень в широкополой шляпе наклонился, и один за другим, развязал запястья Эвелин, Джинджер и рыжеволосой красавицы, что когда-то была Миллисент Обри-Уэллс, из Пенсильвании. Джинджер и Эвелин тряслись, почти в истерике. Но все, же им хватило присутствия духа, чтобы поместить их руки ладони вниз, на бедра. Ладони рыжеволосой варварки также были помещены на бедра, но пришлось сделать это, применив силу, она пока не понимала, чего от нее хотят. Когда она левой рукой попыталась прикоснуться к своему клейму, ее хозяин взял ладонь и твердо вернул обратно на верхнюю часть бедра.

— Да, Господин, — прошептал девушка, на английском языке. Я был рад видеть, что она оказалась достаточно умна. Конечно, свежее клеймо, нельзя тревожить.

Хозяин девушек, снял повязки с глаз Джинджер и Эвелин.

— О, нет! — зарыдала Джинджер.

— Нет, Нет! — всхлипнула Эвелин. — Только не это, пожалуйста! — Они разглядели, кем был тот, кому он теперь принадлежали, и похоже, это добавило им тревоги и ужаса. Все же, за момент до этого они уже почувствовали, кто их купил, и конечно заранее боялись.

И теперь их худшие страхи оказались сбывшимися. Вот только я пока не понимал их ужаса.

Он казался мне достаточно приветливым товарищем.

— Продайте нас, милостивый Господин! — просила Джинджер, заливаясь слезами.

— Пожалуйста, Господин, — следом взмолилась Эвелин, — мы — только бедные рабыни. Сжальтесь! Продайте нас другому!

— Сделайте нас девками кувшина! — молила Джинджер. — Закуйте нас! Пошлите на ферму!

— Мы — только бедные рабыни, — уже просто подвывала Эвелин. — Пожалуйста, пожалуйста, Господин, продайте нас другому! Мы просим Вас, милостливого Господина. Продайте нас другому!

— Дом Рама Сэйбара, — удивленно сказал мужчина, — желает, чтобы Вы обе были удалены из Кайилиаука.

Несколько других девушек, как я заметил, также были напуганы и полны страха. Это же касалось и рыжеволосой. Они не понимали слов, но ужас других рабынь был им доступен. При этом ни одна из них, я не отметил не без удовлетворения, не посмели изменить свою позу. Они уже начали подозревать то, что такое рабская дисциплина на Горе.

— Господин! — плакала Джинджер.

— Пожалуйста, Господин! — вторила своей подруге Эвелин.

— В позу, — резко приказал человек в широкополой шляпе.

Немедленно, девушки выровнялись в караване, встали на колени, откинувшись на пятки, широко раскинув колени, положив руки на бедра, держа спины прямо и подняв головы. Видя это, другие девушки на цепи позади них, поспешно начали пытаться улучшить свои позы. Рыжеволосая, не могла видеть происходившего сзади, но от звука команды, и движения цепи, передающееся ей через заднее кольцо ошейника, со страхом ощущая, что там что-то происходит, также постаралась выпрямиться.

— Эти две рабыни, вторая и третья, — сказал я, указывая на Джинджер и Эвелин, — кажутся довольно обеспокоенными, обнаружив, что Ты — их хозяин.

— Да, кажется так, — согласился парень в широкополой шляпе.

— С чего это они воспринимают Тебя с таким ужасом, — полюбопытствовал я, — с гораздо большим, чем кажется необходимыми со стороны рабыни относительно ее владельца?

Для рабыни естественно, конечно, воспринимать своего Господина с определенным трепетом. Она — в конце концов, домашнее животное, которое принадлежит ему, и над кем у него есть полная власть. Разумная рабыня никогда не будет преднамеренно вызывать недовольство у своего хозяина. Во-первых, это будет ей стоить слишком дорого, чтобы поступить так опрометчиво. Во-вторых, по причинам, которые иногда неясны даже для мужчин, имеющим отношение к тому, что она женщина, и как женщина, она редко желает сделать подобное.

— Я не думаю, что — лично я, это то, что у них вызвало такой ужас, — усмехнулся он.

— И в чем тогда источник их трепета перед тобой? — уже не на шутку заинтересовался я.

— Кто знает, что происходит в головах симпатичных маленьких рабынь, — попытался уйти от ответа мой собеседник.

— Ты, кажется, пытаешься отмолчаться — сказал я, внимательно к нему присматриваясь.

— Возможно, — признал он.

— Твой караван, меня поражает, отличная подборка закованных красоток. Но все же, мне кажется, что различие между первыми тремя девушками и последними семью просто бросаются в глаза, впрочем, я могу сказать, то же самое и про первую и двух последующих.

— Да, — не стал он спорить, — это верно. Присмотрись к последним семи. Обратил внимание на их особенности? Ты видишь, что они довольно сильны?

— Ну и что? — переспросил я, все еще не понимая.

— Вьючные животные, — бесстрастно пояснил он. — Они — вьючные животные.

— Да, я думаю, что они смогут быть таковыми, — согласился я, присмотревшись к рабыням повнимательнее. Его маршрут теперь казался открытой книгой. Не больше двух кайил вспомнил я, может быть введено любым белым.

— А первая девушка, она также будет вьючным животным?

— И она тоже, по крайней мере, на первом этапе, будет, как и все они нести поклажу, но в дальнейшем, у меня есть на нее некоторые другие виды.

— Это я уже понял.

— Она принесет мне пять шкур желтого кайилиаука.

— Тогда Ты получишь с нее роскошную прибыль.

— Да, — согласился он, усмехнувшись. Одежда из шкуры желтого кайилиаука, даже среднего качества, может стоить целых пять серебряных тарсков.

Я смотрел на рыжеволосую девочку в караване, прежнюю Миллисент Обри-Уэллс. Она даже не знала, что была предметом нашей беседы.

— А что на счет двух других? — показал на Джинджер и Эвелин.

— С их помощью я смогу общаться с рыжеволосой, — объяснил он. — Должен же кто-то дать ей понять, и желательно быстро, характер ее положения, а также эффективность, хорошее знание и всю полноту тех услуг, которые будут от нее требоваться. Также, они смогут преподавать ей гореанский, что будет держать их всех занятыми, и помогут мне выдрессировать ее до должного уровня.

— Теперь, я понял.

Он переложил поудобнее остаток караванной цепи с ошейниками на своем плече. Очевидно, он пришел в павильон продаж, еще не зная точно, скольких девушек он купит. Довольно трудно спрогнозировать такие вещи точно, особенно покупая оптом. Многое зависит от представленного ассортимента невольниц и от цены живого товара, в данном конкретном случае.

— Переходы могут быть длинными, — сказал он.

— Переходы? — переспросил я.

— Да.

— Я смотрю, что все эти рабыни — варварки, даже вторая и третья девушки. А почему Ты не приобрел нескольких гореанок для своего вьючного каравана?

— В качестве вьючных животных, более уместно использовать бестолковых варварок, чем гореанских девушек.

— Конечно, — поддержал его я.

— Но есть, — конечно, и другая причина, — усмехнулся он.

— Какая же? — мне стало любопытно.

— Эти варварски пройдут вперед в караване, будучи столь же неосведомленными и невинными как кайилы, — высказал он свое видение вопроса.

— Это почему же? — не понял я.

— Да потому, что, — он усмехался вновь, — гореанки могут умереть от страха.

Джинджер и Эвелин застонали.

— Эти рабыни, — указал я на двух бывших девушек таверны, — не кажутся мне полностью неосведомленными.

— Даже эти рабыни, — сказал он, — что кажутся настолько пронизанными ужасом, уверяю тебя, пока даже не начинают понимать, что может с ними случиться на этом пути.

Две девочки уже тряслись в панике. Однако их желание, конечно, было ничем. Они, как животные, вместо которых их будут использовать, должны идти, туда, куда приказал их хозяин.

— Я понимаю это так, что Ты со своими вьючными рабынями, намереваешься отправиться в Прерии.

— Да.

— Завтра утром?

— Да.

— Значит Ты — торговец?

— Да.

— Я искал вдоль границы одного такого по имени Грант.

— Мне это известно.

— И как оказалось, никто ничего не знал о его местонахождении.

— О?

— Мне это показалось несколько необычным.

— И что же тебя так удивило?

— Этот парень, Грант, очень известный здесь торговец. Не кажется ли Тебе странным, что ни у кого не было бы ясного представления относительно его местонахождения?

— Да, это действительно может показаться немного странным.

— Вот я так подумал, — заметил я, — у этого парня, Гранта, похоже, немало друзей, очень хорошо к нему относящихся, и эти друзья желают защитить его.

— Если это так, — заметил он, — то тогда этот Грант, по крайней мере, в некоторых отношениях, просто везунчик.

— Ты его знаешь.

— Да.

— Ты знаешь, где его можно найти?

— Да, знаю.

— И Ты сможешь проводить меня к нему?

— Я и есть Грант, — рассмеялся мой новый товарищ.

— Почему-то я так и подумал, — рассмеялся я в ответ.