Глава 33. Боевой гимн Республики

Еще проклятые империалисты во времена своего ныне свергнутого владычества покрыли Африку густой сетью железных дорог. Три Товарища (Стаффорд, Тунгстен и Никель) только усугубили такое положение вещей. К дорогам прилагалась солидная инфраструктура в лице мостов, туннелей, ремонтных депо, открытых угольных карьеров и нефтеперегонных заводов. Пассажирские, грузовые и военные поезда рассекали африканские просторы по всем направлениям. Ширина колеи поражала всякое воображение. Не менее трех метров, прикинул Джеймс и вернулся к группе офицеров, толпившихся на перроне пост-викторианского кейптаунского вокзала. Патриция следовала за ним.

— Где мы можем найти командира корабля? — спросил Хеллборн. — Насколько я понимаю, мы должны представиться ему, и уже потом…

— Корабля? — переспросил один из будущих сослуживцев, белобрысый англичанин. — Ну ты даешь, моряк!

— Он прав, — заметил другой, украшенный шрамами узкоглазый азиат. — Ведь что такое бронепоезд? Это настоящий линкор, только сухопутный!

«Сговорились они, что ли? Сначала тот кадровик, теперь этот монголоид».

— В лучшем случае речной монитор, — с легким презрением заметил третий. — Ползущий по железным речушкам. Тогда как…

«Еще один бывший моряк, — понял Джеймс. — Интересно, откуда? Смуглый, горбоносый, непонятный акцент. Вот кто может меня разоблачить! Надо сворачивать этот опасный разговор».

— Командир бронепоезда, — поспешил напомнить Хеллборн. — Где мы можем его найти?

— Вот он, возле тендера, — показал англичанин и ухмыльнулся. — Полковник Маккорд. Тот, который в юбке.

«Шотландец?» — удивился Джеймс. Почти земляк. В Альбионе было много шотландцев. Что означают ярко-красные цвета его кильта? Клан Мак-Коммунистов?

— Comrade colonel (товарищ полковник)… — начал было Хеллборн.

— Можно просто «сэр», — отозвался новый командир. — Устав Народной Армии вполне допускает такое обращение. Это здорово экономит время в бою.

(«- Так проще…

— …и короче. В бою нет времени произносить три-четыре слога подряд. Некоторые страны из-за этого проигрывали войны.

— Нам ли этого не знать.»)

— Очень хорошо, — добавил стереотипный бравый шотландец, пролистав документы новых подчиненных. — Надеюсь, мы прекрасно сработаемся. Мистер Хеллборн, вернитесь к этим насмешникам и обратитесь к мастер-капитану Белгутаю. Вы, мисс Блади, отправляйтесь в госпитальный вагон, он должен быть где-то в центре нашего состава. Разыщите доктора Креспо. Пожалуй, это все. Всего хорошего!

— Спасибо, сэр! — ответили хором потерянные альбионцы и развернулись на сто восемьдесят градусов.

— Увидимся позже, — кивнул Хеллборн Патриции. — Вагон-лазарет? Я зайду к тебе в гости.

— Не натвори глупостей, — сказала она напоследок.

В ответ Джеймс только мрачно улыбнулся.

Итак, мастер-капитан Белгутай. Не нравится мне это имя, подумал Хеллборн. Особенно первые четыре буквы.

Капитан Белгутай оказался тем самым китайцем. Или японцем. Короче говоря, азиатским монголоидом. В том, прошлом мире, он вполне мог оказаться старшим братом Мэгги или одним из ее подданных.

(Где сейчас Мэгги?! Черт побери, он отправился спасать ее, а вместо этого застрял в джунглях инопланетной Африки…)

— Мне было приказано обратиться к вам… — начал Джеймс.

— Разумеется, — кивнул «японо-китаец», изучая «военный билето-паспорт» Хеллборна. — Я старший артиллерийский офицер бронепоезда. Будем работать вместе.

«Вежливый какой, — отметил альбионец. — Нет чтоб прямо сказать — «я твой новый начальник!»

Белгутай тем временем представил своих собеседников:

— Лейтенант Тетлок, старший механик («белобрычый англичанин»). Майор Уаскар Паламедес («еще один моряк»), офицер связи.

«Новагреция, — понял Хеллборн. — Византийская колония в Южной Америке, наследники инков и эллинов».

— Какие моря бороздили, Джеймс? — поинтересовался суровый византиец.

— Грифонский Флот, шнельботтен-капитан, патрульный катер, Балтика, пираты, — добросовестно изложил свою легенду Хеллборн и замер в тревожном ожидании. Дьявол, ну зачем он придумал такую сложную легенду?!

— Тогда нам вряд ли приходилось встречаться, — кивнул майор Паламедес. — Я блевал за борт совсем в других широтах.

— Плебей, — поморщился англичанин Тетлок. — К чему эти мерзкие физиологические подробности? Я всегда считал, что морской флот — это нечто красивое и возвышенное…

— Это потому что ты — сухопутная крыса, — беззлобно перебил его византиец.

— ПО ВАГОНАМ! — внезапное извержение мегафона прервало их увлекательную беседу. — Весь экипаж «Пуссикэта» — по вагонам! Мы отправляемся немедленно!

— То есть через пятнадцать минут в лучшем случае, — заметил Белгутай. — Но нам лучше поторопиться. Пойдем, Джеймс! Увидимся позже, парни!

Бронепоезд был велик еще в прошлый раз, когда подобрал полумертвого Джеймса Хеллборна в Мозамбике. Но тогда он всего лишь патрулировал пляжные границы Республики. Теперь «Пуссикэт» отправлялся на войну, поэтому к нему прицепили дополнительный десяток вагонов разного назначения и три-четыре локомотива. Сколько именно — мастер-капитан Белгутай не знал.

— Это не наша зона ответственности, — заявил азиат. — Наше дело — пушки и пулеметы. Их много! Какой у тебя опыт?

— Грифонский Флот, шнельботтен-капитан, патрульный катер, Балтика, пираты, — машинально повторил Хеллборн. Несколько здешних пушек он видел на картинках в пресловутой «Энциклопедии».

— Ничего, разберешься, — успокоил его новый командир. — Ничего сложного! Затвор, снаряд, гашетка…

В глубине души Джеймс был с ним согласен.

— О! — просиял мастер-капитан. — У меня как раз не хватает офицера на центральной зенитной батарее. А там обычные «Скайклинеры» стоят, на ваших катерах наверняка такие же были.

— Конечно, — через силу улыбнулся Хеллборн. Интересно, что такое «Скайклинер»? «Чистильщик небес»?

— Следуй за мной, — приказал Белгутай.

Они переходили через металлизированную «гармошку» в очередной вагон, когда состав содрогнулся. Содрогание сопровождалось лязгом, свистом и гудением.

— Ну, вот мы и отправились, — констатировал мастер-капитан. — С другой стороны, мы уже пришли. Парадокс, не правда ли?

«А на этой планете проживает Эйнштейн?» — задумался Хеллборн, но так и не вспомнил.

— Устраивайся поудобнее, — продолжал Белгутай. — Осматривайся. Знакомься с ребятами.

Джеймс начал с осмотра.

Гигантский бронированный вагон — действительно, легко перепутать с внутренностями боевого корабля. На этот раз сухопутного. Батарейная палуба как она есть — казенники орудий (стволы торчат наружу), снарядные рампы, револьверные магазины, далее везде. Интересно, какой у них калибр? Громоздкий пульт непонятного назначения, похожий на гигантский арфмометр… центр управления огнем?

— Это не только центральный орудийный вагон, но и моя штаб квартира, — объяснил мастер-капитан. — Отсюда я поддерживаю связь с командирским вагоном и другими батареями. Так что я буду рядом с тобой, и если что — всегда помогу и подскажу. Вот наше купе, — Белгутай показал в дальний конец вагона. — Или ты предпочитаешь называть это «каютой»? Ха-ха-ха! Гюуэчт!

«О чем это он?» — не понял Хеллборн.

— Сэр? — перед ними вырос здоровенный угрюмый негр в промасленной униформе.

«Это полевая форма», — догадался Джеймс.

— Гюуэчт, это лейтенант Хеллборн, он будет наши зенитным офицером. Джеймс, это сержант Гюуэчт.

«Ну и имечко!»

— Сэр, — вежливо кивнул африканец.

— Гюуэчт, покажи лейтенанту свободную полку в нашей каюте… в нашем купе, а потом отведи его наверх.

— Сэр, — козырнул черный сержант.

«Лаконичен как спартанец!» — мысленно восхитился Джеймс.

— Пушки, сэр, — только и сказал Гу… Гэ… Гюуэчт («надо будет записать и выучить наизусть!»), когда они выбрались наверх. Вот еще одно сходство с кораблем. Огроженная стальными перилами крыша вагона напоминала верхнюю палубу морского крейсера. Расставленные по углам зенитные орудия только усиливали сходство. Также, как и три паровозных дыма, два впереди и один за спиной. Хм, за «бортом корабля» даже плескалось настоящее море! Ну, почти за бортом. Железная дорога пролегала метрах в пятистах от полоски пляжа. Поезд все еще не покинул пределы Кейптауна, хотя эти грязные трущобы имели очень мало общего с ухоженной драконской столицей. Похоже, здесь еще не скоро построят коммунизм, с легкой печалью подумал Хеллборн и снова обратился к пушкам. У трех орудий дежурили бойцы, гнездо четвертого пустовало.

— «Желтый режим», — неожиданно выпалил «черный спартанец». - 75 процентов огневой готовности!

«Какое разочарование, — подумал Джеймс, — этому парню так не идут умные слова из современного военного лексикона! Ему бы кричать «Молон лабе!» Или «Будем сражаться в тени!» Или на худой конец «Чака Зулу!!!»

— Я могу взглянуть на него поближе? — Хеллборн кивнул на одинокую пушку.

— Конечно, сэр! Теперь вы здесь командир.

Зенитный автомат. О, какая красивая табличка! «Skycleaner Mk.2. Made in DRACON. 29 mm FAG». «ФАГ»? Смахивает на ругательство. А, понял Джеймс, это всего лишь «фулл-ауто ган». Странный калибр, небось наследие древних португальских дюймов. Так, вот переключатель режимов, это гашетка, это предохранитель, вот затворная рукоятка, вот коробка с лентой… что означает жирная красная цифра «150» на коробке? Число снарядов? Вне всякого сомнения! Действительно, ничего страшного. Все могло быть гораздо хуже.

— Не привыкай, — послышался за спиной насмешливый голос Белгутая, — место командира не там.

— Да, разумеется, просто вспомнил молодость, — пробормотал Джеймс. Мастер-капитан оценил плоскую шутку и фыркнул. «Интересно, а сколько ему лет? — подумал Хеллборн, пытаясь угадать возраст собеседника. — Черт их разберет, этих азиатов». Нет, Белгутай должен быть гораздо моложе харбинского музейного хранителя. Лет 40–50, не больше.

— Твое место здесь, — тем временем продолжал «японо-китаец» («Неудобно как-то, надо все-таки выяснить, откуда он родом»). Джеймс полюбовался на металлическую тумбу в самом центре батареи. Удобное «пилотское» кресло, громоздкий телефон, ящик с биноклем и… что это? Еще одна пушка? Нет, понял альбионец, станковый сигнальный револьвер.

Белгутай представил Хеллборна остальным стрелкам (один мулат, один индиец, один эквадорец), после чего объявил учебную тревогу. Хеллборн принял это как должное и занял место рядом с тумбой. Кое-как натянул противосколочный жилет, напялил шлемофон. Ага, и здесь все достаточно просто, отметил он, изучая приборную панель. «Общая линия», «Главный пост», «Лазарет», «Батарея», «Ваш позывной: Эпсилон-Один». Установил рычажок на «Батарею» и набрал полную грудь воздуха.

— Внимание! Говорит Эпсилон-Один! Воздух! Всем эпсилонам — приготовиться к отражению атаки!

— Эпсилон-Север готов! Эпсилон-Запад готов! Эпсилон-Юг… — один за другим доложили стрелки.

— Цель — справа по борту! На пятнадцать часов! Угол атаки…

— Стоп-стоп-стоп. Сколько часов?! — не понял наблюдавший за маневрами Белгутай.

Джеймс похолодел, но поспешил взять себя в руки и принялся непринужденно объяснять:

— Это новая грифонская тактика. Представьте себе, что небесная сфера — это огромный циферблат. Таким образом, «двенадцать часов» — это прямо по курсу, «шесть часов» — у нас за спиной, и т. д., и т. п.

— Очень, очень интересно, — задумчиво произнес мастер-капитан. — Забавный подход. Надо будет тщательно его изучить.

«Вот будет забавно, если я только что поднял здешнее военное искусство на новый уровень», — мысленно ужаснулся Хеллборн.

— …но сейчас попробуем по старинке. «Зюйд-вест», «норд-ост»…

«Все могло быть хуже».

Два часа спустя с Хеллборна стекали водопады пота (порожденные не только усталостью), но мастер-капитан Белгутай остался весьма доволен, что подтверждало следующее заявление:

— Теперь я вижу, что тебе можно доверить батарею.

«Аминь!»

Бронепоезд покрывал в среднем 50–60 километров за час и неуклонно приближался к линии фронта. Линия фронта, насколько мог судить Хеллборн, двигалась ему навстречу. Медленно, но столь же неуклонно.

— Все преимущества на стороне агрессора, — хладнокровно заметил один из офицеров, когда они прослушали очередной выпуск столичных новостей. — И агрессор ими воспользовался!

Дело происходило в столовой, она же «броневагон-ресторан». Массивный, если не сказать гигантский радиоприемник стоял прямо на полу. Майор Паламедес покрутил верньеры и настроился на индоокеанскую станцию. Это не воспрещалось. Даже товарищ подполковник Аттила Кун, замполит бронепоезда, с интересом прислушивался к вражеской пропаганде. Фокус заключался в том, что бы время от времени отпускать благонадежные комментарии.

— Вот же мерзавцы, врут и не краснеют! — порой восклицал один из офицеров.

— Откуда ты знаешь? — замечал другой. — Ты же не можешь видеть лица диктора!

— Логично. Но ведь все равно врут!

Но даже согласно сообщениям официального драконского радио дела обстояли неважно на всех фронтах. Индоокеанцы высадили десант в Мозамбике, французы — в Ирландии; московиты застряли у Великой Китайской стены; ломбарды прорвали Гуннскую линию и продолжали двигаться на юг; легионеры Спаги ухитрялись наступать одновременно на Камерунском и Египетском фронте. Ксанаду высадила десант на Аляске.

— Забавно, я мог быть сейчас там, — пробормотал Белгутай, услышав последнюю новость.

«Так вот он откуда родом!» — наконец-то узнал Хеллборн. Из Ксанаду, загадочной азиатской империи, владевшей Японскими островами. Монгольский хан Кубилай завоевал Японию в конце 13 века — и на этой планете его не остановил «Божественный ветер» Камикадзе. Когда война завершилась, денмографический баланс на островах был безнадежно нарушен, поэтому грозный хан заселил японские развалины своими подданными с материка. Еще больше их прибавилось после падения монгольской династии в Китае.

Разумеется, новый народ монголо-японцев называл свою родину как-то иначе, но белый человек не был способен произнести это варварское имя. И какой-то европейский путешественник дал этой стране имя Ксанаду. Потому что:

In Xanadu did Kubla Khan

A stately pleasure-dome decree:

Where Alph, the sacred river, ran

Through caverns measureless to man

Down to a sunless sea.

В стране Ксанаду Кубла-хан

Велел построить чудный храм,

Там Альф, священная река,

В пещерах, долгих, как века,

Текла в подземный океан…

Строго говоря, совсем не «храм», но лингвистические ошибки случались и на этой планете. Кто-то перепутал Pleasure-dome и Dome of the Rock, и вот уже соплеменников Белгутая в англоязычных военных кругах прозвали «храмовниками», «тамплиерами».

Тамплиеры были воинственным народом, в котором монгольская беспощадность смешалась с японским презрением к смерти (или что-то в этом роде, как писали в старинных романах). Впрочем, они могли презирать смерть, но не самого бога смерти. Еще одно непроизносимое имя, поэтому в английском языке монголо-японского идола прозвали Плутоном.

«Забавно, божок есть, а такой планеты все еще нет», — заметил Хеллборн, вспоминая тот нелегкий урок астрономии и исторические уроки Патриции.

Патриция торчала в лазарете как послушная серая мышка, и виделись они редко. Тем более что доктор Креспо не одобрял визиты Хеллборна.

— Где я мог видеть вас раньше? — с подозрением в голосе вопросил португальский эскулап, когда Джеймс первый раз появился на пороге.

— Вы подобрали меня в Мозамбике около месяца назад, — напомнил Хеллборн. — Но тогда я выглядел гораздо хуже.

— Вы и сейчас неважно выглядите, — с подкупающей откровенностью заявил доктор. — Вы хорошо себя чувствуете?

— В госпитале Святой Анны я прошел полный курс прививок, — неуверенно вспомнил Джеймс. — Надеюсь, это застрахует меня от новых африканских сюрпризов.

— Как бы не так! Вот, буквально за день до начала войны к нам поступило сообщение о новой вспышке зеленой лихорадки у истоков Кубанго! Первый случай с 1898 года! — подполковник медицины Креспо был вне себя от восторга. Фанатик профессии, понял Джеймс, он увидел новый вызов.

— Между прочим, — продолжал доктор, — здесь вам не бордель. Я не знаю, что вы пообещали Патриции, но она хорошая девушка (хотя ей явно не помешает пластическая операция).

— Сэр, мы просто старые друзья, — покраснел Хеллборн.

— Да-да, конечно. Все вы так говорите. Возвращайтесь к своим пушкам, молодой человек, сержант Блади сейчас занята.

— Как скажете, сэр, — в очередной раз пожимал плечами Джеймс и удалялся.

Он проводил на своей новой батарее бОльшую часть свободного и служебного времени, безжалостно гонял подчиненных, а заодно изучал пересекаемые африканские просторы. Они уже двигались в пределах Конголы (здесь — «Союзная Ангольская Республика»). Африка как она есть, настоящий коммунизм и сюда не успел добраться. Слева — океан, справа — джунгли, саванна, недобитые слоны и крокодилы. Время от времени их обгоняли другие поезда; иные двигались навстречу — набитые ранеными или беженцами.

— Под колеса бросилась саванна,

«Пуссикэт» пыхтит, как толстый слон!

Мы идем на север, за Кубанго,

Возрождать порядок и закон! —

на все голоса распевали стрелки. Хеллборн не возражал, хотя и отмечал, что его солдатам явно кто-то наступил на ухо. Возможно, пресловутые слоны.

— Очень хорошо, товарищ Хеллборн, — заглянувший в гости комиссар Кун остался доволен боевым духом зенитчиков и другими проявлениями патриотизма.

Подполковник Аттила Кун, совсем молодой парень, был чуть старше Джеймса. Он носил очки в золотой оправе, французскую бородку и был родом из Грифонской Венгрии, то есть в некотором роде являлся земляком «барона фон Хеллборна». Но никаких родственных чувств к своим немецким угнетателям юный мадьяр не испытывал, напротив. Первый их разговор едва не закончился стычкой.

— Да я в двадцать первом на баррикадах патроны подносил, — с пол-оборота завелся комиссар, с подозрением смотревший на бывшего аристократика.

— А я в двадцать первом пешком под стол ходил, — вежливо улыбнулся в ответ Хеллборн.

Впрочем, товарищ Аттила остыл также быстро, как и загорелся.

— Мы делаем здесь важное дело, Джеймс, — воодушевленно говорил он уже через несколько минут. — Святое дело! Будущее всего мира зависит от нас!

«Как скажешь».

Еще на одну тысячу километров ближе к Касабланке.

* * * * *

На одном из полустанков в окрестностях Браззавиля к ним прицепили еще два броневагона.

— Кто это? — с изумлением спросил Джеймс, рассматривая погружающихся в вагоны бойцов.

— Мы — корабль, а это — наша морская пехота, — ухмыльнулся Белгутай. — То есть паровозная.

Товарищ Аттила в свою очередь лично провел старших офицеров «паровозной пехоты» по всему составу, познакомил с экипажем и местными достопримечательностями (вроде промасленных казенников). На каком-то этапе экскурсия прибыла в центральный орудийный вагон.

— Познакомьтесь, товарищи, — подполковник Кун развел руки в сторону, как будто собирался обнять всех присутствующих. — Мастер-капитан Белгутай, лейтенант Хеллборн. Майор Намибия.

— Намибия? — машинально переспросил Джеймс.

— Это псевдоним, — ответила она. — Nom de guerre.

Товарищ Намибия неплохо говорила по-английски и французски одновременно. «Все ясно, — заключил Джеймс, — это местная африканская Мэгги. Принцесса решила поиграться в революцию. Симпатичная негритянка… только слишком легко одета».

Не то слово. Вся униформа бравого майора состояла из одной травяной юбочки. На поясе повисли револьвер в брезентовой кобуре и огромный зловещий кинжал. Знаки отличия были вытатуированы прямо на теле — на плечах, ключице и — разглядел Хеллборн, когда товарищ Намибия уже удалялась — на правой лопатке. За ней следовали два лейтенанта, аналогичного пола и в аналогичной униформе.

— Нет, Джеймс, это не наш пуританский Грифон, — заметил через некоторое время товарищ Аттила, заглянувший к ним в вагон уже в одиночку.

— Но это дожно быть неудобно… и небезопасно… — пробормотал растерянный Хеллборн.

— Их племя сражается так испокон веков, — пожал плечами подполковник Кун. — Легкая пехота, африканские амазонки. Они признали революцию и получили свою автономную республику. Мы не станем силой надевать на них бронежилеты. Разве что силой убеждения.

«Аминь».

* * * * *

Первый бой состоялся через шесть дней после отправления из Кейптауна, где-то в районе южной габонской границы. Джеймс неспешно доедал изрядно поднадоевший бифштекс из бегемота в столовой, когда завизжала на редкость противная сирена боевой тревоги. Поскольку селектор/внутреннее радио на бронепоезде отстуствовали, дополнительных рязъяснений не последовало. Пришлось сломя голову мчаться в свой вагон, подниматься на крышу и… Он еще не успел нацепить шлемофон — все и так было ясно.

— ВОЗДУХ! — заорали сразу два стрелка по левому борту и тут же открыли огонь — в такой ситуации дополнительные приказы не требовались.

Не менее дюжины вражеских конвертопланов заходили со стороны моря. «Поторопились, ублюдки. Через какой-нибудь час солнце могло слепить нам в глаза, а сейчас оно висит прямо над головой!» — невпопад подумал Хеллборн и поднял бинокль. Чужой мир, чужая планета. У нас таких машин не было. Треугольные платформы, в каждом углу остроугольного треугольника — вертикальный ракетный двигатель, который и держит машину в воздухе. Я никогда не любил геометрию, почему-то вспомнил Хеллборн, наблюдая устремленную прямо в него пунктирную линию трассеров, с которой немедленно скрестились трассеры зенитных автоматов бронепоезда — его батареи и четырех других. Вооруженный биноклем глаз обманул, пушечная очередь с головного конвертоплана прошла чуть правее, на палубу рухнул, обливаясь кровью, один из стрелков, а остроконечный клин вражеских штурмовиков тем временем проревел над головой и принялся разворачиваться где-то над джунглями. Джеймс бросился изучать самочувствие пострадавшего зенитчика, тогда как у него за спиной уже орал в сорваный шлемофон невесть откуда выскочивший Белгутай:

— Лазарет! Это Эпсилон! Пришлите санитаров! У нас раненые!

Состав, до того равномерно преодолевавший особенности рельефа со скоростью километров тридцать в час неожиданно (попадание?) содрогнулся, Хеллборн споткнулся об труп (труп? да, верно, труп) и упал животом прямо на казенник «Скайклинера». Хорошо смазанный вертлюг провернулся, и Джеймс внезапно увидел хищные треугольники вражеских машин прямо в сетке зенитного прицела. Потянулся к гашетке. Прижал. Гильзы запрыгали прямо перед носом. Конвертопланы опять пронеслись над головой. Хеллборн устроился поудобнее, снова придавил гашетку, «Скайлайнер» изрыгнул еще одну порцию полурасплавленного свинца.

«Нет, это не я в него попал», — с легким разочарованием отметил Джеймс, когда один из самолетов задымился и принялся кувыркаться в воздухе. «И в этого тоже не я». Еще одна подбитая машина устремилась к земле — нет, не штопором, а осенним листом. «Быть может, стоит выстрелить в этого? Прекрасная мишень».

Но в белоснежный купол парашюта никто из других зенитчиков не стрелял, поэтому и Хеллборн отказался от этой мысли. Возможно, здесь так не принято.

Уцелевшие конвертопланы испарились над океаном. Над бронепоездом медленно оседал их прощальный привет — целое облако листовок. Джеймс подобрал одну из них. Надо же, какой возвышенный слог! Что они хотели этим сказать?

_____________________

«— Скажи, отважный барабанщик,

Свалившись в грязь с кровавой раной,

Ответь, о чем ты думал раньше,

Когда стучал по барабану?

Скажи-ка, мальчик, ведь недаром,

Отлиты в бронзе монументов,

Шагали строем коммунары

На пулеметы интервентов?

— «Мы были первыми и взоры..»

Но нет, не будем повторяться;

Мы в оны дни вдыхали споры

Свободы, Равенства и Братства!

Отбросив смутные сомненья,

Твердили правило святое:

«Никто — не даст — нам — избавленья!

Мы сами — боги и герои…»

Что были нам врагов угрозы?

Отправлен вызов гуннам, туркам!

Нас в бой вела богиня Роза,

Императрица Люксембурга!

Когда Судья поднимет палец,

Наш тяжкий грех пристрастно взвесьте,

Мы многократно ошибались —

А кто б не стал на нашем месте?

Узрев пожар священной Трои,

Мы твердо верили, Всевышний —

Мы наш, мы новый мир построим,

Он будет лучше, чем погибший!

Из пепла прошлого восстанут,

Как победителям награда —

Дворцов возвышенные храмы

И бастионов колоннады.

Когда Судьба в горячем тигле

Смешает кровь сестры и брата,

Мы наш, мы новый мир воздвигнем —

Он будет лучше, многократно!

Со всех сторон сойдутся люди,

И на Земле — не в райских кущах! —

Я твердо знал, что Город будет —

Град-на-Холме, в садах цветущих!

Тогда, сжимая Меч Господень,

Отравлен воздухом Победы,

Я знал — взойдет над миром Полдень,

За ним — Туманность Андромеды!

— Ну что ж… Прислушавшись к пророкам,

Ты взялся обработать камень,

Но что могло взойти до срока

Из пепла, грязи и страданий?

Пусть мир прогнивший уничтожен,

Но был триумф достоин Пирра:

Низвергли Молоха — и что же?

Воздвигли нового кумира!

Зачем без жалоб или плача

Девчонки гибли и мужчины,

Чтоб дать партийным бонзам дачи —

И персональные машины?!

Вождям — одежды золотые?!

Их цель была такой простою —

Развесить лозунги пустые

На уши тухлою лапшою…

И кто посмеет удивиться

Концу истории в реале?!

Ворвались варвары в столицу —

И на руинах пировали.

Зачем вы в бой шагнули дружно —

Чтоб прахом стать, дорожной пылью?

Зачем вы взялись за оружье,

Раз ничего не изменили?

Зачем, неистово и твердо,

Вы шли под грохот канонады,

Зачем смотрели смерти в морду?!

— Солдат, не спрашивай.

Не надо».

_____________________

— Опоздали на три года, — сказал где-то над его правым ухом Белгутай. — Надо было сбрасывать эти листовки в годы правления Тунгстена.

«Пуссикэт» еще раз содрогнулся — экстренное торможение. «Хм, а на бронепоездах тоже установлены стоп-краны?» Упали посадочные рампы «пассажирских» броневагонов, и «паровозная пехота» устремилась в джунгли, потрясая оружием. Собираются захватить пилота, сообразил альбионец. Интересно, что с ним сделают?

— Мы оба совершили ошибки, — продолжал Белгутай. — Соображаешь?

Джеймс туго, но соображал.

— Тебе следовало оставаться внизу, а мне — возле командирской «тумбы».

— Именно так, — вздохнул тамплиер.

Хеллборн поднял глаза — здесь уже была Патриция, и еще два санитара. Одного из стрелков накрыли куском брезента, второго просто перевязывали.

— Я как услышала — «Эпсилон», и голос Белгутая вместо твоего, решила — все, я опять осталась здесь одна, — шепнула Леди-Глаза-На-Мокром-Месте.

— Я еще тебя переживу, — отозвался все еще туго соображавший после боя Джеймс, но Патриция даже не обиделась. Хеллборн выбрался из пулеметного гнезда и сел прямо на палубу. Восстановил дыхание. Осмотрелся. Море, джунгли, торжествующие черные амазонки. Они нашли сбитого пилота и теперь тащили его к бронепоезду. «Сожрут сырым или поджарят?» — заинтересовался Хеллборн. И не угадал.

* * * * *

На закате «Пуссикэт» забрался в туннель на запасном пути. Хеллборн собирался выспаться, но ему не предоставили такой возможности.

— Собирайся, — велел ему Белгутай. — Душ, парадная униформа, и побрейся уже наконец!

В броневагоне-ресторане был накрыт роскошный (бегемотные консервы, никакого алкоголя) стол. Собрались почти все офицеры, даже незнакомые Хеллборну. Странно, не так уж много человек в экипаже, но он до сих пор не удосужился со всеми познакомиться.

Ну что ж, тем проще будет бросить их на произвол судьбы, если… нет, не «если» — когда придет время.

Комиссар Кун торжественно ввел захваченного пленника. Странный он какой-то, равнодушно отметил уставший альбионец, вроде белый человек, но прическа и бакенбарды как у нью-йоркского негра. Терцерон, квартерон? Высокий, очень высокий. Как он поместился в самолет? Трость проглотил. Европейская школа, старая закалка. Но вот эта загадочная крестообразная татуировка через все лицо… «Мне следовало больше времени проводить в библиотеке», — констатировал Джеймс.

— Полковник Александр Ганнибал, авиация Спаги, — щелкнул каблуками пленник.

— Из тех самых? — не выдержал Джеймс. — Родственник?

— Очень дальний, — сухо ответил легионер. — Троюродный кузен.

Первым из Ганнибалов был Ибрагим, эритрейский принц, попавший в рабство к туркам, но потом выкупленный и усыновленный царем Петром. Сибирский реформатор недальновидно женил воспитанника на одной из своих дочерей. Один из детей от этого брака захватил в стране власть. И вот уже двести лет династия Ганнибалов безраздельно правила в Петросибирской Империи.

— Давно оставили родину? — спросил еще кто-то.

— Это сделал еще мой отец, — неохотно сообщил сбитый авиатор. — Я урожденный гражданин Спаги.

Появился полковник Маккорд. По-прежнему в шотландской коммунистической юбке.

— Прошу садиться, леди и джентельмены.

Леди и джентельмены присели.

— Первый тост — за нашу сегодняшнюю победу! Она была маленькой и незначительной, но она была!

Выпили. Какой-то лимонный сок. Очень крепкий напиток по драконским стандартам.

— Вы догадываетесь, зачем вас пригласили? — повернулся Аттила к полковнику Ганнибалу.

— Вам не следовало задавать этот вопрос, — криво усмехнулся легионер, — тактическая ошибка, comrade comissioner. Приглашать побежденных полководцев на торжественный ужин — старый обычай европейских армий, которым неумело пытаетесь подражать вы, банда африканских анархистов и безбожников.

Ему ответили одновременнно трое:

— Этой банде анархистов удалось спустить вас с небес на землю! Не правда ли?

— «Африканских»? А где тогда находится Доминация Спаги?

— «Безбожников»? Ха! Кто бы говорил! У нас в Драконии — полная религиозная свобода, тогда как ваша «солдатская революция» первым делом закрыла или разрушила все церкви и мечети в Северной Африке! — этот комментарий отпустил Аттила Кун.

Первый вопрос полковник Ганнибал проигнорировал. Перешел сразу ко второму:

— Можно воевать в Африке и оставаться европейской армией. Что же касается закрытия церквей и мечетей, то это было необходимо. Религия — неотъемлимая часть человеческой цивилизации, человек — существо религиозное, он должен верить в какую-то Высшую Силу, это неизбежно. Не каждый воин готов верить в теорию эволюции или расширение Вселенной. Но гражданам обновленной Солдатской Республики требовалась другая вера. Не христианство — «подставь левую щеку». Не ислам — «покорность»…

— Вы могли бы выбрать иудаизм, — ухмыльнулся Аттила.

— Религия для маленького народа с узкими целями, — отрезал Ганнибал.

— И тогда вы извлекли из глубокой древности этого полузабытого идола, — заметил полковник Маккорд.

— Нет бога, кроме Митры, и Стоций — пророк его! — воскликнул пленный легионер.

«Вот что означает эта татуировка! — вспомнил Хеллборн. — Он же митраист! Странный культ солдат-солнцепоклонников, причуждливое смешение римских и персидских верований, очень популярное в последние годы Римской империи…»

— Простите, кто такой Стоций? — спросил Паламедес. — Он как-то связан с вашим стоцкизмом?

Александр Ганнибал временно потерял дар речи от такого кощунства. Аттила Кун милосердно пришел к нему на помощь:

— Стоций был римский солдат, поднявший в шестом веке восстание против императора Юстиниана, и провозгласивший в Карфагене «первую солдатскую республику на африканской земле». Остается открытым вопрос, был ли он митраистом. Скорее всего — арианином, как и его союзники-вандалы.

— Клевета, — бросил легионер. — Стоций был адептом Митры — как и мы.

— С таким же успехом вы могли бы поклоняться Марсу, — заметил до сих пор молчавший Белгутай. — И называть себя мамертинцами.

— Марс — это планета, — сухо отозвался Ганнибал. — Простите, вы случайно не франкитаец?

— Ксанадунец, — сообщил мастер-капитан.

— Вот уж кого странная религия, — поморщился легионер.

— Да, я отправил к Плутону немало мужчин и женщин, — признался Белгутай. — Я верил, что загробном мире все они станут моими рабами. А до тех пор они служат Плутону, бог смерти доволен, и поэтому не торопится призвать меня в свое царство…

— Что же заставило вас сменить веру и обратиться в коммунизм? — поинтересовался Ганнибал.

— В одном из набегов на Америку мой воздушный корабль разбился вдребезги у берегов Фортороссии, — принялся рассказывать мастер-капитан. — Остатки экипажа были взяты в плен и собраны по кусочкам милосердными форторосскими врачами.

«Охотно верю», — подумал Джеймс, украдкой изучая лицо товарища. Конечно, до капитана Аарона Селькирка ему далеко, но Ник Ливермор мог позадовить этому набору шрамов.

— Фортороссы обошлись со мной гораздо лучше, чем я того заслуживал.

— Но недостаточно хорошо, если теперь вы здесь? — осмелился сострить легионер.

— У меня было достаточно времени, чтобы все тщательно обдумать и взглянуть на вещи под другим углом, — продолжал бывший солдат Ксанаду. — В моей душе образовалась пустота…

«И тогда ты увидел свет! — догадался Хеллборн. — Неужели еще один шпион? Нет, не похоже, в его голосе столько чистой и неподдельной веры».

— …но Форторосскому Бюро Расследований не понравилось мое вступление в коммунистическую партию. И я решил перебраться в Драконию. Не все ли равно, где сражаться за светлое будущее? — сказал Белгутай.

— Ваше светлое будущее — одна большая ложь, — холодно заметил Ганнибал.

— Почему? — вырвалось у Хеллборна.

— Я охотно вам объясню, — снисходительно улыбнулся карфагенский полковник, — если только товарищ комиссар позволит.

— Товарищ Хеллборн с нами недавно, ему будет полезно послушать классового врага, — коварно улыбнулся в свою очередь Аттила Кун. — Задавайте вопросы, Джеймс, не стесняйтесь.

— Вера в лучшее будущее — еще одна неотъемлимая часть человеческой цивилизации, — продолжал альбионец. — Если не считать совсем темных эпох и диких народов. Но не будем углубляться слишком далеко, посмотрим вокруг. Христиане обещают второе присшествие и спасение для всех уверовавших. Коммунисты — построение нового справедливого общества равных прав и возможностей. Те или иные нацисты — земной рай для свой расы, будь она тюркская или финнская, и трех рабов для самого бедного гражданина. Какое светлое будущее обещаете вы? Бесконечную войну?

— Именно так, — кивнул Ганнибал. — Вот вам еще один неотъемлимый элемент человеческой цивилизации — война. Люди воевали во все времена и эпохи, с того самого дня, как из обезьян превратились людей…

— Обезьяны тоже умеют воевать, — заметил Аттила. — Это вам любой африканец подтвердит.

— Это не войны, это всего лишь драки животных за землю, воду, пищу или самок, — возразил легионер. — Да, порой и люди сражаются по схожим мотивам, но только человек превратил войну в искусство; только человек может сражаться во имя чего-то большего, чем удовлетворение животных инстинктов, только человек может ставить перед собой высокие цели и защищать прекрасные идеалы!

— Лучшее будущее, — напомнил Хеллборн.

— Будущее человечества — это война, — продолжал Ганнибал. — Война — часть нашей природы. Не верьте тем, кто говорит, что человечество способно жить в мире. Нет, любой мир — это всего лишь подготовка к очередной войне.

— Вы забыли сказать волшебное слово «парабеллум», — напомнил Аттила.

— Отнюдь.

*****

— Человек рождается на свет, чтобы сражаться. Наша жизнь — это борьба. Борьба за кусок хлеба, за место под солнцем, и даже за место на кладбище — ибо кого-то поспешно забросают землей в безымянной могиле, а другие покинут наш грешный мир под залпы салютов, чеканный шаг почетных караулов, и будут возлежать под бронестеклом в небесно-лабрадорном мавзолее. Война — я говорю про войну как столкновение государств, народов и смертоносных боевых машин — всего лишь высшая форма этой борьбы. Человек рожден, чтобы воевать. Ego cogito, ergo sum? нет, «я сражаюсь — следовательно, я существую». «В чем смысл жизни?» — спрашивали древние; теперь мы знаем ответ. Нам даны глаза, чтобы видеть цель; ноги, чтобы преследовать врага; руки — чтобы прикончить его; и мозг — чтобы принять решение. Такова наша природа; в наших жилах течет горячая кровь, в наших деснах покоятся острые зубы хищников. Спросите меня, что будет завтра — и я отвечу: завтра будет война. Бесконечная война — вот цель, вот предназначение, вот смысл существования человеческой расы!

Кто-то из присутствующих неосторожно опустил вилку на тарелку; на него немедленно устремились удивленные взгляды — люди и думать забыли, что собрались здесь ради примитивного ужина. Теперь речь шла о чем-то большем.

— Древний охотник вышел из своей пещеры и прикончил мамонта, сорвал с него шкуру и сделал себе доспехи; сломал бивни — и сделал себе новое смертоносное копье. Построил — нет, не дом — построил крепость, чтобы обороняться от себе подобных; добыл огонь, чтобы сжигать вражеские крепости; построил корабль, чтобы перебраться через океан и убить людей на другом берегу. Древний художник смешал краски и оставил на серой скале память о великой битве; древний поэт сложил первую песню, чтобы воспеть героев своего народа — тех, кто победил, и тех, кто не вернулся. Война — вот двигатель прогресса, война — точка опоры, на которой лежит рычаг цивилизации!

Полковник Ганнибал откинулся на спинку своего стула и холодно улыбнулся. Адские огоньки блуждали в уголках его глаз.

— Это слишком возвышенная философия, — очнулся и тут же бросился в атаку Хеллборн, — давайте вернемся с небес на землю — на африканскую землю; я хочу понять, как ваша скромная «солдатская республика» собирается скрестить высокие материи и грязную прозу повседневности.

— Мы вступили в эту войну, чтобы одержать победу, — спокойно продолжал легионер. — Наша армия — лучшая в мире, наша боевые машины — последнее слово техники; наши солдаты преисполнены боевого духа, отлично подготовлены, обучены, оснащены и рвутся в битву. Это будет долгая и трудная война, но все шансы на нашей стороне. Мы одержим победу; бойцы побежденных армий вольются в наши ряды — или погибнут, или станут нашими рабами; и даже самый бедный гражданин будет иметь не менее трех рабов. Наши враги порой называют нас нацистами — пусть так; но мы не делим людей на лучших и худших согласно цвету кожи или благородным предкам. Солдаты — вот наша раса господ; шпаки — вот наша каста неприкасаемых. Человек, высшее существо — тот, кто сражается; неспособный сражаться — слизняк, ничтожество, раб, недочеловек, животное.

— Ну, предположим, вы сможете нас победить… — начал было Хеллборн.

— Не «предположим», — насмешливо посмотрел на него Ганнибал.

— Неважно. Что будет потом? После победы?

— Потом — будет еще одна война, и еще одна, пока вся Земля не окажется в нашей власти; пока вся планета не станет единой Солдатской Республикой!

— А потом? — спохватился Аттила Кун. — С кем бы будете воевать после окончательной победы? С каким врагом сразится ваше всемирное государство? Или ваши солдаты немедленно бросятся в горнило гражданской смуты?

— Никак нет, зачем? — пожал плечами пленник. — Мы отправимся на битву с новым врагом — туда.

И он показал пальцем в потолок.

Хеллборн поспешил истолковать этот жест по-своему:

— Достойная цель для правоверного митраиста! — расхохотался он. — Ты прав, отличный ход: итак, я нахожу, что Ангелов толпа готова к мятежу! Вам должно в бой идти — иль сгинут со стыда ваш царственный престол, корона и звезда!

— И все же мы летим, и цель настигнем яро. Держись — небесный свод не выдержит удара! — подхватил Ганнибал и ухмыльнулся. — Нет, вы меня с кем-то перепутали.

— О чем это они? — прошептал кто-то на другом конце стола.

— Это «Люцифер» ван Ден Вондела, неуч, — зашипели в ответ.

— Мы живем в век торжества науки, — продолжал легионер, — мы верим, что Марс, Венера и другие миры — на расстоянии протянутой руки. Через каких-нибудь десять-пятнадцать лет мы легко сможем посещать небесные тела на ракетных кораблях. И тогда мы покорим эти планеты — или уничтожим, во славу Земли и Человеческого Рода. И если Марс, Юпитер, Нептун населены, как верят многие из наших ученых — тем лучше для нас и хуже для них. Марсианские осьминоги должны узнать свое место и униженно кланяться, если белому сагибу вздумается побить их палкой!

— О! — вскинулся Белгутай, — вот оно, «белый сагиб»! Как я рад это услышать! Что вы там говорили о высших и низших расах?

— Не следует понимать меня настолько буквально, — снисходительно усмехнулся полковник. — Я уже сказал, как выглядит наша раса господ. Когда закончится последняя война на Земле, останутся только они — самые лучшие, самые сильные, самые умелые бойцы высшей человеческой расы — а цвет их кожи, разрез глаз и форма черепа не имеют никакого значения. Между прочим, — Ганнибал окинул взглядом вагон-ресторан, — я что-то не вижу среди вас достойных черных офицеров, снявших меня сегодня с дерева. Похоже, друзья, вы еще бОльшие расисты, чем те, кого вы свергли, — снова усмехнулся легионер.

— Товарищ Намибия просто вежливо отказалась… — растерянно пробормотал Аттила.

— Разумеется, разумеется, — снисходительно кивнул полковник Ганнибал. — Прежние господа говорили про «бремя белых» и «дикие недоразвитые народы», вы любите жалкое и бессмысленное лопотание о «первобытно-общинном строе» и «разложении феодальных отношений». Ничего этого нет в нашей Доминации. Мы — подлиное интернациональное сообщество. Любой, кто способен держать оружие, может быть нашим братом — или сестрой.

Джеймс Хеллборн вспомнил, как они обошлись с Патрицией, но промолчал. Не стоило лишний раз привлекать внимание к нелегкой судьбе заблудившихся альбионцев.

— Как и нашим братом, — вскинулся Аттила. — Среди нас есть англичане, немцы, французы, русские, китайцы, евреи, португальцы, даже индоокеанцы…

— Словом, кто угодно, — перебил его Ганнибал, — при одном условии — ваш брат должен быть белым. Ха-ха-ха!

— И я тоже белый? — удивился Белгутай.

— А разве вы черный? — в свою очередь удивился легионер. — Как по мне — настоящий ариец Дальнего Востока! Но мы не о том говорим. Самое главное заключается в том, что вы — солдаты. Хорошие солдаты, насколько я могу судить. Поэтому вас встретят с распростертыми объятьями по ту сторону фронта.

— Вы предлагаете нам предательство? — ледяным тоном поинтересовался до сих пор молчавший полковник Маккорд, командир бронепоезда.

— Не надо громких слов, сэр, — равнодушно пожал плечами Ганнибал. — Я внимательно слушал вашего комиссара. Действительно, среди вас есть греки, немцы, китайцы, тамплиеры… только почему-то они сражаются за Драконию, а не за свои родные страны вроде Грифона, Ксанаду или Франкитая… Кто предал один раз, способен предать снова — тем более, что я предлагаю вам покинуть ряды борцов за фальшивую идею и сражаться за действительно правое дело.

— Когда я был маленький и глупый, — спокойно заговорил полковник Маккорд, и Ганнибал дернулся, как будто от удара, — я тоже думал, что родина — это нечто, нарисованное на карте. Потом я повзрослел, поумнел и кое-что понял. Родина — это не страна, не государство, не королева и парламент; и тем более не красивая картинка в атласе, заключенная в толстую красную линию. Родина — это прежде всего люди. Люди, а не толстая красная линия или бесплатная больница в рабочем квартале, где ты появился на свет. Иногда эти люди — твой народ; иногда — твоя семья, твои друзья, твои боевые товарищи. Я _своих_людей_ никогда не предавал. Не собираюсь предавать и впредь. И довольно об этом. Приятного аппетита, коллеги.

«Издевается?» — подумал Хеллборн. Куски остывшего бегемотного мяса против его бедного горла…

Остаток ужина протекал в гробовом молчании.


* * * * *

Песня благородная — пускай в ушах гремит,

Горит земля холодная, от ужаса кричит,

Горы содрогаются под яростным огнем,

Когда мы по Африке идем!

Ура! Ура! Трепещет злобный враг,

Ура! Ура! Увидев красный флаг,

От полюса до полюса раскинулся Дракон,

По Африке шагает батальон!

Линии начерчены на карте для полков,

«Шерманы» и «черчилли» горят среди песков,

Битва продолжается, ночью или днем,

Когда мы по Африке идем!

Путь украшен взрывами, свирепствует фугас,

Но «панцеры» и «кировы» не остановят нас,

Битва продолжается, ночью или днем,

Когда мы по Африке идем!

Маузер за поясом,

С гранатою в зубах и нашим бронепоездом

Несем на север страх!

От полюса до полюса раскинулся Дракон,

По Африке шагает батальон!

Плачут люди белые, увидев этот флаг,

Наци очумелые сдаются просто так,

Головы ложатся под карающим мечом,

Когда мы по Африке идем!

Взяли Харпер-Ферри три десятка молодцов,

Дрогнула Империя, отчизна подлецов,

Тело Реда Брауна лежит в земле сырой,

Но дух Реда Брауна витает над землей!

Ревет и содрогается заправленный бензин,

Флаги Доминации повержены в грязи!!!

А вот и наши маршалы — и Никель и Тефлон!

Не страшен с ними даже промежуточный патрон!

— изо всех сил надрывался радиоприемник, внося некоторую сумятицу в левое ухо Джеймса Хеллборна. А ведь еще только пять часов утра по местному времени (пересекли треть континента и всего на час отклонились от Кейптаунского меридиана. Хоть какое-то разнообразие — впервые со дня Манильской бойни Хеллборн перемещался вдоль меридианов, а не параллелей).

«Сто банок пива на стене, — подумал Джеймс. — Мы выпили одну и осталось девяносто девять. Девяносто девять банок банок пива на стене. Мы выпили одну и осталось девяносто восемь. Девяносто восемь банок пива…»

Правое ухо тем временем прислушивалось к пафосным речам Аттилы Куна, обращенным к недостаточно подкованному бойцу:

— Как называется наш бронепоезд?

— «Легендарный борец за свободу БДВР товарищ красный командир Пусянь Ваньну»! — отбарабанил солдат.

— А почему мы его все время называем «Пуссикэтом»?

— По двум причинам, товарищ комиссар-подполковник, сэр! Дабы запутать врага и сэкономить время в бою!

— Совершенно верно. А кем был Пусянь Ваньну?

— Легендарным борцом за свободу Бохайской Демократической Восточной Республики и партизанским красным командиром!

«Надо же, — удивился Хеллборн, — а на моей планете он был самым обычным императором».

Процесс удивления длился недолго и был прерван сиреной тревоги.

— Все по местам! По местам! — кричал пробегавший Белгутай, за которым немедленно последовал Хеллборн. — Торпедная атака!!!

«Торпедная что?!» — поразился альбионец. — «Неужели я все-таки на корабле?!»

Истина открылась ему через минуту с лишним, когда он выбрался на крышу и схватил бинокль. Бронепоезд «Легендарный… и так далее» по-прежнему двигался на север, но вскоре ему предстояло сделать крутой поворот на северо-запад, согласно изогнутой береговой линии. Перпендикулярный отрезок дороги наблюдался без помех (солнце как раз показалось из-за линии горизонта) — как и несущийся по данному отрезку одинокий броневагон неизвестной госпринадлежности. Понятно, это и есть торпеда, решил Хеллборн и ему стало нехорошо. Не только поэтому — «Пуссикэт» принялся замедлять ход, что повлияло на желудок. Не морская болезнь, так железнодорожная.

Загрохотали пушки, в том числе под ногами Хеллборна. Разнесенные спонсоны позволяли вести огонь под немыслимыми углами. Черт побери, попали, констатировал Джеймс с облегчением. Предчувствия не оправдались. С другой стороны, еще ничего не закончилось. Ага, а вот и «торпедоносец». Бронепоезд Доминации. Короче нашего, гораздо короче, всего один паровоз и пять вагонов. Далековато, стрелять из зенитных автоматов бесполезно, остается продолжить наблюдение. Или даже спуститься вниз, задумался Хеллборн, прислушиваясь к наушникам.

Первый залп легионерских орудий прошел высоко над головой. Второй рассеялся красивой полосой по пляжному песку и волнам залива. Третьего не было, потому что драконские артиллеристы накрыли цель. УБИТ! Вот это называется — в клочья! Прямое попадание в арсенальный вагон, не иначе. «Пуссикэт» даже не замедлил ход, когда сметал с рельсов остатки вражеской машины.

А вот и третий залп. Опять над головой. Но с другой стороны. Что за чертовщина?! Мы же его уничтожили?!

Километрах в четырех от берега на волнах Атлантического океана покоился неказистый скалистый островок. Как раз в этот момент из-за него показался корабль — морской корабль, немедленно окутавшийся бледным дымом. Снова перелет. Небольшой такой кораблик, нечто среднее между эсминцем и фрегатом. Небольшой, но мерзкий. Вот и еще один залп.

Что за нелепая ситуация, заметил Хеллборн. Даже на «Матильде» он находился в центре событий, а сейчас торчал на третьестепенном боевом посту, без возможности на что-либо повлиять — и даже без возможности во всем разобраться. Чей это корабль вообще? Легионерский? Флагов не разглядеть. Хоть бы один самолет прилетел, или пехота какая-нибудь подошла по…

БРРРАНГ!

…ближе.

Один из вражеских снарядов разрезал состав примерно на две равные части. Головная часть продолжила движение, хвостовая затормозила — и это еще мягко сказано. Удивительно, но все вагоны (кроме уничтоженного прямым попаданием) остались на рельсах. Рельсы тоже уцелели. Кроме тех, что были под невезучим вагоном — они раскрылись в разные стороны подобно розочке, и притомозили движение хвостовой части. К счастью, скорость в этот момент не превышала десяти километров час.

Хеллборн ощупал себя («экстренное торможение» естественным образом опрокинуло его на крышу вагона), повреждений не обнаружил. «Разве что мои бедные уши…» Орудия бронепоезда загрохотали с удвоенной энергией. Залп, второй, третий… Джеймс не отрывался от бинокля. Ага! Накрыли! Задымился, тварь!!! Вражеский корабль больше не стрелял, но его прожектор засверкал всеми цветами радуги. Век учись, они используют для сигнализации разноцветные фильтры. Это так ненадежно…

Век? Нет, я не собираюсь оставаться здесь так долго!!!

Пушки «Пуссикэта» прекратили огонь.

— Спускайся вниз, Джеймс, — позвал его Белгутай через бесконечные пять минут. — Нет, не сюда — на насыпь.

Хеллборн подчинился, и вскоре стоял рядом с другими старшими офицерами, изучавшими разрыв между головной и хвостовой частью состава. Тщательный осмотр прояснил многое, если не все. Вражеский снаряд угодил в насыпь под злополучным вагоном — последовавший взрыв очень удачно подбросил вагон в воздух, расцепив его с остальными. Только поэтому прочим вагонам удалось задержаться на рельсах. Санитары — и Патриция в том числе — копались в разрушенном вагоне. Джеймс решил на всякий случай не смотреть в ту сторону. Черные амазонки обшаривали разбросанные вдоль путей обломки взорванного бронепоезда Доминации.

— Сколько? — только и спросил полковник Маккорд. Нет, он не имел в виду убитых и раненых.

— Два-два с половиной часа, сэр, — отозвался Тетлок. — Если очень постараемся, то…

— Нет времени, — покачал головой командир. — Аттила!

— Сэр? — мадьяр был тут как тут.

— Разделяемся. Примешь командование над хвостом. Твой позывной… Как звали первого заместителя Пусяня?

— Ваньянь Агада, — напомнил комиссар.

— «Агада». Вернешься на ближайшую развилку, потом свернешь на любую из центральных магистралей. Будем держать связь и договоримся о месте встречи.

— А как же они? — Аттила кивнул в сторону моря.

— Правильно, сначала с ними разберешься. Все, мы уходим! Желаю удачи!

Аттила Кун окинул взглядом остающихся с ним офицеров.

— Паламедес, Хеллборн, Намибия — займитесь.

— Чем, сэр? — имел глупость ляпнуть Хеллборн.

— Они капитулировали, — на удивление охотно пояснил комиссар и снова кивнул в сторону моря. — Составите призовую команду и… Вы же моряки, не мне вас учить.

— Как мы туда доберемся? — не понял Джеймс.

— Они пришлют катер, — Аттила был терпелив. — Ждите их на берегу. Вперед, время не ждет!

«Дежа вю», — констатировал Хеллборн некоторое время спустя, наблюдая за подплывающим катером. Давно ли он так стоял на песочном пляже Порт-Султана? Черт побери, даже этот офицер похож на покойника Жан-Люка Дюпонта… Нет, совсем не похож. Даже ниже ростом, белобрысый и уши оттопыренные. Желто-коричневая форма?! Так это не легионеры, это же…

— Флудер-капитан Гезельшафт, — представился спрыгнувший на берег офицер, — Индоокеанский Атлантический Флот.

«Чудеса с географией», — отметил Джеймс. — «Отцы-основатели Индоокеании явно поторопились дать государству название. А есть ли у них Индоокеанский Ледовитый флот?»

Уаскар Паламедес назвал себя и представил других офицеров. Гезельшафт немедленно принялся пожирать глазами Намибию. Товарищ принцесса приняла это как должное.

— Почему вы решили капитулировать, капитан? — поинтересовался Паламедес.

Индоокеанец неохотно оторвал взгляд от прекрасного зрелища и повернулся к византийцу:

— Наш командир убит, мачта с флагом сбита, машина повреждена… Капитуляция — стандартная процедура при нашем положении вещей.

— Как называется ваше судно?

— «Дирфингер», порт приписки — Прая-ди-Сантьягу. Эскадренный фрегат, восемнадцать тысяч тонн…

— Неважно, — прервал его Паламедес. — Проследуем?

— Прошу, — попытался щелкнуть каблуками флудер-капитан, но на песке у него это плохо получилось. Поэтому он молча указал на свой катер. Большой катер, почти три десятка драконцев легко и свободно разместились на палубе, ничуть не потеснив малочисленный индоокеанский экипаж. Мотор загудел, и катер отчалил. Флудер-капитан Гезельшафт поднялся в рубку. Повинуясь приказу Паламедеса, Хеллборн последовал за ним.

— Служили на флоте? — вежливо поинтересовался индоокеанский офицер, когда Джеймся присоединился к нему.

— Так точно, — равнодушно отозвался Хеллборн. — Грифонская береговая оборона.

— Соотечественник! — возликовал собеседник и перешел на немецкий. — Да, после деимперизации наш флот уже не тот, что раньше. Куда только нашего брата не занесло! Я сам десять лет назад в Индоокеании натурализовался. Вы на каком корабле славного ГИФа имели честь служить?

— На «Генрихе Птицелове», — осторожно сказал Джеймс. Так назывался грифонский кораблик, аляповатую картинку которого он видел в «Энциклопедии Военного Искусства».

— Это название серии, — кивнул Гезельшафт, — а на каком именно корабле? Кто был вашим капитаном? Вы учились в Рюгенской академии ВМФ? Или в Дунайском Колледже?

Проще всего было ответить болтливому «индо-германцу»: «Не твое собачье дело, военопленный, заткнись и продолжай управлять катером». Но эта простейшая мысль в голову Хеллборна явиться не пожелала.

Отправляясь на «абордаж», Джеймс захватил с собой старый, но надежный «британский бульдог». И теперь пустил его в ход.

Получив пулю в живот, Гехельшафт согнулся пополам; вторая пуля угодила ему прямо в макушку. Третий выстрел прикончил рулевого матроса — тот даже не успел упасть, а Хеллборн уже спрыгнул на палубу, и ствол его револьвера искал новую цель в неприличной униформе.

— Засада! — орал он при этом. — Измена! Ловушка!

Его боевые товарищи в глубине души были готовы к чему-то подобному, поэтому не стали задавать лишних вопросов. Не прошло и секунды, как драконские солдаты и черные амазонки принялись расстреливать, резать и рубить на части ошеломленных индюшатников. Еще через несколько минут все было кончено. Катер не успел удалиться от берега даже на сотню метров; застреленный рулевой перестал давить на педаль управления, и мотор заглох.

— Джеймс, разворачивай его обратно! — крикнул Паламедес, стреляя в небо из сигнального пистолета. Красная ракета, вторая, третья…

«Если бы я еще знал — как», — подумал Хеллборн. Слава Будде, все достаточно просто. Руль, педаль газа как на автомобиле. Ура, работает! Так, развернулись… Все в порядке, доплывем.

Катер снова уткнулся в пляжный песок, и в этот момент опять заговорили орудия бронепоезда — только хвостовой части, но хватило и этого. Драконские артиллеристы успели пристреляться еще в ходе предпоследнего короткого боя, а наивные индюшатники на борту фрегата планировали капитулировать и расслабились… Все было кончено в несколько минут.

— Хорошо взорвался, — констатировал Паламедес, приложив ладонь козырьком ко лбу.

«Они собирались мирно сдаваться, а я довел их до могилы», — цинично подвел итоги «абордажного приключения» Хеллборн. Никаких моральных терзаний по этому поводу он не испытывал.

Это же индюшатники, сослуживцы Ла Бенева и воздушные палачи Кейптауна.

Виновны, ваша честь — казнить их огнем!!!

Загрузка...